Между тем, благополучно завершив спуск в колодец, Сеня с Мамукой двигались по дну туннеля по колено в воде, освещая себе путь пляшущим светом фонарика. Сеня совсем не помнила, как оказалась в жилище Проши, она тогда была как бесчувственная, и до места её благополучно доставил домовой. Теперь их вел Лапекак, порхая впереди бесформенной неуклюжей бабочкой. Идти им пришлось недолго: за очередным поворотом - четвертым или шестым, Сеня сбилась со счета! - показалось небольшое углубление наподобие ниши в стенке туннеля. Оно было занавешено знакомой драпировкой, похожей на гобелен.
      Она решительно оттеснила Лапекака, откинула ткань и шагнула внутрь. Оба её спутника - мальчик и неприкаянный дух, последовали за ней.
      В Прошином прибежище было знобко, сыро и полутемно. Только слабо мерцал холодный зеленоватый свет. Вся мебель оставалась на своих местах, только хозяина нигде не было.
      - Проша! - тихонько окликнула Сеня. - Прошенька, где ты?
      Ей было не по себе. Ведь где-то тут Сам! Если он может даже с домовым сладить, то уж с ними-то...
      - Тут он, чую я, - так же тихо, каким-то не своим голосом сообщил Лапекак. - Похоже... точно, он в кресле. Да, не в том - а в своем! Он всегда в нем сидит.
      Сеня на цыпочках приблизилась к креслу, склонилась над ним, протянула руку... Никого. Ничего!
      - Да он же невоплощенный! - завопил Лапекак. - Ты его и нащупать-то не сумеешь!
      - А как же быть? - обернулась на его голос растерянная Сеня. Лапекак так резво заметался из угла в угол, что трудно было за ним уследить.
      - Слушай, ты... Лапекак! - прикрикнул Мамука. - Перестань мельтешить и говори толком как его отсюда вытащить.
      - Как-как... не знаю я. И потом, зачем вытаскивать-то, не пойму? заныл Лапекак. - Ему тут покойно... тихо... И бандитов тут нет. Они сюда ни в жизть не пролезут! И вы пересидели бы тут. А там, глядишь, чего-нибудь переменится.
      - Ну, ты и гнида! - сквозь зубы процедил Мамука. - Сам же говорил, что ещё немного - и он развоплотится. Совсем! Что ему помощь нужна.... Что ж нам: сидеть тут и ждать?
      - Мамука, да не слушай ты его, что с него взять - с бесформенного? Надо отсюда срочно сматываться, не нравится мне тут. Того и гляди - Сам явится.
      - А кто такой этот Сам? - поинтересовался Мамука. - И нельзя ли его по голове чем-то тяжелым?
      - Боюсь, что нельзя, - с сожалением сказала Сеня. - Он ведь тоже... того. Дух! Только он ещё хуже... Он темный - бес, то есть. Да ещё шишка среди этих бесов большая... Сильный он очень - так Проша говорил. Ох, Проша, Прошенька, как же быть?
      Она рухнула в кресло напротив Прошиного и уронила голову на руки.
      - Эй, хорош нюни распускать! - рассердился Мамука. - Свяжешься с девчонкой, потом только и будешь, что сопли ей вытирать...
      - И ничего ты не будешь! - Сеня вскочила. - Мамука, это ты правильно... ты меня зли, потому что, мне кажется, Сам начал действовать. Он меня усыпляет, что ли, или вроде того. Ведь наверху мы уже все решили что и как делаем... Так ведь?
      - Угу, - откликнулся Мамука, разглядывая старинный буфет. - Только вроде решили мы, что надо действовать быстро, а ты тут.... - он раскрыл дверцы буфета, и оттуда градом посыпались грецкие орехи.
      - Так! Все ясно, - по-боевому воскликнула Сеня. - Лапекак, ты Прошу чуешь?
      - Ну, чую... - нехотя ответил тот.
      - Ты его нащупать можешь? Ну, взять на руки, - понукала она расклеившегося служку.
      - Ну... могу. А дальше что?
      - А то! Мамука, снимай майку!
      - Это ещё зачем?
      - Затем, что мы Прошу в неё обернем, чтобы от него духом человеческим пахло, и Сам его не учуял.
      Мамука покачал головой, но майку снял. Сеня передала её Лапекаку, и тот, шевеля отростками, накрыл ею пустоту над креслом, подоткнул со всех сторон, и дети увидели нечто вроде продолговатого шарика неровной формы, обернутого в синюю майку с надписью "Пума".
      Мися перехватила у Лапекака этот сверток, склонилась над ним и тихонько шепнула:
      - Прошенька, это я! Ты меня слышишь?
      Майка еле заметно пошевелилась, и Сеня услышала звук, похожий на слабый шорох листвы: "Сслышшшу-у-у..."
      Она просияла, кивнула Мамуке и по его изумленному лицу поняла, что и он услыхал этот шелестящий глас пустоты, обернутой в майку.
      - Проша, держись, мы тебя выручим! Мы сейчас двинемся наверх - искать клад. Ты знаешь, где он?
      Майка снова пошевелилась, и по этим слабым движениям, напоминавшим утвердительный кивок головы, она поняла: он Проша...
      - Давайте-ка все наверх! - скомандовала девочка, прижимая к груди бесценный сверток.
      И тут... Они услыхали как орехи, рассыпавшиеся по всей комнате, стали хрустеть под чьими-то тяжкими шагами. Хррым - хррым - хррым! Не нужно было томиться в догадках, чтобы понять, чьи это были шаги...
      Это был Сам! Он был здесь - в подземелье. Он шел, чтобы уничтожить их!
      Сеня завопила, вцепилась в Мамукину руку и дернула за собой к выходу. Как зайцы - в два прыжка они обогнули хрустящие под невидимыми шагами орехи и кинулись назад в туннель.
      - Мамука, ты молитву какую-нибудь знаешь? - крикнула Сеня.
      - Нет, не знаю... Только тетя моя... она повторяла... когда чего-то случалось: "С нами крестная сила!" - толстый парень на бегу совсем задыхался...
      - Вот и ты повторяй, слышишь? Громко повторяй и крестись, а то у меня руки заняты!
      Они неслись по проходу в сполохах света, прыгающих со стены на стену, - фонарик был у Мамуки. Позади, как спущенный флаг, болтался Лапекак. Мамука неуклюже подскакивал на своих толстых ногах, не привычных к быстрому бегу, и во весь голос орал: "С нами крестная сила!"
      А Сеня... она изо всех сил прижимала к себе невесомый сверток, в котором был её друг, самый близкий и дорогой друг на свете, безгласный, бесплотный, полуживой, - друг, который доверился ей, который просил о помощи, а она... она со своими вечными девчоночьими терзаниями, не почувствовала, что он в беде! Все его на помощь звала, как будто ей одной может быть плохо!
      - Господи, дорогой Господи, помоги нам! - про себя молила она. Помоги моей бабушке, Проше и папе. Помоги нам! Ты же все можешь! А я обещаю исправиться! Я больше не буду думать только о себе, не стану жухликом, Господи! Я хочу быть человеком!
      В этой бешеной гонке не слышалось звуков погони. Они знали, что Сам неслышен, невидим, неощутим... только душа способна распознать рядом его присутствие. Но душа Сене сейчас ничего не говорила - она вся сжалась от ужаса! Девчонка запрещала себе думать о страшном - она старалась помнить лишь об одном: они должны выбраться отсюда и добраться до деревни, где поблизости, прямо за огородами протекал в овраге ручей.
      Удивительно, но так и случилось! Ноги несли их, казалось, быстрее ветра... Быстро миновали подземный туннель, выбрались наружу - в неприветливую серую предрассветную хмарь... На земле все было тихо - как видно, бандиты все ещё спали, сморенные Лапекаковым зельем. Прячась по кустам, по заборам, пробрались к воротам участков, перебежали бетонку, пронеслись перелеском - и вот уж впереди замаячили сиротливые деревенские домишки, сарайчики, где-то вдали протарахтел мотоцикл, первый петух проорал - хрипловато, дерзко, надтреснуто... Быстро свернули за околицу к огородам, задыхаясь, из последних сил спрыгнули в неглубокий овражек, где раньше текла речушка - она давно пересохла, превратившись в едва заметный петляющий ручеек.
      Рухнули на песок под кустом, мокрые, ошалевшие, с вытаращенными глазами... Немного отдышались, огляделись... вроде бы, никого.
      Сеня склонилась над свертком, который все это время крепко прижимала к груди.
      - Проша, мы кажется добрались. Куда нам теперь?
      Слабый едва слышный шелест был ей ответом. Она наклонилась ниже, ухом приникла к майке, вымокшей от её пота, ручьем стекавшего за ворот.
      - Повтори, пожалуйста. А, поняла!
      Она вскочила как боевая лошадка, верная приказу своего ездока, и устремилась вперед - вниз по теченью ручья, ближе к станции и чуть в сторону от деревни.
      - Ну что? - сопя, спросил Мамука - он все никак не мог отдышаться.
      - Это совсем близко. Тут излучина - ручей делает поворот, чуть расширяется, и там должна быть поваленная старая ива. Проша мне так сказал. А под ней... вот она! - крикнула Сеня, указывая свободной рукой вперед.
      Ручей в самом деле заметно расширился, превратившись в подобие довольно-таки быстроводной речушки - шириной метра в полтора. За поворотом ручья русло перегораживал ствол упавшего дерева, рухнувшего с довольно высокого берега, подмытого водой - это была старая ива. Ветви её обломились, ствол почернел от времени и непогоды, но корни ещё цеплялись за край земли - дерево все ещё было крепким и совсем не трухлявым - видно, старые деревья умели бороться за жизнь!
      Сеня вспомнила, что когда она рассматривала фотографии, это место под упавшим стволом, вернее, под самыми корнями, укрепившимися на обрыве, особенно притягивало её взгляд. Точно вспыхивало в ней что-то, когда она глядела на этот подмытый песчаный берег с нависавшими над ним иссохшими корнями...
      - Все, пришли! - выдохнула она с облегчением. - Я знаю, где это. Мамука, быстрее копай!
      - Где копать-то? - невесело поинтересовался парень, который не привык к таким сумасшедшим пробежкам и в конец выдохся.
      - Вот здесь, где песок под корнями обсыпался - тут углубление, видишь? За нас время уже половину работы сделало, так что, давай - не ленись.
      Она осторожно уложила майку на песок подальше от воды, шепнула: "Прошенька, я сейчас!" - и кинулась к Мамуке на помощь. Вдвоем они начали разгребать землю руками. Делать это было совсем нетрудно, потому что песок осыпался и обрушивался пластами почти без посторонней помощи... Но чем дальше они расширяли отверстие, тем копать становилось трудней - пришлось выломать две сухие ветки и использовать их в качестве палки-копалки первобытного орудия пращуров.
      Вскоре Сенина палка наткнулась на что-то твердое.
      - Есть! - заорала она, не заботясь о том, что их могут услышать: кругом по-прежнему не было ни души, только горизонт на востоке зарозовел и начал чуть проясняться.
      Они начали рыть с удвоенными усилиями, и вскоре показался небольшой деревянный сундучок, окованный проржавевшими полосками меди.
      - Вот это да! - вытаращил глаза Мамука. - Клад! Ксюшка, тут же настоящий клад! Давай скорее, надо его открыть.
      - А может, не надо? - засомневалась Сеня. - Прямо так понесем закрытым! И вообще... пусть подавятся! Там же наши папы! А мы тут будем со всякими кладами копошиться!
      Выпалив это, она почувствовала за спиной слабое шевеленье и обернулась.Майка елозила по земле - Проша хотел ей что-то сказать! Она в два прыжка оказалась возле него, наклонилась, прижалась ухом...
      - Я поняла! - звонко крикнула Сеня, распрямившись во весь рост. - Мы должны открыть сундучок, потому что в нем - наше спасенье! И Прошу то, что в нем, тоже спасет!
      Мамука с новыми силами взялся за дело. Сняв ботинок с модными металлическими заклепками, он что есть мочи принялся лупить им по железным скобам, на которых болтался насквозь проржавевший замок. Однако, ботинок оказался неподходящим орудием. Тогда Мамука огляделся и, завидев неподалеку какой-то кусок железа, торчавший из песка, издал победный клич и принялся его вытаскивать. Кусок железа оказался старой дверной ручкой. Как раз то, что нужно!
      Поддев ручку под дужку замка, Мамука велел Сене усесться на сундучок и придавить его к земле своим весом, сам же принялся изо всех сил поворачивать ручку от себя, используя её в качестве рычага. И скоро проржавевшая дужка замка не выдержала и треснула. Замок с глухим стуком упал на песок. Все красные от волнения, кладоискатели стали изо всех сил дергать крышку, но она сдаваться совсем не хотела. Мамука весь обливался потом, и Сеня вытирала ему лицо краешком своей маечки. Наконец, чертыхнувшись, он свалился без сил на песок. От отчаяния Сеня пнула крышку каблуком сандалеты, и та... откинулась!
      Над просиявшим миром показались первые лучи солнца, рассыпались по воде, задрожали в свежей зелени, в куртине орешника... и ожили, заиграли драгоценные камни, долгие годы не видавшие света!
      Сеня ахнула и застыла, не в силах ни слова вымолвить. Мамука был в этом с нею полностью солидарен! Лапекак как-то весь поблек и перестал сучить своими отростками. А майка на берегу чуть явственней зашевелилась и из неё послышался едва слышный голос:
      - Крест... Ищите крест.
      Сеня опомнилась и стала, не дыша, разгребать сокровища. Из глубины глянул на неё потемневший лик Божьей Матери... Она бережно взяла икону, сдула с неё пыль, положила на зеленую травку и подумала, что это, наверное, та самая чудотворная, о которой говорил Проша. Солнышко заиграло на потемневших красках иконы, и Ксения с изумлением увидела, что лик улыбаеся...
      Здесь было множество предметов церковной утвари: подсвечники, кадильницы, золотые лампады и чаши, отделанные рубинами и сапфирами, крупные медальоны на золотых цепях, тоже украшенные камнями, тяжелые старинные фолианты, куски драгоценной парчи, шитой золотом и жемчугом... Потускневшее золото, покрытое слоем пыли, чуть поблескивало в лучах солнца.
      Сенины пальцы, послушные Прошиному велению, искали то, что должны были отыскать. Они нащупали две перекладины, пересекавшие одна другую, ухватили, потянули из глубины, раздвигая нити жемчуга, как видно, украшавшие прежде лики святых в окладах икон... Она извлекла из сундучка простой деревянный нательный крест на истлевшем шнурке. Он был темный, гладко отполированный, довольно крупный - с её ладонь. Полустертый от времени силуэт распятого Христа едва виднелся на нем. Сеня погладила деревянную поверхность креста и обернулась к Проше.
      - Это он? Ты о нем говорил?
      Она опустилась на коленки возле майки, которая вздымалась и опадала в такт дыханию того, кто был там, внутри...
      - Дай мне... - Прошин голос стал слышней, точно близость предмета, извлеченного ею из сундучка, придала ему сил. - Положи его... сверху.
      Затаив дыхание, Сеня положила крест на синюю майку и сама внезапно перекрестилась. И запрокинула голову, глядя в голубой небесный простор...
      - Господи, помоги ему! Пусть он снова станет собой. Если он что-то сделал не так, прости его, пожалуйста... Он ведь хотел, как лучше! Он хороший, Господи, очень хороший! Помоги ему!
      Она вздохнула и горячие слезы, внезапные как майский утренний дождик, потекли по щекам, закапали майку...
      - Колечка! Моя Колечка! Мы победили... - послышался знакомый скрипучий голос, а когда она подняла глаза... перед ней на песке стоял домовой, прежний, видимый! - и улыбался во весь рот глуповатой блаженной улыбкой.
      - Вот он, клад казначейши! Моей Варварушки! Вот и довелось мне, жалкому, недостойному, на свет Божий из земли его вызволить... И это все ты, Колечка, родная моя! Без тебя...
      - Он... он проявляется! - прошептал обалдевший Мамука, который в отличие от Сени наблюдал весь процесс с начала и до конца.
      Проша широко раскинул лапы, точно намеревался обнять этот берег, и упавшее дерево, и сундучок, слегка накренившийся на песке, свою спасительницу и незнакомого чернявого толстяка, который вдруг стал оседать... Проша, сжимая крест, шагнул к нему, а тот от неожиданности так резко взмахнул рукой, что задел крест - тот взлетел, описал плавную дугу, упал на воду и поплыл... ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ.
      Крест плыл вверх по течению ручья, нарушая все мыслимые и немыслимые земные законы, - плыл, точно радовался своей вновь обретенной свободе и тому, что может зримо, воочию явить людям чудо - закон неземной!
      Неизвестно, сколько бы простояли, онемев, все свидетели этого чуда, если бы бренный мир не напомнил им вновь о себе. Послышался шорох шин, рокот моторов - со стороны станции к овражку на полной скорости гнали машины... Не успели ребята и духи опомниться, как прямо возле них послышался визг тормозов, хлопанье дверец - бандиты! Те двое, которые остались на участке Мамуки, а с ними другие - много, ох, как много других!
      - Мы опоздали! - с отчаянием крикнул Мамука и упал на песок.
      Глава 14
      МЕРТВЕЦ
      - Не смей! Ты не должен сдаваться! Быстрее бежим! - отчаянно крикнула Сеня. Она попыталась приподнять сундучок, но он был слишком тяжел для нее.
      - Не беспокойся, Колечка, это моя забота! - прогнусавил домовой, легко, как пушинку, подхватил сундучок и взвился с ним в воздух, тотчас утратив свой зримый облик. - Спокуха, ребят, прорвемся! - так, кажется, говаривает твой дедушка? - послышался сверху его бодрый голос. - Лапекак за работу! Отвлеки-ка, дружок, этих жухликов - больно много их понаехало...
      Лапекак тенью метнулся к обрыву, возле которого толпились бандиты. Все они были вооружены, но открыть пальбу поблизости от деревни без особой нужды не осмеливались... Кроме того, все они были в "полном прикиде" - то есть, говоря человеческим языком, дорого и модно одеты. И мараться в грязи, лезть в воду в ботинках, которые стоили по меньшей мере сто долларов, никто не решался. Тем более, они были уверены, что детки от них никуда не денутся...
      - Бегите на дачу! Туда, где ваши папаши! - командовал домовой, раскачивая сундучок метрах в двух над водою ручья. - Мы их задержим, бегите! А сундук я в два счета за вами перенесу...
      Сеня с Мамукой не стали долго раздумывать и последовали совету Проши дунули со всех ног! Поэтому о событиях, разыгравшихся возле деревни, узнали позже, когда все было кончено...
      А случилось следующее... Лапекак ухитрился напустить повсюду густого туману - в один миг окрестности заволокло сизым клубящимся маревом. Завершив это важное дело, он растянулся в длину и превратился в узкий деревянный мосток, перекинутый с одного берега на другой. Этот мостик внезапно вынырнул перед бандитами из густой влажной дымки, и они ринулись на другой берег. Однако, едва ступили на узкий мосток, он сгинул, и все они оказались в воде! Пока, чертыхаясь и матерясь, выбирались на сушу, пока, сняв ботинки, выливали из них воду, ребята были уже далеко...
      А когда вымокшие до нитки бандиты, кинулись по машинам, те... попросту не завелись. Моторы заглохли, и как ни старались, как ни ковыряли ключом в замке зажигания, все было тщетно... Лапекак поработал на славу!
      В это время ребята со всех ног мчались к особняку с башенкой. Они не думали о том, что их ждет - не до того было... Им нужно было успеть отдать выкуп до того, как подоспеют бандиты, оставшиеся на берегу...
      Конечно, и Мамука, и Сеня хорошо понимали, что план их поистине "детский" и, скорее всего, из этого ничего не выйдет: и клад отберут, и с ними разделаются - бандиты не в игрушки играли! Но ничего другого не оставалось, как попытаться. Все-таки Проша был с ними!
      Сеня первой влетела в калитку - та была, по счастью, не заперта. Похоже, в стане бандитов царило смятение - возле дома сновали крутые охранники сурового вида - те, которых Сеня с Мамукой прежде не видели. Как видно, "музыкант" вызвал их из города на подмогу. Они то и дело переговаривались с кем-то по сотовым телефонам - у каждого в руке был черный компактный аппарат. Судя по выражению лиц, новости не сулили им ничего хорошего...
      Мамука не заставил себя ждать - пыхтя и отдуваясь, влетел вслед за Сеней. Огляделся и понял - все кончено! Живыми им отсюда не выйти... И главное, попались как кур в ощип: ну, кто им мешал добежать до станции и прямиком в милицию! От деревни до станции было рукой подать!
      Оба подбежали к крыльцу. Там, при входе стояли двое охранников. Заметив ребят, они кривенько нехорошо ухмыльнулись и... разинули рты, когда буквально из воздуха наземь брякнулся сундучок. Прямо им под ноги!
      - Вот! Это вашему... как его там... начальству! - с ходу выпалила Сеня. - Отдайте ему! Это то, что он ищет. Впустите нас... и верните нам наших пап!
      Бандиты посторонились, пропуская их внутрь, один из них подхватил сундучок и с трудом потащил его в дом.
      Они прошли через прихожую и свернули направо - в гостиную, где возле пылающего камина сидел в резном кресле красного дерева "музыкант" по кличке Ефим. Сеня с Мамукой стояли, озираясь по сторонам, - где же родители? Они так надеялись, что их отцы живы... Но ни Нукзара, ни Николая Константиновича в комнате не было.
      Ефим вскочил с кресла при виде охранника, тащившего сундучок. Жилы на шее у него напряглись, от волнения он так стиснул свои тонкие пальцы, что костяшки их побелели.
      - Открывай! - коротко бросил он своему человеку, даже не взглянув на детей, как будто их тут и не было...
      Когда крышка откинулась, и невесомый утренний свет, лившийся в раскрытые окна, заиграл на золоте и драгоценностях, лицо Ефима исказила странная гримаса, вроде судороги. Он присел на корточки и погрузил свои пальцы в груду вожделенных сокровищ. Лица двух бандитов, стоявших подле него, покраснели и вытянулись. Один даже привстал на цыпочки, пытаясь получше рассмотреть сокровища через плечо своего господина.
      Прошло не меньше пяти минут пока длилась эта немая сцена. Наконец, Ефим с трудом оторвался от зрелища, полностью его поглотившего, и взглянул на ребят. Глаза его светились нездоровым блеском.
      - А вы хитрецы! Надо же... опоили охрану! И откуда только травку достали? Может, вы втихаря покуриваете, а? Анашой балуетесь? Так это мы запросто - сейчас я вас угощу - чем не порадовать дорогих гостей?!
      Он кивнул одному из охранников, тот исчез и вернулся, неся на вытянутой руке портсигар с папиросами.
      - Ну, давай, налетай, закуривай! Кто самый смелый?! - Ефим поднялся, взял портсигар и достал из кармана брюк золотую зажигалку "Данхилл". Парень, как тебя там? Бери!
      - Я не курю, - хмуро буркнул Мамука, не глядя на своего врага.
      - Ай-яй-яй! Он не курит! Сопля! - процедил Ефим, окидывая мальчишку презрительным взглядом. - И папаша твой тоже сопляк. Вы что-то взяли отсюда! - он резко сменил интонацию и, шагнув к Мамуке, сгреб его за шиворот. - А ну, отвечай! Быстро! Что вы взяли!
      - Не трогайте его! - тоненьким голоском пискнула Сеня. - Он ничего не брал. И я тоже... Там был только крест, обыкновенный деревянный крестик. Он упал в воду и... уплыл. Да, уплыл по воде, - тут нервы окончательно сдали, девчонка без сил сползла на пол и разрыдалась.
      Ефим при этих её словах сразу как-то обмяк и упал в кресло.
      - Крестик, говоришь? Уплыл? Ладно... - он слабо махнул рукой. - Ребята мои разберутся.
