- А чего же стесняться?
      - Ну... не знаю. Ты же знаешь папу - все у него не просто... Ничего, думаю, скоро это пройдет. Все, кушай, удачного дня, а я побежала.
      Мама повязала на голову шелковый синий платок и, чмокнув дочь, выбежала из дома.
      Днем явились из РЭУ с бумагами - дом решено выселять! Срочно! Без отлагательств! Он и впрямь был в чудовищном состоянии, балки и перекрытия прогнили настолько, что вот-вот могли рухнуть.
      По закону им должны были предложить три квартиры на выбор, но времени не было, и власти решили пойти выселенцам навстречу: выделили им целый подъезд в только что отстроенном элитном доме близ Покровских ворот. Дом с ума сойти: с зеркальными окнами, с башенками, с кухней в шестнадцать метров! Да место какое: старая Москва, Чистые пруды рядом, в общем, полный отпад...
      Квартиру отправились смотреть всей семьей, и результат этого осмотра привел к тому, что мама расплакалась, папа заявил, что с этого момента начинает копить на машину, дед слова не смог вымолвить, а бабушка разразилась нервной тирадой на тему: живут же люди... В её сознании никак не вмещалось, что в число этих людей входят теперь они сами... А Сеня... она ликовала! И только отсутствие Проши портило жизнь.
      Проша с их последней встречи и носа не показывал - исчез далеко и надолго! Сеня подозревала, что он может быть где-то рядом - больно уж подозрительно иногда с нужных мест исчезали вещи, а потом возникали там сами собой, точно и не вздумывали пропадать! Да и звуки некие подозрительные раздавались, особенно по вечерам: стуки, сопенье, пыхтенье... и под столом в углу скребся кто-то.
      Сеня упрашивала Прошу не дразнить её и появиться, а он, - если только, конечно, это был он, - ни в какую! Наконец, она разозлилась на него не на шутку: что за дела, мог бы и навестить подругу, тем более, как никак, он помог этой самой подруге пережить пару не слишком приятных минут...
      Однако, как Сеня ни боялась себе в этом признаться, Проша теперь занимал её гораздо меньше, чем прежде. Всем её вниманием завладел прикольный веселый Слон и... фотография! Вместе со Слоном они носились по городу с фотоаппаратом наперевес и снимали, снимали... Папа уговорил маму не препятствовать этому новому дочериному увлечению и закрыть глаза на то, что она по словам бабушки "болтается невесть где и не пойми с кем"... Ей выделили некоторые финансовые средства на покупку пленки. Слон худел на глазах - карманные деньги, которые парень обычно тратил на чипсы, булки и пиво, он теперь откладывал на приличную камеру. Костя вначале напрягся: как это так - друг ему с сестрой изменяет! - но потом расслабился, ведь ему самому теперь было не до Слона - роман с Любой, что ни день, разгорался все жарче!
      На следующий день после того великого дня, когда бабушка Дина подала им весточку о себе, Сеня со Слоном отправились на Рождественку - навестить матушку. Они шли пешком от Тверской по Страстному бульвару, и палые листья устилали им путь. Слон без остановки ей что-то рассказывал - о своих любимых музыкантах, о том, как правильно жарить шашлык на углях, о том, куда он больше всего хотел бы отправиться путешествовать и о всяком прочем - интересном для неё и не очень... Сеня слушала вполуха и улыбалась: сам факт, что она гуляет по Москве с парнем, был таким необычным, что к этому ещё надлежало привыкнуть... Было немножко нервно и все вокруг казалось каким-то новым, особенным, точно она впервые видела и этот бульвар, и дома вокруг и людей, спешащих мимо нее... Вот старушка на лавочке проводила их взглядом, улыбнулась доброй и немножко грустной улыбкой и задумалась о своем... Вот двое парней, шедших навстречу, смерили её пристальным оценивающим взглядом, а один восхищенно присвистнул...
      Неужели она и в самом деле может нравиться? Это же просто революция в сознании - никак не меньше! Вот Люба - да, красавица, слепому ясно... А она? Маленькая, худенькая, волосы вечно растрепанные ( хоть в последнее время она их щеткой чесала утром и вечером, чтоб не выглядеть разгильдяйкой неряшливой... ), глаза, вроде бы, ничего себе - большие и светятся, а вот общее выражение глуповатое... Как Сеня ни поглядит на себя в зеркало оттуда какая-то неуверенная физиономия на неё смотрит и моргает испуганно. А вообще-то она не трусиха и совсем не рохля - это ей Слон сказал! Он все восхищался, как она с Любкой дралась - Любка сама парням рассказала, как они с Ксенией познакомились... А что решилась бандитам негативы отдать это его вообще приводило в священный трепет. Он ей говорил иногда: "Сень, ты не девчонка, а эльф заколдованный!" Она могла бесконечно думать на эту тему, но они подошли к Трубной, и Слон спросил, куда дальше.
