- Как это... сам себе поможет?
      - У каждого из нас - свои слабости. Они проявляются в похожих жизненных ситуациях, которые повторяются снова и снова, чтобы мы могли их увидеть, понять, в чем наша слабость. Ага, вот оно! - осеняет вдруг человека, - тут опять та же ловушка, тот же тупик, в который я угодил! А почему? И он начинает думать и следующую похожую ситуацию разрешает иначе, по-новому. Значит, он освободился, изжил какой-то свой грех... Я понятно говорю?
      - Очень понятно, матушка!
      - Часто грех отца или деда передается сыну, но уже удвоенным, утроенным, - знаешь, как снежный ком, - потому что отец или дед не сумели его отработать, изжить... передается, чтобы тот поработал за них обоих. И опять повторяются похожие ситуации, ему как бы указывают: будь внимателен, вот твое испытание, взгляни на себя со стороны. А подумай, не повторяется ли с отцом что-то похожее, не угодил ли он в ту же самую западню, что и недавно?
      - Да, да, точно! Сейчас, сейчас, я почти уловила... Да, летняя история, когда дедушка просил папу не связываться с Валетом, его приятелем, тот предлагал отцу за срочную съемку большие деньги. Папа все же связался, и мы жутко влипли.
      - Ну вот. А теперь? То же самое. Мама просит его отдать негативы, не лезть на рожон, а он?
      - Уперся и ни в какую! Значит, ему нужно научиться уступать?
      - Да, не упрямиться. Упрямство делает человека слепым, и он почти наверняка проигрывает. Во всяком случае, заметно слабеет. А всякая битва требует силы. А как думаешь, какая наша самая главная битва?
      - Н-е знаю...
      - Жизнь! Пойми, Ксаночка, моя помощь - только нужное слово, поддержка, подсказка - действовать-то придется самой. Никто за тебя твой путь не пройдет - а иначе это будет уже не твоя жизнь. Ты сама должна научиться вышивать свой незримый узор, в нем душа отражается. И вышивать надо так, чтоб узор получился осмысленным и красивым. К несчастью у многих он только путаница узлов и рваных ниток... Но я верю, что у тебя получится. Ну что, попробуешь?
      - Да... попробую, - Сеня взглянула в глаза своей собеседнице, их взгляды встретились, и она поняла, что матушка любит её, как свою, родную и... надеется на нее. И этой её любви, этой вере она никогда не изменит!
      Что-то как бы перевернулось в ней - словно до сих пор вся она была покрыта каким-то невидимым панцирем, который сковывал и мешал дышать, а теперь он треснул и выпустил душу на волю. И Сеня рассмеялась - так, как будто впервые увидела мир, светлый и радостный, - мир, который принадлежал ей...
      - Ну вот, видишь - все у тебя получится. Если сама сумеешь развязать этот узел, значит, уже начала вышивать. Это и будет твой первый стежок первый шаг к себе настоящей! Увидишь, какие силы появятся, как хорошо будет жить... Но теперь - главное. Проша!
      Матушка нахмурилась и взмахом руки как будто бы отстранила невидимую тень, павшую ей на лицо. И лицо её вновь прояснилось.
      - Я тебе говорила, что не рада этому вашему союзу. Не детское дело лечить домовых...
      - А что, Прошу нужно лечить? - Сенины глаза округлились от удивления.
      - Еще как! Он нуждается в помощи.
      - Но ведь он столько знает... Он же дух! Разве духам нужна чья-то помощь - они же всевластны!
      - Ну, не все и вовсе уж не всевластны. Любая сила, в том числе и духовная знает свой предел. Он ведь говорил тебе об иерархии сил, о том, что домовые - низшие духи.
      - Да, говорил.
      - Ну вот, каждому - свой удел, своя работа дана. И на этой своей делянке - ох, сколько потрудиться надо, чтоб что-нибудь путное получилось... А Проша - он скакун! С одного на другое перескакивает. Твердости в нем нету. И зазнайства много.
      - Но ведь... он же светлым хочет быть! Хочет очиститься! Разве это плохо?