      Он обернулся к одному из своих головорезов и кивнул ему: тот тотчас вышел. А Ефим взял свой сотовый, набрал номер и отдал какое-то короткое приказание - от волнения дети почти ничего уж не слышали и не соображали.
      - Что-то люди мои не едут, а ведь это они должны были вас доставить. И как вам удалось выкрутиться, ума не приложу... То, что вы из пустого дома исчезли, мы обнаружили очень быстро. Мои люди за это наказаны... Уж другие успели с фотографиями в город сгонять, уж ясновидящий наш подробнейшим образом описал место, где спрятан клад... уж и нету его теперь на этом свете... вот ведь как!
      На крыльце послышались решительные шаги - и в комнату, бухая армейскими ботинками на толстой подошве, вошел один из тех, кого Сеня с Мамукой заметили во дворе - он разговаривал по сотовому телефону. На шее у него виднелся глубокий косой шрам и он едва заметно прихрамывал. Видно, этот со шрамом был правой рукой Ефима.
      - Ефим... плохие новости. Надо быстро сматываться!
      - У меня не может быть плохих новостей. Разве ты не видишь, какие у меня новости? - "музыкант" кивнул на груду сокровищ. - Разве что-то может иметь в мире смысл... по сравнению с этим? - он взглянул на своего человека - взгляд его был дик и безумен. Похоже, он теперь не вполне владел собой вид бесценной находки подействовал на него не хуже наркотика...
      - Как знаешь. Мое дело - предупредить... У тебя пять минут, после сматываемся.
      Быстро, по-деловому сообщив это, человек со шрамом ушел.
      "Музыкант" принялся внимательно изучать свои руки. Но взгляд его то и дело возвращался к раскрытому сундучку. Сокровища будто околдовали его, он не мог от них оторваться и буквально пожирал взглядом...
      На крыльце послышались шаги - топот ног. И в комнату втолкнули связанных пленников - Нукзара и Сениного папу. Рты у них были заклеены широкой клейкой лентой. На лице Нукзара виднелись следы побоев. Николай Константинович, судя по всему, полегче отделался, но был страшно бледен и слаб - как видно, им вкололи какое-то усыпляющее средство - наркотик или ещё что, чтобы вели себя тихо.
      Дети кинулись к своим отцам, прижались к ним, маленькие, дрожащие... А те не могли их даже обнять - руки-то были связаны.
      - Ну вот и все! - негромко изрек Ефим. - Финита... Кончен бал! Эй, а где этот хмырь, который мне чуть всю кашу не испортил?
      - Он ещё не очухался, - сообщил один из бандитов. - Рыпался много. Вот и пришлось успокоить.
      - Приведите, - бросил Ефим. - Хочу собрать всю компанию. Пускай хоть на прощанье на золото полюбуются. А то как-то нехорошо: старались, работали, а результата даже одним глазком не увидят!
      Сеня, прижавшаяся к папиным ногам, уже ничего не соображала. В голове мелькали обрывки слов, мыслей... В этом полубреду она осознавала только два слова, которые про себя повторяла: "Господи, помоги!"
      Привели Валета. Он на ногах не стоял - его поддерживали под руки двое бандитов. Все лицо превратилось в кровавое месиво - страшно было смотреть...
      - Ну вот, вся компания в сборе. Любуйтесь! Полюбовались? Вот и чудненько! - он взглянул на детей, приникших к своим отцам. - Да, несмышленышей жалко! Но это будет хороший урок всем, кто вздумает играть со мной не по правилам. Поверьте, я говорю с вами искренне - я совсем не палач! Мне не нужно... все это, - он пожал плечами. - Но таковы правила. Каждый свою игру выбирает. Вы сделали выбор, ввязались в это и теперь... он недоговорил. - У нашей игры очень жесткие правила. Так что, вы уж меня извините - не я их придумал. Ставки в ней высоки, - он кивнул на раскрытый сундучок. - Кто не рискует - тот не пьет шампанского! А вы захотели рискнуть... и проиграли. Силенки у вас не те. Я не о физической силе говорю... Я говорю о силе воли, ума, мысли - без неё нет мужчины! У меня она есть. - Он обвел широким жестом своих людей, застывших в ожидании его приказаний, и сокровища, тускло отсвечивающие под солнцем. - Это называется власть! А, кроме нее, мужику ничего не надо!