      Свернули направо, на Рождественку, поднялись по неровным ступеням старинной лестницы... Вот и двор, и церковь, надгробия каменные, деревянное строение вроде барака... Где-то здесь келья матушки, только Сеня никак не могла вспомнить, в какую именно из дверей они вошли. Помнила, на окне стояли горшочки с цветущей геранью.
      - Где же её окошко? - они медленно шли вдоль ряда махоньких окон. Тут кактус, здесь бегония, тут вообще ничего - пустой подоконник. Где же герани-то?
      - А может, это вообще не тот дом? Ты уверена, что мы пришли, куда нужно? - Слон расхаживал по дорожке взад и перед, покусывая пожелтевшую травинку.
      - Тот, другого такого и не было. Странно как... Я же тут накануне была.
      - Тогда давай постучим наугад в любое окно и спросим, - предложил Слон.
      Так и сделали. И окна выглянуло маленькое востроносое лицо пожилой женщины. Она болезненно сморщилась на вопрос о старушке-монахине:
      - Никаких монашек здесь нет давно. Да, монастырь восстановлен, служба идет, монахини проживают, но в этом доме монашек нет. Жили раньше, давно, ещё в советское время. А теперь мы, грешные, свой век доживаем...
      - А где живут монашки? - спросил Слон.
      - Там, в кельях, - женщина кивком указала на двухэтажные каменные строения ограждавшие монастырский двор.
      - Скажите... а не помните, как звали монашек, которые здесь в советское время жили? - спросила Ксения, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. - Не было среди них случайно Варвары?
      - Варвара? - женщина клюнула носом. - Была Варвара, точно была. Как раз по соседству с моей её комнатка. С ней история была жуткая - убили её. Кажется в семидесятых годах это было... да, точно, в семьдесят восьмом. В двадцатых годах монастырь закрыли и отдали под жилье. Клуб тут был милицейский, а в одно время даже заключенные жили... а некоторые монашки остались тут доживать. И в этом домишке Варвара жила, я её помню: славная старушенция. В чем душа держится, а все что-то делает, вертится, трудится... и откуда силы брала? Прежде была она казначейшей и хранила иконы бесценные. А угробил её сосед, он с другой стороны от её келейки проживал - вон там. Оказалось, он был членом банды, которая на церковных ценностях наживалась - ещё дело было громкое, когда через два года на таможне задержали коллекцию церковных сокровищ из ризницы Рождественского монастыря. А вы, что, родственники ее?
      Сеня со Слоном уверили женщину, что они не родственники, а просто интересуются историей монастыря, поблагодарили и пошли прочь.
      - Петь... а я ведь с призраком разговаривала, - вскинув горящие от возбуждения глаза, призналась Сеня.
      - А чего, дело нехитрое, - вовсе не удивившись, ответил Слон. - После той фотографии я вообще ничему не удивляюсь. Меня удивляет, почему некоторые вопят, когда речь заходит о чем-то таком необычном, - дескать, глупости, ничего нет, это всякие шарлатаны людям головы дурят... тупость вот эта, сечешь? Если чувак сам не видел, руками не трогал и в учебнике про это ни одного абзаца не сказано, значит, этого нет и точка! - так у нас народ думает. Не, такой взгляд давно устарел, сейчас наука с религией в одной упряжке идет. Пора просечь, что все, что прежде казалось мистикой, на самом деле та же реальность, как вот этот камень или вывеска на стене... Просто реальность сложнее, чем думают, и нечего убегать от неё в кусты, просто надо свое сознание пропахать, расширить, что ли... я по крайней мере так думаю.
      Сеня во все глаза глядела на своего приятеля: он впервые говорил с ней не в обычном шутливом тоне, а взволнованно и серьезно, и она поняла, что проблема реальности волнует его не меньше, чем её. Они единомышленники! Это было так здорово, что у неё прямо выросли крылья. Ведь теперь рядом с ней человек, с которым можно поговорить о том, что её так занимало - о мире тайном, о скрытом... Для кого-то он так же прост и понятен, как волновая природа атома, о которой прежде люди и понятия не имели... Вот бы во всем разобраться! Ведь теперь она может путешествовать в этот мир уже не одна...