      - Что ты, девочка моя, это прекрасно! Но нельзя, бросив свою делянку, не пропахав её в поте лица, кинуться на другую, да ещё - почище, получше! Это не путь, а так - одно пустое мечтание.
      - Значит, Проше не достичь того, чего он хочет? Не примут его снова... светлые? Не простят?
      - Детонька, да с радостью приняли бы! И простили. Только он сам этой возможности не дает. Ведь любой результат когда получается? Когда работа идет. Так - и в делах мирских, так - и в мире бесплотном. Ведь любое просветление, искупление - это работа души. Невидимая работа. Самая главная! В ней - суть всего, чем земля держится. Для того она и создана наша земля!
      - Для этой невидимой работы?
      - Для нее. Весь мир, видимый и невидимый - это только движение по лестнице. Вверх или вниз. Как уж душа пожелает! А Проша... он не может подняться, потому что даже на своей ступенечке едва-едва держится. Подвел он своих - семью, которую ему доверили. Подвел, потому что не удержался взял на себя слишком много, и ноша эта ему не по силам пришлась...
      - Это когда последний в той прежней семье Прошу с собой в новый дом не позвал? А Проша обиделся и сам от него отвернулся?
      - Еще раньше. Когда семья разделилась и Варвару-монахиню казначейшей назначили. Это её служение великих сил требовало. Множество бесов ринулось к ней, чтобы душу её погубить и завладеть святыми реликвиями Рождественского монастыря. Развеять их в прах, потому что в них сила великая, а для демонов - неминуемая погибель. Началась эта битва давным-давно и длится она до сих пор...
      - И душа ее... она погибла?
      - Слава Богу, выстояла! Высоко она взошла по невидимой лестнице душенька Варина! А в миру смерть она приняла мученическую.
      - И в этом виноват Проша?
      - Отчасти да. Раз уж взял на себя заботу - души людские строить, так с него и спрос! Взялся за гуж, как говорится... а он и не сдюжил! Это ведь удел ангелов - души хранить. А Проша полез, не зная броду, вот и влип как кур в ощип! Теперь мается, не знает нигде покою... И тебя будоражит.
      - Да нет, матушка, он хороший! Он...
      - Это хорошо, что ты друга своего защищаешь. Но раз ты от него не отрекаешься - берись за дело. Решай: по силам тебе не человеку даже, а духу помочь? Справишься?
      - Я не знаю... - Сеня закусила губу. - Матушка, я очень хочу помочь, но...
      - А раз хочешь - сможешь! И потом без помощи свыше тебя не оставят. Разве эта наша встреча случайная?
      Сеня изо всех сил замотала головой. Глаза её с надеждой глядели на матушку.
      - Вот видишь, сама все знаешь. Наше время кончается, поэтому скажу тебе очень коротко. Проша часто говорит одно, а делает другое. Мечется его душенька, места себе не находит. Поэтому, раз уж он выбрал твою семью, так тому и быть! Пускай успокоится и при доме будет. Но ты должна помочь ему очнуться, в себя прийти. Действовать, а не ныть. Мысль, а вслед за нею действие - только тогда толк будет. Конечно, если мысль не безумная, а сердцем поверенная - той искрой живого огня, который тебе всегда правду укажет...
      - Матушка, с чего ж мне начать?
      - С самого простого. На себя тебе поглядеть нужно. Ты вот винишь своих домашних, что в доме безрадостно, а от тебя-то самой много радости? Или все тебе её должны как на блюдечке подавать - радость-то... С себя всегда начинай, не с других - увидишь как все добром повернется. А своих - их не осуждать, их любить надо. Просто любить! Только этому делу всю жизнь учатся.
      - Какому делу? - не поняла Сеня.
      - Любви, - улыбнулась матушка и рассмеялась, глядя как опешила девочка.
      - Но ведь это же самое простое! Это все могут. Разве я своих не люблю?
      - Пока не очень. Ты хочешь любить, но ещё не умеешь. Говорю тебе, это наука трудная. Чтобы постичь её, нам жизнь и дается. Вся жизнь! А ты помаленечку, потихонечку начинай. Пытайся своих получше понять и не винить их за то, что они не такие как тебе бы хотелось. Что у них свои представления обо всем - не такие как у тебя... Вот это будет твой первый шаг.
      - Матушка, но как же мне с этим узлом-то невидимым быть? Папе ужасная опасность грозит, вы же знаете!
      Матушка молча кивнула, лицо её сделалось строгим.
      - А как быть с негативами? С Любой, в которую Костик влюбился, - это ж её семью мучает изгнанный домовой... Как папе помочь? И Проше? Ой, я совсем запуталась!
      - Пойдем-ка, я тебя провожу, - поднялась матушка.
      Они вышли во двор и двинулись к выходу на Рождественку. Возле старой лестницы, чьи покосившиеся каменные плиты спускались вниз меж разросшимися кустами сирени, матушка остановилась и снова крепко обняла Сеню.
      - Не волнуйся, девочка, все будет хорошо! Иной раз кажется, все так худо, что выхода нет, а глядь - он тут как тут! Само собой все разрешается... хотя ты уже понимаешь, что в жизни ничего не бывает просто так и само собой, - значит, и сама постаралась, и помощь свыше пришла... И все же предупреди отца, чтоб ни в коем случае не связывался с этими людьми. Скажи, сердце твое беду чует... Найди Прошу. Он сам тебе не явится - он совсем раскис, силы его покинули. Ты его встряхни хорошенько и скажи, что новая его семья, которую он назвал своей, в большой опасности. Все повторяется! Перед этим он не устоит. А теперь слушай внимательно. Это самое важное.
      Матушка заглянула Сене в глаза и та вздрогнула, встретившись с её нездешним, загадочным и в то же время по-детски открытым взглядом...
      - Что ж вы о бабушке вашей позабыли?
      - Как позабыли? Папа только о ней и думает, высох весь, мается, места себе не находит. Мне кажется, что и упрямится он из-за этого. Дескать, что теперь, - когда мамы нет, все равно... И моя мама мучается, переживает за бабушку.
      - Ну вот, все мучаются, вместо того, чтобы радоваться...
      - Радоваться?!
      - Конечно! Бабушка Дина теперь свободна, ей привыкнуть к новому нужно, а её отвлекают. Грех это!
      - В чем грех? - не поняла Сеня. - В том, что мама с папой горюют?
      - Ну да. Смерть - это освобождение, начало пути, а вовсе не конец. И путь тот долгий... почти бесконечный. Наш земной - только короткое путешествие, полное горестей и испытаний. Как учеба, что ли... А тот путь связан с тем, чему здесь на земле научились, насколько высоко сумели подняться... не в смысле достатка и успеха - в духовном смысле. От того, что ты здесь наработал, зависит, откуда ТАМ свое путешествие начнешь... Много у Бога селений небесных. А близкие, те, что тут на земле остались, путнику помогать должны.
      - Как?
      - Молиться за него, поминать, молебны в церкви заказывать. Чтоб помочь переходу свершиться, облегчить душе путь... А вы думаете о поминальном столе, еде и питье больше, чем о самом умершем. Он же не умер! Он помощи ждет. На вас надеется, а вы бездействуете. Одни рыданья, сопли и вопли... Так не годится! Бабушка уж и так, по мере сил там за вас хлопочет, а вы думаете, её больше нет. Просто её нет рядом с вами, а она как была, так и есть, только иная, преображенная...
      - Я знаю, что бабушка не умерла, то есть... умерла, но только для этой жизни. А вот папа...
      - Бабушка твоя и сейчас заботится о твоем отце, думает, как помочь ему, чтоб глаза у него открылись... Ну ладно, не будем об этом, главное ты поняла? Бабушка твоя была верующая, а вы её самой верной помощи лишаете. Действуй, девочка!
      - Ох, так все сложно! Не знаю, получится ли у меня...
      - Об этом даже не думай - все у тебя получится. Ведь тебе поможет твой ангел хранитель. И еще. Слушай голос своего сердца. Оно тебе всегда правильный выбор подскажет. Доверься душе своей светлой и ничего не бойся. Тогда тебе все будет по силам! Как говорят, на Бога надейся, а сам не плошай! У Него нет других рук, кроме твоих...
      - А вы... Матушка, мы ещё встретимся?
