– Я в прекрасной форме. — Бустаменте потягивается и косится на Эрона. — Какой там воздух? Такой же прозрачный, как это выглядит на снимках? Спроси у сестры, хорошо ли там пахнет.
      – Загляну к ней вечерком и обязательно спрошу.
      – У меня тоже сплошные визитеры. — Неожиданно Бустаменте включает монитор, на который Эрон не обращал прежде внимания. Перед ними — комната связи, вид сверху. Соседняя кабина, откуда ведется управление вращением, пустует. Бустаменте ворчит себе под нос и переключает камеры; на мониторе появляется коридор, ведущий к капитанскому мостику, а затем какие-то иные места, которые Эрон не может сразу идентифицировать. Нигде ни души. Наблюдательная сеть, которой Бустаменте оплел весь корабль, — один из мифов-долгожителей на «Кентавре». Сейчас появилась возможность разобраться, что за мифом стоят камеры, спрятанные в стенах. Как ни странно, Эрон не усматривает в этом повода для упреков.
      – Сегодня ко мне заглядывал Тим. Просто так, поболтать. — Бустаменте снова переключается на кабину управления вращением и приближает запертый лазерный пульт. Это зрелище таит в себе некую угрозу; Эрон вспоминает, как Фрэнк Фой пытался наблюдать с помощью камеры за Коби, не согласовав свои намерения со старшим связистом.
      Словно угадав его мысли, Бустаменте цокает языком.
      – Знаете, как выразился в старину чемпион по боксу в тяжелом весе Джордж Форман? «Миллионы валились с ног, повстречавшись в этих непроходимых джунглях с Большим Джорджем». Я строю собственные планы, Эрон. Мелани — это только начало. Она покрепче, чем кажется на первый взгляд, но, конечно, тщедушна. Ей надо наращивать мышцы. Следующая на примете — Даниэла. Морской биолог, разбирается в рыбах.
      Он вызывает на экран новую картину: спина крупной женщины. Видимо, это игровая комната.
      – Подбираете себе будущее семейство? — Эрон восхищен дальновидностью и самоуверенностью верзилы. Настоящий монарх!
      – Это планы на отдаленное будущее. — Он пристально смотрит на Эрона. — Сначала нужно встать на ноги. У вас будут другие интересы, поэтому третьей я числю Соланж.
      – Соли? — Эрон контролирует свои лицевые мускулы. — Но вы хотя бы?.. А что она? Рэй, впереди целых два года! Возможно, мы вообще не…
      – Об этом не беспокойтесь док. Считайте, что я вас предупредил. Можете использовать оставшееся время, чтобы научить Соланж, как действовать, когда родятся дети.
      – Дети… — У Эрона идет кругом голова. Слово «дети» не звучало на «Кентавре» уже много лет.
      – Возможно, вам самому тоже пора задуматься о будущем. Это никогда не бывает преждевременным.
      – Хорошая мысль, Рэй.
      Эрон выбирается из залитых светом джунглей, надеясь, что его улыбка выражает профессиональную уверенность в выздоровлении пациента, а гнев проигравшего, чью женщину только что уволок более сильный. Соли, единственная отрада! Впрочем, впереди еще долгих два года. За это время; он придумает, как поступить. Или все предрешено заранее?
      Перед его мысленным взором встает дурацкая картина: он и Бустаменте дерутся посреди поля гигантских подсолнухов.
      Эрон подходит к двери капитана Йелластона. Сейчас он встретит лидерство в более абстрактной форме.
      – Входите, Эрон. — Йелластон сидит за столиком и обрабатывает ногти. Взгляд его совершенно нейтрален. Старый пройдоха знает, что такое выдержка.
      – Ваша речь задела нужные струны, сэр, — учтиво произносит Эрон.
      – Это не надолго. — Йелластон улыбается. Поразительно теплая, почти отеческая улыбка на усталом лице англосакса. Он убирает пилку. — Если вы не торопитесь, мы с вами обсудим пару вопросов.