      - Петь, а знаешь... я думаю точно так же! - выпалив это, Сеня вся залилась краской - это признание далось ей так нелегко, точно она признавалась в любви...
      - Классно, будем вместе копать в этом направлении. Глядишь, нароем чего-то такое, что у всех от удивления просто крыша съедет! Ладно, пошли я тебя провожу, помогу манатки собрать - вы же завтра переезжаете...
      Да, этот день был последним на старой квартире. Сеня с грустью обошла дворик, заглянула в беседку детского садика... Сбегала домой за фотокамерой, выскочила во двор и принялась щелкать, стараясь сохранить на память любимые уголки детства. Ветер рвал с деревьев последние вялые листья, кое-где деревья стоически боролись с неизбежностью, отстаивая до последнего свой золотистый нежный убор... Из раскрытой форточки квартиры на первом этаже рвался надсадный голос Шевчука, певшего мамину с папой любимую "Последнюю осень".
      Последняя осень детства! Что-то сжалось в груди, Сеня едва удержалась, чтоб не разреветься. Прощай, двор, квартира на втором этаже, сумрачные проходные дворы, суматошная Новослободская и тихий приют Миусского парка...
      Прощай, детство! Она знала, что неудержимо, с какой-то пугающей скоростью стала взрослеть, зимой, в январе ей стукнет четырнадцать... интересно, а когда Петя впервые её поцелует? И как это будет? Жуть как интересно... и страшно, да!
      Сеня поплотнее запахнула полы своей куртки, кивнула двору и вернулась домой. Всю мебель, кроме кроватей, уже перевезли с утра, оставались узлы и коробки. К вечеру, когда мама с папой, измученные до предела, вернулись после очередного рейса с партией узлов, сели ужинать. Костик все ещё дулся на сестру, но хлопоты переезда и предстоящая новая жизнь сгладили все: все обиды и острые углы...
      За столом помалкивали: новая жизнь - это прекрасно, но как-то ещё она сложится? Старый дом, хоть и обшарпанный, дряхленький, не позволявший скучать: то потолок осыплется, то потоп сделается, то обнаружится утечка газа, был родным, - сколько всего здесь пережито, сколько воды утекло... Он всегда защищал, пригревал их и что бы ни было, как бы тяжко ни приходилось, все в конце концов оканчивалось хорошо. Жизнь здесь текла потихонечку, помаленечку, ни шатко ни валко, и всех, в общем-то это устраивало. Главное, чтоб беды не было, а остальное - устроится... Перемены требовали немалых сил. И теперь семья в последний раз собралась за столом в этих старых стенах, чтобы попрощаться с ними, со старой жизнью, поблагодарить этот дом и поклониться ему...
      Сеня улегшись в постель, все-таки не смогла удержаться от слез. Дом он как живое существо, жалко с ним расставаться! Сколько здесь прожито целых тринадцать с половиною лет! Что там ждет впереди? Ей казалось, воздух здесь как бы застоялся, застыл и они начали задыхаться. Им всем нужны перемены, свежий воздух, движение... что-то новое, что поможет каждому не топтаться на месте, сделать шаг вперед. Смелый шаг! Да, Сеня знала: начинается новая жизнь... и все-таки плакала. Она не могла понять, как Проша мог оставить её, бросить на перепутье - ведь он даже не пришел попрощаться! Почему, за что, для чего, - она терялась в догадках.
      Она уже засыпала, как вдруг что-то теплое, мягкое коснулось руки.
      - С новосельем, Колечка! - проскрипел знакомый гнусавый голос.
      - Проша! А я уж думала... куда ты пропал?
      - Приболел я, - и домовой разразился хриплым надсадным кашлем. Простудился. Не хотел тебя заражать...
      - А разве от домовых вирус людям передается? - изумилась Ксения.
      - Еще как! А если честно, - он понизил голос и говорил теперь свистящим шепотом, - стушевался я. Стыдно мне стало. Столько бед я вам причинил... ох, и сказать нельзя!
      - Прош, перестань, все хорошо! Ты лучше подумай, какая у нас квартира шикарная!
      - Все равно, не домовой я, а гнус! Знаешь ведь, что от зла содеянного остается сгусток плохой энергии, как бы темное поле, которое просто так не уйдет, не исчезнет... Получается, что я могу только темные следы оставлять на земле... худо это. Вот я и хотел того - развоплотиться. В жертву себя принести.
