Над стройплощадкой стоял гул — тот самый, который озадачил Гришаню еще по пути сюда. Позже мы заметили, что здесь собрались не только люди, но и собаки, коровы, птицы, и они тоже суетились, тревожно лаяли-кричали-мычали и тоже производили какие-то действия.

Несколько минут мы лишь смотрели, не пытаясь заговорить. В голову не приходило ни единой мысли, которая объяснила бы, что за трудовой подвиг свершается на наших глазах. Насмотревшись вволю, Петр достал из чемоданчика-комплекта видеокамеру.

— Гришаня, — позвал я, не оборачиваясь, — как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — немедленно отозвался он. — А что?

— Нет, ничего, — я удивился, что внештатник ничего не чувствует.

Я продолжал смотреть. Работа сотен людей завораживала. Все было согласовано, упорядочено и напоминало простой, но хорошо отработанный танец, где каждый знает свое место. В реальной жизни я такого не встречал. Даже появилась мысль, что неплохо бы присоединиться к этим людям, чтобы так же просто и разумно работать, не думая больше ни о чем, воздвигая исполинский муравейник или что-то еще — неважно...

Петя толкнул меня в бок и ядовито сказал:

— У тебя вид, как у комсомольского вожака, вдохновляющего массы на труд и подвиг.

— М-да, пожалуй, — проговорил я, заставляя себя прервать созерцание. — Может, и мне повторить дозу?

— Тебе виднее, — усмехнулся Петя и полез за своим диктофоном.

— Час ноль семь дня. Находимся возле складской постройки. Наблюдаем около двухсот пятидесяти человек, которые... которые...

Он запнулся, не зная какими словами здесь можно обойтись. Я подождал, пока он закончит, похихикал про себя неуклюжим формулировкам, которые он использовал, потом сказал, стараясь сделать интонацию спокойной и обыденной:

— Вы оставайтесь здесь, наблюдайте. Я пошел туда.

— Может, я с тобой? — не очень охотно предложил Гришаня.

— Пока не требуется. Начинаем готовиться.

Подготовка заняла совсем немного времени. Петька привел в рабочее состояние комплект теленаблюдения, а я повесил на воротник видеоглазок и воткнул в ухо крошечный динамик. В груди гулял холодок. Я пытался внушить себе, что ничего особенного не происходит. Просто нужно выйти и спросить у работающих людей дорогу или что-то еще...

— Кстати, о чем собираешься с ними поговорить? — поинтересовался Петя.

— Не знаю еще. Наверно, спрошу, кто из сельсовета.

— Ты уже забыл, что у нас есть прекрасный повод для знакомства? Нас просили зайти к Кузнецовым, только не к тем, которые...

— Я все понял, Петя. Спасибо, что напомнил. Когда наша уютная верная машина осталась позади, я почувствовал себя еще более некомфортно. Петька с Гришаней сочувственно смотрели мне вслед сквозь пыльное лобовое стекло.

Я неторопливо пошел вперед, стараясь выглядеть непринужденным. Вскоре я уже приблизился настолько, что стал различать обрывки разговоров. Странно, но разговоры были самые обыкновенные — «подай, принеси, позови...». И люди выглядели вполне обычно. Вот полная женщина в цветастом платье и фартуке нагружает грунтом носилки, иногда вытирая подолом пот с лица. Вот кудрявый парень сбивает из досок какие-то рамы. Некоторые перекуривали. Все было буднично, обыкновенно, но вместе с тем — как в дурном сне. Я даже мгновение колебался. Может, мы зря так разволновались? Может, в селах уже давно принято не сеять, не пахать, не выращивать коров и свиней, а воздвигать всем миром курганы-муравейники?

— Как ты там? — прозудел в наушнике Петя.

— Здоров, — лаконично ответил я.

— Поправь глазок — на экране одно только небо. Я уже находился среди людей. Было неудобно чувствовать себя единственным праздношатающимся среди этой энергичной трудовой армии. На меня иногда искоса посматривали, но взгляды не задерживали. Я подошел к худощавой рыжеволосой девушке, которая в поте лица укрепляла склон кургана булыжниками. Я не случайно подошел именно к ней: обычно я вызываю у молодых девушек расположение и желание помочь.

— Здравствуй. Устала?

Она повернула ко мне лицо, и тут я понял, что она не просто устала, а совершенно измождена. Грязь покрывала кожу серой маской, взгляд пустой, как небо, движения тяжелые, порывистые, из последних сил. Казалось, она несколько дней не спала и не ела. Возможно, так оно и было.

— Что? — она смотрела равнодушно. Как администратор гостиницы на командированного.

— Мне нужно найти Кузнецовых. Тех, что живут в крайнем доме.

— Здесь остались только одни Кузнецовы. Поищи там, — она кивнула на железный ангар и потеряла ко мне интерес.

Петя в наушнике глупо посмеялся, что не везет нам сегодня на женщин, но я не ответил.

Большие железные двери были распахнуты. Внутри пахло землей. Я увидел совсем рядом покатый земляной вал, укрепленный камнями и бревнами, в котором чернели несколько нор в человеческий рост. Высокая худая старуха монотонно водила метлой по бетонному полу, присыпанному землей и мелкими камешками.

— Мне Кузнецовы нужны, — громко сказал я. Старуха остановилась. Перевела дыхание. Вытерла лоб, щеки, шею. Только после этого указала на одну из нор.

— Подумай хорошенько, — предостерег Петя.

— Отстань, — тихо ответил я.

Я шагнул внутрь и сразу потонул во мраке. Но не надолго, потому что глаза подозрительно быстро привыкли к темноте, и я начал различать очертания стен. Позже мне стало казаться, что светятся сами стены тоннеля.

Я шел очень медленно, после каждого шага прислушиваясь. И по бокам, и сверху, и снизу чернели какие-то отверстия, выходы в другие тоннели. Дважды из них выныривали неясные фигуры, и я сжимался в комок, ожидая разоблачения. Но всякий раз мне просто уступали дорогу, не говоря ни слова.

Петр еще не раз предлагал мне одуматься и вернуться обратно. Но я уже почти перестал бояться. Мне стали попадаться небольшие круглые помещения, освещенные несколько лучше, чем коридор. Обычно они были пусты, но в некоторых я видел женщин, размазывающих по стенам какую-то слизь.

Потом мне преградила дорогу большая тень. Я мигом понял, что без объяснения не обойтись.

— Я ищу Кузнецовых.

Тень отступила, пропуская меня в освещенный круглый зал. Я взглянул — и понял, что теряю чувство реальности.

Я увидел какие-то дымящиеся лужи, груды мелких камней, огромные хлопья плесени, а над ними — несколько неестественно розовых обнаженных тел, висящих под потолком. Они держались в путанице каких-то корней, веревок и клоков соломы. Они шевелились.

— Впечатляет, — услышал я в наушнике. Петьке, сидящему в уютной кабине перед экраном, было невдомек, какие чувства я сейчас испытывал.

Я повернулся и пошел прочь, напряженный, как сжатая пружина. Я гадал, что сейчас произойдет. Полетит ли мне в спину топор, обрушится ли на голову дубина? Подвесят ли меня под потолок или просто замуруют в земляную стену — я допускал все, что угодно.

Но все обошлось Через пару минут я вышел на свет. Потом мы сидели втроем в кабине «уазика» и задумчиво молчали.

— Вызываем бригаду, — сказал я наконец.

— Давно пора, — с облегчением ответил Петр.

Гришаня протянул нам чемоданчик с аппаратурой. Разговор с базой был коротким. Дежурный принял сообщение, уточнил, есть ли жертвы и какова степень опасности, а потом велел нам выбрать место для посадки вертолетов и поставить спутниковые маяки.

Место мы нашли без труда. В полукилометре от человеческого муравейника находился небольшой скошенный луг, огороженный со всех сторон старым березняком. Мы перекусили и начали вытаскивать коробки с маяками.

Гришаня сначала помогал нам, но при этом что-то бормотал и постоянно отвлекался. Наконец он вообще ушел, ничего не объяснив, и мы не стали его задерживать. Вскоре пять тяжелых алюминиевых шаров со стеклянными вставками были развезены и установлены по окружности луга на равных расстояниях друг от Друга.

Мы с Петром уже собрались завалиться на травку и допить квас, привезенный с собой, как вдруг подбежал взъерошенный и взволнованный внештатник.

— Я нашел! Я нашел его! — с ходу закричал он. Мы, конечно, сразу побежали за Гришаней. Но, как это часто бывало, шум оказался преждевременным. Внештатник вывел нас на середину луга и остановился.

— Здесь.

Мы с Петей переглянулись и одновременно устало вздохнули.

— Что «здесь»?

— Понимаете... Не знаю, как объяснить, но это здесь, — он от волнения даже начал ковырять землю носком ботинка. — Тут какой-то поток, центр... Черт побери, вы не понимаете, а я это чувствую. Здесь надо еще работать.

— Гришаня, — назидательно заговорил Петр, — сейчас прибудет бригада и начнет работать. Здесь прекрасно обойдутся и без нас.

— Да неужели будем ждать бригаду?! — внештатник был исполнен досады. — Вам лень, что ли? Я и сам могу заняться.

— Ну, занимайся, — пожал плечами Петя. — Бери комплекты, проверяй, замеряй, анализируй.

В тот момент мы с Петькой были убеждены, что наша задача выполнена. Делать что-то еще бессмысленно. И поэтому мы с чистой совестью повернулись и ушли к машине. До прибытия вертолетов у нас оставалось какое-то время и хотелось провести его с пользой для себя. Мы разделись до пояса и улеглись на траве, предоставив усталому послеобеденному солнцу разбираться с нашей бледной городской кожей. Внештатник возился где-то рядом, мы не обращали на него внимания.

— Знаешь, я сегодня испытал давно забытые чувства, — сказал Петр. — Страх и удивление.

— Я тоже. Но, может, ты заметил, не успели мы как следует удивиться, как все опять стало рутиной. Интересно, в кого нас превратит эта работа лет через двадцать?

— Да ладно тебе... Нормальная работа. Кстати, а как ты попал в Ведомство?

— Позвали в гости какие-то малознакомые люди. В компании оказался Директор. Говорил со мной почти час. Ну и... Вот так.

— Я примерно так же. Знаешь, мне тогда показалось, что вечеринка была организована только для нас с Директором.

— И мне так казалось, — согласился я. — До сих пор думаю, что все было подстроено.

— Здорово все-таки... — мечтательно вздохнул Петр. — Жизнь на сто восемьдесят повернулась. Пиджаки, машины, оружие, тренировки. А я — только из армии. Знакомые на меня смотрели, как на первого космонавта, гордились. У тебя тоже так было?

— Было. Зато теперь эти знакомые куда-то подевались. И в гости звать как-то перестали, и просто поговорить не останавливаются. Может, они меня боятся?

— И у меня та же история. Знакомых полно, а даже выпить иногда не с кем. Друзья остались только старые, еще со школы.

Петька замолчал, потом начал что-то тихо насвистывать.

— Вообще многие в друзья набиваются, когда узнают, кто я, — вновь заговорил он. — Но друзьями так и не становятся. Улыбаются, охают, ахают, с разговорами лезут.

— Про летающие тарелки спрашивают, верно?

— Только о них и спрашивают. Ну, еще про Тунгусский метеорит, — с досадой проговорил Петр. — А однажды так меня разозлили с этими тарелками. Был как-то в гостях, а там одна дамочка — губки бантиком, глазки фонариками... Ну, дура дурой, представляешь? И вот она, как узнала про меня, так и защебетала: «А, это вы за летающими тарелочками гоняетесь?» Представляешь, какова гадина?

— Не принимай близко к сердцу, — от души посоветовал я.

— Да как же не принимать, Олег?! Ты же сам знаешь, чем нам приходится заниматься. Помнишь, в радиоактивную шахту спускались? А прыгающие камни помнишь? Все-таки хоть и не часто, но рискуем! А эта дура — «за летающими тарелочками гоняетесь».

— Это еще что, — усмехнулся я. — Мне как-то раз звонят по внутренней линии и спрашивают: «Вы порчу снимаете?»

Петька расхохотался, забыв разом свои обиды на мир. Тут подошел внештатник.

— Ерунда эти ваши комплекты, — недовольно пробормотал он. — Ничего стоящего нет.

Я открыл глаза. Гришаня держал в руках несколько пучков травы и полиэтиленовый мешок с какими-то камешками.

— Ты колдовством решил его взять?

— Да при чем тут колдовство? Имеются у меня методы... У нас вода чистая есть?

— Поищи в машине, — сказал Петька. — Там должна быть канистра с водой для радиатора.

— А лучше бы с нами лег позагорать, — добавил я. — Когда еще за город выберешься?

— Когда надо, тогда и выберусь. А банки трехлитровой нет? Ну, ладно, сойдет и канистра.

Я перевернулся на живот и стал безучастно наблюдать, как Гришаня реализует какой-то безумный проект. Он разжигал костер, взбалтывал воду в канистре, что-то растворял в ней.

— Может, они правы?

— Ты о чем? — удивился Петр.

— Я о тех, кто считает нас ловцами зеленых человечков.

Петя выдержал подозрительную паузу.

— Я что-то не очень понимаю...

— А как еще относиться к нам, если любой псих может прийти, объявить себя космическим пришельцем, и при этом он будет внимательно выслушан и подвергнут изучению?

— Ну... Так положено, а иногда это оправдывает себя. Послушай, сдается мне, ты копаешь под собственную хату. Неужели тебе служба надоела?

— Да нет, не надоела, но... Петя, я не вижу цели. Мы с тобой служим огромной и непостижимой организации. Сектор биологии. Сектор геофизики. Сектор человека. Сектор атмосферы — и везде работают люди, много людей, каждый что-то делает, для чего-то нужен. В одном только Секторе информации пятьдесят человек листают газеты и слушают радиопереговоры... А что в итоге? Вся эта людская масса напрягает мозги, мотается по стране и миру, иногда даже рискует жизнью только для того, чтобы найти Явление — и тут же его засекретить.

— Но... Так положено. Вообще, я об этом никогда не думал.

— Еще бы... Директор умеет внушить, что мы все делаем правильно, абсолютно правильно. У него под рукой всегда десяток аргументов нашей необходимости и незаменимости. Послушаешь его — и хочется памятник себе поставить. А если разобраться, от тебя лично, Петя, была хоть раз людям конкретная польза?

— Ну, ты скажешь тоже, — фыркнул Петр. — А ну вспомни хотя бы Блуждающую линзу, которая жгла тайгу под Новосибирском.

— Как же, помню. Нашли ее метеорологи, уничтожили ракетчики. А мы что сделали?

— Как?! Мы ее со всех сторон изучили и дали рекомендации всем этим ракетчикам...

— И что? Кто-то узнал, чем на самом деле была эта Линза?

— А зачем? Ну хорошо. А вот вспомни еще...

— Не нужно, Петя. Я тоже знаю кучу положительных примеров. Но все равно, наша главная цель — прятать и закрывать. И только этому мы посвящаем жизнь.

Петр удивленно посмотрел на меня. Он даже приподнялся, чтоб лучше меня видеть.

— Олег... Неужели тебе совсем не нравится такая работа?

— Нравится. Как такая работа может не нравиться? Но, понимаешь... Выхода из нее нет. Зачем работаю — не знаю. Зачем живу... Семьи у меня нет, сам знаешь. И ничего у меня нет.

— Э-э-э... — понимающе протянул Петя. — Масштабно ты стал мыслить. Сдается мне, Олежек, ты должен пообщаться с нашим психологом.

— Скорей уж с психиатром. Да что толку? Поговорит он со мной, вникнет, а после вернется к своим детям, к своим диссертациям. А я останусь, где был.

Было видно, что Петя от чистой души мне сочувствует и силится что-то посоветовать. Да только не мог он мне помочь, при всем своем желании и доброте. Потому что нельзя вот так, на ходу, придумать, как изменить жизнь.

Я так и не узнал, какая спасительная мысль зрела в его голове, потому что в следующую секунду мы услышали душераздирающий крик внештатника.

Мы вскочили. Гришаня несся к нам со всех ног, подпрыгивая и оборачиваясь. Позади дымился костер.

Мы с Петькой, не сговариваясь, бросились ему навстречу.

— Оно шевелится! Оно оживает! — голосил Гришаня, хватаясь за нас.

Мы не знали, что делать — спасаться или успокаивать нашего товарища, которому от переутомления что-то показалось.

— Вы мне не верите! — вопил Гришаня. — Идите, смотрите сами, там земля шевелится в трех местах, и трава, и кочки!

— Успокойся, Гришаня, сейчас все проверим, — я попытался перекричать его.

Но тут Петр судорожно схватил меня за руку.

— Смотри!

Я обернулся. В центре луга, там, где только что копался со своими склянками внештатник, поднималась земля. Она вспухала большим подрагивающим пузырем, и головешки костра сыпались с него, разбрасывая искры и клубы пепла.

Мы, все трое, оцепенели. Конечно, по всем правилам и инструкциям нам следовало сейчас же прыгать в машину и рвать когти, но... Ни одна инструкция почему-то не напомнила о себе.

Смотреть на оживающую землю было жутко. Но и оторваться невозможно. Холм уже достиг размера легкового автомобиля и начал растрескиваться, а мы по-прежнему не могли стронуться с места. Даже внештатник замолк... Это необходимо было увидеть — сейчас, а не в записи и не в виде компьютерной модели.

И вдруг произошел прорыв. Один миг — и все изменилось. За этот миг я ничего не успел толком рассмотреть. Показалось, что назревающий земляной волдырь лопнул — и из него вырвалось темное мутное пятно или облако размером с самолет-" кукурузник", а из десятка мест вокруг — другие, очень похожие комки мути, размером поменьше, но соединенные с центром путаницей каких-то жил или кишок, и все это невообразимое сооружение рвануло в небо, бросив на нас вал земли и камней.

Запомнилось еще, как мозг пронзила тысяча молний и как жалобно вскрикнул Гришаня, прежде чем наступила тьма...