Все дома здесь были новорусскими постройками эпохи дикого российского капитализма. Широта архитектурного диапазона не поддавалась описанию: вот вам домик с мавританскими куполами и башенками, вот целый деревянный Кремль, а вот средневековый замок с узкими бойницами вместо окон. Я сбросила скорость до минимальной. Машина поползла по гладкой дороге поселка, а я завертела головой, рассматривая все эти архитектурные изыски.
      – Нравится? – спросила Наталья Александровна.
      – Нет, – ответила я, не успев подумать. Но тут же спохватилась:
      – Извините! Наверное, я просто завидую!
      Терехина невесело усмехнулась.
      – Не извиняйтесь, – сказала она. – Мне здесь тоже не нравится. Сорок раз просила Толика, чтобы он мне купил обыкновенную квартиру в обыкновенном доме. А он отказывался.
      – Почему? – спросила я. И сама ответила:
      – Положение обязывает...
      Терехина покачала головой.
      – Нет, – произнесла она с кривой улыбкой. – Толик пытался компенсировать неудавшуюся женскую судьбу.
      Я промолчала, но подумала, что для такой цели денег не хватило бы даже у Билла Гейтса.
      Наталья Александровна жила в небольшом уютном доме, при взгляде на который в памяти всплывало интеллигентное слово «коттедж». Двухэтажная кирпичная коробка оживлялась густыми вьющимися растениями, и часть ярких оранжевых цветов еще не опала. Зрелище было умиротворяющим. Я вышла из машины и засмотрелась на кирпичную стену, раскрашенную живым трепетным вьюном.
      – Нравится? – снова спросила Терехина.
      – Очень! – горячо сказала я. Это была чистая правда. В таком доме я бы жила с удовольствием.
      – Сколько вам лет? – спросила Наталья Александровна.
      – Двадцать пять.
      Она снова усмехнулась, но не обидно, не свысока. Так иногда усмехается отец, слушая мои рассуждения о жизни.
      – Входите, – пригласила Терехина.
      Я вошла следом за ней в полутемный холл.
      – Можете не разуваться, – предложила хозяйка, но я стянула туфли. Наталья Александровна открыла обувной шкафчик и достала оттуда уютные вязаные носочки.
      – Других нет, – сказала она.
      – Ничего, я люблю вязаные тапки.
      Мы миновали просторную прихожую и оказались на кухне. Все это время меня мучил только один вопрос: много ли в доме прислуги.
      – Я живу одна, – сказала хозяйка, словно угадав мои мысли.
      – А хозяйство?
      – Да какое тут хозяйство, – рассеяно ответила Наталья Александровна. – Вот в деревне у нас было хозяйство. А здесь...
      Она пренебрежительно махнула рукой и пояснила:
      – Я ведь деревенская барышня. Колхозница.
      – Вы не похожи на колхозницу, – сказала я вежливо.
      Она скупо улыбнулась.
      – Давно уехала. В пятнадцать лет. И осела в городе.
      Терехина открыла холодильник, достала оттуда салатницу, тарелку с нарезанной колбасой, соленья, бутылку запотевшей водки. Поставила все это на кухонный стол и спросила:
      – Вы водку пьете?
      Я кашлянула.
      – Я за рулем.
      – Ах, да...
      Наталья Александровна снова покопалась в холодильнике и вынула бутылку вина. Показала мне и сказала:
      – Легкое, полусухое. Правда, за помин души полагается водку пить...
      Она махнула рукой.
      – А! Ладно! Назад все равно не вернешь!
      Я хотела спросить, можно ли вымыть руки, но хозяйка сразу уселась за стол и пригласила:
      – Что же вы?
      Пришлось приступить к трапезе грязными руками. Я подцепила вилкой немного столичного салата и поковырялась в нем. Салат смотрелся аппетитно, но мне кусок в горло не лез. Не из гигиенических соображений. Просто не могу есть на поминках.
      – Ты, правда, будешь некролог писать? – спросила вдруг Терехина, переходя на «ты».
      Я чуть не подавилась зеленым горошком и закашлялась, прижав к губам бумажную салфетку.
      – Ну-у-у... Как вам сказать...
      – Прямо, – посоветовала Наталья Александровна. – Я же не дура и не слепая. Видела его лицо...
      Она налила себя полную стопку водки и опрокинула ее в рот одним движением. Я отпила немного вина.
      Наталья Александровна поморщилась, поставила стопку на стол и понюхала кусочек черного хлеба. Ее действия выглядели как-то странно, по-мужски.
      – Вы думаете, что его убили? – спросила я осторожно.
      Терехина посмотрела на меня.
      – А ты как думаешь? – спросила она насмешливо.
      – Пока не знаю.
      – Но хочешь узнать?
      Я промолчала. Чем дальше я зарывалась в эту историю, тем отчетливей понимала, что вляпываюсь в крупные неприятности. Но повернуть назад уже не могла. Из самолюбия.
      – Хочешь, – ответила за меня Терехина. – Поэтому и приехала.
      Она откинулась на спинку стула. Я внимательно рассматривала ее лицо. Наверное, в молодости она была красивой женщиной. Она и сейчас была хороша. Вернее, была бы хороша, если бы не жесткий взгляд запавших серых глаз. Когда она смотрела на собеседника, возникало неприятное ощущение, что в тебя целятся из пистолета.
      – Что ты хочешь знать? – спросила Терехина. – Давай говори! Если смогу, я отвечу!
      Я повозила руками по столу.
      – Наталья Александровна, я еще сама не знаю. Бреду, как в потемках. Может, вы расскажете мне, что считаете нужным? А я сориентируюсь по ходу.
      Терехина утвердительно кивнула.
      – Ну что ж, – сказала она нараспев.
      И негромко повторила:
      – Ну что ж...
      Подумала и начала:
      – В город я приехала в пятнадцать лет. Поступила в книжный техникум. Закончила его, устроилась на работу. Киоскером. Снимала угол у хозяйки... Знаешь, раньше было такое слово – «коечница»?
      – Нет, – ответила я тихо. – Никогда не слышала.
      Она вздохнула.
      – И слава богу, что не слышала. Жизнь, конечно, – не приведи господь. Промучилась год, уже стала подумывать, не вернуться ли назад, в деревню, как вдруг...
      Она помедлила.
      – Встретила одного парня.
      Она засмеялась и пожала плечами.
      – Ну, дальше можно не рассказывать. История старая, как мир. Ты мексиканские сериалы смотришь?
      – Иногда, – ответила я осторожно. Вдруг они ей нравятся.
      – Тогда сама все поняла. Погуляли с мальчиком полгода, а потом он меня бросил.
      – Почему?
      – Потому, что я ему не пара, – ответила Терехина нравоучительно. – Мальчик из интеллигентной семьи, папа преподаватель университета, мама врач... Какая там может быть деревенская простушка?
      Она встала со стула, подошла к окну и открыла форточку.
      – Толик родился недоношенный, – продолжала она спокойно, без слез. – Роды были тяжелые, уж не знаю почему. Знаешь...
      Терехина обернулась ко мне и присела на подоконник.
      – Я сначала думала оставить ребенка в роддоме. Ну, отказаться от него, – пояснила она, хотя и так было ясно. – А потом как увидела...
      Она задохнулась, стиснула руки на груди.
      – Маленький, сморщенный, несчастный комочек. И живой! Понимаешь, живой! Бросить его было бы такой... такой...
      Терехина мучительно поискала слово.
      – ...такой подлостью! – договорила она. – В общем, не смогла я написать отказ. Вот и все.
      Я промолчала, потому что вдруг ясно поняла, какие чувства одолевали деревенскую барышню в тот непростой момент. Странно. Откуда мне, избалованной дочке, знать такие вещи? Интуиция? Да, наверное. Женская интуиция.
      – Ну, хватит про меня, – сказала Терехина. – Ты не за тем приехала.
      Она вернулась назад и уселась на стул.
      – Толик учился хорошо, – продолжала она. – Он был способный мальчик. Но характер!
      Терехина покачала головой.
      – Мягко говоря, не простой. Он мог заниматься только двумя вещами: теми, которые ему нравились, и теми, которые легко давались. К примеру, у него была прекрасная память. Литература, история – сплошные пятерки! А геометрия ему не давалась. Там нужно было вдумываться. Он не любил. Поэтому выше тройки не поднялся.
      Терехина прервала рассказ, налила себе еще водки и залпом выпила. Ее щеки медленно раскраснелись.
      – Школу Толик закончил с тройками, – продолжала она чуть медленней. – Обидно. Способности у него были не хуже, чем у других, только усидчивости не было. А тут еще эта любовь...
      Она оборвала себя. Я навострила уши.
      – Я что-то об этом слышала, – призналась я. – О любви. Это правда, что у вашего сына есть ребенок?
      – Откуда ты знаешь? – удивилась Терехина. – Этой истории сто лет в обед!
      – Город у нас небольшой, кое-кто еще помнит, – ответила я уклончиво.
      Терехина фыркнула.
      – Да, уж, – сказала она насмешливо. – Наших людей медом не корми, дай посплетничать.
      Она заметно опьянела, но все еще четко контролировала себя.
      – Было дело, – признала она. – Толик тогда в армию ушел. А через три месяца Любка замуж выскочила.
      – Это его девушка? – уточнила я.
      Терехина утвердительно наклонила голову.
      – Она была старше на год или два... Точно не помню. В университете училась.
      Я наклонилась вперед.
      – А фамилия? – спросила я дрожащим от волнения голосом. – Фамилию ее вы помните?
      Терехина сморщилась.
      – Нет, – сказала она после минутного раздумья. – Фамилию не помню. Да и сменила она фамилию после замужества!
      Я разочарованно откинулась на спинку стула.
      – В общем, через три месяца Люба вышла замуж, и они с мужем переехали в другой город. Он был не местный, командировочный.
      – Его фамилию тоже не помните? – поинтересовалась я без всякой надежды.
      – Конечно, нет! Я же не знала...
      Терехина икнула.
      – Про ребенка, – договорила она через некоторое время.
      – А как узнали?
      Она пожала плечами, постучала по столу рукоятью серебряного ножа.
      – Слухи, слухи! Подруги у Любы остались... Ну, и написала им что-то...
      – Что?
      – Понятия не имею! Я эти письма не читала!
      Терехина сделала паузу и добавила:
      – Но слухи поползли. Что ребенок от Тольки.
      – Мальчик? Девочка? – спросила я жадно.
      Наталья Александровна недовольно пожевала губами.
      – Не знаю, – ответила она наконец. – Правда, не знаю. Я на Любку тогда так разозлилась!..
      Она сжала руки в кулаки и потрясла ими.
      – Просто придушила бы ее, если б увидела! Какого черта она сбежала? Если ребенок был от Толика, почему не пришла ко мне? Почему ничего не сказала? Неужели я бы ее бросила? Господи, да я сама через это прошла!..
      Она запнулась, стукнула кулаком по столу. Ее щеки стали багровыми.
      – Не волнуйтесь, – попросила я.
      – Легко сказать!
      Наталья Александровна налила себе полный стакан минералки и выпила ее залпом.
      – Легко сказать, – повторила она, но уже тише.
      Поставила стакан на стол и сморщила лоб.
      – О чем это я? – спросила она беспомощно.
      Ясно. Мы почти приехали. Нужно торопиться.
      – О ребенке, – напомнила я.
      – Да! О ребенке! – спохватилась Терехина и снова замолчала. Я решила брать инициативу в свои руки.
      – А что сказал Толик? Вы ему сразу рассказали?
      – Конечно!
      Терехина посмотрела на меня, как на ненормальную.
      – Конечно! – повторила она с силой. – Разве я могла такое скрыть?!
      – И как он отреагировал?
      Терехина фыркнула.
      – Так же, как и я! Обиделся! Она ему даже не написала, дура! Просто выскочила замуж и удрала из города!
      – Он ее искал?
      – Нет.
      Наталья Александровна немного остыла.
      – Честно говоря, это я ему отсоветовала.
      – Почему? – поразилась я.
      – Ну, как...
      Терехина помедлила.
      – У Любы был муж. Кто знает, может, он считал ребенка своим? А может, ребенок и был от него, а не от Толика? В любом случае, ломать чужую жизнь...
      Она не договорила и покачала головой.
      – Я как рассудила? Наш адрес она знает. Если будет туго, долго искать не придется. А если у нее все в порядке...
      Она снова умолкла, не договорив. Была у нее такая привычка: бросать фразу на половине.
      – Понятно, – ответила я задумчиво.
      Терехина подняла на меня тяжелый взгляд.
      – Осуждаешь? – спросила она насмешливо.
      Я криво улыбнулась.
      – Я, конечно, молодая и глупая, но не до такой же степени!
      Терехина, не отрываясь, смотрела на меня. Ее глаза немного потеплели.
      – Это хорошо, – сказала она одобрительно. – Это ты правильно рассуждаешь.
      Она поставила локти на стол и уложила подбородок в ладони.
      – А почему он решил искать своего ребенка только сейчас? – спросила я напрямик.
      – Потому что других детей не нажил, – ответила хозяйка рассудительно. – Женат был три раза, а детей ни одна стерва не родила. Одна, видишь ли, больная, вторая с ребенком от первого брака, ей больше не нужно... А Ирка вообще редкостная шалава. Она ему условие поставила: миллион долларов.
      – За ребенка? – уточнила я.
      – Ну, да! Дескать, рожу, но после того, как ты на мой счет положишь миллиончик.
      Терехина фыркнула и добавила:
      – Практичная девочка.
      – А почему он не нашел суррогатную мать? – спросила я. – Сейчас это не так сложно.
      Терехина развела руками.
      – Деньги, деньги! Все хотели от него только одного: денег! Побоялся связывать себя с посторонней незнакомой женщиной, мало ли что...
      – И поэтому решил разыскать свою первую любовь? – договорила я.
      Терехина молча кивнула.
      – Нашел?
      Она задумчиво провела рукой по лбу.
      – Не знаю. Вроде детективы вышли на след Любы. Мы с Толиком разговаривали неделю назад, он такой веселый был... Я спросила, какие новости, а он сказал: «Не телефонный разговор...»
      Она тяжело вздохнула.
      – Значит, нашел или почти нашел, – пробормотала я.
      – Конечно! – ответила Терехина. – Поэтому и умер!
      Скривила губы, саркастически процитировала:
      – От сердечного приступа!
      Отбросила шутовской тон и мрачно пробормотала:
      – От приступа! Как же!
      – Вы подозреваете его последнюю жену? – спросила я напрямик.
      Глаза Терехиной сверкнули.
      – А кого же еще?
      – Ну, мало ли? Компаньоны, конкуренты...
      – Нет! – возразила Терехина очень твердо. – Толик умер в тот момент, когда начал искать своего наследника. Понимаешь? Наследника!
      Она сделала многозначительную паузу.
      – Понимаю, – подтвердила я.
      – Ирке больше ничего не нужно, только деньги! И вдруг – нате вам! Деньги уплывают! К тому же, Толик решил с ней развестись.
      «Оп-ля!» – мысленно отметила я.
      – Почему ваш сын не написал завещание? – спросила я. – Разве он не понимал, что почти все отойдет к его жене?
      – Понимал, – подтвердила Терехина с вызовом. – Толик был умный мальчик. Он ей такую свинью подложил!..
      Она захихикала в кулак. Я снова навострила уши.
      – Свинью? Какую свинью?
      – Он все деньги мне оставил, – объяснила Терехина. – Раскидал их по разным банкам, по разным счетам, и все на мое имя. Где-то у меня записано...
      Терехина начала тяжело подниматься со стула. Я успела схватить ее за рукав.
      – Не надо! Я вам верю!
      Она снова упала на место.
      – Представляешь?..
      – Представляю, – ответила я. Почесала переносицу и нерешительно спросила:
      – А все остальное? Телеканал, газета, журнал, радиостанция... Это жене отойдет?
      – Нет, – ответила Терехина и даже расхохоталась от злорадства. – Толик все это продал.
      – Продал?! – чуть не закричала я. – Когда?! Кому?!.
      – Незадолго до смерти. Буквально за несколько дней.
      Терехина уложила голову на скрещенные руки. Я вскочила со стула и затрясла ее плечо.
      – Кому продал?! Наталья Александровна! Кому?
      Терехина с трудом подняла голову.
      – Господи, да оставь ты меня в покое, – пробормотала она недовольно. – Я спать хочу.
      – Кому продал?! – рявкнула я ей прямо в ухо.
      Терехина подскочила на стуле.
      – Чего ты орешь?! Приятелю своему! Этому, как его... Со смешной фамилией!
      Она пощелкала пальцами.
      – Дердекену? – спросила я дрожащим голосом.
      – Кто это? – не поняла Терехина.
      – Азику? Турсун-Заде? – продолжала допрашивать я.
      – Вот-вот!
      Терехина обрадовалась.
      – Точно! Заде...
      Она засмеялась. Оборвала смех и сердито сказала:
      – Все! Отстань от меня! Я спать хочу.
      Я вздохнула. Подхватила женщину под мышки и сказала:
      – Вставайте.
      Терехина застонала.
      – Теперь-то что тебе нужно?!
      – Довести вас до спальни, – ответила я. – Сидя спать неудобно.
      Через десять минут я выходила из дома Терехиной. От обилия полученной информации мои ноги заплетались косичкой. А говорят, никаких сенсаций в этом деле нет!
      Нате вам! Азик, оказывается, стал единоличным хозяином города!
      И стал им буквально накануне смерти Терехина. Совпадение?
      – Тогда почему он прячется? – спросила я вслух. – Рыло в пушку?..
      Но ответа на вопрос не нашла.
      Пока не нашла.
 
      Я покинула пределы престижного поселка и поехала куда глаза глядят.
      Да... Материала собирается все больше и больше, только меня это скорее пугает, чем радует.
      Итак, шансы вдовы стать главной подозреваемой резко увеличились.
      Получается, что Терехин погиб именно в тот момент, когда вознамерился развестись и оставить мисску неизвестного города с длинным носом. Да, но как же ей удалось спровоцировать сердечный приступ? Штерн определенно сказал, что уколов Терехину не делали, никаких лекарственных препаратов в его крови не обнаружили!
      И потом, я никак не могла выбросить из головы перекошенное лицо покойного. Сама не видела, но судя по отзывам очевидцев и по заколоченной крышке гроба, зрелище не для слабонервных.
      Чего же он так испугался?
      Загадка...
      Я доехала до набережной, вышла из салона и хлопнула дверью. Черт, снова забыла, что моя машинка уже не девушка! Поберечь бы ее надо.
      Я медленно пошла вдоль пляжной кромки. Мысли в голове теснились шумным нестройным потоком, и я хотела дать голове возможность немного успокоиться. Как говорила Скарлетт О’ Хара, «подумаю об этом завтра».
      Вот именно.
      Может, заглянуть к Лешке? Я дошла до автостоянки яхт-клуба и замедлила шаг.
      Интересно, Лешка еще на меня сердится? Проверить или не стоит?
      – Майка! – окликнул меня сторож.
      Я повернулась и помахала ему рукой.
      – Куда пропала?
      – Никуда, – ответила я. – Работаю.
      Сторож покивал головой. Я поколебалась, но не выдержала и спросила:
      – Хозяин здесь?
      – Здесь, – ответил сторож. Оглянулся и поманил меня к себе. Я подошла ближе.
      – Он теперь все время здесь, – сказал сторож шепотом.
      – То есть? – не поняла я.
      – Живет здесь! – пояснил собеседник. – Из дома ушел!
      Подумал и философски добавил:
      – А может, выгнали.
