– Ага!
      – Слышала, что он...
      Я снова почесала нос. Все. Больше Лешка ничего не сказал.
      – В общем, говорят, что он какой-то скользкий, – завершила я.
      – Ага! – повторил шеф.
      Встал с кресла и прошелся по кабинету. Остановился у окна и стал смотреть на улицу.
      – Постарайся с ним познакомиться, – сказал он, не оборачиваясь.
      – С Дердекеном?
      – С Дердекеном, – повторил шеф. – Девушка ты серьезная, основному правилу журналистики тебя учить не нужно...
      – В журналистике все правила основные, – сказала я. – Какое вы имеете в виду?
      – Я имею в виду, не вступать с объектом в личные отношения, – сухо ответил шеф.
      Я только засмеялась.
      – Зря смеешься, – сказал шеф и повернулся ко мне. – Говорят, он красавец. Роковой мужчина.
      – Не терплю красавцев, – легко ответила я. – Можно идти?
      – Давай, работай, – разрешил шеф. – На все про все – неделя. Да, еще!..
      Шеф потоптался на месте.
      – Попытайся узнать насчет диагноза смерти Терехина.
      – Так вы думаете...
      – Ничего я не думаю! – оборвал меня шеф. Вернулся в кресло и придвинул к себе свежую газету.
      Я поняла, что разговор окончен и покинула кабинет.
      Неделя... Неделя – это хорошо. Это значит, что можно не приходить на работу к половине девятого. Это значит, что мне не нужно сидеть за компьютером в редакции. Это значит, что я могу разъезжать на моей новой машинке сколько захочу.
      В интересах дела, конечно.
      Я выскочила из редакции, запрыгнула в мою новую машинку и выехала со стоянки.
      Итак, куда бы мне поехать в интересах дела?
      «Заеду к Лешке, – решила я. – Покажу ему, что машинка в полном порядке. Зря он вчера надо мной издевался.»
      До яхт-клуба я доехала быстро. Наша редакция расположена в старинном особняке, стоящем на набережной, оттуда до Лешки двадцать минут пешего ходу. А на машине пять минут.
      Я припарковалась на служебной автостоянке. Сторож, который прекрасно знал меня в лицо, сделал приветственный жест.
      – Привет! – крикнула я, вылезая из машины. – Хозяин тут?
      – А как же! – ответил сторож. – С раннего утра!
      – И чего ему не спится, – пробормотала я себе под нос. – Интересно, нимфы на него не обижаются?
      Я дошла до причала. Яхты всех размеров выстроились передо мной как на параде. Я лишний раз порадовалась за Лешку: работы, конечно, много, зато и денежки капают. Даже можно сказать, не капают, а льются.
      Мое внимание привлекла большая парусная яхта, которую я раньше не видела. Белоснежные борта с двух сторон перечеркивала странная надпись: «айSтар». Бред какой-то. Винегрет. Помесь кириллицы с латинским алфавитом.
      – Что бы это значило? – спросила я сама себя вслух.
      – Это значит «ледяная звезда», – ответил Лешка за моим плечом.
      Я быстро обернулась.
      – Привет!
      – Привет, – ответил мой приятель.
      Как обычно, он был одет в любимую рваную тельняшку и не менее рваные джинсы, закатанные до колен.
      – А! – сообразила я. – Значит, английское «эс» относится к двум словам? «Айс Стар»?
      – Значит, так, – подтвердил Лешка хмуро.
      Я еще раз полюбовалась яхтой.
      – Красавица.
      – Да, – согласился Лешка. – Судно отличное.
      – Чье?
      Лешка почесал переносицу.
      – Нового радиомагната, – ответил он язвительно. – Этого, как его...
      Он сделал вид, что не может вспомнить фамилию.
      – Дердекена, – подсказала я.
      – Его.
      Я снова осмотрела яхту. Красивое судно. «Ледяная звезда»...
      – Красивое название, – сказала я. – А радиостанция называется «Осенняя звезда». Что это у него сплошные звезды в лейблах?
      – Зазвездился, – объяснил мне Лешка. – Наворовал столько денег, что чувствует себя светилом.
      Я насмешливо покосилась на приятеля. Интересная реакция. Похоже, что он нового клиента ревнует. Интересно, к кому? Или к чему? До сих пор сильной конкуренции среди молодых предпринимателей у Лешки не было. Может, этим и объясняется его неприязнь?
      – Сколько ему лет? – спросила я.
      Лешка пожал плечами.
      – Не помню. Кажется, лет сорок.
      – Сорок?
      Я почувствовала легкое разочарование. Немолод Иван Дердекен, весьма не молод... То есть в моих глазах, конечно. В двадцать пять лет все, что находится за пределами тридцати шести, кажется старостью.
      А в одном очень хорошем фильме было сказано, что в сорок лет жизнь только начинается... Неужели правда?
      – Вот стукнет тебе сорок, тогда и узнаешь, – сказал внутренний голос.
      Я отмахнулась. Когда это будет! Если мне вообще когда-нибудь стукнет сорок... Как-то не верится, что такое возможно.
      – Сорок, – подтвердил Лешка неприязненно.
      – Старый, – пожаловалась я.
      – Старый... для чего?
      Я шутливо долбанула Лешку по предплечью.
      – Не говори пошлости!
      – У меня создалось ощущение, что ты примеряешь его на себя, – сообщил Лешка, глядя в сторону.
      – Я примеряю его для своей статьи, – ответила я сухо. – Шеф велел пролить луч света на эту темную фигуру.
      Лешка хмыкнул.
      – Значит, ты собираешься с ним познакомиться?
      – Долг прежде всего, – сказала я философски.
      Лешка снова хмыкнул.
      – Ну, да, – произнес он, по-прежнему не глядя мне в глаза. – Долг платежом красен...
      Я взяла Лешку за плечи и развернула к себе.
      – А ну-ка посмотри на меня.
      Он воровато стрельнул глазами по моему лицу.
      – Тебе не стыдно? – спросила я строго. – Что за безнравственные намеки?
      – Я не за твою нравственность переживаю, – хмуро сказал Лешка.
      – А за чью? За Дердекенскую?
      Лешка снова стрельнул в меня взглядом.
      – Ты красивая, – пожаловался он.
      – И что? Спасибо за комплимент, конечно, но ты забываешь главное правило журналистики:
      Я подняла палец и процитировала шефа:
      – «Никаких личных отношений с объектом!»
      Лешка отреагировал как-то странно. Он почему-то покраснел и, сильно заикаясь, произнес:
      – А я? Я д-для т-тебя тоже об...об...
      Он сделал над собой усилие и, наконец, выговорил:
      – Объ...ект?
      Я вздохнула. Мне показалось, что Лешка меня упрекнул в нашей дружбе.
      – Леш... Ты, конечно, был объектом. Но, во-первых, это было в далеком прошлом. Два года назад. С тех пор я ничего про тебя не писала. Так что мы вполне можем позволить себе оставаться приятелями. По-моему, ничего аморального в наших дружеских отношениях нет.
      Лешка покраснел так отчаянно, что я даже испугалась.
      – Приятелями? – переспросил он. И тут же сам ответил:
      – Ну, конечно! Какой же я идиот!
      – Леш, ты говоришь загадками! – заметила я строго.
      Лешка отвернулся. Минуту мы молчали, потом он спокойно сказал:
      – Ты права. Я, действительно, болтаю всякую ерунду. Не обращай внимания.
      Окончательно взял себя в руки, повернулся ко мне и спросил:
      – Чем я могу тебе помочь?
      Я умильно сложила губки.
      – Как ты думаешь, Дердекен сильно обидится, если сфотографирую его кораблик?
      – Я так не думаю, – ответил Лешка ровным голосом. – Никакого запрещения на съемку кораблей в уставе клуба нет, владельцы подобных указаний не оставляли. На борт, конечно, я тебя пустить не могу, это частная собственность...
      – Само собой!
      – Но снаружи можешь пощелкать, – закончил Лешка.
      Я достала фотоаппарат.
      – Леш!
      – А?
      – Это парусная яхта?
      – Парусно-моторная, – ответил Лешка. – Сейчас мало кто ставит паруса, если есть хороший двигатель.
      – А зачем он поставил?
      Лешка пожал плечами.
      – Недобитый романтик. Говорит, что закончил питерскую мореходку.
      – Да ты что? – заинтересовалась я и прицелилась объективом в «Ледяную звезду». – А что он еще тебе сказал?
      Лешка немного помолчал.
      – Ну, ты и лиса, – ответил он наконец. – Опять информацию собираешь?
      – Просто интересно, – ответила я и переменила ракурс.
      Лешка вздохнул.
      – Да он, в общем, ничего особенного о себе не рассказывал. Знаю, что бывший моряк, вот и все.
      – То есть работал на судне? – уточнила я.
      – Я так понял.
      – А на каком? В какой должности?
      – Понятия не имею. Спроси у него сама.
      – Спрошу, – пообещала я и в последний раз щелкнула яхту.
      Убрала фотоаппарат в сумку, застегнула молнию. Лешка проводил мою мыльницу неодобрительным взглядом.
      – Вам не стыдно до сих пор пользоваться таким старьем? – спросил он строго.
      – Ты же знаешь: шеф работает в режиме строгой экономии, – ответила я.
      – Ваш шеф – просто скряга, каких мало! – вспылил Лешка.
      – Вот и прояви благородство: подари журналу приличную технику! – тут же поддела я. И добавила:
      – Как патриот родного города. Вспомни, какую статью я о тебе написала! Дамочки описались слезами!
      Лешка фыркнул. К нему начало возвращаться хорошее настроение.
      – Да, уж... Расписала, как икону...
      – Вот и прояви ответную любовь, – снова подначила я.
      Лешка посмотрел на меня странным взглядом.
      – Уговорила. Проявлю.
      – Ура! – сказала я. Поднялась на цыпочки и чмокнула Лешку в щеку. Лешка немедленно покраснел.
      – Все-таки я отличный журналист, – похвастала я.
      – Ага! И ноги у тебя длинные, и мордочка симпатичная...
      – Леш!
      Я скроила жалостливую гримасу.
      – Я же не виновата, что у меня длинные ноги!
      Лешка пожал плечами.
      – Я тебя и не обвиняю! Я хочу сказать, что все внешние атрибуты профессии у тебя имеются!
      Я почесала нос. Обидеться или нет? Решила не обижаться.
      – Имеются! – подтвердила я. – Даже машина!
      Лешка скривился.
      – Господи, совсем забыл про эту развалюху... Хоть бы не напоминала! Приличные журналисты ездят на приличных тачках!
      – В кино! – напомнила я. – А в нашем скромном королевстве, подержанная «Нива» – вполне приличная машина.
      – Да возьми ты мой «фольксваген»! – завелся Лешка. – Сколько раз предлагал! Безотказная тачка, не подведет на дороге, удобная, комфортная...
      – И дорогая, – договорила я.
      – Что в этом плохого?
      Я отвела за ухо прядь волос, которая выбилась из-под заколки.
      – А если я в аварию попаду? Если машина окажется убитой? Тогда что?
      Лешка смотрел на меня, не отрываясь. Было в его взгляде что-то такое, отчего я опустила глаза.
      – Тогда, Айка, я тебя задушу, – ответил он серьезно.
      Я рассмеялась, но тут же оборвала смех. Он получился каким-то неестественным.
      – Знаю я тебя, – сказала я неуверенно. – Подстроишь аварию, а потом будешь нашим бесплатным рекламодателем до скончания времен.
      – Не смешно, – сказал Лешка.
      – Не смешно, – мгновенно согласилась я.
      Из всех наших рекламодателей Лешка был самым щедрым и исправным плательщиком. Можно сказать, что он обеспечивал кассу на сорок процентов. Если не на пятьдесят.
      – Мы все тебя нежно любим, – сказала я неловко.
      – Вот как? А если перейти на личности?
      – Если перейти на личности, то больше всех тебя любит наш главный бухгалтер, – бодро отрапортовала я.
      – А еще?
      – А еще шеф.
      Лешка снова посмотрел на меня странным взглядом, который мне сильно не нравился. Мне вообще не нравятся его попытки перевести наши хорошие отношения в личное русло. Что за глупость – пытаться сделать из меня еще одну рядовую нимфу? Лично я считаю, что достойна большего!
      – Леш, не надо, – сказала я тихо.
      – Почему?
      – Потому! Я не собираюсь записываться под стотысячным номером, – ответила я жестко.
      – А кто тебе сказал...
      – Все! – оборвала я категорично. – Разговор окончен!
      – Почему все и всегда решаешь ты? – завелся Лешка. – У меня, что, нет права на собственное мнение?
      – В этом вопросе нет!
      – Почему?
      – По кочану!
      Я разозлилась окончательно.
      – Тебе, что, девочек мало? Только на моей памяти их сменилось пять штук!
      – Ага! – уличил меня Лешка. – А говорила сто тысяч!
      – Я образно говорила! И ты это прекрасно понял!
      – Ты для меня не девочка...
      – Вот спасибо!
      – Я не то хотел сказать...
      – В общем, так!
      Я немного помедлила и договорила:
      – Разбирайся со своей личной жизнью без меня.
      Лешка обиженно поджал губы. Я немного смягчилась.
      – Леш!
      Он не откликнулся.
      – Леш!
      – Что тебе? – огрызнулся он.
      – Не будем ссориться! – попросила я заискивающе. – Пожалуйста! У нас так хорошо получается быть друзьями!
      – У нас могло бы получиться что-то еще...
      – Нет, Леша, – ответила я твердо. – Оставь эти глупости. Ты относишься к категории мужчин, которым мало одной женщины. Мало не по причине физиологических потребностей, а мало потому...
      Я поискала слова.
      – Потому, что мало! У тебя слишком щедрый, легкий и подвижный характер, чтобы ты мог посвятить себя одному человеку. Тебе всегда нужен будет гарем. Один человек тебе быстро надоест.
      Я посмотрела на Лешку. Его лицо было непроницаемым.
      – Ты слишком большая личность, чтобы удовольствоваться одной женщиной. Какой бы замечательной она ни была, – добавила я меду.
      Лешка поднял глаза. Его губы скривились в безрадостной усмешке.
      – Вот, значит, что ты про меня думаешь.
      – Ничего плохого я про тебя не думаю, – быстро ответила я. – Даже наоборот. Я думаю, что ты замечательный друг. И в этом качестве ты меня устраиваешь на сто процентов. Давай не будем искать добра от добра.
      Лешка снова усмехнулся.
      – И давай не будем больше выяснять отношения, – попросила я. – Леш! Нам же так хорошо болтать о том и о сем! Нам интересно общаться! Не разрушай все это! Тебя заклинило на мне из принципа: ты привык получать, что хочешь, вот и все... А ты выброси меня из сферы своих личных интересов, и все будет прекрасно!
      – Думаешь? – хмуро спросил Лешка.
      – Уверена! – пообещала я с жаром.
      – Даже так, – с иронией пробормотал мой приятель. Вздохнул и добавил:
      – Разговор окончен.
      – Здорово! – обрадовалась я. – Друзья?
      – Друзья, – подтвердил Лешка.
      – Без задних мыслей?
      – И без передних.
      Я снова стукнула Лешку по предплечью и примирительно сказала:
      – Пошляк!
      – Что делать? – ответил Лешка, глядя в море пустым взглядом. – Я слишком большая личность, чтобы вмещать в себя только положительные качества.
      – Ладно, я поехала, – оборвала я Лешку. Разговор вибрировал на грани фола и вполне мог обернуться ссорой. Ссориться с Лешкой мне ужасно не хотелось. Это было все равно, что остаться без компаса посреди океана.
      – Счастливо, – пожелал Лешка тусклым голосом.
      Я не ответила. Развернулась и побежала на автостоянку, где меня дожидалась моя «нива» цвета «баклажан».
 
      После разговора с Лешкой я ощутила потребность подкрепить свои силы. Выяснения отношений всегда отнимают у меня массу нервов, а трата нервов должна чем-то компенсироваться. Лично я компенсирую шоколадом, по рецепту Марины Цветаевой.
      Я заехала в кофейню на набережной, заказала себе чашку горячего шоколада и с наслаждением выпила ее всю до капельки. Мысленно подсчитала калории и вздохнула.
      Обед отменяется.
      Мысль огорчила, но ненадолго. Ради шоколада я могу пожертвовать чем угодно.
      Итак, что мы имеем? Мы имеем фотографии хорошей парусно-моторной яхты под названием «Ледяная звезда». Очень романтично. Домохозяйкам это понравится.
      Еще я теперь знаю, что новому радиомагнату сорок лет. Что это мне дает? Это дает возможность предположить, что у мужчины в таком зрелом возрасте должна иметься семья. Однако до сих пор Иван Дердекен светился на городских тусовках в гордом одиночестве.
      Опять-таки, это ничего не значит. Семья могла остаться в другом городе до тех пор, пока позиции Ивана Дердекена на новом месте не упрочатся.
      Почему меня так зациклило на семействе нового радиомагната? Да потому, что это заинтересует читательниц нашего журнала! И шеф меня на хлеб намажет, если я пропущу семейную анкету нашего нового клиента!
      Иван Дердекен... Действительно, странная фамилия. Похожа на немецкую. Нужно съездить и осмотреть новую радиостанцию. Насколько я знаю, она расположена где-то за городом. Вроде бы Дердекен построил там небольшую хибарку в два этажа. Народ говорит, что хибарка неплохая. В стиле модерн. Вещать они начали недавно, буквально пару месяцев назад. Говорят, что покойный Терехин к появлению конкурента отнесся весьма неприязненно. Что и говорить, человек он был нервный, неуживчивый, делиться не любил. Они с Азиком давно разрезали наш город на сферы влияния, поэтому появление нового претендента их ничуть не обрадовало. Странно, что Терехин так вовремя умер... То есть вовремя для Ивана Дердекена. Интересно, начнется ли у них с Азиком драка за Терехинское наследство? Если начнется, то гангстерский Чикаго покажется по сравнению с нашим городком просто компьютерной игрушкой. Азик – человек обидчивый, и что-то мне подсказывает, что смерть Терехина он воспримет как личное оскорбление.
      Нет, все-таки нужно взглянуть на господина Дердекена. Слишком быстро начали вращаться городские сенсации вокруг его таинственной фигуры.
      Но сначала, пожалуй, нужно заглянуть в городскую клинику. У меня там есть хороший знакомый.
      Антон Григорьевич Штерн – главный врач городской больницы – отличный хирург. «Золотые руки» – это даже мягко сказано. Его бессчетное количество раз пытались переманить ведущие столичные клиники, но Антон Григорьевич каждый раз отвечал категорическим отказом. Он человек старой закалки, и считает, что каждый должен приносить пользу на своем месте. По принципу «где родился, там и сгодился». Я его знаю очень давно: с раннего детства. Антон Григорьевич – хороший папин приятель.
      В общем, есть надежда разжиться информацией по поводу смерти Терехина.
      Я вырулила со стоянки кафе и направилась прямиком к городской больнице.
      Мне повезло. Антон Григорьевич только что закончил операцию и отдыхал положенные полчаса в своем кабинете. Меня в больнице хорошо знали, поэтому пропустили к нему беспрепятственно.
      – О! Майка! – встретил меня Антон Григорьевич радостным восклицанием. – Привет!
      Мы чмокнулись. Штерн оглядел меня внимательным взглядом.
      – Цветешь, как роза!
      – Спасибо.
      – Я очень рад тебя видеть, – закончил он. Проводил меня к креслу и спросил:
      – Чаю?
      – С удовольствием.
      Антон Григорьевич высунулся из кабинета и вполголоса попросил:
      – Люсенька, душа моя, нам по стаканчику... С лимоном.
      Вернулся ко мне, уселся в кресло напротив и спросил:
      – Когда на свадьбу позовешь?
      – Когда найду, с кем рядом сесть, – ответила я.
      Антон Григорьевич удивился:
      – А разве ты его еще не нашла? Я думал...
      Тут он оборвал себя, потому что в кабинет вошла секретарша с большим деревянным подносом. Разгрузила на столе чайные принадлежности, улыбнулась мне и скрылась за дверями.
      – Как родители? – спросил Штерн, уловив мое нежелание говорить на личные темы.
      – Все так же, – ответила я с тяжелым вздохом.
      – А чего ты хотела? – мгновенно разобрался Антон Григорьевич в моих переживаниях. – Ты у них одна! Поэтому и опекают!
      Я снова вздохнула. Это я и сама понимаю. Но легче от этого не становится.
      – Терпи! – посоветовал Штерн. Отхлебнул немного чая и договорил:
      – Или замуж выходи, прости за рефрен...
      Я взяла чашку и сделала вежливый глоток. Пить не хотелось, но приступать к делу прямо с порога показалось мне не слишком вежливым.
      – До чего я рада вас видеть! – начала я издалека.
      Антон Григорьевич насмешливо сощурился.
      – Ой!
      – Честное слово! – заверила я.
      – С чего бы это?
      – Ну, хотя бы с того, что вы единственный человек, который называет меня по имени! Дома все до сих пор сюсюкают: «ая» да «ая»... Надоело, честное слово!
      – Майка, не тяни, – посоветовал Штерн. – Я твои заходы-выходы наизусть знаю. Спрашивай, что нужно, у меня через десять минут обход начинается.
      Я отставила чашку в сторону.
      – От чего умер Терехин?
      Штерн фыркнул.
      – Ну, конечно! Мог бы и сам сообразить, зачем ты ко мне явилась!
      – Я не...
      – Ладно! – оборвал он меня добродушно. – Понимаю, работа такая.
      Он постучал пальцами по столу.
      – Майка, честное слово, никакого криминала! Я понимаю, твой шеф жаждет сенсации, но...
      Штерн помедлил.
      – Но сенсации не будет, – договорил он твердо. – У Терехина был сильнейший сердечный приступ. Смерть наступила почти мгновенно. Никакого криминала, никакой таинственности.
      – А чего ж его перед смертью перекосило от страха? – поинтересовалась я невинно.
      Штерн нахмурился.
      – Уже разнюхала! – сказал он неодобрительно.
      – Работа такая! – вернула я шайбу.
      – О-хо-хо...
      Антон Григорьевич снова побарабанил пальцами по столу.
      – Мое имя в своих трудах не упоминай, – предупредил он.
      – Дядя Антон! И так понятно! – упрекнула я.
      – В общем...
      Он поколебался.
      – В общем, выражение лица у него было довольно странное. Он действительно чего-то испугался. Я бы сказал, смертельно испугался.
      – То есть он умер от испуга?
      – Он умер от сильнейшего сердечного приступа, – повторил Штерн. – От чего наступил это сердечный приступ – не знаю. Терехин на здоровье не жаловался, у нашего кардиолога не наблюдался. Не знаю, может быть где-то в столице...
      Штерн с сомнением пожал плечами.
      – Но повторю еще раз: не похоже.
      – То есть здоровый и молодой мужчина испугался до такой степени, что получил смертельный сердечный приступ? – не поверила я. – Прямо Гастон Леру, не иначе!
      – Это кто? – не понял Штерн.
      – Гастон Леру? Это французский писатель. Увлекался всяческой мистикой. «Призрак Оперы»! Помните такой роман?
      – А-а-а, – протянул Штерн равнодушно. – Название помню, роман не читал. Но, в общем, ты права. Он чего-то испугался.
      – Чего можно испугаться до такой степени? – спросила я.
      Антон Григорьевич снова пожал плечами.
      – Понятия не имею!
      – А на теле нет никаких...
      – Ни ран, ни следов пыток, ни увечий, ни дырочек от уколов, – насмешливо перебил меня Штерн. – Не рассчитывай, что мы что-то упустили. Не били его и не мучили. Никаких препаратов в крови нет. Повторяю еще раз: сильный сердечный приступ. И как печальное следствие – смертельный исход. Между прочим, по статистике это самая распространенная причина смерти в России.
      Он посмотрел на меня и добавил:
      – Все, Майка! Давай чеши отсюда, у меня своих дел полно.
      Я поднялась с кресла и сказала:
      – Спасибо, дядя Антон. Век не забуду вашей доброты.
      – Да ладно, – ответил он добродушно. – Какие между нами счеты!
      – Я пошла, – сказала я и двинулась к выходу.
      – Родителям привет! – крикнул Антон Григорьевич вслед. – Скажи, в субботу буду! Как договорились!
      – Передам! – ответила я так же громко, выходя в приемную.
      Закрыла дверь кабинета, попрощалась с секретаршей и покинула больницу.
      Интересную информацию подкинул мне собеседник. Даже очень интересную.
      Молодой здоровый мужчина, как и было сказано, внезапно умирает от сердечного приступа. Причем, до этого момента на сердце он не жаловался. Умирает он с гримасой такого ужаса на лице, словно увидел перед смертью голову Медузы.
      Очень интересно.
      Что я знаю о смерти от ужаса? Да ничего не знаю! Даже представить себе не могу, что может современного человека напугать до смерти!
      Хотя...
      Я порылась в памяти.
      Что-то я читала про смерть от страха. Где? Не помню... Ах, да! В «Одиссее капитана Блада», одной из любимых книг моего детства! Там испанец-пират, привязанный к жерлу корабельной пушки, умирает от страха перед казнью. Казнь, конечно, жуткая, но это только книжка! Это авантюрный роман, придуманный от начала и до конца! В жизни так не бывает!
      Хотя что я знаю о жизни? За двадцать пять лет моего существования я накопила довольно скудный житейский опыт. А попробуй накопи больше, когда предки контролируют каждый вдох своего единственного чада!
      Ладно, не об этом речь.
      Выходит, Терехин перед смертью страшно испугался. Либо это было совпадение: начался сердечный приступ, а потом что-то вызвало выражение ужаса на лице покойного...
      Да, но мы снова возвращаемся к исходной точке! Почему у здорового молодого мужчины внезапно начался сердечный приступ?! С какой радости? Нет здесь никакого совпадения! Терехин страшно испугался, именно поэтому у него начался сердечный припадок! Только так, и никак иначе!
      Я уселась в машину, испытывая неясный душевный трепет. Этот трепет сулил какую-то журналистскую сенсацию. Возможно, даже сенсацию, связанную с риском для жизни.
      – Не боишься? – спросил внутренний голос.
      – Не-а, – ответила я беспечно.
      Чего мне бояться? Чем я рискую? Жизнью, которую тщательно контролируют мои предки? Да зачем мне такая жизнь!
      Я фыркнула. По-моему, этот эпизод я прочитала в дневниках Марка Твена, который долго работал редактором в провинциальной американской газете. Как-то раз к нему в кабинет вошел человек мрачного вида, вынул из-за пазухи пистолет и приказал:
      – Кошелек на стол!
      – Слава тебе, господи! – воскликнул Твен, проворно вынимая бумажник. – А я испугался, что пришел очередной автор со своими стихами!
      Так что у каждого человека свои представления о страшном.
      Я развеселилась и несколько секунд просидела за рулем, сотрясаясь от беззвучного смеха. Замечательный был человек, мистер Марк Твен! И писатель великолепный!
      Наконец, отсмеявшись, я повернула ключ зажигания. Машина ожила, заурчала, как голодный желудок.
      – Куда теперь? – спросила я вслух.
      И сама себе ответила:
      – На новую радиостанцию.
      Я достала мобильник, созвонилась с редакцией и выяснила адрес «Осенней звезды».
      Странное название. Как выразился Лешка про Ивана Дердекена? «Романтик недобитый»? Да, судя по всему, Лешка был прав. Непонятно только одно: как мужчина, проживший сорок лет и наживший немалые деньги, сохранил способность быть романтиком?
      Необъяснимый феномен этот Дердекен.
      – Ничего, – пообещала я вслух. – Разъясним мы этого Дердекена. Еще как разъясним.
      Новая радиостанция находилась за городом. Добраться до нее можно было по дороге, ведущей в аэропорт. Я быстро оставила позади городские пейзажи и выехала на широкую пустынную трассу. Дорога вечером была почти безлюдной, мне навстречу изредка попадались рейсовые автобусы, следующие из аэропорта в город.
      Я прибавила газ и опустила оконное стекло. Слева от меня простиралась широкая пляжная полоса, справа равнину огораживали синие горные отроги. С вершин уже опускались осенние ранние сумерки, небо обретало фиолетовый оттенок.
      Красиво!
      До радиостанции я доехала быстро. Припарковала машину на обочине, вышла из салона и окинула взглядом небольшой двухэтажный особняк.
      Особняк выглядел солидно. К входу вела широкая дорожка, вымощенная крупным камнем, вокруг здания был разбит яркий цветник.
      Я дошла до стеклянных вертящихся дверей, влилась в узкую створку и просочилась в прохладный полутемный вестибюль.
      Не успела я окинуть просторное помещение любопытным взглядом, как навстречу мне устремился рослый охранник. Его сопровождала мрачная молчаливая собака.
      – К кому?!
      – Добрый вечер, – начала я.
      Охранник не ответил. Не ответила и собака, сохранившая на морде мрачное выражение.
      – Я – корреспондент журнала «Морячка», – продолжала я. Достала из сумочки удостоверение и развернула его перед охранником. Тот внимательно изучил документ и кивнул головой. На его лице нарисовалось непонятное облегчение.
      Я захлопнула удостоверение и положила его назад в сумочку. Пес чихнул и присел на задние лапы.
      – Очень приятно, – снизошел охранник. – Только у нас сегодня нерабочий день. Никого нету.
      – Совсем никого? – спросила я огорченно.
      – А кто вам нужен?
      – Хотелось бы пообщаться с вашим шефом. С Иваном...
      Я сделала вопросительную паузу.
      – Леонидовичем, – договорил охранник.
      – Леонидовичем, – согласилась я. – Его фамилия Дердекен, если не ошибаюсь?
      – Не ошибаетесь, – подтвердил охранник. – Только Ивана Леонидовича здесь нет.
      – Ну вот, – расстроилась я. – Зря ехала.
      Охранник развел руками. Действительно, чем он мог мне помочь?
      – Вы бы позвонили, прежде чем ехать, – сказал он.
      – Да, – согласилась я. – Была не права. А вы не подскажете, когда Иван Леонидович бывает на работе?
      – Да все время бывает! – ответил охранник добродушно.
      – Как это? – не поняла я.
      – Очень просто! Он живет здесь!
      Охранник потыкал пальцем в потолок.
      – Квартира у него здесь! На втором этаже!
      – А-а-а, – протянула я. – Здорово!
      – Да, – согласился охранник. – Удобно. Главное, до работы добираться недолго.
      Он засмеялся. Я поддержала его смех вежливым хихиканьем.
      – Значит, – сказала я, когда веселье закончилось, – Иван Леонидович должен вечером вернуться?
      – Должен-то должен, – начал охранник, – только кто ж его знает, когда он...
      – Что происходит? – спросил брюзгливый голос за моей спиной. Охранник мгновенно подобрался и вытянулся по швам.
      Я обернулась. Сначала я не увидела никого, потом опустила глаза и нашла взглядом лысую макушку.
      Бог ты мой! Такие создания я видела только на картинах испанского художника Веласкеса! В цикле «Галерея придворных уродцев»!
      Человек был не просто мал ростом. Он был карликом. Его облысевшая голова доставала мне до талии. Я, конечно, считаюсь девушкой высокой, во мне свободно уместились сто семьдесят пять сантиметров, но все же, все же!..