Рядом с новорожденным и его умирающей матерью лежала погремушка.

Игрушку забирали, прятали, увозили из замка, но по прошествии какого-то времени она всегда оказывалась в колыбели Рода… Вот теперь она была в его руках и определённо мешала ползти. Малыш пытался догнать папу побыстрее, но и не хотел расстаться с погремушкой. Не понимает, глупый, что придётся выбирать — либо скорость и удобство, либо игрушка.

Видя мучения брата, Феллон со вздохом шагнул к нему и натолкнулся на твёрдую руку отца.

— Не стоит, Фел, — покачал он головой. Оказывается, герцог внимательно наблюдал за обоими сыновьями.

— Он же себе все руки с этой гадостью сотрёт!

— Мы его с собой не брали, — хмыкнул отец. — Сам захотел — пусть сам и выкручивается.

Чтобы ни чувствовал Феллон к Романду, одно младший герцог знал точно — отец сейчас поступил очень жестоко. Нельзя так с неразумным ребёнком. Единственная надежда, что малыш догадается выкинуть игрушку, хотя с его-то предполагаемой болезнью…

В очередной раз ухнувшись на животик и ушибив ручку о любимые шарики, Род всё-таки остановился и сосредоточенно посмотрел перед собой. На две пары ног. Явственно хмыкнул, глянул на свои ручки, затем на ножки в пинетках с пушистыми помпонами. Всё-таки отложил погремушку и упёрся ладошками в холодный пол. Однако на этом свою деятельность не ограничил.

Род поставил ножку не привычно на коленку, а как у взрослых — на ступню. Утвердился. Затем повторил то же со второй своей ногой. После чего оттолкнулся руками от пола и упал на попку. Однако неудача малыша не остановила — он попытался ещё раз. Получилось. Род стоял, чуть раскачиваясь с непривычки, и рассматривал пространство вокруг себя. Необычно, как необычно! — говорили его глаза.

И снова брат не остановился на достигнутом. Он потянулся за погремушкой — конечно упал. На этот раз малышу понадобилось целых четыре попытки, чтобы сообразить: игрушку не поднять. Тогда Род подполз к шторе и встал на ноги, цепляясь за угрожающе трещащую ткань. Теперь, чтобы добраться побыстрее до взрослых, требовалось научиться ходить.

Перед первым падением малыш умудрился сделать целых пять шагов. Потом был только один и уже отчего-то не требовалась штора. На третий раз после двух шагов Род обнаружил, что за ним следят, — с размаху плюхнулся на попку и заревел.

Феллон бросился поднимать ребёнка, однако его опять не пустил отец.

— Не надо, Фел. Он может, но не хочет. Ему лень.

Видя, что помощи не дождаться, Род судорожно всхлипнул, поднялся и проделал оставшиеся до взрослых семь шагов за один раз. Однако подошёл не к отцу, а к брату. Теперь-то Феллон взял малыша на руки.

— Романд, ты хотел мне что-то показать? — позвал Имлунд.

Ребёнок после очевидной паузы обернулся, обиженно надул губки, а потом протянул отцу погремушку.

— На, папа, — первые слова в жизни и надолго, чуть ли не на год, единственные.

— Давай его сюда, Фел, — герцог ласково и довольно улыбнулся. Ему было, чем гордиться: Род такой маленький, а уже умеет ходить и говорить. Вот только нормально ли это?

— Кажется, он мокрый.

— С младенцами такое случается, — хмыкнул отец и сам отобрал младшего сына у старшего. — А ты, Фел, возвращайся к жене. Правильно это. К тому же, пора бы и наследником обзавестись.

— Но?

— Я уже обзавёлся, — напомнил Имлунд. — И мои сыновья — это только мои сыновья, а тебе, Фел, род Зелеш продолжать!

И пошёл прочь, к своим покоям, сюсюкаясь с Родом. Отчитывая и одновременно хваля, оттирая грязные ладошки своим белоснежным платком, звеня погремушкой… Как же тогда Феллон ненавидел брата! За… за… Да, хотя бы за то, как менялся голос отца в разговоре с Романдом! И только теперь, сейчас, младший герцог вдруг понял. Если со старшими сыновьями Имлунд Зелеш разговаривал всего лишь спокойно, то младшему доставался исключительно лёд… ненависти…

Всё к демонам! Во Тьму! — Феллон стряхнул с себя воспоминания. Сейчас его интересовало одно: он жаждал увидеть жену и дочерей…

В замок Феллон добирался на шуршах — младший герцог прибыл глубокой ночью и не успел перешагнуть порог, как рухнул на пол. Сердце распухло от боли. Горячей, нестерпимой, плавящей рёбра, жгущей лёгкие.

— Отец…

Очнувшись, Феллон оттолкнул от себя перепуганных слуг и бросился в кабинет Имлунда. Там, за зачарованной стенкой прятался простой кувшин, без украшений, без рисунка — только с надписью.

— Вскрыть после моей смерти, — разум отказывался воспринимать очевидное, поэтому Феллон зачитал её вслух и снял печать. Внутри покоился свиток с последней волей герцога Зелеша.

Феллон прочёл и активировал магический амулет перемещения. Как ни стремился новый глава рода прочь из столицы, ему пришлось в неё возвращаться. В скором порядке. На Имперский совет.

— А-а-а!!!

От последнего, особенно громкого и протяжного крика дочери Керлик оглох на одно ухо. Это чародею ещё повезло — остальные уже давно на оба.

За окном медленно, но неумолимо светало, а Лита всё никак не могла разрешиться от бремени. Конечно, для первых родов это в порядке вещей — по-хорошему пустым схваткам длиться ещё половину дня… Нет, по-хорошему схваткам начаться следовало через месяц, но безумное и безответственное поведение девочки ускорило процесс. Впрочем, сейчас время не ругать малышку — сам вырастил, — а помогать ей. Лита уже рожала.

Рядом с Керликом и Любавухой пристроились Алай Строптивая и Керейн. Хозяин, сняв замыкающее заклятье, отпустил Чёрный Круг — Имперский совет объявил общий сбор. Оставшемуся чародею тоже требовалось явиться в Главель, но, быстро разобравшись в плачевном состоянии молодой хозяйки замка, чёрный маг категорически отказался уходить. И хорошо — Керлик вдвоём с Любавухой не справился бы.

— Вот так, правильно, — ласково прошептала Алай.

И новоявленный дед оглох-таки на второе ухо — внучок надрывался, словно две тысячи двести двадцать два демона.

— Ой, посмотри, какой у тебя мальчик, — не слыша себя, забормотал Керлик и поднёс к матери сына. — Глаза маменькины, а в остальном такой весь страшненький, в папеньку. Только волосёнки чёрненькие — Романду не понравится. Ну ничего, я что-нибудь убедительное придумаю: типа у тёмных магинь светловолосые дети не рождаются. Честно-честно, я Сельку не выдам.

Лита устало улыбнулась дурацким шуточкам отца. Она видела, что их с Романдом сын самый красивый в Мире мальчик. Чародейка хотела протянуть руки, коснуться маленького создания, чтобы увериться в его реальности, когда вдруг побледнела и часто-часто задышала. Глаза молодой матери округлились в панике.

— Ой, — оценил Керлик.

— Ага, — согласилась Любавуха, нисколько не ждавшая такого поворота событий.

— Я этого не выдержу! — признался Керейн.

И лишь женщина-рыцарь Алай Тхай оставалась спокойной.

— Тихо, девочка, тихо, — заговорила она. — Дыши медленнее. Ты уже это проходила. Сейчас будет куда легче.

Спальню прорезал новый крик. Лита всё так же отчаянно боялась, но знала, что сможет сделать это.

Романд застыл, глядя на отца. Герцог всё такой же величественный и ледяной, хозяин жизни, но скованный смертью распластался среди спящей соннички. Рядом валялся изуродованный и бесконечно мёртвый Марго, но, казалось, что Имлунд отстранился от стражника. Каждый из павших воинов был сам по себе. Впрочем, сейчас чародей не замечал наставника Меча.

Потом, когда они выберутся из этого проклятого Мира, когда Романду придётся объясняться с Зо, когда тесть не поверит словам, тогда юноша вспомнит о Марго. Сейчас время Имлунда.

Герцог лежал на земле, вокруг плакала сонничка… Или это Романд плачет? Меч, удивительный, изогнутый, но непривычно заточенный с обеих сторон, чистый, словно не участвовал ни в одном бою, серебрился в свете звёзд. Или, может, его заставляла сиять собственная, внутренняя сила.

Глаза в первый раз обманули юношу: клинок вошёл не в шею Имлунду, а рядом, в плечо, после таких ран бывает… Романд кинулся к отцу, в отчаянной надежде приложил левую руку к его груди. Кажется? Нет? Не понять!.. Юноша позвал собственный меч. Странное посох-копьё дёрнулось, выскочило прочь из тела Марго и распалось на составляющие. Жезл упал к ногам владельца, клинок скользнул в потную ладонь.

— Что? Ты? — Ёорундо мгновенно оказался рядом, но Романд опередил брата. Юноша осторожно поднёс вдруг заледеневший меч ко рту отца — на клинке образовались капельки. Герцог дышал.

— Ёорундо! Он жив!

Воин ошарашено кивнул. Однако, что им с этого? Имлунд жив, но ненадолго — без магии и опытных лекарей это всего лишь краткая отсрочка замешкавшейся где-то смерти.

— Надо обыскать Марго! У него наверняка имеется исцеляющий амулет!

Ёорундо вновь согласился и обшарил труп, но кроме цепочек ничего не обнаружил — если Марго и имел какие-то артефакты, то они все разрушились. Ничего не оставлять врагу — принцип вольников.

Романд поник. Он всё так же сидел рядом с отцом, вновь возложив левую руку на его грудь. По обе стороны от герцога лежало волшебное оружие мага — Жезл и Меч, они как и прежде сияли. На щеке юноши сверкала одинокая звёздочка-слезинка. Между маковыми головками, алыми, несмотря на темень, вился туман, белёсая, какая-то склизкая на вид мгла. На эту нереальную картину взирало сверху равнодушное чёрное небо в белую, едва уловимую крапинку.

Где-то Ёорундо уже встречался с подобным. Иллюстрация в книге? Витраж в позабытом храме? Воин не помнил, но знал — он видел. Что-то должно случиться, что-то предвещала эта картина.

— Род, — детское, младенческое имя брата всплыло в мозгу неожиданно. — Род, не надо. Оставь. Пусть отец умрёт спокойно. Не плачь над ним, пожалуйста!

Юноша вздрогнул, будто бесцеремонно вырванный из глубокого сна. Моргнул. Слезинка пробежала по щеке и, на миг зависнув на подбородке, упала на герцога.

— Ты хоть представляешь, Руно, — голос Романда был мёртвым, ненастоящим, как, казалось, и всё вокруг, — всю мою силу? Нет. А я — да. Теперь — да. Я очень сильный маг, я обладаю мощью, которой сейчас не в состоянии похвастаться никто… но я ничто. В этом проклятом Мире, я ничто! — теперь юноша говорил страстно, с жаром… с ненавистью. — Я ничего не могу!

— Не можешь, — согласился Ёорундо. — Но даже если бы мог, ты умеешь исцелять?

— Нет. Но, порой, достаточно одного сильного желания.

— Неосознанного желания, Род!

— Нет, — чародей решил зациклиться на этом маленьком словечке. — Маг становится великим не только тогда, когда научается владеть своей силой, но и когда умеет понимать и исполнять свои неподкреплённые знанием желания!

— Хорошо, я понял. Но здесь…

— Да! Здесь всё это бесполезно! Этот Мир бесполезен! Он наполнен магией, которую не достать! В каждом предмете — камне, дереве, шмеле, даже в маковой росинке полно волшебства, но… — Романд осёкся, круглыми глазами посмотрел на брата, потом на себя, здоровой рукой огладил свои плечи. — Подожди… Руно! Я же тоже предмет! Предмет, который заполнен магией!

— Верно. Но ты не можешь её достать. Твоя магия не взаимодействует с этим Миром! — напомнил Ёорундо.

— Не взаимодействует, — Романд вскочил.

От резкого движения у парня, по всей видимости, закружилась голова, так как он упал, но снова поднялся и кинулся чуть в сторону, к маку. Схватил первый попавшийся цветок, будто намереваясь высыпать в ладонь семена, но одной рукой, естественно, ничего не получилось.

— Романд! Что ты?! — вот теперь-то юный чародей точно свихнулся.

— Руно, помоги, нарви цветов!

— Зачем?

— Мне нужен сок!

— Малыш, ты хочешь забыться больным сном? — догадавшись, охнул воин. — Маленький! Не надо! Имлунд всё равно бы когда-нибудь умер! Мы ведь все смертные! Не надо обращаться к больному маку!

— Ты не понимаешь, Руно! Это не мак! — Романд смотрел на Ёорундо отчаянными, но вовсе не безумными глазами. — Это сонничка. Ты же сам сказал, что моя магия не взаимодействует с этим Миром, то есть, я не соединён с ним, а сонничка… Сонничка любым чародеем используется именно для того, чтобы заставлять взаимодействовать несоединимое!

— Ты полагаешь, что если измажешься её соком, получишь волшебство?

— Это надежда.

Ёорундо замер. Брат умел преподносить сюрпризы. Он не сходил и не собирался сходить с ума. Одна лишь последняя фраза неоспоримо доказывала: Романд отлично понимает, чем занимается, что делает. Он надеется на Истинное Чудо и осознаёт, что оно не обязано свершаться. Истинное Чудо — это не желание, это надежда.

Воин больше не задавал вопросов и не медлил — он собирал так похожие на больные маки цветы, затем выдавливал из них сок, смазывал руки брату. Потом отступил.

Романд вновь застыл над телом отца. Вполне возможно, что уже мёртвого — они не проверяли.

— Мне понадобится твоя помощь!

Ёорундо понял без дополнительных объяснений, подошёл к Имлунду и ухватился за меч. Прежде чем залечивать рану, следует удалить из неё лишние предметы.

— Давай!

Воин дёрнул. Из плеча фонтаном брызнула кровь — значит, герцог всё ещё жив, — окатила с ног до головы Романда, обагрила утоптанную землю.

— Род! Если сейчас ничего не случится, то мы уже не сможем ему помочь! Он потеряет слишком много крови! У нас нечем перевязать такую рану!

Юноша не откликнулся, сосредоточенно вглядываясь в свои, покрытые чужой кровью ладони, возложенные на грудь отца.

— Романд!

— Свет! Помоги! Приди!

— Романд! Ты с ума сошёл?! Взывать к Свету ночью, во Тьме!

— А к чему, по-твоему, должен взывать белый маг? — чародей обратил бешеный взор на брата. Ёорундо вдруг заметил, что Романда колотит в истерике. — Хотя… ты прав. Во Тьме не обращаются к Свету… — юноша запрокинул голову к чёрным небесам. — И я уже делал по-другому… Тьма! Мы все твои дети! Мы все вышли из тебя! Дай дорогу Свету! Пожа-алуйста!

Ёорундо понял, что Романд всё испортил — сила признаёт силу, от силы надо требовать, а не просить, но…

Юноша дёрнулся. В макушку, как тогда, четыре дня назад, на экзамене, словно ударила невидимая молния. Тёплая, гудящая волна-дрожь прокатилась по кровеносным сосудам, ушла в ноги, рванула в землю. Ниже, ещё ниже. И в этом странном Мире, как когда-то в родном, всё замерло — даже сонничка не качалась на ветру. Впрочем, каком ветру? Тот тоже застыл. Не исчез, а именно застыл. Но сам Мир пришёл в движение.

Приветствую!

Сила приближалась, готовая вернуться обратно в Романда.

— Помоги!

Ты хочешь?

— Да!

Даже ты обязан заплатить.

— Знаю. Понимаю. Согласен.

Хорошо…

Мироздание… Мир отозвались. Сила прокатилась по телу Романда и вырвалась из рук — одной живой, другой сейчас мёртвой. Свет. Слепящий, яростный. Властный.

— Случайно, роком и судьбою разрушит Мира все устои, — казалось, это говорил не Романд, а вызванный… призванный им Свет. Собственно, наверное, здесь и сейчас не было Романда.

Свет скатился с кончиков пальцев, окутал герцога, ворвался в него. И исчез.

На миг Ёорундо почудилось, что весь этот грандиозный спектакль так ни к чему и не привёл. В следующее мгновение Имлунд открыл глаза.

— Романд?

Юноша безмолвно рухнул на грудь к отцу. Чародей был жив, но дух его покинул и вряд ли собирался возвращаться.

Лита спала, несмотря на то, что её дети нет. Мальчик надрывался в руках Керлика, девочка — в объятиях Любавухи.

— Нов обрадуется, — хмыкнул Керейн, наблюдая за семейной идиллией.

— Что? — не понял новоявленный дважды дедушка.

— Эфель говорил, Нов боялся, что ты выводишь двуцветного мага.

— Такие специально не выводятся, знаешь ли! — возмутился Керлик.

— А что до этого Нову-то? — отмахнулся маг-оружейник. — Зато теперь обрадуется — всё оказалось куда банальнее. Не двуцветный маг, а близнецы — белый и чёрный.

— Ага…

— Кер, ты извини, но нам с госпожой Алай пора на Совет. И будь готов, тебя могут вызвать.

— А император будет? — с надеждой уточнил Керлик, хотя прекрасно знал ответ.

— Конечно. Это же Имперский совет, а не сбор Круга Старших Гильдии.

— Но мне Нов говорил, что Льеэфа не в Главели.

— Вернулся, — Керейн несколькими волшебными пассами привёл в порядок одежду и взял женщину-рыцаря за руку.

— Тогда я к вам не приду. Принципиально.

— Почему?

— Меня император убьёт. Одним взглядом.

— К-ха, его величество в курсе, что Романд его сын? — недоверчиво хихикнул гость. — Ну, не бойся, Кер, — мы тебя в обиду не дадим. Это же какая возможность ткнуть Хрона в его беспомощность!

Маг и рыцарь исчезли. Любавуха посмотрела на господина, господин на Любавуху. В глазах обоих поселилось недоумение.

— А мне-то, дуре, всегда казалось, что смеяться над временным бессилием таких как ты, чароплёт, опасно, — наконец смогла выговорить бабка трепыхающуюся раненой птицей мысль.

— Может, Мир вдруг взял и изменился? — соглашаясь, предположил Керлик.

— Это вряд ли. Слушай, чароплёт, а ты чего мне не сказал, что наша тощая смазливость императорский сыночек? Или не знал?

— Ну, почему же? Знал. Меня интересует другое: а есть ли кто-нибудь, кто не знает?

Чёрный замок с интересом изучал новое приобретение. Оно ему нравилось — такое симметрично-гармоничное. Правда, Замок не предполагал, что хозяйка ради него пойдёт на такие жестокие мучения. Вообще-то Замок думал, что подобные подарки доставляются в корзинах к воротам странными светящимися женщинами… но люди, они непонятные существа, непредсказуемые. И разные. Потому и выбирают разные способы. А Замку-то что? Ему хорошо.