      - Я всегда буду тебе помогать. А встретимся ли... Бог знает. Сейчас крайний случай. Потому мне и велено было помочь тебе. Но хорошо бы, чтоб в такие передряги ты больше не попадала!
      Матушка поцеловала Сеню и слегка подтолкнула вперед - к Трубной.
      Глава 13
      ЖАР
      Сеня добралась до дома, как во сне. Все вокруг плыло, голова гудела, город, прохожие расплывались, словно в густом тумане. Похоже, у неё начинался жар, вирусный грипп или что-то ещё в этом роде... Ксения была сама не своя, все чувства смешались, мысли спутались, она сейчас плохо соображала, точно её мыслительный аппарат перекалился от сверхусилий и излишнего напряжения.
      "Что я должна сделать? Что я должна теперь сделать?" - назойливо стучало в висках, и мысль эта была привязчивой, как оса.
      - Найти Прошу, - шевелила она еле слышно припухшими губами, - а как его найти? Ой нет, я сейчас ни на что не способна, надо сначала переварить услышанное... Да, а Люба?! Я о ней совсем забыла. Как она там - побитая, вся в синяках... Я же сказала, что дам Косте её телефон, он позвонит и поможет, а до сих пор не дала. Не сдержала слово, не сделала главное, ох, вот балда! Колода бесчувственная!
      "Ну да, - продолжала она уже про себя, кое-как дотащившись от метро до дому и медленно, через силу поднимаясь по лестнице, - вчера целый вечер у нас проторчал этот Слон. А парень он в общем-то ничего себе: веселый, не злой. Странно он как-то на меня вчера поглядел, когда я картошку чистила... может, юбка задралась? Да нет, вроде все было в порядке. Мама бы сразу сказала, если б что-то было не так... Ну и что, что Слон - нечего себе искать оправдания, нужно было Костика отозвать в сторону, рассказать про Любу и передать её телефон. Что теперь Люба подумает? Что я - трепло, а Костик вовсе её не любит - вот что! И будет права. Я по крайней мере, так бы подумала... И потом Слон вообще не помеха - он свой, и потом он от Костика знает, что тот в Любу по уши втрескался! Ох... кажется, дошла!"
      Она достала ключ и стала ковырять им в замке - руки так ослабели, что ключ все никак в скважину не попадал... вдруг дверь сама собой отворилась и на пороге возник папа, мрачный как туча.
      - А, пришла, проходи... - буркнул он, не глядя на нее. - Только не пугайся!
      Сеня шагнула... и ахнула! Все в доме было перевернуто вверх дном.
      Вся мебель сдвинута, картины сброшены на пол, содержимое шкафов и ящиков письменного стола разбросано по всей квартире, посуда перебита, книги порваны... Жуткое зрелище, страшно смотреть. Значит, пока в доме никого не было, к ним проникли и все перерыли.
      Негативы! Сеня кинулась в свою комнату, расстегнула молнию на пузе у мыши... есть! Значит, в детской комнате поискать потщательней не догадались. Ну и дела, что же дальше?! У Сени мурашки побежали по коже. Ведь на этом гады не остановятся! Какой их следующий шаг? Ей захотелось куда-то спрятаться, зарыться подальше, но она хорошо понимала, что это не выход.
      Понурясь, ссутулившись, она двинулась по коридору, собирая по дороге разбросанные тряпки, безделушки и книги. Да, жалко квартиру, любимые вещи, но особенно жалко родителей. Мама рыдала на кухне, возле неё суетился дед. Бабушка стонала, лежа на диване в гостиной. Папа метался между обеими. На нем лица не было.
      - Мамочка! - Сеня рванулась к маме, прижалась к ней, обняла.
      - Милая моя, вот ведь как... - мама всхлипывала, как девчонка, губы её дрожали.
      Она рассказала, что взломали замок, когда в доме никого не было: мама была в издательстве, папа - в родном институте, а бабушка с дедом поехали в гости к Марии Леонидовне и Наташе - двум замечательным женщинам, маме и дочке, с которыми познакомились летом на даче. Сеня с Костиком - в школе, так что бандиты все рассчитали точно. Интересно, откуда узнали о планах семьи: у них, что, в доме подслушивающее устройство? Мама металась, как пойманная птица. Но Сеня видела: ей плохо даже не из-за этого обыска, мама в ужасе оттого, что молитвы её - без ответа.
      - Мамочка, все хорошо, ты не волнуйся, это ещё ничего не значит, просто хотели найти эту пленку проклятую... никто ведь не пострадал, все живы! Значит, твои молитвы услышаны, - прошептала девчонка маме на ушко.
      Она ужасно боялась, что мама подумает, что Бог не принял её молитвы! Нет, только не это. Все можно исправить, со всем можно свыкнуться подумала Сеня, - но если мама сложит крылья, потеряет надежду, её душа скорчится. Засохнет. А разуверившуюся душу не оживишь...
      - Ну че делать будем? - в дверях кухни вырос мрачный угрюмый Костик. Я предлагаю всем перебраться к тете Марготе. А тебе, отец, надо как-то связаться с этими фотолюбителями и отдать свои хреновы фотки. Мало, что одна бабушка умерла, так сейчас и другой не будет - баба Инна там хрипит уже...
      - Не смей так разговаривать! - зашелся в крике отец. - Фотки! Да, как ты смеешь...
      - Смею! - заорал Костик. - Кого ты из себя корчишь, чистоплюй, правдоискатель хренов! Тебе хорошие бабки предлагали, можно было спокойно взять, ведь этим ты никого бы не предал... так нет! Сдохнем, но ни пяди своих убедений не отдадим, - так, да?! Ты погляди только на мать! На бабку... Ведь они от тоски усохли уже! Так и будем сидеть в дерьме по уши, картофельные шкурки считать и на блошином рынке одеваться?! Это же стыдно... Стыдно, пап! Ну зачем ты, зачем?! - Костик не выдержал - зарыдал и выбежал вон из кухни.
      Папа медленно осел на табурет возле мамы. Обнял её. Опустил голову к ней на плечо. И глухо, каким-то неживым голосом обронил:
      - Он прав!
      Сеня не могла больше на это смотреть и выбежала из кухни. Ворвалась к брату.
      - Зачем ты так, это подло! Отец... он не такой как все! А ты хочешь, чтобы он стал, как все эти морды. Хочешь, да? Ур-род! А я ему... я еще... на, подавись! - и Сеня вынула из кармана джинсов и швырнула брату в лицо заветную бумажку с номером.
      Он медленно развернул её, поднял глаза... Сеня плакала, сидя на полу, уткнувшись лицом в валявшуюся подле неё вышитую подушку.
      - Это чей... телефон? - краска медленно заливала его лицо.
      - Чей-чей? Сам не догадался?
      - А ты... откуда он у тебя?
      - От верблюда! - мрачно бросила Ксения, не глядя на брата. - Мы с Любой твоей теперь подруги. То есть, сначала я ей хотела мозги вправить, чтобы не задавалась и мы... ну, немножко поцапались. А потом подружились. Вот так. И ей твоя помощь нужна. Так что ты ей позвони - она тебе все расскажет. Зашел бы к ней, она ждет.
      - Я! Ты... - Костик вскочил, заметался. - Откуда ты про неё узнала?
      - Слушай, братик, не бери в голову! Лучше подумай, как помочь Любке, она в передрягу попала. По-моему, сейчас время какое-то дико передряжное, у всех одни неприятности. И пойди извинись перед папой. Разорался как свинья, лучше подумал бы, что нам делать...
      - Слышь, Сеновал... ну ты ваще! - Костик не находил слов. Чуть успокоившись, он смог связно выражать свои мысли, правда с большим трудом. - Ты можешь толком мне объяснить, что у вас было с Любой? Что она думает... и вообще.
      - Ох, ну ладно. Только сначала пойди извинись, а то ничего говорить не буду.
      Воистину это был день переговоров. Сеня рассказала брату о своей встрече с Любой, умолчав о прогнатом домовом, который в её семье воду мутит... Мама с папой и бабушка с дедушкой совещались на кухне. Костик позвонил Любе и проговорил с ней не меньше часа... Только Сеня ни с кем не разговаривала - из головы не шел сегодняшний разговор с матушкой, от которого она до сих пор не могла толком прийти в себя.
