На КП Покрышкина встретил В. П. Иванов:
— Как у тебя работал мотор в полете?
— На маршруте подбарахливал. Всю дорогу я дрожал. Но летел.
— Почему же не вернулся?
— Товарищ командир! Вы же знаете мой характер. Не хотелось подвести под неприятность полк. Был бы срыв задания.
— Ух! Твердолобый сибиряк! Сломаешь когда-нибудь шею из-за своего характера.
— Все возможно. Но лучше уж убиться, чем терпеть позор.
Вот так завоевывался, как писали в наградных листах Покрышкина, его «исключительный авторитет» среди летчиков. Резко индивидуален летный почерк Александра Ивановича. Да и в росписи на бумаге специалисты-графологи, наверно, отметят букву «к», их две в фамилии летчика. Этого покрышкинского «конька» пригнуть невозможно…
16 февраля 1942 года А. И. Покрышкину присвоено звание капитана. Последовало новое назначение, которое явно раздосадовало летчика-истребителя — опять обучать молодежь из пополнения. Снова прибывали на фронт не подготовленные к боям летчики. И далеко не в каждом полку были такие командиры, как В. П. Иванов, и такие наставники, как Покрышкин… Вместо воздушных боев предстояло учить теории и практике младших лейтенантов. Впрочем, как признавал Александр Иванович, такое преподавание помогло и самому учителю лучше осмыслить, отшлифовать «науку побеждать» в небе. Командиром «молодежной» эскадрильи стал П. П. Крюков, заместителем — Покрышкин. Летать пришлось на потрепанных И-16, в открытых кабинах без обогрева. От стужи спасали унты и меховые регланы. Частыми были обморожения лица, поскольку имевшиеся маски мешали обзору.
Два месяца эскадрилья проходила учебу по разработанной Александром Ивановичем программе. Практикой были штурмовки железнодорожных станций, немецких войск и техники. «Истребительскую хватку» Александр Иванович отмечал у Степана Вербицкого, Владимира Бережного, Александра Мочалова.
Аэродром эскадрильи П. П. Крюкова был выдвинут к линии фронта, оторван от своего полка. Радостными для летчиков были случайные посадки других летчиков, приезды комиссара полка Михаила Акимовича Погребного. «Его посещения как бы сближали нас делами полка, — вспоминает Александр Иванович. — Хорошая у него была черта в подходе к людям. Он оценивал их по главному показателю — выполнение своего долга, отбрасывая все мелкое, житейское. Он оберегал меня и от недругов, предостерегал от ошибок».
В начале апреля 1942 года в Краснодоне, городе, который был прославлен вскоре подвигом «молодогвардейцев», А. И. Покрышкин вступает в партию. Погребной, вручая ему партбилет, сказал:
— Александр Иванович! Ты сейчас стал членом нашей воюющей партии. Ты должен с честью пронести это высокое имя коммуниста.
— Приложу все силы, чтобы оправдать высокое звание члена нашей партии. До последнего вздоха буду уничтожать к боях ненавистного врага.
…«Недруги» у Покрышкина оставались все те же. Однажды в нелетный буранный день в эскадрилью «нагрянул» комдив А. С. Осипенко. Посмотрел схемы пикирования при штурмовке — прежнюю и ту, которую стал применять Покрышкин. Затем послушал объяснения летчиков на макетах самолетов и «расшумелся»:
— Все это неправильно! Чьи это выдумки?! Как это укачано в наставлениях и инструкциях?
— У нас нет наставлений, товарищ генерал, — осторожно
ответил Крюков.
— Сорокин! Где ваш альбом? Объясните этим тактически безграмотным людям, как надо воевать!
Рекомендации летчика-инспектора дивизии Сорокина по устаревшему предвоенному альбому были молча выслушаны. Как пишет А. И. Покрышкин: «Сам Сорокин лично не летал на боевые задания… Опыт вырабатывался воюющими летчиками, а не в „конторе“, людьми, видевшими бой издалека».
