Сублограмма

Титова Татьяна
Сублограмма

      Татьяна Титова
      СУБЛОГРАММА
      У Олега не нашлось свободной кассеты, и он попросил, чтобы я взяла свою. Еще он сказал, чтобы я торопилась, Артуро вызвал нас срочно, толком не объяснив задания. Намечалась грандиозная проверка. В нашем училище он комплектовал рабочую группу, отбирая людей с хорошей образной памятью. Артуро не называл цели, стоявшей перед несколькими из нас, но интуитивно мы понимали всю ее важность: старый межпланетник не посетил бы из праздного интереса художественную школу. Словом, я моментально собралась и помчалась. Чуть-чуть кассету не забыла.
      С Олегом я столкнулась на лестнице, мы обменялись кивками и поспешили наверх. Сублограф он тащил свой, портативный, в чехле, как у заядлого граммера. И ни капли не волновался. Поговаривали, что Олег Дуплев был одним из первых, кого выбрал Артуро, так что Олег поднимался себе спокойненько по ступенькам чуть впереди, и меня это раздражало.
      Он очень способный и пишет здорово, кадры получаются великолепные, но я давно хотела ему сказать, что он может делать только фрагменты, два или три в сублограмме: яркие, четкие, резкие, о которых потом гудит все училище, а остальная запись идет на полутонах; может быть, это стиль, но скорее всего, уловка, творческий прием. "Вот граммер несчастный", - думала я, поднимаясь.
      На площадке четвертого этажа Олег обернулся. Странно, мне показалось, будто он ищет поддержки.
      - Задание будет на воображение. Причем все варианты должны остаться в записи, Артуро особо предупредил.
      - Это тебя смущает?
      - Да. Я не умею работать сразу.
      - О чем речь, Олег. Никто не умеет. Если Артуро должен видеть, как мы возимся, пусть видит.
      - Я хотел бы сразу найти сюжет, достойный его внимания.
      - Упражнения еще никому не вредили.
      - Если бы просто упражнение, - вздыхает Олег, - ты ведь знаешь, куда ведет результат...
      - Это ничего не меняет. Он должен знать и наши слабости, и наши способности, - отвечаю я и замолкаю. Результат важен для нас, это несомненно, но неужели Олег собрался подгонять вопрос под ответ?
      Артуро не ждал нас или делал вид, что не ждал. Перед ним лежал альбом с фотографиями: толстый, с потертыми уголками. Лучшие кадры или старые друзья?
      - Можно? - спросил Олег.
      - Пожалуйста, - развернул альбом Артуро. Я отошла. Не могу смотреть чужие снимки. Все равно ничего не знаешь. А спрашивать неудобно. И работать сейчас, записывать, причем набело. А вместо своих мыслей и образов вдруг пойдут фотографии. Олег отложил альбом, бегло перелистав.
      - А вы не хотите? - сказал Артуро с улыбкой.
      - Простите, не сейчас. Я не смогу работать, - ответила я откровенно.
      - Вы человек понятливый, - Артуро уже не улыбался, - однако мне хотелось бы вас проверить.
      - Да, конечно.
      Я раскрыла альбом наугад.
      Маленькая девочка лет четырех с игрушечной лопаткой стояла, нахмурив бровки, в ухоженном палисаднике. Была весна или осень, девочка хмурилась, и сандалия в капризном жесте была поставлена на носок. В ребенке угадывались черты Артуро, но Артуро никогда не говорил нам о дочери, мало того, мне показалось, что Артуро напряженно смотрит на меня, ожидая вопроса и опасаясь его. Под снимком была дата: почти двадцать лет с того осеннего дня. Она старше... но зачем, зачем мне понадобилось думать о ней именно сейчас, когда Артуро смотрит так, будто хочет взглядом отнять альбом... Какая связь может существовать между мной и дочерью Артуро, нет и не может быть никакой связи, если я не дам импульс в сублограмме, а импульс я не дам.
      - Вот вам задание, - сказал Артуро. - Попытайтесь изобразить бесконечно далеких от нас людей, знакомых только по историческим описаниям...
      - А конкретно... - начал было Олег, но Артуро предупредил вопрос, протянув билет, в котором стояло:
      "Фрагмент сублограммы. Семь минут. Средневековье. Четыре действующих лица".
      - Совершенно ничего не оговорено, - сказал Олег, когда мы вышли. - Четыре болвана, семь минут средневекового конфликта, итог - безнадежная ерунда, снова пожаловался он.
      Я промолчала.
      Мы нашли пустой кабинет, Олег расчехлил сублограф, я достала пленку, новую, еще в обертке. Олег бы такого не потерпел. А я люблю хранить новые пленки, по крайней мере, кажется: не начну - не испорчу. Я не работала с Олегом раньше и поэтому, наверное, испугалась небрежного жеста, каким он содрал упаковку с кассеты: резко, почти зло. Ему неприятно, что я смогу вмешаться, поняла я. Испортить его коронные приемы. Испортить его отношения с Артуро.
      Артуро... Он сейчас один!.. И в нас он ищет прежде всего детей, похожих на его дочь, а уж потом сотрудников, способных сублографировать. Если представить, что мы нужны на одной из недавно открытых планет Первого радиуса, где нет возможности объясниться иначе, как наглядно, имея экран, сублограф и мысль, достойную показать любое чудо Земли... И если представить, что она не смогла показать... нет, я же не знаю ничего абсолютно. Может быть, Олег?..
      Он уже работал, и я не стала отвлекать его. То, о чем он думал сейчас, прямиком шло на пленку. Он начал, не поговорив со мной, значит, был уверен. Ладно, не буду вмешиваться. Пусть делает что хочет. Артуро его уже выбрал, а вот выбрала ли его я?
      Олег мне нравился, это верно. Но не настолько, чтобы можно было дать ему это понять. Вообразил, что будут ценные кадры... Сказать ему про фрагменты? Обидится. Я ему скажу, что он мастер делать красивые декорации, вот что я ему скажу.
      Олег закончил и откинулся на спинку кресла. Сразу же толкнул ко мне запись.
      - Я так понимаю, что можно взглянуть?
      - Конечно, - сказал Олег. - Забыла, что вместе работаем? Я начал, а ты продолжишь.
      Непонятно, ирония или простота.
      Я вернула пленку к началу и включила контрольный экран. Олег самоуверенно работал с выключенным. Всегда.
      ...В ночном сумраке пронеслись лошади. Стук копыт замер и повторился эхом под арочным сводом. Всадники возвращались, звенела сбруя и оружие.
      - Дьявол, куда он мог уйти?! - крикнул средний всадник. Конь дернулся под ним. - Ищите!
      Двое быстро спешились и прошли под арку. Вернулись.
      - Огня бы, - сказал один.
      - И так найдем, - бодро ответил второй, косясь на всадника, замершего в седле.
      - Да найдем, чего уж... Не в поле травим... Собак бы...
      - Толку-то от них, как от тебя, - шепнул второй, - смотри, я не я буду, если он сюда не заполз...
      - Чего возитесь? - крикнул всадник. - Кнута просите? Где мерзавец?
      - Не подох бы он там... - боязливо говорит первый.
      - А проверь, - усмехается второй. - Зря нанимался, что ли? Живо! - шипит он.
      Конь под всадником пляшет от нетерпения. Сдерживая его, всадник шагом подъезжает к узкому провалу между стенами домов. Он ждет недолго и облегченно вздыхает, увидев, что наемники возвращаются не одни. Беглец висит у них на руках. Вдвоем они привязывают его к седлу, садятся на лошадей и дают шпоры. Скачут не оглядываясь...
      - Ну, видела? - спрашивает Олег. - Как? Слишком гладко, слишком спокойно, думаю я. Лошади - только что с фрески Пизанелло, красивые итальянские тяжеловозы... Пятнадцатый век... Что ему сказать?.. Неужели он сам не чувствует?
      - Извини, - говорю я. - Будто ты не имеешь понятия о феодализме. Будто ты ничего не знаешь. Ты увлекся бутафорией, только и всего.
      - Исправляй, - смеется он.
      Импульс. Мне он обязательно нужен здесь.
      - Дай на секунду. Для импульса.
      - Ты ведь этим ничего не улучшишь. Во всяком случае, качества не добавишь. Импульс действует только тогда, когда в картине все уже есть и без него, иначе это просто чужое, поверхностное чувство, - раздраженно говорит Олег.
      - Я знаю. Именно поэтому ты боишься его использовать.
      - Очень надо, - отвечает Олег.
      Импульс.
      как хотите и что хотите можете думать беглец хороший человек восприятием ребенка кожным ощущением добрый и сильный
      Вот так. Будто я вместе с ним.
      ...Он шел, держась правой рукой за мокрую стену. Левая висела плетью. Он чуть не упал, потеряв опору, когда рука ощутила пустоту. Он догадался свернуть в проем и затаиться. Он слышал, как всадники вынеслись на площадь, и слышал, как они вернулись.
      Между стенами не было и полутора локтей. Пахло сыростью, каменная кладка обомшела. Он шел вперед, стараясь не поддаться боли и усталости, и вскрикнул, когда наткнулся на стену впереди. Тупик.
      Феррара повернулся, привалился к камням и стал ждать. У него не было оружия, кроме ножа, купленного в Толедо. Он заметил преследователя раньше, чем тот его. Он двигался правым боком, шаря впереди мечом. Феррара видел, как он боится.
      - Остановись, - сказал Феррара. Тот ахнул и встал. У Феррары было мгновение, чтобы ударить. Но клинок лязгнул о стальной нагрудник. Феррара потерял равновесие и упал на раненую руку...
      Олег тронул меня за плечо. Я вздрогнула.
      - Что ты делаешь? Зачем это? Кто это? Я не колеблюсь:
      - Хуан Феррара. Испанец. Родился в Толедо в тысяча триста девяносто втором, бежал в Италию, отомстив сеньору захват и разорение родовой земли, и...
      - Прекрати! Перестань! Ты не можешь этого знать! - с тревогой говорит Олег.
      - Ты прав. Но знаешь, если Артуро не пригласит нас, я сниму ленту полностью...
      - И нужно тебе? - равнодушно бросает Олег. - Тема была задана, нужно ограничиться семью минутами. Конец я смазал, ты поддержала. Нормально, хватит.
      Отворачиваюсь. Отворачиваюсь от записи, от Олега, я сделала все, что могла, теперь полное безразличие. Смотрю в окно и мысленно вижу снимок из альбома Артуро. Спрашивать Олега о девочке мне не хочется, да я и уверена, что он тоже не знает. Артуро вообще крайне замкнут, и у него не было причин для разговора с Олегом. Я понимаю, что не сделала ничего для Артуро, но Олег уже компонует оба фрагмента, так что поздно менять что-либо.
      - Прости, - говорю, - Олег. Один крупный план. Лицо Феррары.
      - Делай, будет интересно.
      Всего только интересно, бедный Олег. Интересно: черное от усталости и боли, со слипшимися от крови волосами, распухшими, разбитыми губами, полузакрытыми глазами, которые он медленно открывает, очнувшись. Он не отводит глаз под взглядом сеньора. Сначала в них страх, потом безразличие, а потом ненависть, лицо меняется, на мгновение исчезает боль, и проступает свет, чувство, долгий взгляд, как твой.
      Импульс.
      случайно или намеренно лицо Феррары стало лицом Олега глаза которого я хочу видеть так же близко
      Олег импульса сейчас понять не сможет, и к лучшему, что не сможет. Могло ведь и не получиться.
      - Не слишком? - спрашивает Олег. - Два импульса за семь минут?
      - Не знаю, ты же не чувствуешь, - отвечаю я. - Ты же не понимаешь, не хочешь понять, боишься понять...
      - Что такое?
      - Достоверность невозможна без возникновения чувств. У тебя пойдут живые картины и декорации. А ты мастер делать декорации, - говорю я машинально. Не знаю, почему я так упорно хотела ему это высказать. Бессмыслица. При чем здесь декорации?
      Олег окажется прав в том случае, если целью отрывка был показ. Я буду права, если целью было понимание. Что, если Артуро проверял именно эту способность? Тогда - средневековая планета, так? Но не для Олега...
      - Превосходно, - говорит Олег. - Закончим этим импульсом и крупным планом. Спасибо.
      - Ты знаешь что-нибудь об Артуро? Вернее, о том, для чего ему этот фрагмент?
      - Ничего, - улыбается Олег. - А неплохо, верно?
      Я не отвечаю. Артуро приходит в студию, когда все поклонники "известного граммера Олега Дуплева" уже в сборе. Или почти все.
      - Извините, Артуро, - обращаюсь я к нему. - Можно попросить импульсатор, там должно было получиться...
      - Конечно же, можно. Что-то вы опять придумали? - шутливо говорит он. Настройте кто-нибудь пульсатор.
      Мне уже жаль, что я попросила. Но Артуро хотел видеть всю пленку. Я не смогу скрыть, да и не хочу скрывать того, что получилось. Но ведь это и признание, открытое признание. Интересно. Как Олег сказал: интересно, будет интересно.
      Пока идет просмотр, все молчат. Артуро, Олег. Ребята. Я не могу поднять глаз. Мои импульсы воспринимаются как чужие. Так и должно быть, успокаиваю я себя.
      Конец пленки. Но экран не гаснет, а подергивается рябью, сквозь которую угадывается движение.
      - Сработал кто-то из вас, - говорит Артуро и смотрит на меня. - Дал такой импульс, что действие логически продолжается. Теоретически это возможно, но я впервые вижу.
      "Возможно, логически, теоретически..." И вдруг я кричу:
      - Олег! Феррара, они тебя убьют! Олег, помоги же!
      - Это же запись! - тоже кричит Олег.
      - Дуплев, - спокойно говорит Артуро, - делайте, что просят.
      Олег бросается к экрану. Впервые Артуро назвал его по фамилии.
      Тонкая муть рвется, пропуская Олега, и сквозь рябь совсем уже ничего не видно.
      Артуро подходит ко мне.
      - Ах ты, кошечка... - беззлобно говорит он.
      - Я не могла, я не могла по-другому... - шепчу я. - Иначе не искусство.
      - Жизнь, - говорит Артуро. - Жизнь, а не искусство.
      Феррара жив. Вот он спрыгивает со сцены, приближается. Глаза, какие я хочу видеть.
      - Олег, - плачу я, - Олег...
      - Ты... ты действительно видела меня таким?.. - волнуясь, спрашивает Олег.
      - Да нет, да нет же... я не могу объяснить... ты был не прав, я хотела показать, что они живые... - бессвязно говорю я. - Но ты что- нибудь понял?
      Олег неожиданно обнимает меня. На нем домотканая одежда, под рыжей рваной курткой - металл. Кольчуга. Ребята толпятся вокруг разинув рты.
      - Олег...
      Глаза, какие я хочу видеть. Глаза Феррары.
      Артуро подходит к нам. Со стаканом воды.
      - Вы будете работать со мной. Вы прекрасно работаете.
      Олег благодарит.
      Я беру стакан из влажных пальцев Артуро. Они чуть дрожат. Мне хочется спросить, крикнуть: "Что? Что случилось с вашей дочерью, Артуро? Что с ней?"
      И я понимаю, что спрашивать нельзя.