      - Проша, зачем? Вспомни, сколько ты сделал хорошего?
      - Это да, этого не отнять. А хотелось-то больше! Значит, большего не дано, вот и ладно, вот и урок мне: нечего заноситься, в чистые лезть, сидел бы на своем месте и не высовывался! Ох, и переживал я, Сененыш, слов нет! Плакун-траву-то я не достал, исстрадался весь... И только когда матушка тебя позвала - моя Варварушка бедная, меня угрызения совести начали мучить. Что ж это, думаю: сижу сложа руки, а другие за меня мою работу делают семью мою из ямы вытягивают?! Да ещё в яму-то они по моей милости угодили... Тут так разозлился я на себя - страшно сказать! - и попер на прогнатого. Хорош, думаю, моих мучить, всему есть предел! Схлестнулись мы, только клоки шерсти летели! А тут - гроза! Ну и... в общем, нету теперь прогнатого - убило его.
      - Как это? Неужели гроза?
      - Молнией его поразило - только мокрое место осталось. Понятное дело: кто ж такого домового, который последнего беса злей, терпеть долго будет вот Бог его и покарал!
      Проша сидел в углу пустой комнаты, нахохленный, как птенец, кашлял и утирался мохнатой ладошкой.
      - Прошенька, давай я тебе чайку горяченького принесу, - засуетилась Сеня. - Ты скажи, что тебе для обзаведенья хозяйством в новый дом надо, может, посуду какую, чашки, ложки - я все сделаю.
      - Этого всего у меня завал! - отмахнулся Проша. - У меня тут, - он постучал себя по груди, - неполадки, а насчет хозяйства полный порядок.
      - Прош, ну миленький, отчего неполадкам-то быть? - развела руками Ксения, - В новый дом поедем, ты теперь с чистой совестью можешь в нем водвориться - узел-то ты развязал... Ну, хорошо, не ты, но все равно он развязанный, значит, нечего дурью маяться, надо новую жизнь налаживать. Брось дурить, Проша, я прямо не знаю, у кого из нас переходный возраст: у тебя или у меня?
      - Ох-хо-хонюшки... Ладненько, Сененыш, ты спи, поздно уже. А я все-таки себе простить не могу. Да. Так что... - он снова тяжко вздохнул и закашлялся. - И потом твоя мама уверовала, да и отец тоже, - вон как вам бабушка-то помогла! Так что тебе помощь моя теперь не нужна. Да ещё парень этот... не до меня тебе теперь. Не нужен я никому! - и он зафыркал так сердито и громко, что Сеня подумала, не плачет ли...
      - Проша, Прошенька, глупости не говори! Мои - это одно, Петя - другое, а ты - это ты! Тебя мне никто не заменит.
      - Ну, будет придумывать, тоже мне... фантазии в тебе много. Ладно, спи, а я лечиться пойду.
      Кашель стал глуше, глуше... Сеня спала.
      Рано утром, когда девчонка, умывшись, зашла на кухню, она застала маму за странным занятием: мама сметала пыль из углов в старый лапоть и приговаривала:
      - Дедушка домовой, властитель дворовой, вот тебе сани, поезжай с нами!
      - Мам, ты чего делаешь? - воскликнула Сеня.
      - Я... да, вот видишь - домового зову.
      - А где ты этому научилась, и лапоть откуда у нас? - у Сени в голове не укладывалось, что мама вдруг вспомнит о домовом...
      - Лапоть? В Измайлове на толкучке нашла. А заговор этот из фильма, я его с детства помню: кажется, это трилогия про детство Горького. Там его бабушка потихоньку эти слова нашептывает - у меня в памяти очень ясно все отложилось. Давай быстренько хватай тостик горячий, вот тебе чай, уж вот-вот машина придет.
      И точно - через две минуты раздался звонок в дверь. Машина пришла, последний рейс! Все забегали, засуетились... Притопал Слон, чтоб помогать грузить вещи, все погрузили, присели в опустевшей гостиной... поднялись, тронулись, мама в дверях не выдержала, обернулась... и не смогла сдержать слез.
      Бабушка с дедом уже уехали на такси, чтобы не видеть этих голых стен, этого гулкого пустого пространства... не рвать сердце в последние минуты прощанья.
      - Как человека хороним! - обронила тихонько мама, когда машина тронулась со двора.
