В комнате царил полумрак. Мужчина, сидевший на стуле, нетерпеливо обернулся и посмотрел назад.
      – Скоро? – крикнул он кому-то невидимому.
      Ответа не получил.
      Мужчина закинул ногу на ногу, обхватил колено ладонями и вздохнул. Было видно, что ждать этот человек не привык.
      Он выглядел так, как должен выглядеть нынешний хозяин жизни: прекрасно одетый, ухоженный, с нетерпеливыми и властными манерами. Его возраст был возрастом мужского расцвета: лет сорок семь-сорок восемь. Вдобавок ко всему природа наделила этого человека удивительно привлекательной внешностью.
      – Мне еще долго ждать? – спросил он снова, обернувшись назад, в сторону запертой двери.
      Тишина.
      Мужчина поднялся со стула.
      – Это уже не смешно! – крикнул он раздраженно. – Что за спектакль?!
      Тишина.
      Внезапно лицо мужчины стало испуганным. Он поднял правую руку и рывком ослабил узел галстука.
      – Господи! – прошептал он.
      Сделал шаг вперед. Шаг дался ему с трудом. Тяжело переставляя ноги, мужчина добрался до двери и дернул на себя ручку.
      Дверь не поддалась. Очевидно, замок был заперт.
      Мужчина рванул ворот еще раз. Пуговица на воротничке рубашки с треском поломалась и отлетела в сторону.
      – Открой! – прошептал он и стукнул кулаком в дверь.
      Тишина.
      – Открой! – повторил он чуть громче и ударился о тяжелую запертую дверь плечом.
      Это усилие оказалось для мужчины последним. Он поднял руки, зажал ладонями уши. Привалился спиной к стене и медленно сполз вниз, на пол. Губы его явственно посинели, и это было заметно даже в полумраке, царящем в комнате. Глаза мужчины остались широко открытыми. В них застыл панический ужас.
 
      Это был не день, а праздник какой-то. Я, наконец, купила машину.
      О машине я мечтала давно, лет примерно с пяти. Нормальные девчонки играли в куклы, а я тянула к себе игрушечные автомобили. Родители не могли не удивляться, глядя на дочку, которую им послал господь бог.
      – Он пошутил, – говорил папа, имея в виду бога. – Тебе надо было рожать мальчика.
      Мама соглашалась. Это был ее жизненный принцип: во всем соглашаться с мужем и поступать по-своему. Папа эту мамину манеру прекрасно знал, но никогда не обижался. У него прекрасный характер.
      В общем, машинами я бредила с детства. Одно время родители всерьез опасались, что их единственная дочка подастся в автодорожный техникум или в машиностроительный институт. Но я выбрала для себя профессию журналистки. Наверное подсознательно, потому что в современных кинобоевиках и кинодетективах журналисты ездят на отличных машинах. Машина казалась мне таким же непременным атрибутом профессии, как компьютер.
      Когда выяснилось, что я ошиблась, отступать назад было поздно. Диплом журналистского факультета висел над моим диваном, а сама я уже полтора года проработала в местном журнале «Морячка».
      Нет, работа мне очень и очень нравилась, хотя рассчитан наш журнал в основном на скучающих домохозяек. Плохо было то, что называлось в ведомости «заработной платой» и «гонораром». Денежное вознаграждение вступало в резкое противоречие со стоимостью самого дешевого отечественного автомобиля. Я высчитала, что купить приличный автомобиль смогу в конце следующей пятилетки, если мне удастся продержаться без пищи.
      – Мы поможем, – пообещал папа.
      – И я помогу, – пообещал Лешка.
      Но я отказалась. Мне хотелось хоть раз почувствовать себя взрослой. Я предпочла бы развалюху, купленную на собственные деньги любой иномарке из Лешкиного гаража.
      Лешка – мой хороший приятель. Родители считают его моим парнем, и я их в этом не разубеждаю. Пускай думают, что их дочка в надежных руках.
      Лешка работает в городском яхт-клубе. Точнее говоря, он владеет половиной этого предприятия. Яхт-клуб – место престижное, удовольствие состоять в нем – дорогое, так что Лешку можно назвать вполне обеспеченным человеком. Наверное, это неплохо, особенно, когда тебе нет еще тридцати лет.
      – Он вовремя состоялся! – говорит моя мамочка, и я с ней соглашаюсь.
      Вовремя. Лешка вообще все в этой жизни делает вовремя. Или немного опережает события. С выгодой для себя.
      В школу он пошел в шесть лет. В семнадцать закончил одиннадцатый класс и тут же, не переводя дыхания, поступил в университет на физико-математический факультет. Окончил университет с красным дипломом и, опять-таки не переводя дух, занялся поиском и сбытом цветных металлов. Дело поставить ему удалось довольно быстро, команда единомышленников подобралась отличная и в двадцать пять лет Лешка стал городской достопримечательностью: человек, осуществивший свою мечту.
      Впрочем, о деньгах Лешка мечтал совсем не потому, что он хотел разбогатеть. Деньги ему были нужны для постройки частного причала и основания морского клуба. Что он и сделал, когда нашел хорошего компаньона.
      Компаньон прибыл из Москвы в поисках места для стоянки своего суденышка. Суденышко было солидным и требовало ухода. Лешка потолковал с его владельцем буквально двадцать минут, и все основные вопросы оказались решенными.
      Что значит деловые люди!
      Вот так, пять лет назад было положено основание нашему яхт-клубу. Сейчас он является преуспевающим доходным предприятием и городской достопримечательностью.
      Лешка пропадает в клубе день и ночь. Формально он числится директором предприятия, но не гнушается никакой, самой черной работой. В его кабинете всегда висит наготове отутюженный строгий костюм, который надевается в самых исключительных случаях. Обычно Лешка расхаживает по причалу в старых штанах, подвернутых до колен, и рваной тельняшке, которую ему подарил кто-то из моряков. Подозреваю, что этот прикид кажется ему более крутым, чем костюм от Хьюго Босса.
      Познакомились мы с ним два года назад. Я прибыла в яхт-клуб со своим первым ответственным заданием: взять интервью у директора. Причем, шеф велел сделать главный акцент на его личной жизни.
      – Помни, что ты работаешь для домохозяек, – наставлял меня шеф перед уходом. – Не злоупотребляй морской терминологией. Не сомневаюсь, ты знаешь, что такое траверз, трап, фальшфейер и тому подобная муть.
      Я понятия не имела, что это такое, но на всякий случай промолчала. Шеф, который в прошлом преподавал эстетику в мореходке, сделал паузу.
      – Так вот, – подытожил он. – Оставь свои знания при себе. Домохозяйкам не интересно, что это такое. Им интересно, какая квартирка у господина Звягина, сколько в ней метров и кто в ней наводит порядок.
      – Вы про домработницу? – поинтересовалась я.
      Шеф одарил меня хмурым взглядом.
      – Не умничай. Ты сама прекрасно понимаешь, что я имею в виду нимфу, которая там обитает.
      – А там обитает нимфа? – удивилась я. Про Лешкину жизнь я тогда ничего не знала, как не знала его самого.
      – Обитает, – подтвердил шеф.
      – И кто она? Жена?
      – Вот и выяснишь, – отрезал шеф. – Кто ты у нас? Корреспондент? Вот и давай, работай... Побольше личных подробностей. Цвет волос, прическа, как одета, какими духами пользуется...
      – Нижнее белье, – пробормотала я, но так, чтобы шеф не услышал.
      – Нижнее белье, – договорил шеф. – Все, что сможешь разнюхать. Побольше романтики. Где встретились, где отдыхают, как отмечают праздники. В общем, ты должна влезть в женскую душу, как намыленная.
      – Постараюсь, – ответила я с тяжелым вздохом.
      Шеф насмешливо скривился.
      – Да ты не вороти нос, глупая, – сказал он мне ласково. – Запомни одну простую вещь: мир принадлежит женщинам. Они покупают наш журнал, следовательно, мы должны сделать им приятное. И это совсем не так просто, как тебе кажется.
      Я дипломатично промолчала.
      – Попробуй – увидишь, – закруглил обсуждение шеф.
      Вот с такими инструкциями я оказалась на причале яхт-клуба. И первый, кого я увидела, был молодой моряк в рваной тельняшке. Он с ожесточением вколачивал гвоздь в сваю пешеходного мостика и моего появления не заметил.
      Я решила начать работу с грамотного сбора информации.
      – Привет! – сказала я непринужденно.
      Моряк оторвался от сваи, задрал голову и прикрыл глаза ладонью.
      – Привет, – ответил он после минутного раздумья.
      – Я – Майя, – представилась я.
      – Очень приятно.
      Я присела на корточки и вполголоса спросила:
      – Хозяин на месте?
      – Вы про кого? Про директора? – уточнил собеседник.
      – Про него.
      – На месте.
      Я поерзала, насколько позволяла поза.
      – Слушай, друг, – начала я задушевно. – Хочешь заработать стольник?
      Друг оживился и вылез из-под мостика.
      – Хочу!
      «Кто б сомневался,» – подумала я, окинув взглядом его конопатое лицо и облезающий обгоревший нос.
      – В общем, так. Расскажи мне все, что про него знаешь.
      Собеседник прикинул.
      – Знаю много, – сказал он. – Стольника мало.
      – Ты расскажи, а там видно будет, – попробовала выкрутиться я.
      – Не-е-ет, – заупрямился морячок. – Утром деньги, вечером стулья...
      Я икнула. То, что неказистый молодой человек с легкостью и к месту процитировал Ильфа и Петрова, показалось мне странным. Но не насторожило. Может, фильм видел, откуда мне знать?
      – Ладно, – сказала я и порылась в сумке. Собеседник следил за моими руками голодным взглядом. Я достала пятьсот рублей, показала ему и сказала:
      – Стулья против денег.
      Моряк выхватил бумажку у меня из пальцев.
      – Значит, так, – немедленно начал повествование мой Вергилий. – Тебе как, сначала хорошее, потом плохое, или наоборот?
      – Как хочешь, – ответила я нетерпеливо и включила диктофон.
      – Значит, так, – повторил собеседник. – Ну, про наркотики ты сама знаешь...
      – Какие наркотики? – испугалась я.
      – Так хозяин приторговывает, – охотно пояснил моряк. – А чего ты всполошилась? Великое дело – траву продает! Не героин же!
      – Звягин торгует наркотиками? – не поверила я.
      – А ты думала?.. На какие деньги все это...
      Тут моряк кивнул головой на причал, где швартовалось несколько ухоженных яхт.
      – ...все это построено?
      Я промолчала. Действительно, разве такое можно построить на честные трудовые доходы?
      «Стоп! – одернула я сама себя. – Если я принесу в редакцию такой материал, шеф меня немедленно уволит. Ему головные боли с наркотраффиком не нужны.»
      – Слушай, это, конечно, круто, только меня другое интересует, – перевела я стрелки. – Ты мне про личную жизнь начальника расскажи. Что-нибудь знаешь?
      – А как же! – охотно откликнулся моряк. – Все знают! Он голубой!
      Я снова икнула.
      – Ты серьезно?
      – А то! Все знают! Да ты что, с луны свалилась, что ли?
      – А как же нимфа? – шепнула я одними губами.
      – Какая нимфа? – не понял моряк.
      – Которая за домом следит...
      – А-а-а...
      Моряк пренебрежительно пожал плечами.
      – Это для журналистов, – объяснил он. – Для отвода глаз. Он, короче, нанял девчонку, отстегивает ей грины, а она делает вид, что у них любовь-морковь. Поняла?
      Я плюхнулась на задницу. Интересно, мои домохозяйки такое выдержат?
      – Слушай, а ты не издеваешься? – спросила я недоверчиво.
      – Вот еще! – оскорбился моряк. – Ты, что, мне не веришь? Пашка!
      К нам неторопливо приблизился второй молодой человек, в спасательном жилете, надетом поверх плавок.
      – Вот, дамочка мне не верит.
      Моряк кивнул на меня.
      – Кто такая? – неприветливо спросил Пашка.
      – Да пресса! – небрежно ответил моряк. – Собирает сведения про директора.
      – А-а-а, – откликнулся Пашка с большим неудовольствием. – Вот оно что! И не надоело? Чего только про него не писали!
      – Я про него ничего не писала, – ответила я сухо.
      – Вот я ей и объясняю, что Звягин у нас нетрадиционной сексуальной ориентации.
      – Это правда? – спросила я у Пашки.
      Пашка посмотрел на моряка. Моряк подмигнул ему одним глазом.
      – Правда-правда, – сказал он серьезно. – Вы ему верьте. Раз он говорит, значит, правда.
      – И про наркотики правда? – спросила я.
      – Про какие наркотики? – не понял Пашка.
      Я поднялась на ноги и сказала:
      – Сволочи вы оба. Я на первое задание приехала, а вы...
      Махнула рукой и пошла восвояси. Идти в здание яхт-клуба после такой наглой провокации у меня не было никакого желания.
      На следующий день я собиралась на работу с неприятным ожиданием разноса. Провалила первую статью, что тут говорить. Нет у меня корреспондентской жилки. Пишу я неплохо, а вот материал собирать не умею. Хочется, чтобы кто-то делал грязную работу, но шеф не собирается в угоду мне раздувать штат.
      Я вышла из подъезда и двинулась по направлению к дороге. Поймаю машину и попаду прямиком на летучку. Шеф обругает меня при всех собравшихся, после чего я, скорей всего, уволюсь.
      Вот и конец моей журналисткой карьере.
      Я протянула руку, и, не глядя, махнула первой проезжающей машине. Машина плавно притормозила. Хороший «опель-вектра», но я в него ни за что не сяду. Я девушка порядочная.
      Так я и сказала водителю.
      – Проезжайте, проезжайте! Я девушка порядочная.
      Водитель выбрался наружу и ответил:
      – Это я еще вчера заметил. Только вы деньги забыли.
      И протянул мне помятую пятисотрублевую бумажку.
      Я посмотрела на него внимательней. Нет, это конопатое лицо и облезлый нос не может компенсировать никакой фирменный прикид!
      – Это вы?!
      – Это я, – согласился мой вчерашний собеседник. Подумал и добавил:
      – Простите за розыгрыш.
      – Да ну что вы! – сказала я с горечью. – Подумаешь, поиздевались над стажером! Подумаешь, уволят меня сегодня! Мелочевка!..
      Обгоревший нос собеседника стал еще более красным.
      – То есть как уволят? – не поверил он.
      Я махнула рукой.
      – Езжайте своей дорогой. Вам какое дело?
      Собеседник обошел машину, открыл дверь пассажира пошире, взял меня под локоть и усадил на сиденье. Вернулся за руль, захлопнул дверцу и сказал:
      – Вы меня тоже поймите. Достали до самых печенок. Пишут и пишут, а чего пишут – сами не знают.
      Я повернулась к нему всем корпусом.
      – Значит, вы и есть тот самый?..
      – Тот самый Звягин, – хмуро согласился молодой человек, выглядевший моим ровесником. А было мне тогда двадцать три года. То, что Лешка старше на пять лет, я узнала позже.
      – То я буддист, то сатанист, то религиозный реформатор, то я дома вивисекцией занимаюсь, то страусов развожу... В общем, полный бред. А уж про личную жизнь...
      Он поперхнулся своим негодованием и стал смотреть в окно. Так мы просидели довольно долго. Так долго, что в моей голове успел зародиться подлый план.
      – Ладно, – сказала я, вздохнув. – Отвезите меня в редакцию.
      – Вас сильно поругают? – спросил Лешка, поворачивая ключ зажигания.
      – Нет, – ответила я бодро. – Уволят, и все. Не обременяйтесь.
      Лешка тронулся с места и тут же притормозил.
      – Вы серьезно? – не поверил он.
      – К сожалению, да.
      Он мученически вздохнул.
      – Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил он обреченно.
      – Можете, – ответила я. – Я бы даже сказала, что вы обязаны это сделать. После вчерашнего.
      – Дать вам интервью? – поинтересовался Лешка. – Про личную жизнь?
      – Точно!
      – Да я все это терпеть не могу! – завелся было он, но тут же махнул рукой.
      – А! Ладно! Пытайте!
      – Послушайте, – начала я умильно. – Вы же можете сказать все, что вам захочется! Например, что вы дали обет целомудрия до тех пор, пока не заработаете первый миллион, свободный от налогов... Или что-нибудь в этом духе. Кто станет проверять?
      Лешка посмотрел на меня. Его лицо рассекла надвое кривая ухмылка.
      – А что? – спросил он задумчиво. – Веселиться так веселиться!
      – Вот именно!
      В редакцию мы вошли под ручку. Шеф, увидев недотрогу Звягина, избегающего журналистов, как чумы, выпал в осадок. Дорогого гостя повели в личный кабинет, угостили хорошим коньяком с хорошим кофе, после чего отдали мне на растерзание. Статья, вышедшая из-под моего бойкого пера, называлась «Романтик моря». Скажу коротко: человеку, который был в ней описан, любой банк мог выдать беспроцентный кредит в момент обращения. Это был схимник. Святой. Юродивый. Трепетная одинокая душа на фоне соблазнов большого города.
      В общем, я врала, как умела.
      – Так держать! – одобрил шеф, прочитав гранки.
      – Сахара не многовато? – деловито поинтересовалась я. – Все-таки журнал для взрослых... Переварят ли?
      – В самый раз! – отрубил шеф. – Ты, что, сериалы не смотришь?!
      И оказался прав. Домохозяйки остались довольны.
      На самом деле Лешка далеко не схимник. Нимфы в его жизни меняются часто, и это вызывает у меня удивление, смешанное с невольным уважением. Внешностью Лешка не блещет. Зато он умный, легкий, веселый, щедрый, заводной и компанейский парень. Одним словом, такие женщинам нравятся.
      – Перебесится, – небрежно роняет моя мама, когда я рассказываю ей об очередной Лешкиной пассии. – Девочек может быть много, а любовь одна.
      – Это она про тебя, – объясняет папа.
      – А-а-а, – говорю я.
      Такой вот стандартный семейный разговор. Нужно ли уточнять, что мои предки спят и видят нашу с Лешкой свадьбу!
      Мне смешно, но я их не разочаровываю.
      К Лешке у меня деловой интерес. Лешка служит мне компасом в деловых джунглях нашего города.
      – Очень перспективный парень, – говорит он, к примеру, о каком-нибудь начинающем предпринимателе.
      Я мотаю на ус, топаю к шефу и предлагаю сделать хороший материал. Лешка никогда не ошибается, и если он называет парня «перспективным», то за свои слова отвечает. Парень потихоньку раскручивается, и наш журнал обретает еще одного благодарного рекламодателя.
      А шеф выписывает мне премию за «профессиональный нюх».
      В общем, Лешка мне очень даже нужен.
      Еще мы с ним беседуем о литературе. Иногда ходим в кино, иногда прогуливаемся по городу.
      – Ты не даешь ему возможности за тобой поухаживать! – упрекает меня мама.
      – Мам, у него для этой цели есть домашний объект, – возражаю я.
      – Ну и что? – немедленно ощетинивается мама. – Какая девица по счету? Она ему кто? Жена? Они расписаны?
      – Насколько я знаю, нет...
      – Вот и все! – отрубает мама. – Парень свободен!
      И вполголоса добавляет:
      – Только не тяни! А то кто-нибудь окрутит.
      В общем, вы уже поняли, что моя мама – человек старой закваски. Для нее «несвободный мужчина» – это мужчина со штампом в паспорте. Все остальные виды зависимости мама не признает.
      К Лешке я отношусь очень хорошо, по-приятельски. «Окручивать» его у меня нет ни малейшего желания.
      – Ты еще не определилась со своим отношением к нему, – говорит папа.
      Я пожимаю плечами. Папа, конечно, умный, но в данном случае он не прав. Со своим отношением я определилась раз и навсегда.
      Лешка – хороший друг. Честный, надежный и не жадный.
      – Можешь взять мой «фольксваген», – часто предлагал мне Лешка. – Я же знаю, он тебе нравится!
      Нравится. Но я хотела купить свою машину. Пускай не такую дорогую и красивую, но свою! Свою!..
      И вот наконец мое желание осуществилось! После года усиленной экономии и родительской поддержки я приехала домой на старой подержанной «ниве»!
      Я остановилась под балконом и нажала на клаксон. Машина издала сиплое урчание.
      Сначала на балкон выскочила мама, за ее плечом замаячило удивленное папино лицо. Через минуту родственники уже стояли у моего приобретения и поздравляли меня, как умели.
      – Уведут, – говорила мама. – Гаража нет, придется во дворе парковать. Уведут!
      – Да нет, – возражал папа. – Не уведут. Не заведется. И потом, кому ее продашь? Машина восьмидесятых годов! Раритет!
      – А на металл? – убеждала мама. – На металл все сгодится, даже это...
      Я не выдержала.
      – Ну, спасибо, предки дорогие, – сказала я задушевно. – Поздравили дочку как полагается!
      – С чем поздравили? – спросил Лешка, незаметно возникая за моим плечом. – Добрый вечер!
      – Я машину купила, – похвастала я.
      – Эту? – спросил Лешка.
      – Эту.
      Лешка помолчал и спросил:
      – А какого она цвета?
      Предки обернулись и еще раз осмотрели мое приобретение.
      Я почесала затылок. Продавец машины, полный грузин с вкрадчивыми манерами, заговорил мне зубы ее внутренними достоинствами, и я совершенно забыла про достоинства внешние.
      – Цвет называется «баклажан», – соврала я лихо.
      – Баклажан, – повторила мама упавшим голосом.
      – Похоже, – поддержал меня папа.
      А Лешка добавил новую ложку дегтя:
      – И что ты будешь делать, если она у тебя сломается?
      – Мастера вызову!
      – А если посреди дороги? Насколько я знаю, машины ты любишь, но чинить их не умеешь!
      Я стиснула кулаки. Злость кипела во мне расплавленным оловом.
      – Значит, – начала я тихо, – лошадей имеют право любить только ветеринары? Потому что могут их починить?..
      – Ребята, предлагаю обмыть покупку, – оборвала меня мама. Она не любит, когда мы с Лешкой ссоримся.
      – Отличная идея! – поддержал отец. – Айка, что пить будешь?
      В общем, беседа плавно перетекла в небольшое застолье.
      Я сидела за столом и думала: они замечательные. И Лешка, и предки... Только почему-то нет у нас полного взаимопонимания. Интересно, оно вообще между людьми бывает? Или это миф, выдуманный дамами-писательницами?
      – Кстати, – сказал Лешка, обращаясь ко мне. – Ты в курсе городской сенсации?
      – Смотря какой, – ответила я осторожно. С работы я сегодня увильнула до неприличия рано, потому что отправилась покупать автомобиль.
      – Терехин умер, – сказал Лешка.
      – Да ты что!
      Я отложила вилку и уставилась на Лешку.
      Терехин был нашей городской достопримечательностью. Ему принадлежала городская радиостанция, дециметровый телеканал, газета и детский журнал. Короче говоря, он был местным магнатом.
      – От чего? – спросила я, когда немного пришла в себя.
      – От инфаркта, – ответил Лешка. – В машине нашли, возле дома. Хорошо, что до дома успел доехать...
      – Почему? – не понял папа.
      – Удобней хоронить, – объяснила я.
      – Ая! Твой цинизм переходит все границы! – повысила голос мама.
      – Да нет, у нее профессия такая, – поддержал меня Лешка.
      Я опустила голову, скрывая улыбку.
      – Я имею в виду, хорошо, что посреди дороги приступ не начался, – продолжал Лешка. – А то мог кого-нибудь с собой потащить. Раньше времени.
      – Откуда ты знаешь про инфаркт? – спросила я. – Может, его конкурент отравил?
      – Какой конкурент? – удивился папа. – Разве у Терехина в нашем городе есть конкуренты? По-моему, он всех под себя подмял!
      Я постучала рукояткой ножа по столу.
      – Ая! – строго осадила меня мама. Родители называют меня так потому, что в детстве я не выговаривала букву «эм». – Прекрати!
      Я отложила нож. Скоро предки начнут контролировать количество моих вдохов и выдохов. Честное слово, меня подобная забота уже раздражает!
      – Конкурент не конкурент, а коллега у него в городе появился, – сказал Лешка.
      – Он имеет в виду новую радиостанцию, – объяснила я. – «Осеннюю звезду».
      – А-а-а! – сориентировался отец. – Ну, разве это серьезная конкуренция? Так, вещают на короткой волне четыре часа в день...
      – Зато теперь смогут вещать гораздо больше и гораздо лучше, – ответил Лешка. – Наверняка Дердекен заграбастает Терехинское наследство. Я бы на его месте заграбастал.
      – Дер...кто? – не поняла мама.
      – Владелец «Осенней звезды», – ответил Лешка. – Иван Дердекен.
      – Немец, что ли? – спросил папа.
      Лешка пожал плечами.
      – Вроде не похож. Псевдоним, наверное.
      – А ты его видел? – спросила я. Владелец новой радиостанции был в городе человеком новым, поэтому возбуждал всеобщее любопытство.
      – Видел, – ответил Лешка без особого энтузиазма. – Он вчера к нам яхту пригнал.
      – Хорошая яхта? – проявила я профессиональный интерес.
      – Хорошая, – ответил Лешка сдержанно.
      – Выходит, небедный человек, – сказал папа.
      Лешка промолчал.
      Мы просидели за столом до глубокой ночи. Провожая Лешку к выходу, я не удержалась и спросила:
      – А что ты так сухо про нового судовладельца? Он тебе не понравился?
      Лешка шагнул за порог и обернулся. В свете тусклой подъездной лампочки его лицо казалось бледным.
      – Не знаю, – сказал он неохотно. – Какой-то он...
      Лешка передернул плечами, поискал слова, но не нашел их. Махнул рукой и побежал по ступенькам вниз. К очередной нимфе.
      А я закрыла дверь, чувствуя себя заинтригованной. Нужно знакомиться с этим новым судовладельцем. Тем более, что теперь он, скорей всего, сменит Терехина на посту городского магната.
 
      Утро рабочего дня началось так, как я и ожидала. Шеф вызвал меня к себе, спросил:
      – Знаешь уже?
      – Вы про Терехина? – ответила я вопросом.
      Шеф покивал.
      – Знаю.
      – Это хорошо, – резюмировал шеф.
      Постучал пальцами по столешнице. Его лицо стало задумчивым.
      – Кстати, это правда? – нарушила я молчание. – Про инфаркт?
      Шеф неопределенно пожал плечами.
      – Официальный вердикт звучит так. Но...
      Он снова замолчал. Мной овладело профессиональное любопытство.
      – Что «но»?
      – Понимаешь, говорят, что у него лицо было перекошено от ужаса, – высказался наконец шеф.
      – Кто говорит?
      – Есть у меня приятель в морге...
      Шеф поперхнулся и бросил на меня короткий подозрительный взгляд. Но я сохранила серьезное выражение лица.
      – Работает там, – пояснил шеф на всякий случай.
      – Нужное знакомство, – одобрила я. – Все там будем.
      – Вот именно. Он говорит, что, когда Терехина привезли, вдова потребовала гримера. В общем, нельзя было его выставлять напоказ с... с таким выражением лица.
      Шеф снова замолчал. Его глаза, не отрываясь, буравили точку в столе.
      – Может, все дело в том, что он почувствовал себя очень плохо? – предположила я. – Ну, и испугался!
      – Может, конечно, – откликнулся шеф, но как-то вяло. – Однако мне кажется...
      Он понизил голос.
      – Понимаешь, Терехин тем вечером отпустил телохранителей. И не сказал, куда едет.
      – Если не сказал куда, значит, к любовнице, – уверенно определила я.
      – Вот именно!
      Шеф поднял указательный палец.
      – А ты помнишь, кто у него любовница?
      – Нет, – ответила я, добросовестно порывшись в памяти.
      – Алина Брагарник! – напомнил шеф почтительным голосом.
      Я присвистнула.
      Алина Брагарник – прима нашего театра оперетты. Сколько ей лет, не знает никто. Если смотреть из зрительного зала – не больше двадцати.
      Если судить по количеству и качеству любовников...
      Даже затрудняюсь сказать. Мама помнит, что Алина была фавориткой городского мэра еще при старом режиме. Тогда мэр назывался «председателем горисполкома». (Честное слово, я рада, что старый режим приказал долго жить. Выговорить такое словосочетание можно только после второго стакана!)
      В общем, подсчитать возраст Алины Брагарник пока не удалось никому.
      – Значит, – начала я развивать гипотезу, – вы считаете, что Терехин неожиданно приехал к любовнице, увидел ее без грима и...
      Я остановилась, потому что шеф сильно хлопнул ладонью по столу.
      – Извините, – быстро покаялась я. – Профессиональный цинизм.
      Шеф фыркнул, как тюлень.
      – Соплячка, – сказал он, остывая. – Ей серьезное дело поручают, а она шуточки шутит.
      – Какое дело? – насторожилась я.
      – Редакция решила провести собственное расследование.
      Я состроила понимающее лицо. Ну, конечно! Собственное расследование вошло в моду с подачи столичных коллег и стало пользоваться успехом у читателей. Разве мы можем остаться в стороне?
      – Что хочет выяснить редакция? – спросила я.
      – Во-первых...
      Шеф загнул толстый короткий палец. Когда он это делает, я всегда испытываю острый душевный дискомфорт. Мне кажется, что палец сейчас поломается.
      – ... нужно узнать в подробностях, что он делал в последний день своей жизни.
      – Понятно.
      – Во – вторых...
      Шеф повторил трюк с пальцем.
      – ... нужно узнать, какие отношения у него были с окружающими людьми. Под окружающими я понимаю жену, любовницу, конкурентов и коллег по работе.
      – Значит, новая радиостанция нас тоже интересует? – уточнила я.
      – И ее владелец особенно! – подчеркнул шеф. – Ходят упорные слухи, что покойный Терехин пытался выжить его из города. И даже прибегнул к помощи Азика.
      Азик – это наш местный бандит. Точнее говоря, глава преступного сообщества. Зовут его Азиз Турсун-Заде, хотя полное имя известно только прессе и милиции. Все остальные жители города называют его просто Азик. У Азика имеется собственный ресторанчик на берегу залива, небольшой загородный отель и цех по производству колбасных изделий. Это его официальные источники дохода. Остальное – для души.
      Внешне Азик невысокий кругленький мужчинка, главную часть которого составляет большой объемный зад. Один мой милицейский осведомитель выдал хохму: стражи порядка называют Азика «маленький Турсун с большим Заде». За глаза, разумеется. Подобной обиды Азик не простил бы даже родной милиции.
      – И что из этого вышло? – заинтересовалась я. – Азик надавил?
      – Не знаю, – ответил шеф. – Никто не знает. Знал только Терехин, но, как видишь, умер. Еще знает Азик, но у него не спросишь.
      – Остается только глава новой радиостанции, – договорила я. – Надеюсь, он знает, давили на него или нет.
      – Вот именно!
      Шеф повозил руками по столу. Мне показалось, что он чувствует себя как-то беспокойно.
      – Ты его уже видела? Я имею в виду Дердекена?
      – Нет, – ответила я. – Но кое-что слышала.
      – Что слышала?
      Я почесала нос.
      – Слышала, что у него недурное суденышко, – начала я добросовестно.