      Она сказала, бабушка ТАМ за них хлопочет. А откуда матушка знает? Откуда она вообще о них столько знает, - Сеня только теперь задала себе этот вопрос. И про Прошу, и про папу с мамой... Разве бабушка Дина знала о Проше? Ну, положим, каким-то чудом узнала: или Сеня проговорилась во сне или бабушка случайно Прошу увидела в её комнате... Но ведь для других он невидим! И потом, она никогда от бабы Дины не слыхала о матушке. Не было у той знакомой монашки, не было, хоть убейся! Когда же они познакомились? И почему в таком случае бабушка эту дружбу от всех скрывала? Нет, просто голова кругом, ничего не понятно!
      Она решила отложить выяснение всех этих странностей на потом, когда в голове немножко прояснится. Матушка велела ей как можно скорее разыскать Прошу. Сеня и сама больше всего на свете хотела бы этого, только как его отыскать? Он сказал, сидит в каких-то развалинах, так пойди-ка найди это место! Скорее всего, оно где-то неподалеку, поблизости. Что ж, остается ухватиться за эту единственную зацепку.
      Розыски Проши пришлось отложить - нужно было помочь родителям в доме прибраться. Костик с удвоенным рвением взялся за дело - в душе он чувствовал себя виноватым и старался, как мог, искупить вину перед отцом.
      - Ксана, Костя, кладите в этот чемодан все самое необходимое! - отец притащил в Сенину комнату старый потертый дедушкин чемодан и брякнул на пол посреди комнаты. - Все, хватит испытывать судьбу, едем к тетке!
      - Коля, погоди! - мама мягко остановила отца, подняла чемодан. - Сам подумай, это ничего не изменит. Нас найдут и на краю света, если уж на этой пленке свет клином сошелся! Зачем подставлять Марго? Нет, мы останемся здесь.
      - Леля, нельзя же так, мы должны обезопасить детей. И я... ты пойми, после всего уступать этим тварям совсем позорно! - отец проговорил это уже не слишком уверенно, голос дрогнул и, обхватив голову руками, он рухнул на Сенину кровать.
      Мама кивками велела детям испариться, и принялась утешать папу. Костя плотно прикрыл дверь в комнату и пожал плечами.
      - Н-да, тут сам черт ногу сломит! Ладно, пока суть да дело, я сваливаю. Позвонит Слон, скажи, чтоб вечером приходил - пленку проявим.
      - Да, я так тебя и не спросила: как ваша съемка? Сфотографировали окно?
      - А то! Думал вернусь после школы и сразу займусь проявкой, а тут - на тебе... Ну все, побежал!
      - Ты к Любе? - Сеня встревоженно поглядела на брата.
      - Ну, ясно! Пока, Сеновал, не тушуйся, прорвемся не глядя! - брат набрал в легкие воздуха, как перед прыжком в воду, резко выдохнул, напялил куртку, кроссовки и помчался по лестнице вниз.
      Дробный топот ног... тишина... Ох, что с ним будет? Как-то встретят его разъяренные Любины родичи? Ведь брат собирался взять вину за её синяки на себя... Да ещё там, в той квартире этот отморозок-домовой... Еще вздумает отомстить Проше, сделав Костику какую-то гадость особую... ногу ему сломает или заикой сделает - с него станется...
      Нет, так жить нельзя! Сеня, опустив голову, поплелась на кухню пить чай. Об обеде, ясное дело, не могло быть и речи - не до обеда сейчас! Голова раскалывалась, даже чуть-чуть подташнивало, видно, сказывались перегрузки этих последних дней. Или в самом деле она где-то грипп подхватила? Мужик сегодня в метро всех вокруг обчихал, от него все пассажиры шарахались! Но не может быть, чтобы вирус прижился так скоро ещё и двух часов не прошло. Нет, тут что-то другое. Может в школе на днях заразилась? Эпидемии гриппа вроде нет еще, но первые заболевшие пташки уже появились. Сене болеть не хотелось - совсем недавно столько времени провалялась в постели, только выздоровела и опять двадцать пять... Нет, нельзя раскисать, кто сказал, что она грипп подхватила, - нужно надеяться на лучшее...