Комэск и его зам получили по выговору «за незнание тактики истребительной авиации». Проводив комдива, Крюков подвел итог: «Доведем нашу программу до конца… Может быть, что и не так, но лучшего пока нет». Здравый смысл 35-летнего командира эскадрильи, родившегося в подмосковной крестьянской семье, был несокрушим. Основательный в суждениях, хорошо образованный, П. П. Крюков завершит свою службу в 1956 году генерал-майором авиации.
…Но неужели в штабе ВВС Красной армии, в штабах дивизий не занимались изучением тактики, не изучали боевой опыт? Оказывается, занимались и изучали. И в штабе 20-й смешанной авиадивизии такая работа велась активно. Если верить бумагам, а не Покрышкину и другим боевым летчикам…
Открываем объемное дело — «Характеристика и тактика боевых действий частей 20 авиадивизии» (ЦАМО. Ф. 20076. On. 1. Д. 16). На первом листе — предписание из штаба ВВС от 13 января 1942 года начальникам штабов ВВС фронтов и отдельных армий — сообщается о создании отдела по изучению опыта войны. Основные задачи отдела:
«а) изучение, обобщение боевого опыта войны и издание на основе обобщенного материала инструкций, указаний, информационных бюллетеней, сводок..
б) своевременное вскрытие слабых и сильных сторон в тактическом использовании нашей авиации, авиации противника, боевых качеств и применения авиационной тактики и оружия и разработка предложений по введению новых тактических методов и приемов действия нашей авиации и авиационного оружия…»
И штаб 20-й дивизии обобщает.
«Тактика боевых действий за период с 22.6 по 10.12.1941 года»:
«В этот период главными недостатками нашей тактики воздушного боя являлись:
а) слабое использование радио на самолетах МиГ-3;
б) отсутствие боевого опыта у летного состава, в то время как немецкие летчики уже его имели;
в) отсутствие взаимодействия между самолетами и группами;
г) отсутствие взаимодействия между самолетами МиГ-3 я И-153;
д) действия в одиночку — потеря боевого порядка;
е) выход из боя и возвращение на аэродром по одному;
ж) неправильное мнение летного состава, сложившееся вначале, о непригодности и малой эффективности в воздушном бою с Ме-109 самолетов И-153.
Только этим можно объяснить первые наши потери в Бессарабской операции» (Л. 5).
Непонятно, о каком слабом использовании радио на МиГ-3 идет речь, если его там не было?.. Зачем было доказывать мнимую эффективность биплана И-153 в бою с Ме-109?
К концу года комдив Осипенко все же согласился, что «лучшей и наименьшей тактической единицей для боя и маневра является пара самолетов» (Л. 14). Но в марте 1942-го в документах откровенно признается: «Природа боя, особенно в авиации, весьма скоротечна, изменчива и зачастую неясная» (Л. 46). Конечно, она и будет такой, если не только не участвовать в боевых вылетах, но еще и пренебрегать боевым опытом летчиков…
Выводы и рекомендации неконкретны. Зато не обходится без упреков в том, что «мал азарт в воздушном бою» (ЦАМО. Ф. 20076. On. 1. Д. 8а) и «таран применяется нашими летчиками очень редко… в то время как истребители, прикрывающие Москву, применяют очень часто… Надо добиться такого положения и на нашем участке фронта, чтобы бомбардировщики противника знали, что если они появились и встречены нашими истребителями — это значит, что они будут сбиты или зарублены» (Л. 27).
Комбриг Савельев из Генштаба дает в целом положительные «краткие замечания по боевой работе, организации управления, связи и базировании частей 20 САД»:
«Богатый боевой опыт частей дивизии эпизодически подытоживается. Основные практические выводы доведены до летного состава, характерные неудачи разобраны достаточно подробно. По всем основным вопросам тактики и организационным — командование дивизии дало своевременно указание полкам.