      - Лелька, выше голову! - крепко обнял её папа. - Считай, все плохое кончилось, все хорошее впереди. Дом у нас теперь светлый, большой, просторный, такая будет и жизнь. Ты мне веришь?
      Вместо ответа мама папу нежно поцеловала, Слон с Сеней весело поглядывали на них: ужасно приятно было смотреть... Слон поглядел на Сеню с таким видом, будто нацелился последовать папиному примеру, она смутилась и отвела взгляд... Мимо них проносилась Москва... Москва!
      Прибыли, перетаскали вещи, кое-как побросали в просторных комнатах и сели чай пить. Всех ждал сюрприз: рядышком с Костей на новой кухне сидела... Люба. Она появилась, едва все приехали, ужасно стеснялась, все не решалась войти, но Костик ухватил её за руку и решительно втащил в комнату.
      - Мам, вы ещё не знакомы... Это Люба.
      - Очень рада, Люба, - мама и в самом деле радовалась: Костик выглядел повзрослевшим и несказанно счастливым. - Пойдемте чай пить.
      А Сеня потихоньку улизнула от всех и пробралась в свою новую комнату. Из окна внизу виднелась серебристая гладь пруда, по бульвару ползли машины, как разноцветные жучки, - высоко, двенадцатый этаж! Она поднялась на цыпочки и закружилась по комнате - радость переполняла ее... Внезапно, точно напоровшись на незримую стену, девочка остановилась. А Проша? Как он, где он? Решился ли переехать с ними?
      Внезапно ей на глаза легли чьи-то ладони.
      - Петя?
      Он! Подкрался неслышно, притянул к себе и... поцеловал. У неё даже голова закружилась - так это было непривычно и неожиданно. Она никак не думала, что первый поцелуй случится в пустой залитой солнцем комнате, а не вечером где-нибудь в парке, когда ничего не видно, в том числе её сияющих глаз...
      - Ох! - Петя вдруг дернулся и схватился за голову.
      Один из плафонов люстры, которую дедушка повесил с утра, отчего-то рухнул Пете на голову. Тюкнул его по затылку в самый неподходящий момент от такого запросто заикой сделаться можно! При этом плафон соскользнул на пол и притих там, покачиваясь, - целехонький, без единой трещинки!
      Оба замерли ошеломленные, глядя на это диво. На голове парня, как на дрожжах, росла здоровенная шишка. Он стоял, потирая больное место, растерянный и смущенный. А Сене не нужно было долго раздумывать, чтоб догадаться о виновнике этого странного происшествия.
      - Надо же! Дед его плохо закрепил, наверное... она потрогала шишку на голове парня и покачала головой. - Пошли, я тебе лед приложу.
      - Да, не надо, ерунда, само пройдет.
      - Ну, хоть йодом намажу. Иди в ванную, Петь, ну пожалуйста... я сейчас приду.
      Он с неохотой поплелся выполнять указание, а Сеня, фыркнув, уперла руки в боки.
      - Ну и что, ты думаешь, это хорошее начало, да? Зачем парня калечить? Он, что, тебе козел отпущения? Будешь на нем вместо прогнатого тренироваться?
      - Не сердись, Колечка, - прогнусавил совершенно простуженный голос. Не удержался я. Чего он руки распускает? Ты за него не боись, я его трогать не буду, только знай, что если он чего лишнего будет себе позволять, я того... не сдержусь. Домовой я все-таки или кто?
      - Сеня, что с Петей случилось? - заглянул в комнату дедушка. Говорит, плафон соскочил. Странно, я же люстру как надо прилаживал. Дай-ка посмотрю.
      - Погляди, дедушка. А с Петей... здорово его приложило, конечно.
      - Ничего, до свадьбы заживет! - появился сияющий Слон, от которого за версту несло йодом - мама уже поработала!
      - Все к столу, пирог разогрелся! - крикнула мама.
      Дед приобнял Петра за плечи и повел дегустировать фирменный мамин пирог с рыбой. Сеня на минутку задержалась в комнате. Она достала из своего рюкзака небольшой сверток, развернула... это была фотография бабушки Дины в красивой старинной рамке с подставкой. Она глядела на внучку и улыбалась. Сеня поставила её на подоконник, вздохнула...
      - Неужели же так бывает? - шепнула она в пустоту. - Я и не думала, что жизнь такая чудесная!
      - Что ты, Ксенечка... - прошелестел простуженный голос, - на самом деле в ней больше чудесного, чем в самом волшебном сне!