      В кухне появились мама с папой какие-то тихие и просветленные. Интересно, что они в итоге решили? Сеня хотела было их расспросить, но с радостью исполнила мамину просьбу - потопала к себе в комнату. Ох, как же жарко натоплено! Батареи жарят вовсю! На улице теплынь - пятнадцать градусов, а топят как в январе!
      Душно... Окно бы нараспашку открыть... Она зевнула, прилегла на кровати, укрылась пледом. Подумала, что хорошо бы помочь родителям в ванной прибрать - там такой бардак! И ещё пособить маме на кухне... Глаза у неё слипались. Через минуту Сеня спала.
      Проснулась она оттого, что кто-то ласково гладил её по головке, как маленькую.
      - Мама? - девчонка сонно заморгала глазами, попыталась приподняться на локте, но без сил снова вытянулась в кровати.
      - Лежи, лежи, Колечка, - зашелестел над ней знакомый надтреснутый голос. - От таких волнений и здоровый мужик с ног повалится. Да уж, досталось тебе! Ты меня уж прости, беспутного...
      Проша! Он колыхался в воздухе подле её кровати, охал, постанывал, всплескивал ослабевшими ручками, а по сморщенной кожице на щеках катились крупные голубоватые слезы.
      - Прошенька! - Сеня рванулась к своему другу и свалилась бы на пол такая слабость вдруг её охватила, если б он вовремя не поддержал и не водворил на подушки.
      - Э, ты не дергайся! - велел он ей, грозя кривеньким пальчиком. Ослабла ты очень. Эка, температура какая высокая у тебя! Лежи, а я тебе сказочку расскажу.
      - Прош, ну какие сказочки, смеешься ты, что ли?! Мне уж скоро четырнадцать! Ты лучше скажи, что делать, какие новости и вообще...
      - Новости, говоришь... Ох-хо-хонюшки! - домовой вздохнул и с хрустом почесал за ухом. - Честно сказать, не знаю, что и сказать... вот видишь, даже говорить разучился. Плохо у нас, Сенчик. Совсем плохо. Прогнатый ни в какую мириться не хочет. Уж я и так с ним и эдак, все хожу - прощенья прошу. Вьюсь вкруг него кругами, словно птах какой... а он... а! - Проша махнул лапой, отвернулся и шмыгнул носом. - Раздулся весь от обиды, распух, как пчелиный укус, а я, видишь, что ни день, только все больше сдуваюсь. Прямо как шарик. Он из меня силы пьет! Не домовой, а вампир форменный. От меня уж почти ничего не осталось, ты только посмотри - весь усох, скорчился, кожа висит, как тряпочка. Ужас! Говорю ему: я, мол, перед тобой виноват и прими мои смиренные извинения, а место твое - квартира, то есть, свободно, возвращайся и живи как и прежде... А он пыжится, дуется и - ни в какую! Уж не знаю, как его ублажить теперь.
      - Хватит его ублажать! - решительно заявила Ксения. - Когда ты его из дому выгнал и он пострадал, его было жалко, а ты перед ним виноватый был это ясно. А потом что? А то, что из прогнатого он отморозком сделался - ни на какие уговоры не идет, домашних душит, тебя извел, извинений не принимает, простить не желает... а чего он желает, собственно? По-моему одного: всех подряд извести! Ему уже не квартира важна, не дом свой исконный насиженный, - ему важно силу свою показать. Прош, пойми, он куражится. Что, я не права?
      - Права... - обречено вздохнул Проша.
      - А раз так - он уж и не домовой вовсе, а чистый бес! То есть, совсем нечистый. А с бесами у нас простой разговор - мочить их надо, не глядя... то есть, биться до победного. По-моему только так и не морочь себе голову. Ты, Проша, этим чувством вины уже так себе голову заморочил, что форменного беса от обиженного домового отличить не можешь. Все мы меняемся, преображаемся, разве не так? Ты ведь мне говорил?
      - Ну, говорил...
      - А значит, прогнатый окончательно преобразился в темную сторону. Ты к чистым лезешь, а он в демоны затесаться хочет. Ну, сам посуди, разве я не права? Это ежу понятно! А что мы против демона можем? Думай, соображай!
      Проша вдруг захныкал, поджал лапки, колобком скатился с кровати на пол, скукожился, свернулся калачиком и весь затрясся от горьких рыданий. Сеня кинулась к другу, забегала, засуетилась вкруг него, не зная, как его успокоить. Наконец, решилась, и бережно подхватив под голову и задние короткие лапы, подняла, прижала к себе, как ребенка, и стала укачивать. Проша затих, уткнулся носом в её плечо и засопел, довольный и успокоенный . А Сеня укачивала его и думала, как помочь незадачливому бедолаге нечистику, который водворился в её семье, чтобы жизнь в ней наладить, а сам так запутался, что сохнет теперь на глазах. Того и гляди развоплотится... Ну уж нет, она этого не допустит, на то они и друзья!
      - Я вот думаю, - Проша высунул голову из-под её руки, - может, мне перемолодиться, а?
      - Это как? - опешила Сеня.
      - У нас так принято. Когда кто-то из домовых доживает до глубокой старости, - а стареем мы жутко медленно, ты же знаешь, - его силы слабеют, энергия иссякает... ну, как у всех! И тогда собирается целое скопище бесов, ведьм и нечисти всякой и домового перемолаживают. Это целый обряд сложный такой. Не все через это проходят - многие и погибают. А те, которые благополучно прошли, на особом счету: поручают им юных воспитывать. Вот я и думаю, может, мне выскочить из петли этой, попросить, чтоб перемолодили, а то иссяк я совсем...
      Домовой соскользнул на пол, заложил лапы за спину и засеменил по комнате, одним глазком прищурившись, а другим поглядывая на девочку острым блескучим глазком.
      - Прош, ну что ты такое несешь! - возмутилась Сеня. - Зачем от своего предназначения увиливаешь? Сам же мне говорил, что свыше тебе предназначено к людям вернуться. И не просто к людям - в семью! А ты что? Мы тут, можно сказать, того и гляди окочуримся , невесть что в доме творится, мафия наезжает, весь дом вверх тормашками, а ты - перемолаживаться... Нехорошо это... плохо! Перемолаживайся на здоровье - скатертью дорожка, только больше меня не мучай! Я же так привязалась к тебе, беспокоюсь за тебя... У меня от этих волнений температура поднимается!
      И Сеня рухнула на кровать, зарылась лицом в подушки и слабо отбивалась от Проши, который рванулся к ней, чтобы её успокоить.
      - Сенечка, лапушка, все, не буду, не буду! Сама знаешь, заносит меня! Я и не подумал бы перемолаживаться, пока вашу семью в порядок не приведу... ох! А температура у тебя - точно от волнения. Коловрещенье ума! Сроду оно никому пользы не приносило...
      - В порядок приведешь, как же... - из-под подушки вынырнуло Сенино зареванное лицо. - Какой тут порядок, когда родичи скоро от волнений помрут наверное! Ты папу видел? Маму видел? И что? Вот именно - смотреть страшно! А ты сидишь, сложа руки, и думаешь, как бы сбежать.
      - Колечка, ты... пфу-пфу-пфу, - зафырчал домовой, - ты это - того, загнула! Я понимаю, ты вся изволновалась, измучилась... Ладно, ты пока подремли, а я буду думу думать.
      Сеня послушно кивнула и уронила голову на подушку. Температура у нее, похоже, на самом деле здорово поднялась. Проша сидел на краю кровати, положив лапу на её пылающий лоб, фырчал, сопел, чмокал губами, подскакивал... и наконец с победным воплем так подскочил, что Сеня от испуга шарахнулась в сторону и здорово приложилась лбом об стенку.
      - Нашел! Ура, Сененыш! Ты не тушуйся, прорвемся, всех гадов прогнатых и прочих подавим!
      - Правда, Прош? Ты не придумываешь?
      - Не пойму только, как мне раньше это в голову не пришло - это ж самый простой и известный способ! Правда, я все думал, Тарас мне простит и сам одумается, думал все добром разрешить...