      Я ощутила недостойное ликование. Тут же задавила нехорошее чувство и удивилась: неужели я ревную Лешку к его многочисленным нимфам? Неужели он мне небезразличен как мужчина? Только этого мне не хватало!
      – Я думаю, что нас это не касается, – сказала я холодным тоном. Главным образом потому, что мне было стыдно за свое невольное ликование.
      Сторож моментально отодвинулся.
      – Я тоже так думаю, – поддакнул он поспешно.
      Я повернулась к нему спиной и, не торопясь, пошла к зданию клуба, над которым развевались морские флажки и вымпелы.
      Проходя мимо причала, бросила взгляд на яхты. «Ледяная звезда» лениво покачивалась на волнах. Красавица.
      Я вошла в большой уютный холл, отделанный деревом, поздоровалась с охранниками.
      – Хозяин у себя? – спросила я, кивая подбородком на лестницу, ведущую на второй этаж.
      – У себя, – подтвердил охранник.
      – Один?
      – Один.
      – Значит, можно его навестить, – резюмировала я.
      Поднялась по ступенькам, миновала длинный коридор и остановилась перед дверью Лешкиного кабинета. Стукнула в створку, прислушалась.
      – Да! – резко выкрикнул Лешка. Я вздрогнула.
      Похоже, приятель не в настроении. Может, не стоит его беспокоить?
      Пока я раздумывала, входить или нет, Лешка все решил сам. Распахнул дверь, уставился на меня воспаленными красными глазами.
      – Привет, – сказала я.
      Лешкино лицо немного смягчилось.
      – Привет.
      – Можно войти?
      Он молча посторонился. Повернулся ко мне спиной, быстренько прошел к столу и убрал с него чьи-то фотографии. Наверное, снимки очередной нимфы. Господи, мог бы и не убирать! Мне-то что за дело?
      Я вошла в небольшую комнату, где пахло деревом, где беспорядок выглядел уютным, а из окна открывался великолепный вид на море. Осмотрелась, легко вздохнула. Хорошо!
      Лешка уселся в кресло за столом.
      – Располагайся, – пригласил он.
      – Спасибо.
      Я плюхнулась в огромное кресло, стоявшее возле окна, и потянулась.
      – Что, не выспалась? – спросил Лешка.
      – Не выспалась, – призналась я.
      – Надо было дома спать, а не в рабочей конурке.
      Вот оно! Началось! Лешка, конечно, уже в курсе моих домашних неурядиц и решил меня повоспитывать. Еще один воспитатель на мою голову!
      Я здорово разозлилась.
      – Это не твое дело, где мне спать.
      – Почему? – удивился Лешка. – Мы же друзья!
      – У всего есть свои рамки, – сказала я наставительно. – Даже у дружбы.
      – Не говори ерунды! – отмел Лешка нетерпеливо. – О себе не думаешь, так хоть о родителях подумай!
      – Чего о них думать? – огрызнулась я. – Родители в восторге от моего ухода!
      Лешка разинул рот.
      – Кто тебе сказал такую чушь? – спросил он, когда справился с изумлением.
      – Это папочка сказал шефу, – ответила я. – А шеф передал мне.
      Лешка с сомнением погладил небритый подбородок.
      – Ну, не знаю, не знаю, – протянул он. – Не знаю, что сказали твоему шефу, знаю только, что твои предки сидят на валерьянке. Я вчера весь вечер у них провел. Успокаивал.
      – Ты такой благородный, – похвалила я. – Пускай предки тебя усыновят. Была у них плохая дочка, а теперь появится хороший сын.
      – Дура, – сказал Лешка беззлобно. – Они же тебя любят!
      – Любят, – согласилась я. – И я их люблю. Поэтому лучше нам сохранять дистанцию.
      Лешка пожал плечами.
      – Глупо, – сказал он. – Из-за чего сыр-бор? Подумаешь, отец что-то сказал, а тебе это не понравилось!
      Я бросила на Лешку быстрый взгляд. Интересно, он знает, из-за чего у нас вышли разборки с папочкой?
      – Папа тебе все рассказал? – спросил я небрежно.
      – Да нет, в общих чертах. Сказал, что сделал тебе замечание, тебе не понравилось. Ты психанула и собрала вещи.
      Я сложила руки на груди. Значит, в подробности папочка не вдавался. Очень хорошо. И я не стану вдаваться.
      – Леш, дело не в том, что папа сделал мне замечание, – сказала я терпеливо. – Дело в том, что таких замечаний я выслушиваю по десятку на день. Я для них все еще маленькая девочка, которую нужно воспитывать и направлять на путь истинный.
      – Подумаешь!
      Меня задел за живое его пренебрежительный тон.
      – Тебе хорошо рассуждать! – упрекнула я. – Твои предки живут отдельно!
      – И я по ним скучаю, – напомнил Лешка.
      – Скучаешь, – согласилась я. – Потому что видишь их два раза в год. Я бы по своим предкам тоже скучала, если б мы жили в разных городах.
      Лешка хотел что-то сказать, но удержался. Побарабанил пальцами по столу и предложил:
      – Возвращайся! Родители ждут-не дождутся...
      – Нет, – ответила я.
      Встала, подошла к окну и повторила:
      – Нет.
      – Я могу подготовить почву, – продолжал Лешка.
      – Нет!
      – Майка, это же глупо! Нельзя жить в редакции!
      – Нельзя, – согласилась я. – Поэтому я планирую снять квартиру.
      – На какие деньги? – пренебрежительно спросил Лешка. – Ты же ничего не зарабатываешь?
      Я резко обернулась и посмотрела на него. А вот это уже удар ниже пояса.
      – Не твоя печаль! – отчеканила я. – Это мои проблемы!
      – Ну, да! – не согласился Лешка. – Твои, как же... Твои проблемы до сих пор решали другие люди!
      Я быстро развернулась и пошла к двери. Зря я сюда приехала. Только настроение испортилось.
      – Майка!
      Я притормозила возле двери, взялась за ручку и вежливо сказала:
      – До свидания.
      – Подожди!
      Лешка торопливо порылся в нагрудном кармане куртки, висевшей на спинке кресла. Достал оттуда скомканные денежные купюры и протянул мне.
      – Это деньги на квартиру, – сказал он. – На первый месяц хватит, а дальше видно будет. Может, тебе надоест дурака валять.
      Честное слово, было бы лучше, если бы он дал мне пощечину! Я смотрела на его самоуверенную ухмылку, взъерошенные рыжие волосы, небритые щеки, и думала: «Ненавижу!» Деньги, скомканные в руке, выглядели подачкой, которую бросают голодному псу.
      Он обращается со мной так же, как со своими содержанками. Неужели он не видит между нами никакой разницы? Неужели ему не приходит в голову, что у меня есть самолюбие?!
      – Засунь эти деньги себе в задницу, – ответила я так же вежливо, хотя в душе все клокотало от ярости.
      Лешка икнул. Купюры посыпались на пол.
      – Счастливо оставаться, – продолжала я. Подумала и добавила:
      – Привет Ксюше.
      Лешка отчаянно покраснел. Я вышла из кабинета и с треском захлопнула за собой дверь.
      Сбежала вниз по лестнице, буркнула изумленным охранникам «Пока». Выскочила на улицу и вихрем понеслась прочь. Меня душили слезы.
      Я добежала до пляжа, упала на сиденье под грибком, закрыла лицо руками и разрыдалась. Впервые в жизни я почувствовала себя одинокой и незащищенной. Мне было очень страшно.
      Вам смешно?
      Значит, вы никогда не попадали в подобное положение. И слава богу!
      Да, у меня есть родители. Наверное, они меня любят. То есть конечно, любят! Но вернуться домой я не могу. Потому что тогда мне придется распроститься даже с мечтой о самостоятельной жизни.
      Раньше мне казалось, что у меня есть друг.
      Тут я вспомнила деньги, небрежно протянутые мне Лешкой, и зарыдала еще отчаянней. Я для него домашняя собачонка, которая привыкла есть из рук! Вот что означал этот жест!
      Не прощу! Никогда не прощу!
      На стол передо мной легла чья-то тень, негромкий мужской голос спросил:
      – Могу я вам помочь?
      Я резко обернулась. Ну, конечно! Неприятности не приходят поодиночке!
      Позади стоял Иван Леонидович Дердекен. Он с удивлением и сочувствием рассматривал мое зареванное лицо, раскрашенное поплывшей тушью.
      Конечно! Все именно так и должно происходить, если день не задался с самого утра!
      Я готовилась к встрече с роковым красавцем, как... ну, не знаю... как к первому свиданию! Обдумывала платье, прическу, косметику, духи... И вот вам, пожалуйста! Сижу перед ним с разрисованной опухшей мордой в мятых джинсах и потертой куртке!
      Блеск!
      От этой мысли я расстроилась еще сильней и даже тоненько заныла вслух. Слезы полились с удвоенным напором.
      Дердекен перешагнул через скамейку, как через мелкую лужу. Уселся рядом, достал из кармана носовой платок и протянул мне.
      – Успокойтесь, коллега, – сказал он мягко.
      Он меня узнал. А я-то надеялась, что хотя бы эта чаша меня минет!
      Я выхватила платок из его пальцев и быстренько спрятала зареванную морду. Стыд-то какой! И как мне теперь просить его об интервью? А я успела Вовке соврать, что интервью у меня в кармане!
      Я снова заскулила в клетчатую, хорошо пахнущую ткань. Интересно, какой туалетной водой он пользуется? Запах незнакомый и очень приятный...
      Дердекен подхватил меня под локоть. Не успела я ничего сообразить, как он заставил меня подняться. Мы обошли скамейку, на которой сидели, и побрели куда-то по теплому песку.
      Я все еще тихонько всхлипывала, но плакать уже расхотелось. Приятно было бездумно двигаться в неизвестном направлении. Приятно было, что кто-то уже все решил за тебя.
      «А еще о самостоятельности рассуждала!» – грозно припечатал внутренний голос. Я виновато всхлипнула.
      Впереди нарисовался длинный белый «шевроле-пикап». Дердекен подвел меня к машине, открыл дверцу пассажира и усадил на сиденье. Обошел машину и сел за руль. Повернул ключ зажигания, машина беззвучно вздрогнула. Дердекен тронул педали, ловко развернул тяжелый автомобиль, и мы поехали вдоль морской полосы.
      Интересно, куда он меня везет?
      Мысль была настолько интересной, что слезы разом высохли.
      – Вы никуда не торопитесь? – неожиданно спросил Дердекен, не поворачивая головы.
      – Нет, – прошептала я, мучительно размышляя, сильно ли опух нос?
      – Прокатимся? – предложил он.
      Я молча кивнула. Позор. Выгляжу так, словно меня кошка с помойки притащила.
      Мы быстро оставили позади городские многоэтажки и выехали на трассу, ведущую в аэропорт. Понятно. Едем к «Осенней звезде». Что ж, мне будет интересно осмотреть новую радиостанцию. Если Иван Леонидович соблаговолит ее показать.
      Я покосилась на своего спутника.
      Дердекен выглядел так же ослепительно, как и в нашу первую встречу. Обычно меня раздражают красивые мужчины. Уж слишком они зациклены на себе. Но Дердекен не похож на пустоголового павлина с распущенным хвостом. Он похож на викинга.
      Дердекен повернул голову, мельком взглянул на меня и улыбнулся. Мне очень нравилось, как он улыбается. Улыбка излучала спокойную уверенность в себе и сдержанную доброжелательность.
      – Вы уже обедали? – спросил он.
      И попал в точку. При упоминании о еде желудок свело мучительной судорогой.
      – Я даже толком не позавтракала, – ответила я, не успев пожалеть о своей откровенности.
      Дердекен сделал жест вежливого удивления: приподнял брови и слегка качнул головой. У него была обаятельная мимика. В нем вообще был целый океан обаяния.
      – Заедем куда-нибудь по дороге? – предложил Дердекен.
      – Заедем, – согласилась я. Тут же спохватилась и виновато добавила: