Трещины, извиваясь как горные реки на аэрофотосъемке, спускались вниз по стеклу остановки, заляпанному брызгами дорожной грязи. Было уже начало первого, но так как расписание автобуса кто-то предусмотрительно сорвал, а троллейбусы в столь позднее время ходят редко, я уже стал терять веру в своё возвращение домой, ведь кроме вышеперечисленных, других возможностей добраться, таких как деньги или мобильник, не было. Тяжело вздохнув, я посмотрел на свои начищенные до блеска ботинки, а потом перевёл взгляд на привлекающую внимание на фоне тусклого света уличных фонарей, режущую глаз своим неестественно жёлтым цветом и поразительной на фоне окрестных трущоб чистотой бензоколонку. На горизонте блеснула далёкая молния, хотя это вполне мог быть поздний трамвай. Без разницы, мне трамвай не подходит.
      Я решился и вышел из-под спасительной стеклянной крыши. Как только я прошёл несколько шагов, дождь, словно почувствовав мою незащищённость, ударил с новой силой, заставив меня капитулировать. Когда я вновь оказался под крышей остановки, единственное полностью недоступное дождевым струям место, что до этого спасало меня от льющей со всех сторон воды, было занято двумя странно одетыми людьми неопределенно среднего возраста. На одном был явно на несколько размеров меньший, чем надо чёрный костюм, причем пиджак был надет прямо на голое тело. Другой же, был одет в футболку и шорты, хотя окружающая температура не превышала семи градусов тепла. На его носу, словно подчёркивая всю абсурдность его одеяния, висели немного перекошенные вправо чёрные очки, похожие на те, что обычно используют горнолыжники, чтобы не ослепнуть в отраженных снегом лучах солнца. Вся их одежда буквально источала влагу, как будто они только что участвовали в глубоководном погружении, а теперь впитанная под большим давлением вода, следуя законам физики, стремилась выбраться наружу.
      Эти двое были с головой погружены в рассматривание небольшой коробочки, бывшей в руке того, что был в костюме. Я осторожно приблизился к скамейке и постарался присесть, как можно незаметней и дальше от этой странной компании, несмотря на то, что на этот край скамейки обильно сыпалась мелкая водяная пыль. Мгновенно стало холодно, и в душе начала с новой силой крепнуть уверенность, что сидеть придётся до утра, так как дождь только усиливался, а небе не виднелось ни одного просвета. Тем более, как раз напротив остановки стала расти лужа, которая, судя по опыту всей моей прежней жизни, благодаря проезжающим мимо автомобилистам, рано или поздно оказывалась на одежде и лицах всех, кто был от неё менее, чем в десяти метрах. Но делать было нечего: оставаясь на остановке, я имел хоть какой-то шанс не вымокнуть. Я стал разглядывать окна дома напротив и невольно прислушиваться к диалогу сидевших рядом субъектов. Они с завидным упорством что-то обсуждали, но я, послушав некоторое время, так и не понял, в чём суть их спора.
      -...нет, настоящий сумасшедший - это ты, -человек в шортах поправил свои чёрные очки и пододвинул их ближе к переносице.
      -Как так сумасшедший? Здесь же все доказательства! - Воскликнул человек в костюме, резко взмахнув рукой с коробочкой, отчего брызги с его рукава наискось перечеркнули моё лицо.
      Мне стало ещё холоднее, но я всё ещё пытался сделать вид, что я не замечаю эту двоицу.
      -Ты это украл в каком-нибудь кружке юных техников, - человек в шортах весь покраснел, пытаясь доказать свою правоту. Было странно видеть, как яркий свет от висевшего прямо перед остановкой фонаря освещает его красные от праведного гнева руки, тем не менее, покрытые гусиной кожей.
      Между тем направление ветра изменилось, и дождь стало задувать прямо в остановку. Я сменил свою дислокацию, зайдя в стеклянный закуток, куда дождь не добрался бы, даже если ветер дул со всех сторон по очереди. Оттуда мне стало хорошо видно предмет, лежавший в коробке. Это был человеческий глаз, искусно выполненный из стекла, или из чего-то, сильно напоминающего стекло. От глаза шёл кабель из разноцветных проводов, неровно обрезанных на длину, примерно равную пяти сантиметрам.
      Словно заметив мой взгляд, человек в костюме повернул ко мне голову, и внезапно спросил своим резким, заставившим меня вздрогнуть голосом:
      -А вы как думаете?
      -Я...я не знаю. Смотря, о чём вы меня спрашиваете?
      Сказав это, я понял, что вопреки своей надежде дождаться прихода транспорта, или, хотя бы, прекращения дождя, сохраняя нейтралитет, всё-таки ввязался в разговор.
      -Не правда ли, этот глаз является достаточным доказательством того, что все люди роботы?
      -Люди - кто? - Я действительно не хотел издеваться, и на самом деле не расслышал, но глаза человека покраснели, а моя голова стала внезапно думать над тем, как это покраснение можно создать техническими средствами.
      -РО-БО-ТЫ, - по слогам повторил человек в костюме. Его голова совершила странное движение по окружности, но потом снова повернулась в мою сторону.
      -Откуда мне знать? Чёрный рукав шлёпнул по чёрной штанине, на лице изобразилась усталость.
      -Откуда тебе знать?! Да откуда вас столько взялось? Может, ты ещё и в бога веришь?
      Я не знал, куда себя деть:
      -Я верую в бога, но вас это никак не должно касаться.
      Внезапно лицо человека в костюме осветилось, я обернулся назад и увидел приближающийся троллейбус. Это был прекрасный повод прервать столь неприятный для меня разговор. Водитель уже собирался проехать мимо, когда заметил меня, поэтому торможение было настолько резким, что, учитывая ночную скорость троллейбуса, поднявшаяся в той самой, заставлявшей меня нервничать, луже волна была не "целый метр" высотой, а "всего лишь метр", впрочем, разница в определениях для меня роли не играла. Я почувствовал, как брюки мгновенно прилипли к телу, но это не вызвало у меня никаких отрицательных эмоций. Я шагнул на ступеньку с чувством того, что горячая ванна вот-вот начнёт приближаться.
      Я сел на ближайшее к двери сиденье, троллейбус тронулся и помчался вперёд, рассекая движущуюся стену воды лобовым стеклом. Я почему-то представил, что будет, если водитель забудет повернуть на нужном перекрёстке, и троллейбус вылетит на необорудованную проводами часть улицы, и почему-то улыбнулся.
      Вдруг мне на плечо легла чья-то рука. Я резко обернулся - за мной сидели те двое, с которыми я разговаривал на остановке. Тот, что был в чёрном костюме, криво улыбнулся и спросил:
      -Ну что, продолжим дискуссию?
      Продолжать дискуссию у меня не было ни малейшего желания, но и выбора тоже не было. Оставалось надеяться, что обсуждение затянется не дольше, чем на те десять минут, которые нужны на то, чтобы троллейбус доехал до нужной мне остановки.
      -Я так и не понял, в чём состоит предмет вашего спора.
      -Мы пытаемся выяснить, кто из нас сумасшедший. Вернее, я пытаюсь доказать этому не по сезону одетому господину, - он кивнул в сторону сидящего рядом с ним человека в шортах, - Что если среди нас и есть сумасшедший, то это он.
      -Но чем вам могу помочь я? - Я знал, что ничем не могу им помочь, так как был уверен, что они оба сумасшедшие, а психиатром меня назвать трудно.
      -Вам он поверит больше, всё-таки вы не сбегали с ним из психиатрической лечебницы.
      Мне стало хуже. Я, конечно, предполагал, что нечто подобное с этими двоими произошло, но предполагать и знать наверняка - несколько разные вещи.
      -Ладно, я постараюсь, но в чём заключаются ваши разногласия? - наивно спросил я.
      -Я уже отмечал, что все люди - роботы. (Конечно, кроме меня). Так представьте себе, что этот сумасшедший так не думает! - мне не понравилось, что он повысил голос.
      -А что же считает он? - спросил я как можно более спокойным тоном.
      -Этот идиот уверен, что всё вокруг - всего лишь плод его больного воображения! - сумасшедший в костюме покраснел, а его сосед отвернулся к окну, показывая своё пренебрежение.
      " Да, твой друг и вправду сумасшедший, но это не доказывает, что ты сам нормален", - подумал я, рассматривая капли пота, выступившие на лбу человека в костюме, а потом сказал фразу, которую не могу себе простить:
      -Для того, чтобы выяснить, кто из вас прав, нужно, чтобы вы подтвердили свои теории доказательствами.
      Сказав это, я внезапно заметил, что ближе к задней площадке сидят четыре человека в милицейской форме. Один из них смотрел в мою сторону, и я сделал незаметный для сумасшедших попутчиков жест рукой, чтобы он подошёл. Милиционер, видимо, и раньше обращал внимание на необычную одежду моих спутников и на их неадекватное поведение, и, наверное, только мой жест заставил его вмешаться. Он встал и пошёл вперёд по проходу между сиденьями, держась левой рукой за поручень.
      В это же время мой собеседник покопался во внутреннем кармане пиджака, и со словами "Сейчас будут тебе доказательства" вытащил тускло отсвечивающий воронёной сталью пистолет. Я настолько опешил, что не смог произнести ни слова, просто сидел и смотрел, как дуло отражает тусклый свет потолочных ламп.
      Реакция милиционера была более активной, он выхватил из кобуры пистолет и направил его на человека в костюме.
      Два выстрела прозвучали одновременно. Правая рука милиционера повисла, как плеть, и пистолет, звякнув об металлическую полоску, обрамляющую закрытый люк в полу троллейбуса, отскочил под сиденье. Троллейбус немного притормозил.
      В то же мгновение товарищи подстреленного милиционера ринулись по проходу вперёд, на ходу доставая оружие.
      Моё оцепенение спало, но когда я уже летел на пол, я почувствовал нечто, напоминающее сильный удар в левый бок, и понял, что меня подстрелили. Боли не было, я прикоснулся к тому месту, куда попала пуля, а потом посмотрел на руку. Рука осталась сухой, что было довольно странно. То ли кровь не успела пропитать куртку, то ли рана не кровоточила.
      Вдруг сквозь серию беспорядочных выстрелов я услышал резкий треск наверху. За ним последовало несколько ударов по крыше, и салон осветился, полетевшим мимо окон снопом ярких, оставляющих чёрные полосы перед глазами, брызг. Я оглянулся на кабину водителя и увидел, что тот безжизненно навалился на руль. Троллейбус, медленно останавливаясь, въезжал в тупик. Погасли лампы, и всё погрузилось в темноту. Троллейбус проехал ещё несколько метров, и остановился под желтым, уныло покачивающимся на ветру фонарем, висевшим над входом в какое-то учреждение. Боль тихо накатывала, как будто маленький сумасшедший радиолюбитель разогревал внутри меня свой остро заточенный паяльник. Я схватился за ручку сиденья, превозмогая многократно усилившуюся боль, подтянулся и встал.
      Мои попутчики полулежали на сиденье, человек в костюме съехал вниз, а его товарищ свешивался из оконного проёма почти наполовину. Двое милиционеров склонились над раненым товарищем, а третий пытался открыть заклинившую дверь. Я почувствовал, что силы покидают меня и стал плавно оседать на пол. По мере своего медленного падения, я инстинктивно схватился за рукав человека в чёрном костюме, и он сполз на пол вместе со мной. Свет фонаря упал на его голову. Последним, что я увидел, перед тем, как мои веки сомкнулись, было сплетение проводов и покорёженная плата с остовами разбитых микросхем, располагавшихся в его раздробленном пулей черепе. Глаза закрылись, но некоторое время я ещё мог думать...
 
      Увиденное стало для меня ударом похлеще чем тот, что несколькими минутами ранее был нанесен случайной пулей, выпущенной из табельного оружия одного из случайно встреченных стражей порядка. Конечно, я мог всё свести к галлюцинациям умирающего, если бы настолько не привык верить своим глазам!
      Потом мысли стали путаться, и, вскоре, я отключился.
      Не знаю, сколько прошло времени, да и можно ли использовать время как действенную систему отсчёта, когда ты мёртв, но вдруг я снова оказался в салоне обесточенного троллейбуса, только не на полу, а под потолком. Я смотрел на три лежащих подо мной человеческих тела, одно из которых было моим, не понимая, что происходит. Полная микросхем черепная коробка практически убедила меня в том, что, по крайней мере, некоторые из людей роботы, но теперь я стал в этом сомневаться. Истории о том, как душа взлетает над покинутым ею телом, довольно тяжело согласуются с микросхемами под скальпом.
      Вдруг я заметил, что по чёрным очкам, чудом удержавшимся на лице сидевшего у окна сумасшедшего, движется отражение фонаря. Это значило, что морж (так я мысленно назвал его за стойкость к пониженной температуре) жив, хоть и находится при смерти. Я подлетел поближе к нему, а он повернул голову в мою сторону, словно заметив что-то.
      Мне было жаль его, ведь он оказался не прав, а значит умирал ни за что (хотя его смерть вряд ли можно назвать смертью за идею). Он глубоко вдохнул, потом хрипло прошептал что-то, что мне не удалось разобрать, а потом резко выдохнул со звуком, больше похожим на вытекание воздуха из автомобильной камеры, чем на человеческое дыхание. Некоторое время я ещё находился около его тела, испытывая к нему безграничную жалость, но потом меня потянуло вверх. Я стал подниматься всё выше и выше, а когда уже стал замечать, как в небе засветилась белая воронка, готовая принять мою грешную душу, увидел, что земля исчезает. Мир, существовавший в воображении второго сумасшедшего, умирал вместе с ним.