– Знаешь, как она получила это расследование? – спросит Ася кого-нибудь из наших коллег. – Сказала бы я, каким местом, только аппетит тебе портить не хочется!
      Да. Именно так она и скажет.
      Я пожала плечами, разглядывая собственное отражение в зеркале. Что делать? Переживем!
      Выходит, все материалы по покойному Терехину придется собирать самой.
      Начнем, пожалуй, с примы нашего театра оперетты. С Алины Брагарник.
      Я вышла из своей комнаты и потопала на кухню. Мама уже отбыла на работу, у отца сегодня отгул. Он дожидался меня, сидя за кухонным столом с газетой в руках.
      – Привет! – сказала я и чмокнула отца в щеку.
      – Привет! – отозвался отец, складывая газету. – Голодная?
      – Еще какая!
      – Тогда садись. Я тебя накормлю.
      Я уселась за стол и в очередной раз испытала чувство неловкости. Кормить отца полагалось бы мне, взрослой двадцатипятилетней девице. Но я привыкла к тому, что для предков я маленькая девочка, и не делаю никаких попыток изменить статус-кво.
      – Что на завтрак? – спросила.
      – Сырники. Устроит?
      – Еще как!
      Я окинула взглядом стол, поднялась с табуретки и достала из холодильника сметану. Внесла свою лепту в сервировку, так сказать.
      – Как спала? – поинтересовался отец, накладывая на тарелку аппетитные румяные кругляши.
      – Отлично! – бодро отозвалась я.
      Отец поставил тарелку передо мной.
      – И совесть тебя не мучила? – продолжал он.
      – Не-а, – ответила я беспечно и взялась за сырники. – О! Вкусно!..
      Отец осуждающе молчал. Я доела сырники, отставила тарелку в сторону и спросила:
      – А чай ты заварил?
      Папа вздохнул.
      – Нет, Айка, ты все-таки непрошибаемая девица. Смотрю на тебя и поражаюсь: неужели я породил такого скорпиона?
      – Ты породил Рыбу, – напомнила я. У меня день рождения в марте.
      – Я не в том смысле, – отмахнулся отец. – В кого ты такая замороженная?
      – В тебя, – ответила я. – Ты забываешь про свою холодную латышскую кровь.
      Папа не нашелся, что ответить на такой наглый выпад, и даже слегка подавился.
      Дело в том, что папа – этнический латыш, хотя родился в России и никакого языка, кроме русского, не знает. Экзотическая фамилия «Витола» долго воспринималась моими коллегами, как журналистский псевдоним. Отец – бывший милиционер, хотя говорят, что бывших милиционеров не бывает. Сейчас он преподает в милицейском училище. Домашнее прозвище отца «латышский стрелок», но он на него ничуть не обижается. Мне даже кажется, что оно ему льстит.
      – Почему ты считаешь, что латышская кровь – холодная? – спросил папа.
      – Это клише, – объяснила я. – То есть распространенное мнение. И как почти всякое распространенное мнение, это клише неправильное.
      Я разлила чай в две чашки, подвинула одну к отцу и продолжала.
      – Ну, например, существует такое клише: «тонкие нервные пальцы пианиста». Слышал, да?
      – И слышал, и читал.
      – Прекрасно. Так вот, могу тебе авторитетно заявить: пианисты это клише на дух не выносят. От него веет дремучей безграмотностью. Помню, я писала статью о лауреате конкурса Шопена, который был родом из нашего города. Так вот, парень меня заклинал не употреблять этого выражения. И показывал мне свои руки, кстати, довольно плотные, с короткими и толстенькими пальчиками. Именно такое строение руки считается наиболее удобным для пианистов. Еще бы! Пальцам приходится выдерживать сумасшедшую нагрузку! Вес всего тела! Тонкие и нервные конечности уже давно бы переломались...
      – Ты мне зубы не заговаривай, – оборвал меня отец. – Начала утреннюю лекцию!
      Я отхлебнула чай.
      – И стрелки не переводи, – продолжал обличать меня папа. – Я о чем с тобой говорил?
      – Ни о чем не говорил, – ответила я угрюмо. – Ты спрашивал, не стыдно ли мне.
      – Вот! И ты прекрасно поняла, что я имею в виду!
      – Не поняла, – попробовала отбиться я.
      – Я о Лешке!
      Я закатила глаза. Начинается!
      – Па-ап, ну что я сделала, – заныла я противным голосом.
      – Не скули! – строго осадил меня отец. – Я что хочу сказать тебе, Айка... Не притворяйся, что ты не видишь очевидного.
      Я смирилась с тем, что избежать разговора не удастся. Вздохнула и уселась поудобней.
      – «Очевидное» это что?
      – Парень в тебя влюблен, – так же строго сказал отец.
      – Пап, он влюблен во все смазливые мордашки, которые встречает на своем пути.
      – Неправда!
      – Откуда ты знаешь? – удивилась я. – Ты, что, имел разговор с Лешкой? Он перед тобой раскрыл душу?
      Папа спохватился.
      – Нет, конечно, Алексей мне ничего не говорил...
      – Тогда откуда такая уверенность?
      – Я – мужчина, – ответил отец после короткого раздумья. – Поэтому понимаю его лучше, чем ты.
      – Растолкуй, – попросила я. Меня внезапно охватила холодная злость. Интересно, до каких пор простирается родительская бесцеремонность? До каких пор родители будут вмешиваться в мои дела, как в свои собственные?
      – Все эти девочки – не более, чем способ привлечь к себе твое внимание.
      – А-а-а, – протянула я. – Понима-аю... Раньше девочки существовали потому, что Лешка меня не знал. Теперь они существуют потому, что он хочет привлечь мое внимание. Очень удобная позиция!
      – Глупая позиция, – проявил лояльность отец. – Но Лешка еще ребенок, он не понимает, что таким образом ничего не добьется. По крайней мере, от тебя.
      – Это точно! – подтвердила я. – Ничего не добьется!
      – Айка, если он тебе не нужен, перестань с ним общаться, – сказал отец.
      Я оторопела.
      – Пап, ты чего? Мы же друзья!
      – Ничего подобного! – отрубил отец. – Никакие вы не друзья! Парень в тебя влюблен и надеется, что сможет вызвать ответное чувство. Поэтому и таскается к нам каждый день. А ты...
      Отец запнулся.
      – Что я? – спросила я тихо. Меня начала душить обида. Похоже, что мой собственный папочка занял место на противоположной баррикаде. Это нечестно. У Лешки свой отец имеется, пускай он его и защищает!
      – Ты об этом догадываешься, – ответил папа. – И тебя такое положение дел устраивает. Даже немного веселит. Эдакая рыбка в банке: смотреть можно, трогать нельзя...
      Я отодвинула от себя недопитую чашку.
      – Что ты предлагаешь? – спросила я, глядя отцу в глаза. – Дать себя потрогать?
      Отец смутился.
      – Ая! Не говори пошлости!
      – Я называю вещи своими именами, – ответила я резко. – Раз уж у нас пошел такой откровенный разговор... Итак, что же я должна сделать, чтобы Лешка не страдал и не мучился? Научи, мой мудрый родитель! Я вся внимание!
      – Если он тебе не нужен как мужчина, прекрати эти игры в дружбу, – ответил отец очень твердо. – Поверь: ни к чему хорошему они не приведут. Это я знаю по личному опыту.
      В тот момент я была слишком злой, чтобы обратить внимание на последние слова отца и придать им какое-то значение.
      – Послушай, – начала я, изо всех сил сдерживая рвущуюся наружу злость, – тебе не кажется, что вы с матерью наступаете мне на горло?
      – Как это? – опешил отец.
      – Так это! – почти закричала я. – Я же вздохнуть не могу без вашего на то одобрения! Пап! Мне двадцать пять лет! Я взрослая, понимаешь? Чего вы от меня хотите? Я не пью, не курю, не шляюсь по мальчикам, не веду антиобщественный образ жизни... Господи, я до такой степени правильная, что самой тошно! Что вам еще нужно? Сделать из меня святую? Ну, давайте я постригусь в монахини! Честное слово, после жизни в нашем доме любой монастырь покажется притоном!
      – Ая! – попытался перебить меня отец. Вид у него был довольно жалкий.
      – Хватит! – отрезала я. – Правду говорят: взрослые дети должны любить родителей на расстоянии! Я это давно обдумывала, а сейчас понимаю: тянуть дальше некуда. Скоро вы мне начнете выдавать кислород строго дозированными порциями. Потому что так будет лучше для моего здоровья.
      – Ая!
      – Все! – припечатала я. – Сегодня же сниму квартиру и перееду!
      – Куда?! – застонал папа.
      – Неважно! К черту на рога! Лишь бы подальше от ваших бесконечных нотаций!
      Я выскочила из-за стола и рванула в свою комнату. Выхватила из-под дивана спортивную сумку, распахнула гардероб и выдернула оттуда джинсы с парой свитеров. Запихала их в сумку, со скрежетом застегнула заедающую молнию и вывалилась в коридор.
      Там меня ждал папочка, вид у него был испуганный и растерянный. Но мне было уже все равно. Есть предел и моему терпению.
      – Пока! – сказала я, не глядя на него. – Устроюсь – позвоню.
      – Ая!
      Я повернула ключ, распахнула дверь и выскочила из квартиры. Побежала вниз по лестнице с такой скоростью, словно боялась передумать.
      Если говорить откровенно, то я тоже хороша. Роль маленькой избалованной девочки, которой все подают на блюдечке, развратила меня и лишила самостоятельности. Меня устраивало отсутствие бытовых проблем, меня устраивало, что родители все решают за меня, меня устраивало, что не нужно думать, как жить. С сегодняшнего дня все будет иначе.
      Я внезапно остановилась, пораженная этой мыслью. Черт! Как страшно становиться взрослой!
      А надо. Никуда не денешься.
      Я ударила ногой подъездную дверь и вышла на улицу. По щекам катились слезы обиды, злости и страха.
      Вот так и началась моя взрослая жизнь.
 
      Я дошла до машины, открыла заднюю дверь и швырнула на сиденье полупустую сумку. Уселась за руль, выехала со двора и задумалась.
      Куда теперь?
      Мир лежал предо мной во всей своей безграничности. К моим услугам были любые параллели и меридианы, но меня интересовала одна маленькая конкретная точка: место, где я смогу хотя бы переночевать.
      Конечно, случись со мной подобный казус днем раньше, я немедленно позвонила бы Лешке. Он бы немного поворчал для приличия, отругал меня за невнимание к родителям, а потом обязательно решил все бытовые проблемы, которые я себе создала.
      Нашел бы квартиру, заплатил за нее, привез мне полную сумку продуктов, поинтересовался бы, сколько у меня наличных, выдал недостающую для нормальной жизни сумму...
      В общем, принял бы на себя все родительские заботы.
      Но это могло быть раньше. До вчерашнего вечера. После того, как я уколола Лешку именем Ивана Дердекена, ни о каком обращении за помощью не может быть и речи. Не потому, что Лешка не поможет.
      Потому, что я гордая.
      – У советских собственная гордость, – сказала я вслух. – На буржуев смотрим свысока!
      Цитата из Маяковского меня немного рассмешила и успокоила. В конце концов, все не так страшно. У меня множество знакомых, которые наверняка не дадут умереть от голода и замерзнуть на улице. Плохо, что денег мало. От зарплаты после покупки машины почти ничего не осталось, но это тоже не проблема. Попрошу у шефа аванс в счет гонорара за статью, он даст. До следующей получки как-нибудь дотяну. Подумаешь, придется немного попоститься! Даже полезно! А то я в последнее время начала обрастать жирком...
      Я вздохнула.
      Нужно было собраться, не торопясь. Белье какое-нибудь прихватить, дезодорант... Я же цивилизованная девушка, не могу допустить, чтобы от меня несло потом!
      «Ничего, купишь,» – сказал внутренний голос.
      Я снова вздохнула.
      Легко сказать, «купишь»! А деньги? У меня их и так почти не осталось! А, ладно... Придумаю что-нибудь.
      Я развернула машину и поехала в редакцию.
      Шеф встретил меня удивленной гримасой.
      – Ты чего явилась? – спросил он недовольно. – Хочешь сказать, что расследование закончено?
      – Игорь Константинович, – сказала я без предисловий, – дайте денег.
      Шеф даже притормозил от удивления.
      – Что ты сказала? – переспросил он, словно не поверил своим ушам.
      – Я говорю, аванс дайте в счет гонорара! – повторила я очень четко и раздельно.
      – Зачем?!
      Я разозлилась окончательно. Швырнула на пол сумку, уселась в кресло для посетителей и разревелась.
      Шеф на мгновение впал в кому, потом быстренько из нее вышел, выскочил из-за стола и налил в стакан воды.
      – Ну, Майечка, ну, деточка, не надо, – заворковал он, подсовывая мне под нос стакан. – Успокойся, моя хорошая, дядя Игорь рядом...
      Я невольно хрюкнула и отстранила стакан. Еще один взрослый с родительским комплексом.
      Шеф уселся передо мной на корточки и спросил, заглядывая в глаза:
      – В чем дело?
      – Я ушла из дома, – ответила я.
      Шеф поднялся на ноги и вернулся в свое кресло.
      – Та-а-ак, – протянул он зловеще.
      Я прижала руки к груди.
      – Игорь Константинович! Достали! Сил моих больше нет!
      – Вот и Лариска мне тоже самое заявила, – сказал шеф, глядя в окно. – Собрала вещи и умотала к своему парню.
      Я издала душераздирающий вздох. Похоже, сочувствия от начальника мне не дождаться. Он целиком и полностью на стороне моих предков. Неужели денег не даст?
      – Говорю ей: окончишь институт, тогда делай что хочешь! – продолжал шеф вполголоса. У меня возникло неприятное ощущение, что он забыл о моем присутствии. – Диплом получи, на работу устройся – потом все что угодно! Хоть Саня, хоть Маня, хоть сивый мерин!..
      Я почесала нос. Помнится, мои предки говорили то же самое. Просто слово в слово. И чем все кончилось? Спас меня диплом от бесконечных нотаций и поучений? Как бы не так!
      – Замуж невтерпеж! – продолжал шеф, по-прежнему не глядя на меня. – Припекает прямо!
      Я кашлянула. Шеф опомнился, оторвал взгляд от окна и посмотрел на меня.
      – А у тебя что произошло? – спросил он сурово. – Тоже замуж невтерпеж?!
      – Совсем наоборот, – ответила я. – Родителям невтерпеж. Я как раз не тороплюсь.
      Шеф досадливо крякнул и развернул свою позицию на сто восемьдесят градусов.
      – Родители лучше знают! – завел он новую песню. – Если говорят, что нужно замуж выходить, значит, так оно и есть! А вы молодые еще! Слушайте людей, которые вам добра желают!
      – Ничего, что я дышу не в такт? – кротко поинтересовалась я.
      Шеф снова крякнул.
      – Игорь Константинович, – начала я, стараясь говорить спокойно и убедительно. – Я, конечно, не знаю, что у вас произошло с дочерью. Допускаю, что вы были правы. Но вам не кажется, что мы тоже имеем право на свои ошибки? На чужом опыте жизни не научишься! Разве нет?
      – Да мы уберечь вас хотим! – начал шеф, но я его перебила.
      – Может, не стоит? Дайте нам набить собственные шишки и получить собственные синяки. Возможно, после этого мы придем к тем же выводам, что и вы. Но тогда мы будем точно знать, что вы были правы. Понимаете? Точно знать!
      Шеф вздохнул и повозил руками по столу.
      – Ладно, – сказал он враждебным тоном. – Уговорила. Денег я тебе, конечно, дам.
      – Игорь Константинович! – возликовала я.
      – С условием!
      Я скисла. Не бывает бочки меда без ложки дегтя.
      – Поживешь у нас с женой пару дней и поедешь назад. Домой то есть. К папе и маме. Договорились?
      Я встала с кресла.
      – Считайте, что я вас ни о чем не просила, – холодно сказала я.
      – Сядь! – рявкнул шеф.
      – Домой я не вернусь, – продолжала я твердо. – По крайней мере, в ближайшее время.
      – Сядь! – повторил шеф тоном чуть пониже.
      Я молча опустилась назад в кресло. Шеф минуту посверлил меня взглядом, потом ворчливо спросил:
      – Где ты жить собираешься?
      – Пока не знаю, – ответила я честно.
      Шеф вздохнул.
      – Подружка-то у тебя есть?
      – Подружка есть.
      – Может, у нее?
      Я покачала головой. Рада бы в рай, да грехи не пускают.
      – Она замужем, – сказала я коротко. – Живет у мужа в однокомнатной квартире.
      – Чудесно! – резюмировал шеф с горечью.
      – Да вы не волнуйтесь! – успокоила я начальника. – Как-нибудь вывернусь! Сниму квартиру, в конце концов.
      Шеф сломал карандаш.
      – И эти барышни претендуют на самостоятельность! – возвестил он в потолок. – На независимость они претендуют!
      Он перевел на меня негодующий взгляд и спросил:
      – Ты знаешь, сколько стоит аренда однокомнатной квартиры?!
      – Нет, – ответила я со стыдом. Действительно, прокололась.
      – Зарплаты не хватит! – припечатал шеф. Я понуро молчала.
      – Ну, что? – спросил шеф чуть мягче. – Домой вернешься или к нам поедешь? Приглашаю от души! Жена тоже будет рада.
      – Спасибо, – ответила я.
      – Спасибо «да» или спасибо «нет»?
      – Спасибо, нет.
      Шеф слегка звезданул кулаком по столу.
      – Я придумала кое-что получше, – поторопилась я с объяснениями.
      Шеф насторожился.
      – И что ты придумала? – спросил он недоверчиво.
      – Поживу пока в редакции, – ответила я как ни в чем ни бывало. – А что? Денег с меня вы, надеюсь, не возьмете, диванчик в приемной очень даже удобный, туалет и умывальник имеются... Даже чайник есть!
      Шеф собрал обломки карандаша и выкинул их в мусорную корзину.
      – Кстати! – продолжала я бодро. – Можете зачислить меня ночным сторожем! Насколько я помню, эта штатная единица пока свободна!
      Шеф закатил глаза под лоб.
      – Сторожем! – сказал он с горечью. – Тоже мне сторож! Да мне придется еще одного нанять, чтоб тебя саму не украли!
      Я хихикнула.
      – Если украдут, то быстренько назад вернут, – заверила я шефа. – С хорошей доплатой.
      – Это точно, – смягчился шеф. – Я все жду, когда Ларискин парень ее обратно приведет. Она же кроме яиц всмятку ничего готовить не умеет!
      – Лариска у вас виртуоз, – похвалила я. – Можно сказать, человек с кулинарным талантом. У меня всмятку никогда не получаются, только вкрутую или яичница.
      Шеф невольно хрюкнул. Тут же спохватился и посмотрел на меня суровым взглядом.
      – Ладно, живи, – разрешил он.
      – Спасибо!
      – Не за что. Не на улице же тебе оставаться!
      – Спасибо! – повторила я радостно и поднялась с кресла.
      – Только родителям позвони! Скажи, где будешь ночевать, и все такое...
      – Обязательно! – пообещала я.
      – «Обязательно»! – передразнил шеф. – Ладно, сам позвоню. Знаю я вас: уйдете, и поминай как звали. А то, что родители ночью не спят, это так, ерунда!
      Он вздохнул. Мне стало его жалко.
      – Игорь Константинович!
      Шеф поднял на меня грустный взгляд.
      – Все будет хорошо, – пообещала я. – Вы не торопите Лариску, она сама назад вернется! Честное слово!
      Шеф только вздохнул.
      – Ладно, – сказал он через несколько секунд жестким начальственным тоном. – Оставили лирику. Что с расследованием?
      Я снова уселась в кресло.
      – Кое-что выяснила, – начала я. – Во-первых, Штерн дает голову на отсечение, что Терехин скончался от сердечного приступа.
      – Вот как, – заметил шеф. Взял из деревянного стаканчика другой карандаш и принялся крутить его в пальцах. – Голову, говоришь... Штерн – человек принципиальный. Его не купишь и не запугаешь. Раз он говорит, что причина смерти естественная, значит, так оно и есть.
      – Он не сказал, что причина смерти естественная, – возразила я спокойно. – Он сказал только о сердечном приступе.
      Шеф посмотрел на меня.
      – Но сердечный приступ – вещь естественная? – спросил он нетерпеливо.
      – Ага, – подтвердила я насмешливо. – Особенно для человека со здоровым сердцем!
      Шеф сломал второй карандаш.
      – То есть... – начал он неуверенно, – ты хочешь сказать, что приступ вызвали искусственно?
      Я выдержала многозначительную паузу.
      – Я пока ничего не хочу сказать. Только передаю вам то, что сказал Штерн. А он сказал, что у нашего кардиолога господин Терехин не наблюдался. И на сердце, судя по результатам вскрытия, не жаловался.
      – Укол? – предположил шеф, слушавший меня, как зачарованный.
      Я покачала головой.
      – Ничего похожего.
      – Яд?
      – Никаких токсинов в крови не обнаружили.
      Шеф молча развел руками.
      – А выражение ужаса на лице покойника? – напомнила я.
      Шеф почесал затылок.
      – Думаешь, он настолько перепугался, что умер от страха? Чего может испугаться взрослый здоровый мужик, к тому же один из неформальных хозяев города?
      – Вот! – сказала я. Поднялась с кресла и пересела поближе к шефу.
      – Я о том же думаю!
      – И что надумала? – поинтересовался шеф.
      Я виновато шмыгнула носом.
      – Понятно, – резюмировал шеф.
      Я почувствовала необходимость как-то оправдаться.
      – Не могу же я за один день внятно объяснить причину его смертельного испуга!
      – Да, конечно, – не стал придираться шеф. – Но что-то ты можешь предположить?
      Я пожала плечами.
      – Честно говоря, даже не знаю, что тут можно предположить. Попыталась вспомнить подобные случаи, описанные в художественной литературе...
      – Ну, ну, – заинтересовался шеф. – Вспомнила?
      – Только один, – призналась я. – Помните «Одиссею капитана Блада»?
      Шеф даже скривился от умственного напряжения. Через минуту его лицо просветлело.
      – Это про пиратов, что ли?
      – Про них, родимых.
      – Кажется, действие происходит в семнадцатом веке?
      – В восемнадцатом, – поправила я.
      – Хорошая книга, – похвалил шеф милостиво. – Я в детстве зачитывался.
      – Я тоже.
      Шеф нахмурился.
      – Только я не помню, кто там умер от страха?
      – Испанский капитан, – напомнила я. – Помните, его привязывают к жерлу корабельной пушки и обещают начать бой выстрелом из нее?
      – А-а-а! – вспомнил шеф. – Да-да! Точно!
      – И он умирает от страха.
      – Да-да! – повторил шеф. Его лицо на мгновение просветлело, но тут же снова омрачилось. Шеф посмотрел на меня и нерешительно спросил:
      – Терехина, что... пытали?
      – В том-то и дело, что нет, – ответила я с досадой. Ну, никак не хотел покойник втиснуться в положенные ему рамки! – Штерн клянется, что на теле ни пятнышка, ни царапинки, ни синячка... Ничего!
      – Голова Медузы, – сказал шеф.
      – Я тоже так подумала.
      – М-да...
      Шеф побарабанил пальцами по столу.
      – Но так не бывает, – сказал он неуверенно. – Голова Медузы – это греческий миф.
      – Чего-то же он испугался! – возразила я. – Так испугался, что умер от страха!
      – Да, действительно...
      Шеф нахмурился.
      – Может, закроем это расследование? – предложил он неуверенно. – Что-то мне неуютно.
      – Боитесь! – уличила я злорадно.
      Шеф обиделся.
      – Дурочка! Тобой рисковать не хочется!
      – Ничего, рискните, – поощрила я. – Мне, например, ужасно интересно, что там произошло!
      – Без головы остаться не боишься?
      – Не-а, – ответила я беспечно. Мысль о том, что я больше не бездомная собака, согрела мне душу и отогнала все опасения.
      Шеф испытующе посмотрел на меня.
      – Не нравится мне твой энтузиазм, – пожаловался он. – Передам-ка я это дело Димке Копылову! Он мужчина, вот пускай и разбирается...
      – Только попробуйте! – закричала я с испугом. И даже со стула приподнялась.
      – Только попробуйте! – повторила я с силой. – Я, между прочим, это дело начала, я его и закончу! А если вы у меня его отберете, то я... я... я...
      Меня заклинило, как заезженную пластинку.
      – На улице останусь, вот! – нашла я, наконец, убедительный довод.
      – С чего это? – не понял шеф.
      – С того, что уволюсь! А постороннего человека вы в редакции не оставите! Вот так!
      – Шантажистка, – сказал шеф с горечью.
      – Все вам не нравится! – возмутилась я. – Работаешь без особого рвения – плохо, работаешь с особым рвением – тоже не слава богу... Чем вы недовольны?
      – Тем, что особое рвение у тебя появляется только тогда, когда можно голову сложить, – откровенно высказался шеф. – Пойми, дурочка, я за вас отвечаю! Перед родителями вашими! А в первую очередь – перед собой. Если с вами хоть что-то случится...
      Шеф оборвал свою речь и угрюмо уставился в стол. Минуту царило напряженное молчание.
      – Игорь Константинович! – позвала я.
      – Чего тебе? – откликнулся он ворчливо.
      – Я осторожненько! Честное слово!
      – Ну, конечно...
      – Очень-очень осторожно! – убеждала я. – Буду вас информировать о каждом сделанном шаге! И если вам что-то не понравится... Все! На попятную! Мгновенно!
      Шеф поднял на меня недоверчивый взгляд.
      – Ой ли? – усомнился он.
      Я прижала ладони к груди.
      – Клянусь!
      Шеф шмыгнул носом.
      – Ладно, – ответил он все так же ворчливо. – Попробуем нового блюда. Только дуть на него буду я!
      – О’ кей, – подтвердила я. Шеф болезненно скривился. Он терпеть не может пошлых заезженных американизмов.
      – То есть хорошо, – поправилась я.
      – Уговорила, – признал шеф. – Ты меня снова уговорила. Лиса.
      Подумал и спросил:
      – Что думаешь делать дальше?
      – Думаю покрутиться вокруг знакомых Терехина.
      – А зацепки есть?
      – Есть мои бывшие однокурсники, которые работают на его телеканале.
      – Это хорошо, – проговорил шеф задумчиво. Немного подумал и спросил:
      – А что с его личным окружением?
      – С этим полный прокол, – признала я. – Не в курсе событий. Даже не знаю, кто у него жена.
      Шеф снова помрачнел, и я поторопилась его успокоить.
      – Но это ерунда! Все выясню!
      Я поколебалась и небрежно предложила:
      – Может, мне проконсультироваться у Аси? Она же писала несколько статей по Терехину! Наверняка она в курсе!
      – Нет, – отрубил шеф. – Никаких консультаций с Курочкиной! И не откровенничай с ней по поводу расследования!
      – Почему? – спросила я тихо.
      Шеф замялся.
      – Есть причина.
      – Это я понимаю, – ответила я. – Хочется знать какая?
      Шеф нахохлился.
      – Девушка не соблюдает основного правила журналистики? – продолжала я.
      Шеф бросил на меня короткий взгляд.
      – Ну, в общем, да, – признал он неохотно.
      Мне стало смешно.
      – Подумаешь, удивили! Да об этом вся редакция знает! И с кем она прокололась? С Терехиным?
      – Нет, – ответил шеф ровным голосом. – На этот раз она прокололась с Азиком.
      – Что-о-о?!
      Я снова привстала на стуле.
      – С Азиком? Она, что, совсем спятила?!
      – Наверное, – ответил шеф по-прежнему неохотно.
      – Он же бандит!
      – Это Асю не интересует, – напомнил шеф. – Ее интересует совсем другое.
      – Ах, да, – пробормотала я и села на стул. – Деньги...
      – Деньги, – эхом откликнулся шеф.
      Я почесала переносицу. Что тут скажешь? Ничего!
      – А уволить ее вы не можете? – спросила я осторожно. – Человек, работающий на Азика, в нашей редакции... По-моему, это излишняя роскошь.
      – Попробуй уволь ее теперь, – проворчал шеф. – Кто же мне позволит это сделать?!
      – Да, действительно.
      Я немного подумала.
      – А что с переделом собственности? – спросила я. – Что будет с Терехинским наследством? Кому все отойдет?
      – Если ты имеешь в виду завещание, то его в природе не существует, – ответил шеф.
      – Значит, жене, – сообразила я.
      – Выходит, так.
      – Значит, нужно поехать и посмотреть, что она собой представляет.
      – Поезжай, – согласился шеф.
      – Ничего, если я прикроюсь журналом? В том смысле, что мы хотим дать некролог?
      – Прикройся, – согласился шеф. – Как-то отреагировать на смерть Терехина нам, конечно, придется.
      – Тогда я поехала? – спросила я и поднялась со стула.
      – Подожди!
      Шеф достал из кармана пиджака бумажник и раскрыл его.
      – Это терпит, – попробовала отказаться я. – У меня еще есть немного.
      Шеф, не обращая внимания на мои нервные возгласы, выгреб из бумажника все содержимое. Протянул мне, коротко велел:
      – Бери!
      Я приняла бумажные купюры.
      – А чего так много? – поинтересовалась я.
      – Много не мало! – огрызнулся шеф. И добавил с печалью в голосе:
      – Считай, что это прибавка за риск.
      – Класс! – сказала я восхищенно. Уложила деньги в нагрудный карман джинсовой куртки и защелкнула кнопкой.
      – Класс! – повторила я. – Чувствую себя Матой Хари при исполнении!
      Шеф наклонился вперед и поманил меня к себе. Я послушно склонилась над столом.
      – Она плохо кончила! – напомнил шеф многозначительно.
      – Буду иметь в виду, – пообещала я.
      – Имей, имей.
      Мы одновременно выпрямились.
      – Разрешите идти? – спросила я по-солдатски.
      Шеф безнадежно махнул на меня рукой.
      – Топай.
      Я открыла дверь начальственного кабинета и вывалилась в приемную.
 
      Пока мы с шефом решали наши маленькие и большие проблемы, народ подтянулся на рабочие места. Я поздоровалась с Димкой Копыловым, мы перебросились парой фраз о том о сем, и я уже собралась выйти из редакции...
      – Майя!
      Я обернулась. Мне ласково улыбалась Ася Курочкина.
      Честно говоря, я не люблю, когда Ася улыбается. Нехорошая у нее улыбка, не искренняя. Но когда она пытается улыбаться ласково, смотреть на нее особенно неприятно.
      Финиш, одним словом.
      Я затормозила.
      – Привет!
      – Здравствуй, – ответила я сдержанно.
      Ася подошла ко мне и взяла меня под руку. Я с трудом удержалась от желания отодвинуться. Ася мне и сама по себе мало симпатична, а уж в сочетании с бандитом Азиком – и того меньше.
      Но я пересилила естественную брезгливость и не освободила руку.
      – Уходишь? – спросила Ася.
      – Да, – ответила я, глядя в пол, на Асины ножки. Ножки были обуты в дорогие туфельки из змеиной кожи. Лично я такие не потяну. Не по карману. Интересно, каким местом она их заработала? Хотя нет, не интересно.
      – Я провожу, – предложила Ася. – До двора.
      Я молча пожала плечами. Понятно, что барышне нужно со мной о чем-то поговорить. Даже догадываюсь о чем. Хорошо, что шеф меня предупредил об изменениях в личной Асиной жизни! Не дай бог, ляпнула бы что-то про ее нового спонсора!