…Управление слаженное. Штаб сколочен. Недостатком является излишняя уверенность в том, что «все в порядке». В порядке не все» (Л. 111).
Так что на бумаге в штабе дивизии было «все в порядке»… И напрасно переживали Иванов, Покрышкин, Крюков…
Сейчас, листая архивные и мемуарные страницы прошлого XX века, легко иронизировать над поражениями тех лет. Легко чувствовать себя выше и умнее… Но, увы, история показывает — все повторяется, мало кто видит старые ошибки в новейшей упаковке. И этих немногих так же не слушают и третируют, как и во все времена.
…Как настоящего исследователя Покрышкина, постоянно пребывающего в напряженных раздумьях, могли навести на верную мысль, на новый прием боя даже случайные наблюдения. Вот летчики на новых Як-1 демонстрируют над аэродромом свой пилотаж. Один из них неумело выполняет «бочку», теряет скорость, его ведомый проскакивает над ним вперед. Покрышкина осеняет: «А ведь так можно уходить из-под огня противника, когда он у тебя в хвосте!» Вскоре маневр отработан в паре с Николаем Искриным. Трижды этот прием спасает самого Покрышкина и много раз его учеников. Это к слову о том, что, как утверждали потом некоторые, Александру Ивановичу только везение помогло уцелеть…
В полк передали уже побывавшие в боях «яки». Мечта о новой технике в 1942-м не осуществилась… «Что ж, — пишет Покрышкин, — будем воевать на том, что нам дают».
По количеству сбитых самолетов врага полк, которым первый год войны командовал В. П. Иванов, к маю 1945-го войдет в число трех самых результативных истребительных полков наших ВВС. Особая доблесть была проявлена в 1941-м. В историческом формуляре полка записано:
«В соответствии с постановлением Президиума Верховного Совета Союза ССР и Ставки Верховного Главного командования за проявленную отвагу в боях за Отечество с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава 55 ИАП преобразован в 16-й гвардейский ИАП…
Гвардейское знамя вручено личному составу полка 5.7.42 г., аэродром Смелый.
Знамя вручил командующий 4 ВА генерал-майор авиации Вершинин.
Приказ Народного Комиссара обороны от 7.3.1942 г. № 70». Преклонив колено, А. И. Покрышкин и его однополчане дали гвардейскую клятву на земле Донбасса, на аэродроме в 1 городе Славяносербск.
14 марта командир полка В. П. Иванов и военный комиссар М. А. Погребной подписывают наградной лист:
«Покрышкин Александр Иванович… Представляется к званию Героя Советского Союза… За время военных действий имеет 288 боевых вылетов, из них: на штурмовку войск противника — 63 б/вылета; на разведку войск противника — 133 б/вылета; на сопровождение своих бомбардировщиков — 19 б/вылетов; на прикрытие своих войск — 29 б/вылетов; на перехват самолетов противника — 36 б/вылетов; на разведку со штурмовкой — 8 боевых вылетов.
Участвовал в 26 воздушных боях, лично сбил 4 самолета противника и 3 самолета в составе звена, уничтожил и вывел из строя 45 автомашин противника…
За отличное выполнение боевых заданий имеет благодарность от командующего ВВС 9 армии. В период Ростовской операции произвел 13 одиночных вылетов на разведку и штурмовку войск противника, в результате уничтожил 12 автомашин с грузами, вывел из строя 4 противотанковых орудия…
Мастер полетов в облаках и сложных метеоусловиях. Является лучшим разведчиком полка. Заслуженно пользуется боевым авторитетом у всего личного состава полка».
О причинах того, почему этот наградной остался лишь архивной страницей, будет рассказано ниже…
В первые месяцы 1942-го у Покрышкина появилась возможность сравнить МиГ-3 и Як-1. Сравнение было в целом в пользу второго — прост и легок в управлении, вооружение — 20-мм пушка и два 7, 62-мм пулемета «шкас» — все же сильнее, хотя все-таки еще недостаточное.
Но самым интересным и полезным стало сравнение наших истребителей с их главным противником — «мессершмиттом». Капитан Покрышкин был вызван в распоряжение заместителя командующего ВВС фронта генерала Н. Ф. Науменко. Перелетели на нашу сторону два летчика-словака на Me-109. Командование решило попробовать применить «мессеры» для разведки и спецзаданий.
«Мы, летчики, порой угадываем достоинства и отрицательные качества самолетов даже только по их эволюциям в воздухе. Это как бы знакомство издалека…» — писал позднее, 16 сентября 1944 года А. И. Покрышкин в газете «Красная Звезда». Здесь же, весной 1942-го в Новочеркасске, летчик профессиональным взглядом бывшего авиатехника рассмотрел «мессер» «до каждого шплинта». А затем испытательными полетами «подверг его допросу с пристрастием». Конечно, отличная радиостанция ставила Me-109 на другой уровень по отношению к отечественным самолетам. Были еще переднее бронестекло и сбрасываемый колпак фонаря, о чем лишь мечтали наши пилоты. Цельнометаллическая конструкция, мотор фирмы «Даймлер-Бенц», две крыльевые пушки калибра 20 мм и два пулемета, в пилотировании — доступность для летчиков средней квалификации. Не зря остался он в истории авиации одним из высших технических достижений, этот «самолет-солдат», созданный выпускником Мюнхенской высшей технической школы Вилли Мессершмиттом…
Однако Покрышкин находит и слабости, которые есть в каждом самолете. Пикирующие качества Me-109 хуже, чем у МиГа, об этом Покрышкин узнал еще раньше, отрываясь от «мессеров» в своих разведках. Сейчас, попробовав «соколиный удар» на Me-109, он едва не врезался в землю. На большой скорости на выходе из вертикального пикирования «мессер» переламывался «дубово» и лишь у самой земли переходил в горизонтальный полет. Убедившись в этом при повторе на высоте, сопоставив графики, Александр Иванович вскоре соединит теорию и практику.
Высшая математика боя — в схватке Покрышкина с парой Ме-109Ф (скоростная модификация «мессера» с более мощным мотором). Прикрывая штурмовку Ил-2 и МиГов, летчик остался один. Ведомый оторвался, спасая атакуемое четверкой «мессов» звено Фигичева. Горючее заканчивалось, на земле — немцы. Уйти от Ме-109Ф нельзя, скорость не та… «Хочешь побеждать — надо не обороняться, а нападать. Решаю использовать запаздывание реакции летчиков врага при переходе на энергичный внезапный маневр и превосходство „яка“ над „мессершмиттом“ при выходе из пикирования на вертикаль с большой перегрузкой… Наступил самый ответственный момент в осуществлении замысла. Надо допустить их как можно ближе, но не прозевать открытия огня. Слежу за противником, глаз не спускаю… Чуть даю крен для крутой спирали. Вверху горки пришел в себя от перегрузки и на пределе вертикальной скорости переложил самолет в горизонтальный полет. Прямо перед носом моего „яка“ в полусотне метров вышел из горки ведущий вражеской пары. Делаю небольшой доворот, прицеливаюсь и даю очередь по мотору и кабине. Она была точной».
Конечно, только летчик может в полной мере оценить детали этого боя. Но и непосвященному ясно, что ведутся такие бои на износ не только моторесурса самолета, но и всех человеческих нервов, сосудов и клеток…
Недалеко от своего аэродрома Покрышкина все-таки подкараулила пара Me-109. От смерти спасла отработанная в паре с Искриным «бочка со снижением». Но кабина и плоскости самолета пробиты. На земле однополчане удивленно осматривают шлемофон Покрышкина. Пуля оцарапала наушник. До смерти был один сантиметр…
В условиях почти десятикратного превосходства люфтваффе, которое обозначилось на Южном фронте к лету 1942 года, Покрышкину не раз удавалось переломить ход боя единственно возможным способом — прорваться к ведущему немцев и расстрелять его снайперским ударом по мотору и кабине.
Откуда же возникало такое вопиющее неравенство в воздухе на решающих участках фронта? Один к десяти… И это при том, что на 1 мая 1942 года в советских ВВС насчитывалось 3160 боевых самолетов (без учета разведчиков устаревших конструкций и У-2), а у противника — 3395. Больше, но не намного. Как удавалось немцам достигать превосходства? В августе 1939 года командующий люфтваффе Г. Геринг заявил: «За истекшие несколько лет я приложил все силы, чтобы сделать люфтваффе самой крупной и могущественной силой в мире… Рожденные в духе немецких летчиков Первой мировой войны, вдохновленные верой в нашего фюрера и главнокомандующего, люфтваффе сегодня готовы выполнить любой приказ фюрера с молниеносной быстротой и невообразимой мощью». И немцы по частям громили своими воздушными флотами авиацию Польши и Франции, где эскадрильи и эскадры были закреплены за армейскими группировками или военными округами. С Англией справиться не удалось, здесь централизованная система руководства авиацией позволила гибко маневрировать силами.
Наших летчиков удивляла концентрация на аэродромах немцев зенитных средств. Геринг добился этого включением зенитной артиллерии в состав люфтваффе. Первостепенное значение придавалось радиосвязи. Работу каждого человека летного состава обеспечивали 15 связистов на земле!
Немцы оперативно перебрасывали группы и эскадры с одного фронта на другой, быстро наращивали силы в ходе боя… А у нас скованные подчинением своему сухопутному начальству многие полки и дивизии продолжали оставаться на второстепенных участках фронта…
Перестройка структуры советских ВВС, покончившая с распылением сил по армиям и фронтам, связана с именем выдающегося военачальника А. А. Новикова. Он сменил прежнего командующего ВВС П. Ф. Жигарева. Последний был типичным «генералом мирного времени». Разозленный его действиями Сталин отправил Жигарева с глаз долой командовать ВВС Дальневосточного фронта. Но в 1949-1957 годах исполнительный Жигарев вновь на посту главкома ВВС, всех устраивает, становится Главным маршалом авиации…
11 апреля 1942 года А. А. Новиков назначен командующим ВВС. В июле в директиве нового командующего указывалось, что «принцип сосредоточения сил еще не стал основой применения истребительной авиации. Искусство начальника, применяющего и управляющего действиями истребителей, и заключается в том, чтобы даже при малых силах обеспечить в нужное время, в нужном месте численное превосходство…» (Кожевников М. Н. Командование и штаб ВВС Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941— 1945. М., 1985).
С мая 1942-го вместо ВВС фронтов и армий создаются воздушные армии. К ноябрю этого года боевая авиация выведена из подчинения общевойсковых армий. Создаются авиакорпуса и отдельные авиадивизии Резерва Верховного Главнокомандования. Командующий внедряет в практику систему управления фронтовой авиацией с помощью радиосвязи непосредственно с передовых пунктов управления.
Обладавший творческим умом и исключительной памятью, простой в общении и обаятельный Александр Александрович Новиков, костромич из бедной крестьянской семьи, в юности мечтал быть учителем. Любил людей, и люди любили его…
22 мая 1942 года на Южном фронте была создана 4-я воздушная армия под командованием генерала К. А. Вершинина. Одной из трех вошедших в армию истребительных авиадивизий была 216-я, в которую был включен 16-й гвардейский полк. Командир 216-й дивизии — Герой Советского Союза генерал В. И. Шевченко (звания Героя удостоен 14 марта 1938 года за 100 боевых вылетов в Испании как летчик-бомбардировщик, командир отряда).
…История с трофейными «мессершмиттами» завершилась с пользой для боевого искусства Покрышкина, но применить Me-109 для разведки было сложно. Угроза исходила от своих. Не обращая внимания на звезды, накрашенные поверх крестов, в ненавистные самолеты стреляли все, включая пехотинцев в окопах. После вынужденной посадки одного из летчиков «мессеровской» спецгруппы окопники едва не забили насмерть.
— Знаешь что? Бросай ты эту канитель! Наш полк перебазируется под Лисичанск, и скоро там будет очень горячая работа, — сказал Покрышкину прилетевший в штаб ВВС фронта В. П. Иванов.
То, что впереди «очень горячая работа», Александр Иванович понял, собирая в своих полетах информацию для штаба Южного фронта. О разведработе весной 1942 года Александр Иванович вспоминал:
«Март принес с собой яркое солнце, ясное небо. Полеты одиночных разведчиков в подобной воздушной обстановке изжили себя. Однако руководство дивизии не учло это… Между тем в Донбассе, где противник ускоренно сосредоточивал войска, появились сильные патрули истребителей, нарастала мощность зенитного огня.
В подобной воздушной обстановке одиночный разведчик чувствовал порой себя просто обреченным… Поэтому летчики неохотно летали на разведку одиночно. В неизвестности никто не хотел умирать. Но мы понимали важность разведки и выполняли воинский долг бойца.
…Когда ты один во вражьем небе и за тобой охотится враг, психологическое состояние летчика крайне напряженное… Одиночный разведчик, как и минер, ошибается только раз.
…После перебазирования в Краснодон (в начале апреля) основные усилия полк сосредоточил на разведке противника в районах Горловки и Макеевки… Чувствовалось, противник наращивает здесь силы, готовит удар отсюда. Однажды, докладывая разведывательные данные, я не утерпел и высказал свое мнение о том, что, судя по всему, противник будет стремиться завязать барвенковский «мешок». Мне за это высказывание, как непатриотичное, пришлось позже даже давать объяснение. Для меня все обошлось благополучно, но тревога осталась. Мое еще довоенное увлечение военной историей, да и события прошлого года показали умение немцев устраивать окружения…»
16 марта вернулся из одиночного полета над Донбассом один из лучших разведчиков полка Карпович. Борт МиГа был разворочен зенитными снарядами «эрликонов», летчик тяжело ранен, потерял сознание сразу после посадки. На счету 28-летнего белоруса Викентия Карповича было 256 боевых вылетов. 6 июня ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Немцы к этому времени вместо выбитых нашими летчиками «Хеншелей-126» стали использовать «Фокке-вульф-189», двухфюзеляжный самолет-разведчик, который наши солдаты называли «рамой». С ее появлением ожидали бомбежки или артобстрела. Действительно, взаимодействие по радио разведчиков с ударными силами было отлажено у немцев четко. В кабине ФВ-189 продуманно размещалось связное, навигационное и фотооборудование. Высокоманевренный самолет с отличным обзором для экипажа имел на вооружении четыре пулемета. Как правило, разведчик прикрывался парой или четверкой истребителей.
5 мая погиб Даниил Евстигнеевич Никитин, ученик и друг Александра Ивановича. Покрышкин называет его в своих записях — Даня, Данила… 20-летний парень внешне напоминал «сталинского сокола» с плакатов и статуй. Высокий, статный блондин с волевым русским лицом, из крестьян Дубровинского района Смоленской области. Покрышкин видел в нем сложившегося истребителя, будущего аса. Они летали поочередно на одном из немногих оставшихся в полку МиГов. Последний бой Никитина видели все на переднем крае у Матвеева Кургана. «Соколиным ударом» летчик зажег проклятую пехотинцами «раму», а затем принял бой с четверкой «мессершмиттов». Сбил одного, во второго врезался на встречнопересекающемся курсе.
Наградой Герою стал скромный орден Красной Звезды…
Через два дня погиб ветеран полка Николай Лукашевич. В фюзеляже его самолета разгильдяй-ремонтник забыл инструмент. Фонарь на этом МиГе снять не успели. Покрышкин пишет: «Выброситься из падающего МиГа Лукашевич не смог — фонарь кабины на большой скорости не открылся. Летчик оказался как в капкане и живым врезался в землю… Его нелепая смерть и гибель Никитина сильно подействовали на меня. Я стал раздражительным».
Сколько раз Александр Иванович, знавший наизусть «Песню о Соколе», вспоминал эти строки: «О, смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью… Но будет время — и капли крови твоей горячей, как искры вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгутся безумной жаждой свободы, света!»
«Воздавая дань погибшим, летчики сохраняли в памяти друзей, мстили за них. Мысленно они были с ними, умножая нашу силу, наши боевые возможности», — пишет А. И. Покрышкин.
…Александр Иванович всегда чувствовал себя тягостно в отрыве от родного полка. Преданность боевому братству пронизывает воспоминания летчика. Товариществом, общиной держался в веках русский северный крестьянский мир. Еще крепче эта основа укоренилась в характерах сибиряков.
Александр Иванович пишет: «Как хорошо возвращаться в родную часть… Счастье и беда в бою ходят рядом. С другом счастлив вдвойне, а беду делишь пополам… Я всегда был сторонником устойчивых боевых групп, в которых все воздушные бойцы хорошо знают и любят друг друга… Вера в то, что в самом тяжелом бою никто не спрячет голову, прикроет, если надо, окрыляет… Без этого не может быть победы».
Знал А. И. Покрышкин и стихи Федора Ивановича Тютчева, ответившего в XIX веке «железному канцлеру» Бисмарку:
«Единство, — возвестил оракул наших дней, — Быть может спаяно железом лишь и кровью…» Но мы попробуем спаять его любовью, — А там увидим, что прочней…
…На 1942 год немецкое командование планировало, «сохраняя положение на центральном участке», взять Ленинград, а на юге — прорваться на Кавказ. Бакинский район давал почти три четверти нефти, добывавшейся в Советском Союзе.
Чтобы скрыть направление главного удара, немцы провели, и довольно успешно, дезинформационную операцию «Кремль». Был даже выпущен приказ о наступлении на Москву, подписанный командующим группой армий «Центр» фельдмаршалом Г. фон Клюге.
И. В. Сталин и его маршалы были настроены оптимистически. Главное разведуправление вновь ошиблось: по его данным, потери вермахта к марту 1942-го якобы составили 5, 8 миллиона человек… Советское командование планировало к концу года выйти на западную границу и только после этого перейти к обороне.
12 мая началось наше наступление на Харьковском направлении… Немецкое командование срезало «барвенков-ский выступ». Войска Юго-Западного фронта были разгромлены. Южному фронту нанесено страшное поражение. Перед этим потерпел катастрофу Крымский фронт. Трагически завершилась попытка деблокады Ленинграда. Неудача постигла Северо-Западный фронт.
Самое жуткое творилось на юге. Оборона Красной Армии была прорвана. Над всем югом страны нависла смертельная угроза. Развернулись Сталинградская битва и битва за Кавказ.
А. И. Покрышкин вспоминал один из тех дней: «Он дышал жаром, дымом и пылью Молдавии. Словно бы на этих рубежах война снова вздымала свой девятый вал. Немцы наводили переправы на Северском Донце, как год тому назад на Пруте…»
Вместо наступления, победных воздушных боев на новой технике — снова кошмар отступления и дезорганизации, изнурительная жара, пыль, скрипящая на зубах. Переутомление такое, что «не держали ноги». Гимнастерки выгорели добела. Снова штурмовки, снова «пляска смерти». «Опять приходится воевать на нервах и крови… Непрерывное отступление без надежды на скорую стабилизацию фронта угнетало до предела…
Летишь, окидываешь взглядом правобережье Дона. И как будто снова повторяется картина, которую пришлось наблюдать в прошлом году на Днепре… Враг стремился сорвать организованный переход через реку, растерзав беженцев…»
Когда Покрышкин вернулся в полк после полетов на «мессершмитте», командиром 1-й эскадрильи был уже утвержден Анатолий Комоса, участник боев на Халхин-Голе, 25-летний опытный летчик (в 1945 г. ему присвоено звание Героя Советского Союза за 383 боевых вылета, лично сбитые 19 самолетов и четыре в составе группы).