      Эрон садится. У Йелластона снова прорезался лицевой тик — единственное свидетельство давнего сражения с самим собой. Йелластон наделен просто нечеловеческой работоспособностью, не взирая на усиливающееся поражение центральной нервной системы. Эрон навсегда запомнил день, когда «Кентавр» официально прошел орбиту Плутона. Вечером его вызвал Йелластон и без всяких предисловий сообщил: «Доктор, у меня привычка ежевечерне принимать по шесть унций спиртного. Я придерживался этого правила всю жизнь. В этом полете я сокращаю дозу до четырех унций. Ваша задача — обеспечить мне мою норму». Не веря своим ушам, Эрон, заикаясь, спросил, как капитану удалось выдержать весь проверочный год. «Воздерживался», — сказав это, Йелластон помрачнел, выражение его глаз испугало Эрона. — «Если вас заботит успех нашего полета, доктор, то делайте так, как я прошу».
      Нарушив свой профессиональный долг, Эрон согласился. Почему? Он не перестает спрашивать себя об этом. Ему известны все клички демонов, которых ежевечерне истребляет капитан. Раздражение, страх, паника — чувства, которым не место в капитанской душе. Впрочем, Эрон подозревает, что на самом деле Йелластон ведет сражение с совсем другим демоном. Имя ему — время, и от него не придумано противоядий. Йелластон представляется ему старой крепостью, устоявшей благодаря колдовским ритуалам. Возможно, демон уже умерщвлен, но он не рискует пытать старика вопросами.
      – Ваша сестра — очень смелая девушка, — проникновенно произносит Йелластон.
      – Невероятно смелая!
      – Мне хочется, чтобы вы отдавали себе отчет, насколько я ценю героизм доктора Кей. Это будет полностью отражено в моем докладе. Я представляю ее к ордену Космического Легиона.
      – Благодарю вас, сэр.
      Эрон мысленно фиксирует вступление Йелластона в клуб поклонников Лори. Внезапно его охватывает страх: не является ли он свидетелем очередного приступа? Это случалось с Йелластоном уже несколько раз: в оборонительных порядках железного человека появлялась брешь, залатать которую удавалось с большим трудом. Первый такой случай произошел на исходе второго года полета. Причиной послужила Элис Берримен. Йелластон подолгу беседовал с нею. Беседы становились все насыщеннее. Девушка сияла. До поры до времени все оставалось в норме, хотя и вызывало удивление. Элис признавалась Мириам, что капитан излагает причудливые стратегические и философские построения. Кульминация не заставила себя ждать: как-то раз еще до завтрака Эрон нашел ее рыдающей и увлек к себе в кабинет, чтобы вытянуть правду. Услышанное повергло его в ужас: то был не секс, а нечто несравненно более ужасное — бессвязная болтовня ночь напролет, завершившаяся плаксивым впадением в детство. Элис была в отчаянии: восхищение, почтенный трепет сменились отвращением. После тщетных попыток успокоить несчастную Эрон просто-напросто накачал ее наркотиками и внушил, что напилась она сама, а не капитан. Этого требовали интересы экспедиции…
      С тех пор он бдительно наблюдал за Йелластоном. Приступы повторялись каждые два года. Эрон сочувствовал бедняге: видимо, детство — единственное время в его жизни, когда он был свободен.
      До сих пор Йелластон не использовал Эрона как партнера для расслабления — то ли ценя его как ловкого поставщика зелья, то ли в силу других причин. Неужто теперь сгодится и он?
      – Ее отвага и свершения станут источником вдохновения для остальных.
      Эрон настороженно кивает.
      – Мне хотелось убедиться, что вы понимаете, насколько я доверяю докладу вашей сестры.
      «Как она ловко запудрила ему мозги! — думает Эрон в унынии. — Ай да Лори!» Потом он улавливает напряжение, которым пропитана пауза, и поднимает глаза. Куда гнет капитан?
      – Ставка слишком велика, Эрон.
      – Совершенно справедливо, сэр, — отвечает он с огромным облегчением. — Я придерживаюсь точно такого же мнения.
      – Нисколько не умаляя достижений вашей сестры, я должен сказать, что было бы слишком рискованно полагаться на чьи-либо слова, не имея иных подтверждений. Любых! Мы не располагаем объективными сведениями о судьбе экипажа «Гаммы». В связи с этим я намерен по-прежнему передавать желтый, а не зеленый сигнал, пока мы не прибудем на планету и не убедимся во всем сами.
      – Слава Богу! — восклицает Эрон, мнящий себя безбожником.
      Йелластон смотрит на него с любопытством. Сейчас самое время рассказать капитану о «встречах» с Тигом, о снах, признаться в страхах, связанных с телепатическими способностями инопланетного «укропа». Однако в этом нет необходимости: Йелластон сохранил трезвомыслие, Эрон неверно истолковал элементарную вежливость.
      – Я хотел сказать, что полностью поддерживаю ваше решение. Означает ли оно, что мы отправляемся на планету? Вы приняли решение, не дожидаясь результатов проверки образца?
      – Совершенно верно. Что бы мы ни выяснили, альтернативы не существует. Но есть одна тонкость… — Йелластон делает выразительную паузу. — Мое решение насчет сигнала не будет популярным. Хотя два года — очень короткий отрезок времени…
      – Два года — это вечность, сэр. — Эрон вспоминает загоревшиеся лица, восторженные голоса нетерпения, Бустаменте.
      – Я сознаю, что некоторые считают именно так. Я был бы рад сократить этот срок, однако «Кентавр» не располагает ускорителями, в отличие от разведывательных ракет. Тем не менее некоторые члены команды могут придерживаться мнения, что наш долг — как можно быстрее уведомить Землю о находке. Ведь ситуация там обостряется с каждым месяцем.
      Оба помолчали, скорбя о родной планете.
      – Если с «Кентавром» что-то случится еще до того, как мы проверим пригодность планеты, Земля уже никогда не узнает о ее существовании, — вслух размышлял капитан. — С другой стороны, у нас не зарегистрировано крупных неисправностей и нет оснований опасаться их в дальнейшем. Мы действуем согласно плану. Было бы непростительной ошибкой поторопиться с отправкой зеленого сигнала.
      До Эрона доходит, что Йелластон оттачивает предстоящее официальное заявление. Что ж, бутлеггера можно использовать по-разному. Но почему не обратиться к обычным советчикам — Дону и Тиму? Только сейчас Эрон начинает понимать, кого имеет в виду капитан, говоря о «некоторых».
      – Так мы обречем на гибель массу людей, хуже того, перечеркнем всякую надежду на успех переселения. В этих условиях поспешность пахнет преступлением. Земля доверилась нам. Мы не можем идти на риск и злоупотреблять ее доверием.
      – Аминь.
      Йелластон хмурится, потом резко встает и подходит к шкафу. Эрон слышит, как он делает глоток. Старик, должно быть, сэкономил последнюю каплю в ожидании новой дозы.
      – Черт бы их побрал! — Йелластон стучит фляжкой о стол. — Напрасно мы взяли в экспедицию женщин.
      Эрон не может удержаться от усмешки: он-то не разделяет сожалений старика. Эрон с благодарностью думает о Соли, об Алстрем, о женщинах-специалистах, идущих на «Кентавре» впереди мужчин, о спорах на Земле, не следует ли доверить командование кораблем женщине… Впрочем, он отлично понимает, что имеет в виду Йелластон.
      Капитан оборачивается, не пряча от Эрона свою рюмку, — признак небывалого доверия.
      – Нас ждут большие испытания, док. Два предстоящих года будут самыми мучительными. С другой стороны, то обстоятельство, что мы направляемся к планете, усмирит большинство команды. — Он опять массирует костяшки пальцев. — Отныне вам следует быть начеку. Напрягите зрение и слух.
      Эрон поспешно анализирует сказанное. От врачей, как и от бутлеггеров, тоже бывает толк.
      – Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. Я сделаю все, что от меня зависит, — обещает Эрон Он надеется на давно намеченное общее обследование команды: возможно, сеансы психоанализа помогут заблаговременно разглядеть зреющие проблемы.
      – Отлично. Итак, завтра мы начинаем изучение растительного образца. Первоначально работа будет вестись на месте? — Эрон отвечает утвердительна, соображая при этом, что сейчас «место» инопланетного овоща — слева от него. —В корабль ничего не попадет?
      – А вот об этом надо позаботиться особо. Нужна охрана у входов в коридор.
      – Сами; всем распоряжайтесь доктор охраной в том числе.
      – Отлично. — Эрон массируерт себе шею, вспоминая о содержимом чемоданчика. — Некоторые демонстрируют любопытную психологическую реакцию на присутствие инопланетного организма. Полагаю, ничего серьезного. Вы сами, примеру, не замечали у себя странного ощущения — постоянного интуитивного отслеживания физического расположения этого существа?
      – Представьте себе, замечал! Сейчас оно на севере, вон там. — Капитан указывает через правое плечо Эрона. — Это важно, доктор? Эрон облегченно переводит дух.
      – Для меня — да. Выходит, что лично я за десять лет так и не научился ориентироваться в пространстве. — Он берет чемоданчик и движется к шкафу. — Мне казалось, что оно примерно у вас под койкой.
      Док привычными движениями меняет опорожненные фляги на полные.
      – Еще раз передайте своей сестре мои поздравления, Эрон. Не забудьте!
      – Не забуду, капитан.
      Эрон выходит несколько взволнованный. Ему предстоят нелегкие раздумья, если Дон или Тим взбунтуются, что сможет противопоставить им доктор Эрон Кей? Одновременно он вдохновлен: старик не купился на россказни Лори и не собирается действовать очертя голову.
      Решив поразмяться, он бежит по одному из самых длинных коридоров корабля где расположены шесть доков для разведывательных ракет. Здесь особенно сильна гравитация — она даже превышает нормальный земной уровень, поэтому именно это место облюбовали поклонники физических упражнений и игр. Эрон одобряет и этот элемент конструкции корабля.
      Его путь лежит в коридор «Бета», названный так по имени разведывательной ракеты Дона Парселла. Сама «Бета» давно наречена «Зверем», или «Фашистским чудовищем», тогда как «Альфа» Тима именуется «Безбожным выродком». «Гамма» командира Ку превратилась просто в «Чайную розу»; теперь эта «розочка» болтается у них за кормой, скрывая в своем чреве загадочный груз.
      Этот коридор ничем не отличается от коридора в отсеке «Гамма», где завтра будут исследовать инопланетный организм. Эрон считает на ходу проемы, в которых предстоит выставить охрану. Их набирается четырнадцать — больше, чем он предполагал. Здесь сходятся трапы со всего корабля: разведывательные ракеты при необходимости призваны играть роль спасательных шлюпок. Коридор такой длинный, что конец его теряется в перспективе. Эрон чувствует холодок в ногах: ведь он находится не где-нибудь, а в самом настоящем звездолете! Он — все равно что муха, ползущая по внутренней стенке вращающейся консервной банки, заброшенной в межзвездное пространство; под его ногами горят несчетные солнца.
      Он вспоминает церемонию, состоявшуюся в этих коридорах три года назад, когда разведывательные ракеты устремились навстречу солнцам Центавра. Спустя четыре месяца здесь же с грустью встречали сначала Дона, потом Тима, которые не нашли ничего, кроме сгустков метана и камней. Неужели «Зверь» и «Выродок» скоро понесут их к планете Лори? Вернее, не скоро, а через два года, и к планете Ку…
      Эрон так занят своими мыслями, что врезается в Дона Парселла, который возвращается из командного отсека «Беты».
      – Готовишься к старту, Дон?
      Дон ухмыляется. Эта его усмешка годится на все случаи жизни: Эрон подозревает, что с таким же выражением лица Дон шагнул бы в адский огонь. У Дона вид не только рубахи-парня, но и сторонника порядка. Тим ему под стать. К той же породе принадлежит и Ку. Именно такие мужчины должны проложить человечеству новый путь.
      Эрон ступает на трап, ведущий к жилищу Лори. Ему представляется, как Дон, все три корабля и вся команда опускаются на планету — мир цветов и меда; как высыпают на поверхность, торопясь создать подобие Земли. Что они там найдут — процветающую колонию Ку или голые кости? Но свобода есть свобода, созидание есть созидание. Потом прибудут корабли с Земли. До этого у них в распоряжении есть лет пятнадцать. Сначала прибудет техника, оборудование, все необходимое для сельского хозяйства. Дальше потянется разнообразный люд: администраторы, их семьи, политики, целые отрасли промышленности, рабочие, техники, инженеры. Все это хлынет на девственную планету, затопит ее, расползется по ней. Что тогда станет с Бустаменте, с ним самим, с Лори?
      Он уже стоит у двери сестры. Холл наконец-то опустел.
      Она впускает его. Он рад, что застал ее за прозаическим занятием — она делает прическу; черные зубья щетки находят среди рыжих завитков серебристые нити. Впрочем, это выглядит даже привлекательно. Она манит его внутрь, не оставляя своего занятия. Видимо, она вознамерилась сделать сто взмахов расческой.
      – Капитан передает тебе личные поздравления. — Садясь, он думает о том, что Фой может прослушивать ее каюту. Впрочем, Фой не рискнул бы установить системы визуального слежения.
      – Спасибо, Эрн. Семьдесят… Ты тоже меня поздравляешь?
      – А как же! Ты, наверное, устала. Я видел, ты принимала гостей. Хотел заглянуть раньше, но не тут-то было.
      – Семьдесят пять… Всем хочется послушать про тамошнюю жизнь. Для них это так важно!
      – Понимаю. Кстати, я оценил твой маневр в отношении наших драчливых китайцев. Не ожидал от тебя такого такта, сестренка. Она быстрее заработала щеткой.
      – Мне не хотелось все испортить. К тому же они быстро угомонились. Готово! — Она кладет щетку и улыбается. — Что за безмятежное место, Эрн! Кажется, там можно будет зажить по-новому: без насилия, ненависти, алчности. Знаю, знаю, как ты к этому относишься! Но у меня возникло такое чувство…
      Небрежный тон не может его обмануть. Лори, заблудшее дитя, мечтает о возвращении в райские кущи. Ее глаза горят, как у Жанны, напоминающей дофину о его священном предназначении. Эрон всегда испытывал сочувствие к бедняге дофину.
      – Люди есть люди, Лор: среди них обязательно заведется паршивая овца. А вообще-то они не так уж плохи. Взять хотя бы нас.
      – Нас? Опомнись, Эрн! Шестьдесят специально отобранных экспонатов! Разве мы действительно хороши? Разве способны хотя бы щадить друг друга? Худшие чувства подспудно нарастают почти в каждом и ждут случая, чтобы вырваться наружу. Только вчера на корабле произошла драка.
      Как она узнала?
      – Слишком велико напряжение, Лор. Мы все-таки живые люди.
      – Живые люди обязаны меняться.
      – Ничего подобного! Я хочу сказать, что основа не требует изменения, — виновато бормочет он. Зачем она так с ним поступает? Она заставляет его выступать в защиту того, что ненавидит он сам. Она права, но… — Лучше бы приняла людей такими, какие они есть. Таков главный завет.
      Она вздыхает, поправляет мелочи на тумбочке. Ее каюта похожа на тюремную камеру.
      – Почему мы называем «человеческим» то, что на самом деле унаследовали от зверей, Эрн? Агрессивность — якобы человеческая черта. Жестокость, ненависть, жадность — все это вроде бы присуще людям. Но так ли? Так? Чтобы стать настоящими людьми, мы должны избавиться от этих пороков. Почему бы не попробовать?
      – Мы пробуем, Лор, пробуем.
      – Вы и новый мир превратите в такой же ад, как Земля.
      – Ладно, Лор. — Он встает и разворачивает ее. — Я тебя знаю. Говори, что произошло на планете? Что ты скрываешь?
      – Ничего! Я все рассказала. Лучше ты скажи, что творится с тобой?
      – Дай мне честное слово, Лор, что Ку и его люди в полной безопасности. Поклянись!
      – Клянусь. Их окружает красота.
      – К черту красоту! Целы ли они, здоровы ли?
      – Конечно.
      Его по-прежнему озадачивает выражение ее глаз, но он уже растратил весь свой арсенал. Остается уповать на осмотрительность Йелластона.
      Она тянется к нему, обжигает прикосновением своей худенькой руки.
      – Ты сам все увидишь, Эрн. Разве не чудесно? Мы будем там вместе. Именно это помогло мне преодолеть обратный путь. Завтра я тоже приду посмотреть на образец.
      – Нет!
      – Я нужна Яну Ингу. По твоим словам, со здоровьем у меня порядок. Не забывай, все-таки я — главный ботаник. — Озорная улыбка.
      – По-моему, тебе вредны нагрузки. Ты забыла про язву?
      – Ждать в неведении еще хуже. — Она цепляется за его руку. — Скажи, капитан Йелластон пошлет зеленый сигнал?
      – Спроси его. Я всего лишь врач.
      – Как грустно! Ничего, он сам увидит. Все вы увидите. — Она хлопает его по руке и отворачивается.
      – Что мы увидим?
      – Покой — что же еще? Послушай, Эрн, древний текст — мученик Роберт Кеннеди процитировал его незадолго до того, как его убили: «Усмирить дикое человеческое сердце, наполнить жизнь в этом мире добротой…» Разве не чудесно?
      – Чудесно, Лор.
      Он уходит, размышляя о том, что жизнь в этом мире далека от покоя. Лори улетела с Земли не из благих побуждений, а по воле отчаявшихся, жадных до славы человекообразных — заблудшего человечества, которое она ненавидит…
      Он машинально избрал путь через главный холл. Под дисплеями, как обычно по вечерам, разыгрываются партии в бридж и в покер, однако ни Дона, ни Тима не видно. Уходя, он слышит, как физик-израильтянин, назначая ставку в карточной игре, вроде бы произносит слово «остров». Остров? Эрон поднимается к лазарету, надеясь, что ослышался.
      Соланж ждет его, чтобы сделать записи. Он диктует диагноз Рэя и Бачи. Вспомнив, что появилась еще одна проблема, он гонит дурную мысль прочь. На то, чтобы справиться с Бустаменте, у него есть целых два года.
      – Соли, завтра в секторе исследования мне понадобятся обеззараживающие контейнеры, которыми я мог бы воспользоваться самостоятельно. Скажем, сильный фитоцид плюс ртутный фунгицид. Что есть на складе?
      – Самое сильное средство — «Декон-семь». Но его ни с чем нельзя смешивать. Придется выставить много контейнеров. — На ее лице читается жалость к растениям, которым грозит смерть, и тревога за команду.
      – Пускай их будет много. Главное, чтобы ими можно было воспользоваться, не снимая скафандра. Честно говоря, я побаиваюсь этой инопланетной пакости.
      Соли обнимает его маленькими, но сильными руками. Ему удобно и спокойно. «Наполнить жизнь в этом мире добротой…» Его тело истосковалось по ней до боли. Соли зазывно смеется. Он ласкает ее, впервые за несколько недель чувствуя себя самим собой. Неужели я отношусь к тебе, как к своей собственности, Соли? Ничего подобного! Однако перед глазами появляется видение: огромный Бустаменте и маленькая Соли… Желание только усиливается. Возможно, большому черному брату придется пересмотреть свои планы. Эрон и Соли ложатся на удобную койку. Два года — немалый срок…
      Наслаждаясь прикосновением теплого тела Соли и погружаясь в сон, Эрон видит огромную, размером со стену, физиономию Тига, украшенную цветами и фруктами, как на детском плакатике из Италии. Розовые и зеленые цветочки почему-то звенят и посвистывают. Та-ра-ра, та-ра-ра… ТА-РА-РА!
      Сказочные звуки оказываются сигналом его докторского будильника. Будильнику помогает Соли: она трясет Эрона за плечо. Вызов поступил с капитанского мостика.
      Он скатывается с койки, натягивает шорты, толкает плечом дверь и мчится к шахте свободного падения. В руках неведомым образом оказывается чемоданчик. Он не знает, который теперь час. Его терзает страх: неужели у Йелластона случился сердечный приступ? Господи, без Йелластона все они погибнут!
      Он отталкивается и парит, неуклюже дергаясь и отчаянно прижимая к себе чемоданчик. Он так погружен в сравнение вариантов лечения, что едва не пролетает мимо нужного коридора, откуда раздаются голоса. Влетев туда ногами вперед, он с трудом выпрямляется и мчится дальше. Его смятение так велико, что он не сразу замечает черные колонны, возвышающиеся над ступеньками блока связи. Приглядевшись, он узнает ноги Бустаменте.
      Приблизившись, Эрон наблюдает кошмарную картину: командир Тимофей Брон тщетно пытается вырваться из объятий Бустаменте, но тот не ослабляет хватки; у Тима подбит левый глаз, щека в крови.
      – Хватит, хватит… — бормочет он. Бустаменте трясет его, словно грушу.
      – Что за утечка энергии? — раздается голос Дона Парселла.
      – Спроси у этого мерзавца, — рычит Бустаменте. — Я не успел ему помешать. Он воспользовался моим лазерным лучом! — Рэй встряхивает русского с новой силой.
      – Брось, — произносит Тим механическим голосом. — Что сделано, то сделано.
      Его левое веко рассечено до крови. Эрон оттаскивает Тима, заставляет сесть и откинуть голову, чтобы остановить кровотечение. В тот момент, когда распахивается докторский чемоданчик, из боковой двери выходит капитан Йелластон.
      – Сэр?.. — Эрон еще не избавился от страха за здоровье капитана. Однако странная скованность движений Йелластона подсказывает, что к чему. Господи, только не это! Капитан не болен, просто вдребезги пьян.
      Бустаменте распахивает дверь, ведущую к лазерному пульту. Из камеры доносится гудение.
      – Я не испортил лазер, — мычит Тим. — При монтаже было установлено кое-какое дополнительное оборудование. Меня обязали им воспользоваться в случае необходимости…
      – Сукин сын! — произносит Дон Парселл.
      – Что еще за оборудование? — грохочет Бустаменте, перекрикивая гул. — Что ты натворил, дубина?
      – Меня отправили сюда со спецзаданием… Планета найдена. Эрон видит, как капитан Йелластон через силу шевелит губами.
      – Вы подали… Вы отправили зеленый?..
      Присутствующие смотрят на него и по очереди отводят взгляд. Эрон корчится от невыносимой жалости. Он подозревает, что произошла катастрофа, в которую трудно поверить.
      – Сукин сын, — повторяет Дон Парселл словно по необходимости. До Эрона с опозданием доходит суть случившегося: на Землю послан зеленый сигнал! Он адресован одним русским, но об открытии узнают все. Теперь события будут нарастать, как снежный ком. Тим положил начало процессу, который нельзя остановить, даже если планета окажется непригодной.
      Он машинально обрабатывает рану Тима. Русский встает. Дон Парселл исчез, Бустаменте проверяет камеру резонатором, стараясь не оглядываться на Тима. Йелластон по-прежнему стоит навытяжку, словно проглотил аршин.
      – Прибор был спрятан в обшивке, — обращается Тим к Бустаменте. — Контакты под тумблером. Не беспокойся, устройство рассчитано на одноразовое применение.
      Эрон выходит следом за ним, все еще не веря. Их поджидает лейтенант Паули; неужели и она замешана во всем этом?
      – Откуда такая уверенность, Тим? Ты можешь всех угробить. Тот спокойно смотрит на него одним глазом.
      – Приборы не лгут. Данных достаточно. Ничего лучшего нам все равно не найти. А старик ждал бы целую вечность.
      Эрон уводит Йелластона. У капитана слегка дрожит рука. Эрон тоже дрожит — от жалости и отвращения. Тим назвал капитана «стариком»… Только сейчас до Эрона доходит весь ужас случившегося.
      Два года! К черту планету: возможно, они до нее и не доберутся. Но два года в металлической банке со слабовольным капитаном, стариком, чье пристрастие к выпивке вызывает всеобщий смех… Никто не сможет сплотить команду так, как это делал Йелластон на протяжении тех нескольких трагических недель, когда остро не хватало кислорода, и все были близки к панике. Тогда капитан был олицетворением правоты и силы. Сейчас Тим все перечеркнул. Команда перестала быть единым целым. Положение будет становиться все хуже, день ото дня — и так на протяжении двух лет…
      – В… вентилятор… — шепчет Йелластон, с трагическим достоинством позволяя Эрону уложить его в постель. — Это я во всем виноват.
      – Подождем до утра, — мягко говорит ему Эрон, прогоняя страх. — Вдруг Рэй что-нибудь придумает…
      Он бредет к себе, зная, что не уснет.

III