      - Врешь, гад! - гулко, как в бочку вдруг бухнул Мамука. - Ты не мужик, ты - дерьмо! Потому что все покупаешь. У тебя нет ничего настоящего, того, что не купишь. И ты сам, слышишь, сам это знаешь!
      - Молодец, Мамука! - вдруг прорезался тоненький Сенин голос. - Ты настоящий мужчина! И я бы... я бы влюбилась в тебя! Потому что, у тебя есть душа, а её невозможно купить! И этот жухлик, - она с презреньем кивнула в сторону "музыканта" - он же мертвый! Ты только погляди на него... у него глаза... - голос её зазвенел и сорвался...
      - Мертвый, говоришь? - улыбаясь, переспросил Ефим. - Не надо было тебе меня злить. Может, я бы ещё передумал - мочить вас или так отпустить... Но теперь умываю руки. Сами напросились!
      Он кивнул своим людям. Те быстро подхватили детей, их отцов и полуживого Валета...
      - Только не здесь... Увезите их куда-нибудь подальше. В лес, в тундру, к черту на рога! - бросил вслед уходящим Ефим. Его длинные пальцы дрожали, в глазах полыхал огонь, казалось, ярость и ненависть сейчас разорвут его изнутри - ненависть к тем, кто в мире, отравленном страхом и злобой, ещё думает о душе...
      Глава 15
      СЕМЬЯ
      Но никто из тех, кто находился в комнате, не успел сделать ни шагу.
      Послышался звон разбитого стекла, топот множества ног, резкие отрывистые команды... Спецназовцы! В комнату ворвался вооруженный отряд спецназа, за ними - майор милиции с двумя милиционерами в форме. Лица спецназовцев скрывали маски с прорезями для глаз, все были одеты в форму защитного цвета и вооружены до зубов!
      Никто и пикнуть не успел, как все, кто был в комнате, лежали на полу лицом вниз. Тела поверженных спецназовцы придавливали ногами в черных шнурованных ботинках, чтоб даже не вздумали пошевелиться. Через минуту-другую все было кончено! Бандитов увели и, рассадив по машинам, увезли в город. Руки пленникам развязали и сорвали с губ мерзкую ленту. Они не сразу смогли говорить... Только обнимали детей, сидя на полу, потому что не было сил стоять. Сказывалось действие сильнодействующего снотворного, которое, по их словам, ещё с вечера им вкололи бандиты.
      Но едва увели бандитов, как в комнату с застоявшимся запахом страха ворвался вихрь - это был Костик! С ним вместе ворвалось солнце, ветер и... свобода, свобода!
      Костик поочередно кидался то к отцу, то к сестренке и принимался буквально душить их в объятиях, при этом он не умолкал ни на секунду и говорил, говорил... Кажется, за эти минуты он сказал больше, чем за все прошедшие годы - плотину отчужденности прорвало, душа очнулась... И, похоже, ничто на свете уж не могло вновь обратить её в спячку!
      - Ксюнчик, сестренка моя! Маленькая моя... - повторял он как заведенный, сжимая плечи сестры - да так крепко... похоже, сила дедовых рук перешла к внуку, чем оба могли по праву гордиться!
      Первое время Ксения была как бесчувственная - на грани обморока. Но горячность и нежность брата быстро привели её в чувство - она взглянула на него, как будто увидала впервые, и... разревелась. Горько, навзрыд. Тут её перехватил отец, поднял на руки... Спецназовцы улыбались ему и не стали задерживать, чтобы дать свидетельские показания. Все понимали: люди много пережили и нужно дать им время, чтобы прийти в себя. Тем более, в этом деле оказались замешаны дети!
      Мамука прижался к отцу, крепко обхватив его обеими руками. Но тот вырвался, подошел к окну и стоял там, скрестив руки, не глядя ни на кого. Ему было плохо. Очень плохо! Он не мог смотреть сыну в глаза...