Комоса страдал язвенной болезнью, в то время летал редко. С Покрышкиным у них состоялся товарищеский разговор:
— Ты, Саша, не обижаешься, что меня назначили командиром в твою эскадрилью?
— Брось эти разговоры, Анатолий. Сейчас обстановка такая, что некогда делить должности. Надо драться с врагом.
Покрышкин наводит порядок в эскадрилье. Каждый должен был воевать с полной отдачей.
В одном из вылетов на сопровождение бомбардировщиков Су-2 Александр Иванович с ведомым Владимиром Бережным, оставшись вдвоем против восьмерки Me-109, отбивают все атаки. В решающий момент Покрышкин вновь сломил врага, сбив ведущего группы. Участвовавшая в этом вылете четверка Аркадия Федорова напрасно искала противника над облаками. Радиосвязи у наших летчиков все еще не было.
На аэродроме Покрышкин, в мокрой от пота гимнастерке, оглашает перед летчиками эскадрильи свой приказ:
«Неправильная оценка обстановки и решение! Вы не имели права отрываться от сопровождаемой группы Су-2. Теперь мне понятно, почему несут потери „илы“, когда вы их сопровождаете… Требую строго выполнять свою задачу, быть на своем месте в боевом порядке… Если впредь кто уйдет со своего места прикрытия, я его сам расстреляю. Отвечу за это, но расстреляю как предателя!»
Вспоминая те дни. Герой Советского Союза А. В. Федоров писал через 45 лет: «Ни с чем нельзя сравнить тяжелейшие 1941-1942 годы. Это были годы драматизма, годы проверки на прочность… Невозможно забыть нашего ведущего, летчика и снайпера № 1, замечательного мастера воздушных боев Александра Ивановича Покрышкина, жизнь которого навсегда была связана со своими однополчанами, где бы они ни находились… Мне доводилось видеть его в самые трудные дни войны — радостным и огорченным, сердитым и ужасно усталым, но никогда — растерянным…»
Федоров совершил в группе Покрышкина не одну сотню боевых вылетов. Но были и другие летчики… В эскадрилью Александра Ивановича был включен прибывший с Дальнего Востока на стажировку капитан П. Воронцов. В первом вылете новичок не пошел за ведущим вниз, штурмовать мост через Северский Донец. В другом вылете увёл за облака ударное звено перед нападением на сопровождаемые «илы» шестерки «мессеров». Опять Покрышкин ведет неравный бой парой против шести, опять следует переломный удар по ведущему…
Стало ясно, что за человек этот стажер. Сверкающий гневом взгляд Покрышкина выдержать не мог никто. Воронцов стоял, опустив голову.
— Самое страшное на войне — это бросать в беде своих боевых товарищей! Науменко за его смелость и умение в бою объявляю благодарность. А вам, товарищ Воронцов, хочу сказать, что это был ваш последний полет в нашей группе!
…В начале июля случилась беда, прямо отразившаяся на судьбе Александра Ивановича. Командир полка Виктор Петрович Иванов готовился лететь на УТ-2 в авиаремонтные мастерские, договориться о приемке самолетов, которых в части оставалось все меньше… При запуске мотора механик ошибся, Иванову лопастью винта сломало руку. Командира отправили в госпиталь. В полк он уже не вернулся. Покинул полк — ушел на повышение — и хорошо относившийся к Покрышкину начальник штаба А. Н. Матвеев.
В боевой характеристике В. П. Иванова, подписанной 20 апреля 1942 года командующим ВВС 18-й армии Героем Советского Союза генералом И. Еременко, сказано: