В комнате царил полумрак. Мужчина, сидевший на стуле, нетерпеливо обернулся и посмотрел назад.
      – Скоро? – крикнул он кому-то невидимому.
      Ответа не получил.
      Мужчина закинул ногу на ногу, обхватил колено ладонями и вздохнул. Было видно, что ждать этот человек не привык.
      Он выглядел так, как должен выглядеть нынешний хозяин жизни: прекрасно одетый, ухоженный, с нетерпеливыми и властными манерами. Его возраст был возрастом мужского расцвета: лет сорок семь-сорок восемь. Вдобавок ко всему природа наделила этого человека удивительно привлекательной внешностью.
      – Мне еще долго ждать? – спросил он снова, обернувшись назад, в сторону запертой двери.
      Тишина.
      Мужчина поднялся со стула.
      – Это уже не смешно! – крикнул он раздраженно. – Что за спектакль?!
      Тишина.
      Внезапно лицо мужчины стало испуганным. Он поднял правую руку и рывком ослабил узел галстука.
      – Господи! – прошептал он.
      Сделал шаг вперед. Шаг дался ему с трудом. Тяжело переставляя ноги, мужчина добрался до двери и дернул на себя ручку.
      Дверь не поддалась. Очевидно, замок был заперт.
      Мужчина рванул ворот еще раз. Пуговица на воротничке рубашки с треском поломалась и отлетела в сторону.
      – Открой! – прошептал он и стукнул кулаком в дверь.
      Тишина.
      – Открой! – повторил он чуть громче и ударился о тяжелую запертую дверь плечом.
      Это усилие оказалось для мужчины последним. Он поднял руки, зажал ладонями уши. Привалился спиной к стене и медленно сполз вниз, на пол. Губы его явственно посинели, и это было заметно даже в полумраке, царящем в комнате. Глаза мужчины остались широко открытыми. В них застыл панический ужас.
 
      Это был не день, а праздник какой-то. Я, наконец, купила машину.
      О машине я мечтала давно, лет примерно с пяти. Нормальные девчонки играли в куклы, а я тянула к себе игрушечные автомобили. Родители не могли не удивляться, глядя на дочку, которую им послал господь бог.
      – Он пошутил, – говорил папа, имея в виду бога. – Тебе надо было рожать мальчика.
      Мама соглашалась. Это был ее жизненный принцип: во всем соглашаться с мужем и поступать по-своему. Папа эту мамину манеру прекрасно знал, но никогда не обижался. У него прекрасный характер.
      В общем, машинами я бредила с детства. Одно время родители всерьез опасались, что их единственная дочка подастся в автодорожный техникум или в машиностроительный институт. Но я выбрала для себя профессию журналистки. Наверное подсознательно, потому что в современных кинобоевиках и кинодетективах журналисты ездят на отличных машинах. Машина казалась мне таким же непременным атрибутом профессии, как компьютер.
      Когда выяснилось, что я ошиблась, отступать назад было поздно. Диплом журналистского факультета висел над моим диваном, а сама я уже полтора года проработала в местном журнале «Морячка».
      Нет, работа мне очень и очень нравилась, хотя рассчитан наш журнал в основном на скучающих домохозяек. Плохо было то, что называлось в ведомости «заработной платой» и «гонораром». Денежное вознаграждение вступало в резкое противоречие со стоимостью самого дешевого отечественного автомобиля. Я высчитала, что купить приличный автомобиль смогу в конце следующей пятилетки, если мне удастся продержаться без пищи.
      – Мы поможем, – пообещал папа.
      – И я помогу, – пообещал Лешка.
      Но я отказалась. Мне хотелось хоть раз почувствовать себя взрослой. Я предпочла бы развалюху, купленную на собственные деньги любой иномарке из Лешкиного гаража.
      Лешка – мой хороший приятель. Родители считают его моим парнем, и я их в этом не разубеждаю. Пускай думают, что их дочка в надежных руках.
      Лешка работает в городском яхт-клубе. Точнее говоря, он владеет половиной этого предприятия. Яхт-клуб – место престижное, удовольствие состоять в нем – дорогое, так что Лешку можно назвать вполне обеспеченным человеком. Наверное, это неплохо, особенно, когда тебе нет еще тридцати лет.
      – Он вовремя состоялся! – говорит моя мамочка, и я с ней соглашаюсь.
      Вовремя. Лешка вообще все в этой жизни делает вовремя. Или немного опережает события. С выгодой для себя.
      В школу он пошел в шесть лет. В семнадцать закончил одиннадцатый класс и тут же, не переводя дыхания, поступил в университет на физико-математический факультет. Окончил университет с красным дипломом и, опять-таки не переводя дух, занялся поиском и сбытом цветных металлов. Дело поставить ему удалось довольно быстро, команда единомышленников подобралась отличная и в двадцать пять лет Лешка стал городской достопримечательностью: человек, осуществивший свою мечту.
      Впрочем, о деньгах Лешка мечтал совсем не потому, что он хотел разбогатеть. Деньги ему были нужны для постройки частного причала и основания морского клуба. Что он и сделал, когда нашел хорошего компаньона.
      Компаньон прибыл из Москвы в поисках места для стоянки своего суденышка. Суденышко было солидным и требовало ухода. Лешка потолковал с его владельцем буквально двадцать минут, и все основные вопросы оказались решенными.
      Что значит деловые люди!
      Вот так, пять лет назад было положено основание нашему яхт-клубу. Сейчас он является преуспевающим доходным предприятием и городской достопримечательностью.
      Лешка пропадает в клубе день и ночь. Формально он числится директором предприятия, но не гнушается никакой, самой черной работой. В его кабинете всегда висит наготове отутюженный строгий костюм, который надевается в самых исключительных случаях. Обычно Лешка расхаживает по причалу в старых штанах, подвернутых до колен, и рваной тельняшке, которую ему подарил кто-то из моряков. Подозреваю, что этот прикид кажется ему более крутым, чем костюм от Хьюго Босса.
      Познакомились мы с ним два года назад. Я прибыла в яхт-клуб со своим первым ответственным заданием: взять интервью у директора. Причем, шеф велел сделать главный акцент на его личной жизни.
      – Помни, что ты работаешь для домохозяек, – наставлял меня шеф перед уходом. – Не злоупотребляй морской терминологией. Не сомневаюсь, ты знаешь, что такое траверз, трап, фальшфейер и тому подобная муть.
      Я понятия не имела, что это такое, но на всякий случай промолчала. Шеф, который в прошлом преподавал эстетику в мореходке, сделал паузу.
      – Так вот, – подытожил он. – Оставь свои знания при себе. Домохозяйкам не интересно, что это такое. Им интересно, какая квартирка у господина Звягина, сколько в ней метров и кто в ней наводит порядок.
      – Вы про домработницу? – поинтересовалась я.
      Шеф одарил меня хмурым взглядом.
      – Не умничай. Ты сама прекрасно понимаешь, что я имею в виду нимфу, которая там обитает.
      – А там обитает нимфа? – удивилась я. Про Лешкину жизнь я тогда ничего не знала, как не знала его самого.
      – Обитает, – подтвердил шеф.
      – И кто она? Жена?
      – Вот и выяснишь, – отрезал шеф. – Кто ты у нас? Корреспондент? Вот и давай, работай... Побольше личных подробностей. Цвет волос, прическа, как одета, какими духами пользуется...
      – Нижнее белье, – пробормотала я, но так, чтобы шеф не услышал.
      – Нижнее белье, – договорил шеф. – Все, что сможешь разнюхать. Побольше романтики. Где встретились, где отдыхают, как отмечают праздники. В общем, ты должна влезть в женскую душу, как намыленная.
      – Постараюсь, – ответила я с тяжелым вздохом.
      Шеф насмешливо скривился.
      – Да ты не вороти нос, глупая, – сказал он мне ласково. – Запомни одну простую вещь: мир принадлежит женщинам. Они покупают наш журнал, следовательно, мы должны сделать им приятное. И это совсем не так просто, как тебе кажется.
      Я дипломатично промолчала.
      – Попробуй – увидишь, – закруглил обсуждение шеф.
      Вот с такими инструкциями я оказалась на причале яхт-клуба. И первый, кого я увидела, был молодой моряк в рваной тельняшке. Он с ожесточением вколачивал гвоздь в сваю пешеходного мостика и моего появления не заметил.
      Я решила начать работу с грамотного сбора информации.
      – Привет! – сказала я непринужденно.
      Моряк оторвался от сваи, задрал голову и прикрыл глаза ладонью.
      – Привет, – ответил он после минутного раздумья.
      – Я – Майя, – представилась я.
      – Очень приятно.
      Я присела на корточки и вполголоса спросила:
      – Хозяин на месте?
      – Вы про кого? Про директора? – уточнил собеседник.
      – Про него.
      – На месте.
      Я поерзала, насколько позволяла поза.
      – Слушай, друг, – начала я задушевно. – Хочешь заработать стольник?
      Друг оживился и вылез из-под мостика.
      – Хочу!
      «Кто б сомневался,» – подумала я, окинув взглядом его конопатое лицо и облезающий обгоревший нос.
      – В общем, так. Расскажи мне все, что про него знаешь.
      Собеседник прикинул.
      – Знаю много, – сказал он. – Стольника мало.
      – Ты расскажи, а там видно будет, – попробовала выкрутиться я.
      – Не-е-ет, – заупрямился морячок. – Утром деньги, вечером стулья...
      Я икнула. То, что неказистый молодой человек с легкостью и к месту процитировал Ильфа и Петрова, показалось мне странным. Но не насторожило. Может, фильм видел, откуда мне знать?
      – Ладно, – сказала я и порылась в сумке. Собеседник следил за моими руками голодным взглядом. Я достала пятьсот рублей, показала ему и сказала:
      – Стулья против денег.
      Моряк выхватил бумажку у меня из пальцев.
      – Значит, так, – немедленно начал повествование мой Вергилий. – Тебе как, сначала хорошее, потом плохое, или наоборот?
      – Как хочешь, – ответила я нетерпеливо и включила диктофон.
      – Значит, так, – повторил собеседник. – Ну, про наркотики ты сама знаешь...
      – Какие наркотики? – испугалась я.
      – Так хозяин приторговывает, – охотно пояснил моряк. – А чего ты всполошилась? Великое дело – траву продает! Не героин же!
      – Звягин торгует наркотиками? – не поверила я.
      – А ты думала?.. На какие деньги все это...
      Тут моряк кивнул головой на причал, где швартовалось несколько ухоженных яхт.
      – ...все это построено?
      Я промолчала. Действительно, разве такое можно построить на честные трудовые доходы?
      «Стоп! – одернула я сама себя. – Если я принесу в редакцию такой материал, шеф меня немедленно уволит. Ему головные боли с наркотраффиком не нужны.»
      – Слушай, это, конечно, круто, только меня другое интересует, – перевела я стрелки. – Ты мне про личную жизнь начальника расскажи. Что-нибудь знаешь?
      – А как же! – охотно откликнулся моряк. – Все знают! Он голубой!
      Я снова икнула.
      – Ты серьезно?
      – А то! Все знают! Да ты что, с луны свалилась, что ли?
      – А как же нимфа? – шепнула я одними губами.
      – Какая нимфа? – не понял моряк.
      – Которая за домом следит...
      – А-а-а...
      Моряк пренебрежительно пожал плечами.
      – Это для журналистов, – объяснил он. – Для отвода глаз. Он, короче, нанял девчонку, отстегивает ей грины, а она делает вид, что у них любовь-морковь. Поняла?
      Я плюхнулась на задницу. Интересно, мои домохозяйки такое выдержат?
      – Слушай, а ты не издеваешься? – спросила я недоверчиво.
      – Вот еще! – оскорбился моряк. – Ты, что, мне не веришь? Пашка!
      К нам неторопливо приблизился второй молодой человек, в спасательном жилете, надетом поверх плавок.
      – Вот, дамочка мне не верит.
      Моряк кивнул на меня.
      – Кто такая? – неприветливо спросил Пашка.
      – Да пресса! – небрежно ответил моряк. – Собирает сведения про директора.
      – А-а-а, – откликнулся Пашка с большим неудовольствием. – Вот оно что! И не надоело? Чего только про него не писали!
      – Я про него ничего не писала, – ответила я сухо.
      – Вот я ей и объясняю, что Звягин у нас нетрадиционной сексуальной ориентации.
      – Это правда? – спросила я у Пашки.
      Пашка посмотрел на моряка. Моряк подмигнул ему одним глазом.
      – Правда-правда, – сказал он серьезно. – Вы ему верьте. Раз он говорит, значит, правда.
      – И про наркотики правда? – спросила я.
      – Про какие наркотики? – не понял Пашка.
      Я поднялась на ноги и сказала:
      – Сволочи вы оба. Я на первое задание приехала, а вы...
      Махнула рукой и пошла восвояси. Идти в здание яхт-клуба после такой наглой провокации у меня не было никакого желания.
      На следующий день я собиралась на работу с неприятным ожиданием разноса. Провалила первую статью, что тут говорить. Нет у меня корреспондентской жилки. Пишу я неплохо, а вот материал собирать не умею. Хочется, чтобы кто-то делал грязную работу, но шеф не собирается в угоду мне раздувать штат.
      Я вышла из подъезда и двинулась по направлению к дороге. Поймаю машину и попаду прямиком на летучку. Шеф обругает меня при всех собравшихся, после чего я, скорей всего, уволюсь.
      Вот и конец моей журналисткой карьере.
      Я протянула руку, и, не глядя, махнула первой проезжающей машине. Машина плавно притормозила. Хороший «опель-вектра», но я в него ни за что не сяду. Я девушка порядочная.
      Так я и сказала водителю.
      – Проезжайте, проезжайте! Я девушка порядочная.
      Водитель выбрался наружу и ответил:
      – Это я еще вчера заметил. Только вы деньги забыли.
      И протянул мне помятую пятисотрублевую бумажку.
      Я посмотрела на него внимательней. Нет, это конопатое лицо и облезлый нос не может компенсировать никакой фирменный прикид!
      – Это вы?!
      – Это я, – согласился мой вчерашний собеседник. Подумал и добавил:
      – Простите за розыгрыш.
      – Да ну что вы! – сказала я с горечью. – Подумаешь, поиздевались над стажером! Подумаешь, уволят меня сегодня! Мелочевка!..
      Обгоревший нос собеседника стал еще более красным.
      – То есть как уволят? – не поверил он.
      Я махнула рукой.
      – Езжайте своей дорогой. Вам какое дело?
      Собеседник обошел машину, открыл дверь пассажира пошире, взял меня под локоть и усадил на сиденье. Вернулся за руль, захлопнул дверцу и сказал:
      – Вы меня тоже поймите. Достали до самых печенок. Пишут и пишут, а чего пишут – сами не знают.
      Я повернулась к нему всем корпусом.
      – Значит, вы и есть тот самый?..
      – Тот самый Звягин, – хмуро согласился молодой человек, выглядевший моим ровесником. А было мне тогда двадцать три года. То, что Лешка старше на пять лет, я узнала позже.
      – То я буддист, то сатанист, то религиозный реформатор, то я дома вивисекцией занимаюсь, то страусов развожу... В общем, полный бред. А уж про личную жизнь...
      Он поперхнулся своим негодованием и стал смотреть в окно. Так мы просидели довольно долго. Так долго, что в моей голове успел зародиться подлый план.
      – Ладно, – сказала я, вздохнув. – Отвезите меня в редакцию.
      – Вас сильно поругают? – спросил Лешка, поворачивая ключ зажигания.
      – Нет, – ответила я бодро. – Уволят, и все. Не обременяйтесь.
      Лешка тронулся с места и тут же притормозил.
      – Вы серьезно? – не поверил он.
      – К сожалению, да.
      Он мученически вздохнул.
      – Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил он обреченно.
      – Можете, – ответила я. – Я бы даже сказала, что вы обязаны это сделать. После вчерашнего.
      – Дать вам интервью? – поинтересовался Лешка. – Про личную жизнь?
      – Точно!
      – Да я все это терпеть не могу! – завелся было он, но тут же махнул рукой.
      – А! Ладно! Пытайте!
      – Послушайте, – начала я умильно. – Вы же можете сказать все, что вам захочется! Например, что вы дали обет целомудрия до тех пор, пока не заработаете первый миллион, свободный от налогов... Или что-нибудь в этом духе. Кто станет проверять?
      Лешка посмотрел на меня. Его лицо рассекла надвое кривая ухмылка.
      – А что? – спросил он задумчиво. – Веселиться так веселиться!
      – Вот именно!
      В редакцию мы вошли под ручку. Шеф, увидев недотрогу Звягина, избегающего журналистов, как чумы, выпал в осадок. Дорогого гостя повели в личный кабинет, угостили хорошим коньяком с хорошим кофе, после чего отдали мне на растерзание. Статья, вышедшая из-под моего бойкого пера, называлась «Романтик моря». Скажу коротко: человеку, который был в ней описан, любой банк мог выдать беспроцентный кредит в момент обращения. Это был схимник. Святой. Юродивый. Трепетная одинокая душа на фоне соблазнов большого города.
      В общем, я врала, как умела.
      – Так держать! – одобрил шеф, прочитав гранки.
      – Сахара не многовато? – деловито поинтересовалась я. – Все-таки журнал для взрослых... Переварят ли?
      – В самый раз! – отрубил шеф. – Ты, что, сериалы не смотришь?!
      И оказался прав. Домохозяйки остались довольны.
      На самом деле Лешка далеко не схимник. Нимфы в его жизни меняются часто, и это вызывает у меня удивление, смешанное с невольным уважением. Внешностью Лешка не блещет. Зато он умный, легкий, веселый, щедрый, заводной и компанейский парень. Одним словом, такие женщинам нравятся.
      – Перебесится, – небрежно роняет моя мама, когда я рассказываю ей об очередной Лешкиной пассии. – Девочек может быть много, а любовь одна.
      – Это она про тебя, – объясняет папа.
      – А-а-а, – говорю я.
      Такой вот стандартный семейный разговор. Нужно ли уточнять, что мои предки спят и видят нашу с Лешкой свадьбу!
      Мне смешно, но я их не разочаровываю.
      К Лешке у меня деловой интерес. Лешка служит мне компасом в деловых джунглях нашего города.
      – Очень перспективный парень, – говорит он, к примеру, о каком-нибудь начинающем предпринимателе.
      Я мотаю на ус, топаю к шефу и предлагаю сделать хороший материал. Лешка никогда не ошибается, и если он называет парня «перспективным», то за свои слова отвечает. Парень потихоньку раскручивается, и наш журнал обретает еще одного благодарного рекламодателя.
      А шеф выписывает мне премию за «профессиональный нюх».
      В общем, Лешка мне очень даже нужен.
      Еще мы с ним беседуем о литературе. Иногда ходим в кино, иногда прогуливаемся по городу.
      – Ты не даешь ему возможности за тобой поухаживать! – упрекает меня мама.
      – Мам, у него для этой цели есть домашний объект, – возражаю я.
      – Ну и что? – немедленно ощетинивается мама. – Какая девица по счету? Она ему кто? Жена? Они расписаны?
      – Насколько я знаю, нет...
      – Вот и все! – отрубает мама. – Парень свободен!
      И вполголоса добавляет:
      – Только не тяни! А то кто-нибудь окрутит.
      В общем, вы уже поняли, что моя мама – человек старой закваски. Для нее «несвободный мужчина» – это мужчина со штампом в паспорте. Все остальные виды зависимости мама не признает.
      К Лешке я отношусь очень хорошо, по-приятельски. «Окручивать» его у меня нет ни малейшего желания.
      – Ты еще не определилась со своим отношением к нему, – говорит папа.
      Я пожимаю плечами. Папа, конечно, умный, но в данном случае он не прав. Со своим отношением я определилась раз и навсегда.
      Лешка – хороший друг. Честный, надежный и не жадный.
      – Можешь взять мой «фольксваген», – часто предлагал мне Лешка. – Я же знаю, он тебе нравится!
      Нравится. Но я хотела купить свою машину. Пускай не такую дорогую и красивую, но свою! Свою!..
      И вот наконец мое желание осуществилось! После года усиленной экономии и родительской поддержки я приехала домой на старой подержанной «ниве»!
      Я остановилась под балконом и нажала на клаксон. Машина издала сиплое урчание.
      Сначала на балкон выскочила мама, за ее плечом замаячило удивленное папино лицо. Через минуту родственники уже стояли у моего приобретения и поздравляли меня, как умели.
      – Уведут, – говорила мама. – Гаража нет, придется во дворе парковать. Уведут!
      – Да нет, – возражал папа. – Не уведут. Не заведется. И потом, кому ее продашь? Машина восьмидесятых годов! Раритет!
      – А на металл? – убеждала мама. – На металл все сгодится, даже это...
      Я не выдержала.
      – Ну, спасибо, предки дорогие, – сказала я задушевно. – Поздравили дочку как полагается!
      – С чем поздравили? – спросил Лешка, незаметно возникая за моим плечом. – Добрый вечер!
      – Я машину купила, – похвастала я.
      – Эту? – спросил Лешка.
      – Эту.
      Лешка помолчал и спросил:
      – А какого она цвета?
      Предки обернулись и еще раз осмотрели мое приобретение.
      Я почесала затылок. Продавец машины, полный грузин с вкрадчивыми манерами, заговорил мне зубы ее внутренними достоинствами, и я совершенно забыла про достоинства внешние.
      – Цвет называется «баклажан», – соврала я лихо.
      – Баклажан, – повторила мама упавшим голосом.
      – Похоже, – поддержал меня папа.
      А Лешка добавил новую ложку дегтя:
      – И что ты будешь делать, если она у тебя сломается?
      – Мастера вызову!
      – А если посреди дороги? Насколько я знаю, машины ты любишь, но чинить их не умеешь!
      Я стиснула кулаки. Злость кипела во мне расплавленным оловом.
      – Значит, – начала я тихо, – лошадей имеют право любить только ветеринары? Потому что могут их починить?..
      – Ребята, предлагаю обмыть покупку, – оборвала меня мама. Она не любит, когда мы с Лешкой ссоримся.
      – Отличная идея! – поддержал отец. – Айка, что пить будешь?
      В общем, беседа плавно перетекла в небольшое застолье.
      Я сидела за столом и думала: они замечательные. И Лешка, и предки... Только почему-то нет у нас полного взаимопонимания. Интересно, оно вообще между людьми бывает? Или это миф, выдуманный дамами-писательницами?
      – Кстати, – сказал Лешка, обращаясь ко мне. – Ты в курсе городской сенсации?
      – Смотря какой, – ответила я осторожно. С работы я сегодня увильнула до неприличия рано, потому что отправилась покупать автомобиль.
      – Терехин умер, – сказал Лешка.
      – Да ты что!
      Я отложила вилку и уставилась на Лешку.
      Терехин был нашей городской достопримечательностью. Ему принадлежала городская радиостанция, дециметровый телеканал, газета и детский журнал. Короче говоря, он был местным магнатом.
      – От чего? – спросила я, когда немного пришла в себя.
      – От инфаркта, – ответил Лешка. – В машине нашли, возле дома. Хорошо, что до дома успел доехать...
      – Почему? – не понял папа.
      – Удобней хоронить, – объяснила я.
      – Ая! Твой цинизм переходит все границы! – повысила голос мама.
      – Да нет, у нее профессия такая, – поддержал меня Лешка.
      Я опустила голову, скрывая улыбку.
      – Я имею в виду, хорошо, что посреди дороги приступ не начался, – продолжал Лешка. – А то мог кого-нибудь с собой потащить. Раньше времени.
      – Откуда ты знаешь про инфаркт? – спросила я. – Может, его конкурент отравил?
      – Какой конкурент? – удивился папа. – Разве у Терехина в нашем городе есть конкуренты? По-моему, он всех под себя подмял!
      Я постучала рукояткой ножа по столу.
      – Ая! – строго осадила меня мама. Родители называют меня так потому, что в детстве я не выговаривала букву «эм». – Прекрати!
      Я отложила нож. Скоро предки начнут контролировать количество моих вдохов и выдохов. Честное слово, меня подобная забота уже раздражает!
      – Конкурент не конкурент, а коллега у него в городе появился, – сказал Лешка.
      – Он имеет в виду новую радиостанцию, – объяснила я. – «Осеннюю звезду».
      – А-а-а! – сориентировался отец. – Ну, разве это серьезная конкуренция? Так, вещают на короткой волне четыре часа в день...
      – Зато теперь смогут вещать гораздо больше и гораздо лучше, – ответил Лешка. – Наверняка Дердекен заграбастает Терехинское наследство. Я бы на его месте заграбастал.
      – Дер...кто? – не поняла мама.
      – Владелец «Осенней звезды», – ответил Лешка. – Иван Дердекен.
      – Немец, что ли? – спросил папа.
      Лешка пожал плечами.
      – Вроде не похож. Псевдоним, наверное.
      – А ты его видел? – спросила я. Владелец новой радиостанции был в городе человеком новым, поэтому возбуждал всеобщее любопытство.
      – Видел, – ответил Лешка без особого энтузиазма. – Он вчера к нам яхту пригнал.
      – Хорошая яхта? – проявила я профессиональный интерес.
      – Хорошая, – ответил Лешка сдержанно.
      – Выходит, небедный человек, – сказал папа.
      Лешка промолчал.
      Мы просидели за столом до глубокой ночи. Провожая Лешку к выходу, я не удержалась и спросила:
      – А что ты так сухо про нового судовладельца? Он тебе не понравился?
      Лешка шагнул за порог и обернулся. В свете тусклой подъездной лампочки его лицо казалось бледным.
      – Не знаю, – сказал он неохотно. – Какой-то он...
      Лешка передернул плечами, поискал слова, но не нашел их. Махнул рукой и побежал по ступенькам вниз. К очередной нимфе.
      А я закрыла дверь, чувствуя себя заинтригованной. Нужно знакомиться с этим новым судовладельцем. Тем более, что теперь он, скорей всего, сменит Терехина на посту городского магната.
 
      Утро рабочего дня началось так, как я и ожидала. Шеф вызвал меня к себе, спросил:
      – Знаешь уже?
      – Вы про Терехина? – ответила я вопросом.
      Шеф покивал.
      – Знаю.
      – Это хорошо, – резюмировал шеф.
      Постучал пальцами по столешнице. Его лицо стало задумчивым.
      – Кстати, это правда? – нарушила я молчание. – Про инфаркт?
      Шеф неопределенно пожал плечами.
      – Официальный вердикт звучит так. Но...
      Он снова замолчал. Мной овладело профессиональное любопытство.
      – Что «но»?
      – Понимаешь, говорят, что у него лицо было перекошено от ужаса, – высказался наконец шеф.
      – Кто говорит?
      – Есть у меня приятель в морге...
      Шеф поперхнулся и бросил на меня короткий подозрительный взгляд. Но я сохранила серьезное выражение лица.
      – Работает там, – пояснил шеф на всякий случай.
      – Нужное знакомство, – одобрила я. – Все там будем.
      – Вот именно. Он говорит, что, когда Терехина привезли, вдова потребовала гримера. В общем, нельзя было его выставлять напоказ с... с таким выражением лица.
      Шеф снова замолчал. Его глаза, не отрываясь, буравили точку в столе.
      – Может, все дело в том, что он почувствовал себя очень плохо? – предположила я. – Ну, и испугался!
      – Может, конечно, – откликнулся шеф, но как-то вяло. – Однако мне кажется...
      Он понизил голос.
      – Понимаешь, Терехин тем вечером отпустил телохранителей. И не сказал, куда едет.
      – Если не сказал куда, значит, к любовнице, – уверенно определила я.
      – Вот именно!
      Шеф поднял указательный палец.
      – А ты помнишь, кто у него любовница?
      – Нет, – ответила я, добросовестно порывшись в памяти.
      – Алина Брагарник! – напомнил шеф почтительным голосом.
      Я присвистнула.
      Алина Брагарник – прима нашего театра оперетты. Сколько ей лет, не знает никто. Если смотреть из зрительного зала – не больше двадцати.
      Если судить по количеству и качеству любовников...
      Даже затрудняюсь сказать. Мама помнит, что Алина была фавориткой городского мэра еще при старом режиме. Тогда мэр назывался «председателем горисполкома». (Честное слово, я рада, что старый режим приказал долго жить. Выговорить такое словосочетание можно только после второго стакана!)
      В общем, подсчитать возраст Алины Брагарник пока не удалось никому.
      – Значит, – начала я развивать гипотезу, – вы считаете, что Терехин неожиданно приехал к любовнице, увидел ее без грима и...
      Я остановилась, потому что шеф сильно хлопнул ладонью по столу.
      – Извините, – быстро покаялась я. – Профессиональный цинизм.
      Шеф фыркнул, как тюлень.
      – Соплячка, – сказал он, остывая. – Ей серьезное дело поручают, а она шуточки шутит.
      – Какое дело? – насторожилась я.
      – Редакция решила провести собственное расследование.
      Я состроила понимающее лицо. Ну, конечно! Собственное расследование вошло в моду с подачи столичных коллег и стало пользоваться успехом у читателей. Разве мы можем остаться в стороне?
      – Что хочет выяснить редакция? – спросила я.
      – Во-первых...
      Шеф загнул толстый короткий палец. Когда он это делает, я всегда испытываю острый душевный дискомфорт. Мне кажется, что палец сейчас поломается.
      – ... нужно узнать в подробностях, что он делал в последний день своей жизни.
      – Понятно.
      – Во – вторых...
      Шеф повторил трюк с пальцем.
      – ... нужно узнать, какие отношения у него были с окружающими людьми. Под окружающими я понимаю жену, любовницу, конкурентов и коллег по работе.
      – Значит, новая радиостанция нас тоже интересует? – уточнила я.
      – И ее владелец особенно! – подчеркнул шеф. – Ходят упорные слухи, что покойный Терехин пытался выжить его из города. И даже прибегнул к помощи Азика.
      Азик – это наш местный бандит. Точнее говоря, глава преступного сообщества. Зовут его Азиз Турсун-Заде, хотя полное имя известно только прессе и милиции. Все остальные жители города называют его просто Азик. У Азика имеется собственный ресторанчик на берегу залива, небольшой загородный отель и цех по производству колбасных изделий. Это его официальные источники дохода. Остальное – для души.
      Внешне Азик невысокий кругленький мужчинка, главную часть которого составляет большой объемный зад. Один мой милицейский осведомитель выдал хохму: стражи порядка называют Азика «маленький Турсун с большим Заде». За глаза, разумеется. Подобной обиды Азик не простил бы даже родной милиции.
      – И что из этого вышло? – заинтересовалась я. – Азик надавил?
      – Не знаю, – ответил шеф. – Никто не знает. Знал только Терехин, но, как видишь, умер. Еще знает Азик, но у него не спросишь.
      – Остается только глава новой радиостанции, – договорила я. – Надеюсь, он знает, давили на него или нет.
      – Вот именно!
      Шеф повозил руками по столу. Мне показалось, что он чувствует себя как-то беспокойно.
      – Ты его уже видела? Я имею в виду Дердекена?
      – Нет, – ответила я. – Но кое-что слышала.
      – Что слышала?
      Я почесала нос.
      – Слышала, что у него недурное суденышко, – начала я добросовестно.
      – Ага!
      – Слышала, что он...
      Я снова почесала нос. Все. Больше Лешка ничего не сказал.
      – В общем, говорят, что он какой-то скользкий, – завершила я.
      – Ага! – повторил шеф.
      Встал с кресла и прошелся по кабинету. Остановился у окна и стал смотреть на улицу.
      – Постарайся с ним познакомиться, – сказал он, не оборачиваясь.
      – С Дердекеном?
      – С Дердекеном, – повторил шеф. – Девушка ты серьезная, основному правилу журналистики тебя учить не нужно...
      – В журналистике все правила основные, – сказала я. – Какое вы имеете в виду?
      – Я имею в виду, не вступать с объектом в личные отношения, – сухо ответил шеф.
      Я только засмеялась.
      – Зря смеешься, – сказал шеф и повернулся ко мне. – Говорят, он красавец. Роковой мужчина.
      – Не терплю красавцев, – легко ответила я. – Можно идти?
      – Давай, работай, – разрешил шеф. – На все про все – неделя. Да, еще!..
      Шеф потоптался на месте.
      – Попытайся узнать насчет диагноза смерти Терехина.
      – Так вы думаете...
      – Ничего я не думаю! – оборвал меня шеф. Вернулся в кресло и придвинул к себе свежую газету.
      Я поняла, что разговор окончен и покинула кабинет.
      Неделя... Неделя – это хорошо. Это значит, что можно не приходить на работу к половине девятого. Это значит, что мне не нужно сидеть за компьютером в редакции. Это значит, что я могу разъезжать на моей новой машинке сколько захочу.
      В интересах дела, конечно.
      Я выскочила из редакции, запрыгнула в мою новую машинку и выехала со стоянки.
      Итак, куда бы мне поехать в интересах дела?
      «Заеду к Лешке, – решила я. – Покажу ему, что машинка в полном порядке. Зря он вчера надо мной издевался.»
      До яхт-клуба я доехала быстро. Наша редакция расположена в старинном особняке, стоящем на набережной, оттуда до Лешки двадцать минут пешего ходу. А на машине пять минут.
      Я припарковалась на служебной автостоянке. Сторож, который прекрасно знал меня в лицо, сделал приветственный жест.
      – Привет! – крикнула я, вылезая из машины. – Хозяин тут?
      – А как же! – ответил сторож. – С раннего утра!
      – И чего ему не спится, – пробормотала я себе под нос. – Интересно, нимфы на него не обижаются?
      Я дошла до причала. Яхты всех размеров выстроились передо мной как на параде. Я лишний раз порадовалась за Лешку: работы, конечно, много, зато и денежки капают. Даже можно сказать, не капают, а льются.
      Мое внимание привлекла большая парусная яхта, которую я раньше не видела. Белоснежные борта с двух сторон перечеркивала странная надпись: «айSтар». Бред какой-то. Винегрет. Помесь кириллицы с латинским алфавитом.
      – Что бы это значило? – спросила я сама себя вслух.
      – Это значит «ледяная звезда», – ответил Лешка за моим плечом.
      Я быстро обернулась.
      – Привет!
      – Привет, – ответил мой приятель.
      Как обычно, он был одет в любимую рваную тельняшку и не менее рваные джинсы, закатанные до колен.
      – А! – сообразила я. – Значит, английское «эс» относится к двум словам? «Айс Стар»?
      – Значит, так, – подтвердил Лешка хмуро.
      Я еще раз полюбовалась яхтой.
      – Красавица.
      – Да, – согласился Лешка. – Судно отличное.
      – Чье?
      Лешка почесал переносицу.
      – Нового радиомагната, – ответил он язвительно. – Этого, как его...
      Он сделал вид, что не может вспомнить фамилию.
      – Дердекена, – подсказала я.
      – Его.
      Я снова осмотрела яхту. Красивое судно. «Ледяная звезда»...
      – Красивое название, – сказала я. – А радиостанция называется «Осенняя звезда». Что это у него сплошные звезды в лейблах?
      – Зазвездился, – объяснил мне Лешка. – Наворовал столько денег, что чувствует себя светилом.
      Я насмешливо покосилась на приятеля. Интересная реакция. Похоже, что он нового клиента ревнует. Интересно, к кому? Или к чему? До сих пор сильной конкуренции среди молодых предпринимателей у Лешки не было. Может, этим и объясняется его неприязнь?
      – Сколько ему лет? – спросила я.
      Лешка пожал плечами.
      – Не помню. Кажется, лет сорок.
      – Сорок?
      Я почувствовала легкое разочарование. Немолод Иван Дердекен, весьма не молод... То есть в моих глазах, конечно. В двадцать пять лет все, что находится за пределами тридцати шести, кажется старостью.
      А в одном очень хорошем фильме было сказано, что в сорок лет жизнь только начинается... Неужели правда?
      – Вот стукнет тебе сорок, тогда и узнаешь, – сказал внутренний голос.
      Я отмахнулась. Когда это будет! Если мне вообще когда-нибудь стукнет сорок... Как-то не верится, что такое возможно.
      – Сорок, – подтвердил Лешка неприязненно.
      – Старый, – пожаловалась я.
      – Старый... для чего?
      Я шутливо долбанула Лешку по предплечью.
      – Не говори пошлости!
      – У меня создалось ощущение, что ты примеряешь его на себя, – сообщил Лешка, глядя в сторону.
      – Я примеряю его для своей статьи, – ответила я сухо. – Шеф велел пролить луч света на эту темную фигуру.
      Лешка хмыкнул.
      – Значит, ты собираешься с ним познакомиться?
      – Долг прежде всего, – сказала я философски.
      Лешка снова хмыкнул.
      – Ну, да, – произнес он, по-прежнему не глядя мне в глаза. – Долг платежом красен...
      Я взяла Лешку за плечи и развернула к себе.
      – А ну-ка посмотри на меня.
      Он воровато стрельнул глазами по моему лицу.
      – Тебе не стыдно? – спросила я строго. – Что за безнравственные намеки?
      – Я не за твою нравственность переживаю, – хмуро сказал Лешка.
      – А за чью? За Дердекенскую?
      Лешка снова стрельнул в меня взглядом.
      – Ты красивая, – пожаловался он.
      – И что? Спасибо за комплимент, конечно, но ты забываешь главное правило журналистики:
      Я подняла палец и процитировала шефа:
      – «Никаких личных отношений с объектом!»
      Лешка отреагировал как-то странно. Он почему-то покраснел и, сильно заикаясь, произнес:
      – А я? Я д-для т-тебя тоже об...об...
      Он сделал над собой усилие и, наконец, выговорил:
      – Объ...ект?
      Я вздохнула. Мне показалось, что Лешка меня упрекнул в нашей дружбе.
      – Леш... Ты, конечно, был объектом. Но, во-первых, это было в далеком прошлом. Два года назад. С тех пор я ничего про тебя не писала. Так что мы вполне можем позволить себе оставаться приятелями. По-моему, ничего аморального в наших дружеских отношениях нет.
      Лешка покраснел так отчаянно, что я даже испугалась.
      – Приятелями? – переспросил он. И тут же сам ответил:
      – Ну, конечно! Какой же я идиот!
      – Леш, ты говоришь загадками! – заметила я строго.
      Лешка отвернулся. Минуту мы молчали, потом он спокойно сказал:
      – Ты права. Я, действительно, болтаю всякую ерунду. Не обращай внимания.
      Окончательно взял себя в руки, повернулся ко мне и спросил:
      – Чем я могу тебе помочь?
      Я умильно сложила губки.
      – Как ты думаешь, Дердекен сильно обидится, если сфотографирую его кораблик?
      – Я так не думаю, – ответил Лешка ровным голосом. – Никакого запрещения на съемку кораблей в уставе клуба нет, владельцы подобных указаний не оставляли. На борт, конечно, я тебя пустить не могу, это частная собственность...
      – Само собой!
      – Но снаружи можешь пощелкать, – закончил Лешка.
      Я достала фотоаппарат.
      – Леш!
      – А?
      – Это парусная яхта?
      – Парусно-моторная, – ответил Лешка. – Сейчас мало кто ставит паруса, если есть хороший двигатель.
      – А зачем он поставил?
      Лешка пожал плечами.
      – Недобитый романтик. Говорит, что закончил питерскую мореходку.
      – Да ты что? – заинтересовалась я и прицелилась объективом в «Ледяную звезду». – А что он еще тебе сказал?
      Лешка немного помолчал.
      – Ну, ты и лиса, – ответил он наконец. – Опять информацию собираешь?
      – Просто интересно, – ответила я и переменила ракурс.
      Лешка вздохнул.
      – Да он, в общем, ничего особенного о себе не рассказывал. Знаю, что бывший моряк, вот и все.
      – То есть работал на судне? – уточнила я.
      – Я так понял.
      – А на каком? В какой должности?
      – Понятия не имею. Спроси у него сама.
      – Спрошу, – пообещала я и в последний раз щелкнула яхту.
      Убрала фотоаппарат в сумку, застегнула молнию. Лешка проводил мою мыльницу неодобрительным взглядом.
      – Вам не стыдно до сих пор пользоваться таким старьем? – спросил он строго.
      – Ты же знаешь: шеф работает в режиме строгой экономии, – ответила я.
      – Ваш шеф – просто скряга, каких мало! – вспылил Лешка.
      – Вот и прояви благородство: подари журналу приличную технику! – тут же поддела я. И добавила:
      – Как патриот родного города. Вспомни, какую статью я о тебе написала! Дамочки описались слезами!
      Лешка фыркнул. К нему начало возвращаться хорошее настроение.
      – Да, уж... Расписала, как икону...
      – Вот и прояви ответную любовь, – снова подначила я.
      Лешка посмотрел на меня странным взглядом.
      – Уговорила. Проявлю.
      – Ура! – сказала я. Поднялась на цыпочки и чмокнула Лешку в щеку. Лешка немедленно покраснел.
      – Все-таки я отличный журналист, – похвастала я.
      – Ага! И ноги у тебя длинные, и мордочка симпатичная...
      – Леш!
      Я скроила жалостливую гримасу.
      – Я же не виновата, что у меня длинные ноги!
      Лешка пожал плечами.
      – Я тебя и не обвиняю! Я хочу сказать, что все внешние атрибуты профессии у тебя имеются!
      Я почесала нос. Обидеться или нет? Решила не обижаться.
      – Имеются! – подтвердила я. – Даже машина!
      Лешка скривился.
      – Господи, совсем забыл про эту развалюху... Хоть бы не напоминала! Приличные журналисты ездят на приличных тачках!
      – В кино! – напомнила я. – А в нашем скромном королевстве, подержанная «Нива» – вполне приличная машина.
      – Да возьми ты мой «фольксваген»! – завелся Лешка. – Сколько раз предлагал! Безотказная тачка, не подведет на дороге, удобная, комфортная...
      – И дорогая, – договорила я.
      – Что в этом плохого?
      Я отвела за ухо прядь волос, которая выбилась из-под заколки.
      – А если я в аварию попаду? Если машина окажется убитой? Тогда что?
      Лешка смотрел на меня, не отрываясь. Было в его взгляде что-то такое, отчего я опустила глаза.
      – Тогда, Айка, я тебя задушу, – ответил он серьезно.
      Я рассмеялась, но тут же оборвала смех. Он получился каким-то неестественным.
      – Знаю я тебя, – сказала я неуверенно. – Подстроишь аварию, а потом будешь нашим бесплатным рекламодателем до скончания времен.
      – Не смешно, – сказал Лешка.
      – Не смешно, – мгновенно согласилась я.
      Из всех наших рекламодателей Лешка был самым щедрым и исправным плательщиком. Можно сказать, что он обеспечивал кассу на сорок процентов. Если не на пятьдесят.
      – Мы все тебя нежно любим, – сказала я неловко.
      – Вот как? А если перейти на личности?
      – Если перейти на личности, то больше всех тебя любит наш главный бухгалтер, – бодро отрапортовала я.
      – А еще?
      – А еще шеф.
      Лешка снова посмотрел на меня странным взглядом, который мне сильно не нравился. Мне вообще не нравятся его попытки перевести наши хорошие отношения в личное русло. Что за глупость – пытаться сделать из меня еще одну рядовую нимфу? Лично я считаю, что достойна большего!
      – Леш, не надо, – сказала я тихо.
      – Почему?
      – Потому! Я не собираюсь записываться под стотысячным номером, – ответила я жестко.
      – А кто тебе сказал...
      – Все! – оборвала я категорично. – Разговор окончен!
      – Почему все и всегда решаешь ты? – завелся Лешка. – У меня, что, нет права на собственное мнение?
      – В этом вопросе нет!
      – Почему?
      – По кочану!
      Я разозлилась окончательно.
      – Тебе, что, девочек мало? Только на моей памяти их сменилось пять штук!
      – Ага! – уличил меня Лешка. – А говорила сто тысяч!
      – Я образно говорила! И ты это прекрасно понял!
      – Ты для меня не девочка...
      – Вот спасибо!
      – Я не то хотел сказать...
      – В общем, так!
      Я немного помедлила и договорила:
      – Разбирайся со своей личной жизнью без меня.
      Лешка обиженно поджал губы. Я немного смягчилась.
      – Леш!
      Он не откликнулся.
      – Леш!
      – Что тебе? – огрызнулся он.
      – Не будем ссориться! – попросила я заискивающе. – Пожалуйста! У нас так хорошо получается быть друзьями!
      – У нас могло бы получиться что-то еще...
      – Нет, Леша, – ответила я твердо. – Оставь эти глупости. Ты относишься к категории мужчин, которым мало одной женщины. Мало не по причине физиологических потребностей, а мало потому...
      Я поискала слова.
      – Потому, что мало! У тебя слишком щедрый, легкий и подвижный характер, чтобы ты мог посвятить себя одному человеку. Тебе всегда нужен будет гарем. Один человек тебе быстро надоест.
      Я посмотрела на Лешку. Его лицо было непроницаемым.
      – Ты слишком большая личность, чтобы удовольствоваться одной женщиной. Какой бы замечательной она ни была, – добавила я меду.
      Лешка поднял глаза. Его губы скривились в безрадостной усмешке.
      – Вот, значит, что ты про меня думаешь.
      – Ничего плохого я про тебя не думаю, – быстро ответила я. – Даже наоборот. Я думаю, что ты замечательный друг. И в этом качестве ты меня устраиваешь на сто процентов. Давай не будем искать добра от добра.
      Лешка снова усмехнулся.
      – И давай не будем больше выяснять отношения, – попросила я. – Леш! Нам же так хорошо болтать о том и о сем! Нам интересно общаться! Не разрушай все это! Тебя заклинило на мне из принципа: ты привык получать, что хочешь, вот и все... А ты выброси меня из сферы своих личных интересов, и все будет прекрасно!
      – Думаешь? – хмуро спросил Лешка.
      – Уверена! – пообещала я с жаром.
      – Даже так, – с иронией пробормотал мой приятель. Вздохнул и добавил:
      – Разговор окончен.
      – Здорово! – обрадовалась я. – Друзья?
      – Друзья, – подтвердил Лешка.
      – Без задних мыслей?
      – И без передних.
      Я снова стукнула Лешку по предплечью и примирительно сказала:
      – Пошляк!
      – Что делать? – ответил Лешка, глядя в море пустым взглядом. – Я слишком большая личность, чтобы вмещать в себя только положительные качества.
      – Ладно, я поехала, – оборвала я Лешку. Разговор вибрировал на грани фола и вполне мог обернуться ссорой. Ссориться с Лешкой мне ужасно не хотелось. Это было все равно, что остаться без компаса посреди океана.
      – Счастливо, – пожелал Лешка тусклым голосом.
      Я не ответила. Развернулась и побежала на автостоянку, где меня дожидалась моя «нива» цвета «баклажан».
 
      После разговора с Лешкой я ощутила потребность подкрепить свои силы. Выяснения отношений всегда отнимают у меня массу нервов, а трата нервов должна чем-то компенсироваться. Лично я компенсирую шоколадом, по рецепту Марины Цветаевой.
      Я заехала в кофейню на набережной, заказала себе чашку горячего шоколада и с наслаждением выпила ее всю до капельки. Мысленно подсчитала калории и вздохнула.
      Обед отменяется.
      Мысль огорчила, но ненадолго. Ради шоколада я могу пожертвовать чем угодно.
      Итак, что мы имеем? Мы имеем фотографии хорошей парусно-моторной яхты под названием «Ледяная звезда». Очень романтично. Домохозяйкам это понравится.
      Еще я теперь знаю, что новому радиомагнату сорок лет. Что это мне дает? Это дает возможность предположить, что у мужчины в таком зрелом возрасте должна иметься семья. Однако до сих пор Иван Дердекен светился на городских тусовках в гордом одиночестве.
      Опять-таки, это ничего не значит. Семья могла остаться в другом городе до тех пор, пока позиции Ивана Дердекена на новом месте не упрочатся.
      Почему меня так зациклило на семействе нового радиомагната? Да потому, что это заинтересует читательниц нашего журнала! И шеф меня на хлеб намажет, если я пропущу семейную анкету нашего нового клиента!
      Иван Дердекен... Действительно, странная фамилия. Похожа на немецкую. Нужно съездить и осмотреть новую радиостанцию. Насколько я знаю, она расположена где-то за городом. Вроде бы Дердекен построил там небольшую хибарку в два этажа. Народ говорит, что хибарка неплохая. В стиле модерн. Вещать они начали недавно, буквально пару месяцев назад. Говорят, что покойный Терехин к появлению конкурента отнесся весьма неприязненно. Что и говорить, человек он был нервный, неуживчивый, делиться не любил. Они с Азиком давно разрезали наш город на сферы влияния, поэтому появление нового претендента их ничуть не обрадовало. Странно, что Терехин так вовремя умер... То есть вовремя для Ивана Дердекена. Интересно, начнется ли у них с Азиком драка за Терехинское наследство? Если начнется, то гангстерский Чикаго покажется по сравнению с нашим городком просто компьютерной игрушкой. Азик – человек обидчивый, и что-то мне подсказывает, что смерть Терехина он воспримет как личное оскорбление.
      Нет, все-таки нужно взглянуть на господина Дердекена. Слишком быстро начали вращаться городские сенсации вокруг его таинственной фигуры.
      Но сначала, пожалуй, нужно заглянуть в городскую клинику. У меня там есть хороший знакомый.
      Антон Григорьевич Штерн – главный врач городской больницы – отличный хирург. «Золотые руки» – это даже мягко сказано. Его бессчетное количество раз пытались переманить ведущие столичные клиники, но Антон Григорьевич каждый раз отвечал категорическим отказом. Он человек старой закалки, и считает, что каждый должен приносить пользу на своем месте. По принципу «где родился, там и сгодился». Я его знаю очень давно: с раннего детства. Антон Григорьевич – хороший папин приятель.
      В общем, есть надежда разжиться информацией по поводу смерти Терехина.
      Я вырулила со стоянки кафе и направилась прямиком к городской больнице.
      Мне повезло. Антон Григорьевич только что закончил операцию и отдыхал положенные полчаса в своем кабинете. Меня в больнице хорошо знали, поэтому пропустили к нему беспрепятственно.
      – О! Майка! – встретил меня Антон Григорьевич радостным восклицанием. – Привет!
      Мы чмокнулись. Штерн оглядел меня внимательным взглядом.
      – Цветешь, как роза!
      – Спасибо.
      – Я очень рад тебя видеть, – закончил он. Проводил меня к креслу и спросил:
      – Чаю?
      – С удовольствием.
      Антон Григорьевич высунулся из кабинета и вполголоса попросил:
      – Люсенька, душа моя, нам по стаканчику... С лимоном.
      Вернулся ко мне, уселся в кресло напротив и спросил:
      – Когда на свадьбу позовешь?
      – Когда найду, с кем рядом сесть, – ответила я.
      Антон Григорьевич удивился:
      – А разве ты его еще не нашла? Я думал...
      Тут он оборвал себя, потому что в кабинет вошла секретарша с большим деревянным подносом. Разгрузила на столе чайные принадлежности, улыбнулась мне и скрылась за дверями.
      – Как родители? – спросил Штерн, уловив мое нежелание говорить на личные темы.
      – Все так же, – ответила я с тяжелым вздохом.
      – А чего ты хотела? – мгновенно разобрался Антон Григорьевич в моих переживаниях. – Ты у них одна! Поэтому и опекают!
      Я снова вздохнула. Это я и сама понимаю. Но легче от этого не становится.
      – Терпи! – посоветовал Штерн. Отхлебнул немного чая и договорил:
      – Или замуж выходи, прости за рефрен...
      Я взяла чашку и сделала вежливый глоток. Пить не хотелось, но приступать к делу прямо с порога показалось мне не слишком вежливым.
      – До чего я рада вас видеть! – начала я издалека.
      Антон Григорьевич насмешливо сощурился.
      – Ой!
      – Честное слово! – заверила я.
      – С чего бы это?
      – Ну, хотя бы с того, что вы единственный человек, который называет меня по имени! Дома все до сих пор сюсюкают: «ая» да «ая»... Надоело, честное слово!
      – Майка, не тяни, – посоветовал Штерн. – Я твои заходы-выходы наизусть знаю. Спрашивай, что нужно, у меня через десять минут обход начинается.
      Я отставила чашку в сторону.
      – От чего умер Терехин?
      Штерн фыркнул.
      – Ну, конечно! Мог бы и сам сообразить, зачем ты ко мне явилась!
      – Я не...
      – Ладно! – оборвал он меня добродушно. – Понимаю, работа такая.
      Он постучал пальцами по столу.
      – Майка, честное слово, никакого криминала! Я понимаю, твой шеф жаждет сенсации, но...
      Штерн помедлил.
      – Но сенсации не будет, – договорил он твердо. – У Терехина был сильнейший сердечный приступ. Смерть наступила почти мгновенно. Никакого криминала, никакой таинственности.
      – А чего ж его перед смертью перекосило от страха? – поинтересовалась я невинно.
      Штерн нахмурился.
      – Уже разнюхала! – сказал он неодобрительно.
      – Работа такая! – вернула я шайбу.
      – О-хо-хо...
      Антон Григорьевич снова побарабанил пальцами по столу.
      – Мое имя в своих трудах не упоминай, – предупредил он.
      – Дядя Антон! И так понятно! – упрекнула я.
      – В общем...
      Он поколебался.
      – В общем, выражение лица у него было довольно странное. Он действительно чего-то испугался. Я бы сказал, смертельно испугался.
      – То есть он умер от испуга?
      – Он умер от сильнейшего сердечного приступа, – повторил Штерн. – От чего наступил это сердечный приступ – не знаю. Терехин на здоровье не жаловался, у нашего кардиолога не наблюдался. Не знаю, может быть где-то в столице...
      Штерн с сомнением пожал плечами.
      – Но повторю еще раз: не похоже.
      – То есть здоровый и молодой мужчина испугался до такой степени, что получил смертельный сердечный приступ? – не поверила я. – Прямо Гастон Леру, не иначе!
      – Это кто? – не понял Штерн.
      – Гастон Леру? Это французский писатель. Увлекался всяческой мистикой. «Призрак Оперы»! Помните такой роман?
      – А-а-а, – протянул Штерн равнодушно. – Название помню, роман не читал. Но, в общем, ты права. Он чего-то испугался.
      – Чего можно испугаться до такой степени? – спросила я.
      Антон Григорьевич снова пожал плечами.
      – Понятия не имею!
      – А на теле нет никаких...
      – Ни ран, ни следов пыток, ни увечий, ни дырочек от уколов, – насмешливо перебил меня Штерн. – Не рассчитывай, что мы что-то упустили. Не били его и не мучили. Никаких препаратов в крови нет. Повторяю еще раз: сильный сердечный приступ. И как печальное следствие – смертельный исход. Между прочим, по статистике это самая распространенная причина смерти в России.
      Он посмотрел на меня и добавил:
      – Все, Майка! Давай чеши отсюда, у меня своих дел полно.
      Я поднялась с кресла и сказала:
      – Спасибо, дядя Антон. Век не забуду вашей доброты.
      – Да ладно, – ответил он добродушно. – Какие между нами счеты!
      – Я пошла, – сказала я и двинулась к выходу.
      – Родителям привет! – крикнул Антон Григорьевич вслед. – Скажи, в субботу буду! Как договорились!
      – Передам! – ответила я так же громко, выходя в приемную.
      Закрыла дверь кабинета, попрощалась с секретаршей и покинула больницу.
      Интересную информацию подкинул мне собеседник. Даже очень интересную.
      Молодой здоровый мужчина, как и было сказано, внезапно умирает от сердечного приступа. Причем, до этого момента на сердце он не жаловался. Умирает он с гримасой такого ужаса на лице, словно увидел перед смертью голову Медузы.
      Очень интересно.
      Что я знаю о смерти от ужаса? Да ничего не знаю! Даже представить себе не могу, что может современного человека напугать до смерти!
      Хотя...
      Я порылась в памяти.
      Что-то я читала про смерть от страха. Где? Не помню... Ах, да! В «Одиссее капитана Блада», одной из любимых книг моего детства! Там испанец-пират, привязанный к жерлу корабельной пушки, умирает от страха перед казнью. Казнь, конечно, жуткая, но это только книжка! Это авантюрный роман, придуманный от начала и до конца! В жизни так не бывает!
      Хотя что я знаю о жизни? За двадцать пять лет моего существования я накопила довольно скудный житейский опыт. А попробуй накопи больше, когда предки контролируют каждый вдох своего единственного чада!
      Ладно, не об этом речь.
      Выходит, Терехин перед смертью страшно испугался. Либо это было совпадение: начался сердечный приступ, а потом что-то вызвало выражение ужаса на лице покойного...
      Да, но мы снова возвращаемся к исходной точке! Почему у здорового молодого мужчины внезапно начался сердечный приступ?! С какой радости? Нет здесь никакого совпадения! Терехин страшно испугался, именно поэтому у него начался сердечный припадок! Только так, и никак иначе!
      Я уселась в машину, испытывая неясный душевный трепет. Этот трепет сулил какую-то журналистскую сенсацию. Возможно, даже сенсацию, связанную с риском для жизни.
      – Не боишься? – спросил внутренний голос.
      – Не-а, – ответила я беспечно.
      Чего мне бояться? Чем я рискую? Жизнью, которую тщательно контролируют мои предки? Да зачем мне такая жизнь!
      Я фыркнула. По-моему, этот эпизод я прочитала в дневниках Марка Твена, который долго работал редактором в провинциальной американской газете. Как-то раз к нему в кабинет вошел человек мрачного вида, вынул из-за пазухи пистолет и приказал:
      – Кошелек на стол!
      – Слава тебе, господи! – воскликнул Твен, проворно вынимая бумажник. – А я испугался, что пришел очередной автор со своими стихами!
      Так что у каждого человека свои представления о страшном.
      Я развеселилась и несколько секунд просидела за рулем, сотрясаясь от беззвучного смеха. Замечательный был человек, мистер Марк Твен! И писатель великолепный!
      Наконец, отсмеявшись, я повернула ключ зажигания. Машина ожила, заурчала, как голодный желудок.
      – Куда теперь? – спросила я вслух.
      И сама себе ответила:
      – На новую радиостанцию.
      Я достала мобильник, созвонилась с редакцией и выяснила адрес «Осенней звезды».
      Странное название. Как выразился Лешка про Ивана Дердекена? «Романтик недобитый»? Да, судя по всему, Лешка был прав. Непонятно только одно: как мужчина, проживший сорок лет и наживший немалые деньги, сохранил способность быть романтиком?
      Необъяснимый феномен этот Дердекен.
      – Ничего, – пообещала я вслух. – Разъясним мы этого Дердекена. Еще как разъясним.
      Новая радиостанция находилась за городом. Добраться до нее можно было по дороге, ведущей в аэропорт. Я быстро оставила позади городские пейзажи и выехала на широкую пустынную трассу. Дорога вечером была почти безлюдной, мне навстречу изредка попадались рейсовые автобусы, следующие из аэропорта в город.
      Я прибавила газ и опустила оконное стекло. Слева от меня простиралась широкая пляжная полоса, справа равнину огораживали синие горные отроги. С вершин уже опускались осенние ранние сумерки, небо обретало фиолетовый оттенок.
      Красиво!
      До радиостанции я доехала быстро. Припарковала машину на обочине, вышла из салона и окинула взглядом небольшой двухэтажный особняк.
      Особняк выглядел солидно. К входу вела широкая дорожка, вымощенная крупным камнем, вокруг здания был разбит яркий цветник.
      Я дошла до стеклянных вертящихся дверей, влилась в узкую створку и просочилась в прохладный полутемный вестибюль.
      Не успела я окинуть просторное помещение любопытным взглядом, как навстречу мне устремился рослый охранник. Его сопровождала мрачная молчаливая собака.
      – К кому?!
      – Добрый вечер, – начала я.
      Охранник не ответил. Не ответила и собака, сохранившая на морде мрачное выражение.
      – Я – корреспондент журнала «Морячка», – продолжала я. Достала из сумочки удостоверение и развернула его перед охранником. Тот внимательно изучил документ и кивнул головой. На его лице нарисовалось непонятное облегчение.
      Я захлопнула удостоверение и положила его назад в сумочку. Пес чихнул и присел на задние лапы.
      – Очень приятно, – снизошел охранник. – Только у нас сегодня нерабочий день. Никого нету.
      – Совсем никого? – спросила я огорченно.
      – А кто вам нужен?
      – Хотелось бы пообщаться с вашим шефом. С Иваном...
      Я сделала вопросительную паузу.
      – Леонидовичем, – договорил охранник.
      – Леонидовичем, – согласилась я. – Его фамилия Дердекен, если не ошибаюсь?
      – Не ошибаетесь, – подтвердил охранник. – Только Ивана Леонидовича здесь нет.
      – Ну вот, – расстроилась я. – Зря ехала.
      Охранник развел руками. Действительно, чем он мог мне помочь?
      – Вы бы позвонили, прежде чем ехать, – сказал он.
      – Да, – согласилась я. – Была не права. А вы не подскажете, когда Иван Леонидович бывает на работе?
      – Да все время бывает! – ответил охранник добродушно.
      – Как это? – не поняла я.
      – Очень просто! Он живет здесь!
      Охранник потыкал пальцем в потолок.
      – Квартира у него здесь! На втором этаже!
      – А-а-а, – протянула я. – Здорово!
      – Да, – согласился охранник. – Удобно. Главное, до работы добираться недолго.
      Он засмеялся. Я поддержала его смех вежливым хихиканьем.
      – Значит, – сказала я, когда веселье закончилось, – Иван Леонидович должен вечером вернуться?
      – Должен-то должен, – начал охранник, – только кто ж его знает, когда он...
      – Что происходит? – спросил брюзгливый голос за моей спиной. Охранник мгновенно подобрался и вытянулся по швам.
      Я обернулась. Сначала я не увидела никого, потом опустила глаза и нашла взглядом лысую макушку.
      Бог ты мой! Такие создания я видела только на картинах испанского художника Веласкеса! В цикле «Галерея придворных уродцев»!
      Человек был не просто мал ростом. Он был карликом. Его облысевшая голова доставала мне до талии. Я, конечно, считаюсь девушкой высокой, во мне свободно уместились сто семьдесят пять сантиметров, но все же, все же!..
      Зрелище обескураживало.
      Человечек сверлил меня злобным взглядом. Он был не стар, оставшиеся волосы на голове не успели поседеть и сохранили естественный темный цвет. Глазки у человека были пронзительные, темно-карие. Они обладали странной способностью приклеиваться к лицу собеседника так крепко, что отодрать ощущение чужого взгляда не удавалось очень долго. Я невольно вспомнила «Алису в стране чудес». Там был внезапно исчезающий персонаж по имени Чеширский Кот. После того, как Кот исчезал, в воздухе оставалась его улыбка.
      Так вот, перефразируя Кэролла, могу сказать, что после исчезновения карлика в воздухе оставался его взгляд. Вернее, неприятное ощущение его взгляда.
      Неужели это он и есть, таинственный Дердекен? Но Лешка говорил, что он красивый мужчина! Впрочем, это говорил не Лешка, а мой шеф. Пошутил, что ли? Разыграл? Ничего себе розыгрыш!
      Все эти мысли мгновенно пронеслись в моей голове. Говорить я по-прежнему не могла.
      – Кто вы такая? – брюзгливо спросил карлик, изучив мое лицо в подробностях.
      Я молча полезла в сумку. Достала удостоверение и попыталась снова развернуть его перед чужими глазами. Карлик ловко выхватил у меня «корочку», раскрыл ее и впился взглядом в печатные строчки.
      – Майя Михайловна, – повторил он насмешливо.
      – Это я, – согласилась я холодно.
      Карлик захлопнул удостоверение и протянул его обратно.
      – Чему обязан?
      – Видите ли, Иван Леонидович, – начала я, немного свыкнувшись с устрашающей внешностью собеседника.
      Карлик громко расхохотался. Его глазки не отрывались от моего лица и оставались такими же сердитыми.
      – Вы мне льстите, – сказал он, кончив смеяться. – Я не Иван Леонидович.
      У меня немного отлегло от сердца. Слава богу!
      – Я его заместитель, – представился карлик. – Меня зовут Давид Самсонович.
      Такое смешение знаменитых библейских имен выглядело еще большим издевательством над внешностью собеседника. Я оглянулась на охранника, но его уже и след простыл.
      – Так чему обязан? – повторил карлик уже более нетерпеливо.
      – Я хотела встретиться с Иваном Леонидовичем, – пролепетала я.
      – Зачем?
      Я разозлилась. Бесцеремонность карлика помогла мне взять себя в руки.
      – Вас это не касается, – ответила я грубо.
      – Меня здесь касается все, – отпарировал карлик, не задумываясь. И добавил вполголоса:
      – Вы в этом еще убедитесь.
      Почему-то мне почудилась в его тоне смутная угроза. Интересно, почему у меня такое ощущение, словно карлик меня возненавидел с первого взгляда?
      – Когда я могу встретиться с господином Дердекеном? – спросила я холодно.
      Злобные маленькие буравчики снова продырявили мое лицо.
      – Оставьте ваш телефон, – сказал он наконец. – Я позвоню.
      – Я хотела бы сама созвониться с господином Дердекеном, – ответила я упрямо. – У вас есть рабочие телефоны?
      Карлик вздохнул, смиряясь с неизбежным. Покопался во внутреннем кармане пиджака, достал оттуда стопку визиток. Отделил одну и протянул мне.
      – Вот, – сказал он неприязненно. – Звоните в приемную, секретарь назначит вам время.
      – Спасибо, – поблагодарила я с иронией. – Я смотрю, попасть на прием к Ивану Дердекену так же просто, как к английской королеве.
      – Это смотря для кого, – ответил карлик.
      – Спасибо за любезность.
      – Рад был помочь.
      – Всего доброго.
      – И вам того же.
      Обменявшись любезностями, больше похожими на ругательства, мы расстались.
      Я вышла из здания с ощущением бессильной ярости в душе.
      Зачем господин Дердекен держит на службе этого урода? Дело не только в его внешности, он же просто ненавидит всех окружающих его людей! Интересно почему?
      Я села за руль и задумалась.
      Испанский критик и философ семнадцатого века Балтасар Грасиан советовал сторониться и безжалостно преследовать калек и уродов.
      «Они нам враги, – писал он. – Обиженные природой, они всегда будут мстить людям за несправедливость судьбы».
      Неужели испанец был прав? Неужели это оборотная сторона эпохи Возрождения? Обожествляя человека, с одной стороны, деятели культуры не могли смириться с пародией на человека, с уродством. И обиженные природой создания отвечали людям такой же «взаимностью».
      – Похоже на то, – пробормотала я.
      От карлика исходили вполне осязаемые колючие флюиды острого недоброжелательства. Относиться ко мне плохо у него не было повода. Следовательно, он ненавидит меня за то, что я – нормальный человек.
      Фу, как неприятно. Нет, серьезно, зачем Дердекену понадобился этот отталкивающий тип?
      Так и не найдя ответа на этот вопрос, я повернула ключ зажигания. Загорелись лампочки приборной доски, я бросила взгляд на часы.
      Половина седьмого. Пора ехать домой.
      Я вывела машину на дорогу и на малой скорости покатила в город. По дороге я обдумывала информацию, которую мне удалось сегодня раскопать.
      Конечно, повод для оптимизма есть. Таинственная смерть одного из самых богатых людей города – это раз. Появление удачливого конкурента буквально за несколько месяцев до этой таинственной смерти – два. Жаль, что мне не удалось увидеть удачливого конкурента, но это не беда. Никуда он от меня не денется.
      Я прибавила газ. Машина послушно рванулась вперед.
      «Дурак, Лешка, – подумала я рассеянно. – Обругал мою машинку ни за что ни про что. А машинка, между прочим, зверь...»
      И, как это бывает по закону подлости, именно в этот момент мотор чихнул и заглох.
      Машина докатила до обочины и замерла.
      Примерно минуту я сидела на месте, соображая, что произошло. Кончился бензин? Я бросила взгляд на приборную доску.
      Бензина в баке предостаточно. Выходит, Лешка оказался не таким уж дураком. Он оказался почти библейским пророком. То есть типом, вечно обещающим людям всякие неприятности, которые в итоге сбываются.
      «Ненавижу пророков!» – подумала я с раздражением.
      Вылезла из машины, пнула носком туфельки колесо. Провела профилактику, так сказать.
      После чего вернулась за руль и попыталась завести мотор.
      Безрезультатно.
      Я откинулась на сиденье, не закрывая дверцу. Что делать? Звонить Лешке?
      Я достала телефон, но тут же бросила его на соседнее кресло.
      Нет. Ни за что. Выслушивать его ехидные колкости у меня нет ни малейшего желания.
      Есть второй вариант.
      Нужно позвонить в автосервис и вызвать мастера. Черт, за пределами городской черты такса за услуги возрастает ровно в два раза!
      Я стукнула кулаком по рулю. Машина сипло фыркнула. Мимо меня неторопливо проехал рейсовый автобус из аэропорта. Немногочисленные пассажиры приклеились к окнам. Под их носами, расплющенными на стекле, играли радостные ухмылки. Пассажиров, как любых нормальных людей, радовала маленькая чужая неприятность. Я проводила автобус злобным и тоскливым взглядом.
      Хоть бы одна встречная машина! Хоть бы один приличный человек, согласившийся взять меня «на буксир»!..
      Из-за поворота дороги бесшумно вынырнул длинный «шевроле-пикап». Машина выглядела мощной, как танк, и одновременно компактной. Такой небольшой, но довольно вместительный грузовичок. В просторном кузове сложены деревянные ящики, над водительским и пассажирским креслами торчат какие-то скобы...Что это за скобы?
      «А! – сообразила я, – на них натягивают брезент! Машина по совместительству еще и кабриолет!»
      За рулем «пикапа» сидел высокий светловолосый мужчина. То, что он высокий, было заметно даже издалека: макушка водителя находилась на одном уровне с верхом запыленного лобового стекла.
      «Ура!» – подумала я.
      Вылезла из машины и замахала руками, умоляя остановиться.
      Водитель послушно притормозил на противоположной обочине. Взялся руками за скобу над головой, подтянулся и, не открывая дверцу, легко перемахнул через нее на землю. Несколько раз свел лопатки, разминая уставшую спину, и неторопливо направился ко мне.
      Когда я вспоминаю Ивана Дердекена, то вижу его именно таким, как в тот вечер.
      Уходящее за горы солнце вырисовывает абрис высокого мощного человека, шагающего ко мне. Лучи бьют ему в спину, и от этого человек выглядит странно, как фотографический негатив: черная фигура и ослепительно светлые, позолоченные солнцем волосы.
      – У вас проблемы?
      Голос у человека был низкий, обволакивающий, с приятной хрипотцой. Он остановился рядом со мной, и я увидела ярко-голубые глаза на загорелом лице.
      Удивительно красивое сочетание.
      – Машина... не заводится, – ответила я медленно, словно во сне.
      – Вы разрешите?
      Наверное, я слишком долго молчала, потому что человек терпеливо повторил:
      – Разрешите взглянуть?
      Я очнулась. Закатное солнце, ослепившее меня, скрылось за горами, и обман рассеялся. Рядом со мной стоял высокий мужчина «привлекательной наружности», как сказал бы шеф. Самой привлекательной частью его лица были, конечно, глаза. Как я уже говорила, они были ярко-голубыми, почти бирюзовыми. В сочетании со смуглой кожей глаза казались драгоценными камнями, лежащими на коричневом бархате. Понимаю, что сравнение довольно избитое, но ничего другого мне в тот момент в голову не пришло. Уж слишком я была... как бы это сказать... оглушена.
      – Посмотрите, пожалуйста, – согласилась я. – Если вам нетрудно.
      Мужчина дружелюбно улыбнулся. Он излучал спокойные ровные волны уверенности в себе.
      – Мне нетрудно, – ответил он.
      Открыл капот и ушел в разглядывание мотора. Немного покопался внутри и попросил:
      – Заведите машину.
      Я уселась за руль и повернула ключ зажигания. Машина сипло чихнула.
      – Ага! – пробормотал мужчина себе под нос. – Вот, значит, как...
      Он посмотрел на меня и нерешительно спросил:
      – А инструменты у вас есть?
      – Боюсь, что нет, – ответила я и даже съежилась от неприятного предчувствия.
      Сейчас последует порция нравоучений в Лешкином духе. Незнакомец выскажет в пространство все, что он думает о безграмотных бабах, садящихся за руль, о тех кретинах, которые выдают им права, а я буду слушать и кивать головой. Что мне еще остается делать?
      Но нравоучений не последовало.
      – Ну и правильно! – сказал незнакомец. – Зачем вам какие-то дурацкие инструменты?
      Я слегка обалдела.
      – Как зачем? Чтобы машину чинить!
      – Для этого существуют мужчины, – отмел незнакомец мой самокритичный ответ. – Должна же быть от нас хоть какая-то польза! Верно?
      До сегодняшнего вечера я считала точно так же, но вслух этого выговорить не смогла. Уж слишком нетипичным было поведение незнакомца. Может, он надо мной издевается?
      – Вы меня до города не дотянете? – попросила я смущенно. – На тросе...
      – Зачем? – удивился незнакомец. – Мы сейчас все починим!
      – Да?
      Я обрадовалась.
      – Значит, положение не безнадежное?
      – Отнюдь! – бодро ответил собеседник.
      – Но инструменты!..
      Я огорченно развела руками. Незнакомец достал из кармана носовой платок, вытер испачканные маслом ладони.
      Повернулся ко мне спиной и зашагал к своему пикапу. Порылся за низким бортом кузова, выудил небольшой чемоданчик и вернулся обратно.
      – Инструменты? – обрадовалась я.
      – Инструменты, – подтвердил незнакомец спокойно-доброжелательным тоном.
      – Здорово!
      Незнакомец бросил на меня короткий взгляд бирюзовых глаз и снова улыбнулся. Улыбка была обаятельной, поэтому ее частое повторение нисколько не раздражало. Незнакомец раскрыл чемоданчик, уложил его на землю рядом с собой и взялся за работу.
      Я сочла своим долгом развлечь его светской беседой.
      – Понимаете, я эту машину купила только вчера...
      Я сделала паузу, давай незнакомцу возможность поострить над глупой бабой, которую обвели вокруг пальца. Но незнакомец спокойно ответил:
      – Прекрасная машина. Немножко подлатать – и можно еще пять лет горя не знать.
      – Правда? – обрадовалась я.
      – Конечно!
      Я окончательно воспрянула духом. Мое представление о мужчинах сделало стремительный рывок вверх. Есть же на свете приличные экземпляры! Не то что Лешка! Он бы, конечно, в беде не бросил, но скольких нервных клеток мне бы это стоило! Сколько издевательств вылилось бы на мою голову!
      – Не все так считают, – сказала я раздраженно.
      Незнакомец не ответил. Наклонился над раскрытым капотом и принялся что-то отвинчивать.
      Я прошлась взад-вперед, бросая на него короткие косые взгляды.
      Красивый мужчина. Причем, не противно-смазливый, а именно красивый. Я редко таких видела. Если честно, то в жизни не видела ни разу. Только в кино и на рекламных буклетах.
      Незнакомец выпрямился, покрутил перед глазами какую-то деталь и отбросил ее в сторону.
      – Что-то испортилось? – спросила я.
      Незнакомец кивнул. Да-а-а... Разговорчивым его не назовешь.
      Мысль огорчила. То, что незнакомец не сделал ни одной попытки использовать ситуацию для знакомства с девушкой, его, конечно, характеризовало с самой лучшей стороны, но...
      Но у меня отчего-то испортилось настроение.
      Спаситель присел на корточки, деловито перебрал содержимое своего чемоданчика. Выбрал похожую деталь и вернулся к открытому капоту.
      Минуты три я видела только светловолосую макушку над раскрытой пастью моей дефективной «нивы» цвета «баклажан». Потом незнакомец поднял голову, посмотрел на меня и спросил:
      – Как вас зовут?
      Вообще-то, на подобные вопросы я обычно не отвечаю. Но сейчас почему-то обрадовалась. Обрадовалась тому, что спаситель решил со мной познакомиться.
      – Майя, – ответила я даже с какой-то излишней готовностью.
      – Ма-айя, – протянул незнакомец уважительно. Достал из кармана платок и снова вытер испачканные руки. – Красивое имя... Вот что, Майя, попытайтесь-ка завести машину!
      Я уселась за руль. Честное слово, если машина не заведется, я на нее не обижусь! Незнакомец мне не то что понравился... Он меня заинтриговал, и расставаться с ним через десять минут знакомства не хотелось.
      «Будь другом! Не заводись!» – пожелала я страстно.
      Но машина чихнула в ответ на мою просьбу и завелась.
      – Грандиозно! – сказала я с фальшивым восторгом. – Вы маг и чародей, профессор!
      Незнакомец улыбнулся. С каждым разом его улыбка нравилась мне все больше и больше.
      – Рад, что смог помочь, – ответил он коротко и присел, собирая чемодан.
      Кошмар! Еще минута – и он уедет! А я даже не знаю, как его зовут!
      Я вышла из машины и подошла к спасителю. Как бы мне с ним познакомиться?.. Господи, что со мной происходит? Никогда раньше у меня не возникало подобных крамольных мыслей!
      – Сколько я вам должна? – спросила я сурово.
      Незнакомец поднял голову. Его бирюзовые глаза насмешливо прищурились.
      – О чем речь! – сказал он мягко и поднялся на ноги. – Вы мне ничего не должны.
      «Черт! Он даже не сообразил пригласить меня на чашку кофе!» – подумала я в смятении.
      – Нет, ну мне неудобно, – забормотала я.
      Незнакомец продолжал рассматривать меня прищуренными светлыми глазами.
      «Ты становишься навязчивой!» – сурово предупредил внутренний голос. Но я на него наплевала.
      – Я вам очень благодарна. Понимаете, машина мне нужна для работы...
      Я умолкла. Если он и сейчас ничего не спросит – значит все. Сажусь за руль и уезжаю. Навязываться дальше просто неприлично.
      Незнакомец сунул в карман грязный носовой платок и спросил:
      – А где вы работаете?
      Ура!
      – Я работаю корреспондентом в журнале «Морячка», – отчиталась я добросовестно. – Слышали о таком?
      – Нет, – ответил незнакомец, разглядывая носки своих кроссовок. Он действительно был очень высоким. Наверное, метр девяносто, или чуть выше. – Я в этом городе новый человек.
      – Новый? – переспросила я заинтересованно.
      – Новый, – подтвердил незнакомец. Поднял на меня глаза, усмехнулся и добавил:
      – Очень рад, что смог вам помочь... коллега.
      И не успела я ничего сообразить, как незнакомец развернулся и направился к своему пикапу. Забросил чемоданчик с инструментами в кузов, ловко перемахнул через закрытую дверцу автомобиля. Заурчал разбуженный двигатель. Незнакомец посмотрел на меня и махнул рукой. Я ответила ему вялым жестом.
      «Коллега»? Что это значит?
      «Шевроле» плавно тронулся с места. Проехал мимо меня, и я увидела надпись, сделанную желтой краской на белом боку: «Осенняя звезда».
      Рядом был нарисован логотип радиостанции желто-красный кленовый лист, похожий на канадский флаг.
      И только тут я сообразила, что моим спасителем был новый радиомагнат, удачливый конкурент покойного Терехина, Иван Дердекен.
      Я плюхнулась на сиденье моей машины и минуту просидела неподвижно, тупо глядя себе под ноги.
      Вот это да!
      Это была единственная фраза, вертевшаяся у меня в мозгу.
      Вот это да!
      Не знаю, к чему она относилась. То ли к сногсшибательной внешности нового радиомагната, то ли к тому состоянию, в которое он меня вогнал за десять минут.
      Не знаю.
      Могу сказать совершенно точно: влюбчивой вороной я никогда не была. Более того у меня хроническая аллергия на словосочетания «красивый мужчина» и «любовь с первого взгляда». Красивый мужчина в моем представлении ассоциируется с павлином. Распустит хвост, и нет ему больше ни до кого никакого дела. А уж любовь с первого взгляда, по-моему, порождение безвкусного дамского романа!
      Нет, в Ивана Леонидовича Дердекена я, конечно, не влюбилась. Но впечатление, которое он на меня произвел, можно было сравнить только с землетрясением.
      Трудно устоять на ногах.
      Я медленно развернулась, кое-как впихнула ноги под приборную доску и захлопнула дверцу. С некоторым суеверным страхом повернула ключ зажигания, и машина откликнулась ровным гулом мотора.
      Все в порядке. Можно ехать.
      Минуту я соображала, куда мне отправиться. Может быть, вернуться на радиостанцию и взять интервью у ее владельца? Вот и повод для продолжения знакомства!
      Но тут возмутилось мое самолюбие.
      «Нет! – решительно ответило оно. – Это уже просто неприлично! Потерпи хотя бы пару дней!»
      Я с тяжелым вздохом согласилась. Выехала с обочины на дорогу и поехала в город. Домой.
      Вечером ко мне явился Лешка.
      – Как дела? – поинтересовался он мрачно.
      – Нормально, – ответила я.
      – Новости есть?
      – Ты про кого? Про Терехина? – уклонилась я от лобовой атаки. Я прекрасно понимала, что им движет другой интерес. Он хочет знать, познакомилась ли я с господином Дердекеном. И если да, то какое впечатление он на меня произвел.
      – Про Терехина? – повторил Лешка удивленно. И тут же сообразил:
      – Ах, да! Терехин!
      Помолчал и спросил безо всякого любопытства:
      – Нашла криминал?
      – Наоборот, – ответила я. – Ничего подобного. Профессор Штерн дает голову на отсечение, что смерть наступила от сердечного приступа.
      – Выходит, у пациента было сердце, – сделал вывод Лешка.
      – Было, – согласилась я.
      – А так – не сказал бы.
      – Ты, что, был с ним знаком? – удивилась я.
      Лешка замялся.
      – Не близко. Терехин состоял членом яхт-клуба. Ну, виделись с ним, конечно.
      – Понятно.
      Мы немного помолчали. В мою комнату заглянула мама и бодро позвала:
      – Молодежь! К столу!
      – Пошли, – поддержала я. – Я еще ничего не ела.
      Мы переместились на кухню. Лешка, как свой человек и почти что член семьи (в глазах родителей), настаивает на отсутствии церемоний. Поэтому в столовой мы едим только по великим праздникам.
      – Как твое приобретение? – спросил Лешка.
      – Ты о чем? – не поняла я.
      – Я о машине цвета «баклажан», – ехидно напомнил Лешка. – Она еще на ходу?
      Родители переглянулись и расхохотались. Первое, что я довела до их сведения, едва переступив порог, была весть о поломке моего автомобиля.
      Правда, про Ивана Дердекена я им рассказать не успела.
      – Что? Уже сломалась? – радостно встрепенулся Лешка. Он очень любит оказываться правым. – Приказала долго жить?
      – Сломалась посреди дороги, как ты и предсказывал, – подтвердила я. Меня просто подмывало согнать с Лешки дурацкую спесь, поэтому я и заложила для него небольшую мину-ловушку.
      – Ага!
      Лешка возликовал.
      – Вечно ты считаешь себя умней других! Я же тебе говорил: бери фольксваген!
      Я фальшиво пригорюнилась.
      – Ладно, – снизошел Лешка. – Будет урок на будущее. Давай ключи, я отгоню твою рухлядь в автосервис.
      – Зачем? – удивилась я.
      – Как зачем? – в свою очередь удивился Лешка. – А куда еще?.. На свалку?
      – Зачем на свалку? Машина в прекрасной форме!
      Лешка посмотрел на меня и неуверенно засмеялся.
      – Кто тебе сказал?
      – Мастер, – ответила я невозмутимо.
      – Какой мастер?
      – Который машину починил. Посреди дороги.
      – Ты встретила на дороге мастера? – не поверил Лешка. – Вот везучая! Как кошка!
      – Ну, не то чтобы он бы профессиональным мастером, – протянула я. – Просто есть мужчины, у которых руки растут из правильного места.
      Лешка машинально взял бутерброд, который подсунул ему отец и откусил краешек.
      – Дорого взял? – поинтересовался он небрежно.
      – Ничего не взял.
      Лешка отложил недоеденный бутерброд.
      – Странствующий авторыцарь в поисках девы, попавшей в беду, – язвительно высказался он в пространство.
      – Вот именно, – ответила я.
      Лешка с горечью шмыгнул носом.
      – Он, конечно, пригасил тебя на чашку кофе?
      Честное слово, если бы я не знала Лешку два года с хвостиком, я бы подумала, что он ревнует!
      – К сожалению, нет, – ответила я.
      – Даже так?
      – Даже так.
      Родители безмолвно следили за нашей перепалкой, но тут мама сочла своим долгом вмешаться.
      – Ая – приличная девушка, – сказала она внушительно. – Ая прекрасно знает, что знакомиться на улице некрасиво.
      – Почему? – спросила я дерзко.
      – Ая! – укорила мама.
      – Почему некрасиво познакомиться с человеком, который помог тебе в сложной ситуации? По-моему, человека это характеризует только с хорошей стороны!
      Мама не нашлась, что ответить. Зато Лешка спросил с кривой усмешкой:
      – Познакомилась?
      – Сказала же, нет, – ответила я с досадой. Сделала паузу и добавила:
      – Но кто это был – поняла.
      – И кто же это был?
      Я сделал еще одну паузу.
      – Иван Дердекен!
      – Господи! – сказала мама и начала размешивать сахар в чашке. – Напустила туману! А ларчик просто открывался!
      – И какой он из себя? – спросил отец, до этого молчавший.
      – Потрясающий! – ответила я искренне.
      – То есть красивый? – заинтересовалась мама. – Я слышала, что он красивый.
      – Он очень привлекательный мужчина, – подтвердила я сдержанно. Но сдерживала себя вовсе не из-за Лешки. Боялась показаться чрезмерно восторженной.
      – Очень привлекательный, – повторила я. – Знаешь, в таком скандинавском стиле. Высокий, светловолосый, загорелый, голубоглазый... Викинг, одним словом.
      – О чем вы говорили? – спросила мама.
      Я пожала плечами.
      – Да ни о чем! Мам, ну о чем можно говорить с человеком, которого видишь впервые в жизни! Он разобрался с поломкой, отказался от денег и уехал.
      Мне стало грустно. Действительно, даже рассказать нечего.
      Лешка постучал ложкой по блюдечку. Если бы это сделала я, мама немедленно призвала бы меня к порядку.
      – Ты, что, не взяла у него интервью? – спросил он, не глядя мне в глаза.
      – Не успела, – ответила я. – Я сообразила, что это Дердекен только в тот момент, когда машина отъехала.
      И объяснила:
      – У него на машине надпись: «Осенняя звезда». И эмблема.
      – Значит, мне про него сказали правду, – удовлетворенно заметила мама.
      – Правду, правду, – подтвердила я. – Мужчина – загляденье. Но дело даже не во внешности. Понимаете...
      Я поискала слова:
      – Он... Он невероятно обаятелен. Такая харизма волшебная, просто оторопь берет!
      – Я пошел, – сказал Лешка, стремительно срываясь с места.
      – Как? – запаниковала мама. – Уже уходишь?
      – Да, у меня есть кое-какие дела, – ответил Лешка, не глядя на меня. – Обещал сводить Ксюшу в кино.
      Мама поперхнулась. Обычно имена Лешкиных девочек в нашем доме не упоминаются.
      Я опустила голову, чтобы скрыть улыбку. Лешка решил меня уколоть. Смешно.
      – Ну, если обещал... – сказала мама холодно. По-моему, Лешкины слова задели только ее.
      – До свидания, – отрывисто произнес Лешка.
      – Заходи! – отвела я жизнерадостно.
      А отец ничего не сказал. Только посмотрел сначала на Лешку, а потом на меня.
      Мама вышла вслед за гостем, чтобы закрыть дверь. Проводила Лешку и вернулась обратно.
      – Ну, знаете! – сказала она, усаживаясь на место. – Это уже наглость!
      – Что наглость? – поинтересовалась я кротко.
      – Упоминать здесь имена своих...
      Мама поискала слова.
      – Девиц!
      – А, по-моему, ты отлично знала об их существовании, – ответила я, с аппетитом поглощая бутерброд.
      – Ну, знала, – вынуждена была согласиться мама.
      – Тогда почему тебя это возмущает?
      Мама не нашлась, что ответить. Еще раз фыркнула и вышла из кухни.
      – Один-один, – сказал отец, за вечер почти ни разу не раскрывший рта.
      – В смысле?
      Он посмотрел на меня.
      – Не притворяйся. Ты хотела уколоть Лешку, и уколола. Он ответил тебе тем же.
      Я засмеялась и попросила:
      – Только маме не сообщай о своих догадках. А то она решит, что мы действительно друг в друга влюблены.
      – А это не так?
      Я пожала плечами.
      – Пап, я могу говорить только за себя. Я в Лешку не влюблена. Уколоть его мне, действительно, хотелось, но только потому, что он слишком заносится. Вот и все.
      – Это правда? – настойчиво переспросил папа.
      – Пап!
      Я приложила ладонь к груди.
      – Клянусь тебе!
      – Бедный парень, – сказал отец неожиданно.
      Я так поразилась, что опустила на стол недоеденный бутерброд.
      – Он далеко не бедный...
      – Я не в том смысле, – ответил отец и вылез из-за стола. – Посуду помоешь?
      Я кивнула. Ничего не понимаю. Хоть убейте.
 
      Можете считать меня бездушной скотиной, но выспалась я отлично. И Лешкины переживания (если он переживает из-за меня) ничуть не испортили мне сон.
      Проснувшись, я немного полежала в кровати, разглядывая потолок. Как приятно, что не надо никуда торопиться! Как приятно быть самой себе хозяйкой!
      Итак, какие у меня на сегодня планы?
      Память услужливо предоставила мне картинку: белый «шевроле-пикап» проезжает мимо меня, на его боку красуется логотип новой радиостанции: желто-красный кленовый лист.
      Я помотала головой и отогнала искушение. Нет. Не время пока знакомиться с господином Дердекеном. Он, наверное, привык к тому, что женщины носятся за ним по пятам. А я постараюсь стать приятным исключением.
      Значит, придется ждать. Сколько? Не знаю. День, два, три... До тех пор, пока я не почувствую себя готовой к встрече с новым городским радиомагнатом.
      Значит, сегодня начнем собирать материал о последних днях жизни господина Терехина. Что я вообще знаю о нем?
      Странно, но почти ничего. Наш журнал, конечно, писал о великом человеке, но статьи были не мои. По-моему, по Терехину специализировалась Ася Курочкина. Интересно, почему шеф поручил расследование мне, а не ей? Она должна была хорошо знать и покойного магната, и его окружение!
      Я почесала переносицу.
      Ася Курочкина...
      Журналистка она, конечно, неплохая. Бойкое перо и тому подобное... Еще Ася обладает весьма привлекательной внешностью. У меня вообще складывается ощущение, что шеф сознательно подбирал в журнал молодых и красивых сотрудников. Понять его, конечно, можно. Молодым и красивым гораздо легче установить контакт с нужным человеком. При этом шеф не устает напоминать нам основное правило журналистики: никаких личных отношений с объектом.
      Я это правило свято соблюдаю. Думаю, что остальные корреспонденты тоже. Вот только насчет Аси не уверена.
      У Аси есть одна нехорошая черта: она девушка завистливая. Причем, ей кажется, что всех вокруг судьба наделила незаслуженными подарками. А про нее, самую красивую и талантливую, почему-то забыла.
      Раньше мы с Асей вместе ходили обедать в небольшое кафе, расположенное на набережной. Потом я решила прекратить наши совместные вылазки. Общение с Асей оказалось тяжелым испытанием.
      К примеру, проезжает мимо нас сверкающая иномарка, за рулем которой сидит молодая и привлекательная девушка. Ася немедленно расстраивается, швыряет на скатерть столовые приборы и спрашивает:
      – Нет, ты скажи, вот за что ей все это?
      – Ты знаешь эту барышню? – спрашиваю я в ответ.
      И Ася, как правило, отвечает:
      – Понятия не имею, кто она такая!
      – Тогда чего злишься, – говорю я примирительно. – Может, девушка свой автомобиль честно заработала!
      – Заработала, – язвительно подтверждает Ася. – Только каким местом она его заработала? Знаешь?
      – Не знаю, – отвечаю я сухо.
      – А я знаю! – уличает незнакомку Ася. – Только за столом не скажу! Чтобы аппетит не испортить!
      Но аппетит у меня портился без ее уточнений.
      Интересно, что скажет Ася, увидев меня за рулем «нивы» цвета «баклажан»?
      Впрочем, «ниву» она переживет. Зато, если бы я заявилась в редакцию на новеньком «фольксвагене»! Вот тогда Ася бы точно получила инфаркт!
      Я засмеялась, откинула одеяло и отправилась умываться.
      Странно все-таки что шеф отстранил Асю от разработанной тематики. То есть от господина Терехина. Насколько я помню, Ася писала о нем раза четыре. Значит, собирала кое-какую информацию.
      Попросить у нее помощи?
      Я прополоскала рот, выплюнула остатки зубной пасты и покачала головой.
      Нет. Просить помощи у Аси бесполезно. Она не станет мне помогать из принципиальных соображений. Даже больше того: она наверняка уже считает меня своим личным врагом.
      – Знаешь, как она получила это расследование? – спросит Ася кого-нибудь из наших коллег. – Сказала бы я, каким местом, только аппетит тебе портить не хочется!
      Да. Именно так она и скажет.
      Я пожала плечами, разглядывая собственное отражение в зеркале. Что делать? Переживем!
      Выходит, все материалы по покойному Терехину придется собирать самой.
      Начнем, пожалуй, с примы нашего театра оперетты. С Алины Брагарник.
      Я вышла из своей комнаты и потопала на кухню. Мама уже отбыла на работу, у отца сегодня отгул. Он дожидался меня, сидя за кухонным столом с газетой в руках.
      – Привет! – сказала я и чмокнула отца в щеку.
      – Привет! – отозвался отец, складывая газету. – Голодная?
      – Еще какая!
      – Тогда садись. Я тебя накормлю.
      Я уселась за стол и в очередной раз испытала чувство неловкости. Кормить отца полагалось бы мне, взрослой двадцатипятилетней девице. Но я привыкла к тому, что для предков я маленькая девочка, и не делаю никаких попыток изменить статус-кво.
      – Что на завтрак? – спросила.
      – Сырники. Устроит?
      – Еще как!
      Я окинула взглядом стол, поднялась с табуретки и достала из холодильника сметану. Внесла свою лепту в сервировку, так сказать.
      – Как спала? – поинтересовался отец, накладывая на тарелку аппетитные румяные кругляши.
      – Отлично! – бодро отозвалась я.
      Отец поставил тарелку передо мной.
      – И совесть тебя не мучила? – продолжал он.
      – Не-а, – ответила я беспечно и взялась за сырники. – О! Вкусно!..
      Отец осуждающе молчал. Я доела сырники, отставила тарелку в сторону и спросила:
      – А чай ты заварил?
      Папа вздохнул.
      – Нет, Айка, ты все-таки непрошибаемая девица. Смотрю на тебя и поражаюсь: неужели я породил такого скорпиона?
      – Ты породил Рыбу, – напомнила я. У меня день рождения в марте.
      – Я не в том смысле, – отмахнулся отец. – В кого ты такая замороженная?
      – В тебя, – ответила я. – Ты забываешь про свою холодную латышскую кровь.
      Папа не нашелся, что ответить на такой наглый выпад, и даже слегка подавился.
      Дело в том, что папа – этнический латыш, хотя родился в России и никакого языка, кроме русского, не знает. Экзотическая фамилия «Витола» долго воспринималась моими коллегами, как журналистский псевдоним. Отец – бывший милиционер, хотя говорят, что бывших милиционеров не бывает. Сейчас он преподает в милицейском училище. Домашнее прозвище отца «латышский стрелок», но он на него ничуть не обижается. Мне даже кажется, что оно ему льстит.
      – Почему ты считаешь, что латышская кровь – холодная? – спросил папа.
      – Это клише, – объяснила я. – То есть распространенное мнение. И как почти всякое распространенное мнение, это клише неправильное.
      Я разлила чай в две чашки, подвинула одну к отцу и продолжала.
      – Ну, например, существует такое клише: «тонкие нервные пальцы пианиста». Слышал, да?
      – И слышал, и читал.
      – Прекрасно. Так вот, могу тебе авторитетно заявить: пианисты это клише на дух не выносят. От него веет дремучей безграмотностью. Помню, я писала статью о лауреате конкурса Шопена, который был родом из нашего города. Так вот, парень меня заклинал не употреблять этого выражения. И показывал мне свои руки, кстати, довольно плотные, с короткими и толстенькими пальчиками. Именно такое строение руки считается наиболее удобным для пианистов. Еще бы! Пальцам приходится выдерживать сумасшедшую нагрузку! Вес всего тела! Тонкие и нервные конечности уже давно бы переломались...
      – Ты мне зубы не заговаривай, – оборвал меня отец. – Начала утреннюю лекцию!
      Я отхлебнула чай.
      – И стрелки не переводи, – продолжал обличать меня папа. – Я о чем с тобой говорил?
      – Ни о чем не говорил, – ответила я угрюмо. – Ты спрашивал, не стыдно ли мне.
      – Вот! И ты прекрасно поняла, что я имею в виду!
      – Не поняла, – попробовала отбиться я.
      – Я о Лешке!
      Я закатила глаза. Начинается!
      – Па-ап, ну что я сделала, – заныла я противным голосом.
      – Не скули! – строго осадил меня отец. – Я что хочу сказать тебе, Айка... Не притворяйся, что ты не видишь очевидного.
      Я смирилась с тем, что избежать разговора не удастся. Вздохнула и уселась поудобней.
      – «Очевидное» это что?
      – Парень в тебя влюблен, – так же строго сказал отец.
      – Пап, он влюблен во все смазливые мордашки, которые встречает на своем пути.
      – Неправда!
      – Откуда ты знаешь? – удивилась я. – Ты, что, имел разговор с Лешкой? Он перед тобой раскрыл душу?
      Папа спохватился.
      – Нет, конечно, Алексей мне ничего не говорил...
      – Тогда откуда такая уверенность?
      – Я – мужчина, – ответил отец после короткого раздумья. – Поэтому понимаю его лучше, чем ты.
      – Растолкуй, – попросила я. Меня внезапно охватила холодная злость. Интересно, до каких пор простирается родительская бесцеремонность? До каких пор родители будут вмешиваться в мои дела, как в свои собственные?
      – Все эти девочки – не более, чем способ привлечь к себе твое внимание.
      – А-а-а, – протянула я. – Понима-аю... Раньше девочки существовали потому, что Лешка меня не знал. Теперь они существуют потому, что он хочет привлечь мое внимание. Очень удобная позиция!
      – Глупая позиция, – проявил лояльность отец. – Но Лешка еще ребенок, он не понимает, что таким образом ничего не добьется. По крайней мере, от тебя.
      – Это точно! – подтвердила я. – Ничего не добьется!
      – Айка, если он тебе не нужен, перестань с ним общаться, – сказал отец.
      Я оторопела.
      – Пап, ты чего? Мы же друзья!
      – Ничего подобного! – отрубил отец. – Никакие вы не друзья! Парень в тебя влюблен и надеется, что сможет вызвать ответное чувство. Поэтому и таскается к нам каждый день. А ты...
      Отец запнулся.
      – Что я? – спросила я тихо. Меня начала душить обида. Похоже, что мой собственный папочка занял место на противоположной баррикаде. Это нечестно. У Лешки свой отец имеется, пускай он его и защищает!
      – Ты об этом догадываешься, – ответил папа. – И тебя такое положение дел устраивает. Даже немного веселит. Эдакая рыбка в банке: смотреть можно, трогать нельзя...
      Я отодвинула от себя недопитую чашку.
      – Что ты предлагаешь? – спросила я, глядя отцу в глаза. – Дать себя потрогать?
      Отец смутился.
      – Ая! Не говори пошлости!
      – Я называю вещи своими именами, – ответила я резко. – Раз уж у нас пошел такой откровенный разговор... Итак, что же я должна сделать, чтобы Лешка не страдал и не мучился? Научи, мой мудрый родитель! Я вся внимание!
      – Если он тебе не нужен как мужчина, прекрати эти игры в дружбу, – ответил отец очень твердо. – Поверь: ни к чему хорошему они не приведут. Это я знаю по личному опыту.
      В тот момент я была слишком злой, чтобы обратить внимание на последние слова отца и придать им какое-то значение.
      – Послушай, – начала я, изо всех сил сдерживая рвущуюся наружу злость, – тебе не кажется, что вы с матерью наступаете мне на горло?
      – Как это? – опешил отец.
      – Так это! – почти закричала я. – Я же вздохнуть не могу без вашего на то одобрения! Пап! Мне двадцать пять лет! Я взрослая, понимаешь? Чего вы от меня хотите? Я не пью, не курю, не шляюсь по мальчикам, не веду антиобщественный образ жизни... Господи, я до такой степени правильная, что самой тошно! Что вам еще нужно? Сделать из меня святую? Ну, давайте я постригусь в монахини! Честное слово, после жизни в нашем доме любой монастырь покажется притоном!
      – Ая! – попытался перебить меня отец. Вид у него был довольно жалкий.
      – Хватит! – отрезала я. – Правду говорят: взрослые дети должны любить родителей на расстоянии! Я это давно обдумывала, а сейчас понимаю: тянуть дальше некуда. Скоро вы мне начнете выдавать кислород строго дозированными порциями. Потому что так будет лучше для моего здоровья.
      – Ая!
      – Все! – припечатала я. – Сегодня же сниму квартиру и перееду!
      – Куда?! – застонал папа.
      – Неважно! К черту на рога! Лишь бы подальше от ваших бесконечных нотаций!
      Я выскочила из-за стола и рванула в свою комнату. Выхватила из-под дивана спортивную сумку, распахнула гардероб и выдернула оттуда джинсы с парой свитеров. Запихала их в сумку, со скрежетом застегнула заедающую молнию и вывалилась в коридор.
      Там меня ждал папочка, вид у него был испуганный и растерянный. Но мне было уже все равно. Есть предел и моему терпению.
      – Пока! – сказала я, не глядя на него. – Устроюсь – позвоню.
      – Ая!
      Я повернула ключ, распахнула дверь и выскочила из квартиры. Побежала вниз по лестнице с такой скоростью, словно боялась передумать.
      Если говорить откровенно, то я тоже хороша. Роль маленькой избалованной девочки, которой все подают на блюдечке, развратила меня и лишила самостоятельности. Меня устраивало отсутствие бытовых проблем, меня устраивало, что родители все решают за меня, меня устраивало, что не нужно думать, как жить. С сегодняшнего дня все будет иначе.
      Я внезапно остановилась, пораженная этой мыслью. Черт! Как страшно становиться взрослой!
      А надо. Никуда не денешься.
      Я ударила ногой подъездную дверь и вышла на улицу. По щекам катились слезы обиды, злости и страха.
      Вот так и началась моя взрослая жизнь.
 
      Я дошла до машины, открыла заднюю дверь и швырнула на сиденье полупустую сумку. Уселась за руль, выехала со двора и задумалась.
      Куда теперь?
      Мир лежал предо мной во всей своей безграничности. К моим услугам были любые параллели и меридианы, но меня интересовала одна маленькая конкретная точка: место, где я смогу хотя бы переночевать.
      Конечно, случись со мной подобный казус днем раньше, я немедленно позвонила бы Лешке. Он бы немного поворчал для приличия, отругал меня за невнимание к родителям, а потом обязательно решил все бытовые проблемы, которые я себе создала.
      Нашел бы квартиру, заплатил за нее, привез мне полную сумку продуктов, поинтересовался бы, сколько у меня наличных, выдал недостающую для нормальной жизни сумму...
      В общем, принял бы на себя все родительские заботы.
      Но это могло быть раньше. До вчерашнего вечера. После того, как я уколола Лешку именем Ивана Дердекена, ни о каком обращении за помощью не может быть и речи. Не потому, что Лешка не поможет.
      Потому, что я гордая.
      – У советских собственная гордость, – сказала я вслух. – На буржуев смотрим свысока!
      Цитата из Маяковского меня немного рассмешила и успокоила. В конце концов, все не так страшно. У меня множество знакомых, которые наверняка не дадут умереть от голода и замерзнуть на улице. Плохо, что денег мало. От зарплаты после покупки машины почти ничего не осталось, но это тоже не проблема. Попрошу у шефа аванс в счет гонорара за статью, он даст. До следующей получки как-нибудь дотяну. Подумаешь, придется немного попоститься! Даже полезно! А то я в последнее время начала обрастать жирком...
      Я вздохнула.
      Нужно было собраться, не торопясь. Белье какое-нибудь прихватить, дезодорант... Я же цивилизованная девушка, не могу допустить, чтобы от меня несло потом!
      «Ничего, купишь,» – сказал внутренний голос.
      Я снова вздохнула.
      Легко сказать, «купишь»! А деньги? У меня их и так почти не осталось! А, ладно... Придумаю что-нибудь.
      Я развернула машину и поехала в редакцию.
      Шеф встретил меня удивленной гримасой.
      – Ты чего явилась? – спросил он недовольно. – Хочешь сказать, что расследование закончено?
      – Игорь Константинович, – сказала я без предисловий, – дайте денег.
      Шеф даже притормозил от удивления.
      – Что ты сказала? – переспросил он, словно не поверил своим ушам.
      – Я говорю, аванс дайте в счет гонорара! – повторила я очень четко и раздельно.
      – Зачем?!
      Я разозлилась окончательно. Швырнула на пол сумку, уселась в кресло для посетителей и разревелась.
      Шеф на мгновение впал в кому, потом быстренько из нее вышел, выскочил из-за стола и налил в стакан воды.
      – Ну, Майечка, ну, деточка, не надо, – заворковал он, подсовывая мне под нос стакан. – Успокойся, моя хорошая, дядя Игорь рядом...
      Я невольно хрюкнула и отстранила стакан. Еще один взрослый с родительским комплексом.
      Шеф уселся передо мной на корточки и спросил, заглядывая в глаза:
      – В чем дело?
      – Я ушла из дома, – ответила я.
      Шеф поднялся на ноги и вернулся в свое кресло.
      – Та-а-ак, – протянул он зловеще.
      Я прижала руки к груди.
      – Игорь Константинович! Достали! Сил моих больше нет!
      – Вот и Лариска мне тоже самое заявила, – сказал шеф, глядя в окно. – Собрала вещи и умотала к своему парню.
      Я издала душераздирающий вздох. Похоже, сочувствия от начальника мне не дождаться. Он целиком и полностью на стороне моих предков. Неужели денег не даст?
      – Говорю ей: окончишь институт, тогда делай что хочешь! – продолжал шеф вполголоса. У меня возникло неприятное ощущение, что он забыл о моем присутствии. – Диплом получи, на работу устройся – потом все что угодно! Хоть Саня, хоть Маня, хоть сивый мерин!..
      Я почесала нос. Помнится, мои предки говорили то же самое. Просто слово в слово. И чем все кончилось? Спас меня диплом от бесконечных нотаций и поучений? Как бы не так!
      – Замуж невтерпеж! – продолжал шеф, по-прежнему не глядя на меня. – Припекает прямо!
      Я кашлянула. Шеф опомнился, оторвал взгляд от окна и посмотрел на меня.
      – А у тебя что произошло? – спросил он сурово. – Тоже замуж невтерпеж?!
      – Совсем наоборот, – ответила я. – Родителям невтерпеж. Я как раз не тороплюсь.
      Шеф досадливо крякнул и развернул свою позицию на сто восемьдесят градусов.
      – Родители лучше знают! – завел он новую песню. – Если говорят, что нужно замуж выходить, значит, так оно и есть! А вы молодые еще! Слушайте людей, которые вам добра желают!
      – Ничего, что я дышу не в такт? – кротко поинтересовалась я.
      Шеф снова крякнул.
      – Игорь Константинович, – начала я, стараясь говорить спокойно и убедительно. – Я, конечно, не знаю, что у вас произошло с дочерью. Допускаю, что вы были правы. Но вам не кажется, что мы тоже имеем право на свои ошибки? На чужом опыте жизни не научишься! Разве нет?
      – Да мы уберечь вас хотим! – начал шеф, но я его перебила.
      – Может, не стоит? Дайте нам набить собственные шишки и получить собственные синяки. Возможно, после этого мы придем к тем же выводам, что и вы. Но тогда мы будем точно знать, что вы были правы. Понимаете? Точно знать!
      Шеф вздохнул и повозил руками по столу.
      – Ладно, – сказал он враждебным тоном. – Уговорила. Денег я тебе, конечно, дам.
      – Игорь Константинович! – возликовала я.
      – С условием!
      Я скисла. Не бывает бочки меда без ложки дегтя.
      – Поживешь у нас с женой пару дней и поедешь назад. Домой то есть. К папе и маме. Договорились?
      Я встала с кресла.
      – Считайте, что я вас ни о чем не просила, – холодно сказала я.
      – Сядь! – рявкнул шеф.
      – Домой я не вернусь, – продолжала я твердо. – По крайней мере, в ближайшее время.
      – Сядь! – повторил шеф тоном чуть пониже.
      Я молча опустилась назад в кресло. Шеф минуту посверлил меня взглядом, потом ворчливо спросил:
      – Где ты жить собираешься?
      – Пока не знаю, – ответила я честно.
      Шеф вздохнул.
      – Подружка-то у тебя есть?
      – Подружка есть.
      – Может, у нее?
      Я покачала головой. Рада бы в рай, да грехи не пускают.
      – Она замужем, – сказала я коротко. – Живет у мужа в однокомнатной квартире.
      – Чудесно! – резюмировал шеф с горечью.
      – Да вы не волнуйтесь! – успокоила я начальника. – Как-нибудь вывернусь! Сниму квартиру, в конце концов.
      Шеф сломал карандаш.
      – И эти барышни претендуют на самостоятельность! – возвестил он в потолок. – На независимость они претендуют!
      Он перевел на меня негодующий взгляд и спросил:
      – Ты знаешь, сколько стоит аренда однокомнатной квартиры?!
      – Нет, – ответила я со стыдом. Действительно, прокололась.
      – Зарплаты не хватит! – припечатал шеф. Я понуро молчала.
      – Ну, что? – спросил шеф чуть мягче. – Домой вернешься или к нам поедешь? Приглашаю от души! Жена тоже будет рада.
      – Спасибо, – ответила я.
      – Спасибо «да» или спасибо «нет»?
      – Спасибо, нет.
      Шеф слегка звезданул кулаком по столу.
      – Я придумала кое-что получше, – поторопилась я с объяснениями.
      Шеф насторожился.
      – И что ты придумала? – спросил он недоверчиво.
      – Поживу пока в редакции, – ответила я как ни в чем ни бывало. – А что? Денег с меня вы, надеюсь, не возьмете, диванчик в приемной очень даже удобный, туалет и умывальник имеются... Даже чайник есть!
      Шеф собрал обломки карандаша и выкинул их в мусорную корзину.
      – Кстати! – продолжала я бодро. – Можете зачислить меня ночным сторожем! Насколько я помню, эта штатная единица пока свободна!
      Шеф закатил глаза под лоб.
      – Сторожем! – сказал он с горечью. – Тоже мне сторож! Да мне придется еще одного нанять, чтоб тебя саму не украли!
      Я хихикнула.
      – Если украдут, то быстренько назад вернут, – заверила я шефа. – С хорошей доплатой.
      – Это точно, – смягчился шеф. – Я все жду, когда Ларискин парень ее обратно приведет. Она же кроме яиц всмятку ничего готовить не умеет!
      – Лариска у вас виртуоз, – похвалила я. – Можно сказать, человек с кулинарным талантом. У меня всмятку никогда не получаются, только вкрутую или яичница.
      Шеф невольно хрюкнул. Тут же спохватился и посмотрел на меня суровым взглядом.
      – Ладно, живи, – разрешил он.
      – Спасибо!
      – Не за что. Не на улице же тебе оставаться!
      – Спасибо! – повторила я радостно и поднялась с кресла.
      – Только родителям позвони! Скажи, где будешь ночевать, и все такое...
      – Обязательно! – пообещала я.
      – «Обязательно»! – передразнил шеф. – Ладно, сам позвоню. Знаю я вас: уйдете, и поминай как звали. А то, что родители ночью не спят, это так, ерунда!
      Он вздохнул. Мне стало его жалко.
      – Игорь Константинович!
      Шеф поднял на меня грустный взгляд.
      – Все будет хорошо, – пообещала я. – Вы не торопите Лариску, она сама назад вернется! Честное слово!
      Шеф только вздохнул.
      – Ладно, – сказал он через несколько секунд жестким начальственным тоном. – Оставили лирику. Что с расследованием?
      Я снова уселась в кресло.
      – Кое-что выяснила, – начала я. – Во-первых, Штерн дает голову на отсечение, что Терехин скончался от сердечного приступа.
      – Вот как, – заметил шеф. Взял из деревянного стаканчика другой карандаш и принялся крутить его в пальцах. – Голову, говоришь... Штерн – человек принципиальный. Его не купишь и не запугаешь. Раз он говорит, что причина смерти естественная, значит, так оно и есть.
      – Он не сказал, что причина смерти естественная, – возразила я спокойно. – Он сказал только о сердечном приступе.
      Шеф посмотрел на меня.
      – Но сердечный приступ – вещь естественная? – спросил он нетерпеливо.
      – Ага, – подтвердила я насмешливо. – Особенно для человека со здоровым сердцем!
      Шеф сломал второй карандаш.
      – То есть... – начал он неуверенно, – ты хочешь сказать, что приступ вызвали искусственно?
      Я выдержала многозначительную паузу.
      – Я пока ничего не хочу сказать. Только передаю вам то, что сказал Штерн. А он сказал, что у нашего кардиолога господин Терехин не наблюдался. И на сердце, судя по результатам вскрытия, не жаловался.
      – Укол? – предположил шеф, слушавший меня, как зачарованный.
      Я покачала головой.
      – Ничего похожего.
      – Яд?
      – Никаких токсинов в крови не обнаружили.
      Шеф молча развел руками.
      – А выражение ужаса на лице покойника? – напомнила я.
      Шеф почесал затылок.
      – Думаешь, он настолько перепугался, что умер от страха? Чего может испугаться взрослый здоровый мужик, к тому же один из неформальных хозяев города?
      – Вот! – сказала я. Поднялась с кресла и пересела поближе к шефу.
      – Я о том же думаю!
      – И что надумала? – поинтересовался шеф.
      Я виновато шмыгнула носом.
      – Понятно, – резюмировал шеф.
      Я почувствовала необходимость как-то оправдаться.
      – Не могу же я за один день внятно объяснить причину его смертельного испуга!
      – Да, конечно, – не стал придираться шеф. – Но что-то ты можешь предположить?
      Я пожала плечами.
      – Честно говоря, даже не знаю, что тут можно предположить. Попыталась вспомнить подобные случаи, описанные в художественной литературе...
      – Ну, ну, – заинтересовался шеф. – Вспомнила?
      – Только один, – призналась я. – Помните «Одиссею капитана Блада»?
      Шеф даже скривился от умственного напряжения. Через минуту его лицо просветлело.
      – Это про пиратов, что ли?
      – Про них, родимых.
      – Кажется, действие происходит в семнадцатом веке?
      – В восемнадцатом, – поправила я.
      – Хорошая книга, – похвалил шеф милостиво. – Я в детстве зачитывался.
      – Я тоже.
      Шеф нахмурился.
      – Только я не помню, кто там умер от страха?
      – Испанский капитан, – напомнила я. – Помните, его привязывают к жерлу корабельной пушки и обещают начать бой выстрелом из нее?
      – А-а-а! – вспомнил шеф. – Да-да! Точно!
      – И он умирает от страха.
      – Да-да! – повторил шеф. Его лицо на мгновение просветлело, но тут же снова омрачилось. Шеф посмотрел на меня и нерешительно спросил:
      – Терехина, что... пытали?
      – В том-то и дело, что нет, – ответила я с досадой. Ну, никак не хотел покойник втиснуться в положенные ему рамки! – Штерн клянется, что на теле ни пятнышка, ни царапинки, ни синячка... Ничего!
      – Голова Медузы, – сказал шеф.
      – Я тоже так подумала.
      – М-да...
      Шеф побарабанил пальцами по столу.
      – Но так не бывает, – сказал он неуверенно. – Голова Медузы – это греческий миф.
      – Чего-то же он испугался! – возразила я. – Так испугался, что умер от страха!
      – Да, действительно...
      Шеф нахмурился.
      – Может, закроем это расследование? – предложил он неуверенно. – Что-то мне неуютно.
      – Боитесь! – уличила я злорадно.
      Шеф обиделся.
      – Дурочка! Тобой рисковать не хочется!
      – Ничего, рискните, – поощрила я. – Мне, например, ужасно интересно, что там произошло!
      – Без головы остаться не боишься?
      – Не-а, – ответила я беспечно. Мысль о том, что я больше не бездомная собака, согрела мне душу и отогнала все опасения.
      Шеф испытующе посмотрел на меня.
      – Не нравится мне твой энтузиазм, – пожаловался он. – Передам-ка я это дело Димке Копылову! Он мужчина, вот пускай и разбирается...
      – Только попробуйте! – закричала я с испугом. И даже со стула приподнялась.
      – Только попробуйте! – повторила я с силой. – Я, между прочим, это дело начала, я его и закончу! А если вы у меня его отберете, то я... я... я...
      Меня заклинило, как заезженную пластинку.
      – На улице останусь, вот! – нашла я, наконец, убедительный довод.
      – С чего это? – не понял шеф.
      – С того, что уволюсь! А постороннего человека вы в редакции не оставите! Вот так!
      – Шантажистка, – сказал шеф с горечью.
      – Все вам не нравится! – возмутилась я. – Работаешь без особого рвения – плохо, работаешь с особым рвением – тоже не слава богу... Чем вы недовольны?
      – Тем, что особое рвение у тебя появляется только тогда, когда можно голову сложить, – откровенно высказался шеф. – Пойми, дурочка, я за вас отвечаю! Перед родителями вашими! А в первую очередь – перед собой. Если с вами хоть что-то случится...
      Шеф оборвал свою речь и угрюмо уставился в стол. Минуту царило напряженное молчание.
      – Игорь Константинович! – позвала я.
      – Чего тебе? – откликнулся он ворчливо.
      – Я осторожненько! Честное слово!
      – Ну, конечно...
      – Очень-очень осторожно! – убеждала я. – Буду вас информировать о каждом сделанном шаге! И если вам что-то не понравится... Все! На попятную! Мгновенно!
      Шеф поднял на меня недоверчивый взгляд.
      – Ой ли? – усомнился он.
      Я прижала ладони к груди.
      – Клянусь!
      Шеф шмыгнул носом.
      – Ладно, – ответил он все так же ворчливо. – Попробуем нового блюда. Только дуть на него буду я!
      – О’ кей, – подтвердила я. Шеф болезненно скривился. Он терпеть не может пошлых заезженных американизмов.
      – То есть хорошо, – поправилась я.
      – Уговорила, – признал шеф. – Ты меня снова уговорила. Лиса.
      Подумал и спросил:
      – Что думаешь делать дальше?
      – Думаю покрутиться вокруг знакомых Терехина.
      – А зацепки есть?
      – Есть мои бывшие однокурсники, которые работают на его телеканале.
      – Это хорошо, – проговорил шеф задумчиво. Немного подумал и спросил:
      – А что с его личным окружением?
      – С этим полный прокол, – признала я. – Не в курсе событий. Даже не знаю, кто у него жена.
      Шеф снова помрачнел, и я поторопилась его успокоить.
      – Но это ерунда! Все выясню!
      Я поколебалась и небрежно предложила:
      – Может, мне проконсультироваться у Аси? Она же писала несколько статей по Терехину! Наверняка она в курсе!
      – Нет, – отрубил шеф. – Никаких консультаций с Курочкиной! И не откровенничай с ней по поводу расследования!
      – Почему? – спросила я тихо.
      Шеф замялся.
      – Есть причина.
      – Это я понимаю, – ответила я. – Хочется знать какая?
      Шеф нахохлился.
      – Девушка не соблюдает основного правила журналистики? – продолжала я.
      Шеф бросил на меня короткий взгляд.
      – Ну, в общем, да, – признал он неохотно.
      Мне стало смешно.
      – Подумаешь, удивили! Да об этом вся редакция знает! И с кем она прокололась? С Терехиным?
      – Нет, – ответил шеф ровным голосом. – На этот раз она прокололась с Азиком.
      – Что-о-о?!
      Я снова привстала на стуле.
      – С Азиком? Она, что, совсем спятила?!
      – Наверное, – ответил шеф по-прежнему неохотно.
      – Он же бандит!
      – Это Асю не интересует, – напомнил шеф. – Ее интересует совсем другое.
      – Ах, да, – пробормотала я и села на стул. – Деньги...
      – Деньги, – эхом откликнулся шеф.
      Я почесала переносицу. Что тут скажешь? Ничего!
      – А уволить ее вы не можете? – спросила я осторожно. – Человек, работающий на Азика, в нашей редакции... По-моему, это излишняя роскошь.
      – Попробуй уволь ее теперь, – проворчал шеф. – Кто же мне позволит это сделать?!
      – Да, действительно.
      Я немного подумала.
      – А что с переделом собственности? – спросила я. – Что будет с Терехинским наследством? Кому все отойдет?
      – Если ты имеешь в виду завещание, то его в природе не существует, – ответил шеф.
      – Значит, жене, – сообразила я.
      – Выходит, так.
      – Значит, нужно поехать и посмотреть, что она собой представляет.
      – Поезжай, – согласился шеф.
      – Ничего, если я прикроюсь журналом? В том смысле, что мы хотим дать некролог?
      – Прикройся, – согласился шеф. – Как-то отреагировать на смерть Терехина нам, конечно, придется.
      – Тогда я поехала? – спросила я и поднялась со стула.
      – Подожди!
      Шеф достал из кармана пиджака бумажник и раскрыл его.
      – Это терпит, – попробовала отказаться я. – У меня еще есть немного.
      Шеф, не обращая внимания на мои нервные возгласы, выгреб из бумажника все содержимое. Протянул мне, коротко велел:
      – Бери!
      Я приняла бумажные купюры.
      – А чего так много? – поинтересовалась я.
      – Много не мало! – огрызнулся шеф. И добавил с печалью в голосе:
      – Считай, что это прибавка за риск.
      – Класс! – сказала я восхищенно. Уложила деньги в нагрудный карман джинсовой куртки и защелкнула кнопкой.
      – Класс! – повторила я. – Чувствую себя Матой Хари при исполнении!
      Шеф наклонился вперед и поманил меня к себе. Я послушно склонилась над столом.
      – Она плохо кончила! – напомнил шеф многозначительно.
      – Буду иметь в виду, – пообещала я.
      – Имей, имей.
      Мы одновременно выпрямились.
      – Разрешите идти? – спросила я по-солдатски.
      Шеф безнадежно махнул на меня рукой.
      – Топай.
      Я открыла дверь начальственного кабинета и вывалилась в приемную.
 
      Пока мы с шефом решали наши маленькие и большие проблемы, народ подтянулся на рабочие места. Я поздоровалась с Димкой Копыловым, мы перебросились парой фраз о том о сем, и я уже собралась выйти из редакции...
      – Майя!
      Я обернулась. Мне ласково улыбалась Ася Курочкина.
      Честно говоря, я не люблю, когда Ася улыбается. Нехорошая у нее улыбка, не искренняя. Но когда она пытается улыбаться ласково, смотреть на нее особенно неприятно.
      Финиш, одним словом.
      Я затормозила.
      – Привет!
      – Здравствуй, – ответила я сдержанно.
      Ася подошла ко мне и взяла меня под руку. Я с трудом удержалась от желания отодвинуться. Ася мне и сама по себе мало симпатична, а уж в сочетании с бандитом Азиком – и того меньше.
      Но я пересилила естественную брезгливость и не освободила руку.
      – Уходишь? – спросила Ася.
      – Да, – ответила я, глядя в пол, на Асины ножки. Ножки были обуты в дорогие туфельки из змеиной кожи. Лично я такие не потяну. Не по карману. Интересно, каким местом она их заработала? Хотя нет, не интересно.
      – Я провожу, – предложила Ася. – До двора.
      Я молча пожала плечами. Понятно, что барышне нужно со мной о чем-то поговорить. Даже догадываюсь о чем. Хорошо, что шеф меня предупредил об изменениях в личной Асиной жизни! Не дай бог, ляпнула бы что-то про ее нового спонсора!
      Мы вышли во двор перед редакцией.
      – Пройдемся до машины? – предложила Ася.
      Я с удивлением посмотрела на нее. Вчера мы с Асей не виделись, поэтому она про мою дефективную «ниву» знать не может. Хотя новости у нас в редакции распространяются быстро...
      – Машина там, – сказала я и показала на свою «ниву», стоявшую немного левей.
      – Ты купила машину? – удивилась Ася.
      – Ну да! – в свою очередь удивилась я. – О чем же ты говоришь?
      Ася ревниво последила за движением моей руки. Увидела старую облезлую тачку неопределенного цвета и сразу успокоилась.
      – Твоя? – спросила она, кивнув подбородком на мою развалюху.
      – Моя, – подтвердила я с материнской гордостью.
      – Симпатичная, – снисходительно похвалила Ася. Ее настроение поднималось вверх прямо на глазах. – Только я не про твою машину. Я про свою.
      – Ты купила машину? – на этот раз удивилась я. Впрочем, вру. Не удивилась. Изобразила удивление.
      – Нет, – небрежно ответила Ася. – Не купила. Подарили.
      И она подвела меня к небольшому симпатичному автомобильчику, на котором красовался знакомый логотип: лев, поднявшийся на задние лапы.
      – «Пежо», – констатировала я, рассматривая сияющую новенькую иномарку.
      – «Пежо», – подтвердила Ася скромненько.
      – Блеск, – похвалила я. – Поздравляю.
      – Спасибо.
      Ася скользнула внутрь салона и распахнула дверцу пассажира. Мне пришлось усесться рядом с ней.
      – Нравится?
      Я оглядела салон.
      – Нравится.
      – Классная машинка, – никак не могла успокоиться Ася. – На такой только в рай въезжать.
      – Ну, с этим лучше не торопиться.
      – Да.
      Минуту мы молчали. Наверное, я ей немного завидовала. Потому что в голове у меня вертелась расхожая Асина фраза: «Знаешь, каким местом она ее заработала?!»
      Знаю. Но не скажу. Как Явлинский.
      – У тебя личное расследование? – прервала Ася затянувшуюся паузу.
      – Что-то вроде того.
      Она кивнула.
      – По Терехину?
      – Ась, – сказала я мягко, – ты же знаешь: говорить о работе заранее – плохая примета.
      – Я не просто спрашиваю, – ответила Ася. – То есть не из любопытства.
      Я вежливо подняла брови, изображая интерес.
      – Отдай мне Дердекена, – попросила вдруг Ася.
      Я так удивилась, что даже не сразу нашла ответ.
      – Отдать Дердекена? Что ты имеешь в виду?
      – Не притворяйся, – сказала Ася нетерпеливо. – Я знаю, что шеф поручил тебе разработку нового клиента.
      Я промолчала.
      – Давай поделимся, – предложила Ася задушевным тоном. – Я тебе даю материалы по Терехину... Все, какие есть! А ты...
      Она сделала паузу.
      – А я?
      – А ты отдаешь мне интервью с Дердекеном. Ну, и вообще, всю разработку клиента. Лады?
      – Ась, – начала я, осторожно подбирая слова. – Ты прекрасно знаешь, что работу распределяет шеф. Попробуй предложить ему то же самое. Если он не против – ради бога! Разрабатывай кого угодно!
      Ася откинулась на спинку сиденья.
      – Шеф против, – сказала она ровным голосом. – Я уже просила.
      Я пожала плечами.
      – Ну, а я-то чем могу тебе помочь?
      – Откажись от статьи, – ответила Ася.
      Я оторопела.
      – Ась! Ты здорова?
      – Я здорова, – подтвердила Ася. Повернула голову и негромко добавила:
      – И ты пока здорова.
      Я наклонила голову к плечу и с интересом оглядела коллегу с головы до ног. Похоже, мне только что угрожали.
      – Интересная мысль! А на что же я буду жить?
      – Деньги не проблема, – продолжала Ася, нервно оглядывая двор. – Сколько ты хочешь за эту работу?
      – У тебя столько нет, – ответила я.
      – У меня, может, и нет. У других есть.
      Я вспомнила нашего маленького круглозадого бандита и понимающе кивнула. Ясно, откуда ветер дует. Не ясно другое: на фиг ему все это нужно? Неужели он как-то причастен к смерти Терехина? Может, это Азик нашел способ напугать его до смерти? Решил остаться единоличным хозяином города? А что, это мысль! Но если это так, то шеф прав: туда лучше не соваться. Можно поломать шею.
      – Я подумаю, – сказала я.
      – Подумай, – согласилась Ася. – Только недолго. Скажем, до завтра.
      Я вздохнула. Приятно думать, что главарь местной организованной группировки так сильно меня боится, но мне в это почему-то не верится.
      Дело вовсе не в моей скромной персоне, и вовсе не в этом смешном журналистском расследовании. А в чем тогда?
      В чем?!
      – Хорошо, – согласилась я кротко. – Я подумаю до завтра.
      – Отлично.
      Ася вылезла из салона. Я поняла это как приглашение выметаться к чертовой матери.
      Вылезла из машины и аккуратно прикрыла дверцу. Машинка была такая новенькая и сверкающая, что хотелось перевязать ее розовой ленточкой.
      – Пока, – сказала Ася и пошла прочь. Я проводила ее задумчивым взглядом.
      Думаете, я испугалась? Как бы не так! Всякое давление всегда вызывает у меня обратный рефлекс! Самым развитым чувством у меня является чувство противоречия!
      Спорить с Асей я не стала по одной простой причине: мне нужно все хорошенько обдумать. Допустим, что за этим предупреждением стоит маленький Турсун с большим Заде. Непонятно другое: зачем ему понадобилось на меня давить? Да еще в такой откровенной форме! Чем ему может помешать мое дилетантское расследование? Кто я такая? Какие у меня возможности? Особенно по сравнению с ним!
      Нет, тут что-то не так.
      А может, Ася просто хочет лишить меня выгодного заказа? Может, она решила воспользоваться своими неформальными отношениями с бандитом, чтобы сделать карьеру?
      Тоже вполне возможно.
      Я развернулась и пошла к своей «ниве» цвета «баклажан».
      Ясно одно. От своей работы я теперь не откажусь даже под дулом автомата.
      Я споткнулась и суеверно сплюнула через плечо.
      Нет, под дулом, конечно, откажусь, но будем надеяться, что до этого не дойдет.
      Я уселась в машину, выехала из ряда и развернулась. Мой путь лежал в обратном направлении. Туда, где высилась над городом огромная телебашня.
      На частном телеканале, принадлежавшим Терехину, работал мой бывший однокурсник, Вовка Сагалаев. Одно время он был в меня влюблен, и даже сделал мне предложение. Кажется, на четвертом курсе. Но я с подачи родителей твердо заявила: сначала диплом, потом глупости.
      Или, как поется в одной популярной песне, «первым делом самолеты»...
      Вовка огорчился, но ненадолго. Замену мне он нашел так неприлично быстро, что я даже немного обиделась. Впрочем, Танюшка – отличная девчонка, и мы с ней даже немного подружились. Они с Вовкой поженились на пятом курсе, после чего Танюшка ушла в декрет. Даже не знаю, закончила она в итоге университет или так и осталась с «моральным удовлетворением».
      Хотя... Каждому свое. Кто-то роет копытом землю, стремясь добиться денег и признания, кто-то получает больше радости от готовки семейных обедов. Люди разные, нельзя их равнять по себе.
      Интересно, а чего хочу я?
      Мысль показалась занятной, но додумать ее до конца я не успела. Потому что приехала.
      Я предъявила охраннику свою корочку, и шлагбаум перед воротами поехал вверх. Я завела машину во двор, приткнула ее на свободный пятачок и хлопнула дверцей.
      Тут же осадила себя, напомнив, что машина старенькая. Ее беречь надо. Кто знает, сколько лет мне придется ждать новую? Если вообще когда-нибудь дождусь!
      Я вошла в большой прохладный вестибюль, поднялась на второй этаж и пошла по длинному коридору, разглядывая таблички на дверях.
      На работе у Вовчика я была не раз. Знаю, что на месте он находится безотлучно, потому что возглавляет информационную редакцию и координирует действия всех корреспондентов. Предупреждать о своем приезде я не стала еще по одной эгоистической причине: мне не хотелось, чтобы Вовчик успел обдумать предстоящий разговор. По опыту знаю, что экспромтом получается лучше. Живенько получается.
      – Всем привет! – сказала я, входя в редакцию.
      – Привет, – мрачно откликнулся бородатый парень, сидевший в комнате в гордом одиночестве.
      – Я – Майя, – представилась я.
      – Очень приятно. Я – Гена.
      – Рада познакомиться, Гена. Вы, наверное, новенький?
      – Новенький, – мрачно подтвердил бородач. – Неделю, как устроился.
      – А чего ж вы такой мрачный? – удивилась я.
      Гена издал тоскливый вздох.
      – Так умер наш хозяин! – сказал он грустно.
      – Ничего, – утешила я. – Без работы не останетесь!
      Бородач немного оживился.
      – Думаете?
      – Уверена! Кто-то все равно вас к рукам приберет!
      – Кто? Азик?
      – Или городская администрация, – не согласилась я. – Скоро выборы, свой канал не помешает.
      Бородач встрепенулся еще веселей.
      – Да, похоже! А мы тут сидим, предаемся скорби...
      – Нет, птичку, конечно, жалко, – проявила я лояльность. – Умер человек, и все такое... Но это же не конец света?
      – В общем, нет.
      – Видите!
      Бородач преисполнился ко мне благодарности.
      – Хорошо, что вы пришли, – сказал он проникновенно. – Я до этого почти полгода без работы сидел. Так, перебивался заказными статейками... Надоело до ужаса!
      – Понимаю, – посочувствовала я.
      – Не понимаете, – заспорил бородач.
      – Понимаю, понимаю, – заверила я. – Сама тем же занимаюсь.
      И не давая бородачу опомниться, спросила:
      – А Сагалаев где скорби предается?
      – В столовой, – ответил мой новый друг.
      – А вы почему не обедаете?
      Гена указал бородой на телефон.
      – Дежурю...
      – Сочувствую.
      – Да ладно! Кто-нибудь вернется – подменит.
      – Ну, тогда я пойду.
      – Уже? – расстроился Гена. – Посидели бы! С вами так приятно общаться!
      – Я вернусь, – пообещала я.
      Бородач вздохнул и смирился. Я улыбнулась ему на прощание и покинула редакцию.
      Вовка сидел в столовой за самым дальним столиком, стоящим у стены. Поначалу я его даже не заметила. Но потом он поднял голову, я увидела знакомые оттопыренные уши и лишний раз похвалила себя за то, что не вышла за него замуж. Нет, человек, он, наверно, хороший, но уж больно комично выглядит с двумя ручками от амфор по бокам головы. Эдакий родственник Чебурашки.
      Вовка махнул мне рукой, я ответила тем же. Подошла к бывшему однокурснику и спросила:
      – Разрешите присоединиться?
      – Садись, Майка, – разрешил Вовчик. – Рад тебя видеть.
      Я отодвинула стул, присела и обвела взглядом пустую столовую.
      – А почему никого нет?
      – Во-первых, обед уже прошел. Во-вторых, все в разгоне. У нас сенсация, ты в курсе?
      – Ты о смерти вашего хозяина?
      Вовчик тяжело вздохнул.
      – Точно.
      Я сочувственно пригорюнилась.
      – Даже не знаю, что теперь с нами будет, – уныло продолжал Вовчик, катая по столу хлебный шарик. Эту его мерзкую привычку я терпеть не могла еще с университета, но сейчас замечаний делать не стала.
      – Как Танюшка? – спросила я.
      Вовчик пожал плечами.
      – Ничего. Дома сидит, детьми занимается.
      – Значит, у вас все хорошо.
      Вовчик вздохнул.
      – Как сказать... Квартиру мы купили. В кредит.
      – Поздравляю!
      Вовка досадливо отмахнулся.
      – С чем ты меня поздравляешь? Только-только въехали, даже треть суммы не заплатили! А если меня уволят?
      – Не уволят! – ответила я твердо. – Такого спеца, как ты, поискать надо! У тебя опыт, Вовка! Ты же три года здесь проработал! И, между прочим, сделал ваш информационный блок самым интересным на студии!
      Вовка немного оживился.
      – Ты, правда, так считаешь?
      – Конечно! – ответила я. – Можно подумать, сам не знаешь!
      Вовка почесал затылок.
      – Знать-то я знаю, но доброе слово и кошке приятно.
      – Так что сиди и ни о чем не беспокойся, – подытожила я. – Кто бы ваш канал ни прибрал к рукам, тебя отсюда не выпустят. Понял?
      – Се нон э веро, э бен тровато, – пропел Вовчик. Засмеялся и перевел:
      – «Если и неправда, то хорошо придумано». Спасибо, Майка, ты настоящий друг.
      Я кивнула. Мы немного помолчали.
      – А ты какими судьбами в наших краях?
      – Да вот, – ответила я, – собираем материал для некролога.
      – А-а-а...
      Вовчик снова вздохнул.
      – Чего ты так убиваешься? – поинтересовалась я. – Неужели из-за шефа?
      – Ты понимаешь, начальник он был очень даже неплохой, – задумчиво сказал Вовчик.
      – Ну, да! – не поверила я.
      – Клянусь!
      Вовка допил холодный чай, оставшийся в чашке.
      – А мне говорили, что он был довольно бессердечной личностью, – сказала я осторожно.
      – В общем, да, – не стал спорить Вовка. – Понимаешь, Майка, Терехин был деловым человеком. Тем, кто работать не хотел, он был как кость в горле. Вышвыривал их из команды, не раздумывая. А тех, кто умел работать, берег.
      Вовка шмыгнул носом.
      – Поручился за меня в банке, когда я квартиру покупал. Зарплату нормальную платил. В общем, не скажу, что с ним было тяжело работать. Да, требовал. Да, шкуру спускал, если что-то было не так. Но это, по-моему, нормальный рабочий процесс! Мужик деньги зарабатывал! Какие тут сантименты?
      – Кстати о сантиментах, – вклинилась я. – Кто у него жена?
      Вовчик пожал плечами.
      – Обыкновенная смазливая девочка!
      – Девочка? – уточнила я.
      – Девочка, – повторил Вовчик. – Ей не больше двадцати семи-двадцати восьми. Симпатичная девочка, мисска конкурса красоты. Только не помню, какого города.
      – Давно он на ней женился? – спросила я.
      – Не очень. Года полтора назад.
      – И что? Была большая чистая любовь?
      – Вот чего не знаю, того не знаю, – воздержался от комментариев Вовка. – Я шефу в душу не заглядывал.
      – А девочке?
      – А девочке – тем более.
      Вовка немного поколебался.
      – Если хочешь знать мое мнение...
      – Хочу! – ответила я горячо. – Конечно, хочу!
      – Девочка искала богатого спонсора. У нее на лбу написано большими буквами: «Ищу благодетеля».
      – Вот как?
      – Думаю, что так, – подтвердил Вовка. – Ей, в общем, было по барабану, чем шеф занимается и где он находится. Так, отношения по принципу «заплатили – отработала».
      «А меня вечно упрекают в цинизме!» – подумала я невольно.
      – А как же Алина? – спросила я.
      Вовка приподнял брови.
      – Ты про нашу опереточную приму?
      – Про нее.
      Вовка пожал плечами.
      – По-моему, шеф ее уважал.
      – Настолько, что был ее любовником?
      – Даже больше, – ответил Вовка. – По-моему, он к ней сватался.
      – Да ты что!
      От неожиданности я даже слегка подавилась.
      – У Танюшки есть подруга из театралок, – пояснил Вовка. – В кордебалете пляшет. В общем, она говорит, что в театре ходили такие слухи.
      – Может, Алина сочинила легенду? – спросила я осторожно.
      – Может быть, – не стал спорить Вовка. – Только шеф у нее часто бывал. Очень часто. Мы его обычно не дома искали в случае надобности, а у Алины.
      – Слушай, сколько ей лет? – вырвалось у меня невольно.
      – Да разве в этом дело, – снисходительно ответил Вовка. – Она баба умная. Умеет мужиков в кулачке держать.
      И уточнил:
      – Незаметно, конечно. Так, чтобы мужикам это нравилось.
      – Как ты думаешь, она знала о коммерческих тайнах вашего шефа? – спросила я.
      – Может быть, – ответил Вовка. – Вполне может быть. Но я им свечку не держал, поэтому подробностей не знаю. Думаю, что шеф ей доверял. Думаю, что он с ней советовался.
      Я покивала. Я тоже так думаю. Надо ехать к Алине Брагарник.
      – Я слышала, завещания не осталось?
      – Нет, – ответил Вовка. – Не осталось. Шеф не любил такие вещи.
      – Какие?
      – Напоминающие о смерти.
      – А-а-а, – протянула я.
      – Он был здоровым человеком. Выглядел хорошо, и вообще...
      Вовка махнул рукой.
      – Все, Майка, – сказал он, поднимаясь со стула. – Пора в редакцию.
      – Подожди!
      Я удержала Вовку за рукав.
      – Что, еще не все выведала? – удивился он. – Сказал же: больше ничего не зна...
      – Вовка, расскажи мне про Дердекена, – попросила я, оборвав его на полуслове.
      – Про Дердекена?
      Вовка снова опустился на стул. Посверлил меня испытующим взглядом, добродушно ухмыльнулся.
      – И ты, Брут, – сказал он шутливо.
      – В каком смысле? – притворилась я.
      – Ой, ой!
      Вовка закатил глаза под лоб. Вернул их назад и снова ухмыльнулся.
      – У нас все дамочки при виде Дердекена в обморок падают. От восторга.
      – Я не упала, – похвастала я.
      – А ты его видела?
      – Видела.
      – Интервью брала? – оживился Вовка. – Майка, тогда ты должна со мной поделиться! Я тебе помогаю, вот и ты мне помоги...
      – Интервью не брала, – осадила я однокурсника.
      – А где видела?
      – На дороге.
      – На дороге? – не понял Вовка.
      – Он мне машину починил, – объяснила я. – У меня мотор заглох, а он мимо проезжал.
      – А, ну конечно! – сообразил Вовка. – Почему бы ни помочь красивой девушке? Хороший повод для знакомства!
      – Каждый судит по себе.
      – Только не говори, что он тебя не клеил!
      Я пожала плечами. Самой обидно.
      – Удивительно, но не клеил.
      – Врешь, – опешил Вовка.
      Я усмехнулась. Вовка пробормотал:
      – Вот это да!
      Вовка помолчал еще немного.
      – Слушай, может, он голубой? – предположил он простодушно. – Это же противоестественно: все хорошенькие дамы города на него вешаются, а он их не замечает!
      – Пошляк! – сказала я презрительно. – Привык судить всех по себе!
      – Ты это уже говорила, – напомнил Вовка.
      – И еще раз повторю! Думаешь, если мужчина умеет контролировать свои гормональные взрывы, то он обязательно голубой?
      Я выдержала паузу и припечатала:
      – Нет! Он просто хорошо воспитан! И женщинам это нравится!
      – Не всем, – попробовал спорить Вовка.
      – Я говорю о нормальных женщинах, – отбрила я.
      – А ты относишься к нормальным?
      Я поерзала на стуле, стараясь взять себя в руки. Ругаться с Вовкой пока рано. Я еще не получила от него того, что хочу.
      – Разговор не обо мне, – ответила я рассудительно. – Разговор о Дердекене.
      – Я о нем ничего не знаю, – открестился Вовка.
      Я грозно нахмурилась.
      – Сагалаев!
      – Не ори, не испугаешь.
      Я сменила тактику.
      – Ладно, – ответила я равнодушно. – Не хочешь помочь – не надо. Кстати!
      Я сделала паузу.
      – У меня, действительно запланировано интервью с таинственным героем...
      – Он согласился на интервью? – не поверил Вовка.
      – Согласился, – подтвердила я, не моргнув и глазом.
      – Врешь!
      Я снисходительно усмехнулась.
      – Он лично назначил тебе встречу? – допытывался Вовка.
      – Нет, – ответила я небрежно. – Я договорилась через Давида Самсоновича.
      Вовка посмотрел на меня с уважением.
      – Через дядьку Черномора? Как тебе это удалось? Он же баб на дух не переносит!
      – Он кушает у меня из рук, – похвастала я.
      – Ну, надо же!
      Вовка снова посмотрел на меня с уважением.
      – Да, – признал он. – Сильна ты, мать. Кого хочешь, обаяешь. А у нас ничего не вышло. Мы было сунулись к Дердекену, но он ловко слинял. Прямо между ладонями выскользнул, как угорь. Попробовали через его карла. Ну, тот вообще нас послал. В пределах цензуры, конечно, но послал.
      – Бедненькие, – пожалела я. Постучала пальцами по столу и задумчиво произнесла:
      – Я бы могла с вами поделиться, но...
      – Майка, я твой навеки! – немедленно сдался Вовка.
      – Тогда колись! – велела я.
      Вовка немного подумал.
      – Я знаю очень мало, – начал он задумчиво.
      – Сагалаев!
      – Нет, правда!
      Вовка испуганно прижал руки к груди и округлил глаза.
      – Правда, правда! Но расскажу тебе все, что могу!
      – Давай рассказывай, – смилостивилась я.
      – Терехин от него был не в восторге. В смысле, от Дердекена.
      – Какая проницательность! – восхитилась я.
      – Ну, да, это и так понятно, – согласился Вовка. – Шеф последние два месяца ходил какой-то дерганый. Ругался, срывался по каждому поводу...
      Вовка сделал паузу.
      – А потом вдруг как-то успокоился.
      – Ты про сердечный приступ? – спросила я. – Успокоился, ничего не скажешь! На веки вечные.
      – Нет, я про то, что было до приступа. Понимаешь, Майка, мне кажется, что шеф с Дердекеном договорился.
      Я подалась вперед.
      – О чем?
      Вовка посопел.
      – Наверняка знаю только одно: они встречались.
      – Терехин и Дердекен?
      – И Азик, – дополнил Вовка.
      – Ага!
      – Да. Это я видел своими глазами. Мы с Танюшкой ездили за город две недели назад. Купили путевки на выходные.
      – В гостиницу Азика?
      – Да, – подтвердил Вовка. – У него удачное расположение: с одной стороны пляж, с другой дачный поселок, в общем, есть, где погулять.
      – И что? – поторопила я.
      – Возвращаюсь вечером с пляжа, смотрю...
      Вовка сделал паузу.
      – Из отеля выходят все втроем!
      Он снова остановился и посмотрел на меня.
      – Как тебе это нравится?
      – Странно, – ответила я. – Очень странно. Ваш шеф старался не светиться в одной компании с Азиком.
      – Да, Терехин соблюдал приличия. Но тут его словно подменили! Идут втроем, чуть ли не под ручку, улыбаются, жизни радуются... В общем, верные друзья!
      – Думаешь, Дердекена приняли в члены клуба?
      Вовка покачал головой.
      – Думаю, его убедили уехать, – ответил он твердо.
      – Почему?
      Вовка побарабанил пальцами по столу.
      – Майка, все это между нами, – предупредил он.
      – Само собой!
      – Понимаешь...
      Вовка замялся.
      – Бухгалтер нам шепнула, что шеф согласился поднять зарплату. Только на сколько, она не знала. Вот я и решил полюбопытствовать. Зашел в кабинет, пока шеф обедал, пошарил на столе...
      – Ну, ну! – поторопила я.
      – Ведомости не нашел. Зато нашел странную вещь: строительный план новой радиостанции.
      – «Осенней звезды»?
      – Да.
      – И поэтому ты решил, что Терехин ее купил?
      – На плане все помещения были расписаны, – оборвал меня Вовка. – Шефом расписаны. А на одном стояла пометка: кабинет Сагалаева. Понимаешь?
      Я медленно откинулась на спинку стула.
      – Выходит, что Терехин...
      – Терехин планировал расширение, – договорил Вовка. – За счет нового здания. Значит, Дердекен решил его продать. А если он решил продать свою недвижимость, значит, он решил убраться из города. Сечешь?
      – Может, все наоборот? – возразила я. – Может, Дердекена приняли в долю? И он, в качестве пая, внес здание радиостанции?
      – Тогда они бы так не улыбались, – убежденно заявил Вовка. – Я имею в виду шефа с Азиком. Сама знаешь, как они «любят» делиться.
      Я промолчала. Это было похоже на правду. Новый компаньон для наших городских хозяев все равно что вирусная инфекция. Поддайся одному – и все. Процесс принимает масштаб эпидемии. По крайней мере, Терехин с Азиком считали именно так. Новых предпринимателей они в город не допускали принципиально.
      – Похоже, что ты прав, – сказала я задумчиво.
      – Мне эта смерть показалась странной.
      – Мне тоже, – пробормотала я очень тихо.
      – Понимаешь, она случилась удивительно кстати для Дердекена, – продолжал Вовчик, понизив голос. – Даже не знаю, что и думать.
      – Он умер от сердечного приступа, – сказала я. – Сведения точные. Штерн сказал.
      – Я знаю, – поддакнул Вовчик. – Но все равно...
      Он взъерошил волосы и повторил:
      – Странно. Очень странно.
      – А Азик? – поинтересовалась я. – Он что-то предпринял, чтобы наследство перешло в его руки?
      – Понимаешь, Азик куда-то запропал, – ответил Вовка.
      – Как это? – удивилась я.
      – Нам несколько раз звонили его... как бы это сказать...
      Вовка поискал слово.
      – Подчиненные, – подсказала я.
      – Да, благодарю... Так вот, после смерти Терехина они не могут его отыскать.
      Я так и села. Образно говоря, конечно, потому что и так сидела на стуле.
      – Да ты что?!
      – Не знаю, что и думать, – подытожил Вовка.
      Поднялся со стула и сказал:
      – Не забудь про уговор. Интервью с Дердекеном пополам.
      – Будь спокоен, – заверила я. – Как только – так сразу.
      – Постарайся влезть ему в душу, – попросил Вовка. – Очень мне интересно, что это за тип. Если кто и может его разговорить, так только красивая женщина. То есть ты.
      – Сутенер, – сказала я с презрением.
      – Деловой человек, – поправил меня Вовка. – Танцуй, пока молодая. Потом поздно будет.
      Я встала из-за стола и ехидно заметила:
      – Он же голубой!
      Вовка не нашел, что мне ответить, и я покинула столовую победительницей.
 
      Я уселась в машину и посмотрела на часы. Половина третьего. Интересно, удобно ли сейчас звонить нашей примадонне? Может, она все еще почивает? Артисты, как правило, ведут ночной образ жизни!
      Я порылась в памяти, чтобы вспомнить все, что я знаю про Алину Брагарник. Поразительно, но я не вспомнила ни одного публичного скандала, связанного с этой женщиной.
      Очень интересно!
      Да, множество любовников. Да, фантастический возраст. И все.
      Ни одной пьяного дебоша в ресторане! Ни одной драки с соперницей из-за роли или не поделенного мужчинки! Ничего подобного!
      – Интересно, – пробормотала я вслух.
      Как-то получилось, что искусством в нашем журнале заведует Димка Копылов. Не знаю почему. Шефу видней.
      Об Алине Брагарник наш журнал писал часто. И лично о ней, и о спектаклях с ее участием. Год назад журнал поздравил ее с юбилеем, вот только дат, естественно, никто не называл. На фотографиях Алина выглядела, как обычно, сногсшибательно. Скажу честно: уважаю таких женщин. Не похоже, чтобы своей неувядающей красотой она была обязана скальпелю хирурга. Почему? Да потому что пластическая операция не проходит бесследно! Лицо становится похожим на посмертную маску из-за атрофированных мускулов, а человек – на разрисованного покойника.
      Я вспомнила одну известнейшую актрису, не желавшую расставаться с сорока годами. Недавно она снова явила телезрителям свой светлый лик, украшенный десятой пластической операцией. В губки дама закачала такое количество геля, что с трудом открывала рот. Скажу прямо: смотреть на нее стало просто страшно. Это было не лицо живого человека. Это была восковая маска.
      Лицо Алины Брагарник выглядит нормальным человеческим лицом, способным выражать нормальные человеческие эмоции. Конечно, у нее хороший гример и отличный стилист. Причесана прима всегда великолепно. Да и волосы пока густые, на зависть многим молодым женщинам. То, что это не парик, Алина продемонстрировала во время телевизионного интервью. Оператора с камерой допустили в гримерную, и Алина с улыбкой извинилась за то, что не успела причесаться. Что и начала делать прямо перед включенным объективом, изо всех сил продираясь щеткой сквозь густые спутанные пряди.
      В общем, в прошлой жизни Алина звалась Нинон де Лакло.
      Я покрутила в руках мобильник. Звонить или не звонить? Говорят, что дама очень остра на язык. Если что-то не понравится – отбреет так, что мало не покажется!
      Но, с другой стороны, у нее вечерний спектакль. Знаю это наверняка, потому что видела афишу. Значит, приме пора просыпаться.
      Я решительно достала из бардачка рабочий блокнот, быстро перелистала страницы. Нашла домашний номер Алины и набрала его.
      Мне ответили почти сразу. Я даже растерялась от такой оперативности. Приятный женский голос произнес:
      – Слушаю вас.
      – Алина Витальевна?
      – Нет, это ее секретарь, – ответила женщина. Ясно. Вот почему она такая вежливая.
      – Вас беспокоит Майя Витола, – представилась я. – Корреспондент журнала «Морячка».
      Секунду в трубке царило молчание. Потом женщина заинтересованно переспросила:
      – Как вы сказали? Витола?
      – Это моя фамилия, – объяснила я. – Не псевдоним.
      Собеседница снова немного помолчала. Потом сказала очень добродушно, по-домашнему:
      – И что тебе нужно, детка?
 
      Я растерялась. Разговаривать подобным образом не может ни один подневольный человек.
      – Алина Витальевна? – еще раз спросила я.
      Женщина рассмеялась.
      – Я, я!
      – Ух...
      Я изобразила вежливое восхищение.
      – Здорово вы меня разыграли!
      – Иногда приходится притворяться, – заметила Алина. – Есть на свете назойливые личности.
      – Я вам звоню в первый раз! – испугалась я.
      Алина снова добродушно рассмеялась.
      – Знаю, знаю! Не робей, девочка! Кстати, сколько тебе лет?
      – Двадцать пять, – ответила я, решив не обижаться на «тыканье». У них, у актрис, свои причуды.
      – Двадцать пять, – нараспев повторил Алина. Вздохнула и спросила:
      – Нужно интервью?
      – Если вы не против! – попросила я умильно.
      – Я не против, – ответила Алина. И загадочно добавила:
      – Мне даже интересно...
      Не договорила фразу, сменила тон и деловито велела:
      – Давай, Майя Михайловна, дуй ко мне. Только быстро, у меня сегодня спектакль!
      – Уже еду, – ответила я послушно.
      – Адрес знаешь?
      – Конечно! – ответила я, сверившись с блокнотом.
      – Жду, – коротко сказала Алина и разъединила связь.
      Я положила трубку на соседнее кресло, повернула ключ зажигания. Машина бодро хрюкнула, и я уже начала выкручивать руль, чтобы выехать из ряда, как вдруг притормозила.
      Откуда Алина Брагарник знает мое отчество?
      Конечно, было бы приятно объяснить это тем, что я популярная журналистка. Но, во-первых, это неправда, а во-вторых, я никогда не подписываю свое отчество! Выходит, Алина меня откуда-то знает. Откуда?
      Я пожала плечами. Неисповедимы пути господни. Кажется, мне придется в этом убедиться на личном опыте.
      Я доехала до ближайшего цветочного рынка и вышла из машины. Конечно, женщины женщинам не обязаны дарить цветы. Но Алина не просто женщина. Она еще и актриса. А это совсем другое дело.
      На спектаклях нашего театра оперетты я бываю редко. Не могу сказать, что большая поклонница этого жанра. Но зал у нас всегда полон, из чего я делаю вывод, что поклонников Алине хватает и без меня.
      Ради справедливости отмечу, что уровень театра очень и очень приличный. Есть хорошие голоса, есть красивые костюмные постановки. Ну, а Алина – это уже наша легенда. Так сказать, Пугачева местного разлива. Да еще и с голосом!
      В общем, не нужен повод, чтобы придти к актрисе с цветами.
      Я выбрала букет огромных желтых роз, пахнувших сладко, как опиум. Впрочем, опиум не нюхала, как он пахнет, не знаю. Наверное, подобная ассоциация возникает у меня из-за известной марки духов.
      Прежде, чем войти в подъезд старинного двухэтажного особняка, я остановилась и осмотрела его фасад. Балконы, выходящие на улицу, поддерживали полураздетые мужчины с большими купеческими бородами. Атланты, называются. Как я понимаю, в честь того силача, который держал на шее небесный свод.
      Веселенькая жизнь была у парня, ничего не скажешь.
      В большом полутемном вестибюле меня перехватила въедливая пожилая консьержка.
      – Девушка!
      Я обернулась.
      – К кому? – воинственно спросила старушка.
      – К Алине Витальевне, – ответила я. – Мне назначено.
      – Кто такая?
      – Алина Витальевна? – удивилась я.
      Старушка фыркнула, как тюлень.
      – Кто такая Алина Витальевна, я знаю. Все знают, – поправилась она. – А вот кто вы?
      Я порылась в сумочке и достала из нее рабочее удостоверение. Старушка быстренько вырвала его из моих пальцев и развернула корочку. Несколько секунд она читала текст, напряженно сморщив лоб и шевеля губами.
      – «Морячка»? – переспросила она, возвращая мне корочку. Ее взгляд слегка подобрел. – Знаю, читала...
      – Нравится наш журнал?
      – Нравится, – подтвердила старушка. – Но есть замечание.
      – Так, – произнесла я заинтересованно.
      – Мало внимания уделяете женщинам моего возраста! – попеняла старушка. – Что ж, если нам за шестьдесят, значит, мы не люди?
      – Я передам редактору, – сказала я серьезно. Вообще-то, правильное замечание. Мало кто из издателей ориентируется на пожилых людей. Наверное потому, что они редко имеют возможность покупать журналы.
      – Передайте, – велела старушка. – Нужно немного и о нас подумать.
      – Обязательно передам, – повторила я. – Вы извините, Алина Витальевна меня ждет...
      – Знаю, – поддакнула консьержка. – Она звонила, предупредила, что журналистка приедет.
      – Я пошла? – спросила я, делая шаг по ступеньке вверх.
      – Идите, – разрешила старушка и вернулась в свой закуток под лестницей. Достала из тумбочки аудиоплеер, аккуратно сунула в уши наушники. Нажала на кнопку воспроизведения, уселась на кушетку и застыла с умиротворенным выражением лица.
      Я быстро побежала вверх по лестнице. Меня распирал приступ смеха, настолько комичным было зрелище. Интересно, что она слушает? Спрашивать как-то неудобно... Наверное, сборник народных песен в эстрадной обработке. Или Надежду Кадышеву. Хотя кто знает? Бабулька-то современная! Может, она любит группу «Ума Турман»! Честно говоря, я и сама их люблю.
      Алина открыла дверь сразу после звонка, как будто ожидала меня в коридоре. Увидела букет, насмешливо сощурилась.
      – Это вам, – сказала я, протягивая ей розы.
      Прима посторонилась, чтобы я могла войти. Приняла цветы, не отрывая взгляда от моего лица.
      Так мы простояли целых десять секунд. Знаю точно, потому что считала про себя: раз, два, три...
      В общем, дошла до десяти.
      Все это время Алина изучала меня так пристально, словно искала следы пластической операции. А я, в свою очередь, рассматривала звезду нашего театра.
      Поразительно, но косметики на лице примы почти не было. И при этом она выглядела неправдоподобно молодо.
      Конечно, были сделаны определенные уступки возрасту. К примеру, шея Алины выглядела немного пожухлой, как кожура зимнего яблока. Но никакого намека на отвисший подбородок, упаси господь!
      Небольшие морщинистые стрелки пролегли возле крыльев носа. Легкие синие тени отпечатались под нижними веками. Морщин под глазами я не заметила, сколько ни вглядывалась. Кожа на лице примадонны выглядела удивительно свежей и упругой; не скажу «как у девочки», но почти как у молодой женщины.
      Чистый высокий лоб показался мне подозрительно гладким. Не может быть, чтобы на лбу не было ни одной мимической морщинки, уж не говорю о возрастной! Что ж, сейчас у женщин есть прекрасная возможность разгладить лоб с помощью впрыскивания. Очевидно, Алина этим средством воспользовалась. А почему бы и нет?
      Густые пепельные волосы примадонны были небрежно собраны на затылке. Не пойму, они вьются от природы или это отличная современная химия?
      Ярко-зеленые глаза выглядели неестественно яркими. Вполне возможно, что Алина пользуется цветными линзами. Опять-таки не вижу в этом ничего криминального. Цветными линзами пользуются женщины любого возраста.
      Небольшой нос показался мне чересчур курносым. Впрочем, профиль примы от этого только выиграл. В таком ракурсе Алина еще больше похожа на кошку. На красивую, породистую кошку.
      Небольшой рот с упругими твердыми губами. Странно, что Алина не стала накачивать губы гелем. Впрочем, оно и понятно: попробуй спеть, когда рот почти не открывается! А он после такой операции почти не открывается. Видела много раз на примере наших актрис.
      Наконец молчание стало неприличным, и Алина спохватилась.
      – Спасибо за цветы, – сказала она с улыбкой. Улыбка продемонстрировала мне отличные ровные зубы. Кто б сомневался!..
      – Не за что, – ответила я вежливо.
      Алина понюхала букет.
      – А почему желтые? – спросила она внезапно.
      Я засмеялась.
      – Вообще-то, я искала хризантемы. Японцы считают, что желтые хризантемы символизируют богатство.
      – А желтые розы символизирую разлуку.
      – Да, – согласилась я. – Но мы же с вами не верим в плохие приметы?
      Алина снова рассмеялась. Она излучала мощный поток обаяния. Не удивляюсь, что мужчины всю жизнь падали к ее ногам, как перезревшие яблоки. Очаровательная женщина. Без всяких оговорок.
      – Проходи в комнату, – пригласила она. – Дверь направо. Я сейчас вернусь, только цветы в воду поставлю...
      Я вошла в просторную комнату, очевидно, служившую гостиной. Мебели в ней было немного, и мебель была современной. Странно. Мне казалось, что окружать Алину должен только дорогой антиквариат.
      Я уселась на огромный кожаный диван, оказавшийся мягким и удобным. Откинулась на спинку и оглядела гостиную.
      Странное помещение. Какое-то безликое, как офис. Словно здесь не живут, а только работают.
      Вся обстановка состояла из огромного кожаного холла, двух кресел и журнального столика. У противоположной стены приткнулся длинный черный рояль с ажурным пюпитром. На нем высилась стопка нот.
      Прямо на полу стоял мощный музыкальный центр с хорошими колонками. Там же были горкой свалены диски СД-рома. Больше в комнате не было ничего. Даже ковра.
      Хотя пол, выложенный сверкающими деревянными планками, не нуждался в прикрытии.
      В коридоре послышались шаги, я быстренько отряхнула джинсы и уставилась на дверь.
      Вошла Алина, держа в руках большую хрустальную вазу с розами. Аккуратно пристроила вазу на пол рядом с роялем, повернулась ко мне и спросила:
      – Ты голодная?
      Я слегка смутилась.
      Кроме двух сырников у меня с утра маковой росины во рту не было. Но не сообщать же об этом примадонне местного театра!
      – Спасибо, нет, – соврала я.
      Алина скользнула по моему лицу проницательными глазами.
      – Когда ты врешь, у тебя уши краснеют, – сказала она наставительно.
      – Краснеют, – созналась я. – Это у меня от папы.
      – Как он поживает? – спросила Алина небрежно.
      Я поразилась.
      – Вы знакомы с моим отцом?
      – Была знакома, – поправила меня Алина. – Очень давно. Еще до твоего рождения.
      Она легко повернулась на каблучках, взметнулась широкая цыганская юбка, повеяло ароматом горьковатых духов.
      – За мной! – скомандовала Алина.
      Я поднялась с дивана и поплелась в коридор. В душе царило смятение.
      Папа никогда не рассказывал мне, что был знаком с Алиной! С ума сойти! Как это понимать? Они, что, вместе работали? Интересно где? Отец – потомственный милиционер, Алина – артистка.
      У них, что был ро...
      Додумать я не успела, потому что оказалась на огромной кухне, заставленной такой же современной мебелью, как и гостиная.
      – Садись, – велела Алина. – Будем обедать.
      Я послушно уселась за узкий стол, напоминающий барную стойку.
      Алина сунула в микроволновку что-то, похожее на фаршированные овощи и достала из холодильника упаковку сметаны.
      – Ты, случайно, на диете не сидишь? – спросила она меня.
      – Нет, – ответила я, проглотив слюну. По кухне пополз аппетитный запах фаршированных баклажанов.
      – Вот и умница, – одобрила прима. – До тридцати лет можно есть все.
      – Все? – не поверила я.
      – Все! – подтвердила прима. – Организм переваривает безостановочно, хоть смолу, хоть обойный клей!
      – А вы ели обойный клей?
      – Нет, – ответила Алина совершенно спокойно. – Обойный клей во времена моей молодости был дефицитом. Смолу жевала, было дело.
      Она засмеялась и предупредила:
      – От нее зубы чернеют. Лучше не пробуй.
      – Да я и не собиралась.
      Алина достала из микроволновки блюдо с небольшими аппетитными баклажанами, фаршированными мясом и рисом.
      – Любишь? – спросила она.
      – Очень, – призналась я.
      – Тогда ешь.
      Она выложила на мою тарелку целых три штуки.
      – Все-все! – запротестовала я. – Не осилю!
      – Ничего, осилишь, – уверенно сказала Алина. Открыла упаковку сметаны и полила мои баклажаны. Себе положила только одну штучку, по-моему, самую маленькую из всех.
      Я хотела приступить к трапезе, но вовремя опомнилась.
      – Руки! Можно руки помыть?
      Алина указала на дверь в прихожей.
      – Выключатель справа, – проинформировала она. – Полотенце синее.
      Я удалилась из кухни, а когда вернулась обратно, обнаружила, что на столе стоит тарелочка с моим любимым сыром «Дор-блю», нарезанным аппетитными ломтиками. Еще Алина поставила возле тарелок два красивых бокала и разлила в них красное вино.
      – Чисто символически, – сказала она, указывая на вино. – Не возражаешь?
      – Я за рулем, – начала я, но тут же махнула рукой.
      – А, ладно! Один глоток, не больше!
      Алина отсалютовала мне бокалом.
      – За твою удачу, Майя Витола!
      Я ответила ей неуверенным жестом и пригубила вино. Не разбираюсь в винах, но это вино мне понравилось.
      – Попробуй баклажаны, – сказала Алина, поставив свой бокал на стол. – Сама готовила.
      – А вы умеете? – бестактно удивилась я.
      Алина коротко хмыкнула. Я спохватилась.
      – Ой, извините.
      Алина протянула мне льняную салфетку.
      – Так ты мне не ответила, – напомнила она. – Как поживает твой отец?
      – Папа живет нормально, – ответила я и отрезала кусочек баклажана. Подцепила вилкой выпавшую начинку и отправила все в рот.
      Объедение!
      – Он работает? – продолжала Алина.
      – Да, – ответила я коротко.
      – Наверное, преподает где-нибудь?
      – Преподает, – подтвердила я. Посмотрела на хозяйку с любопытством и спросила:
      – А почему вы так подумали?
      Алина улыбнулась. У нее была обворожительная улыбка.
      – У него были сильно развиты педагогические способности, – ответила она дипломатично.
      Я вспомнила сегодняшнее утреннее объяснение и с горечью сказала:
      – О да!
      Алина тактично скрыла повторную улыбку и начала терзать вилкой свой крохотный баклажан. Несколько минут мы молчали, подъедая вкусные кусочки. Я так увлеклась, что не заметила, как доела все до конца.
      – Ой! – сказала я, обнаружив, что тарелка пустая. Тут же виновато посмотрела на Алину. Она улыбалась, наблюдая за мной.
      – Извините, – пробормотала я и промокнула губы салфеткой. – Меня дома хорошо кормят, честное слово!
      Вздохнула и добавила:
      – Но мне все время есть хочется. Это даже неприлично.
      – Я тебе завидую, – неожиданно заявила Алина.
      – Почему?
      – Потому, что давно потеряла аппетит, – ответила прима и отодвинула в сторону свою тарелку. Я невольно заглянула в нее. Практически нетронутое блюдо.
      – Не стесняйся, – продолжала Алина. – Все естественно. Растущий организм и все такое... Это значит, что ты еще не перевалила хребет.
      – Какой хребет?
      – Возрастной, – ответила хозяйка. – И радуйся, что не перевалила. Потом дорога идет вниз. И чем дальше, тем быстрей.
      Она убрала бокалы с вином и поставила передо мной красивую чайную чашку. Налила крепкую заварку, немного разбавила ее кипятком.
      – А вы? – спросила я.
      – Перед спектаклем не рекомендуется, – ответила Алина. Подперла рукой подбородок и задумчиво произнесла:
      – Майя Витола... Кто бы мог подумать!
      Она оторвала ладонь от подбородка и одобрительно оглядела меня еще раз:
      – А ты красивая девочка!
      – Спасибо, – пробормотала я. Мне было странно, что легендарная прима держится со мной так запросто. С чего бы это?
      – А откуда вы знаете моего отца? – спросила я, преодолев смущение.
      – Нет, – ответила Алина.
      – Что «нет»? – не поняла я.
      – Об этом мы сейчас говорить не будем, – ответила она. – Потому что через полчаса мне нужно собираться в театр. Давай, девочка, спрашивай быстрей, что ты хотела.
      И Алина положила на стол перед собой красивые худые руки. Ее яркие зеленые глаза уставились на меня с выражением терпеливого ожидания.
      «М-да, – подумала я. – Не похожа она на скорбящую любовницу. Как приступить к делу? Не спросишь ведь прямо в лоб... Господи, почему я не подготовилась заранее?»
      – Наших читательниц интересует рецепт вашей молодости, – сказала я дипломатично. Главное – начать. Там уж кривая вывезет.
      Алина снисходительно усмехнулась.
      – Детка, я, конечно, могу тебе ответить честно, но ваш журнал это не напечатает.
      – Это неприлично? – спросила я, поднимая брови.
      – Нет, – ответила Алина. – Это очень грустно. А ваш журнал, насколько я понимаю, из кож вон лезет, чтобы домохозяйки не грустили. Ну, ладно. Не знаю, что ты там напишешь, но на самом деле...
      Она сделала паузу.
      – Рецепт печальный. Одиночество.
      Я чуть не свалилась со стула.
      – Это вы-то одиноки?!
      Удержалась на сиденье и договорила:
      – У вас столько зрителей, столько поклонников, я бы даже сказала фанатов...
      – Детка, я говорю о другом, – перебила меня Алина. – Я прожила жизнь, в которой не было больших страстей. Ни любви, ни ненависти, ничего, что заставляет душу взрослеть и стареть. Вот и весь рецепт.
      Она развела руками.
      – Вы не были влюблены? – спросила я с невольным интересом. Представить себе Алину Брагарник фригидной дамой у меня не получалось при всем желании.
      – Была, – ответила она. – Немножко, еще в школе.
      – Вы закончили десятилетку?
      Алина усмехнулась.
      – А ты думала, я училась в Смольном институте? – спросила она.
      Я смутилась.
      – Что-то не получается у нас разговор, – заметила Алина. – Наверное, потому что ты спрашиваешь не то, что хочешь.
      Я немного помедлила и нерешительно кивнула.
      – Тогда не темни и приступай к делу, – велела Алина.
      – Обещайте, что вы не рассердитесь! – попросила я.
      – Ладно, спрашивай, я постараюсь сдержать свое негодование, – нетерпеливо сказала хозяйка.
      Я набрала в грудь побольше воздуха.
      – Алина Витальевна, я пришла не для того, чтобы взять интервью. Редакция журнала поручила мне одно небольшое расследование.
      – Ага! – уяснила для себя Алина положение вещей. – Значит, наш разговор напечатан не будет.
      – Не будет, – подтвердила я. – Расследование касается обстоятельств смерти... господина Терехина.
      Я мельком посмотрела на Алину: не сердится ли? Лицо примы было спокойным.
      – А что с обстоятельствами? – сказала она, пожимая плечами. – У господина Терехина случился сердечный приступ. Вполне реальные обстоятельства!
      – Да, это так, – заторопилась я. – Мне бы хотелось узнать о возможных наследниках состояния.
      – Ах, вот как!
      Алина прошлась по кухне, поглядывая на меня со странной улыбкой.
      – Вот как! – повторила она. – «Ищи, кому выгодно...»
      – Мы не ищем убийц, – ответила я. – Никакого криминала в смерти Терехина пока не обнаружено. Мы просто хотим знать, к кому перейдут те средства информации, которыми он владел.
      – К жене, наверное, – предположила Алина. – Завещания, насколько я знаю, не нашли?
      – Не нашли, – подтвердила я. – Значит, жена его единственная наследница? А детей у него не было?
      Алина прикусила нижнюю губу.
      – Да как тебе сказать, – ответила она неохотно. – И да, и нет.
      – То есть? – не поняла я.
      Алина возвела глаза к потолку.
      – Как-то раз господин Терехин рассказал мне интересную историю, – начала она ироническим тоном. – Он рассказал мне, что был влюблен в одну девушку, с которой учился в школе. Девушка была на год старше него. Они встречались, а потом господина Терехина забрали в армию.
      Алина сделала паузу и посмотрела на меня. Я напряженно застыла, впитывая каждое слово.
      – Когда господин Терехин вернулся домой, то узнал, что девушка вышла замуж и уехала из города. А от общих знакомых он узнал, что девушка вышла замуж потому, что она была беременна.
      – От него? – не удержалась я.
      Алина пожала плечами.
      – Это он и пытался недавно выяснить.
      – Недавно? – снова не удержалась я.
      – Он говорил, что нанял целое детективное агентство, для того чтобы разыскать свою бывшую пассию.
      – И как? – спросила я. – Они нашли?
      Алина снова пожала плечами.
      – Не знаю. Этот разговор состоялся за неделю до его смерти. О результатах розысков он не успел рассказать.
      – Это мальчик или девочка? – спросила я жадно. – Сколько ему... ей лет? Вы что-нибудь знаете?
      – Только то, что сейчас это взрослый тридцатилетний человек, – ответила Алина. – А уж мальчик или девочка...
      Она развела руками.
      – Понятия не имею!
      – С ума сойти, – пробормотала я. И спросила:
      – Как вы думаете, зачем он затеял эти поиски? Столько лет прошло...
      Алина посмотрела на меня со снисходительной усмешкой.
      – Девочка моя, это мог быть его ребенок! Его! Понимаешь? Хороший, плохой, мальчик, девочка – неважно! Другого-то ребенка у него не было!
      – Значит, вы считаете, что Терехин мог сделать этого ребенка своим наследником? – спросила я. Хотя какой это, к черту, ребенок! Взрослый тридцатилетний человек!
      – Детка, тебе не кажется, что ты задаешь глупые вопросы? – спросила Алина.
      – Кажется, – подтвердила я.
      – Тогда закончим, пожалуй, – велела она. – Мне нужно собираться в театр.
      Я послушно вылезла из-за стола.
      – Спасибо, – сказала я. – За все спасибо: и за потрясающий обед, и за то, что не выгнали меня с моими вопросами...
      Алина снова прикусила губу и посмотрела мне в глаза.
      – Ты красивая девочка, – повторила она. – На Мишу похожа, но не сильно. Надо думать, в маму...
      – Да, – подтвердила я. – Я больше на маму похожа. На отца только фигурой. У меня ноги длинные, как у него.
      Я развернулась и пошла в коридор. Алина бесшумно следовала за мной. Я обула туфли, повернулась к ней и сказала:
      – До свидания.
      – Приходи еще, – ответила Алина.
      – Благодарю вас, с удовольствием, – сказала я светским тоном.
      Алина засмеялась.
      Я открыла дверь и вышла в подъезд. Дверь за мной немедленно захлопнулась, в замке дважды повернулся ключ.
 
      Я вышла из подъезда, добрела до машины и уселась за руль. Голова была переполнена впечатлениями и новой информацией к размышлению.
      «Но до чего хороша!» – подумала я невольно, вспомнив хозяйку нашего театра. Это просто фантастика, когда женщина вдруг перестает стареть! Неужели Алина сказала правду? Неужели она никогда не испытывала сильных чувств? Ни любви, ни ненависти... Трудно поверить. По виду – не женщина, а огонь!
      Я неохотно завела машину и тронула ее с места. Доехала до набережной, припарковалась на краю дороги и вышла из салона. Не торопясь, побрела к приморскому садику, расположенному чуть выше пляжа.
      Да-а-а... Интересное кино. Круг подозреваемых расширяется с такой скоростью, что мои бедные мозги не в силах угнаться. Оказывается, у Терехина был ребенок! Сын, или дочь. «Ему» или «ей» сейчас тридцать лет. Терехин хотел этого ребенка разыскать. Для чего? Глупо даже сомневаться: Терехин оставил бы ему все, что имел. Кому это могло не понравиться? Конечно, законной супруге! Мисске неизвестного города, у которой на лбу написано большими буквами: «Ищу благодетеля».
      По-моему, пришла пора с ней познакомиться.
      Я взглянула на часы. Нет, сегодня уже не поеду. Во-первых, голова и так переполнена информацией, нужно ее разложить по полочкам. А во-вторых...
      Я снова посмотрела на часы. Половина пятого. В шесть заканчивается наш рабочий день, и редакция пустеет. Мне нужно приехать до шести, иначе я останусь на улице.
      «Может, вернешься домой?» – подтолкнуло меня малодушие.
      Я заколебалась. Все минусы совместного существования с родителями сейчас представились мне несущественными. Подумаешь, пилят... Значит, любят! Подумаешь, беспрерывно воспитывают... Значит, хотят мне добра!
      Я вспомнила домашние сырники, свежезаваренный чай, уютные посиделки на кухне и издала душераздирающий вздох. Дом представился мне тихой гаванью, закрытой от всех жизненных штормов и неприятностей.
      Может, вернуться?
      Я потрясла головой. Нет. Если я сейчас поддамся панике, то уже никогда в жизни не освобожусь от излишней родительской опеки. И до конца своих дней буду послушно сюсюкать: «Да, мама, слушаюсь, папа, вернусь не позже девяти...»
      Я уселась на каменный парапет, отделяющий сад от пляжа, и уставилась в морскую даль. Море готовилось ко сну. Предзакатное солнце разгладило воду, залило ее расплавленным золотом, шум маленьких набегающих волн был едва слышен. Море дышало так спокойно, так умиротворенно, что я на несколько минут позабыла все свои неприятности. Просто сидела, смотрела на опрокинутую синюю чашу и ни о чем не думала.
      Люблю море. Хотя и боюсь глубины.
      Мне в спину ударился детский мяч. Я вздрогнула от испуга и обернулась.
      – Простите, пожалуйста! – прокричала мне молодая женщина, державшая за руку мальчика лет пяти. – Он не нарочно!
      – Ничего, – ответила я. Подняла мячик и кинула его обратно. Удар был слабый, но я испугалась. Чего? Наверное, неожиданности!
      Вот и Терехин испугался. Да так, что умер с перепуга. В смерти от сердечного приступа нет ничего криминального, но что вызвало этот приступ?.. Что-то ведь его вызвало!
      Я снова и снова возвращалась мыслями к исходной точке.
      Да. Подозреваемых масса. Просто выбирай, кто больше нравится. Во-первых, жена, не желавшая остаться на бобах из-за какого-то там тридцатилетнего ребенка. Могла она организовать мужу сердечный приступ?
      Смешно даже спрашивать! Любая жена с легкостью это сделает! Если есть желание, конечно. Но не всегда муж при этом умирает.
      Значит, жена – подозреваемая номер раз. Пошли дальше.
      Подозреваемый номер два: маленький Турсун с большим Заде. Они с Терехиным были компаньоны. Ну, и что? А если Азика перестала устраивать половина? Куда он делся после смерти Терехина? Почему пропал? Не связаны ли эти события?
      Все возможно! Потом, что за предупреждение сделала мне Ася? Конечно, она могла соврать. Угроза могла исходить от нее, а не от Азика. Но уж слишком Ася нервничала. Она чего-то боится. Чего?
      Загадка.
      Подозреваемый номер три – новый радиомагнат, таинственная романтическая фигура, Иван Леонидович Дердекен.
      Я вспомнила яркие бирюзовые глаза на смуглом лице, спокойную улыбку, неторопливую манеру разговора, и у меня сладко замерло сердце.
      В жизни не видела такого мужчины. Просто не мужчина, а магнит.
      Тут я опомнилась и потрясла головой. О чем это я?.. Ах, да! О возможных подозреваемых!
      Иван Дердекен...
      Я поджала губы.
      Это возможно. Это не просто возможно, а почти вероятно. Именно с появлением Ивана Дердекена в городе закрутился и запутался клубок странных и необъяснимых происшествий. А в центре него – фигура нового жителя. Что и говорить, фигура колоритная. И не только фигура...
      Я снова вспомнила его глаза и невольно вздохнула.
      Ладно, оставили лирику, как говорит шеф. За Дердекена я возьмусь немного позже. Растяну удовольствие, так сказать.
      Подозреваемый номер четыре – таинственный тридцатилетний ребенок. Нашел ли его Терехин? Его ли это ребенок? Знал ли он что-то о своем настоящем отце? Как он к нему относился? Может, ненавидел? А что, вполне возможен и такой поворот! Мать могла наговорить ему что угодно! К сожалению, примеров тому масса! Мог ребенок устроить отцу сердечный приступ из ненависти?
      Вполне.
      А мог и по другой причине. Например, по расчету. Терехин-то – богатенький Буратино!
      Нет, этот вариант выглядит странно. Если Терехинский ребенок убил отца из расчета, то почему не дождался составления завещания? Или хотя бы официального признания? На что он сейчас рассчитывает? На эксгумацию трупа и на родственную экспертизу по установлению отцовства?
      Очень уж все это сложно. Проще было дождаться признания своих прав при жизни папочки.
      Я пожала плечами.
      Нет, все равно сбрасывать со счетов неизвестного ребенка пока не следует. Жизнь часто преподносит нам такие сюрпризы, которые трудно придумать.
      Итак, вот вам, господа-читатели, четыре крепких подозреваемых. Даже пять. Забыла включить в список Алину Брагарник. Не потому, что у нее был в этом деле интерес (от смерти Терехина она ничего не получила), а потому, что любовницы автоматически попадают в число подозреваемых.
      Мало ли как складывались у них отношения! Мы об этом ничего не знаем! Терехин уже не расскажет, а Алина может рассказать то, что сочтет для себя удобным. Вполне возможно, что и ребенка она придумала для того, чтобы отвлечь от себя внимание. А за что она убила любовника...
      Господи, за то, что храпел во сне! Что, скажете неубедительная причина?!
      Я спрыгнула с каменного парапета, взглянула на часы и направилась к машине. Перед тем как ехать в редакцию, мне нужно сделать несколько необходимых покупок. Например, приобрести смену белья, дезодорант, зубную щетку...
      Все это я купила в небольшом универсаме, расположенном недалеко от редакции. Не забыла захватить пару баночек йогурта и сырок в шоколаде. Домашних сырников мне теперь долго не видать, придется завтракать по-холостяцки.
      Я кинула свои покупки на заднее сиденье, рядом со спортивной сумкой, в которых хранились все мои вещи. Уселась за руль и поехала на работу.
      В редакции было пусто. Понятно: корреспонденты в разгоне. Шеф дожидался меня в пустой приемной.
      – Ну? – спросил он, едва завидев меня. – Не передумала?
      – Нет, – ответила я и опустила на пол свою сумку. – А вы?
      Шеф грозно пошевелил бровями, но я не испугалась. Пуганая уже.
      – Все мое ношу с собой? – спросил шеф, указывая на мою сумку.
      – Точно, – согласилась я. – А что? Очень удобно!
      – Очень удобно! – передразнил меня шеф. Вздохнул и сказал:
      – Я позвонил твоим родителям.
      Мне стало стыдно. Я как-то забыла это сделать.
      – И что? – спросила я смущенно. – Как они отреагировали?
      – Угадай с трех раз, – предложил шеф.
      – Обрадовались, – предположила я небрежно.
      – Угадала!
      Я удивилась. Я ожидала скандала, выяснения отношений, уговоров, душеспасительных бесед... Чего угодно, только не того, что предки обрадуются моему уходу!
      – Шутите? – уточнила я.
      – Вот еще!
      Шеф пожал плечами.
      – Сказали, что тебе давно пора становиться взрослой.
      – Ах, так!
      – И что дома этот процесс затянулся.
      – Ах, так!
      – В общем, они не возражают, – завершил шеф.
      Я уселась на подлокотник кресла.
      – Здорово! – сказала я мрачно.
      – Можешь располагаться, – предложил шеф как ни в чем не бывало. – Кабинет не запираю, там есть душевая кабинка. Это, конечно, не домашние удобства, но...
      Шеф не договорил и снова пожал плечами.
      – Спасибо, – сказала я мрачно. – Меня все устраивает.
      – Утром придет уборщица, – проинформировал шеф. – Она приходит рано, часов в семь.
      Я мысленно застонала. В это время я обычно сплю!
      – Она откроет сама, у нее есть ключи, – продолжал шеф бодро. – Я ее предупредил, что ты какое-то время подежуришь в редакции.
      – Подежурю? – удивилась я.
      – А что ты хотела? – в свою очередь удивился шеф. – Чтобы я рассказал сотрудникам о твоих домашних неурядицах? Чтобы все обсуждали твои семейные проблемы?
      Я покачала головой. Нет, этого мне не хочется.
      – Вы правы, – ответила я. – Спасибо.
      – Я сказал, что сам попросил тебе подежурить. Почему – распространяться не стал. Если будут спрашивать, сделай многозначительное лицо.
      – Сделаю, – пообещала я.
      – Подушка и плед на диване в моем кабинете.
      – Спасибо.
      – В общем, разберешься, – подвел итоги шеф.
      – Спасибо, – повторила я.
      – Пока!
      – До завтра.
      Шеф помахал мне ладонью и вышел из приемной. Я осталась одна.
      Некоторое время я слонялась между столов, разглядывая разбросанные повсюду бумаги. Потом включила электрический чайник, достала из секретарских запасов пачку печенья, отыскала чистую чашку и отправилась ужинать.
      Налила себе в чашку кипяток, бросила в него пакетик заварки. А дома, наверное, пьют свежезаваренный «Ахмад»...
      Я стукнула себя по колену.
      – Не смей ныть! – сказала я вполголоса.
      Включила компьютер и немного погоняла разноцветные шарики «Лайнса». Выпила чай, съела печенье и отъехала от стола на катающемся кресле.
      Может, начать статью? Я нерешительно посмотрела на светящийся экран.
      Нет. Рано. Во-первых, у меня пока мало материала. А во-вторых...
      Я побарабанила пальцами по столу.
      Во-вторых, я почему-то не доверяю редакционным машинам. Компьютеры у нас не кодируются, хозяев не имеют. Кто пришел, тот и занял приглянувшееся место. Не исключено, что завтра сюда сядет Ася Курочкина. Ей я не доверяю вдвойне. Как человеку и как любовнице местного криминального авторитета.
      К тому же, Асе почему-то вздумалось меня пугать.
      Я нахмурилась. Выключила компьютер, поднялась с кресла и подошла к окну.
      Угасал чудесный сентябрьский день. Еще неделя – и придет октябрь. Седьмого октября день рождения Лешки... Интересно, мы с ним до этого помиримся или нет?
      Я отошла от окна и подошла к стене, на которой висел календарь. Посмотрела день недели, на который придется день рождения Лешки. Пятница. Самый тяжелый день в редакции.
      Рядом с календарем висел отпечатанный список с фамилиями наших сотрудников. Интересно, что это? Никогда не обращала на него внимания.
      Напротив фамилий стояла дата и год. Понятно. Дни рождения журналистов. Секретарша шефа снова отличилась: взяла и напечатала год рождения не только напротив мужских фамилий, но и напротив женских. Добросовестная дамочка, ничего не скажешь.
      Нет, сотрудники в журнале молодые... Пока молодые! – поправилась я. Лет через десять список будет выглядеть издевательством.
      Я провела пальцем по фамилиям. Димка Копылов родился двадцатого декабря... Стрелец! А Ася Курочкина уже отметила свой день рождения почти три месяца назад. В начале июля. Получается, что она Рак. По Зодиаку, конечно. В жизни Ася барышня расторопная и назад пятиться не любит. Интересно, сколько ей лет? Никогда над этим не задумывалась!
      Я наклонилась ближе к списку. В редакции сильно стемнело, а свет я пока не зажгла.
      Так. Курочкина А. 2 июля 1975 года. Выходит, нашей Асе стукнуло тридцать...
      Я остановилась. Стукнуло тридцать?
      Я машинально присела на катающееся кресло, которое терпеть не могла.
      Асе стукнуло тридцать?!
      – Ну и что? – возразило благоразумие. – Мало ли кому стукнуло тридцать! Это еще не значит, что она дочь Терехина! Родители у нее есть?
      – Не знаю, – ответила я медленно. – Я у Аси в гостях не была.
      Тут я заметила, что говорю вслух, и спохватилась.
      Надо же, как интересно! Что, если Ася на самом деле дочь Терехина?
      Я устроилась в кресле поудобней и принялась размышлять.
      Предположим, что это так. Ася – родная дочь господина Терехина. Что тогда?
      Тогда Ася не стала бы его убивать. Ни за что на свете не стала бы! Ася выжала бы из новоявленного отца компенсацию за неудавшуюся жизнь. Квартирку, машинку, драгоценности... Ну, не знаю, что еще можно выжать из человека.
      Но зачем же его убивать?! Я почесала переносицу. Загадка. Снова загадка.
      Нужно разузнать, куда подевался Азик. Если Ася действует от его имени, то она должна знать, где искать нашего мафиози. Попробую выяснить. А еще попробую установить контакт с вдовой покойного магната. Наплету про некролог, шеф прикроет, если что...
      Но это завтра. Все завтра. Сегодня пора отдыхать.
      Я вошла в кабинет шефа, поворошила постельные принадлежности, сложенные на диване. Надо же, даже подушка у него имеется! Интересно зачем? Насколько я помню, шеф в редакции не ночевал ни разу.
      Ладно, неважно. Нашлась подушка – и слава богу. Не на тумбочке же мне спать.
      Я разделась, машинально осмотрелась вокруг в поисках тапочек. Сообразила, что тапочки остались дома. Стиснула зубы, подавляя очередной приступ малодушия, и отправилась в ванную. То есть в душевую кабинку.
      «Какой пассаж! – раздумывала я, намыливая руки, – родители, оказывается, рады моему отсутствию! Никогда бы не поверила! Мне казалось, что он готовы костьми лечь, только бы не выпустить родную дочку из-под родительского крыла!»
      Мысль засела в голове огромной обидной занозой. Честно говоря, в глубине души я надеялась, что родители примчатся в редакцию и уговорят меня вернуться домой. А если не уговорят, то уведут насильно. Украдут, как невесту.
      А они взяли и обрадовались моему уходу. Предатели.
      Я прошлепала мокрыми ногами из душевой в приемную, распотрошила сумку и достал из нее новую зубную щетку.
      Вернулась обратно и с ожесточением вычистила зубы, словно отыгрывалась на них за плохое настроение.
      Ну, предки! Погодите!
      Я умылась с мылом, чего не делала уже довольно давно. Кожа у меня чувствительная, для снятия косметики я использую молочко фирмы «Гарнье». Но молочко осталось дома. В ванной, на полочке.
      Я клацнула зубами. Майка! Не смей!..
      Вспоминать удобства, оставшиеся в прошлом, было настолько мучительно, что мне захотелось есть. Я завернулась в полотенце, оставленное шефом, вернулась в редакцию и достала баночку йогурта. Распотрошила крышку, ткнула ложкой в густую молочную массу, поднесла ложку ко рту...
      И тут же мне ударил в нос противный запах пенициллина. Я подняла ложку к глазам и внимательно рассмотрела йогурт.
      Так и есть. Он покрылся плесенью.
      Я поставила баночку на стол, воткнула ложку в испорченную массу. В носу засвербило, глаза наполнились слезами.
      Нет в жизни справедливости! А дома сейчас...
      Я ударила себя кулаком по колену с такой ненавистью, что невольно ойкнула.
      Потерла больное место, встала с кресла и пошла спать.
      Разложила постель на диване и только тут вспомнила, что ночная рубашка осталась...
      Я не додумала. Сорвалась с места, бросилась к спортивной сумке и вывалила на пол все ее содержимое. Я даже не помнила, что в нее бросила, уходя из дома.
      Ура! Вместе с джинсами я случайно прихватила с полки длинную пляжную футболку! Отличная замена ночной рубашки!
      Я облачилась в футболку, собрала волосы на затылке и завязала их узлом. Как в рекламе. Дома я обычно...
      Я оборвала запрещенную мысль, с мрачной решимостью прошлепала к дивану и улеглась. Сиденье было слишком узким и сильно заваливалось в сторону спинки.
      Я покрутилась, устраиваясь поудобней. Нашла более-менее сносное положение, обхватила подушку, не удержалась и разревелась.
      – Добро пожаловать в клуб для взрослых! – любезно пригласило меня благоразумие.
      – Спасибо, – пробормотала я и всхлипнула.
      Стыдно признаться, но самостоятельность уже не казалась мне таким уж восхитительным продуктом.
 
      Сон, который мне приснился, был компенсацией за все мои сегодняшние страдания.
      Я плыла на корабле вниз по течению какой-то широкой реки. Пейзаж по берегам выглядел как картинка.
      Я засмотрелась на окрестности и не сразу оказалось, что река обрывается мощным бесшумным водопадом. Что делать?
      Недолго думая, я махнула через борт, и оказалось, что умею ходить по воде!
      Ощущение было сказочно приятным, как полет. Я без сожаления проводила взглядом деревянный корабль, смытый потоком куда-то вниз, и заскользила в безопасную сторону.
      «Бегущая по волнам»... Интересно, откуда я взяла это словосочетание?
      Мир вокруг был тих, спокоен и неподвижен, как театральные декорации. Иногда я выходила на берег, чтобы проверить: существует ли он на самом деле?
      Берег существовал.
      Трава казалась мягче воды, босые ноги нежились в ее бархатных объятиях.
      Но ходить по воде было куда приятней. И я возвращалась в реку.
      Река казалась мне бесконечной. Я скользила вверх по речению, почти не ощущая сопротивления воды. Все приветствовало меня в этом удивительном мире, все радовалось моему появлению.
      Я выбралась на берег для того, чтобы немного отдохнуть. Уселась на толстый поваленный ствол, огляделась вокруг. И к своему удивлению, заметила небольшую мраморную беседку, явно сделанную человеческими руками.
      Выходит, этот мир обитаем!
      Мысль немного разочаровала. Мне так понравилось, что все вокруг создано специально для меня! Но я не позволила себе впасть в уныние и отправилась на разведку.
      Страха не было. В этом мире все казалось таким же безопасным, как хождение по воде.
      В беседку вели три широкие мраморные ступени. Я поднялась по ним и оказалась в прохладном полукруглом помещении. Здесь стоял низкий овальный стол, на котором лежала большая перламутровая раковина.
      Раковина переливалась розовым жемчужным блеском, солнечные блики весело скользили по гладким бокам.
      Я подняла раковину, приложила ее к уху. Голос моря начал вкрадчиво нашептывать мне свои тайны.
      – Это твое? – спросил кто-то рядом.
      Я беспомощно затрепыхалась на неудобном диване.
      – Это твое? – повторил голос громче.
      Я уселась на постели, не открывая глаза. С добрым утром.
      – Сумка, говорю, твоя? – взвизгнул прямо в ухо женский голос, и я открыла глаза.
      Рядом с диваном стояла уборщица, держа в руках распотрошенную сумку и мои вещи, которые я вывалила прямо на пол приемной.
      Я разлепила пересохшие губы и ответила:
      – Мое.
      – А чего разбросала по полу?
      Я вздохнула. Поискала глазами часы, не нашла их и спросила:
      – Который час?
      – Половина седьмого, – ответила уборщица.
      Я тихо застонала и свалилась на диван, лицом в подушку. Что за жизнь, прости господи, ни минуты покоя!
      – Давай поднимайся, – велела уборщица. – Мне в кабинете прибраться нужно. Иди-иди отсюда...
      Злость, охватившая меня, помогла собраться с силами. Я резко отбросила одеяло, слезла с дивана и побрела в приемную, шлепая по полу босыми ногами.
      – Тапки надень! – посоветовала уборщица вслед. – Простудишься.
      Заботливая такая...
      – Нет у меня тапок, – ответила я себе под нос. – Дома остались.
      Ну, вот! Завела с утра пораньше вчерашнюю пластинку!
      Я остановилась напротив зеркала, висевшего на стене в редакции, осмотрела свое помятое лицо и негромко приказала:
      – Забудь про то, что у тебя осталось дома! Понятно, Майка? Забудь!
      Вздохнула, огляделась вокруг.
      Включила электрочайник, достала из стола оставленный вчера сырок. Йогурт придется выбросить, будем надеяться, что хотя бы сырок окажется съедобным. Если нет...
      Я загрустила. А дома бы я в это время еще сладко почивала. Проснулась бы только через час, умылась в своей уютной небольшой ванной. Намазала бы лицо хорошим кремом, прошлепала на кухню, а там бы меня уже ждал папа со свежезаваренным чаем...
      Я загрустила окончательно. Может, вернуться домой?
      Но тут я вспомнила, что сказал шеф, и отказалась от искушения.
      Родители, оказывается, обрадовались моему отсутствию! Вот пускай и дальше радуются. Умру от голода или от холода, пускай радуются.
      Чайник закипел и отключился с тихим деликатным щелчком. Я бросила в чашку пакетик заварки и развернула сырок. Обнюхала его, потом внимательно осмотрела.
      Вроде нормальный.
      Откусила сразу половину, начала мрачно пережевывать мягкую творожную массу. Слава богу, сырок съедобный. А то осталась бы без завтрака.
      Я доела сырок, выпила чай и почувствовала себя гораздо бодрей.
      Ничего! Прорвемся!
      Вернулась в кабинет шефа, проигнорировала недовольное ворчание уборщицы и тщательно умылась. Оделась, привела себя в порядок и собрала постель. Спрятала барахло в шкаф, огляделась.
      Порядок. Можно браться за дело.
      Во дворе послышался шум мотора. Я выглянула в окно и удивленно подняла брови.
      Прибыла Ася на своем новеньком сияющем «пежо». Что-то не припомню, чтобы Ася являлась в редакцию ни свет ни заря. Интересно, что ей нужно?
      Ася позвонила в дверь, которую уборщица заперла за собой. Я вышла в коридор и отперла замок.
      – Привет! – сказала я, распахивая одну створку.
      Ася остолбенела от изумления, увидев меня.
      – Ты? – спросила она растерянно.
      – Я, – согласилась я.
      – А почему ты приехала в такую рань?
      – А ты почему? – ответила я контрвопросом.
      Ася замялась. Она явно не ожидала увидеть никого, кроме уборщицы.
      – Да так, – сказала она с мнимой небрежностью. – Материал нужно сдавать. Вот, решила с утра сесть за компьютер.
      Она отодвинула меня в сторону и вошла в редакцию. Бросила сумку на катающееся кресло и повернулась ко мне. Она уже сумела взять себя в руки и сообразила, как вести себя дальше.
      – Ты подумала над моим предложением? – спросила Ася.
      – Подумала, – ответила я. Это была правда. Я, действительно, обдумала предстоящий разговор.
      – И что?
      – Я бы хотела поговорить с господином Турсун-Заде, – сказала я, не отрывая взгляда от Асиного лица. И внушительно добавила:
      – Лично!
      Ася растерялась. Не испугалась, не смутилась, а именно растерялась, как человек, не ожидавший такого поворота событий.
      – Зачем? – спросила она, когда немного пришла в себя.
      – Затем, – ответила я сухо. – Насколько я понимаю, вчерашняя «просьба», которую ты мне передала, исходит от него?
      Ася беспокойно переступила с ноги на ногу. Открыла рот, чтобы возразить, подумала и не возразила.
      – Значит, от него, – резюмировала я. – Прекрасно! Именно с ним я и хочу обсудить условия моей капитуляции.
      – Ты можешь передать через меня, – начала Ася.
      – Нет! – жестко припечатала я. – Я не хочу общаться через посредников.
      – Почему?!
      – Потому что я тебе не верю, – ответила я с ласковой улыбкой. – Откуда я знаю, может, ты решила поставить мне подножку? Одно дело, если меня просит об одолжении такой уважаемый человек, как господин Турсун-Заде, и совсем другое дело, если ты решила отобрать у меня выгодный материал. В любом случае, я буду разговаривать на эту тему только с ним.
      Я торжествующе шмыгнула носом и завершила:
      – Так ему и передай!
      Ася прикусила нижнюю губу, рассматривая меня мрачным взглядом.
      – Ладно, – сказала она наконец. – Я подумаю.
      – До завтра?
      Она скривила рот в насмешливой ухмылке.
      – Язвишь?
      – Нет, что ты! – сказала я, честно округлив глаза. – Просто уточняю!
      – Ты об этом пожалеешь, – сказала Ася ровным пустым голосом.
      – Ну, это еще вопрос, кто и о чем пожалеет, – ответила я, не опуская взгляда. – Знаешь, что? Брось свои многозначительные намеки! Тебе только показалось, что ты такая могущественная, а я такая беспомощная. Понятно?
      – Понятно, – подтвердила Ася.
      Повернулась ко мне спиной и уселась за компьютер. А я вышла из редакции и пошла в универсам. Мне страшно хотелось есть.
      В магазине я запаслась продуктами, вернулась обратно и уже в коридоре услышала, как Ася с кем-то разговаривает. Я бесшумно прикрыла дверь и замерла в прихожей.
      – Да, – говорила Ася. – Она хочет увидеться лично... Откуда я знаю? Нет, она мне не доверяет... Нет. Она считает, что я хочу подставить ей подножку... Да. Она говорит, что да. Что-что?
      Минуту царило напряженное молчание, потом Ася насмешливо сказала:
      – А, может, тебе нравятся ее длинные ноги?
      Это было уже чересчур. Я открыла дверь и с грохотом захлопнула ее вторично. Громко откашлялась, тщательно вытерла туфли о мокрую тряпку, оставленную уборщицей перед дверью.
      Ася тут же сменила тон.
      – Ну, хорошо, – игриво защебетала она. – Тут Майка пришла, работать пора... Созвонимся. Ну, пока.
      Она положила трубку и уселась за компьютер. Я ждала, что Ася передаст мне послание от Азика, с которым она только что разговаривала, но Ася молчала.
      Значит, распоряжений на мой счет пока не поступило.
      Выходит, Ася поддерживает связь со своим любовником через редакционные аппараты. Определителей номера у нас нет, а частые звонки с наших телефонов ни у кого подозрений не вызовут: это же редакция журнала!
      Получается, Азик жив-здоров и предпочитает где-то скрываться. Интересно, чего он боится?
      – Ты уже познакомилась с Дердекеном? – спросила Ася, не переставая стучать по клавиатуре компьютера.
      – Нет, – ответила я. – Пока я не поговорю с Азизом...
      Я пощелкала пальцами.
      – Алиевичем, – подсказала Ася.
      – Да, спасибо... Так вот, пока я не поговорю с Азизом Алиевичем, я не стану разрабатывать Дердекена. Мы же договорились.
      – Ты такая верноподданная, – не удержалась Ася.
      – Но не твоя верноподданная.
      – А чья? Азиза Алиевича?
      – Нет, – ответа я невозмутимо. – Я хочу соблюсти свой собственный интерес.
      Это была неправда, но открывать душу перед Асей было так же глупо, как входить в клетку с голодным питоном. Жить мне пока не надоело, и это был единственный интерес, который я хотела соблюсти.
      – Кстати! – сказал Ася, не отрывая глаза от монитора. – Ты знаешь, что сегодня похороны Терехина?
      Я чуть не подавилась.
      – Как?!
      – Так, – невозмутимо ответила Ася.
      – А следствие?
      – Какое следствие? – удивилась моя коллега. – Смерть не криминальная, что там расследовать?
      – Ну, да, – пробормотала я. – Совсем забыла, что смерть не криминальная.
      И спросила, повысив голос:
      – Во сколько похороны, не знаешь?
      – Знаю, – ответила Ася. Я ожидала, что дальше последует заявление в стиле Явлинского: «Знаю, но не скажу». Однако Ася любезно сообщила:
      – Ровно в десять.
      Я бросила взгляд на редакционные часы. Двадцать минут девятого.
      – Ты поедешь? – спросила я.
      – Зачем мне? – удивилась Ася. – Шеф тебе поручил, ты и поезжай!
      Я посмотрела на Асю пристальней. Неужели она дочь Терехина? Внешне они не похожи, но это ничего не значит. Я, например, тоже на отца не похожа.
      – Ты о нем много писала, – напомнила я. – Я подумала, что ты его неплохо знала.
      – Мало ли о ком я писала, – ответила Ася. Ее пальцы безостановочно летали по компьютерной клавиатуре. – Если всех клиентов провожать в последний путь, то придется бросить работу. На нее времени не останется.
      Она поднялась с кресла, подошла к принтеру и приняла несколько листов, выброшенных из его узкой пасти. Уселась за стол и принялась править статью.
      Интересно, о чем она пишет? Какое поручение мог дать наш шеф любовнице местного криминального авторитета? Даже не представляю.
      – А ты, что, в редакции ночевала? – спросила вдруг Ася.
      – Ночевала, – ответила я.
      – Что вдруг?
      – Шеф попросил.
      Ася обернулась и посмотрела на меня через плечо удивленным взглядом.
      – Шеф?..
      Она похлопала ресницами.
      – Зачем это ему?
      – Значит, нужно, – ответила я уклончиво.
      Она снова похлопала ресницами. «А у нее красивые глаза», – подумала я одобрительно.
      Больше мы ни о чем не разговаривали. Редакция начала наполняться сотрудниками.
      Я выпила еще одну чашку чая, съела два бутерброда с сыром и колбасой, отбилась от подколок шефа по поводу моей помятой физиономии и отправилась на спецзадание.
      То есть на городское кладбище.
      Вообще-то, городское кладбище было местом заповедным. Здесь уже давно никого не хоронили. Но я не сомневалась, что господина Терехина за пределы городской черты не повезут.
      Я разыскала кладбищенского сторожа, сунула ему двадцать рублей и через минуту знала весь расклад.
      Терехина, действительно, должны были хоронить здесь, неподалеку от центральной аллеи. Я прошлась по длинной асфальтовой дорожке, разглядывая красивые старинные памятники. В конце аллеи несколько рабочих торопливо заканчивали рыть глубокую яму.
      – Терехина здесь хоронить будут? – спросила я.
      Один из рабочих бросил на меня подозрительный взгляд и спросил:
      – Тебе какое дело?
      – Профессиональное, – ответила я и продемонстрировала бдительному гражданину свою корочку.
      – Журналистка, что ли? – спросил второй, вылезая из ямы.
      – Журналистка, – подтвердила я и показала удостоверение ему тоже.
      – Чего ж без камеры?
      – Я из журнала, – объяснила я.
      – А фотограф где?
      – Фотографа не будет, – ответила я.
      – Почему?
      – Потому что родные покойного разрешения на съемку не давали.
      – А-а-а...
      Рабочий моментально потерял ко мне интерес. Вернулся назад, и они с коллегой начали расчищать подходы к могиле. Я молча наблюдала за их неторопливыми слаженными действиями.
      Минут через пять к нам присоединились молчаливые люди с огромными венками в руках. Они аккуратно пристроили венки вокруг ямы и удалились, не поздоровавшись и не попрощавшись. Еще через десять минут к воротам кладбища подъехал небольшой автобус.
      Покойник прибыл.
      – Ты в сторонку отойди, – посоветовал мне один из рабочих. – Люди соберутся серьезные, им корреспонденты ни к чему.
      – Думаете? – спросила я.
      – Думаю, – уверенно ответил рабочий.
      И ошибся.
      Хоронить господина Терехина прибыло пять человек. Мне предстоящая церемония представлялась чем-то вроде голливудских похорон: черные лимузины с тонированными стеклами, женщины в черных шляпах с вуалью или в черных солнцезащитных очках. Благообразный священник, стулья, расставленные вокруг дорогого гроба, молчаливая солидная публика...
      Ничего подобного на этих похоронах я не увидела.
      Гроб, действительно, оказался дорогим. К тому же, его крышка была наглухо заколочена, и я поняла, что гример не справился с возложенной на него задачей: лицо покойного, перекошенное гримасой ужаса, на всеобщее обозрение не выставили.
      На этом атрибуты дорогих голливудских похорон закончились.
      Терехина не отпевали. Мне это показалось странным: я прекрасно знаю, как трепетно относятся криминальные авторитеты к подобной церемонии. Свидание с отцом небесным вовсе не представляется им радостным событием, и они стремятся задобрить его перед предстоящей поркой.
      Терехин отчего-то не постарался.
      Как я уже сказала, провожали покойного магната человек пять, не больше. Одна из них, пожилая женщина в черном платке, показалась мне смутно знакомой. Я покопалась в памяти, и вспомнила, что видела ее на журнальных фотографиях рядом с Терехиным. Родительница, если мне не изменяет память.
      Отца господина Терехина я не видела ни на фотографиях, ни в жизни. Следовательно, его в природе не существует. А может, и существует, но отношения с сыном не поддерживает. Все может быть.
      Больше всех меня интересовала жена покойного магната, мисска неизвестного города, оставшаяся молодой и богатой вдовой.
      Я пошарила взглядом по собравшимся и безошибочно выделила взглядом привлекательную девушку в строгом черном костюме. Юбка выглядела коротковатой для такой церемонии, но вообще костюм был хороший. И сидел на девушке обворожительно.
      Девушка не выглядела ни сильно опечаленной, ни сильно испуганной. Она честно отбывала супружескую повинность. Стояла возле гроба, принимала соболезнования. Отвечала на них коротким кивком головы, слез не лила, в платок не сморкалась.
      В общем, чего притворяться? Да и перед кем? Проводить покойного магната пришли кроме нее четыре человека, включая его мать!
      Сначала меня неприятно удивила малочисленность пришедших, потом я подумала и пожала плечами. Все закономерно.
      Как говорится, король умер. Да здравствует король!
      Неясно только одно: кто он, этот новый король? Скрывается он среди приглашенных или здесь его нет?
      Очень интересный вопрос.
      После краткой церемонии прощания гроб опустили в могилу. Рабочие быстро и ловко забросали его землей, соорудили сверху небольшой аккуратный холмик. Свалили на него венки, покрыли холмик живыми цветами, поставили увеличенную фотографию покойного. В общем, все, как полагается. Приглашенные собрались вокруг могилы, постояли минуту или две и тронулись в обратный путь.
      Вот вам и похороны!
      Я догнала процессию у ворот кладбища, подошла к вдове и сказала:
      – Примите мои соболезнования.
      – Спасибо, – ответила девушка сухим чинным тоном. Оглядела меня внимательным женским взглядом и не удержалась:
      – Вы знали моего мужа?
      – Заочно, – ответила я быстро. Не хватало, чтобы меня приняли за любовницу покойного супруга!
      – Только заочно, – повторила я. – Я корреспондент журнала «Морячка».
      – Ах, вот как...
      Вдова потеряла ко мне интерес.
      – Мне нечего вам сказать, – начала она. – В смерти мужа не было ничего... скандального. Просто остановилось сердце. Так что, если вам нужны сенсации...
      Она не договорила и презрительно пожала плечами.
      – Мне не нужны никакие сенсации, – ответила я спокойно. – Наш журнал хотел бы напечатать некролог. Конечно, если вы не возражаете.
      Вдова снова пожала плечами.
      – Не возражаю, – ответила она нетерпеливо. – Почему я должна возражать?
      – В таком случае, не могли бы мы с вами встретиться?
      – Зачем?
      Я развела руками.
      – Ну, как же! Нам будет нужна фотография...
      – Моя? – перебила вдова насмешливо.
      – Нет, – ответила я, проглотив сарказм, висевший на кончике языка. – Не ваша. Вашего покойного мужа.
      – Я передам фотографию через пресс-секретаря.
      Я запаниковала. Мне нужно было раскрутить мисску на беседу, но она упорно не желала раскручиваться!
      – А не могли бы вы ответить на несколько вопросов? – спросила я умильно.
      – Так я и знала, – произнесла вдова Терехина, глядя в пустое пространство. Перевела на меня взгляд и коротко бросила:
      – Нет.
      – Я была бы вам очень...
      – Нет! – повторила она тоном выше, и меня тут же оттеснили в сторону. Вдова уселась в машину, немногочисленные сопровождающие рассортировались по своим автомобилям, и маленький кортеж тронулся в обратный путь.
      – Черт! – сказала я вслух.
      – Зачем вам Ирка? – спросил меня голос сзади, и я чуть не подскочила от неожиданности.
      Я обернулась. Позади меня стояла пожилая женщина в длинном черном платке. Мать покойного.
      – Простите, – извинилась я неловко. – Мне показалось, что все уже уехали.
      – Все уехали, – ответила она.
      – А вы?
      – А я осталась.
      Меня разобрало любопытство. Похоже, мамаша покойного магната на дух не переносит сиятельную вдову.
      – Примите мои соболезнования.
      Сухие глаза женщины обшарили мое лицо.
      – Вы знали Толика? – спросила она.
      – Заочно, – повторила я. – Только заочно.
      – Тогда зачем вы здесь?
      Мне стало стыдно. Что за профессия, прости господи!
      – Я – журналистка, – пояснила я.
      – А-а-а...
      К моему удивлению, мать господина Терехина не настроилась против меня.
      – Вы работаете в его компании? – спросила она доброжелательным тоном.
      – Нет, – ответила я честно. – Я работаю в журнале, который финансируется из другого источника. Журнал «Морячка». Знаете такой?
      Женщина не ответила. Развязала узел под подбородком, стащила платок с головы и сложила его вчетверо.
      – Кстати, а почему коллеги вашего сына не пришли его проводить? – спросила я.
      – Потому что Ирка решила никому ничего не сообщать, – ответила женщина.
      – Почему? – удивилась я.
      Женщина усмехнулась.
      – Наверное, потому что не хочет расспросов.
      – Относительно чего?
      – Относительно наследства. Люди, наверное, спросят, что с ними дальше будет?
      Я прикусила губу. Это, конечно, неприлично, но меня просто распирает от любопытства.
      – А вы знаете, что будет с наследством? – вырвалось у меня против воли.
      Женщина вздохнула.
      – Простите! – покаялась я.
      – Я не обижаюсь, – ответила мать Терехина. – У вас работа такая.
      Она посмотрела на меня странным нерешительным взглядом и попросила:
      – Ответьте мне, только откровенно...
      Она немного поколебалась.
      – Как вы относились к Толику?
      Я подумала.
      – Наверное, никак, – сказала я честно.
      Как ни странно, этот ответ женщину обрадовал.
      – Правда?
      – Правда.
      – И никакой неприязни, никакой антипатии?
      – Ничего подобного! – заверила я собеседницу. – Мы с ним никогда не встречались!
      – Все равно, – проговорила женщина. – Его тут чуть ли ни бандитом считают!
      «С чего бы это?» – подумала я с горькой иронией. А вслух сказала:
      – Подчиненные считали его прекрасным начальником.
      – Правда? – снова обрадовалась женщина.
      – Правда, – подтвердила я с энтузиазмом. – Я недавно разговаривала с Володей Сагалаевым...
      – Знаю его! – перебила мать Терехина.
      – Они все очень переживают смерть вашего сына, – договорила я. И добавила:
      – Искренне переживают.
      Женщина на мгновение задумалась. Потом подняла на меня глаза и неожиданно предложила:
      – Давайте помянем Толика!
      – Вы меня приглашаете? – удивилась я, сделав акцент на слове «меня».
      – Вас, – подтвердила женщина. – Кого мне еще приглашать? Иркины лизоблюды меня не интересуют. А больше на похороны никто не пришел.
      – Но я его совсем не знала...
      – Вот и хорошо, – перебила меня собеседница. – Значит, у вас нет повода его ненавидеть. Поехали?
      Я переступила с ноги на ногу. Ненавижу поминки.
      – Поехали, – ответила я. И неизвестно для чего добавила:
      – Спасибо.
      – Что вы! – отмахнулась женщина. – Это вам спасибо! Иначе я бы за столом одна сидела! Вы на машине?
      – Да, – ответила я с гордостью.
      – Вот и хорошо. А то у меня машину отобрали.
      Я чуть не подавилась. Хотела спросить «кто отобрал», но поняла, что вопрос прозвучит глупо.
      И так все ясно.
 
      Мать Терехина, Наталья Александровна, жила в престижном городском районе под названием «Санта-Барбара». Название было неофициальным; так, бредовая фантазия масс, элемент народного творчества.
      Все дома здесь были новорусскими постройками эпохи дикого российского капитализма. Широта архитектурного диапазона не поддавалась описанию: вот вам домик с мавританскими куполами и башенками, вот целый деревянный Кремль, а вот средневековый замок с узкими бойницами вместо окон. Я сбросила скорость до минимальной. Машина поползла по гладкой дороге поселка, а я завертела головой, рассматривая все эти архитектурные изыски.
      – Нравится? – спросила Наталья Александровна.
      – Нет, – ответила я, не успев подумать. Но тут же спохватилась:
      – Извините! Наверное, я просто завидую!
      Терехина невесело усмехнулась.
      – Не извиняйтесь, – сказала она. – Мне здесь тоже не нравится. Сорок раз просила Толика, чтобы он мне купил обыкновенную квартиру в обыкновенном доме. А он отказывался.
      – Почему? – спросила я. И сама ответила:
      – Положение обязывает...
      Терехина покачала головой.
      – Нет, – произнесла она с кривой улыбкой. – Толик пытался компенсировать неудавшуюся женскую судьбу.
      Я промолчала, но подумала, что для такой цели денег не хватило бы даже у Билла Гейтса.
      Наталья Александровна жила в небольшом уютном доме, при взгляде на который в памяти всплывало интеллигентное слово «коттедж». Двухэтажная кирпичная коробка оживлялась густыми вьющимися растениями, и часть ярких оранжевых цветов еще не опала. Зрелище было умиротворяющим. Я вышла из машины и засмотрелась на кирпичную стену, раскрашенную живым трепетным вьюном.
      – Нравится? – снова спросила Терехина.
      – Очень! – горячо сказала я. Это была чистая правда. В таком доме я бы жила с удовольствием.
      – Сколько вам лет? – спросила Наталья Александровна.
      – Двадцать пять.
      Она снова усмехнулась, но не обидно, не свысока. Так иногда усмехается отец, слушая мои рассуждения о жизни.
      – Входите, – пригласила Терехина.
      Я вошла следом за ней в полутемный холл.
      – Можете не разуваться, – предложила хозяйка, но я стянула туфли. Наталья Александровна открыла обувной шкафчик и достала оттуда уютные вязаные носочки.
      – Других нет, – сказала она.
      – Ничего, я люблю вязаные тапки.
      Мы миновали просторную прихожую и оказались на кухне. Все это время меня мучил только один вопрос: много ли в доме прислуги.
      – Я живу одна, – сказала хозяйка, словно угадав мои мысли.
      – А хозяйство?
      – Да какое тут хозяйство, – рассеяно ответила Наталья Александровна. – Вот в деревне у нас было хозяйство. А здесь...
      Она пренебрежительно махнула рукой и пояснила:
      – Я ведь деревенская барышня. Колхозница.
      – Вы не похожи на колхозницу, – сказала я вежливо.
      Она скупо улыбнулась.
      – Давно уехала. В пятнадцать лет. И осела в городе.
      Терехина открыла холодильник, достала оттуда салатницу, тарелку с нарезанной колбасой, соленья, бутылку запотевшей водки. Поставила все это на кухонный стол и спросила:
      – Вы водку пьете?
      Я кашлянула.
      – Я за рулем.
      – Ах, да...
      Наталья Александровна снова покопалась в холодильнике и вынула бутылку вина. Показала мне и сказала:
      – Легкое, полусухое. Правда, за помин души полагается водку пить...
      Она махнула рукой.
      – А! Ладно! Назад все равно не вернешь!
      Я хотела спросить, можно ли вымыть руки, но хозяйка сразу уселась за стол и пригласила:
      – Что же вы?
      Пришлось приступить к трапезе грязными руками. Я подцепила вилкой немного столичного салата и поковырялась в нем. Салат смотрелся аппетитно, но мне кусок в горло не лез. Не из гигиенических соображений. Просто не могу есть на поминках.
      – Ты, правда, будешь некролог писать? – спросила вдруг Терехина, переходя на «ты».
      Я чуть не подавилась зеленым горошком и закашлялась, прижав к губам бумажную салфетку.
      – Ну-у-у... Как вам сказать...
      – Прямо, – посоветовала Наталья Александровна. – Я же не дура и не слепая. Видела его лицо...
      Она налила себя полную стопку водки и опрокинула ее в рот одним движением. Я отпила немного вина.
      Наталья Александровна поморщилась, поставила стопку на стол и понюхала кусочек черного хлеба. Ее действия выглядели как-то странно, по-мужски.
      – Вы думаете, что его убили? – спросила я осторожно.
      Терехина посмотрела на меня.
      – А ты как думаешь? – спросила она насмешливо.
      – Пока не знаю.
      – Но хочешь узнать?
      Я промолчала. Чем дальше я зарывалась в эту историю, тем отчетливей понимала, что вляпываюсь в крупные неприятности. Но повернуть назад уже не могла. Из самолюбия.
      – Хочешь, – ответила за меня Терехина. – Поэтому и приехала.
      Она откинулась на спинку стула. Я внимательно рассматривала ее лицо. Наверное, в молодости она была красивой женщиной. Она и сейчас была хороша. Вернее, была бы хороша, если бы не жесткий взгляд запавших серых глаз. Когда она смотрела на собеседника, возникало неприятное ощущение, что в тебя целятся из пистолета.
      – Что ты хочешь знать? – спросила Терехина. – Давай говори! Если смогу, я отвечу!
      Я повозила руками по столу.
      – Наталья Александровна, я еще сама не знаю. Бреду, как в потемках. Может, вы расскажете мне, что считаете нужным? А я сориентируюсь по ходу.
      Терехина утвердительно кивнула.
      – Ну что ж, – сказала она нараспев.
      И негромко повторила:
      – Ну что ж...
      Подумала и начала:
      – В город я приехала в пятнадцать лет. Поступила в книжный техникум. Закончила его, устроилась на работу. Киоскером. Снимала угол у хозяйки... Знаешь, раньше было такое слово – «коечница»?
      – Нет, – ответила я тихо. – Никогда не слышала.
      Она вздохнула.
      – И слава богу, что не слышала. Жизнь, конечно, – не приведи господь. Промучилась год, уже стала подумывать, не вернуться ли назад, в деревню, как вдруг...
      Она помедлила.
      – Встретила одного парня.
      Она засмеялась и пожала плечами.
      – Ну, дальше можно не рассказывать. История старая, как мир. Ты мексиканские сериалы смотришь?
      – Иногда, – ответила я осторожно. Вдруг они ей нравятся.
      – Тогда сама все поняла. Погуляли с мальчиком полгода, а потом он меня бросил.
      – Почему?
      – Потому, что я ему не пара, – ответила Терехина нравоучительно. – Мальчик из интеллигентной семьи, папа преподаватель университета, мама врач... Какая там может быть деревенская простушка?
      Она встала со стула, подошла к окну и открыла форточку.
      – Толик родился недоношенный, – продолжала она спокойно, без слез. – Роды были тяжелые, уж не знаю почему. Знаешь...
      Терехина обернулась ко мне и присела на подоконник.
      – Я сначала думала оставить ребенка в роддоме. Ну, отказаться от него, – пояснила она, хотя и так было ясно. – А потом как увидела...
      Она задохнулась, стиснула руки на груди.
      – Маленький, сморщенный, несчастный комочек. И живой! Понимаешь, живой! Бросить его было бы такой... такой...
      Терехина мучительно поискала слово.
      – ...такой подлостью! – договорила она. – В общем, не смогла я написать отказ. Вот и все.
      Я промолчала, потому что вдруг ясно поняла, какие чувства одолевали деревенскую барышню в тот непростой момент. Странно. Откуда мне, избалованной дочке, знать такие вещи? Интуиция? Да, наверное. Женская интуиция.
      – Ну, хватит про меня, – сказала Терехина. – Ты не за тем приехала.
      Она вернулась назад и уселась на стул.
      – Толик учился хорошо, – продолжала она. – Он был способный мальчик. Но характер!
      Терехина покачала головой.
      – Мягко говоря, не простой. Он мог заниматься только двумя вещами: теми, которые ему нравились, и теми, которые легко давались. К примеру, у него была прекрасная память. Литература, история – сплошные пятерки! А геометрия ему не давалась. Там нужно было вдумываться. Он не любил. Поэтому выше тройки не поднялся.
      Терехина прервала рассказ, налила себе еще водки и залпом выпила. Ее щеки медленно раскраснелись.
      – Школу Толик закончил с тройками, – продолжала она чуть медленней. – Обидно. Способности у него были не хуже, чем у других, только усидчивости не было. А тут еще эта любовь...
      Она оборвала себя. Я навострила уши.
      – Я что-то об этом слышала, – призналась я. – О любви. Это правда, что у вашего сына есть ребенок?
      – Откуда ты знаешь? – удивилась Терехина. – Этой истории сто лет в обед!
      – Город у нас небольшой, кое-кто еще помнит, – ответила я уклончиво.
      Терехина фыркнула.
      – Да, уж, – сказала она насмешливо. – Наших людей медом не корми, дай посплетничать.
      Она заметно опьянела, но все еще четко контролировала себя.
      – Было дело, – признала она. – Толик тогда в армию ушел. А через три месяца Любка замуж выскочила.
      – Это его девушка? – уточнила я.
      Терехина утвердительно наклонила голову.
      – Она была старше на год или два... Точно не помню. В университете училась.
      Я наклонилась вперед.
      – А фамилия? – спросила я дрожащим от волнения голосом. – Фамилию ее вы помните?
      Терехина сморщилась.
      – Нет, – сказала она после минутного раздумья. – Фамилию не помню. Да и сменила она фамилию после замужества!
      Я разочарованно откинулась на спинку стула.
      – В общем, через три месяца Люба вышла замуж, и они с мужем переехали в другой город. Он был не местный, командировочный.
      – Его фамилию тоже не помните? – поинтересовалась я без всякой надежды.
      – Конечно, нет! Я же не знала...
      Терехина икнула.
      – Про ребенка, – договорила она через некоторое время.
      – А как узнали?
      Она пожала плечами, постучала по столу рукоятью серебряного ножа.
      – Слухи, слухи! Подруги у Любы остались... Ну, и написала им что-то...
      – Что?
      – Понятия не имею! Я эти письма не читала!
      Терехина сделала паузу и добавила:
      – Но слухи поползли. Что ребенок от Тольки.
      – Мальчик? Девочка? – спросила я жадно.
      Наталья Александровна недовольно пожевала губами.
      – Не знаю, – ответила она наконец. – Правда, не знаю. Я на Любку тогда так разозлилась!..
      Она сжала руки в кулаки и потрясла ими.
      – Просто придушила бы ее, если б увидела! Какого черта она сбежала? Если ребенок был от Толика, почему не пришла ко мне? Почему ничего не сказала? Неужели я бы ее бросила? Господи, да я сама через это прошла!..
      Она запнулась, стукнула кулаком по столу. Ее щеки стали багровыми.
      – Не волнуйтесь, – попросила я.
      – Легко сказать!
      Наталья Александровна налила себе полный стакан минералки и выпила ее залпом.
      – Легко сказать, – повторила она, но уже тише.
      Поставила стакан на стол и сморщила лоб.
      – О чем это я? – спросила она беспомощно.
      Ясно. Мы почти приехали. Нужно торопиться.
      – О ребенке, – напомнила я.
      – Да! О ребенке! – спохватилась Терехина и снова замолчала. Я решила брать инициативу в свои руки.
      – А что сказал Толик? Вы ему сразу рассказали?
      – Конечно!
      Терехина посмотрела на меня, как на ненормальную.
      – Конечно! – повторила она с силой. – Разве я могла такое скрыть?!
      – И как он отреагировал?
      Терехина фыркнула.
      – Так же, как и я! Обиделся! Она ему даже не написала, дура! Просто выскочила замуж и удрала из города!
      – Он ее искал?
      – Нет.
      Наталья Александровна немного остыла.
      – Честно говоря, это я ему отсоветовала.
      – Почему? – поразилась я.
      – Ну, как...
      Терехина помедлила.
      – У Любы был муж. Кто знает, может, он считал ребенка своим? А может, ребенок и был от него, а не от Толика? В любом случае, ломать чужую жизнь...
      Она не договорила и покачала головой.
      – Я как рассудила? Наш адрес она знает. Если будет туго, долго искать не придется. А если у нее все в порядке...
      Она снова умолкла, не договорив. Была у нее такая привычка: бросать фразу на половине.
      – Понятно, – ответила я задумчиво.
      Терехина подняла на меня тяжелый взгляд.
      – Осуждаешь? – спросила она насмешливо.
      Я криво улыбнулась.
      – Я, конечно, молодая и глупая, но не до такой же степени!
      Терехина, не отрываясь, смотрела на меня. Ее глаза немного потеплели.
      – Это хорошо, – сказала она одобрительно. – Это ты правильно рассуждаешь.
      Она поставила локти на стол и уложила подбородок в ладони.
      – А почему он решил искать своего ребенка только сейчас? – спросила я напрямик.
      – Потому что других детей не нажил, – ответила хозяйка рассудительно. – Женат был три раза, а детей ни одна стерва не родила. Одна, видишь ли, больная, вторая с ребенком от первого брака, ей больше не нужно... А Ирка вообще редкостная шалава. Она ему условие поставила: миллион долларов.
      – За ребенка? – уточнила я.
      – Ну, да! Дескать, рожу, но после того, как ты на мой счет положишь миллиончик.
      Терехина фыркнула и добавила:
      – Практичная девочка.
      – А почему он не нашел суррогатную мать? – спросила я. – Сейчас это не так сложно.
      Терехина развела руками.
      – Деньги, деньги! Все хотели от него только одного: денег! Побоялся связывать себя с посторонней незнакомой женщиной, мало ли что...
      – И поэтому решил разыскать свою первую любовь? – договорила я.
      Терехина молча кивнула.
      – Нашел?
      Она задумчиво провела рукой по лбу.
      – Не знаю. Вроде детективы вышли на след Любы. Мы с Толиком разговаривали неделю назад, он такой веселый был... Я спросила, какие новости, а он сказал: «Не телефонный разговор...»
      Она тяжело вздохнула.
      – Значит, нашел или почти нашел, – пробормотала я.
      – Конечно! – ответила Терехина. – Поэтому и умер!
      Скривила губы, саркастически процитировала:
      – От сердечного приступа!
      Отбросила шутовской тон и мрачно пробормотала:
      – От приступа! Как же!
      – Вы подозреваете его последнюю жену? – спросила я напрямик.
      Глаза Терехиной сверкнули.
      – А кого же еще?
      – Ну, мало ли? Компаньоны, конкуренты...
      – Нет! – возразила Терехина очень твердо. – Толик умер в тот момент, когда начал искать своего наследника. Понимаешь? Наследника!
      Она сделала многозначительную паузу.
      – Понимаю, – подтвердила я.
      – Ирке больше ничего не нужно, только деньги! И вдруг – нате вам! Деньги уплывают! К тому же, Толик решил с ней развестись.
      «Оп-ля!» – мысленно отметила я.
      – Почему ваш сын не написал завещание? – спросила я. – Разве он не понимал, что почти все отойдет к его жене?
      – Понимал, – подтвердила Терехина с вызовом. – Толик был умный мальчик. Он ей такую свинью подложил!..
      Она захихикала в кулак. Я снова навострила уши.
      – Свинью? Какую свинью?
      – Он все деньги мне оставил, – объяснила Терехина. – Раскидал их по разным банкам, по разным счетам, и все на мое имя. Где-то у меня записано...
      Терехина начала тяжело подниматься со стула. Я успела схватить ее за рукав.
      – Не надо! Я вам верю!
      Она снова упала на место.
      – Представляешь?..
      – Представляю, – ответила я. Почесала переносицу и нерешительно спросила:
      – А все остальное? Телеканал, газета, журнал, радиостанция... Это жене отойдет?
      – Нет, – ответила Терехина и даже расхохоталась от злорадства. – Толик все это продал.
      – Продал?! – чуть не закричала я. – Когда?! Кому?!.
      – Незадолго до смерти. Буквально за несколько дней.
      Терехина уложила голову на скрещенные руки. Я вскочила со стула и затрясла ее плечо.
      – Кому продал?! Наталья Александровна! Кому?
      Терехина с трудом подняла голову.
      – Господи, да оставь ты меня в покое, – пробормотала она недовольно. – Я спать хочу.
      – Кому продал?! – рявкнула я ей прямо в ухо.
      Терехина подскочила на стуле.
      – Чего ты орешь?! Приятелю своему! Этому, как его... Со смешной фамилией!
      Она пощелкала пальцами.
      – Дердекену? – спросила я дрожащим голосом.
      – Кто это? – не поняла Терехина.
      – Азику? Турсун-Заде? – продолжала допрашивать я.
      – Вот-вот!
      Терехина обрадовалась.
      – Точно! Заде...
      Она засмеялась. Оборвала смех и сердито сказала:
      – Все! Отстань от меня! Я спать хочу.
      Я вздохнула. Подхватила женщину под мышки и сказала:
      – Вставайте.
      Терехина застонала.
      – Теперь-то что тебе нужно?!
      – Довести вас до спальни, – ответила я. – Сидя спать неудобно.
      Через десять минут я выходила из дома Терехиной. От обилия полученной информации мои ноги заплетались косичкой. А говорят, никаких сенсаций в этом деле нет!
      Нате вам! Азик, оказывается, стал единоличным хозяином города!
      И стал им буквально накануне смерти Терехина. Совпадение?
      – Тогда почему он прячется? – спросила я вслух. – Рыло в пушку?..
      Но ответа на вопрос не нашла.
      Пока не нашла.
 
      Я покинула пределы престижного поселка и поехала куда глаза глядят.
      Да... Материала собирается все больше и больше, только меня это скорее пугает, чем радует.
      Итак, шансы вдовы стать главной подозреваемой резко увеличились.
      Получается, что Терехин погиб именно в тот момент, когда вознамерился развестись и оставить мисску неизвестного города с длинным носом. Да, но как же ей удалось спровоцировать сердечный приступ? Штерн определенно сказал, что уколов Терехину не делали, никаких лекарственных препаратов в его крови не обнаружили!
      И потом, я никак не могла выбросить из головы перекошенное лицо покойного. Сама не видела, но судя по отзывам очевидцев и по заколоченной крышке гроба, зрелище не для слабонервных.
      Чего же он так испугался?
      Загадка...
      Я доехала до набережной, вышла из салона и хлопнула дверью. Черт, снова забыла, что моя машинка уже не девушка! Поберечь бы ее надо.
      Я медленно пошла вдоль пляжной кромки. Мысли в голове теснились шумным нестройным потоком, и я хотела дать голове возможность немного успокоиться. Как говорила Скарлетт О’ Хара, «подумаю об этом завтра».
      Вот именно.
      Может, заглянуть к Лешке? Я дошла до автостоянки яхт-клуба и замедлила шаг.
      Интересно, Лешка еще на меня сердится? Проверить или не стоит?
      – Майка! – окликнул меня сторож.
      Я повернулась и помахала ему рукой.
      – Куда пропала?
      – Никуда, – ответила я. – Работаю.
      Сторож покивал головой. Я поколебалась, но не выдержала и спросила:
      – Хозяин здесь?
      – Здесь, – ответил сторож. Оглянулся и поманил меня к себе. Я подошла ближе.
      – Он теперь все время здесь, – сказал сторож шепотом.
      – То есть? – не поняла я.
      – Живет здесь! – пояснил собеседник. – Из дома ушел!
      Подумал и философски добавил:
      – А может, выгнали.
      Я ощутила недостойное ликование. Тут же задавила нехорошее чувство и удивилась: неужели я ревную Лешку к его многочисленным нимфам? Неужели он мне небезразличен как мужчина? Только этого мне не хватало!
      – Я думаю, что нас это не касается, – сказала я холодным тоном. Главным образом потому, что мне было стыдно за свое невольное ликование.
      Сторож моментально отодвинулся.
      – Я тоже так думаю, – поддакнул он поспешно.
      Я повернулась к нему спиной и, не торопясь, пошла к зданию клуба, над которым развевались морские флажки и вымпелы.
      Проходя мимо причала, бросила взгляд на яхты. «Ледяная звезда» лениво покачивалась на волнах. Красавица.
      Я вошла в большой уютный холл, отделанный деревом, поздоровалась с охранниками.
      – Хозяин у себя? – спросила я, кивая подбородком на лестницу, ведущую на второй этаж.
      – У себя, – подтвердил охранник.
      – Один?
      – Один.
      – Значит, можно его навестить, – резюмировала я.
      Поднялась по ступенькам, миновала длинный коридор и остановилась перед дверью Лешкиного кабинета. Стукнула в створку, прислушалась.
      – Да! – резко выкрикнул Лешка. Я вздрогнула.
      Похоже, приятель не в настроении. Может, не стоит его беспокоить?
      Пока я раздумывала, входить или нет, Лешка все решил сам. Распахнул дверь, уставился на меня воспаленными красными глазами.
      – Привет, – сказала я.
      Лешкино лицо немного смягчилось.
      – Привет.
      – Можно войти?
      Он молча посторонился. Повернулся ко мне спиной, быстренько прошел к столу и убрал с него чьи-то фотографии. Наверное, снимки очередной нимфы. Господи, мог бы и не убирать! Мне-то что за дело?
      Я вошла в небольшую комнату, где пахло деревом, где беспорядок выглядел уютным, а из окна открывался великолепный вид на море. Осмотрелась, легко вздохнула. Хорошо!
      Лешка уселся в кресло за столом.
      – Располагайся, – пригласил он.
      – Спасибо.
      Я плюхнулась в огромное кресло, стоявшее возле окна, и потянулась.
      – Что, не выспалась? – спросил Лешка.
      – Не выспалась, – призналась я.
      – Надо было дома спать, а не в рабочей конурке.
      Вот оно! Началось! Лешка, конечно, уже в курсе моих домашних неурядиц и решил меня повоспитывать. Еще один воспитатель на мою голову!
      Я здорово разозлилась.
      – Это не твое дело, где мне спать.
      – Почему? – удивился Лешка. – Мы же друзья!
      – У всего есть свои рамки, – сказала я наставительно. – Даже у дружбы.
      – Не говори ерунды! – отмел Лешка нетерпеливо. – О себе не думаешь, так хоть о родителях подумай!
      – Чего о них думать? – огрызнулась я. – Родители в восторге от моего ухода!
      Лешка разинул рот.
      – Кто тебе сказал такую чушь? – спросил он, когда справился с изумлением.
      – Это папочка сказал шефу, – ответила я. – А шеф передал мне.
      Лешка с сомнением погладил небритый подбородок.
      – Ну, не знаю, не знаю, – протянул он. – Не знаю, что сказали твоему шефу, знаю только, что твои предки сидят на валерьянке. Я вчера весь вечер у них провел. Успокаивал.
      – Ты такой благородный, – похвалила я. – Пускай предки тебя усыновят. Была у них плохая дочка, а теперь появится хороший сын.
      – Дура, – сказал Лешка беззлобно. – Они же тебя любят!
      – Любят, – согласилась я. – И я их люблю. Поэтому лучше нам сохранять дистанцию.
      Лешка пожал плечами.
      – Глупо, – сказал он. – Из-за чего сыр-бор? Подумаешь, отец что-то сказал, а тебе это не понравилось!
      Я бросила на Лешку быстрый взгляд. Интересно, он знает, из-за чего у нас вышли разборки с папочкой?
      – Папа тебе все рассказал? – спросил я небрежно.
      – Да нет, в общих чертах. Сказал, что сделал тебе замечание, тебе не понравилось. Ты психанула и собрала вещи.
      Я сложила руки на груди. Значит, в подробности папочка не вдавался. Очень хорошо. И я не стану вдаваться.
      – Леш, дело не в том, что папа сделал мне замечание, – сказала я терпеливо. – Дело в том, что таких замечаний я выслушиваю по десятку на день. Я для них все еще маленькая девочка, которую нужно воспитывать и направлять на путь истинный.
      – Подумаешь!
      Меня задел за живое его пренебрежительный тон.
      – Тебе хорошо рассуждать! – упрекнула я. – Твои предки живут отдельно!
      – И я по ним скучаю, – напомнил Лешка.
      – Скучаешь, – согласилась я. – Потому что видишь их два раза в год. Я бы по своим предкам тоже скучала, если б мы жили в разных городах.
      Лешка хотел что-то сказать, но удержался. Побарабанил пальцами по столу и предложил:
      – Возвращайся! Родители ждут-не дождутся...
      – Нет, – ответила я.
      Встала, подошла к окну и повторила:
      – Нет.
      – Я могу подготовить почву, – продолжал Лешка.
      – Нет!
      – Майка, это же глупо! Нельзя жить в редакции!
      – Нельзя, – согласилась я. – Поэтому я планирую снять квартиру.
      – На какие деньги? – пренебрежительно спросил Лешка. – Ты же ничего не зарабатываешь?
      Я резко обернулась и посмотрела на него. А вот это уже удар ниже пояса.
      – Не твоя печаль! – отчеканила я. – Это мои проблемы!
      – Ну, да! – не согласился Лешка. – Твои, как же... Твои проблемы до сих пор решали другие люди!
      Я быстро развернулась и пошла к двери. Зря я сюда приехала. Только настроение испортилось.
      – Майка!
      Я притормозила возле двери, взялась за ручку и вежливо сказала:
      – До свидания.
      – Подожди!
      Лешка торопливо порылся в нагрудном кармане куртки, висевшей на спинке кресла. Достал оттуда скомканные денежные купюры и протянул мне.
      – Это деньги на квартиру, – сказал он. – На первый месяц хватит, а дальше видно будет. Может, тебе надоест дурака валять.
      Честное слово, было бы лучше, если бы он дал мне пощечину! Я смотрела на его самоуверенную ухмылку, взъерошенные рыжие волосы, небритые щеки, и думала: «Ненавижу!» Деньги, скомканные в руке, выглядели подачкой, которую бросают голодному псу.
      Он обращается со мной так же, как со своими содержанками. Неужели он не видит между нами никакой разницы? Неужели ему не приходит в голову, что у меня есть самолюбие?!
      – Засунь эти деньги себе в задницу, – ответила я так же вежливо, хотя в душе все клокотало от ярости.
      Лешка икнул. Купюры посыпались на пол.
      – Счастливо оставаться, – продолжала я. Подумала и добавила:
      – Привет Ксюше.
      Лешка отчаянно покраснел. Я вышла из кабинета и с треском захлопнула за собой дверь.
      Сбежала вниз по лестнице, буркнула изумленным охранникам «Пока». Выскочила на улицу и вихрем понеслась прочь. Меня душили слезы.
      Я добежала до пляжа, упала на сиденье под грибком, закрыла лицо руками и разрыдалась. Впервые в жизни я почувствовала себя одинокой и незащищенной. Мне было очень страшно.
      Вам смешно?
      Значит, вы никогда не попадали в подобное положение. И слава богу!
      Да, у меня есть родители. Наверное, они меня любят. То есть конечно, любят! Но вернуться домой я не могу. Потому что тогда мне придется распроститься даже с мечтой о самостоятельной жизни.
      Раньше мне казалось, что у меня есть друг.
      Тут я вспомнила деньги, небрежно протянутые мне Лешкой, и зарыдала еще отчаянней. Я для него домашняя собачонка, которая привыкла есть из рук! Вот что означал этот жест!
      Не прощу! Никогда не прощу!
      На стол передо мной легла чья-то тень, негромкий мужской голос спросил:
      – Могу я вам помочь?
      Я резко обернулась. Ну, конечно! Неприятности не приходят поодиночке!
      Позади стоял Иван Леонидович Дердекен. Он с удивлением и сочувствием рассматривал мое зареванное лицо, раскрашенное поплывшей тушью.
      Конечно! Все именно так и должно происходить, если день не задался с самого утра!
      Я готовилась к встрече с роковым красавцем, как... ну, не знаю... как к первому свиданию! Обдумывала платье, прическу, косметику, духи... И вот вам, пожалуйста! Сижу перед ним с разрисованной опухшей мордой в мятых джинсах и потертой куртке!
      Блеск!
      От этой мысли я расстроилась еще сильней и даже тоненько заныла вслух. Слезы полились с удвоенным напором.
      Дердекен перешагнул через скамейку, как через мелкую лужу. Уселся рядом, достал из кармана носовой платок и протянул мне.
      – Успокойтесь, коллега, – сказал он мягко.
      Он меня узнал. А я-то надеялась, что хотя бы эта чаша меня минет!
      Я выхватила платок из его пальцев и быстренько спрятала зареванную морду. Стыд-то какой! И как мне теперь просить его об интервью? А я успела Вовке соврать, что интервью у меня в кармане!
      Я снова заскулила в клетчатую, хорошо пахнущую ткань. Интересно, какой туалетной водой он пользуется? Запах незнакомый и очень приятный...
      Дердекен подхватил меня под локоть. Не успела я ничего сообразить, как он заставил меня подняться. Мы обошли скамейку, на которой сидели, и побрели куда-то по теплому песку.
      Я все еще тихонько всхлипывала, но плакать уже расхотелось. Приятно было бездумно двигаться в неизвестном направлении. Приятно было, что кто-то уже все решил за тебя.
      «А еще о самостоятельности рассуждала!» – грозно припечатал внутренний голос. Я виновато всхлипнула.
      Впереди нарисовался длинный белый «шевроле-пикап». Дердекен подвел меня к машине, открыл дверцу пассажира и усадил на сиденье. Обошел машину и сел за руль. Повернул ключ зажигания, машина беззвучно вздрогнула. Дердекен тронул педали, ловко развернул тяжелый автомобиль, и мы поехали вдоль морской полосы.
      Интересно, куда он меня везет?
      Мысль была настолько интересной, что слезы разом высохли.
      – Вы никуда не торопитесь? – неожиданно спросил Дердекен, не поворачивая головы.
      – Нет, – прошептала я, мучительно размышляя, сильно ли опух нос?
      – Прокатимся? – предложил он.
      Я молча кивнула. Позор. Выгляжу так, словно меня кошка с помойки притащила.
      Мы быстро оставили позади городские многоэтажки и выехали на трассу, ведущую в аэропорт. Понятно. Едем к «Осенней звезде». Что ж, мне будет интересно осмотреть новую радиостанцию. Если Иван Леонидович соблаговолит ее показать.
      Я покосилась на своего спутника.
      Дердекен выглядел так же ослепительно, как и в нашу первую встречу. Обычно меня раздражают красивые мужчины. Уж слишком они зациклены на себе. Но Дердекен не похож на пустоголового павлина с распущенным хвостом. Он похож на викинга.
      Дердекен повернул голову, мельком взглянул на меня и улыбнулся. Мне очень нравилось, как он улыбается. Улыбка излучала спокойную уверенность в себе и сдержанную доброжелательность.
      – Вы уже обедали? – спросил он.
      И попал в точку. При упоминании о еде желудок свело мучительной судорогой.
      – Я даже толком не позавтракала, – ответила я, не успев пожалеть о своей откровенности.
      Дердекен сделал жест вежливого удивления: приподнял брови и слегка качнул головой. У него была обаятельная мимика. В нем вообще был целый океан обаяния.
      – Заедем куда-нибудь по дороге? – предложил Дердекен.
      – Заедем, – согласилась я. Тут же спохватилась и виновато добавила:
      – Но я ужасно выгляжу!
      – Это поправимо, – успокоил меня спутник. – Умоетесь, причешетесь и будете выглядеть ослепительно.
      Я мрачно покосилась на него. Ослепительно? Без косметики? Издевается, что ли?
      Но лицо Дердекена было серьезным.
      Я в последний раз шмыгнула носом и немного приободрилась при мысли о предстоящем вкусном обеде.
      По дороге к аэропорту расположено несколько забегаловок. Самой приличной из них считается харчевня под названием «Чайка». Уютный подвальчик, отделанный под грот, неяркое освещение...
      О! Неяркое освещение! Именно то, что доктор прописал!
      – Поедем в «Чайку», – предложила я.
      Дердекен утвердительно наклонил голову. Нельзя сказать, чтобы парень был разговорчивым. С другой стороны, его манера молчать не вызывала у меня неловкости. Есть люди, которые раскрывают рот только тогда, когда могут сказать что-то толковое. Очевидно, мой новый знакомый относится к этой хорошей породе.
      «Интересно, он согласится на интервью?» – мелькнула рассеянная мысль, но я тут же отогнала ее прочь.
      Умоюсь, поем, потом начну рассуждать о делах.
 
      Дердекен свернул на пыльную боковую дорожку, вьющуюся узкой змейкой между частными домиками.
      Она привела нас к длинному неуклюжему строению, стены которого были грубо отделаны большими камнями. На деревянном заборе развешаны декоративные рыбацкие сети, на крыше укреплен флюгер в виде большой белой птицы.
      – Похоже, мы с вами единственные посетители, – сказала я, выпрыгивая из машины на землю.
      – Наплыв начнется ближе к вечеру, – ответил Дердекен.
      Я тихо порадовалась. Чем меньше народу увидит мою зареванную опухшую физиономию, тем лучше я буду себя чувствовать.
      Мы вошли в здание, спустились вниз по небольшой деревянной лестнице и очутились в ресторанном зале. Обстановка здесь была самая умиротворяющая: по полу бежит искусственный ручеек, вдоль стен расставлены кадки с живыми цветами, из восьми столиков не занят ни один.
      Официантка заспешила нам навстречу с любезной профессиональной улыбкой.
      – Присаживайтесь, пожалуйста...
      – Я бы хотела умыться, – перебила я.
      – Конечно! Дамская комната наверху. Пойдемте, я вас провожу.
      Мы вернулись к лестнице и, уже поднимаясь вверх, я бросила взгляд на своего спутника. Тот уселся за столик, стоявший в отдалении от входа, и принялся изучать папку с меню.
      «До чего хорош, гад!» – подумала я невольно.
      То ли поэтому, то ли по другой причине, но мое настроение медленно поползло вверх. Как стрелка барометра при смене погоды.
      Официантка проводила меня до дверей дамской комнаты и вернулась обратно. Я вошла в небольшое уютное помещение, увешанное зеркалами, и сразу направилась к умывальнику. Наклонилась ближе к зеркалу, мрачно осмотрела лицо, разрисованное подтеками туши.
      – Красота неописанная! – сказала я вслух.
      Открыла холодную воду и принялась яростно драить кожу.
      Через несколько минут лицо пришло в относительно приличный вид. Без косметики я чувствовала себя почти голой, но делать было нечего. Я бросила на себя еще один придирчивый взгляд, вздохнула и пошла в зал.
      Мой спутник терпеливо листал глянцевый журнал, принесенный ему официанткой. Я подошла к столику и уселась напротив него.
      Дердекен поднял взгляд, отложил журнал и спросил:
      – Все в порядке?
      – Надеюсь, – ответила я.
      Что еще я могла сказать? Я могу только надеяться, что выгляжу не самым ужасным образом!
      Я кивнула на журнал, с обложки которого презрительно щурилась Дженнифер Лопес в сверкающем вечернем платье, и спросила с кривой усмешкой:
      – Она вам нравится?
      Дердекен посмотрел на голливудскую диву.
      – Не знаю, – ответил он сдержанно.
      – Но она же такая красивая! – произнесла я с тоской.
      Дердекен пожал плечами.
      – Разве нет? – настаивала я.
      Он протянул мне папку с меню.
      – Знаете, о чем я думаю, когда смотрю на такие фотографии? – спросил Дердекен.
      – О чем?
      Он почти незаметно усмехнулся.
      – Хорошо бы ее умыть...
      Он кивнул на фотографию голливудской дивы.
      – ...а потом посмотреть, что останется.
      Я не сдержалась и ухмыльнулась в ответ. Вроде комплимента мне не сказали, а на душе отчего-то веселей!
      – Значит, вы поклонник Памелы Андерсон? – продолжала я уже из чистого хулиганства.
      – Я не знаю, как она выглядит, – спокойно ответил Дердекен.
      – Не знаете, как выглядит Памела Андерсон? – не поверила я.
      – Ну, да! – ответил Дердекен. – Я же не господь бог, чтобы отделить даму от ее силикона!
      Я переварила ответ и затряслась в беззвучном приступе смеха.
      – Когда я вижу женщину такой, какой ее создали, – продолжал Дердекен, бросая на меня короткий взгляд, – я могу судить, нравится она мне или нет. Иначе – увольте.
      И добавил, резко меняя тему:
      – Что будем заказывать?
      Я раскрыла папку с меню, но мысли мои бродили далеко от продовольственного ассортимента. Интересно, он меня похвалил или поругал? Вот увидел он меня такой, какой создала природа, и что?.. Я ему понравилась или нет?
      Официантка кашлянула. Я посмотрела на нее, и она тут же любезно улыбнулась.
      – Рекомендую вам ханский шашлык, – сказала она вполголоса. – Исключительно вкусно.
      – Уговорили, – ответила я. – А что вы порекомендуете на закуску? Учтите, я голодная!
      После пятиминутной консультации официантка записала заказ и удалилась. Дердекен в нашей беседе участия не принимал. Только в самом конце коротко бросил: «Мне то же самое».
      Мы остались одни. Я неловко поерзала на стуле и спросила:
      – Ну, о чем поговорим?
      – Для начала давайте познакомимся, – предложил Дердекен.
      Я прыснула.
      – Ах, да!
      – Меня зовут Иван.
      – Просто Иван? – уточнила я.
      Дердекен пожал плечами.
      – Ну, если вам хочется подчеркнуть возрастную разницу, то можно и по отчеству: – «Иван Леонидович». Но я бы предпочел просто Иван.
      – Меня зовут Майя, – представилась я.
      – Просто Майя?
      – Просто Майя.
      Он покладисто кивнул.
      – Расскажите о себе, – попросила я.
      Он вздохнул и убрал с глаза челку.
      – Я работаю на новой радиостанции, – начал Дердекен скучным голосом. – Называется она «Осенняя звезда»...
      – Кем работаете? – перебила я.
      Дердекен бросил на меня быстрый взгляд исподлобья и засмеялся.
      – Вы уже знаете? – спросил он.
      – Немного знаю, – призналась я.
      – Оперативно!
      – А что вы хотели? – возразила я. – Город у нас небольшой, каждая яркая фигура вызывает интерес...
      – Спасибо за комплимент.
      – Это не комплимент, – сказала я смущенно. – Это правда.
      Он промолчал. Я смутилась еще больше. Молчание сделалось неловким, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить разговор.
      – Честно говоря, я уже была у вас на работе.
      – Да?
      – Да.
      – А почему мы с вами не встретились?
      – Мы встретились, – напомнила я. – На обратном пути. Когда у меня машина заглохла.
      Дердекен немного подумал.
      – Ах, да! – вспомнил он.
      – Я разговаривала с вашим заместителем.
      – С Джокером?
      Я поразилась.
      – Кто это?
      – Это мой заместитель, – объяснил Дердекен. – Давид Самсонович. Я называю его Джокер. Сокращенно Джо.
      Воцарилось короткое молчание.
      – А он не обижается? – спросила я нерешительно.
      – На что? – не понял Дердекен.
      – На Джокера. Звучит как-то издевательски...
      Дердекен пожал плечами.
      – По-моему, Давид Самсонович в приложении к моему заместителю звучит еще большим издевательством. Нет?
      Я вспомнила маленького уродливого карлика и поежилась.
      – Пожалуй... Почему он такой?
      – Ну, этого никто не знает, – ответил Дердекен спокойно. – Насмешка природы, игра хромосом... Ученые пока не могут объяснить, отчего у честного еврейского отца и честной еврейской матери родился такой ребенок. Не пили, не курили, не баловались наркотиками, вели праведный образ жизни, и вдруг – такой небесный плевок!
      Я вздохнула.
      – Бедные...
      – Не вздумайте его жалеть, – предупредил Дердекен. – Не простит.
      – Это я уже поняла.
      Вернулась официантка, прикатила сервировочный стол на колесиках. Выгрузила тарелки, накрытые колпаками, водрузила на середину стола настоящий небольшой мангал с тлеющими углями, сверху выложила две палочки готового шашлыка.
      – Красота какая! – невольно восхитилась я.
      – Приятного аппетита, – пожелала нам официантка и удалилась.
      Рот наполнился голодной слюной, и я кровожадно потерла руки. Наконец-то наемся!
      – А чем занимаетесь вы? – спросил Дердекен, ловко стаскивая вилкой с шампура кусочки шашлыка. Поставил тарелку передо мной, себе взял второй шампур.
      – Я работаю корреспондентом в журнале «Морячка», – ответила я и быстренько разрезала кусок мяса. Точнее, не мяса, а печени. Отправила его в рот и чуть не подавилась от восторга.
      – О-о-о!
      – Вкусно? – догадался Дердекен.
      – Фантастика!
      Он отрезал небольшой кусочек, задумчиво прожевал.
      – Да, неплохо.
      – Вы, очевидно, не очень голодный, – сказала я сердито.
      Дердекен молча улыбнулся.
      Несколько минут за столом царило молчание. Я быстро управилась с ханским шашлыком из печени, подчистила большую тарелку овощного салата, заела его вкуснейшей брынзой. Отпила немного вина, с удовлетворенным вздохом откинулась на спинку стула. Промокнула губы салфеткой, подняла глаза на спутника.
      Дердекен смотрел на меня и улыбался.
      – Ой! – смутилась я. – Извините!
      – За что? – удивился он.
      – Я, наверное, так жадно ем...
      Дердекен снова улыбнулся и отставил тарелку с почти нетронутым шашлыком.
      – Хороший аппетит – признак хорошего здоровья, – сказал он тактично.
      Я покивала головой.
      – Это точно. Что-что, а здоровье у меня богатырское. Можно об асфальт колотить, и плохо будет только асфальту. А у вас проблемы со здоровьем?
      Дердекен приподнял брови.
      – С чего вы взяли?
      Я указала глазами на тарелку.
      – Вы же ничего не съели!
      Дердекен бросил на тарелку скомканную бумажную салфетку.
      – Со здоровьем порядок.
      – Тогда почему аппетита нет?
      Он поднял голову и осмотрел низкий сводчатый потолок.
      – Скучно...
      – Скучно? – переспросила я с разочарованием.
      Дердекен спохватился.
      – Нет, вы неправильно меня поняли. Скучно не в данный момент, а вообще...
      Он нарисовал руками в воздухе невидимый круг.
      – В последнее время.
      – Понятно, – ответила я. Меня все еще грызла обида. Это ж надо, привести даму в ресторан и зевать от скуки!
      – А где вы жили раньше? – спросила я.
      – Нигде, – ответил Дердекен равнодушно.
      Я чуть не подавилась.
      – Как это?
      – Очень просто!
      Дердекен взял бокал с вином и сделал маленький незаметный глоток. Можно сказать, просто омочил губы.
      – Я же моряк, – пояснил он. – До последнего времени почти не сходил на берег.
      – А дом? Семья? – спросила я жадно.
      Дердекен тихо рассмеялся. Смех у него был такой же обаятельный, как улыбка.
      – Как я понимаю, интервью началось?
      Я спохватилась.
      – Простите. Это не интервью, это обычное бабье любопытство.
      – Не называйте себя бабой, – попросил Дердекен.
      – Почему? – удивилась я.
      – Потому, что бабы – это глупые женщины. А вы девушка умная.
      Я почувствовала себя польщенной.
      – Дома и семьи у меня нет, – неожиданно сказал Дердекен.
      Я прикусила нижнюю губу, чтобы не ляпнуть какую-нибудь бестактность. Меня просто распирало от любопытства.
      – Я вырос в детдоме, – продолжал Дердекен.
      – Что?
      Я так растерялась, что не смогла этого скрыть. Лицо моего спутника осталось совершенно спокойным.
      – Ваши родители умерли? – спросила я дрожащим голосом.
      Дердекен пожал плечами.
      – Понятия не имею. Они мне своих координат не оставили.
      – Извините.
      – За что? Вы здесь совершенно ни при чем!
      Я опустила взгляд и начала сворачивать на коленях бумажную салфетку.
      – Что же вы замолчали? – спросил Дердекен через минуту. – Дальше вам неинтересно?
      – Ужасно интересно! – призналась я, не поднимая глаз. – Но...
      Я мучительно поискала слова.
      – Вы боитесь наступить на мою больную мозоль, – договорил Дердекен.
      Я бросила салфетку на стол и посмотрела на собеседника. Его лицо выражало только спокойную доброжелательность.
      – Вы напрасно боитесь, – продолжал Дердекен. – Для меня это вовсе не конец света. Ну, обидно, конечно... Но за сорок лет ко всему можно привыкнуть.
      – Вам сорок лет? – переспросила я, хотя уже знала об этом. Просто было трудно поверить. Дердекен выглядел непозволительно молодо. Почти так же, как Лешка. Отличало их только одно: Лешка имел взрывной темперамент, а Дердекен излучал ровные сдержанные импульсы взрослого человека.
      – Сорок, – подтвердил Дердекен. И тут же предупредил:
      – Не надо комплиментов! Я и сам знаю, что хорошо выгляжу!
      Я виновато поскребла кончик носа и рассмеялась.
      – Вы просто читаете мои мысли.
      – А почему вы ни разу не назвали меня по имени? – неожиданно спросил Дердекен.
      – Ну-у-у...
      Я лихорадочно поискала объяснение.
      – Потому что знали, сколько мне лет! – уличил Дердекен. – И стеснялись обращаться по имени к такому старому дядьке! Угадал?
      – Почти, – призналась я смущенно. – Я, действительно, знала, сколько вам лет.
      – От кого, если не секрет?
      – От Лешки, – ответила я. И поправилась:
      – От Звягина. Директора яхт-клуба.
      Дердекен молча кивнул.
      – Мы с ним немного дружим, – пояснила я смущенно.
      Еще один короткий кивок. Я быстро сменила тему.
      – Значит, до сих пор вы жили на корабле?
      – Да, – ответил Дердекен. – Жил. В прямом смысле слова. Даже тогда, когда мы в порт приходили. Так что мой адрес не дом и не улица... Мой адрес – море.
      – Поэтому вы приехали в наш город? – спросила я.
      – Именно поэтому, – подтвердил Дердекен. – Хотелось на старости лет осесть поближе к берегу.
      – А почему именно к этому берегу?
      – Потому что у вас много солнца, – ответил Дердекен, не раздумывая. – Становлюсь теплолюбив. Наверное, старею...
      Я засмеялась. Дердекен поддержал меня вежливой улыбкой.
      – А радиостанция? – спросила я. – Почему именно этот бизнес?
      Он виновато шмыгнул носом.
      – Тщеславие заело, – признался Дердекен убитым голосом.
      – Тщеславие? – не поняла я.
      – Ну, да! Захотелось погарцевать на старости лет! Все кричали «четвертая власть, четвертая власть», я и купился!
      Он отпил еще глоток вина.
      – Сначала хотел открыть телеканал, – продолжал Дердекен рассудительно. – Пересчитал финансы и понял, что не потяну. Пришлось удовольствоваться радиостанцией.
      Он свел лопатки, разминая спину.
      – Зато теперь могу выйти в эфир, – похвастал он. – А что? Скажете, не лестно, что тебя слушают и знают десятки тысяч человек?
      Я прикусила губу и посмотрела на собеседника. Почему у меня такое чувство, словно он надо мной... не скажу издевается, но подшучивает?..
      Дердекен закинул ногу на ногу и оглядел ресторанный зал, постепенно заполнявшийся посетителями.
      – А тут довольно мило, – сказал он одобрительно.
      – И кормят вкусно, – поддержала я.
      – Да, – согласился Дердекен. – Возьму на заметку.
      – Иван...
      Он поднял брови и быстро повернул голову ко мне.
      – Ого! Какой прогресс!
      Я покраснела.
      – Давайте спрашивайте, – подбодрил Дердекен добродушно. – Я же вижу, что у вас на языке вертится нескромный вопрос.
      – Почему нескромный? – фальшиво удивилась я.
      – Потому что вы назвали меня по имени. Задобрить пытаетесь, коллега?
      Я снова покраснела. Решительно, с этим человеком невозможно разговаривать! Он, как хороший шахматист, просчитывает все на несколько ходов вперед!
      – В общем, вы снова угадали, – призналась я.
      – Я весь внимание.
      Я немного поколебалась.
      – Дердекен... это ваша настоящая фамилия?
      – Нет, – ответил собеседник, не раздумывая.
      – Значит, это псевдоним?
      – Псевдоним.
      – И что он означает?
      Дердекен посмотрел на меня с хитрой усмешкой.
      – Не скажу! – припечатал он таинственно.
      – Почему? – расстроилась я.
      – Потому что не хочу лишать вас удовольствия, – ответил Дердекен. – Догадайтесь сами, это гораздо приятней...
      Он прищурил один глаз и вполголоса договорил:
      – Коллега...
      Я рассердилась.
      – Почему вы все время надо мной смеетесь?
      Дердекен укоризненно склонил голову к плечу.
      – Майя!..
      – Что, «Майя»? – завелась я. – Нет, ну что «Майя»? Я уже двадцать пять лет Майя!
      – Это срок, – согласился Дердекен.
      – Прекратите!
      Он добродушно рассмеялся.
      – Майя, вы ошибаетесь. Возможно, мое поведение выглядит странным, но это можно объяснить.
      Иван снова развел руки в разные стороны.
      – Я стесняюсь, – признался он.
      – Кого?
      Дердекен прикусил нижнюю губу и посмотрел на меня исподлобья. Взгляд был веселый и смущенный.
      – Меня? – не поверила я.
      – А что? Не может быть?
      Я с сомнением кашлянула в кулак.
      – Да, конечно, – тут же ответил Дердекен на мою невысказаннную мысль. – Возраст не тот, чтобы стесняться симпатичной девушки. А что если у меня мало опыта в общении с симпатичными девушками? Такое может быть?
      Я присвистнула.
      – Бывает, у девушки муж умирает, а у вдовы живет, – ответила я поговоркой. И страстно попросила:
      – Не разочаровывайте меня! В городе у вас репутация рокового мужчины, и вдруг такие банальные разговоры! Осталось упомянуть о душевном одиночестве – и все. Портрет примитивного волокиты написан!
      – Да? – удивился Дердекен. – Ну, ладно. Тогда я не буду упоминать о душевном одиночестве.
      Мы посмотрели друг на друга и негромко прыснули.
      – Фокус не получился, – уколола я.
      – Не получился.
      – Вот так! – добила я, гордая своей проницательностью.
      Дердекен сделал знак официантке.
      – Счет, пожалуйста! – попросил он громко.
      Я расстроилась.
      – Уже уходим?
      – А вы еще не наелись?
      Я немного помялась. Да разве в этом дело?
      – Наелась.
      – Тогда чего рассиживаться?
      Я расстроилась окончательно. Немножко помялась и спросила:
      – Вы обиделись?
      Дердекен бросил на меня изумленный взгляд.
      – Господи, за что?
      Я промолчала. Обиделся, обиделся... Попытался человек за мной ненавязчиво поухаживать, а я грубо осадила.
      Дура!
      Дердекен расплатился по счету, оставил хорошие чаевые. Официантка, не сдержавшись, радостно шмыгнула носом и произнесла:
      – Большое спасибо!
      – И вам спасибо, – ответил Дердекен, пряча бумажник в карман ветровки. – Все было очень вкусно.
      – Все было действительно вкусно, – подтвердила я.
      – Приходите еще, – пригласила официантка.
      Дердекен улыбнулся ни к чему не обязывающей улыбкой, а я уныло подумала: «Он меня никогда больше не пригласит. Идиотка! Вылезла со своей проницательностью! Правильно отец говорит: женщина просто обязана иногда казаться дурой. Иначе просидит всю жизнь одна у окошка...»
      – Майя!
      Я подняла голову. Дердекен возвышался надо мной, как телеграфный столб. Он действительно был очень высокий.
      – Да-да, – сказала я и поспешно встала. – Едем.
      Мы вышли на улицу, уселись в машину. Дердекен повернул ключ зажигания и спросил:
      – Куда?
      Тут я осознала, что на улице сгущаются сумерки, и громко вскрикнула.
      – Что случилось? – встревожился Иван.
      – Который час? – произнесла я страшным голосом.
      Дердекен взглянул на приборную доску.
      – Половина седьмого, – ответил он. – А что? Куда-то опоздали?
      – Опоздала, – подтвердила я убитым тоном.
      Ровно полчаса назад шеф закрыл редакцию, поставил ее на сигнализацию и отбыл домой.
      Ночевать мне было негде.
 
      Дердекен немного помедлил, прежде чем задать мне очередной вопрос:
      – Надеюсь, не на свидание?
      Я искоса посмотрела на него. Вот ведь тип! Не поймешь, с какой интонацией сказано! Вроде бы озабоченно... Ну, да. Проявляет хорошее воспитание и личную незаинтересованность. Что ответить? Правду? А может, соврать?
      – Не на свидание, – ответила я после минутной паузы.
      – Уже легче, – заметил Дердекен. – А то бы я чувствовал себя виноватым.
      Господи! Он когда-нибудь прекратит намекать, что я ему совершенно не интересна?! Как женщина, конечно.
      Дердекен немного подумал и продолжил:
      – Может быть, если мы поторопимся...
      – Нет, – оборвала я его. – Торопиться поздно. Редакция закрыта, ночевать мне негде.
      Сказала и сама перепугалась. Не дай бог, если он сейчас предложит поехать к нему! Образ таинственного мужчины будет окончательно изгажен.
      Что может быть таинственного в обыкновенном смазливом кобеле?
      – Это скверно, – заметил Дердекен.
      – Ничего, что-нибудь придумаю, – пробормотала я смущенно. – Отвезите меня к набережной. Я там машину оставила.
      Дердекен кивнул. Слава богу, переночевать у него не предложил. Хотя неизвестно, что он обо мне подумал. Может, решил, что я навязываюсь?
      Уши мои горели.
      До набережной мы доехали за двадцать минут. Всю дорогу мы молчали: я от смущения, а Дердекен... не знаю, почему он молчал.
      Моя дефективная «нива» стояла там, где я ее бросила. Никто не польстился на мою машинку, даже сборщики металлолома. Я открыла дверь, порылась внутри. Все на месте.
      Дердекен вышел из своего «шевроле» и подошел к парапету.
      – Смотрите, какая красота, – позвал он негромко.
      Я подошла к нему.
      Далекий причал яхт-клуба сиял разноцветными огнями. Странно, я никогда раньше не была здесь вечером. Или просто внимания не обращала?
      Две яхты, украшенные флагами, выходили в море. Яркие корабельные огни бежали за ними по темной воде.
      – Действительно, красиво, – произнесла я невольно.
      Сказала – и напряглась. Сейчас Дердекен пригласит меня совершить вечернюю прогулку на его яхте. Опять-таки штрих к портрету банального волокиты.
      Но ничего подобного Дердекен не предложил. Развернулся и пошел к нашим машинам, стоявшим рядом. Я затрусила следом за ним, как болонка. С одной стороны я радовалась, что таинственный красавец не опустился до тривиальностей, типа «поедем в номера». С другой стороны – оставаться одной было страшно.
      «Да, – подумала я философски. – Женщины – противоречивые создания».
      Обычно эту фразу произносит мой папочка. И надо сказать, что мы с мамой даем ему повод.
      Мы дошли до машин. Дердекен повернулся ко мне и спросил:
      – Вы уже придумали, где переночуете?
      – Не переживайте, – ответила я бодро. – На улице не останусь!
      – Куда вас отвезти?
      Вот пристал!
      – Я сама доеду, – ответила я уклончиво. – Спасибо вам за заботу.
      Ехать мне было некуда. Домой?.. Исключено! Особенно после моего сегодняшнего разговора с Лешкой! Если я капитулирую так быстро, то он будет изводить меня насмешками до конца дней!
      Подруга, жившая с мужем в однокомнатной квартире, меня, конечно, не выгонит, но я не люблю создавать людям сложности.
      К Лешке?..
      Лешка сейчас сам бездомный. Очередная нимфа выжила-таки его из квартиры, и правильно сделала! Меня снова охватило недостойное ликование, но тут я вспомнила, что Лешке есть, где переночевать, а мне – нет.
      «До чего несправедливо устроен мир!» – подумала я в приступе бессильного гнева.
      – Майя!
      Я очнулась от своих невеселых размышлений и посмотрела на Дердекена.
      – Да?
      – Я же все равно не уеду, пока не увижу, что вы пристроены, – сказал он спокойно.
      Меня охватило такое облегчение, что и сказать нельзя. Гордость гордостью, но остаться холодной осенней ночью на улице... Одной! Согласитесь, перспектива не вдохновляет.
      – Переночую в машине, – сказала я нерешительно. И чуть не расплакалась от жалости к себе.
      – Глупости.
      Дердекен оглянулся. Подбородком указал мне на новый дом, недавно выстроенный на набережной, и спросил:
      – Нравится?
      – Нравится, – ответила я. – А что?
      – Я купил там квартиру, – спокойно ответил Дердекен.
      Вот оно! Начинается!
      – Сейчас вы неправильно обо мне подумали, – предупредил Дердекен.
      Я взглянула на собеседника и молча прищурилась.
      – Я живу за городом, – начал Дердекен. – Привык жить на месте работы... А квартиру хотел приспособить под офис. Для встреч с нужными людьми. Сделал ремонт, поставил кое-какую мебель. Ничего роскошного, зато есть все необходимое. Даже посуда.
      Я молчала. Я уже знала, что не смогу отказаться, и тянула время из простого приличия.
      – Постельного белья, правда, нет, – озабоченно продолжал Дердекен, – но это пустяки. Заедем в магазин и купим.
      Я молчала.
      – Майя!
      Я посмотрела на него.
      – Я и не думаю к вам приставать, – сказал Иван. – Я не хочу, чтобы вы остались на улице. Иначе меня совесть замучает.
      – Вы такой ответственный человек! – не сдержалась я.
      Дердекен удивился.
      – Откуда знаете? Вы точно подметили главную черту моего характера! Я не просто ответственный, я очень ответственный человек. Попробуйте в море быть другим! Опомниться не успеете, как составят некролог!
      Я вздохнула.
      – Наверное, я должна вас поблагодарить...
      – Нет, – отказался Иван. – Вы мне ничего не должны. Иначе я не играю.
      Он достал из кармана связку ключей и протянул ее мне.
      – Держите.
      Я подставила руку. Ключи с небольшим брелком упали мне в ладонь.
      – Мне только переночевать, – сказала я неловко. – Я вам завтра же верну.
      – Вот завтра и поговорим, – ответил Иван. – Ну, что? Поехали за постельным бельем?
      – Только платить буду я! – предупредила я грозно.
      – А как же? – удивился Дердекен. – Само собой!
      Мы успели заехать в универсам до его закрытия. Я отобрала комплект самого дешевого постельного белья, присоединила к нему баночку крема и недорогой косметический набор «Руби Роуз». Надоело разгуливать с голым лицом, что бы там Дердекен ни говорил про натуральную красоту. Обыкновенный мужской пунктик. Я еще не видела ни одного мужчины, который бы одобрил женский грим.
      Я пробила свои покупки, расплатилась с кассиром и вышла на улицу с большим пакетом в руках. Иван отобрал пакет, распахнул передо мной дверцу.
      – Ничего не забыли? – спросил он.
      – Нет.
      – А продукты?
      Я молча хлопнула себя по голове. Вот дура! Слона не приметила!
      – Давайте я схожу, – предложил Иван.
      Я обессилено кивнула. Честно говоря, сегодняшний день меня здорово утомил.
      – Только много не покупайте! – предупредила я. – Сырок, йогурт... ой, нет! Йогурты здесь просроченные! Возьмите что-нибудь другое.
      – Я разберусь, – пообещал Иван и легким шагом направился к светящимся дверям. Я проводила его задумчивым взглядом.
      Хорош. Так хорош, что просто челюсти сводит. И не прилипчивый, как многие мужики. Честно говоря, я так и не поняла, нравлюсь ему или нет? Скажете, это не принципиальный вопрос? Значит, вы мужчина, а не женщина!
      Иван вернулся через пятнадцать минут с большим пакетом в руках.
      – Я же просила...
      – Пускай будет, – перебил меня Дердекен. – Не съедите – останется. В квартире есть холодильник.
      – А-а-а, – протянула я смущенно. Действительно, чего разоралась? Может, человек для себя продукты прикупил?
      – Все взяли? – еще раз спросил Дердекен.
      – Все.
      – Тогда – домой, – распорядился Дердекен.
      И мы поехали домой.
      Новый дом, выстроенный на набережной, выглядел импозантно. Но квартира превзошла все мои ожидания: огромные квадратные комнаты с большими окнами, длинные лоджии, огромные арки вместо узеньких дверных створок...
      – Красота! – сказала я, с завистью оглядывая все это великолепие. Дердекен не ответил. Он распахнул дверцу шкафа и проинформировал:
      – Вот подушка, вот плед. Больше и нет ничего.
      – Больше и не нужно, – ответила я.
      – Диван выбирайте сами. Диваны новые, поэтому одинаково неудобные. Продукты на кухне, разбирать их я не стал, справитесь без меня, – продолжал отчитываться Иван. Огляделся, почесал затылок и развел руками.
      – Все!
      Развернулся и пошел к входной двери.
      – Я вам завтра же верну ключи! – пообещала я вслед.
      – Разберемся, – ответил он, не оборачиваясь. Остановился в прихожей, обул кроссовки и пожелал:
      – Спокойной ночи.
      – Спасибо вам, – сказала я тихо.
      Иван кивнул, открыл дверь, вышел на лестничную площадку. Лифт вызывать не стал и легко побежал с седьмого этажа вниз. Я закрыла дверь, постояла, прислушиваясь к удаляющимся шагам.
      – Он даже не спросил номер моего телефона! – сказала я горестно.
      Все понятно. Как женщина я Дердекена совершенно не интересую, моя смазливая мордашка ему ничем не приглянулась. Может, не такая она и смазливая?.. Без косметики?...
      Я вздохнула.
      Прошлась по квартире еще раз, оглядывая роскошное жилое пространство. Роскошное оно было не из-за обстановки, а из-за размеров. Обстановка как раз была аскетичная.
      Рапортую.
      Гостиная: огромный плоский телевизор с длинными овальными колонками. Два кожаных кресла. Диван. Журнальный стол. Жалюзи на окнах. Все.
      Столовая: прозрачный пластиковый стол, окруженный шестью стульями. Большие напольные часы в углу. Жалюзи на окнах. Все.
      Комната неопределенного назначения: большой книжный шкаф. Диван. Письменный стол. Жалюзи. Все.
      Прихожая: огромный зеркальный шкаф-купе, а в нем несколько коробок из-под обуви, упаковка с новым тефалевым утюгом и подушка с пледом. Все.
      Аскетизм жилых комнат немного уравновешивала большая роскошная ванная, отделанная мозаичным кафелем. Кухня поразила меня обилием хорошей встроенной техники, дорогой посудой и серебряными столовыми приборами.
      Да. Жить в такой квартире, наверное, приятно. Странно, что Дердекен предпочитает рабочий угол. Хотя, я не видела его рабочего угла. Возможно, он ничуть не хуже городской жилплощади.
      Я включила телевизор, и холодная нежилая пустота сразу оживилась человеческими голосами. Я уменьшила мощный звук и пошла в комнату, где стоял книжный шкаф. Интересно, какие книги предпочитает мой новый знакомый?
      Я распахнула створку с матовым непрозрачным стеклом. На меня пахнуло запахом новой, недавно собранной мебели. Знаете, такой смешанный аромат дерева и масляной смазки?
      Внутри шкаф оказался пуст. То есть почти пуст. На полке лежал лишь один тяжелый том, похожий на энциклопедию. Я вытащила книгу из шкафа и чуть не уронила. Подхватила на полпути к полу, прочитала название, невольно скривилась.
      Так и есть. Энциклопедия. Мало того что энциклопедия, она еще на английском языке!
      «Неужели Иван читает по-английски?» – подумала я с интересом и удовольствием. А что? Вполне возможно, если учесть, в скольких странах ему довелось побывать.
      Я с трудом дотащила неподъемную книгу до письменного стола и брякнула ее на поверхность. Вверх поднялось небольшое облачко пыли, я чихнула.
      Итак, что это за издание?
      По-английски я только читаю, и то скверно. Как писали в старых анкетах, «со словарем». Одолеть энциклопедию самостоятельно мне вряд ли удастся.
      Название я разобрала без труда. Знаменитая энциклопедия Британика, лондонское издание 1978 года. Лешка неоднократно хвалил эту энциклопедию.
      Я открыла тяжелый пыльный том и попыталась прочитать вступительную часть. Через пять минут взмокла от напряжения и отказалась от своей попытки. Очень много непонятных слов, в которых бесследно тонут слова понятные. Общий смысл мне уловить не удалось.
      Ну и ладно.
      Я хотела захлопнуть кожаную обложку, но вдруг заметила закладку, находившуюся почти в самом начале книги. Я аккуратно раскрыла заложенную страницу. Интересно, какая буква привлекла внимание моего знакомого радиомагната Ивана Дердекена?
      Оказывается, его привлекла буква «F». Чем это она его так заинтересовала?
      Помимо закладки между страницами лежал старый пожелтевший обрывок бумаги. Он был вырван из школьной тетради в клеточку. На нем было написано округлым твердым почерком: «Летучий голландец» – призрачный корабль, который, по преданиям, плавает возле мыса Доброй Надежды. Его появление моряки расценивают как знаменье катастрофы. По наиболее широко распространенной версии легенды, капитан Ван Дер Декен за богохульство обречен на вечное плавание и не может зайти ни в один порт».
      Я присела на стул, оперлась локтями о столешницу. Обхватила щеки ладонями и уставилась в стену перед собой.
      «Летучий голландец». Или, говоря по-английски, «Флаинг Дачмэн». Вот что привлекло внимание моего нового знакомого.
      Я провела пальцем по странице, нашла нужный пункт. К печатному тексту прилагалась небольшая иллюстрация: над поверхностью моря парил странный корабль, похожий на каравеллу, возле мачты стоял бледный бородатый мужчина в старинном испанском костюме. Верхушка мачты была охвачена призрачным сиянием. «Летучий голландец» проходил мимо другого корабля. На рисунке поместилась лишь часть его палубы и одинокая фигурка матроса. Тот в ужасе схватился за голову, не в силах оторвать взгляда от призрачной каравеллы, пересекающей им дорогу.
      Жутковатая картинка. Интересно, что видела команда «Титаника» перед столкновением с айсбергом?..
      Я захлопнула книгу. Пыль поднялась серым облачком, я снова чихнула.
      Вот, значит, что интересует господина Дердекена. Старинная легенда и связанные с ней подробности. Почерк на обрывке похож на детский. Да и лист старый, пожелтевший от времени. Интересно, неужели это писал сам Иван много лет назад? Вполне возможно. Значит, предание о «Летучем голландце» захватило его очень давно.
      Капитан Ван Дер Декен...
      Я сморщилась. Что-то в этом имени показалось мне знакомым. Интересно почему? В Голландии не была, знакомых голландцев не име...
      Додумать я не успела. Медленно приподнялась со стула и произнесла вслух:
      – Ван Дер Декен... Иван Дердекен! Ван Дер Декен...
      Меня охватило такое ликование, словно я доказала теорему Ферма. Вот, значит, откуда взят странный псевдоним, которым щеголял новый городской радиомагнат! Он составлен из имени прОклятого голландского капитана, встреча с которым приносит гибель всем встречным кораблям!
      – Ничего себе! – сказала я невольно.
      Интересно, почему Дердекену так понравилась эта история? Да и личность легендарного моряка ему понравилась, раз уж он сделал его имя своим псевдонимом.
      Тут меня поразила неприятная мысль, и я снова уселась на стул.
      Странно получается. Встреча с «Летучим голландцем» приносила гибель всем морским судам. Встреча с Иваном Дердекеном каким-то образом тоже приносит несчастье. Кому, например? Например, господину Терехину!
      – Совпадение, – сказала я вслух. – Это просто совпадение.
      – Не так все просто, – откликнулся лояльный внутренний голос. – Иван Дердекен тебе нравится, поэтому ты стараешься не замечать очевидного. А ведь вся эта катавасия в городе началась после его приезда!
      – Совпадение! – повторила я упрямо.
      – Ну-ну, – произнес внутренний голос с довольно циничной интонацией. И растворился.
      Я рассердилась. Захлопнула тяжелую английскую энциклопедию, вернула ее на место, в шкаф, и пошла на кухню.
      Разгрузила пакет с продуктами, разложила деликатесы, которые накупил Иван, по полкам в холодильнике. Он не забыл купить хороший кофе, и я с благодарностью прижала к груди яркую упаковку. Давно не пила хороший кофе. Очень давно.
      Я сделала себе несколько бутербродов, сварила свежий кофе и со вздохом удовлетворения уселась за стол. Включила небольшой кухонный телевизор, и в квартире вразнобой зазвучали человеческие голоса. На какую-то долю минуты мне даже показалось, что я не одна.
      Но это была только иллюзия.
      Мои лицемерные предки, которые, оказывается, много лет притворялись, что жить без меня не могут, наслаждались моим отсутствием.
      Мой лицемерный друг Лешка, который относился ко мне, как к комнатной собачонке, сейчас сидит в своем кабинете и подсчитывает доходы.
      Мои коллеги по работе заняты собственными проблемами и вспомнят обо мне только при встрече.
      И только один человек наверняка думает обо мне. Новый городской радиомагнат Иван Дердекен. Я даже знаю, что он обо мне думает!
      – Он думает: интересно, Майя не забудет выключить газ и закрыть кран в ванной? – сказала я вслух.
      И расхохоталась.
      Господи, какое счастье, что судьба подарила мне драгоценное свойство, воспринимать реальность через призму смеха! Если воспринимать эту жизнь всерьез, можно сойти с ума!
      Я вымыла посуду, расставила все по местам и отправилась в ванную. Полотенце в квартире было только одно, но я не стала привередничать. Уткнулась носом в теплую махровую ткань и уловила слабый аромат туалетной воды, которой пах носовой платок Ивана.
      Хороший запах.
      Я с наслаждением выкупалась, намазала физиономию кремом и отправилась спать.
      Диван в гостиной, который я выбрала за близость к телевизору, оказался на удивление удобным, фильм, который я посмотрела перед сном, – интересным, а легкий плед – теплым.
      Я вошла в сон легко, как в ароматное облако. И проспала всю ночь, не просыпаясь.
 
      Утро следующего дня я встретила поздно: в половине десятого.
      Я села на постели и сонно прищурилась. За окном накрапывал мелкий осенний дождь.
      Минуту я сидела, соображая, что должна сегодня сделать.
      Сообразила.
      Слезла с дивана и направилась в ванную.
      С наслаждением вымылась, почистила зубы пальцем (зубную щетку я вчера не купила!), оделась.
      Сварила себе кофе, съела пару бутербродов с балыком под аккомпанемент какой-то песенки на Муз-ТВ. Никаких тебе нравоучений никаких, тебе разборок...
      В общем, это было утро, о котором можно только мечтать.
      Убрала постель, прошлась по комнатам. Везде царил образцовый аскетичный порядок, немного скомпрометированный обильной пылью. Ну и ладно. Не я же здесь напылила!
      Я переместилась в прихожую, закинула на плечо ремень моей спортивной сумки, вышла из квартиры. Тщательно заперла дверь на все замки и побежала вниз по лестнице. Будем считать эту пробежку утренней гимнастикой.
      Я вышла из подъезда, задрала воротник джинсовой куртки и поежилась.
      Вот она, осень!
      Воздух пах слякотью и жжеными листьями. Осень подобралась незаметно, как большой упругий хищник семейства кошачьих. Собрала в кучу дождевые облака, раскрасила оставшуюся на деревьях листву в цвета светофора: желто-зелено-красный. Обдала своим холодным дыханием воробьев на ветках, и они печально нахохлились, провожая последние погожие дни бабьего лета.
      Все! Лето закончилось!
      Я добежала до своей машины, стоявшей неподалеку от дома. Нырнула в замерзший салон, сунула ключ в замок зажигания и торопливо включила печку.
      Несколько минут сидела неподвижно, ощущая, как теплый воздух щекочет лицо.
      Тронула «ниву» с места и поехала в редакцию.
      Шеф встретил меня раздраженным возгласом:
      – Где ты шлялась?!
      – Здравствуйте, Игорь Константинович! – сказала я бодро, как пионерка.
      Шеф запнулся. Окинул меня недовольным взглядом, проворчал тоном ниже:
      – Явилась, не запылилась... И где ты ночь коротала, прости за нескромность?
      – Между прочим, я уже совершеннолетняя, – сказала я наставительно. – И не обязана перед вами отчитываться.
      – Передо мной не обязана, – согласился шеф. – А перед родителями?
      – При чем тут родители? – попробовала отбиться я.
      – При том!
      Шеф раздраженно фыркнул, как тюлень.
      – Мы вчера весь вечер на телефоне сидели! Обзванивали твоих подружек! И ни одна из них тебя не видела! Это я к тому, чтобы ты не вздумала сейчас врать, – объяснил он мне.
      Я не поверила своим ушам.
      – Вы сказали родителям, что я не ночевала в редакции?!
      – А что я должен был им сказать? – вспыхнул шеф.
      «Спокойно, Майка, спокойно!» – призвала я себя. Выдохнула воздух, скопившийся в легких, посчитала до пяти.
      – Где я ночевала, вас не касается, – сказала я спокойно.
      – А родителей?!..
      – С родителями я сама разберусь, – оборвала я начальника. Во мне полыхала дикая злоба. Что же это такое! Уходишь из дома, думаешь, что на этом все неприятности кончатся разом, – и нате вам! Продолжение следует!
      – Разбирайся, – согласился шеф ворчливо. – Позвони им немедленно, они, небось, уже в милиции сидят, заявление составляют...
      Я задохнулась от гнева. Притянула к себе телефонный аппарат, набрала домашний номер.
      Отец ответил мне немедленно, словно сидел у телефона.
      – Да!
      – Папа, это я, – начала я, стараясь говорить спокойно.
      – Айка!
      – Со мной все в порядке! – отрубила я железным голосом.
      – Господи! Мы так переволновались!
      – Вот и кончайте волноваться, – оборвала я грубо. – Я уже большая. Понятно?
      И с треском впечатала трубку в аппарат.
      – Блеск! – сказал шеф, наблюдавший за мной. – Укротительница тигров!
      Я болезненно сморщилась.
      – Слушайте, хватит!
      – Все, все!
      Шеф задрал обе руки.
      – Больше никаких вопросов! Действительно, чего всполошились? Подумаешь, могли убить или изнасиловать! Ты уже большая, сама бы справилась... Правда?
      Я бросила сумку на пол и уселась в кресло. Шеф с силой выдохнул воздух, поднялся с кресла и пошел к стенному шкафчику. Достал из него пузырек валерьянки, налил в стакан минеральную воду. Опрокинул в нее половину пузырька, выпил залпом, как водку.
      Сморщился, проскрипел:
      – За что мне все это?
      Я молча стиснула руки. Мало мне предков, теперь еще и начальник решил записаться в воспитатели!
      – Игорь Константинович, – начала я голосом, дрожащим от злобы.
      – Что тебе, убогая?
      Я чуть не огрызнулась, но вовремя спохватилась.
      – Мне двадцать пять лет. Я – взрослая женщина. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
      – Ага, ага, – проскрипел шеф. Достал из шкафчика заржавевший пряник и попытался откусить кусочек. Потерпел фиаско и швырнул пряник в корзину для бумаг. Он упал на дно с громким железным стуком.
      – У меня может быть своя личная жизнь? Как вы думаете?
      – Может, – ответил шеф. – Живи своей личной жизнью, сколько влезет! Только предупреди, где ночуешь!
      Несмотря на гнев, клокотавший во мне, я не сдержалась. Тихонько захихикала в кулак, исподлобья изучая начальство.
      Шеф вернулся назад, в кресло, уселся и закрыл глаза. Так мы просидели несколько минут в полном молчании.
      – Ладно, – сказал шеф, открывая глаза. – Действительно, чего я лезу не в свое дело? Давай рассказывай.
      – Что рассказывать? – не поняла я.
      – Конечно, не про личную жизнь, – подначил шеф ехидно. – Ты не забыла, что работаешь в нашей скромной конторе?
      – Не забыла.
      – А ты не забыла, что тебе кое-что поручили?
      – Не забыла.
      – Так что? Ты вчера делом занималась или жила личной жизнью?
      Я беззвучно вздохнула. Теперь меня будут попрекать этим словосочетанием до скончания века. Шеф злопамятный, как слон.
      – Делом занималась, – сказала я сухо.
      – Валяй, излагай, – пригласил шеф.
      Я коротко рассказала о похоронах Терехина и беседе с его матерью. Шеф слушал меня внимательно, не перебил ни разу.
      – Выходит, его мать считает, что сына убили?
      – И не просто убили, а убили из корыстных расчетов! – подчеркнула я.
      – То есть она подозревает свою невестку?
      – Да, – подтвердила я.
      Шеф пожевал губами.
      – Но как?... Никакого криминала врачи не обнаружили!
      – А лицо покойного, перекошенное от ужаса? – напомнила я. – Между прочим, хоронили Терехина в закрытом гробу!
      Шеф вздохнул.
      – Мистика, – проворчал он себе под нос.
      – Да? – спросила я невинно. – А то, что Терехин за несколько дней до смерти продал все свои компании? Это что? Тоже мистика?
      Шеф подался вперед.
      – Иди ты!
      – Продал! – повторила я. – Мамаша сказала!
      – А кому он их продал, она сказала?
      – Сказала, – ответила я небрежно и замерла, поигрывая брелоком на ключах Дердекена.
      Несколько долгих секунд в комнате стояла тишина. Потом шеф не выдержал и взмолился:
      – Ну! Не томи! А то мы будем иметь вторую таинственную смерть от сердечного приступа!
      – Берете свои слова обратно? – спросила я лукаво.
      – Какие слова? – притворился шеф.
      – Поносные! Кто меня только что ругал, на чем свет стоит? Кто намекал, что я забыла, где работаю? А?
      – Был не прав, – торопливо покаялся шеф.
      – Родителям позвоните?
      – Сей же час!
      – Обрисуете свою неправоту?
      – В красках! – заверил шеф. Наклонился ко мне через стол и шепотом потребовал:
      – Говори!
      Я помедлила еще немного.
      – Только не пугайтесь! – предупредила я. – Второй перекошенный труп нам не нужен!
      – Говори, зараза! – рассердился шеф.
      – Он продал все, что имел своему компаньону! – торжественно возвестила я.
      Шеф откинулся на спинку кресла.
      – Не может быть! – сказал он медленно.
      – Очень даже может!
      – Азику?
      – Ему!
      – Бред!
      Шеф посмаковал последние известия. Почесал уголок рта и повторил:
      – Бред...
      – Тем не менее, это так.
      Шеф перебрал предметы, лежавшие на столе. Поднял на меня глаза и растерянно спросил:
      – Зачем он это сделал?
      – Хороший вопрос!
      Мы помолчали еще немного.
      – Выходит, – начал шеф, – не они выжили Дердекена из города, а он их выжил? По крайней мере, Терехина?
      – Не получается, – сказала я.
      – Почему?
      – Потому что Терехин разрисовал план «Осенней звезды» собственными пометками. И предусмотрел там кабинеты для собственных работников. Вспомните, что рассказал Вовка Сагалаев!
      – Лабиринт какой-то, – подытожил шеф. Посмотрел на меня и спросил:
      – Сама-то что-нибудь понимаешь?
      – Пока ничего, – ответила я честно. – Но у меня такое ощущение, что все эти кусочки мозаики должны лечь на место. Просто их пока мало, и рисунок не складывается.
      – Может, уходили от налогов? – нерешительно предположил шеф. – Мы же не знаем, что они планировали в итоге?
      – Возможно.
      – Фантастика, – повторил шеф. – Это дело пахнет какой-то дьявольщиной.
      Мы помолчали еще немного. Меня распирала мысль, которая пришла в голову вчера перед сном. Додумать ее я до конца не успела, но она мне нравилась именно своей фантастичностью.
      – Кстати, Игорь Константинович...
      Шеф поднял на меня затравленный взгляд.
      – Еще новости?
      – Есть кое-что.
      – Уже боюсь и спрашивать.
      – А вы не бойтесь. Я выяснила, кто такой Ван Дер Декен.
      Шеф расширил глаза.
      – Ловкая штучка, – признал он уважительно. – Ну? Я весь внимание!
      – Ван Дер Декен – это летучий голландец.
      Шеф поднялся с кресла. Обошел стол, приблизился ко мне и озабоченно пощупал мой лоб.
      – Ты здорова?
      – Здорова, – сказала я, с досадой сбрасывая его ладонь с головы. – Вы неправильно поняли. Иван Дердекен – это псевдоним. Пишется слитно. Так?
      – Так.
      – А Ван Дер Декен...
      Я специально отделила два слова друг от друга.
      – ...Ван Дер Декен, – повторила я раздельно, – это капитан «Летучего голландца». По легенде. Понимаете?
      – Ван Дер Декен, – повторил шеф по складам. Минуту он смотрел прямо пред собой. Потом его глаза расширились, и он сказал страшным голосом:
      – Ван! Иван!..
      – Вот именно! – обрадовалась я. – Поняли?
      Шеф вернулся к своему креслу. Плюхнулся в него и потер голову.
      – Господи, до чего же мне надоела эта дьявольщина, – сказал он озабоченно. Посмотрел на меня и спросил:
      – Откуда ты узнала?
      – Нашла у него Энциклопедию Британика, – сказала я, втайне гордясь своей проницательностью. – Страница на букву «эф» была заложена.
      – Почему на «эф»?
      – Потому что по-английски «Летучий голландец» звучит как «Флаинг Дачмэн», – пояснила я.
      – Он, что, читает по-английски?
      – Возможно. Но между страницами лежал лист бумаги из старой тетрадки. Там был перевод. По-моему, почерк мальчишеский.
      – Эксперт! – ядовито восхитился шеф.
      Я обиделась.
      – Не нравится, не ешьте! Я старалась как могла.
      – Ладно, ладно, – успокоил меня шеф. – Молодец, славно потрудилась. Слушай!
      Тут до него дошло то, что я сказала.
      – Ты взяла интервью у Дердекена?!
      – Ну, интервью, не интервью, – обронила я небрежно, – но мы славно пообщались. Между прочим, классный мужик. Кстати! Вы знаете, что он детдомовский мальчик?
      – Нет, – ответил шеф, перебирая бумаги. – И что с того?
      – Вам ничего не приходит в голову?
      – Звучит трогательно, – признал шеф. – Думаешь, он решил построить на этом свой имидж?
      – Нет, – сказала я с досадой. – Не имидж.
      – Тогда что?
      Я немного помедлила и торжественно спросила:
      – Что, если Дердекен – сын Терехина?
      Шеф выронил стопку листов, которую держал в руке.
      – Угомонись! – призвал он недоверчиво.
      – Нет, серьезно!
      – Слушай, ты и правда больная! – рассердился шеф. – Терехин умер в возрасте сорока восьми лет! Правильно?
      – Правильно, – подтвердила я.
      – Твоему классному мужику сейчас сорок. Правильно?
      – Правильно, – снова согласилась я.
      – Ты считать умеешь?
      – Умею.
      – Вот и посчитай!
      Шеф наклонился над столом и ехидно спросил, понизив голос:
      – А может, ты не знаешь, когда начинается период полового созревания у мальчиков?
      – Знаю, – сухо ответила я.
      – Тогда откуда эти бредовые гипотезы?
      Я вздохнула. Иван Дердекен мне очень нравился, и я ощущала себя предательницей. Но профессиональные интересы были вне конкуренции. Как говорится, «Платон мне друг, но истина дороже»...
      – Откуда мы знаем, что ему сорок? – спросила я тихо.
      – Так, он сам ска...
      Тут шеф оборвал себя на полуслове и уставился на меня.
      – Вот именно, – подтвердила я многозначительно. – Сам сказал! Документы его кто-нибудь видел?
      Шеф почесал бровь.
      – Выглядит он неприлично молодо, – продолжала я. – На вид ему не больше тридцати.
      – Так бывает, – попробовал отбиться шеф.
      – Бывает, – согласилась я. – А что, если я права, и Дердекен – сын Терехина? Что, если ему тридцать, а не сорок? Что, если он приехал в город к своему отцу? Помните, я вам рассказала, как Вовка видел Терехина, Азика и Дердекена, выходящими из гостиницы чуть ли не в обнимку? Откуда такое дружелюбие? Может, Терехин уже выяснил, кто его сын и наследник? Иначе, откуда такое взаимопонимание?
      – Остановись! – сказал шеф.
      Он взялся обеими руками за голову и хорошенько помассировал ее.
      – Я сейчас сойду с ума, – проинформировал он меня.
      Я хмыкнула. Как же! Так я и поверила!
      Шеф сосредоточенно посопел, растирая виски. Поднял на меня взгляд и спросил:
      – Что ты от меня хочешь?
      – Нужно выяснить, кто он такой.
      – Ты про Дердекена?
      – Про кого же еще? – удивилась я.
      – А я чем могу помочь?
      – У вас наверняка есть знакомые в Питере.
      – Ну, предположим.
      Я умильно сложила губки.
      – Мореходка! – напомнила я. – Дердекен окончил питерскую мореходку!
      – А-а-а, – сообразил шеф. – Ты хочешь, чтобы я выяснил, как его настоящее имя и сколько ему лет.
      – Точно! Зовут его Иван Леонидович, это он мне сам сказал. Значит, если приложить некоторые усилия...
      Я развела руками.
      – Стерва, – сказал шеф. Подумал и повторил:
      – Стерва. Ты хоть представляешь, сколько придется переворошить документов? Питерские коллеги меня обложат в три этажа!
      – Мы отблагодарим! – бодро ответила я.
      – Чем?
      – Хлебом-солью! Отдыхать у моря питерские коллеги хотят? Вот мы им и организуем бесплатный тур!
      – Следующим летом...
      – Ну, и что? Лучше поздно, чем никогда!
      Шеф с сомнением шмыгнул носом.
      – Потом, питерским коллегам тоже может понадобиться помощь, – поддала я жару. – Жизнь-то полосатая! Сегодня они нам помогли, завтра мы им поможем.
      – Ладно, – сдался шеф. – Я попробую. Говоришь, Иван Леонидович?
      – Вообще-то, можно выяснить и фамилию. Радиостанцию на псевдоним не зарегистрируешь, – сказала я.
      – Можно, – ответил шеф. – Только у меня в мэрии сложные отношения, сама знаешь.
      – Тогда без фамилии. По имени-отчеству.
      – Ладно, разберусь, – резюмировал шеф. – Хочешь еще что-то сообщить?
      – Пока нет, – ответила я, вставая.
      – Ну, и слава богу, – обрадовался шеф. – Иди работай.
      Я постояла на месте, соображая. Не передать ли шефу те смутные угрозы, которые исходили от Аси? Но я посмотрела на хмурое лицо начальника и решила не грузить его новыми неприятностями.
      Хватит с него на сегодня.
      Подхватила сумку, попрощалась и вышла из кабинета.
 
      Я прошлась по редакции, поприветствовала коллег. Обменялась новостями с Димкой Копыловым, немного посмеялась с Анечкой Локтевой.
      Поискала глазами мою лучшую подругу Асю Курочкину, но ее на рабочем месте не обнаружила.
      – Слушай, – спросила я Анечку, – Аси сегодня не было?
      – Как, не было? – удивилась Анечка. – Была! Вон сумка лежит!
      Я проследила за ее рукой. Действительно, Асина сумка. Лежит себе на кресле, делает вид, что хозяйки нет.
      – Сама-то где? – спросила я.
      Анечка пожала плечами.
      – Ходит где-то рядом. Вообще, она какая-то странная сегодня.
      – Странная? – удивилась я. – В чем это выражается?
      – Даже не знаю, – с сомнением ответила Анечка. – Такое ощущение, словно она чего-то боится. Или как будто она тебя не слушает. Я ей полчаса долбила про статью, которую она должна сдать через день! Она уставилась на меня во все глаза, а потом спрашивает: «Что ты сказала»?
      Анечка снова пожала плечами.
      – По-моему, у барышни какая-то личная драма.
      – Понятно, – сказала я с умным видом. И соврала. Ничего мне не понятно. Какая у Аси может быть драма? Азик бросил? Ну и пусть! Машину-то не отобрал, а для Аси это самое главное!
      – Да вот же она! – сказала Анечка.
      – Где?
      Я оглядела редакцию.
      – В окно посмотри.
      Я выглянула в окно.
      Ася сидела на скамейке, стоявшей неподалеку от входа. Она сидела спиной к нам, понурившись. Видно было, что ее одолевают какие-то нешуточные заботы.
      Я попрощалась с коллегами, вышла из редакции. Бесшумно подкралась к моей заклятой подруге, заглянула ей через плечо.
      Ася крутила в ладонях непонятный маленький обломок цвета слоновой кости. Минуту я, прищурившись, пыталась его разглядеть. Совершенно неопределенный обломок. Я так и не смогла определить, что же это.
      Когда мне надоело наблюдать за беспокойными Асиными руками, я тронула ее за плечо и сказала:
      – Привет!
      Эффект оказался неожиданным. Ася вскочила, метнулась прочь от скамейки с такой скоростью, что я даже не успела ничего понять. Повернулась ко мне и застыла, прижавшись спиной к стволу дерева. Лицо бледное, в глазах плещется самый настоящий ужас.
      – Ася, ты что? – спросила я тихо. – Не узнала?
      Ужас в Асиных глазах сменился настороженностью.
      – А, это ты...
      Она поменяла стойку «смирно» на позу «вольно».
      – Это я, – подтвердила я. – Чего испугалась?
      Ася криво ухмыльнулась и отлепилась от дерева.
      – Да так, – ответила она неопределенно. – Не ожидала...
      – А зря! – попеняла я. – О чем мы с тобой договаривались?
      – О чем? – удивилась Ася.
      – О том, что ты устроишь мне встречу с Азизом Алиевичем!
      – О господи! – произнесла Ася невпопад. – Вот достала!
      – То есть рассчитывать не на что? – уточнила я. – Свидание министров на яхте отменяется?
      – Не до тебя ему сейчас, – грубо ответила Ася.
      – Как знаешь.
      Я пожала плечами.
      – Не хотите – не надо! Только учти, что в этом случае я берусь за Дердекена вплотную!
      Ася вздрогнула и посмотрела на меня так пристально, словно искала в моих словах скрытый смысл. Потом усмехнулась и сказала:
      – Берись, берись...
      Я озадачилась. Это было сказано с такой странной интонацией, которую я даже не берусь определить.
      – Как знаешь, – повторила я.
      Повернулась и пошла прочь. Не часто Ася меня озадачивает, но сегодня ей это удалось.
      Я подошла к своей машинке, достала из сумки мобильный телефон и набрала номер приемной «Осенней звезды».
      Но не успел раздаться первый гудок, как я дала отбой.
      Нет. Звонить Ивану я не буду. Я сделаю лучше: поеду на радиостанцию под предлогом передачи ключей от квартиры. Если его не будет...
      Тем лучше!
      Сфотографирую все, что удастся сфотографировать. Что-то мне подсказывает, что настырный Давид Самсонович – он же Джокер – будет сопровождать меня по пятам.
      Я прыгнула в машину и сорвалась с места.
      До чего же удобная вещь – средство личного передвижения! И как я раньше обходилась без него?
      Я быстро доехала до пункта назначения. Припарковалась возле обочины, вылезла из салона и вошла в крутящиеся двери.
      Знакомый охранник с собакой встретил меня, как родную.
      – Приветствую вас!
      – И я вас, – ответила я. Присела на корточки, заглянула в неприветливую морду пса и спросила:
      – Кусается?
      – Редко, – ответил охранник. Как мне показалось, с сожалением.
      Я протянула псу руку и сказала:
      – Привет! Дай лапку!
      Пес не отреагировал. Смотрел куда-то через мое плечо и делал вид, что меня не слышит.
      Я поднялась на ноги и спросила:
      – Хозяин на месте?
      – Вы про Ивана Леонидовича? – догадался охранник.
      – Разве у вас есть другой хозяин?
      – Слава богу, нет, – ответил охранник. И перекрестился.
      – Откуда такой пыл? – удивилась я.
      Охранник развел руки в разные стороны.
      – А как же?! Иван Леонидович – классный мужик!
      И продолжил, загибая пальцы:
      – Зарплату платит вовремя – это раз. Хорошую зарплату платит – это два. Не придирается к мелочам – это три. Четко обозначает, чего хочет – четыре.
      Охранник опустил руку, насмешливо взглянул на меня и спросил:
      – Ну? Разве это не хороший начальник?
      – Отличный, – согласилась я. – А вы не подскажете, когда он вернется?
      – Вот этого не скажу, – с сожалением ответил собеседник. – Когда сочтет нужным, тогда и вернется. Иван Леонидович – вольная птица.
      Я вздохнула.
      – Хорошо быть начальником...
      – И не говорите, – поддержал охранник.
      Я понизила голос и спросила:
      – А этот ваш... Как его... Заместитель...
      – Давид Самсонович? – догадался охранник.
      – Да! Он здесь?
      Охранник вздохнул.
      – Здесь, – ответил он. – Где ж ему быть.
      – Он тоже тут живет?
      – Тут, – неприязненно ответил охранник. – У них с шефом соседние каморки.
      Он понизил голос, пригнул голову ближе ко мне и прошептал:
      – Не пойму, с какой стати они тут обосновались? У шефа денег навалом, может себе любые хоромы прикупить! Чего он...
      Ту охранник оборвал себя на полуслове и вытянулся по стойке «смирно» Его лицо приобрело каменное казенное выражение. Я оглянулась.
      С лестницы спускался карлик, похожий на шута с картины Веласкеса. Я невольно содрогнулась, хотя видела его во второй раз.
      Страшная вещь – уродство.
      – Кто там? – спросил карлик брюзгливо. Дошел до нас, задрал голову и уставился на меня. Минуту его глаза сохраняли прежнее выражение, потом стали подозрительными.
      – Опять вы!
      – Опять я.
      – Что вам нужно?
      Я подавила вздох. Он меня ненавидит. Он всех ненавидит. Прав был испанский критик Грасиан: уродцы и полоумные – враги рода человеческого. Они всегда будут ненавидеть людей за несправедливость судьбы.
      – Мне нужен Иван Леонидович, – сказала я сухо.
      – В отъезде!
      – Знаю.
      Я немного поколебалась.
      – Скажите, могу я поснимать вашу радиостанцию?
      – Зачем?
      – Для статьи, – объяснила я.
      – Какой статьи?
      Я рассердилась.
      – Слушайте, не притворяйтесь глупей, чем вы есть! В городе появилась новая радиостанция! Как вы думаете, людям интересно, что она собой представляет или нет?! В конце концов, статья – это бесплатная реклама!
      Карлик поджал губы.
      – Я не могу дать разрешения на съемку, – сказал он брюзгливо. – Говорите с Иваном Леонидовичем.
      – С удовольствием! – ответила я, с трудом сдерживая негодование. – Только мобильного не знаю. Иван Леонидович оставил мне ту же визитку, что и вы.
      Это была правда. Я изучила визитку, оставленную Дердекеном, и обнаружила, что личный, то есть мобильный номер, там не напечатан.
      Оригинально! Особенно, если учесть, что он доверил мне ключи от своей квартиры! Про хорошую технику и столовое серебро я уже не говорю!
      Карлик достал из кармана маленький телефонный аппарат, набрал номер. Приложил трубку к уху и застыл в ожидании. Застыла и я.
      – Иван?
      То ли мне показалось, то ли лицо карлика действительно немного размагнитилось.
      – Да, я... Иван, тут приехала девушка...
      Он посмотрел на меня недовольным взглядом и щелкнул пальцами.
      – Майя, – подсказала я.
      – Майя! – повторил карлик. – Что хотела? Поснимать радиостанцию... Да? Ты уверен? Только что снимали! Да? Ну ладно, как знаешь... Да... Передаю.
      Джокер протянул мне трубку и брюзгливо обронил:
      – Вас...
      Я выхватила телефон у него из пальцев.
      – Иван, здравствуйте!
      Знакомый голос с едва заметными насмешливыми нотками ответил:
      – Привет, коллега!
      Я покосилась на Джокера, который напряженно прислушивался к нашему разговору.
      – Спасибо за ключи.
      – Ерунда! – откликнулся Дердекен.
      – Вы не оставили мне своего телефона, поэтому я попросила Давида Самсоновича...
      – Я понял, – перебил Иван. – Это моя оплошность. Не сообразил на ходу. Как выспались?
      – Отлично! – ответила я бодро. – Просто великолепно!
      – Я очень рад.
      Я снова покосилась на Джокера. Стоит рядом, стервец, делает вид, что разглядывает потолок.
      – Как мне вернуть вам ключи? – спросила я нерешительно. – Оставить Давиду Самсоновичу?
      – Не стоит, – отказался Дердекен. – Давайте не будем вовлекать посторонних людей в наши личные отношения.
      От этих слов у меня сладко екнуло сердце. Выходит, между нами существуют «личные отношения»! До чего же приятно это слышать!
      – Хорошо, – ответила я послушно. – Не буду. А как мне их вам...
      – При встрече, – снова перебил Иван. Мне показалось, что он сильно занят.
      Я постеснялась спросить, когда мы увидимся.
      – Хорошо, – повторила я.
      – Ну, вот и прекрасно. Ладно, Майя, созвонимся.
      – Подождите! – закричала я. Прижала трубку покрепче к уху и спросила заискивающим тоном:
      – А можно я поснимаю вашу радиостанцию?
      – Так недавно снимали, – удивился Иван.
      – Кто?
      – Не помню... Джокер говорил про какую-то барышню. – Черт, не помню имени!
      – Ася? – спросила я недоверчиво.
      – Вот-вот! – обрадовался Иван. – Ася! Фамилия у нее смешная, птичья.
      – Курочкина.
      – Точно! Курочкина! Она из вашего журнала?
      Я поджала губы. Ну, Ася, ну, стерва!
      – Майка! – позвал Иван озабоченным тоном.
      – Из нашего, – ответа я с опозданием.
      – Тогда зачем второй раз делать то же самое?
      – Понимаете, – пустилась я в объяснения, – шеф поручил написать статью мне, а не ей.
      – Ну?
      – А она обиделась. И решила действовать по-браконьерски.
      – Безобразие! – сказал Дердекен.
      – Вот вы смеетесь, у а меня проблемы!
      – Майя! – позвал Иван.
      – Ау! – откликнулась я.
      Иван немного помолчал и сказал, неожиданно переходя на «ты».
      – Нет у тебя никаких проблем. Снимай все, что хочешь.
      – Скажите это Джо... То есть Давиду Самсоновичу, – поправилась я.
      – Хорошо, – согласился Иван. – Передай ему трубку.
      Я протянула аппарат Джокеру и ехидно пригласила:
      – Вас!
      Джокер взял телефон. Обшарил колючим взглядом мое лицо, приложил трубку к уху.
      – Иван?
      Трубка принялась раздавать короткие точные инструкции. Джокер кивал и коротко подтверждал:
      – Да... Понял... Хорошо... Сделаю...
      Наконец он оторвал телефон от головы, посмотрел на меня и неприязненно сказал:
      – Иван Леонидович поручил мне сопровождать вас.
      – Иван Леонидович разрешил съемку? – переспросила я с намеком.
      Джокер поджал губы. Он явно страдал от моего присутствия.
      – Разрешил...
      И тяжело вздохнул.
      – Скажите, – спросила я, – когда приезжала Ася Курочкина?
      – Вчера вечером, – ответил Джокер. – Сказала, что ей поручили написать статью про новую радиостанцию.
      – Вот брехушка! – не сдержалась я. – Статью поручили мне.
      Джокер надул губы.
      – Да кто вас, баб, разберет, – проворчал он в сторону.
      Повернулся ко мне и спросил:
      – Ну, что? Идем, что ли?
      – Идем, – согласилась я.
      Снимали мы недолго. Радиостанция была новой и почти необжитой. На втором этаже из десяти кабинетов сотрудники освоили только три, остальные оказались запертыми на ключ.
      – Сколько у вас сотрудников? – спросила я, щелкая коридор с огромными окнами в полстены.
      – Коммерческая тайна, – сразу же ответил Джокер.
      Я опустила фотоаппарат и строго спросила:
      – Мне, что, позвонить Ивану Леонидовичу?
      Джокер тихо вздохнул. Представляю, какая ненависть кипит в его груди!
      – Пятеро, – ответил он неприязненно.
      – Маловато!
      – Нам хватает.
      Джокер подумал и поправился:
      – Пока хватает.
      Я пощелкала здание с фасада, не обошла вниманием уютный вестибюль с красивым зеленым уголком.
      – Ладно, – сказала я. – Теперь ведите меня в студию.
      – Там передача идет!
      – Вранье! – оборвала я. – Вы сегодня не вещаете. Я проверила.
      Джокер снова скользнул по мне сердитым взглядом.
      – Идите вперед, – велел он.
      Мы миновали вестибюль. Коридор привел нас к узкой винтовой лестнице, почти незаметной в полу.
      – Что это? – спросила я, оборачиваясь. – Подвал?
      – Спускайтесь, – ответил Джокер коротко.
      Я пошла вниз.
      Лестница оказалась не только крутой и узкой, но и очень длинной. Чем ниже я опускалась, тем страшней мне становилось. Уж не знаю, что на меня повлияло: дыхание Джокера за спиной или мысль о том, что мы находимся глубоко под землей. Но жить стало неуютно.
      – Куда мы идем? – не выдержала я и остановилась.
      Маленькие глазки Джокера сверкнули в полутьме. Он стоял на две ступени выше, его лысая макушка находилась на одном уровне с моей. Наверное, этот факт придавал ему уверенности в себе.
      – Боитесь? – спросил он злорадно.
      – Я?!
      Я гордо фыркнула, развернулась и продолжила спуск.
      Помню, как-то раз мне попалась на глаза рекламная аннотация нового заграничного фильма. Текст гласил: «Это фильм о мужчине, который опускался все ниже и ниже, пока не достиг самого дна».
      Реклама меня заинтриговала, и я потопала в кинотеатр. А там уже выяснилось, что меня разыграли кинолохотронщики. Фильм рассказывал о трудовых буднях водолазов, и оказался на редкость занудным!
      А почему я о нем вспомнила? Потому что я, как тот водолаз, опускалась все ниже и ниже. И в конце концов, достигла дна.
      Лестница кончилась. Я стояла перед закрытой дверью, похожей на водонепроницаемую переборку подводной лодки. Я невольно присвистнула, разглядывая тяжелую груду металла.
      – Ничего себе! – сказала я. – Вы, что, храните там свой золотой запас?
      Джокер не ответил. Прохромал к двери, достал из кармана странный ключ, похожий на отмычку. Покосился на меня и загородился собственной спиной. Я отвернулась.
      – Ася тоже здесь снимала? – спросила я, не оборачиваясь.
      – Снимала, – ответил Джокер неприязненно.
      Распахнул тяжеленную дверь, посторонился и пригласил:
      – Входите!
      – Нет уж! – ответила я твердо. – Только после вас!
      Нервы. Это просто нервы. Но почему-то мне кажется, что как только я переступлю порог, карлик захлопнет за мной дверь и повернет в замке ключ.
      – Боитесь? – снова спросил Джокер. На этот раз я не стала лукавить.
      – Боюсь. Жуткое место. Не студия, а копи царя Соломона.
      Джокер тихонько хихикнул. Вошел в темную комнату и пошарил справа от себя.
      Студия озарилась неярким светом настенных бра.
      Я перешагнула высокий порог. Обвела взглядом просторное помещение, и негромко произнесла:
      – Вот это да!
      Студия была оформлена хорошим декоратором. Всю стену напротив входа занимали огромные органные трубы, уходящие под самый потолок. Теперь я поняла, почему лестница уводила так глубоко под землю. Высокий потолок в студии должен создавать хорошую акустику. Наверное, в этом зале можно записывать даже оркестровую музыку.
      – Нравится?
      Я вздрогнула. Совсем забыла о своем маленьком провожатом. Я повернулась к нему, кивнула и признала:
      – Очень здорово. Даже не ожидала.
      Джокер заковылял к стеклянной перегородке, за которой находился пульт. Включил дополнительные светильники, спросил:
      – Технику снимать будете?
      Я покосилась на маленький закуток звукорежиссера. Пульт как пульт. Ничего интересного. То есть не сомневаюсь, что техника у Дердекена на уровне, но моим домохозяйкам она вряд ли интересна. Зато зал обалденный!
      – Зал эффектней, – ответила я, доставая фотоаппарат. – Можно я здесь поснимаю?
      – Если Иван Леонидович разрешил, значит, можно, – ответил Джокер.
      – Он разрешил! – напомнила я. – Он сказал, что я могу снимать где угодно!
      Карлик пожал плечами.
      – Вот и снимайте! Разве я мешаю?
      Я отошла к порогу. Села на высокую ступеньку и прицелилась объективом в органные трубы.
      – Прямо, Большой зал Консерватории, – сказала я, делая снимок.
      – Лучше, – равнодушно заметил Джокер. – У них орган на грани вымирания. А у нас новенький.
      – Ну, качество инструмента не всегда определяется его новизной... Возьмите, к примеру, скрипки Страдивари.
      – У нас не скрипка, – пренебрежительно откликнулся Джокер. – У нас – орган.
      – Настоящий? – спросила я и сменила ракурс.
      Джокер обиделся.
      – Конечно!
      – Круто.
      Я нащелкала десять кадров и обнаружила, что пленка кончилась.
      – Пленка кончилась, – сказала я своему гиду.
      – Ничем не могу помочь.
      – Да я и не прошу!
      Я еще раз обвела взглядом огромную студию и завистливо вздохнула. Что-то мне подсказывает, что господин Дердекен не только займет место покойного магната Терехина, но и перещеголяет его по всем статьям.
      – Красиво, – повторила я. Повернулась и пошла к выходу. Джокер затрусил за мной.
      – Хотите посмотреть что-то еще? – спрашивал он на ходу. – Может, желаете пообедать? У нас прекрасная столовая! Иван Леонидович велел проявить гостеприимство!
      Если бы меня пригласил Иван, я бы и раздумывать не стала. Но боюсь, что обед в компании маленького желчного Джокера, застрянет у меня поперек горла.
      – Нет, спасибо, – ответила я вежливо. – Мне нужно возвращаться назад, в редакцию.
      – Очень жаль, – откликнулся карлик.
      Я остановилась на ступеньке и посмотрела вниз.
      – Зачем вы врете? – спросила я. – «Жаль»... Вы же меня видеть не можете!
      – Я не вру, – ответил карлик и поднял голову. Рассеянный свет упал на его лицо, высветил маленькие блестящие глазки. И в них сейчас не было привычного ехидного выражения.
      – Я никогда не вру, – повторил Джокер.
      – Так-таки и никогда? – насмешливо переспросила я.
      – Никогда!
      – Да вы просто святой!
      – Нет, – отказался Джокер. – Я не святой. Я шут. А шуты имеют только одну привилегию и только одну обязанность: всегда говорить правду. Вот я вам и говорю: очень жаль, милая девушка, что вы зачастили в наши края.
      Наши глаза столкнулись.
      – Вы мне угрожаете? – спросила я, стараясь говорить спокойно.
      Джокер усмехнулся и отвел взгляд.
      – «Я слеп, но освещаю тьму», – ответил он словами шута из пьесы Кальдерона.
      Я рассердилась.
      – Слушайте, вы! – сказала я жестко. – Нельзя выражаться как-то попроще, а? Без многозначительности?
      – Нельзя, – ответил Джокер.
      Я сердито отвернулась и побежала наверх.
      Не прощаясь с провожатым, выскочила на улицу, проигнорировала удивленный взгляд охранника, добежала до машины. Открыла дверцу, упала на сиденье.
      Он мне угрожал!
      Я с трудом перевела дыхание. Интересно, как еще можно понять эту фразу: «Жаль, милая девушка, что вы зачастили в наши края»?
      Как?
      Нет, я, конечно, все понимаю. Как и всякий шут, он боготворит своего повелителя. То есть Ивана. Наверняка он его ревнует ко всем милым девушкам, возникающим на горизонте. Но нормальный мужчина не может удовольствоваться привязанностью своего шута! Жизнь нормального человека включает много других вещей! В том числе привязанность милых девушек!
      Ну и Джокер! Ну и гад!
      – Хуже ревнивой супруги, – сказала я с досадой. – Что прикажете делать? Жаловаться Ивану?
      Мне никто не ответил. Я опомнилась, завела мотор и развернула машину. Бросила прощальный взгляд на здание радиостанции, поехала назад в город.
      Что ж, попробую коротко сформулировать свои ощущения.
      Мне определенно не нравится маленький желчный уродец, поселившийся в жизни высокого светловолосого викинга. А ему не нравлюсь я.
      Значит, кто-то из нас останется не у дел. Таков закон жизни. И я уж постараюсь, чтобы не у дел остался шут.
 
      Доехав до города, я первым делом разыскала относительно пустое кафе. Есть хотелось ужасно, и я поторопилась вымыть руки. Уселась за столик, стоявший в самом дальнем углу, окинула взглядом зал.
      Пусто. Или почти пусто. Занято только два стола, остальные сверкают чисто вымытой поверхностью.
      Кафе было небольшим и уютным. Возле меня стояла огромная кадка с высоким фикусом, и я подвинулась поближе к растению. Фикус загородил меня от остального зала и позволил почувствовать себя невидимкой.
      – Слушаю вас, – сказала официантка.
      Я вздрогнула и подняла голову.
      – Простите, замечталась.
      – Бывает, – вежливо ответила официантка и демонстративно раскрыла блокнот.
      Ясно. От меня ждут хорошего заказа. Интересно, как официантки определяют, что клиент голодный? По глазам, что ли?
      Я не обманула ожиданий. Продиктовала длинный список выбранных блюд, официантка записала и торопливо удалилась. А я, глядя ей вслед, подумала, что сильно погорячилась. Вряд ли я одолею даже половину из заказанного. Набрала «с голодных глаз»...
      В ожидании обеда я принялась рассматривать публику в зале. За одним столиком сидело двое молодых людей, по виду похожих на студентов. Они уткнулись в свои тарелки, с аппетитом наворачивая пельмени. За другим столом сидел немолодой мужчина с развернутой газетой в руках. Перед ним стояла чашечка кофе и пепельница.
      Официантка принесла закуски, расставила их на столе, пожелала:
      – Приятного аппетита!
      – Спасибо, – ответила я, подвинула к себе крабовый салат. Выглядел салат аппетитно, и мой рот мгновенно наполнился слюной.
      – Горячее будет готово через десять минут.
      – Прекрасно!
      Я с трудом дождалась, когда официантка удалится, чтобы наброситься на еду. Отвратительная привычка: есть торопливо. Никак не могу от нее избавиться. Мне неудобно от того, что я постоянно хочу есть, но это так. Интересно, почему я всегда голодная? Есть такая болезнь... забыла название... В общем, когда все время хочется есть! Говорят, этой болезнью страдала покойная принцесса Диана. Трудно поверить. У нее была великолепная фигура. Вот что значит сила воли!
      А может, никакая это не болезнь? Может, права была Алина Брагарник, и мой хороший аппетит признак того, что я еще не «перевалила через хребет»?
      Возрастной хребет, разумеется.
      «А, глупости!» – решила я. Можно подумать, что пожилым людям не хочется есть! Еще как хочется! Вон сколько среди них толстячков и толстушек! Когда мне будет пятьдесят, я буду есть все, что захочу. Как хомяк. Без передышки.
      Нет, в пятьдесят еще рано терять форму. В шестьдесят. Да, в шестьдесят уже можно наплевать на фигуру.
      Я запихала за щеку огромную порцию салата и принялась его пережевывать.
      Шестьдесят лет... Неужели мне когда-нибудь исполнится шестьдесят лет? Не верю!
      Я произвела несложные математические расчеты.
      Шестьдесят мне исполнится через тридцать пять лет. Господи!
      Я чуть не подавилась.
      Что ж это получается? Я должна отказывать себе в еде еще тридцать пять лет?! Как было сказано в одном старом анекдоте, «зачем мне такая жизнь»?!
      – Можно подумать, ты так сильно себе отказываешь! – насмешливо упрекнула меня совесть.
      Я подчистила тарелку с сыром, закусила его свежими овощами и откинулась на спинку стула.
      Обвела взглядом пустые тарелки и почувствовала себя виноватой.
      Ничего! Подумаешь, съела парочку салатиков! Зато хлеб почти не тронула! И вообще, может, я ужинать не стану! Вот калории и уравновесятся!
      Успокоив себя таким образом, я повеселела и стала с нетерпением ждать горячего.
      – Расскажите о вашей диете, – попросил какой-то журналист Аллу Борисовну.
      На что примадонна, не раздумывая, дала ответ:
      – Люблю поесть!
      После этого я полюбила Аллу Борисовну еще сильней.
      Вот и я люблю поесть.
      Я вытерла салфеткой руки, аккуратно пристроила ее на край тарелки и принялась размышлять.
      Когда я стану бабушкой... Ох, до чего не хочется! А придется. Так вот, когда я стану бабушкой, я превращусь в толстую добродушную старуху. Буду читать любимые книги, греться на солнышке, гулять возле моря и возиться с внуками.
      Стоп!
      Чтобы возиться с внуками, для начала придется обзавестись детишками!
      Я вздохнула. Интересно, с чьей помощью мне ими обзавестись? Замуж мне совершенно не хочется. Правда! Это не обычное женское кокетство, я просто не создана для семейной жизни!
      Готовить не умею – раз. Характер отвратительный – два. Целыми днями пропадаю на работе и не только потому, что рабочий день ненормированный. Главным образом потому, что работа мне нравится!
      Вот и скажите мне: какой муж выдержит рядом с собой такую особу?!
      Вернулась официантка, выгрузила с подноса на стол горячее. Я оживилась, придвинулась поближе, радостно потерла руки.
      – Вы просили хорошенько прожарить мясо, – напомнила официантка.
      – Да, спасибо.
      – Попробуйте, не жестко?
      Я воткнула вилку в огромный кусок мяса, быстренько запилила по нему ножом.
      Отбивная восхитительно пахла и резалась легко, как масло. При этом из нее не вытекло ни капли крови!
      Я отправила кусочек в рот, сосредоточенно пожевала. Подняла на официантку счастливый взгляд и произнесла:
      – Восторг!
      – Приятного аппетита, – пожелала официантка и удалилась.
      Я ей не ответила. Я торопливо подъедала нежное мясо.
      Как там говорила нянька Скарлетт О’ Хара?
      «Настоящую леди всегда видать по тому, как мало она ест. Клюнет, как птичка, и все»!
      Выходит, я не леди.
      Мысль на минуту огорчила, и я даже немного отодвинула тарелку с недоеденной отбивной. Но тут же вспомнила ответ Скарлетт:
      – Эшли Уилкс мне сказал, что ему нравится, когда у девушки хороший аппетит!
      Я снова подтянула тарелку к себе. Благослови бог Эшли Уилкса! Вот уж точно, настоящий джентльмен!
      Я доела отбивную всю, без остатка. Подчистила гарнир, подобрала зеленый горошек.
      Хорошо!
      Я откинулась на спинку стула и погладила живот.
      Официантка словно ждала этого момента. Тут же подкатила сервировочный столик с чайными принадлежностями, поставила передо мной чашку, заварной чайник с дымящимся носиком, тарелку с большим куском торта.
      Я почесала переносицу.
      Все. Торт мне никак не одолеть.
      – Можно вас попросить? – обратилась я к официантке.
      – Конечно! Хотите добавки?
      Я содрогнулась. Интересно, кем я выгляжу в глазах этой милой девушки? Персонажем старой сказки?
 
Робин-бобин Барабек,
Съел семнадцать человек,
Съел корову, съел быка.
Съел хромого мясника...
 
      «Ужас! Этот кошмар читают детям!»– подумала я с отвращением.
      – Добавки не нужно, – ответила я сухо. – Если можно, упакуйте торт. Я заберу его с собой.
      Официантка немного скисла. От такой клиентки, как я, она ждала большего. Однако сразу взяла себя в руки и вежливо ответила:
      – Одну минутку.
      Забрала десерт и удалилась.
      Я налила в чашку горячий ароматный чай и с удовольствием втянула в себя воздух.
      Мечта!
      Открыла сахарницу, достала кусочек бесформенного коричневого сахара, похожий на растаявшую карамельку. Люблю тростниковый сахар!
      Я так налопалась, что пила чай, как купчиха, фыркая и отдуваясь. Съеденный обед сделал меня тяжелой и неповоротливой, как бегемотиха. Но я не позволила угрызениям совести отравить мне удовольствие.
      – Не буду ужинать! – сказала я твердо. – Все!
      В этот момент напротив стеклянной стены кафе затормозила знакомая машина. Я напряглась, подвинулась ближе к фикусу.
      Вот и Лешка приехал! Проголодался, что ли?
      Лешка вышел из салона, обошел машину и открыл соседнюю дверцу. Подал руку, помогая даме выбраться наружу.
      «Джентльмен хренов!» – подумала я желчно.
      Итак, последовало домашнее примирение. А возможно, это новая нимфа в нелегкой Лешкиной жизни.
      Я прищурилась.
      Так и есть. Лешка изменяет Ксюше с очередной преемницей. Интересно взглянуть, кого он подобрал на этот раз?
      Девушка повернулась ко мне, поправила длинные распущенные волосы. Вышла из-за машины, небрежно взяла Лешку под руку, и они вместе прошествовали в ресторан, расположенный неподалеку от кафе.
      Ну, конечно! Не может такой солидный господин повести свою даму в какую-то дешевую кафешку!
      Я с силой отодвинула чашку. Остатки жидкости перелились через край и выплеснулись на стол.
      Я вытянула шею, пытаясь разглядеть спутницу моего приятеля.
      Фигурка хорошая. Волосы красивые. Лица не вижу, вижу только ровненькую спинку.
      – Повернись, – позвала я негромко.
      И, словно услышав мой призыв, дама на мгновенье обернулась, поправляя запутавшиеся волосы.
      Я тихо ахнула.
      Эту девушку я видела только один раз, но видела так недавно, что еще не успела позабыть.
      Передо мной была мисска неизвестного города, Ирка Терехина, или, говоря словами классика, «веселая вдова».
      То, что у вдовы хорошее настроение, было видно невооруженным глазом. Она кокетливо смеялась, собирая длинные волосы в небрежный узел на затылке, и эта прическа ей очень шла.
      Лешка выглядел немного напряженным. Улыбался спутнице через силу, рот раскрывал редко, бросал по сторонам пугливые взгляды, словно боялся появления ревнивой супруги.
      – Ничего, водки выпьешь, разойдешься! – пробормотала я себе под нос.
      Меня душила тихая ненависть.
      Блудливый кот! Не успел развязаться с одной нимфой, как тут же подцепил другую! Так сказать, не отходя от кладбища! Эх! Мою бы мамашу сюда! Чтобы увидела собственными глазами моральный уровень человека, которого прочила мне в мужья!
      – Вы уже уходите? – спросил меня за спиной женский голос.
      Я обернулась. Позади стояла официантка. Я с удивлением обнаружила, что поднялась со стула и дошла почти до самой двери. Стыд-то какой! Что она про меня подумала!
      – Простите, – сказала я через силу. – Увидела... одного знакомого...
      Я не смогла договорить. Обида, душившая меня, разрядилась слезами.
      Официантка придвинулась ко мне.
      – Муж, что ли? – спросила она, участливо понизив голос.
      Я торопливо всхлипнула и вытерла глаза.
      – Эх, милая! – снисходительно пробормотала официантка. – Молодая еще... Успеешь наплакаться.
      Взяла меня под руку и усадила на стул.
      – Не надо, слышишь?
      Я кивнула.
      – Все они такие! Слез не хватит, чтобы их грехи замолить! Не бери в голову!
      Официантка пригнула голову поближе и прошептала:
      – А еще лучше – заведи любовника!
      – Как это, – пробормотала я, размазывая слезы по щекам.
      – Очень просто! Смотри, какая ты красивая! Любой мужчина твой, только пальцем помани!
      Я вытерла глаза и тихо ответила:
      – Я так не умею.
      – Пора учиться, – ответила официантка со вздохом. – А то так и проплачешь всю жизнь.
      Я тяжело вздохнула.
      – Водички принести? – жалостливо спросила официантка.
      Я помотала головой.
      – Давайте я расплачусь. Извините, ради бога, я не думала убегать, просто увидела их...
      Спазм сжал мне горло, и я остановилась.
      – Ну, все, все! – сказала официантка, дотронувшись до моей руки. – Забудь! Живи для себя, а не для него! Поняла?
      – Поняла, – ответила я.
      Официантка поднялась со стула и скрылась в подсобном помещении. Я вытащила деньги и пересчитала всю имеющуюся наличность.
      Денег было много. Мне хватит надолго. Конечно, если не придется платить за квартиру. Тогда я точно останусь на бобах.
      Может, задержаться у Дердекена?
      Я помотала головой.
      Неудобно. Неэтично. Некрасиво. И вообще... Я пишу статью, и неизвестно, какую роль будет играть в ней новый радиомагнат. Возможно, наши отношения омрачатся неприятным открытием.
      Я вздохнула.
      Интересно, почему это маленькое происшествие так выбило меня из колеи? Я, что, не знала раньше о слабых Лешкиных коленках? Они у него автоматически подгибаются при виде смазливой мордашки! Знала?
      Знала! Тогда чего истерику устроила?
      Я достала носовой платок и мрачно высморкалась. Подонок! Обидно не то, что у него коленки слабые, а то, что он мне в любви объясняется! Мокрица! Не успел с одной бабой развязаться, как уже другую подхватил! А в перерывах между ними третьей дуре про любовь песни поет!
      Тряпка!
      Вернулась официантка, положила передо мной счет. Я глянула на итоговую цифру, машинально отсчитала деньги, положила сверху пятидесятирублевку.
      – Это вам.
      – Спасибо, – поблагодарила женщина. – Хотите, я вам кофе принесу? Просто так, бесплатно!
      – Нет, не нужно. Я уже успокоилась.
      И я поднялась со стула.
      – Плюнь! – напомнила женщина. – Плюнь и разотри! Они все такие, исключений нет! Запомни, что я тебе сказала: живи в свое удовольствие. И не думай, понравится это ему или нет.
      – Вы правы, – ответила я мрачно. – Так я и сделаю.
      Повернулась и пошла к выходу. Официантка проводила меня сочувственным взглядом.
      Я вышла на улицу и остановилась, обдумывая дальнейший план. Может, зайти в ресторан, где обедает мой любвеобильный приятель со своей новой пассией?
      – И что потом? – сурово спросило меня достоинство. – Начнешь визжать, как глупая баба, и бить тарелки? И что получишь после этого? Тихое презрение Лешки и тихое злорадство его очередной нимфы! Не смей унижаться!
      – Да, – согласилась я. – Это не выход.
      – К тому же выглядишь ты просто ужасно, – добавило свою лепту благоразумие. – В таком виде не появляются перед расфуфыренной соперницей.
      – А как появляются перед расфуфыренной соперницей и подлым другом? – спросила я.
      Благоразумие причмокнуло от восторга.
      – В шикарном платье! С шикарной прической! На худой конец, с хорошо вымытой головой и сверкающими волосами! В изящных туфельках, а не мужицких кроссовках! Духи! Не забудь хорошие духи! И, самое главное, ты должна войти под руку с шикарным мужчиной!
      Я оторопела.
      – Господи, где ж мне его взять?
      – Подумай! – лукаво посоветовало благоразумие.
      Я только вздохнула.
      Нет у меня шикарных мужчин! Никаких нет! Такая я дура!
      Я дошла до машины, уселась в салон. Будем работать дальше.
      Я вяло поразмыслила, чем бы заняться. Когда шеф принесет заказанные сведения, одному богу известно. Азик со мной встретиться пока не пожелал. Ему, видите ли, сейчас не до меня. Ну, и что делать дальше? Есть ли у вас идея, мистер Фикс?
      – А ну вас всех на фиг! – сказала я вслух.
      Тронула машину с места и поехала домой.
      То есть домой к Ивану Дердекену.
      Припарковала машину на вчерашнем месте, возле парапета набережной. Отличная стоянка! Просматривается из окна, как на ладони! Если замечу что мою «ниву» пытается угнать злоумышленник, открою окно и начну верещать не хуже любой сирены! Злоумышленник умрет от разрыва сердца! Как Терехин.
      Я тихо выругалась. Не хочу сегодня думать о делах! Ни о каких: ни о личных, ни о служебных! Имею право оттянуться?!..
      Именно это я и сделаю. Оттянусь по полной программе.
      Я зашла в универсам и купила бутылку вина. Бутылка выглядела солидно, а что там внутри – известно одному богу. Но мне сейчас на все наплевать. Готова употребить даже технический спирт.
      Я расплатилась за покупку и потопала домой. Открыла квартиру, шумно ввалилась в коридор.
      – Эй! – крикнула я на всякий случай. – Я вернулась!
      Ответа не дождалась. И слава богу.
      – Чего ты разоралась? – ехидно спросило благоразумие. – Ключи-то у тебя!
      – Ты, что, не знаешь современных мужчин? – огрызнулась я. – У меня одна пара, у Дердекена другая... Я пообещала, что обратно не вернусь, вот он и завалил с подружкой. А что? Имеет право! Квартирка-то его собственная!
      – Ты уж чересчур загибаешь, – возразило благоразумие. Но как-то нерешительно возразило. От современных мужчин можно ожидать чего угодно.
      Я прошлась по квартире, осмотрела оставленные комнаты. Все в них было по-прежнему: пусто, пыльно, просторно.
      Я дошла до кухни, сунула вино в морозилку. Заодно осмотрела припасы, сделанные моим домохозяином. Запасы впечатляли: сыр с благородной голубой плесенью, сырокопченая колбаска, малосольная семга, сосиски в натуральной оболочке, копченые куриные крылышки, несколько упаковок салата...
      – Мировой закусон! – сказала я мрачно.
      Захлопнула холодильник, уселась на табуретку и бессильно опустила руки на колени.
      Господи! Ну почему я расплакалась, как последняя дура?! Какое мне дело до Лешки, до бесконечной смены баб вокруг него, до веселой Терехинской вдовы?
      Ну их, всех! Пойду, лучше руки помою!
      Я хлопнула себя по коленкам, поднялась со стула и отправилась в ванную. Вымыла руки, вернулась на кухню и распахнула холодильник.
      Выставила на стол все имеющиеся деликатесы, достала из морозильной камеры бутылку.
      Нашла штопор, выкрутила пробку. Где-то я видела бокалы...
      Я прошлась вдоль висячих шкафчиков, по очереди рассматривая их содержимое. Нашла бокалы, поставила два на стол. Говорят, что пить в одиночку – дурной тон.
      Разлила вино, подняла свой бокал и вежливо сказала:
      – За милых дам!
      Чокнулась со вторым бокалом, отпила глоток. А что? Ничего! Очень даже приличное вино!
      Я уселась за стол, придвинула к себе тарелку с сыром. Но кусок в горло не шел. Во-первых, я недавно наелась. А вовторых...
      – Зачем, ну зачем меня понесло в это проклятое кафе? – спросила я вслух. – Не могла найти другого места?
      Вот! Вечное причитание бесхребетных дам! «Глаза бы не видели, сердце бы не заболело»!
      Позор! Дожила!
      Я залпом выпила вино, налила себе еще. И в этот момент зазвонил мой мобильник.
      Я обернулась и выглянула в прихожую. Мобильник валяется где-то в сумке, а сумка валяется на полу. Может, не отвечать? У меня сегодня не приемный день.
      Телефон продолжал надрываться, и чувство долга победило.
      Я поднялась со стула, дотащилась до коридора. Подняла сумку, пошарила в ней, извлекла свой аппарат. Взглянула на определитель.
      Нет, этого номера я не знаю.
      Я врубила телефон и сурово сказала:
      – Слушаю.
      – Как дела? – спросил Дердекен так непринужденно, как будто созваниваться дважды в день для нас – норма жизни.
      Я немного обалдела.
      – Нормально...
      – Я не побеспокоил? – осведомился собеседник. – Вам удобно разговаривать?
      – Очень удобно, – ответила я. – Сижу на красивой кухне, пью вино из красивого бокала, закусываю деликатесами... Жизнь прекрасна и удивительна!
      Я пару раз хрюкнула, изображая веселье. Дердекен меня не поддержал.
      – Майя, что случилось? – спросил он озабоченно.
      – Ничего, – ответила я. – Пытаюсь напиться. Между прочим, первый раз в жизни.
      – Не поможет, – предупредил Иван.
      Я развела руками. Вернее, одной рукой, левой. Правая держала телефон.
      – При всем богатстве выбора другой альтернативы нет!
      – Альтернатива есть, – не согласился Иван.
      – Да? Предложите!
      Он негромко засмеялся.
      – Майя, вы когда-нибудь катались на яхте?
      Я вернулась на кухню и уселась на стул.
      – На яхте? – переспросила я растерянно. – Нет, не каталась.
      – Приглашаю вас на прогулку.
      Я шмыгнула носом. Интересно, как это понимать? Как способ ухаживания или как заботу о ближнем?
      – Вы за мной ухаживаете? – спросила я недоверчиво.
      – А вы против?
      Я запаниковала самым жалким и постыдным образом.
      – Нет, почему же, – забормотала я. – То есть... Конечно, не против, но в определенных пределах... То есть мы совсем недавно знакомы...
      Иван громко расхохотался. Я впервые услышала его смех, и он мне понравился.
      – Майя, вы просто прелесть! – сказал Иван, отсмеявшись.
      – Спасибо, – ответила я смущенно.
      – Давайте расставим точки над «i».
      – Расставляйте.
      – В принципе, вы ничего не имеете против прогулки...
      – Ничего.
      – Но для соблюдения приличий не хотите оставаться один на один с малознакомым мужчиной.
      Я с облегчением выдохнула воздух. Приятно, когда тебя понимают с полуслова!
      – Угадали! – подтвердила я.
      – В таком случае предлагаю Джокера в качестве дуэньи. Не возражаете?
      Я поежилась. Карлик казался мне слишком зловещей фигурой для увеселительной прогулки. Но, в конце концов, яхта принадлежит не мне, и кого на нее приглашать решает хозяин.
      – Не возражаю, – ответила я неуверенно.
      – Прекрасно! Где вы сейчас? Ах, да, – спохватился Иван. – Сидите на красивой кухне, пьете из красивых бокалов... Там салаты в холодильнике, вы заметили?
      – Заметила.
      – Он вполне съедобные. Я пару раз пробовал.
      Мне стало смешно.
      – Уговорили.
      – В общем, никуда не уходите, – завершил беседу Дердекен. – Через полчаса я за вами заеду.
      – Жду, – ответила я и разъединила связь.
      Бросила аппарат назад в сумку и вдруг застыла, потрясенная внезапной идеей.
      А что, если использовать Ивана в качестве шикарного мужчины? Господи, до чего хорошо все получается!
      Во-первых, Дердекен, действительно шикарный мужчина.
      Во-вторых, мы едем в яхт-клуб.
      В-третьих, там наверняка увидимся с Лешкой.
      В-четвертых, Лешка Дердекена терпеть не может.
      В-пятых, он меня к нему ревнует.
      В-шестых...
      Я поднялась со стула и прошлась по кухне.
      ...в-шестых, я ему обеспечу повод для ревности! Возьму реванш! За всех нимф одновременно!
      Я ринулась в ванную, сдирая с себя одежду. Нужно привести голову в божеский вид и успеть накраситься.
      На все про все у меня не больше получаса.
 
      Через полчаса я стояла перед дверью и, припав к ней ухом, прислушивалась к подъездным шумам. Вот загудел лифт... я напряглась. Но лифт остановился ниже моего этажа. Послышались веселые детские голоса и собачий лай.
      Я оторвалась от двери. Господи, до чего я докатилась! Стою и подслушиваю! Что, больше заняться нечем?
      Время тянулось невыносимо медленно, и я еще раз вошла в ванную.
      Покрутилась перед зеркалом, хотя оно уже сказало мне массу комплиментов.
      Вымытые и уложенные с помощью фена волосы красиво сверкают. На лице минимум косметики, но и этот минимум придал коже привлекательный румянец, а ресницам – удивительную длину и объем. Светлые перламутровые тени на веках почти незаметны, но глаза кажутся больше и сверкают ярче.
      Губной помадой я не воспользовалась из этических соображений. Все-таки идем в море, а не на бал. Яркий макияж будет смотреться вульгарно и неуместно.
      Я еще раз полюбовалась прелестной девушкой, отраженной в зеркале.
      Девушка имела ненавязчиво спортивный вид. И могла украсить своим присутствием любую, самую роскошную яхту.
      «Хорошо, что я взяла запасные джинсы, – думала я, поворачиваясь в разные стороны. – Как удачно, что у Ивана есть утюг... Хорошие джинсы, сидят на мне как влитые... Ноги красивые. Нет, правда, спасибо папочке, удружил единственной дочке!»
      Я немного взлохматила волосы на макушке, чтобы придать им естественный, незализанный вид, наклонилась к зеркалу, чтобы проверить, не сыпется ли тушь, и в этот момент...
      ...в этот момент в дверь позвонили.
      Я быстро погасила светильник над зеркалом и метнулась в коридор. Приложилась к глазку. Выпрямилась, глубоко вздохнула, отперла замок и распахнула дверь.
      – Привет, – сказал Иван.
      – Привет, – ответила я в третий раз.
      – Я тебе еще не надоел?
      Я нервно хихикнула. Интересно, кому может надоесть такой мужчина? В грубом свитере и потертых джинсах Иван выглядел неотразимей любого голливудского красавца. И при этом не казался ряженым, как экранный пират.
      – Не надоел, – ответила я с опозданием.
      – Можно войти?
      Я спохватилась.
      – Да, конечно!
      Посторонилась, давая дорогу. Иван перешагнул порог и развернулся. Его бирюзовые глаза быстро скользнули по мне с головы до ног. Взгляд был ненавязчивый, не оскорбительный. Это был взгляд скрытого мужского одобрения, под которым расцветает любая нормальная женщина.
      – Ты замечательно выглядишь.
      Я снова нервно хихикнула. Господи! Ну почему я веду себя как десятиклассница? Мне уже двадцать пять лет! Двадцать пять!
      – Чаю, кофе? – предложила я светским тоном.
      – Если можно, немного вина, – ответил Иван.
      – Вина? – удивилась я.
      – Чисто символически, за компанию.
      – А-а-а...
      Я повернулась и пошла на кухню. Иван стащил с себя кроссовки и двинулся следом. Увидел два бокала, стоявшие на столе, и слегка приподнял брови.
      – Прости, я не вовремя?
      – Вовремя, – ответила я. Взяла второй бокал, подошла к раковине и вылила вино. Вымыла его, вытерла чистым полотенцем и поставила на стол. Иван молчал, и я почувствовала необходимость объясниться.
      – Говорят, что пить одной – некрасиво.
      Иван молчал.
      Я кивнула на пустой бокал и пробурчала:
      – Вот я и сделала вид, что пью не одна.
      До чего же стыдно признаваться в том, что у меня нет не только друга... нет даже собутыльника! Я почувствовала, как уши мои покраснели и стали горячими.
      Сейчас он меня засмеет.
      Иван не засмеялся. Налил вино в бокалы, взял свой и деловито произнес:
      – За мою любимую даму!
      Я невольно покраснела.
      – За удачу! – договорил Иван.
      Я прикусила губу, чтобы скрыть разочарование.
      «А с чего ты решила, что речь идет о тебе?» – подкололо меня благоразумие.
      Действительно, с чего? Ладно, проехали.
      – За чью удачу? – уточнила я.
      – За твою, за мою... За нашу удачу!
      Иван поднес бокал к губам, но я остановила его новым ехидным вопросом.
      – Мы, что, перешли на «ты»?
      – Ох!
      Иван опустил бокал и озабоченно уставился на меня.
      – Прости, забылся, – покаялся он.
      Я промолчала. Я не хотела возвращаться к вежливому «выканью» и надеялась, что он предложит выпить на брудершафт. Брудершафт подразумевает поцелуй. Пусть только попробует мне это предложить! Я ему покажу, где раки зимуют! Целоваться на втором свидании! Я ему объясню разницу между «девочками» и порядочными девушками! Я ему...
      – Может, выпьем вино и окончательно перейдем на «ты»? – предложил Иван.
      Я нетерпеливо переступила с ноги на ногу.
      – Ты, что, предлагаешь мне выпить на брудершафт? – спросила я ледяным тоном.
      – Ты с ума сошла! – ужаснулся Иван. – Целоваться на втором свидании! Майя, я от тебя этого не ожидал. Слава богу, что я захватил с собой Джокера! Просто не знаю, что бы со мной было, останься я с тобой наедине! Не женщина, а секстеррористка! Я опасаюсь за свою невинность!
      – Хватит! – перебила я с досадой. Ну почему этому человеку всегда удается выставить меня полной дурой!
      Иван громко раскатисто расхохотался. Я со стуком поставила бокал на стол. Вино плеснуло через край и залило идеально чистую поверхность.
      – Хватит! – повторила я. – Иван, я обижусь!
      – Прости, прости!
      Иван даже замахал руками, показывая, что шутки кончились, но смех все еще вырывался у него из груди короткими взрывными бомбочками.
      – Я уже обиделась!
      – Все, Майка, все.
      Иван вытер глаза и покаялся:
      – Прости засранца. Не удержался.
      Он взял бокал и спросил:
      – Так мы будем пить или нет?
      – Будем, – ответила я сердито. Взяла бокал, быстро чокнулась с Иваном и отпила глоток. Поставила бокал на место и заявила:
      – Я больше не хочу.
      – Не хочешь – не надо. А я выпью до дна. За удачу всетаки, – пояснил Иван.
      Выпил вино, поставил пустой бокал рядом с моим и спросил:
      – На «ты» переходим или нет?
      – Не знаю, – засомневалась я. – Удобно ли?
      – Мне удобно, – отрезал Иван. – В общем, если хочешь без конца напоминать мне, что я старый валенок, ради бога. А я буду говорить тебе «ты». Вот так.
      – Ну, хорошо, – согласилась я милостиво. – Говори.
      Иван обрадовался.
      – Смотри-ка, получается!
      – Не акцентируй, – попросила я. – А то я стесняюсь.
      – Не буду. Ну, что? Поехали?
      – Поехали.
      Мы вышли из дома, уселись в знакомый мне «шевролепикап». Сейчас его верх был затянут брезентом.
      – Нужно купить на зиму другую тачку, – заметил Иван. – В этой уже холодно.
      – Октябрь будет теплый, – возразила я.
      – Недолго. Через два-три дня погода изменится. В Москве начались заморозки, значит, скоро и до нас доберутся.
      – Откуда ты знаешь, какая погода в Москве? – спросила я насмешливо.
      – Я только что оттуда прилетел, – ответил Иван как ни в чем ни бывало.
      – Что-о-о?
      Я навернулась к нему всем телом.
      – Ты был в Москве?
      – Недолго, – пояснил Иван. – Всего полдня. Улетел вчера ночью, прилетел час назад.
      – Но я же говорила с тобой по телефону!
      – Роуминг.
      – А-а-а...
      Я покосилась на своего спутника. Да, легок на подъем, ничего не скажешь.
      – У тебя в Москве были какие-то дела? – спросила я осторожно.
      Иван повернул голову и с улыбкой посмотрел на меня.
      – Ты интересуешься как журналист? Или как моя хорошая знакомая?
      – Не знаю... Наверное, пятьдесят на пятьдесят.
      Иван хмыкнул.
      – Были дела, – ответил он терпеливо.
      – Они завершились?
      – Почти.
      – Удачно?
      – Удачно.
      Я умолкла. Спрашивать дальше как-то неудобно, хотя меня просто распирало от любопытства. Какие дела погнали нашего нового радиомагната в другой город? Уж не собирается ли он переехать?
      Мысль мне не понравилась.
      – Ты собираешься переехать? – спросила я в упор, наплевав на приличия.
      – Наоборот!
      Иван остановил машину на светофоре и повернулся ко мне.
      – Наоборот! – повторил он мягко. – Я собираюсь осесть в вашем городе надолго. Может быть, навсегда.
      – А-а-а...
      Я отвела глаза. Меня волновал его взгляд. Глупо, но это так. Майка, ты не малолетка! Тебе двадцать пять! Опять двадцать пять!
      Я уставилась на светофор так напряженно, словно от этого зависела моя жизнь. Почему он смотрит на меня, не отрываясь?
      Красный свет сменился желтым.
      – Можно двигаться, – сказала я поспешно.
      Машина тронулась с места.
      – Я взял кредит, – вдруг сказала Иван.
      – Кредит?
      Я насторожилась.
      – На что?
      Иван заколебался.
      – Прости, это меня не касается, – быстро покаялась я.
      Он качнул головой, как бы отметая мою ненужную вежливость. Помедлил еще минуту и ответил:
      – На покупку Терехинского наследства.
      – Правда?!
      Я обрадовалась, что мои догадки оказались верными.
      – Здорово! Выходит, ты станешь нашим городским олигархом!
      – Всю жизнь об этом мечтал, – шутливо проворчал Иван.
      – Конечно, мечтал! Сам говорил: «Пресса – четвертая власть»!
      – Это не я говорил, это мне говорили.
      – Неважно!
      Я не могла сдержать глупого детского восторга. Чему, собственно, я радуюсь?
      – Тому, что господин Дердекен остается в пределах твоей досягаемости, – объяснил внутренний голос.
      «Что ж, вполне вероятно,» – признала я.
      – Майя! – позвал Иван.
      Я взглянула на него.
      – Да?
      – Мне бы не хотелось, чтобы эта информация просочилась в народ, – сказал Иван.
      Я обиделась.
      – Можно подумать, я не понимаю!
      – Спасибо.
      Мы подъехали к стоянке яхт-клуба. Прежде чем выйти из машины, я спросила:
      – А у кого ты собираешься покупать терехинские компании?
      – У наследников! – ответил Иван.
      – У каких?
      – У матери и у жены... Не знаю, как дамы разделят имущество, но точно знаю, что управлять компаниями они не умеют. Значит, предпочтут наличные.
      – Компании Терехина были проданы за несколько дней до его смерти, – сказала я вполголоса.
      Иван быстро взглянул на меня.
      – Вот как!
      – Да, – подтвердила я.
      – Знаешь кому?
      – Знаю.
      – Можешь сказать?
      Я задумчиво почесала уголок рта. Пускай подождет. Нужно немного набить себе цену.
      – Не можешь, не говори, – сразу отступил Иван.
      – Азику! – выпалила я.
      Иван удивился.
      – Этому вашему мафиози? Турсун-Заде?
      – Ему, – подтвердила я.
      Иван немного подумал. Посмотрел в окно, побарабанил пальцами по рулю. Повернулся ко мне и с улыбкой сказал:
      – Спасибо за информацию.
      – Не за что, – ответила я небрежно. – Да, еще вот что...
      Я понимала, что не нужно этого говорить, но меня распирало от собственной значимости. Ужасно хотелось выглядеть солидной информированной особой.
      – Ты в курсе, что наследников может быть не двое, а трое?
      Иван молча смотрел на меня. В его глазах застыл вежливый интерес.
      – Трое? – повторил он. – Вдова беременна?
      – Нет, – ответила я. – У Терехина есть ребенок вне брака. Старая история, ей уже тридцать лет. Недавно Терехин занялся поиском своего ребенка.
      – Нашел?
      – Не знаю.
      – Сын, дочь? – быстро спросил Иван.
      Я пристально посмотрела на него. Притворяется или действительно не имеет к Терехину никакого отношения?
      – Не знаю, – повторила я.
      Иван задумчиво кивнул.
      – Спасибо, – поблагодарил он. – Ты мне очень помогла.
      – Мне бы не хотелось, что бы эта информация просочилась в народ, – повторила я его слова.
      – Можно подумать, я не понимаю! – вернул Иван мою шайбу.
      Я засмеялась и признала:
      – Один-один.
      Иван улыбнулся в ответ, спросил:
      – Идем?
      – Идем.
      Мы вылезли из машины. Я хлопнула дверью, повернулась и поймала удивленный взгляд сторожа.
      – Привет!
      Я помахала ему рукой.
      Сторож бросил недоверчивый взгляд на моего спутника и вежливо ответил:
      – Добрый вечер.
      Иван поравнялся со мной, сторож бросил на него еще один недоверчивый взгляд и спросил:
      – Надолго машину оставляете?
      – Не знаю, – ответил Иван. – Часа на три, четыре... А может, больше.
      – Мы в море идем, – похвастала я.
      Сторож исподлобья взглянул на меня, но ответил все так же церемонно, словно незнакомой женщине:
      – Приятной прогулки!
      – Спасибо.
      Мы вышли со стоянки и направились к причалу. Я вспомнила про нашего третьего компаньона и спросила:
      – А где Джокер?
      – Он на яхте, – ответил Иван. – Проверяет, все ли в порядке.
      – А-а-а...
      Я украдкой огляделась вокруг. По закону подлости причал был пуст. Обычно здесь толчется масса народу, но именно сегодня, когда мне понадобились свидетели торжества, окрестности вымерли.
      Интересно, а Лешка на работе? Что он подумает, если узнает о нашей совместной прогулке с Иваном?
      Я мрачно поджала губы и упрямо тряхнула головой. Плевать мне, что он подумает!
      – Что-то не так? – спросил Иван.
      – Все в порядке, – ответила я коротко. И пояснила:
      – Просто волнуюсь. Ни разу не выходила в море.
      Это была чистая правда. Наш яхт-клуб организует для всех желающих туры на яхтах. Есть туры одиночные, и стоят они дорого. Есть прогулки массовые, очень популярные не только у отдыхающих, но и у горожан. Хозяева охотно дают разрешение на использование своих судов в коммерческих целях. Прибыль делится между владельцами яхт и хозяевами клуба. В какой пропорции – не знаю. Знаю только, что такая практика устраивает обе стороны.
      Иван легко пробежал по мосткам, прыгнул на борт и позвал:
      – Смелей!
      Я опасливо двинулась следом.
      Как я уже говорила, отношение к морю у меня сложное. С одной стороны, я его люблю, а с другой стороны – боюсь. Плавать умею, но не очень хорошо. Долго на воде не продержусь. А еще я панически боюсь глубины. При мысли, что под ногами глубокая впадина, залитая тоннами воды, все мое тело сводит судорогой.
      Страшно!
      – Страшно, – пожаловалась я Ивану. – Боюсь глубины!
      – А ты представь, что это не глубина, а высота, – предложил Иван. – Высоты боишься?
      – Не знаю...
      – В самолетный иллюминатор смотришь?
      Я задумалась. Вспомнила розовые облака, плывущие гдето внизу, и уверенно сказала:
      – Не боюсь!
      – Вот и здесь то же самое. Не глубина, а высота. Ты сверху, все остальное снизу. Понимаешь?
      Я неуверенно засмеялась, но тут же оборвала смех.
      На палубу вылез Джокер. Осмотрел нас обоих подозрительными маленькими глазками, спросил:
      – Ну, что? Все в порядке?
      – Все прекрасно, – ответил Иван.
      А я сказала:
      – Здравствуйте!
      – Виделись уже, – пробурчал карлик. Принюхался к прохладному воздуху, помотал ладонью у себе перед носом и негромко осуждающе протянул:
      – О-о-о...
      Я покраснела. Неужели от нас пахнет вином?
      – Иван, ты попал в плохую компанию, – резюмировал Джокер.
      Я обиделась.
      – Почему это?
      – Не обращай внимания, – оборвал меня Иван. – У Джокера нюх, как у сыскной собаки. Он стопроцентный трезвенник.
      – Вот как?
      Я подошла ближе к карлику и спросила:
      – Это принцип?
      Он рассмеялся коротким колючим смехом.
      – Какие там принципы, милая барышня! Здоровья нет! Вот и не пью! Иван, возьми веревку.
      – Зачем она мне? – удивился Дердекен.
      – Иногда хорошая веревка спасает от плохой женитьбы, – объяснил карлик.
      Я покраснела. Иван добродушно рассмеялся.
      – Плагиатор! Свистнул чужую остроту!
      – Ты глуп, – ответил карлик. – Когда крадут остроту у классика, то это уже не воровство. Это цитата.
      Я присела на длинный деревянный брус, которым были обшиты борта. За всеми этими перебранками я и не заметила, как мы отошли от причала. Перед нами лежало открытое море. Слишком большое море, для такого маленького кораблика.
      Нос яхты, острый, как шпага, сделал бесстрашный выпад в сторону далекого горизонта. Судно слегка поклонилось волне и устремилось вперед. Волна бессильно стукнула кулаком в невысокий борт.
      – Не достанешь, – сказала я тихонько.
      – Что? – крикнул Иван. Выпустил руль, обернулся, посмотрел на меня.
      Я покачала головой:
      – Ничего. Просто хорошо.
      Иван улыбнулся.
      – Я рад, – сказал он.
      И снова отвернулся.
      А я сидела, прислонившись спиной к поручням, и чувствовала, как отступает страх. Пол под моими ногами дрогнул, судно наполнилось мерным сильным пульсом. Это заработало на полную мощность сердце «Ледяной звезды». Яхта рванулась вперед, легко перевалила волну, и на мгновение мне показалось, что мы взлетели.
      Сколько времени я просидела, прислонясь спиной к тонким металлическим поручням?
      Не знаю.
      Мне вдруг стало так хорошо, что не хотелось шевелиться. Небольшой храбрый кораблик несся вперед, сердце его билось уверенными мощными толчками, встречный ветер выдул из моей головы все неприятные мысли и тревоги.
      Перед нами лежало открытое море.
 
      Давно мне не было так хорошо.
      Наконец я опомнилась. Поежилась, обхватила себя руками. Прохладно, однако...
      Иван повернулся ко мне.
      – Замерзла?
      – Немного, – ответила я виновато.
      – Джо! – крикнул Иван.
      Карлик высунул голову откуда-то снизу.
      – Подержи руль, – велел Иван.
      Джокер без единого слова занял его место. Его игрушечные руки с трудом доставали до верхней рукоятки.
      – Он справится? – спросила я шепотом.
      – Конечно, – ответил Иван. – Пойдем со мной.
      Он легко сбежал вниз по металлической винтовой лестнице, протянул мне руку, помог спуститься следом.
      Я окинула взглядом небольшое уютное помещение. Симпатичная комнатка.
      – Здесь одна каюта? – спросила я с любопытством.
      – Одна, – ответил Иван. Он рылся в пакете, лежавшем на небольшом узком диване. Достал из него теплый свитер грубой вязки, велел мне:
      – Одевайся.
      Я приняла свитер. Толстая шерсть уколола пальцы.
      – Твой? – спросила я.
      – Нет, Джокера, – ответил Иван насмешливо. И тут же призвал:
      – Прикиньте размерчик, Ватсон! Джокеру он будет до пяток!
      Я сбросила джинсовую куртку и нацепила свитер на свою трикотажную майку. Свитер мгновенно обхватил меня уютными вязаными лапами. Тепло-то как!
      – Вот так, – одобрил Иван. – Если будет холодно, выдам тебе ветровку. Только не молчи, здесь полно шерстяных вещей.
      – Я смотрю, вы вообще здесь неплохо устроились, – сказала я, обводя взглядом квадратную комнату, обшитую деревом.
      В углу стоял небольшой диван, перед ним прямоугольный стол, прикрепленный к стене. Над столом располагалось овальное окошко, или, если говорить правильно, иллюминатор. На противоположной стене висели деревянные шкафчики, похожие на кухонные. Под ними находилась небольшая электрическая плитка и мойка с краном. Входная дверь обрамлялась деревянными стеллажами, на которых стоял телевизор, музыкальный центр, лежали диски и видеокассеты.
      – Уютно, – похвалила я.
      Иван окинул каюту рассеянным взглядом.
      – Мне нравится, – признался он. – Все необходимое и ничего лишнего. Как советовал тот греческий парень... Забыл, как его звали?
      Иван пощелкал пальцами.
      – Ну, тот, который сказал: «Все мое ношу с собой»!
      – Я не помню, кто это сказал, – ответила я.
      – Жаль. Неглупый был человек. Чаю хочешь?
      – Хочу, – ответила я.
      – Садись, – велел Иван. – Я за тобой поухаживаю.
      Я с готовностью уселась за стол. Давненько за мной никто не ухаживал! С того самого дня, как я решила уйти из дома и стать самостоятельной.
      Сказать вам честно? Самостоятельной быть очень скучно!
      Иван пошарил по шкафчикам, достал из них большие керамические чашки, блюдо с сухофруктами, тарелку с конфетами и печеньем. Поставил все это на стол, взял термос и разлил по чашкам густой темный чай. Над чашками поднялся ароматный пар, я с наслаждением втянула носом воздух.
      – Какая прелесть! Чай ароматизирован?
      – Джокер добавляет в заварку тертый имбирь и ложку меда, – ответил Иван. – Получается вкусно.
      Мы сделали по глотку. Чай благоухал странным экзотическим ароматом.
      – Нравится?
      – Ага, – ответила я бодро. – Очень.
      Иван улыбнулся.
      – Может, ты голодная? – спохватился он. – Могу приготовить яичницу!
      – Я не голодная, – ответила я с тайной гордостью. Не часто я произношу эти слова от чистого сердца. Но я так плотно пообедала, что действительно не успела проголодаться.
      – Если захочешь есть – не стесняйся.
      – Не буду, – пообещала я.
      Иван сделал еще один беззвучный глоток.
      – Какие новости на работе? – спросил он.
      Я пожала плечами.
      – Да, в общем, никаких!
      А про себя подумала: интересно, что сообщит мне шеф? Какие новости придут к нам из Питера? Неужели моя бредовая идея была верной, и Дердекен совсем не Дердекен?
      – Кстати, – сказала я вслух. – Я теперь знаю, кто такой Ван Дер Декен.
      Иван поставил кружку на стол. Поднял на меня глаза и усмехнулся.
      – Прочитала в энциклопедии Британика? – спросил он.
      – Да, – подтвердила я.
      – Молодец! – похвалил Иван. – Оперативно.
      – Почему он? – спросила я тихо. – Почему именно капитан «Летучего голландца»? Чем он тебя так поразил?
      – Он был храбрый! – ответил Иван, не раздумывая. Его бирюзовые глаза твердо уставились мне прямо в лицо. – Он был отчаянный тип! Знаешь легенду?
      – В самых общих чертах.
      – Рассказать?
      – Расскажи.
      – Так вот, – начал Иван. – Дер Декен был капитаном португальского судна, шедшего из Лиссабона в Индию. Возле Мыса Доброй Надежды корабль попал в страшный шторм. Ветер сорвал паруса, грот-мачта сломалась и полетела за борт... Волны захлестывали судно, матросы не успевали выкачивать воду из трюма. А Дер Декен сидел в своей каюте, пил пиво, курил трубку и распевал богохульные песни. Команда умоляла капитана изменить курс и повернуть назад, но он высмеял моряков и вышвырнул вон из каюты.
      – Почему? – спросила я. – Почему он не захотел повернуть назад? Они же могли утонуть!
      Иван смотрел на меня, не отрываясь. В полумраке его глаза сверкали, как у леопарда.
      – Потому что он не хотел сходить со своего пути, – ответил Иван негромко и очень четко. – Никто не мог заставить его это сделать: ни бог, ни дьявол. За это они его и прокляли.
      – Оба сразу?
      – Оба сразу, – подтвердил Иван с кривой усмешкой. – Никто не захотел принимать его к себе: ни ангелы, ни черти... Он был слишком смелым для ада и слишком свободным для рая. Капитан Ван Дер Декен плевал на божий гнев и дьявольскую милость. Он ничего не боялся. Ни на этом свете, ни на том.
      Иван прищурился и негромко продолжил пересказ легенды:
      – Говорят, когда какой-нибудь корабль встречает «Летучего голландца», ему на борт швыряют мешок с письмами для людей, которые давно умерли и похоронены. Письма призракам от призраков...
      Минуту в каюте стояла тишина. Я, словно загипнотизированная, не могла отвести взгляда от сверкающих бирюзовых зрачков напротив. Мне стало страшно.
      Наконец я нерешительно кашлянула. Напряжение, витавшее в воздухе, распалось на мелкие кусочки.
      Иван откинулся на спинку складного стула и рассмеялся.
      – Прости. Напугал?
      – Нет, что ты, – сказала я фальшивым тоном.
      – Мне нравится эта легенда, – продолжал Иван. – Именно легенда, а не оперное либретто. В опере происходит какая-то чушь; видите ли, несчастного капитана может спасти только дамская любовь... Вот он и странствует по свету в поисках мадам «Летучей голландки»...
      Он пожал плечами и договорил вполголоса:
      – Бред! Вранье! Дер Декену в тот момент больше делать было нечего, только думать про любовь!
      Иван поерзал на стуле, велел мне:
      – Допивай чай, пошли к Джокеру. Он, наверное, уже замерз.
      – Ах, да! – спохватилась я. Совсем забыла про бедного карлика, стоящего у руля.
      Допила остывший чай, спросила:
      – Где можно посуду помыть?
      – Оставь, – ответил Иван. – Ты в гостях. А в гостях посуду не моют.
      Я не стала возражать. Домашнюю работу я вообще не очень люблю, но особенно не люблю мыть посуду и гладить пододеяльники.
      Мы поднялись на палубу. Я огляделась вокруг и тихо ахнула.
      – А берег?..
      Вокруг нас, насколько хватало взгляда, простиралось море. Береговая полоса растворилась в ранних осенних сумерках.
      – Где берег? – тревожно повторила я. – Иван, мы не потеряемся?
      – Ни за что, – ответил он. – Не бойся, Майка, я же моряк.
      – Зачем мы уплыли так далеко?
      – Чтобы ты почувствовала себя частью этого...
      Иван обвел рукой горизонт, закинул ладони за шею и потянулся.
      – Джо, ты устал? – спросил он, не оборачиваясь.
      – Нет, – ответил карлик, до сих пор не издавший ни звука.
      – Глуши двигатель, – велел Иван. – Дальше не пойдем.
      Карлик оставил руль, бросил на меня колючий подозрительный взгляд и скатился куда-то вниз.
      – А что там? – спросила я, указав на люк, где исчезла голова Джокера.
      – Там машинное отделение.
      Я подумала и спросила:
      – Иван, кем ты был на корабле?
      – Механиком, – ответил Дердекен.
      Я почувствовала смутное разочарование. Впрочем, все с чего-то начинали. Может быть, Ивану удалось сделать головокружительную карьеру.
      – Ну, сначала механиком. А потом?
      – А потом старшим механиком, – ответил Иван, усаживаясь у противоположного борта.
      Разглядел мое вытянувшееся лицо, тихо засмеялся и сказал:
      – Не переживай, Майка. Механик на корабле второй человек после капитана. А хороший механик – первый.
      – Вот как? – вежливо заметила я.
      Иван снова рассмеялся.
      – Ну, на этом корабле я бессменный капитан. Можешь обращаться ко мне соответственно.
      – «Господин» капитан? – уточнила я.
      – Нет, – ответил Иван. – По действующему морскому уставу капитаны у нас «товарищи».
      – Тогда я буду называть тебя просто «капитан», – сказала я. – Капитан Дердекен.
      – Заметано! – согласился Иван.
      В этот момент сердце «Ледяной звезды» дрогнуло и остановилось. Тишина обрушилась с небес, как хвост кометы.
      Я насторожилась.
      – У нас все в порядке? – спросила я.
      – Все в порядке, – ответил голос Джокера. Он вылез из машинного отделения, вытирая свои игрушечные ручки, испачканные маслом.
      – Не бойся! – повторил Иван. – Ты только посмотри, какая красота!
      Я скользнула взглядом по однообразной водной глади. Море без берегов уже не казалось мне таким красивым. Моя трусливая душа рвалась назад, на сушу.
      Чтобы как-то отвлечься от подступившей к сердцу тревоги, я сказала, продолжая прежний разговор:
      – Говорят, что в имени человека запрограммирована частичка его судьбы. Ты в это веришь?
      – Конечно! – ответил Иван, не раздумывая.
      – И ты не побоялся взять такой псевдоним?
      Иван откинулся на металлический поручень. Сложил руки на груди, уставился на меня сквозь полуопущенные ресницы. На его губах заиграла лукавая усмешка.
      – Как тебя называют дома? – спросил он неожиданно.
      Я удивилась.
      – Меня?
      – Тебя, тебя...
      – Ая, – призналась я смущенно и тут же зыркнула глазами в сторону Джокера: не смеется ли?
      Джокер не смеялся. Зато негромко рассмеялся Иван.
      – Ая? – перепросил он. – Какая прелесть. Почему тебя так называют?
      – Раньше я не выговаривала букву «эм», – объяснила я. – Вот так все и вышло.
      – А-я, – повторил Иван нараспев. Оживился и приподнял голову:
      – А что? Здесь запрограммированы некоторые черты твоего характера!
      – В двух буквах? – изумилась я.
      – Ну, да!
      Иван принялся загибать пальцы.
      – Ты человек крайностей. Либо черное, либо белое. Угадал?
      – Ну, может быть...
      – Не любишь канителиться. Скорая на расправу.
      – Ну, может быть...
      – И, наконец, в тебе скрыт огромный не реализованный потенциал.
      – Да? – обрадовалась я. – Откуда ты знаешь?
      – Смотри: во-первых, в твоем прозвище всего две буквы. Коротко и ясно. Второе: это не просто две буквы, а первая буква алфавита и последняя буква алфавита. Две крайние точки в одном прозвище. Понимаешь?
      – Понимаю.
      – Ну, и, наконец, между ними содержится весь оставшийся запас кириллицы. Как символ больших внутренних возможностей. Логично?
      – Логично, – признала я. И тут же спросила:
      – А легенда о «Летучем голландце»? В ней, что, есть какая-то реальная подоплека?
      – У каждой легенды есть реальная подоплека, – ответил Иван.
      – И у этой?
      – У этой их даже несколько.
      – Существовал такой человек, Ван Дер Декен? – догадалась я.
      Иван пожал плечами.
      – Наверное, существовал. Но началось все задолго до него. Все началось тогда, когда человек построил первую лодку. И пошло-поехало... Возьми, к примеру, викингов. Ты знаешь, что они хоронили своих вождей в лодках?
      – Нет, – ответила я заинтересованно. – Прямо в лодках?
      – Прямо в лодках, – подтвердил Иван. – Точнее, в драккарах. Между прочим, пренеприятная была процедура. Не стану рассказывать, тебе не понравится.
      – Человеческие жертвоприношения?
      – И не только. Ладно, не важно. Главное, что встретить в море судно с мертвым «морским королем» считалось у викингов хорошей приметой! Они вообще спали и видели, как присоединятся после смерти к команде какого-нибудь мертвого вождя.
      – Каждому свое, – заметила я. – А что было после викингов?
      – После викингов были португальцы. Они искали обходные пути в Индию.
      – Нашли?
      – А как же! Как раз мимо мыса Доброй Надежды! Отвратительное место, скажу я тебе.
      – Ты там был?
      – Где только я не был, – ответил Иван философски и вздохнул.
      – А потом? После португальцев?
      Тема начала меня по-настоящему интересовать. Маленький Джокер тихонько примостился рядом с нами. В руке у него была кружка с дымящимся чаем.
      – Что было потом? – повторила я.
      Иван, не отвечая, смотрел куда-то поверх моей головы.
      – Ну, что же ты? – подначил Джокер. – Расскажи ей про корабли чумы!
      – Корабли чумы? – переспросила я. – Что это такое? Иван!
      Иван молча отряхнул свитер.
      – Видите ли, милая девушка, – ответил Джокер вместо него, – в средние века по Европе гуляли разные нехорошие болезни. Как правило, их завозили корабли, пришедшие из других стран. Например, из Турции. В 1730 году там вспыхнула эпидемия чумы. В Лондоне стало известно, что из Мессины в Англию направилось «чумное» голландское судно. Когда корабль подошел к Плимутскому заливу, английская эскадра преградила ему путь и дала залп из бортовых орудий. Получив несколько пробоин, несчастный корабль был вынужден уйти в Атлантику.
      – Им не дали даже воды? – спросила я с ужасом.
      – Им не дали ничего, – ответил Джокер, и его глаза сверкнули в темноте. – Или вот еще пример: в 1773 году другое голландское судно зашло на Мальту за запасом воды и продовольствия. Портовые власти узнали, что капитан и четырнадцать матросов умерли от чумы. Судну приказали немедленно выйти в море, не дав даже сделать запаса воды. Оно взяло курс на Тунис. Но весть о чумном корабле уже разнеслась по всему Средиземноморью, и тунисский порт оказался для него закрыт. Тщетными оказались попытки двадцати трех оставшихся в живых моряков войти в Неаполитанский залив. Корабль обстреляли из пушек порта. Вот так отверженное судно начало свои бесконечные скитания. Никто не подпускал его к берегу. Без воды, без пищи, один за другим погибали моряки на борту обреченного судна. Впоследствии «чумной корабль» не раз видели у Азорских островов. Никем не управляемый, он несся под всеми парусами навстречу своей судьбе «Летучего голландца»...
      – Господи, какой ужас! – сказала я тихо. – Выгоняли в океан без пищи, без воды... Господи!
      Я невольно перекрестилась.
      – Да, милая барышня, – поддакнул Джокер с некоторым злорадством. – Без пищи и воды... Между прочим, смерть от жажды – самая страшная из всех смертей. Особенно, когда вокруг море соленой воды... Вы, люди, ненавидите даже себе подобных.
      Я повернула голову и взглянула на собеседника.
      – Почему вы говорите в третьем лице? – спросила я резко. – Вы тоже человек!
      – Только наполовину! – ответил Джокер.
      – Почему? – не поняла я.
      Карлик с шутовской серьезностью развел руками.
      – Не дорос!
      Подумал и ядовито добавил:
      – А впрочем, спасибо за комплимент.
      – Все, хватит! – велел Иван. Джокер ухмыльнулся и поднял с палубных досок свою кружку.
      – Майка, – позвал Иван.
      Я подняла на него глаза.
      – Это было очень давно. Не грусти.
      Я не ответила.
      – Джо!
      – Слушаю, ваше величество, – откликнулся Джокер.
      – Развесели даму, – велел Иван.
      Карлик с готовностью подскочил на ноги.
      – Вы любите стихи? – спросил он меня.
      Я растерялась.
      – Стихи? Да, конечно...
      Карлик приосанился и объявил:
      – Экспромт!
      Выставил перед собой короткую ручку, заговорил с преувеличенным пафосом, помогая себе жестикуляцией:
      – Ах, Майя, вы прекрасней рая!
      Опустил руку и озабоченно спросил:
      – Ну, как?
      – Гениально! – ответила я кисло.
      – Иван, продолжай, – велел карлик. – Я обыграл имя нашей гостьи, ты обыграй ее прозвище. Слабо?
      Иван поднялся на ноги, подошел ко мне и подал руку. Поднял меня с палубных досок, не выпуская моей руки, договорил:
 
– ...И чувств высоких не тая,
Признаюсь в них от «а» до «я».
 
      Наклонил голову и почтительно поцеловал мою ладонь. У меня сладко замерло сердце.
      – Гениально! – ядовито восхитился Джокер. – Ты должен был заняться творчеством вплотную! Не бросать же талант на ветер! Майя, наш общий друг, его величество Дердекен в юности баловался рифмоплетством.
      – Сгинь, – велел Иван. Джокер снова ухмыльнулся, подхватил свою кружку и скрылся внизу.
      Я проводила взглядом маленькую неуклюжую фигурку и спросила:
      – А ты не слишком груб?
      – Не слишком, – ответил Иван. – Джокер ненавидит, когда с ним сюсюкают. Он усматривает в этом элемент жалости.
      – Понятно.
      Мы помолчали еще немного.
      – Ты действительно писал стихи? – спросила я тихо.
      Иван прикусил губу, разглядывая меня в упор. У меня снова замерло сердце. Сейчас он меня поцелует.
      Но поцелуя не последовало. Иван неожиданно хмыкнул и сказал:
      – Писал.
      – Прочитай! – попросила я. Несмотря на холодный вечерний воздух, щеки мои пылали.
      Иван обхватил ладонями затылок, запрокинул голову прямо в черное небо. Немного подумал и тихо произнес:
      – Моя холодная осенняя звезда...
      Он замолчал.
      – Ну? – поторопила я. – А дальше?
      – Все! – ответил Иван. Опустил руки и громко рассмеялся, увидев мое вытянувшееся лицо. – Хорошего понемножку, принцесса! По-моему, мне удалось перещеголять японцев. У них мысль умещается в три строчки, а я загнал в одну.
      – Гениально! – сказала я сердито. – Ты снова надо мной смеешься, да?
      – Ничуть, – ответил Иван. – На этот раз только чистая правда. За всю жизнь я написал только одну строчку, и считаю, что поступил очень мудро. Ты не согласна?
      Я негромко повторила:
      – «Моя холодная осенняя звезда»...
      – По-моему, отлично придумано, – озабоченно поделился Иван. – Коротко и ясно. Почему ты не хочешь меня похвалить? Я очень самолюбив, как любой нормальный поэт!
      – Звучит хорошо, – нерешительно признала я. И объективно добавила:
      – Но этого мало! И вообще, почему ты так любишь холодные осенние звезды? Радиостанцию назвал «Осенняя звезда», яхту – «Ледяная звезда»... Про стихотворение уже не говорю.
      – Я ведь родился в ноябре, – ответил Иван очень просто. – Так что нравится мне это или не нравится – звезда холодная. Светит, да не греет. Есть такие люди.
      – Ты такой? – спросила я тихо.
      Иван пожал плечами.
      – Не знаю, – ответил он. – Не разобрался пока. Будущее покажет.
      Он развернулся, пошел к рюкзаку, брошенному на палубе. Присел на корточки, достал из него небольшой радиоприемник.
      – Послушаем музыку? – предложил он.
      – А здесь возьмет? – удивилась я.
      – Конечно! Мы недалеко от берега.
      Иван включил приемник, беззвучный вечерний воздух наполнился свистом и радиопомехами. Я поморщилась.
      Иван уловил мое недовольство, поднял голову и виновато попросил:
      – Потерпи немного.
      Я кивнула. Развернулась к нему спиной, взялась за холодные поручни, огляделась вокруг.
      Огромные сверкающие звезды тонули в море, как драгоценные камни, небо на горизонте сомкнулось с водой.
      Мир плавно перевернулся. Не было глубины под моими ногами, была только головокружительная высота, наполненная сиянием незнакомых планет. И я бесстрашно летела между ними на маленькой «Ледяной звезде».
      Радиопомехи неожиданно прекратились. В наступившей тишине раздались неторопливые переборы гитарных струн: Ричард Мэркс запел старую добрую балладу «Now and Forever».
      Высокий чистый голос заполнил пространство между небом и водой, скрепил их серебряной звездной нитью. Простая неторопливая мелодия взлетела над морем, расшевелила неподвижный вечерний воздух. Мир, раньше казавшийся мне застывшим, внезапно ожил и обрел бессмертную душу.
      Только сейчас я почувствовала, что я – часть этого огромного мира. Не самостоятельное отдельное существо, гордое своей независимостью, а кусочек этого неба, капля этого моря, частица звездного света... Что я была здесь всегда и останусь навечно даже когда умру. Что я видела все это очень давно и увижу снова через столетия. Что я – часть круга, у которого нет конца и нет начала.
      – Почувствовала, да? – тихо спросил Иван за моей спиной.
      Я молча кивнула и обхватила себя обеими руками. Меня начала сотрясать крупная дрожь восторга и ужаса.
      Иван стоит прямо за моей спиной. Сейчас он дотронется до моих плеч, я повернусь...
      Кто сказал, что целоваться на втором свидании неприлично?!
      Я закрыла глаза и крепче стиснула пальцы, стараясь успокоиться. Майка, тебе двадцать пять! Двадцать пять! Приди в себя, ты же не сопливая девчонка! Ну! Перестань трястись!
      – Он обнимет меня тогда, когда кончится песня, – произнесла я про себя.
      Отзвучали последние переборы струн, голос растворился в холодной темноте. Я открыла глаза.
      Вот сейчас. Ну?!
      Руки Ивана дотронулись до моих плеч. Прикосновение было очень легким и совсем не походило на объятие.
      Боится? Стесняется? А может, я ему не нравлюсь?
      Я подняла руки к плечам. Но вместо теплых мужских ладоней, мои пальцы коснулись холодной ткани.
      Ветровка. Джентльмен беспокоится, как бы дама не простудилась.
      Я повернулась. Иван стоял в нескольких шагах от меня. Наступившая темнота спрятала его лицо.
      – Пора возвращаться, – сказал он негромко. – Ты замерзла.
      И побежал вниз по лестнице в каюту.
      Я изо всех сил прикусила губу. Меня душили слезы обиды и разочарования.
      Пол под ногами содрогнулся. Вновь ожило и заработало невидимое сердце корабля. «Ледяная звезда» плавно качнулась, сделала поворот, двинулась к невидимому берегу.
      Так закончилось мое второе свидание с капитаном Дердекеном.
 
      Берег приближался неотвратимо, как расставание.
      Я смотрела на длинную темную полосу, расцвеченную вечерними огнями, и с трудом сдерживала слезы.
      За все это время мы с Иваном не сказали друг другу ни слова.
      Маленький Джокер сновал по палубе между нами, разряжая обстановку рассказом анекдотов, я натянуто улыбалась. Иван стоял у руля и, по-моему, ни разу не взглянул в мою сторону.
      Ясно. Я его совершенно не привлекаю. Как женщина.
      Тогда какого черта он потащил меня на эту прогулку? Из дружеской заботы? Чтобы я подышала свежим воздухом?
      Черт бы тебя побрал, Иван Дердекен!
      Джокер нацепил на голову длинную вязаную шапочку, напоминавшую шутовской колпак. С ее конца свисал мохнатый бубон, похожий на колокольчик. Сходство с шутовской атрибутикой стало, таким образом, еще сильнее.
      Мы подошли к причалу. Яхта мягко задела правым бортом доски пристани, качнулась и остановилась.
      – Приехали, – сказал Иван.
      Я сбросила с себя ветровку, взялась руками за край свитера.
      – Не надо!
      Иван оставил руль и подошел ко мне.
      – Не надо, – повторил он. – Вечером холодно.
      – А как же...
      – Я заберу свитер, когда довезу тебя до дома, – нетерпеливо перебил Иван. – Хорошо?
      – Хорошо, – прошептала я. По большому счету мне было уже все равно. Бал окончен, гаснут свечи...
      Иван принес из каюты мою джинсовую куртку. Перекинул ее через руку, спросил:
      – Готова?
      – Готова! – ответила я покорно.
      – Тогда высаживаемся.
      Я хотела переступить с борта на деревянный трап, но тут вспомнила о том, что не попрощалась с Джокером. Обернулась, громко позвала:
      – Давид Самсонович!
      Назвать его «Джокером» у меня не поворачивался язык.
      Голова карлика высунулась из машинного отделения. На голове вызывающе торчал вязаный колпак.
      – До свидания! – сказала я все так же громко. – Спасибо за прогулку.
      – Удачи вам, милая барышня, – ответил Джокер. – Заходите пореже.
      – Джо! – резко одернул Иван.
      Голова карлика мгновенно провалилась в люк.
      – Прости его, – извинился Иван. – Джокера иногда заносит.
      – Ничего его не заносит, – ответила я. И добавила себе под нос:
      – Просто он тебя ревнует.
      – Что? – не понял Иван. – Прости, не расслышал.
      – Ничего, – ответила я и побежала по деревянному трапу.
      Иван последовал за мной. Мы молча шли по длинному, ярко освещенному причалу. Я смотрела себе под ноги и не обращала внимания на происходящее до тех пора, пока мой взгляд не наткнулся на чьи-то кроссовки. Кроссовки были до ужаса знакомые.
      Я подняла голову. Перед нами стоял Лешка.
      Боже мой! Никогда в жизни не видела его таким!
      Лешка был растрепанным, помятым и взвинченным. На его лице цвели нервные красные пятна, рыжие волосы вызывающе торчали во все стороны. Что касается одежды...
      М-да...
      Похоже, что он хватал первое, что попадется под руку. Брюки от вечернего «выходного костюма» причудливо сочетались с кроссовками и теплой байковой фуфайкой.
      Я затормозила, вопросительно глядя на моего бывшего приятеля. Остановился и Иван.
      – Почему вы не предупредили, что выходите в море? – спросил Лешка. Его голос дрожал от бешенства.
      Я высокомерно задрала брови.
      – А почему я должна тебя предупреждать?
      Лешка подарил мне бешеный взгляд.
      – Да не о тебе речь!
      Он кивнул подбородком на Ивана, стоявшего чуть позади меня:
      – Я тебя спрашиваю! Почему не предупредили администрацию, что судно выходит в море?! Ты, что, правил не знаешь? Почему рацию отключили?! А если бы штормовое предупреждение?!
      Лешка не договорил и закашлялся. Справился с приступом кашля и продолжал все так же свирепо:
      – Профессионал хренов! Ладно, на себя тебе плевать. А эту дуру зачем с собой потащил? Если бы с ней что-то случилось...
      Лешка подавился негодованием. Я затряслась от злости. Мало того, что мой бывший друг осмелился назвать меня дурой! Он вел себя так, словно я была его собственностью! Его вещью, которую без спроса забрал малознакомый человек!
      – Знаешь, что... – начала я зловеще.
      – Молчи, глупая! – перебил Лешка. – Ты ничего не понимаешь! Этот павлин распустил хвост и потащил тебя в море, никого не поставив в известность! Даже рацию не удосужился включить! Ты представляешь, что могло произойти? А все почему? Потому что ему захотелось повыпендриваться перед дамой! Что ты молчишь?!
      Я вздрогнула от яростного окрика. Открыла рот, но вовремя поняла, что обращаются не ко мне. Лешка смотрел на Ивана, стоявшего чуть позади, и в глазах его плескалась безбрежная ненависть.
      – Что ты молчишь?!
      Я похолодела. Сейчас произойдет что-то ужасное, непоправимое. Иван не тот человек, с которым можно разговаривать подобным тоном. Сейчас он оторвет Лешке голову. И виновата в этом буду только я. Потому что хотела стравить двух мужчин. Хотела, чтобы Лешка меня приревновал. Дура, кретинка, тупица, идиотка!
      – Что ты молчишь?!! – снова выкрикнул Лешка. Его буквально колотило от... от ревности?
      Иван мягко отстранил меня, шагнул вперед. Я в ужасе закрыла глаза.
      – Штаны застегни, – посоветовал Иван негромко и спокойно.
      Я открыла глаза. Взгляд уперся в пояс Лешкиных брюк. Пуговица застегнута, а головка молнии болтается внизу. Наверное, он ужасно торопился...
      Мысль пронеслась в голове очень быстро. Я поймала себя на том, что пялюсь на расстегнутую молнию Лешкиных брюк. Спохватилась и торопливо опустила взгляд.
      Лешка задохнулся. Ответный удар был сокрушительным. Поставить мужчину в глупое положение перед дамой гораздо страшнее, чем просто набить ему морду.
      Я бросила на приятеля быстрый взгляд исподлобья. Багровый румянец на его лице сменился бледностью. Лешка отступил на один шаг. Он был уничтожен.
      Я почувствовала невольную жалость к своему бывшему другу.
      – Мы свободны? – вежливо осведомился Иван.
      Лешка не ответил. Иван взял меня под локоть.
      – Ты идешь? – спросил он как ни в чем не бывало.
      – Да, – ответила я неловко. – Подожди меня в машине.
      – Ты уверена?
      – Да, – твердо сказала я.
      Уйти, после того как Лешку унизили, я не могла. Иван бросил внимательный взгляд сначала на Лешку, потом на меня.
      – Жду тебя, – сказал он негромко.
      Я кивнула.
      Иван прошел мимо нас упругим беззвучным шагом и канул в темноту.
      Мы еще немного помолчали. Потом я подняла на Лешку суровый взгляд и спросила:
      – Как ты посмел назвать меня дурой?
      Лешка молчал.
      – Как ты посмел устроить здесь истерику? – продолжала я.
      Лешка разомкнул бледные губы и хрипло ответил:
      – Вы могли погибнуть.
      – Тебе-то какое дело?!
      Приятель усмехнулся. На его щеках ходуном заходили твердые желваки.
      – Действительно, какое? – пробормотал он. Поднял на меня взгляд и спросил:
      – Ты с ним? Да?
      – Что ты имеешь в виду?
      – Ты все прекрасно поняла!
      – Ах, так!
      Я подалась вперед.
      – По какому праву ты меня об этом спрашиваешь?
      – По праву человека, который тебя любит, – твердо ответил Лешка.
      – В какой день недели ты меня любишь? – поинтересовалась я.
      Лешка растерялся.
      – То есть как это?
      – Так это! – выкрикнула я со злобой. Спохватилась, понизила тон и продолжала уже вполголоса:
      – У тебя, мой драгоценный, столько баб, что можно запутаться. По понедельникам Ксюша, по вторникам Ира Терехина...
      – Что? – переспросил Лешка. – При чем тут Ира Терехина?
      Я брезгливо поморщилась.
      – Хватит врать! Я вас сегодня видела!
      И, сменив тон, заботливо поинтересовалась:
      – Как пообедали? Нормально? Ресторан приличный? Ты меня ни разу туда не приглашал!
      – Сегодня днем? – переспросил Лешка. Покраснел и протянул:
      – А-а-а! Вот ты о чем!
      – Об этом, об этом, – закивала я. – Вернее, об этой... Кажется, сегодня очередь Иры Терехиной? Вот я тебя и спрашиваю: какой день на неделе ты выделил для меня? Обещаю тебе, что в этот день я не буду гулять с другим мужчиной!
      – Ира Терехина, – повторил Лешка и истерически расхохотался. – Господи! Майка, ты же ничего не поняла!
      – Заткнись, – велела я коротко. – Я тебе когда-нибудь выговаривала за твоих бесконечных баб?
      – К сожалению, нет, – признал Лешка.
      – Тогда какого хрена...
      Я спохватилась и поправилась:
      – Какого черта ты себе позволяешь меня контролировать? Кто ты мне? Кто я тебе?
      – Майка, давай поженимся, – сказал Лешка серьезно.
      Я усмехнулась. Права была официантка в кафе. Самый верный способ привязать к себе мужчину – это наставить ему рога!
      – И не мечтай, – ответила я высокомерно.
      – Майка!
      – И чтобы ты больше не смел называть меня дурой! Ясно?!
      – Ясно, – подтвердил Лешка. И добавил:
      – Ты не дура. Ты полная дура.
      – Сам ты...
      Я не договорила. Сорвалась с места и рванула к автостоянке. Вот и поговорили. Милый вечерок.
      Белый «шевроле» стоял пред воротами. Иван успел вывести машину со стоянки, и я его мысленно поблагодарила. Встречаться с предателем-сторожем, накапавшим на меня Лешке, было выше моих сил.
      Я открыла дверцу, плюхнулась на сиденье рядом с Иваном.
      – Все в порядке?
      Я молча кивнула. Меня раздирали надвое усталость и дикая злоба.
      Иван не стал задавать других вопросов. Тронул машину с места, и мы поехали прочь от яхт-клуба.
      Доехали до дома на набережной. Иван вышел из машины, обошел ее и открыл мне дверцу.
      – Какой Версаль! – не удержалась я. Злость переливалась через край и доставала всех, кто находился рядом.
      Иван не ответил. Взял меня под локоть и повел к подъезду.
      Мы стояли в лифте рядом и молчали. На лестничной площадке Иван достал ключи, отпер дверь. Зажег в прихожей свет, посторонился и пропустил меня.
      Я вошла в прихожую на ватных ногах. Упала на мягкий пуфик, стянула кроссовки.
      Иван вошел следом и прикрыл дверь. Прислонился плечом к стене, сунул руки в карманы и стал молча смотреть на меня.
      – Ничего, что я тут обосновалась, как дома? – спросила я. Под его взглядом я волновалась самым глупым и жалким образом. Начинала суетиться, говорить глупости...
      – Что ты молчишь? – спросила я с досадой.
      Иван вынул руки из карманов и присел передо мной на корточки. Взял мои ладони в свои и негромко спросил:
      – Ты на меня сердишься, да?
      Я невольно вспыхнула. Его проницательность переходила все границы!
      – За что?! – изумилась я так фальшиво, что самой стало неудобно.
      Иван чуть помедлил. Неужели он понял, что я ждала его поцелуя? Господи, какой позор! Какой стыд!
      – Не знаю, – ответил он наконец. – Просто чувствую, что в чем-то провинился.
      Я невольно выдохнула воздух. Слава богу! Он ни о чем не догадался!
      – Ты ошибаешься, – ответила я, не глядя в бирюзовые глаза прямо перед собой. – Просто день сегодня странный... Столько всего перемешалось...
      Тут я заметила, что Иван все еще держит мою руку. Выдернула ладонь и раздраженно договорила:
      – В общем, я устала.
      Иван тут же поднялся на ноги.
      – Действительно, как я не сообразил! – покаялся он. – Прости, Майка. Тебе нужно хорошенько выспаться.
      Я закусила губу и подняла на него опасливый взгляд. Издевается, нет?
      Лицо Ивана было серьезным.
      – Ты сердишься за Звягина? – спросил он.
      – За Звягина? – не поняла я.
      – Ну, да! Я его немного подразнил...
      Иван поджал плечами.
      – Согласись, он сам виноват! Не драться же мне с ним! Тем более при тебе!
      Я тяжело вздохнула.
      – А почему бы вам и не подраться? – устало спросила я. – Вы, мужчины, до сих пор предпочитаете выяснять отношения пещерным способом!
      – Мы с ним в разных весовых категориях, – сухо обронил Иван. И тут же умоляюще попросил:
      – Не сердись!
      – Иван, я не сержусь, – ответила я. – Лешка получил по мозгам совершенно заслуженно. Он не имел никакого права разговаривать таким тоном. Ни со мной, ни с тобой.
      Иван переступил с ноги на ногу.
      – Так что, все в порядке, – завершила я.
      – Точно?
      – Точно.
      Иван развернулся и открыл дверь.
      – Иван!
      Он замер на пороге и обернулся.
      – Давай я буду платить тебе за квартиру, – предложила я. И добавила, сгорая от стыда:
      – Только много не смогу... Зарплата не позволяет.
      Иван опустил голову и незаметно усмехнулся. Потом посмотрел на меня и вежливо сказал:
      – Спокойной ночи.
      Я поднялась с банкетки. Взялась рукой за горло и предупредила сдавленным голосом:
      – Я сейчас разревусь. Честное слово, разревусь! Скажи, что все в порядке!
      Иван выпустил ручку двери. Вернулся назад, обхватил теплыми ладонями мой затылок и прижал голову к себе. Мой нос уткнулся в грубую шерсть, пахнувшую морской солью и ветром.
      – Все в порядке, – сказал Иван очень мягко. – Тебе не о чем волноваться. Я обо всем позабочусь. Все будет хорошо.
      Он взял меня за щеки и поцеловал в лоб. Как покойника.
      А потом развернулся, шагнул за порог и побежал по лестнице. Я закрыла дверь только тогда, когда звук его шагов стих где-то внизу.
      Меня раздирали самые противоречивые чувства, разобраться в которых не было никакой возможности. По крайней мере, сегодня.
      Поэтому я приняла ванну и отправилась спать.
      Подумаю обо всем завтра.
      Завтра. Все завтра.
 
      Прошло несколько дней.
      Я садилась за статью каждый день, и каждый день мне приходилось откладывать ее в сторону. Нельзя писать, когда мозг охвачен пожаром и паникой. Нельзя писать, когда один из персонажей вызывает у тебя такие сильные противоречивые чувства.
      Я не могла разобраться в том, что происходит. Ничего подобного со мной в жизни не было. Когда Иван находится рядом, я превращаюсь в кролика. В пушистого дрожащего зверька, который мечтает только об одном: чтобы хозяин сунул его за пазуху и отогрел.
      Когда я остаюсь одна, мне становится стыдно за свои жалкие бабьи эмоции. Я торжественно даю себе слово, что больше не оплошаю и при встрече с Иваном сохраню полнейшее хладнокровие.
      Но в глубине души знаю, что стоит мне увидеть прозрачные бирюзовые глаза на смуглом лице, и я тут же растаю.
      Интересно, как называется это чувство? Любовь? В таком случае, согласна на любую альтернативную службу!
      Сегодня утром мне позвонил шеф.
      – Как успехи? – спросил он деловито.
      – Никак, – ответила я вяло.
      Шеф удивился:
      – Майя! Что за тон?
      Я встряхнулась.
      – Извините, Игорь Константинович, я немного приболела.
      – Что такое?
      – Ерунда. Немного простыла, только и всего.
      Шеф прочитал мне небольшую лекцию о том, чем грипп отличается от обычной простуды, я покорно выслушала. Эту лекцию шеф периодически читает всем работникам редакции, и каждый раз мы слушаем, не перебивая. Шеф не любит, когда его перебивают.
      Закончив лекцию, шеф спросил:
      – Ты ходячая, или как?
      – Ходячая, – ответила я. – А что?
      Шеф немного покряхтел.
      – Да так, – ответил он со сдержанным ликованием. – Коллеги из Питера прислали досье на твоего Дердекена.
      Я немедленно окрысилась:
      – Почему это он мой?
      – Потому что ты о нем пишешь! – нашелся шеф. – Ладно, Майка, выздоровеешь – приходи.
      – Еду! – ответила я. – Через полчаса буду у вас!
      – А как же... – начал шеф, но я не дослушала и быстро разъединилась.
      Сунула мобильник в сумку, выскочила из квартиры и понеслась по лестнице, не дожидаясь лифта.
      Сказать, что мне было интересно, значило ничего не сказать.
      Сейчас я узнаю часть темного прошлого нового городского радиомагната. Интересно, Дердекен нашел Азика? И если нашел, сумели они договориться или нет? И вообще, почему Азик так упорно прячется? От кого?
      До редакции я долетела за рекордные пятнадцать минут. Выскочила из машины, пронеслась через общую комнату, на ходу здороваясь с коллегами, ворвалась в приемную.
      Секретарша испуганно ойкнула, когда я распахнула дверь и ввалилась через порог.
      – Майя! Ты что? Разве так можно?
      – Шеф у себя? – спросила я и, не дожидаясь ответа, рванула на себя дверь кабинета.
      Шеф сидел за столом и правил гранки. Увидев меня, он немного удивился.
      – Ты, что, на крыльях прилетела?
      – Почти, – ответила я. Уселась в кресло и нетерпеливо потребовала:
      – Ну что? Какие новости?
      Шеф порылся в бумагах, лежавших на столе. Я еле-еле сдерживала себя, наблюдая за его неторопливыми движениями. Вот черепаха! А побыстрей нельзя?!
      Тут шеф наконец достал несколько листов, похожих на факс.
      – Вот! – сказал он и потряс ими в воздухе.
      – Давайте!
      Я привстала с кресла и протянула руку. Шеф отодвинулся назад.
      – Подожди, подожди! Загорелась!
      – Мне интересно, – объяснила я.
      – Мне тоже. Кстати, ты знаешь, откуда взялся его псевдоним?
      – Знаю, – нетерпеливо ответила я. – Ван Дер Декен – имя капитана «Летучего голландца».
      – Вообще-то их было два, – начал шеф свою искусствоведческую лекцию. – Ван Страатен и Ван Дер Декен. Твоему клиенту почему-то приглянулся второй тип.
      – Там легенды разные, – ответила я, ерзая в кресле. – Ему, очевидно, больше понравился вариант с Дер Декеном.
      – Странные кумиры у нашего нового радиолюбителя, – задумчиво произнес шеф.
      Я пожала плечами.
      – Почему странные? Дердекен моряк, легенда о моряках... По-моему, все очень даже закономерно. Я бы на его месте тоже придумала себе какую-нибудь морскую кличку. Не знаю только какую...
      – Хью Уильямс, – предложил шеф.
      – Очень смешно! – огрызнулась я.
      – Да нет! Я серьезно!
      – А почему именно Хью Уильямс?
      Шеф негромко рассмеялся.
      – Понимаешь, Майка, – объяснил он, – за последние триста лет это имя множество раз фигурировало в списках Британского адмиралтейства.
      – Что в нем такого выдающегося? – не поняла я.
      – Чаще всего именно так звали единственного человека, выжившего в кораблекрушении, – объяснил шеф. – Хью Уильямс. В течение трехсот лет это было самое распространенное имя среди спасшихся людей. Понимаешь?
      Я удивилась.
      – Странное совпадение.
      – Странное, – подтвердил шеф. – И настолько частое, что у английских моряков есть традиция: если матрос спасается после кораблекрушения, он автоматически принимает второе имя.
      – Хью Уильямс?
      – Вот именно.
      Я погладила подбородок.
      – А в российских списках спасенных людей есть совпадения имен?
      – Не знаю, – ответил шеф. – Не знаю даже, существуют ли в нашем государстве такие списки. Ладно, мы отвлеклись.
      Шеф еще раз пробежал глазами содержание бумаг. Я вздохнула и уселась поудобней. Есть у шефа она тягостная черта характера. Он любит самолично посмаковать все новости, прежде чем поделиться с окружающими.
      Терпение, Майка, терпение...
      – В общем, твоя бредовая версия насчет того, что ему тридцать лет, а не сорок потерпела провал, – начал шеф. У меня отлегло от сердца. Почему-то я боялась обнаружить родственную связь между Иваном и покойным Терехиным.
      – Ему действительно сорок лет, и никаких сомнений по этому поводу быть не может, – продолжал шеф. – Коллеги раскопали полное досье на парня. Между прочим, они не обложили меня в три этажа. Материал до того понравился, что они попросили разрешения им воспользоваться.
      – После нас! – вклинилась я.
      – Само собой! – поддержал шеф. – В общем, история одновременно простая и странная. Сорок лет назад ребенка нашли работники лодочной станции. Знаешь, где?
      – В лодке, – пробормотала я.
      – Уже знаешь? – разочаровался шеф. Он не любит, когда его новости запаздывают.
      – Я просто предположила. Вы сказали «на лодочной станции», вот я и подумала.
      – Да, на станции, – продолжал успокоенный шеф. – Можно сказать, родился моряком.
      – Мамашу искали?
      – Искали, – подтвердил шеф. – Времена были не то, что сейчас, порядок соблюдался. Прошерстили все окрестности и жилые микрорайоны, проверили всех женщин, которые должны были рожать в ноябре. Результат – ноль. Все младенцы налицо, пропавших нет, заявлений нет, в общем, ничего нет.
      Шеф сделал паузу, пытливо взглянул на меня. Очевидно, выражение моего лица его удовлетворило.
      – Сам обалдел, – объяснил он мне. – История – хоть в кино снимай! Заметь: ребенок был тепло укутан! Значит, убить его не пытались.
      – И никаких родительских следов?
      – Никаких! Вот такие дела.
      Шеф прокашлялся и сказал будничным тоном:
      – Кстати, его настоящая фамилия – Романов. Мальчику дали фамилию лодочника, который его нашел.
      – А потом? – жадно спросила я.
      – Потом он фамилию поменял. Самым законным образом, при получении паспорта. Ему очень не советовали этого делать. Фамилия-то похожа на немецкую, могли возникнуть сложности при поступлении в вуз...
      – Возникли? – поторопила я шефа.
      Тот остановился и неодобрительно взглянул на меня. Я торопливо замахала руками:
      – Молчу, молчу!
      Шеф сурово кашлянул.
      – Нет, – признал он. – Не возникли. Парень в вуз не поступал. Удовлетворился питерской мореходкой. Знаешь, что самое интересное?
      – Что?
      – Педагоги ему наперебой советовали учиться дальше. У парня были отличные способности к математике и физике. Но в Морскую Академию он не пошел.
      – Почему? – поразилась я.
      Шеф развел руками.
      – Сам поражаюсь! Все стартовые условия ему обеспечили! Красный диплом, рекомендацию, внеконкурсное место... А он взял и попросился на корабль.
      Я крепко стиснула зубы. Из меня рвалась сотня вопросов, но если я начну перебивать шефа, то мы не закончим до завтрашнего вечера. Терпи, Майка, терпи!
      – Его пристроили на хорошее судно. Был такой советский теплоход «Ал Сабахия», ходил в Кувейт. В загранку обычно отправляли проверенных людей, но детдомовского мальчика взяли вне конкурса. Гарантийным стармехом на теплоходе служил некто по имени Радомир Орловский.
      – Ух, ты! – не удержалась я. – Красиво звучит!
      – Легендарная личность! Говорят, не механик, а зверь. В хорошем смысле слова, – поправился шеф. – И человек, говорят, замечательный. Он мальчика взял под крыло. И огранил его так, что лучше не бывает.
      Шеф оторвался от факса и спросил:
      – Помнишь наш кораблик, который недавно сбежал от норвежцев?
      – «Электрон»?
      – Вот-вот! – обрадовался шеф. – Молодчина капитан! Не посрамил мундир! Так вот, к чему это я...
      Шеф поискал в факсе нужную строчку.
      – Ах, да! Представь себе, наш подопечный проделывал то же самое! И не один раз, а великое множество.
      – Уходил от норвежцев? – поразилась я.
      – Нет, не от норвежцев. В начале восьмидесятых он перебрался на Камчатку, контрактником на рыболовное судно. Рыбачили в Беринговом проливе, там территория строго охраняемая. Граница с Америкой, что ты хочешь! Так вот, наши прикололись браконьерить на американской стороне. Американцы просекли, выслали сторожевики. Только наш клиент, хотя было ему тогда лет двадцать, не больше, наловчился уходить от погони, как на крыльях. Моряки говорят, он секрет знал, как увеличить мощность двигателя. Превратил рыболовное судно в гоночную машину. Имел, понимаешь, незапатентованное ноу-хау!
      Шеф прыснул в кулак.
      – Что там творилось! Передать тебе не могу! Их ловили всей американской береговой охраной!
      – Поймали? – не выдержала я.
      – Ни разу! – обрадовал меня шеф. – Говорят, американцы назначили премию за их поимку. Между прочим, двадцать тысяч баксов!
      – Самолюбие заело?
      – Сначала самолюбие, а потом профессиональный интерес. Они готовы были костьми лечь, чтобы поймать механика того «Летучего голландца»...
      Шеф остановился и суеверно сплюнул через плечо.
      – Черт, помянул-таки, – пробормотал он себе под нос.
      И объяснил уже громче:
      – Так американцы прозвали их кораблик. За неуловимость.
      Я молча кивнула. Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее.
      – Разъяренные американцы через день слали жалобы в наши судебные инстанции. Между прочим, подкрепленные снимками со спутника.
      – И что им отвечали?
      – Им отвечали, как полагается: дескать, произведена служебная проверка, ваши сведения подтвердились, экипажу объявлен строгий выговор...
      Шеф прыснул.
      – ...который почему-то всегда сопровождался денежной премией. Вот так.
      Я нервно хрюкнула.
      Шеф перебрал бумажки и сказал:
      – Вот, пожалуй, и все. Потом перестройка, развал страны... В общем, сплошной кошмар. Тут след Дердекена потерялся. Чем он занимался в это время, выяснить не удалось.
      Шеф снял очки и перебросил мне листы с факсом. Я быстро схватила их и запихала в сумку. Меня распирало нетерпеливое желание прочесть все собственными глазами.
      – Можно идти?
      – Иди, – разрешил шеф.
      Я двинулась к двери.
      – Майка!
      Я оглянулась.
      – Когда статья будет готова?
      Я почесала переносицу.
      – Дня через три.
      Шеф кивнул. Не успела я повернуться к нему спиной, как он позвал снова:
      – Майка!
      – Да, Игорь Константинович! – ответила я, нетерпеливо обернувшись.
      – Будь с ним осторожна, – предупредил шеф вполголоса. – Не нравится он мне.
      – Вот как? – удивилась я. – А мне показалось, что вы им восхищаетесь!
      Шеф побарабанил пальцами по столу.
      – Авантюрист твой Дердекен, – сказал он наконец. – Авантюрист самого крепкого разлива. Про таких парней хорошо читать в книжках, а в жизни...
      Он вздохнул.
      – В жизни от них нужно держаться подальше. Могут осчастливить, а могут в землю закопать. Никогда не знаешь точно, что будет дальше.
      – В этом-то вся прелесть, – ответила я и сделала торопливый шаг к двери.
      – Майка!
      Я демонстративно выдохнула воздух. Развернулась и молча уставилась на шефа.
      – А ну повтори мне основное правило журналистики! – велел шеф.
      – Никаких личных отношений с объектом, – отбарабанила я монотонно и вдруг споткнулась.
      – Игорь Константинович! В чем вы меня подозреваете?
      Шеф прищурился.
      – А что это у тебя глаза так сверкают? – спросил он подозрительно.
      – От гнева! – ответила я с благородным негодованием.
      – Точно?
      – Точно! Кипит мой разум возмущенный! Такие обвинения в мой адрес!
      – Да какие там обвинения, – оборвал меня шеф. – Просто мысли вслух. В общем, ты меня поняла.
      – Можно идти? – спросила я измученным голосом.
      Шеф насупился.
      – Конечно, где мне вас учить! – начал он язвительно. – Вы умные! Взрослые! Самостоятельные! Вам замуж невтерпеж!
      – Игорь Константинович! – позвала я.
      Шеф споткнулся на полуслове.
      – Ну?
      – Вы дали мне три дня! – напомнила я. – Могу не успеть!
      Шеф нацепил на нос очки и демонстративно уткнулся в бумажный лист.
      Я торопливо выскользнула за дверь, попрощалась с секретаршей и выскочила на улицу.
 
      Весь день я провела, читая и перечитывая факс, пришедший из Питера. Шеф был прав: основную интригу он мне рассказал, ничего нового я в бумагах не почерпнула. Но почему-то все равно просидела весь день, приклеившись к ним носом.
      Вечером я отложила факс, потянулась и пошла на кухню. Включила чайник, открыла холодильник, достала готовые салаты, которые пристрастилась покупать в соседнем универсаме. Не потому, что они мне очень нравились, а потому, что их порекомендовал Иван.
      Стыдно, но приходится признать: новый знакомый парализовал часть моей воли. И я не очень сопротивлялась.
      Итак, что у меня получается?
      Последний день своей жизни Терехин провел точно так же, как все предыдущие. Утром объехал свои компании, задержался на телевидении, составлял план работы информационной редакции. Просмотрел список командировок, утвердил его, проверил смету, утвердил ее...
      В общем, обычная рутина. Ничего интересного. Вовка говорит, что Терехин выглядел как обычно. Даже лучше, чем обычно. Его уже несколько дней не покидало хорошее настроение. Вовка считал, что шеф радовался предстоящему расширению канала и вытеснению конкурента.
      Конечно, это вполне вероятно.
      С другой стороны, Терехин мог получить хорошие вести из детективного агентства. Ему могли сообщить, что нашелся его ребенок тридцатилетнего возраста. Я думаю, что эта новость обрадовала бы его не меньше, чем вытеснение Дердекена.
      О чем же они договорились тогда в гостинице Азика?
      Я помотала головой. Сейчас не о том речь.
      Так, о чем я думала? Ах, да! О последнем дне господина Терехина!
      Значит, после решения текущих вопросов Терехин отправился обедать. Обедал магнат в демократичной обстановке телевизионной столовки. Причем, обедал там почти всегда, когда бывал на студии.
      Выходит, снова ничего необычного.
      После обеда Терехин поехал в спортивный клуб, где пробыл до самого вечера. И только в начале десятого отпустил телохранителей и отправился куда-то один.
      Куда?
      Тайна, покрытая мраком, перестала быть таковой, когда я встретилась со своим милицейским осведомителем. Оказывается, в последний вечер своей жизни Терехин отирался в аэропорту. Там его узнал дежурный милиционер. Когда объявили посадку московского рейса, Терехин встал у выходного терминала, где обычно встречают прилетевших, и дождался выхода последнего пассажира. После чего пожал плечами и вышел из здания. У дежурного милиционера сложилось такое впечатление, словно он должен был кого-то встретить, но этот человек не прилетел.
      Кого встречал Терехин?
      Неизвестно.
      Мне нужно было позарез побеседовать с Азиком, но городской мафиози как в воду канул. Ася перестала появляться в редакции, и все выходы на господина Турсун-Заде оказались перекрытыми.
      Мой милицейский осведомитель шепнул, что они тоже пытались разыскать маленького Турсуна, но и у них ничего не вышло. Дома Азик не жил, его жена, толстая и крикливая баба, вытеснила визитеров безо всяких комментариев.
      От кого же прячется Азик?..
      Да! Еще одна подробность, касающаяся Терехина! Гаишник, дежуривший ночью на аэропортовской трассе, показал, что автомобиль Терехина проехал мимо него в город примерно в половине двенадцатого ночи. А московский самолет приземлился в десять. Положим полчаса на ожидание... Значит, Терехин покинул аэропорт примерно в половине одиннадцатого.
      От аэропорта до города примерно двадцать минут езды. Выходит, что сорок минут Терехин находился в неизвестном месте.
      Сорок минут...
      Я вздохнула.
      В официальных отчетах сказано, что Терехин умер примерно в это же время. В половине двенадцатого. Плюс-минус сорок минут. Опять сорок минут! Что же это получается? Вышел из аэропорта, поболтался в неизвестном месте, приехал в город, загнал машину во двор дома и тут же умер, не выходя из салона. Причем, умер с выражением ужаса на лице.
      Чертовщина какая-то!
      Я доела салат, выбросила упаковку в мусорный контейнер под мойкой. Достала красивую фарфоровую чашку, разрисованную полупрозрачными пастельными тонами, налила в нее кипяток, бросила пакетик заварки.
      Уселась за стол и продолжила свои размышления.
      Сорок минут... Мне не давали покоя эти сорок минут. Где был Терехин после того, как вышел из аэропорта? Почему он не встретил человека, которого ожидал? Кого он ожидал? Черт, как же мне нужен Азик! Только он может пролить свет на некоторые интересующие меня вопросы! Если захочет, конечно.
      Судя по всему, Азик не хотел обсуждать эту тему ни с кем. Ни со мной, ни с милицией, ни с родственниками. Поэтому взял и скрылся.
      Скрылся вместе с Терехинским наследством.
      Полная неразбериха.
      Для чего Терехин продал ему свои компании? По словам Вовки Сагалаева, он планировал расширение частного телеканала за счет «Осенней звезды»!
      Хотя, если вспомнить мой разговор с матерью покойного магната, то этому можно найти объяснение. Терехин собирался разводиться со своей женой, мисской неизвестного города. Мисска могла предъявить права на имущество и оттяпать от него приличный кусок. Очевидно, Терехин делиться не пожелал. Я уже говорила, что главной чертой двоих хозяев города была нелюбовь к дележу. Поэтому Терехин решил временно расстаться со своим имуществом. А после развода...
      После развода каким-то образом получить его обратно. Каким? Это знает только наш пропавший мафиози Азик.
      Они с Терехиным были друзьями. Вместе не светились, но друг другу доверяли. Настолько, насколько вообще могут доверять друг другу деловые люди.
      Я допила чай, вымыла чашку и поставила ее на место. Посчитала дни, оставшиеся до сдачи статьи, и вздохнула.
      Нет, не успею. Мне позарез нужно поговорить с Азиком! Иначе статья будет незавершенной!
      Я еще раз посчитала про себя. Сегодня шестое октября. Значит...
      Я остановилась и чертыхнулась вслух.
      ...значит у Лешки завтра день рождения! А я чуть не забыла! Интересно, как мне лучше поступить: поздравить приятеля по телефону, или все-таки приехать?
      Я побарабанила пальцами по столу.
      После недавней ссоры, вернее, после нескольких ссор, наши отношения балансируют на грани разрыва. Но день рождения – святой праздник! Тем более, что Лешка сейчас один...
      Я подавилась.
      Один, как же! Это день рождения он будет справлять в компании очередной нимфы по имени Ира Терехина! Молодец, девочка! Не успела похоронить богатого супруга, как тут же нашла кандидата на эту должность. И тоже далеко не бедного. Не женщина, а «Черная вдова»!
      – В тебе говорит ревность, – уличила меня совесть.
      – Вот уж нет! – возразила я. – Я в Лешку ничуть не влюблена!
      – А почему тогда злишься?
      – Потому, что этот лицемер без конца признается мне в любви! А сам гуляет с другими бабами!
      – Ты же не отвечаешь ему взаимностью, – подловила меня совесть. – Что ему еще остается?
      Я не нашлась, что возразить.
      Может, и правда? Лешка шастает по бабам исключительно из-за моей душевной глухоты? Я фыркнула.
      Не верю!
      Шастает, потому что ему это нравится! И даже если мы поженимся, то ситуация не изменится ни на йоту! Лешка попрежнему будет шастать по нимфам, искренне считая, что любовь – это одно, а гулянки – это другое.
      Нет уж! Такого счастья мне не нужно!
      Но мысль о том, что мой бывший приятель отметит свой день рождения в компании мисски неизвестного города, плотно засела у меня в голове. И отчего-то причиняла боль.
      Наверное, именно поэтому я с утра пораньше отправилась в яхт-клуб. Мне было интересно: хозяин на месте или вернулся под крышу дома своего?
      А может, уже нашел себе новый дом? От Лешки можно ожидать чего угодно!
      – Добрый день! – сухо сказала я сторожу на автостоянке. Тоже мне, информатор! Побежал и доложил начальнику, что его знакомая отправилась на прогулку с посторонним мужчиной! А Лешка счел своим долгом устроить мне сцену ревности. И попал из-за этого в глупейшее положение.
      – Добрый, – откликнулся сторож так же прохладно. Чувствует, мерзавец, что нашкодил.
      – Директор здесь? – спросила я.
      – Где ж ему быть? У себя в кабинете.
      Я хотела спросить, по-прежнему ли Лешка живет в клубе, но подумала и не спросила. Не хотела выяснять такие подробности у человека, на которого была зла.
      Поэтому я молча вышла со стоянки и направилась в здание яхт-клуба. Поздоровалась с охранниками, спросила, на месте ли шеф.
      – Он вышел, – ответил охранник.
      – Надолго? – спросила я небрежно, хотя сердце екнуло. Неужели отправился отмечать день рождения с веселой вдовой?
      – Да нет, – ответил охранник. – Он где-то неподалеку. Наверное, обходит причалы.
      – Можно подождать в кабинете? – попросила я.
      – Конечно! – ответил охранник, не раздумывая.
      Я начала подниматься по лестнице. Интересно, как охрана представляет себе наши с Лешкой отношения? Судя по тому, как легко мне разрешили проникнуть в хозяйский кабинет, я у них ассоциируюсь с очередной хозяйской нимфой. Забавно!
      Я прошла по пустому коридору, на всякий случай стукнула в дверь.
      Никто не откликнулся, и я взялась за ручку. Толкнула дверь от себя, осмотрела пустую комнату.
      Переступила порог, бросила сумку на пол.
      Являться на день рождения без подарка, конечно, некрасиво. Но, во-первых, я не знала, увижу Лешку или нет.
      Во-вторых, я не знала, как он меня встретит после наших бесконечных разборок и ссор.
      И, в-третьих, я не знала, что ему подарить.
      Я уселась в кресло, уложила голову на подголовник и уставилась в потолок. Интересно, где его носит, моего приятеля Звягина? Кстати! Пока его нет на месте, я могу произвести небольшой эксперимент.
      Я поднялась с кресла, подошла к двери и прислушалась. Снаружи царила полная тишина.
      Я на цыпочках прокралась к столу, поискала взглядом фотографию, которую Лешка при моем появлении всегда убирает в верхний ящик. Я была уверена, что это фотография ныне царствующей нимфы. Интересно посмотреть, кого Лешка держит пред глазами: Ксюшу или веселую вдову? А может, на горизонте появилась третья кандидатура?
      Повторяю: от Лешки можно ожидать чего угодно!
      Но рабочий стол бы непривычно, девственно пуст. Значит, сердце моего приятеля в данный момент свободно.
      Я осторожно потянула на себя верхний выдвижной ящик. Он поддался неохотно, с противным деревянным скрипом.
      В ящике лежала только одна женская фотография. Я взяла ее, медленно поднесла к лицу. Мной овладели странные и противоречивые чувства.
      Во-первых, я откровенно изумилась. Честное слово, я могла предположить все что угодно, но увидеть в Лешкином столе свое собственное изображение!
      Это снимок Лешка сделал год назад на пикнике, который устроил шеф в честь пятилетия журнала. Излишне говорить, что наши рекламодатели возглавляли список почетных гостей. А Лешка из всех рекламодателей – самый любимый.
      Сначала торжество шло тихо-мирно, гости вели себя чинно. Потом горячительные напитки оказали на компанию свое расслабляющее действие, и веселье покатило полным ходом.
      Помнится, я тогда слегка назюзюкалась. Но не потому, что много выпила, скорее от отсутствия практики.
      И надо же было, чтобы Лешкин фотоаппарат зафиксировал меня именно в этот момент!
      Я еще раз критически осмотрела снимок и хмыкнула.
      М-да... Надеюсь, кроме Лешки его не видела ни одна живая душа. Все-таки Лешка идиот. Не мог свистнуть у меня какую-нибудь приличную фотографию! Дома все стены увешаны моими изображениями! А, ладно... Не буду придираться, не так уж плохо я выгляжу. Правда, пасть распахнута в приступе безудержного хохота, зато видно, что зубы – хорошие. И причесочка симпатичная, называется «художественный беспорядок»... В общем, не так все страшно.
      В отдалении послышался Лешкин голос. Я поспешно сунула фотографию обратно в ящик, задвинула его и на цыпочках вернулась назад. Уселась в кресло, постаралась придать лицу скучающее и невинное выражение.
      Лешкин голос звучал все громче. Интересно, с кем он так раздраженно беседует?
      – ...просто глупо! – договаривал Лешка, обращаясь к невидимому собеседнику. – Мне это совершенно не нужно. И потом, вся эта затея обречена на провал. Юридически все оформлено грамотно, никак не подкопаться. Мой тебе совет...
      Тут дверь распахнулась, и в кабинет вошла дама. Остановилась в дверях, увидев меня, прищурила красивые длинные глаза.
      Я медленно поднялась с кресла.
      Передо мной стояла веселая вдова. Ира Терехина.
      Лешка вошел следом за ней. Он выглядел раздраженным и замученным. Меня он сначала не заметил.
      – Мой тебе совет, – повторил Лешка, адресуясь к вдове.
      Ира кашлянула.
      – У тебя гости, – сказала она насмешливо.
      Лешка повернул голову и, наконец, увидел меня.
      – Привет, – сказала я неловко.
      – Майка?
      Лешка растерялся. Его лицо покрыла неровная краска. Лешка почему-то краснеет пятнами.
      – Майка? – повторил он. На этот раз радостно.
      Шагнул ко мне. Остановился, торопливо пригладил пятерней взлохмаченные рыжие волосы.
      – Привет, – повторила я.
      – Майка, как я рад тебя видеть! – сказал Лешка. Спохватился, обернулся к веселой вдове, сказал:
      – Познакомьтесь. Майя, моя хорошая знакомая.
      «Ага! – отметила я мысленно. – „Хорошая знакомая“! Только и всего.»
      – А это – Ира...
      Лешка поискал какое-нибудь определение, не нашел его и виновато кашлянул.
      – А мы уже знакомы, – ответила Терехина. Ее глаза, не отрываясь, буравили мое лицо. – Это вы были на похоронах моего мужа, правда?
      – Правда, – подтвердила я сухо. Повернулась к Лешке и сказала:
      – Приехала тебя поздравить.
      – Да ты что! – обрадовался Лешка так искренне, что я растрогалась. А может, меня растрогала собственная фотография в верхнем ящике Лешкиного стола? Не знаю!
      – Извини, что я без подарка, – продолжала я.
      – Майка! Да ты что! Какой еще подарок?!
      – Я думала...
      Я немного помедлила, собираясь с духом. Какого черта мадам Терехина смотрит на меня, не отрываясь? У меня, что, лицо зеленое?
      – ...может, мы вместе пообедаем? – закончила я с трудом. Взгляд веселой вдовы раздражал меня, как комариный писк. – Отметим твой юбилей?
      – Здорово! – подхватил Лешка. – Конечно, пообедаем!
      И тут его прервал спокойный, хорошо поставленный голос Терехиной.
      – Леша, ты забыл? Мы же договорились!
      Лешка запаниковал.
      – Да...То есть нет, не забыл... Я подумал, что Майка может к нам присоединиться...
      Я стиснула зубы и уставилась в пол. Меня снова начала одолевать бешеная злоба.
      – Это было бы прекрасно, – ответила Терехина. – Но нам нужно серьезно поговорить.
      Она чуть повысила голос и спросила с издевательской вежливостью:
      – Майя, вы же на нас не обидитесь?
      Я подняла глаза на Лешку. Он выглядел самым жалким образом. Я почувствовала к нему невольное презрение.
      Тряпка! Запутался в своих бабах, как козел в капусте!
      – Да, я совсем забыл, – проблеял Лешка. – У нас, действительно, деловая беседа... Майка, может, мы встретимся вечером? Давай, а? Часиков в семь...
      Я нагнулась и подняла с пола свою сумку.
      – Извини, – сказала я очень отчетливо. – Вечером я уже приглашена.
      Лешка нервно дернулся. Терехина снисходительно усмехнулась краешками красивых губ. Ее моя ответная колкость, конечно же, не обманула. Она прекрасно поняла, что последняя фраза была сказана в пылу раздражения, и никто меня вечером никуда не приглашал.
      – Кто тебя пригласил? – тихо спросил Лешка.
      – Мне пора, – ответила я и сделала шаг к двери. – Еще раз поздравляю с днем рождения. Желаю успехов в работе и счастья в личной жизни.
      Лешка не ответил. Он стоял, не двигаясь, и смотрел на меня, как жертвенная овца.
      – Разреши пройти, – сказала я холодно.
      Лешка не двинулся с места.
      – Алексей, пропусти девушку! – велела Терехина.
      Лешка помедлил еще мгновение и посторонился. Я открыла дверь, неторопливо вышла в коридор и тут же припустила бегом по ковровой дорожке. Сбежала по лестнице, молча махнула рукой охранникам и пулей понеслась на стоянку.
      Мне хотелось только одного: как можно скорей покинуть место моего унижения и позора.

* * *

      Добежав до машины, я с разбегу плюхнулась в кресло, трясущейся рукой повернула ключ зажигания и рывком дернула «ниву» с места. Машина обиженно икнула, но послушалась и выехала со стоянки. Я вывела «ниву» на трассу и влилась в небольшой дневной поток автомобилей.
      Мне было все равно, куда ехать. Душу раздирала злоба, смешанная с унижением.
      Ну, Лешка! Ну, подонок!
      Итак, из нас двоих он открыто выбрал веселую вдову. Вернее, она по-хозяйски велела: «К ноге», и Лешка послушно завилял хвостиком.
      Нет, каков мерзавец, а?!
      Я скрипнула зубами.
      И не постеснялся мне предложить встретиться вечером! После основного, так сказать, «делового» свидания!
      – Зараза! – сказал я вслух.
      Остановила машину у обочины, стукнула двумя руками по рулю.
      Машина издала сиплый сигнал.
      Я приоткрыла окошко. Рваная кисея тумана, висевшая над городом, наконец разрядилась тусклым осенним дождем. На улице было неуютно и зябко, редкие прохожие торопливо бежали по тротуару, задрав воротники плащей и курток.
      Осень словно оплакивала ушедшее лето.
      Настроение оказалось заразительным, и я тихонько всхлипнула. Не знаю почему, но я вдруг ощутила себя ужасно одинокой и никому не нужной. Очень тягостное чувство.
      Зазвонил мобильник. Я очнулась от своих невеселых мыслей, пошарила в сумке, извлекла аппарат.
      – Да!
      – Майя?
      Я подобралась и села очень прямо.
      – Это я.
      – Привет, – сказала Иван.
      – Привет, – ответила я настороженно.
      Мы давно не общались, и я успела немного отвыкнуть от его голоса.
      – Как твои дела? – продолжал Иван.
      Я проглотила противный комок, застрявший в горле.
      – Нормально. А у тебя?
      – И у меня все хорошо, – ответил Иван. Помолчал и спросил:
      – Почему ты мне ни разу не позвонила?
      – Интересно, по какому номеру? – огрызнулась я.
      Иван удивился.
      – Разве ты не знаешь моего мобильного?
      – Откуда?
      Он удивился еще больше.
      – Джокер тебе не передал? Я ему давно велел! Еще неделю назад!
      Я тяжело вздохнула.
      – Джокер мне ничего не передал, – ответила я. – Но я считаю, что передавать свой телефон через другого человека как-то некрасиво. Сам ты не мог это сделать?
      – Майка, я же был в Москве, – начал Иван, но тут же оборвал себя на полуслове. Засмеялся и смиренно признал:
      – Был не прав. Прости засранца. Постараюсь реабилитироваться. Простила?
      Я почесала переносицу. Почему мне все время кажется, что Дердекен надо мной смеется?
      – Простила, – сказала я.
      – Тогда записывай мой номер, – велел Иван.
      – Не стоит, – ответила я. – У меня телефон с определителем. Твой номер уже в памяти моего мобильника.
      – А-а-а...
      Мы помолчали несколько томительных секунд. Потом Иван нерешительно сказал:
      – И что я сейчас должен сделать? Попрощаться и подождать, когда ты мне перезвонишь?
      – Не надо! – ответила я быстро. На душе было так хреново, что я не хотела оставаться одна со своими мыслями и переживаниями. – Не прощайся! Давай пообщаемся!
      Споткнулась и добавила:
      – Если ты не спешишь...
      – Я не спешу, – ответил Иван.
      Мы еще немного помолчали.
      – Майка!
      – Ау, – откликнулась я.
      – Ты где?
      Я осмотрелась.
      – Недалеко от ЦУМа.
      – Ты на машине?
      – Да, а что?
      Иван рассмеялся.
      – Да так... Слушай, Джокер увел мою машину, я без колес. Может, ты за мной заедешь, и мы вместе пообедаем?
      Я вспомнила неровный румянец на Лешкиных щеках, вспомнила насмешливый вопрос Терехиной – «Вы не обидитесь?» – и почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо.
      – Ну, подожди! – сказала я вслух, адресуясь к Лешке. – Ты у меня за все получишь!
      – Что-что?
      – Ничего, – ответила я. – Это я не тебе.
      – Ты не одна? – не понял Иван.
      На душе стало горько.
      – Одна, – ответила я тихо. – Совершенно одна.
      – Майя! Что случилось? – встревожился Иван. – Могу я тебе помочь?
      Я откашлялась.
      – Можешь, – ответила я твердо. – Если пригласишь меня на обед.
      – Я тебя приглашаю, – сказал Иван, не раздумывая. – Приедешь? Я на радиостанции.
      – Приеду, – пообещала я.
      – Жду.
      И мне в ухо понеслись короткие сигналы.
      Я убрала телефон назад, в сумку, и тронула машину с места. Что ж, сейчас я, по крайней мере, знаю, куда мне ехать.
      Когда дорога определена, двигаться по жизни значительно легче.
      Я решила отомстить подлецу Лешке на все сто процентов. Оторваться так, чтобы меня не мучила собственная порядочность. Иван Дердекен казался мне для этой цели идеальным компаньоном.
      Умен? – умен.
      Красив? – красив.
      Свободен? – ...
      Я немного подумала.
      Внешне свободен. А в душу он меня пока не приглашал.
      Кроме всего перечисленного, Иван мне просто нравится. Он мне даже больше, чем просто нравится. Он, как бы выразиться... Вгоняет меня в столбняк.
      И не только меня.
      За короткое время новый радиомагнат сумел стать самым популярным мужчиной у городских красавиц. Конечно, не последнюю роль тут играл его неплохой социальный статус. Но разве может разонравиться красивый и умный мужчина только потому, что он хорошо обеспечен?
      По-моему, этот недостаток легко переживает любая женщина!
      Значит, решено. Беру в оборот Дердекена и пришиваю его к своей юбке всеми дозволенными и недозволенными способами.
      Кстати, о недозволенных способах... Постель сюда включаем или лучше не рисковать?
      Я поежилась.
      Хотите, верьте, хотите, нет, но я барышня не современная. Конечно, у меня был роман, дошедший до эротического завершения, но он остался в моем далеком университетском прошлом. С тех пор я свои отношения с мужчинами ограничиваю рамками платонического ухаживания. Мне так гораздо удобней. Удобно ли это мужчинам? Судя по бесконечной смене нимф в Лешкиной жизни, не удобно. Ну, что ж... Это, как говорится, мужские проблемы!
      Раньше я ими не обременялась, но сейчас ситуация переменилась. Мне хотелось выбрать самый надежный способ плюнуть в подлую Лешкину душу. А лучшего способа, чем Иван Дердекен, я придумать не могу.
      Приняв это непростое решение, я взбодрилась окончательно. Мною овладела мрачная решимость, с которой Жанна д’ Арк шла на костер. Неприятно, конечно, но не отступать же назад!
      До радиостанции я доехала быстро. Дневная дорога была пустынной, мелкие дождевые капли размазали мир за стеклом в серое неаппетитное месиво.
      Я припарковала машину на обочине, вышла из салона и побежала к крутящимся дверям. Торопливо заскочила под навесной козырек, втиснулась в узкое пространство между дверными перегородками. Вошла в холл, встряхнула влажными волосами...
      – Молодец, быстро приехала, – сказал Иван.
      Я живо обернулась.
      Он стоял, прислонившись плечом к стене, и наблюдал за мной с легкой полуулыбкой на губах. И я с отчаянием почувствовала, как моя свободная воля растворяется в ярко-бирюзовых глазах, сверкающих в полутьме пустого холла.
      – Привет, – сказала я машинально.
      Иван оторвался от стены, подошел ко мне. Остановился рядом, и я с трудом удержалась от желания закрыть глаза. Не знаю, почему он имеет надо мной такую власть. Не понимаю и не могу объяснить этого даже себе самой.
      – Привет, – ответил Иван через небольшую паузу. Его глаза скользнули с моей мокрой макушки на кончики моих забрызганных туфель. Мне захотелось спрятать ноги, только я не знала, как это сделать.
      – Замерзла?
      Я машинально кивнула.
      – Может, сначала высохнешь, потом поедем? – предложил Иван. – Хочешь, выпьем чаю? Или чего-нибудь покрепче?
      – Я за рулем, – напомнила я.
      Иван отмахнулся от затруднения.
      – Подумаешь! Я поведу!
      – Давай лучше чай, – решила я.
      Иван повернулся ко мне боком и сделал молчаливый жест в сторону лестницы. Я послушно пошла вперед.
      Мы поднялись на второй этаж. Я все время чувствовала за своей спиной чужое дыхание, и это ощущение было одновременно упоительным, волнующим и страшным. Особенно в свете решения принятого мною десять минут назад.
      Господи, что из всего этого выйдет?..
      – Ничего хорошего! – мрачно предупредило меня благоразумие. – Остановись, пока не поздно!
      – Еще чего! – огрызнулась я. – Решила – значит, все! Лешке можно, а мне нет?
      – Дура! – припечатало благоразумие.
      – Само такое, – ответила я и вышвырнула доводы рассудка вон из головы.
      Мы шли по коридору, мимо запертых редакционных дверей. Радиостанция выглядела пустой и вымершей. В один момент я замешкалась и чуть не столкнулась с Иваном, который бесшумно шагал впритык за мной.
      – Ой! Извини.
      Я посторонилась. Он улыбнулся и ничего не ответил.
      – А почему сегодня никого нет? – спросила я, указывая на закрытые двери.
      – Потому что сегодня мы не вещаем, – ответил Иван. – Если тебя интересует штат, приезжай завтра. Завтра будут все.
      – Приеду, – пообещала я неуверенно.
      А сама подумала: «Интересно, что будет завтра?»
      «Завтра» казалось мне хорошо укрепленной границей в наших отношениях с Иваном. Возможно, завтра я буду вспоминать свои сегодняшние страхи со снисходительной усмешкой. А возможно, все получится наоборот, совсем не так, как я задумала. И я буду думать о настоящей минуте с горечью и сожалением.
      Может, и правда, остановиться?
      Но я решительно потрясла головой и отогнала малодушные сомнения.
      Иду до конца. Чем бы это ни кончилось.
      – Мы пришли, – сказал Иван.
      Я послушно затормозила перед деревянной дверью, на которой не было таблички. Иван достал из кармана ключ и отпер замок. Толкнул дверь, она плавно поехала вглубь комнаты.
      – Прошу, – пригласил Иван.
      Я переступила порог и огляделась.
      Не знаю, что я ожидала увидеть. Но уж точно не такую странную неуютную пустоту.
      Комната выглядела нежилой. Обычно так выглядят комнаты с незавершенным ремонтом. Вроде бы основная работа позади, но не хватает каких-то пустяков, милых сердцу мелочей, которые сразу делают жилье домом, а не времянкой сторожа.
      – Ты здесь живешь? – уточнила я на всякий случай.
      – Да, – ответил Иван. Шагнул следом за мной и прикрыл дверь. Просто прикрыл, а не запер на ключ, как отметило мое взъерошенное сознание. Значит, не планировал ничего «такого»...
      На мгновение я устыдилась своей испорченности.
      – А тебе не нравится? – спросил Иван, продолжая тему.
      – Нет, ну почему...
      Я пожала плечами и окинула комнату еще одним взглядом.
      – Миленько... Только пусто.
      – Не люблю захламлять свою жизнь, – ответил Иван, смеясь.
      – Это чувствуется, – признала я.
      Комната казалась большой и светлой. Только уюта от этого в ней не прибавлялось. Возможно потому, что на окне не было ни штор, ни занавесок, ни даже офисных жалюзи. Возможно потому, что вся обстановка состояла из большого углового дивана, над которым висел ночник, письменного стола, на котором стоял большой компьютерный монитор, двух стульев и шкафа, встроенного в стену. Кроме компьютера в комнате не было никакой техники. Не было даже телевизора. Правда, аскетичный вид помещения немного оживляли две книжные полки, набитые разноцветными томиками.
      – Можно посмотреть? – спросила я Ивана, указывая рукой на книги.
      – Конечно, – ответил он. – Только вряд ли ты найдешь что-то интересное.
      Я подумал, что мне интересно все, что читает мой предполагаемый любовник. По принципу: скажи, что ты читаешь, и я скажу, кто ты. В городской квартире Ивана я обнаружила лишь один том Энциклопедии Британика. Согласитесь, по одной этой книге трудно сделать выводы о личности читателя.
      Я подошла к полке, наугад вынула одну книгу. Повертела ее перед глазами, озадаченно нахмурилась.
      Учебник по физике для вузов. Муть какая...
      Я вернула учебник на место, вытащила второй том. Самоучитель по механике. Еще лучше.
      Я поставила книгу на полку, достала третий том.
      Сборник задач по физике. Рекомендован для специалистов профильных вузов.
      Я шлепнула книгу на полку и отряхнула пальцы.
      – Прости, – сказал Иван за моей спиной. – Я же тебя предупреждал...
      Я повернулась к нему. Иван ловко накрывал стол для предстоящего чаепития. Там уже стоял большой полуторалитровый термос, две прозрачные чашки с блюдцами, конфетница и блюдечко с лимоном.
      – Зачем тебе все это? – спросила я, кивнув на полку.
      Иван пожал плечами.
      – Интересно... Тебя в школе не увлекали точные науки?
      – Нет, – ответила я недовольно. – Я типичный гуманитарий.
      – А я читать не любил, – откровенно поведал Иван.
      – Не любил читать? – изумилась я. – Почему?
      Иван поставил на стол сахарницу и задумался.
      – Бог его знает, – ответил он наконец. – Наверное потому, что преподавание литературы в школе грешит некоторым интеллектуальным уродством. Помню, как я намучился с «Мертвыми душами». Джокер говорит, что книжка хорошая, а я до сих пор не могу заставить себя перечитать.
      – А с точными науками в школе все благополучно? – ядовито поинтересовалась я. Мне казалось, что дело обстоит прямо противоположным образом. Лично мне было проще прочитать «Мертвые души», чем решить задачку по физике.
      – Абсолютно! – спокойно ответил Иван, не замечая моего издевательского тона. – Что хорошо в точных науках? То, что они идут по ступенькам: от низшей к высшей. Все ясно, все логично, одно вытекает из другого. Невозможно пропустить ступеньку, иначе не пройдешь следующую. Есть логическая цепочка, которая не зависит ни от моих вкусов, ни от моих чувств... Понимаешь?
      – Понимаю, – ответила я, пристально разглядывая собеседника. – Любишь четкий солдафонский порядок? Существование по точной формуле?
      Иван виновато развел руками.
      – Можно и так сказать. Я тебя разочаровал?
      Я пожала плечами.
      – Не знаю... Немного...
      – Майка, все люди разные, – примирительно сказал Иван. – Ты вот, к примеру, не увлекаешься физикой. Но это вовсе не убавляет тебе очарования в моих глазах. Даже наоборот. Ты можешь рассказать мне то, что я пропустил, пока решал свои задачки.
      И, резко меняя тему, добавил:
      – К столу! А то чай остынет.
      Я уселась на неудобный жесткий стул. Иван придвинул ко мне полную чашку.
      – Сахар?
      – Нет, спасибо. Я с конфетой.
      Я развернула шоколадную конфету и откусила сразу половину.
      – Любишь шоколад? – спросил Иван.
      – Обожаю! – призналась я.
      – И я люблю.
      – Здесь я тебя понимаю.
      Мы немного посмеялись, допили чай, бросая друг другу редкие, ничего не значащие фразы. Наконец, чашки были отодвинуты.
      – Ну? – спросил Иван. – Что решает дама?
      – Едем в город! – сказала я твердо.
      – Прекрасно!
      Иван встал. Следом за ним поднялась я.
      – Я помою посуду? – предложила я без особого энтузиазма.
      – Нет, – ответил Иван. – Ты у меня в гостях.
      Я не стала настаивать. Для приличия закрыла крышкой сахарницу и отодвинула ее от края стола.
      – Подождешь внизу? – попросил Иван. – Я быстренько переоденусь.
      – Зачем? – не поняла я.
      – Ну, как?.. Идем в приличное место, значит, нужно прилично выглядеть. В таком виде...
      Иван критически оглядел свои потертые джинсы, которые, на мой взгляд, шли ему бесподобно.
      – ...меня могут не пустить, – договорил он.
      – А меня в джинсах пустят? – испугалась я.
      – Тебя пустят куда угодно! – твердо заверил Иван. – Ты выглядишь ослепительно.
      – Да? – неуверенно переспросила я. Вздохнула и пробормотала себе под нос:
      – Будем надеяться.
      – Поверь мне!
      – Верю, верю, – отмахнулась я. Повернулась и пошла к двери. Перед тем как взяться за ручку, повернулась к Ивану и сказала:
      – Жду в машине.
      – Возьми зонт!
      Иван открыл шкаф, достал из него черную длинную трость. Протянул мне, повторил:
      – Я очень быстро. Буквально десять минут.
      – Не торопись, – ответила я.
      Вышла в коридор и бесшумно прикрыла за собой дверь.
      Почему меня все время преследует чувство неясного разочарования? Что меня так разочаровывает? То, что Иван ведет себя прилично? Не пристает, не лезет с поцелуями?
      Стыдно признаться, но, видимо, именно так.
      А, может, меня раздражает то, что именно он установил границы наших отношений? Границы, перейти которые мне пока не удается. При всем моем желании.
      Я вздохнула. Постояла на верхней ступеньке и медленно пошла вниз.
      На улице бушевала самая настоящая гроза. Мелкий колючий дождик сменился яростными разливами, лужи под ногами превратились в озера.
      Я раскрыла зонт, торопливо добежала до машины. Трясущейся от холода рукой, открыла дверцу и плюхнулась в салон. Внутри машины было еще холодней, чем снаружи, и я даже пару раз клацнула зубами. Бросила мокрый зонт между сидениями, включила печку, сунула ладони под мышки.
      Ну и денек!
      Когда руки немного отогрелись, я пошарила по волнам радиоприемника. Нашла романтическую волну, поколебалась, стоит ли ее оставлять. Не слишком ли прямолинейно это выглядит?
      «А, плевать! – решила я. – Мне нужно, чтобы у предполагаемого любовника возникло соответствующее настроение!»
      Не успела я додумать, как дверца пассажира распахнулась, и Иван бесшумно, как леопард, уселся в кресло.
      – Уже? – поразилась я. – Оперативно!
      – Я быстро собираюсь, – равнодушно обронил Иван.
      Я искоса оглядела спутника. Ну, до чего же хорош, гад!
      Иван не стал наряжаться в корректный костюм. Наверное, правильно посчитал, что мой прикид на таком фоне будет выглядеть убого. Он просто сменил вытертые «ливайсы» на классические черные джинсы от Хьюго Босса и завязал поверх рубашки рукава серого свитера.
      – Господи, как ты не мерзнешь? – не удержалась я.
      – Я закаленный, – похвастал Иван.
      – Заметно.
      Я тронула «ниву» с места. Иван склонил голову к плечу, вслушиваясь в звук мотора.
      – Свечи нужно менять, – сказал он вполголоса. – Чувствуешь, машину немного дергает?
      Я с тревогой посмотрела на него.
      – Это серьезно?
      – Пустяки, – успокоил меня Иван тоном опытного врача. – Сделаю сам. Знаешь, что? Оставь мне машину до завтра. Проведу профилактику. Хочешь?
      – Конечно, хочу! – ответила я с благодарностью. – Только мне неудобно, что я тебя так загружаю.
      Иван отмахнулся.
      – Никого ты не загружаешь! Это же моя работа! Помнишь, я тебе говорил, что я механик?
      – Помню, – ответила я. Подумала и добавила:
      – Нужная специальность.
      – Вот видишь! – уличил Иван. – А ты носик морщила!
      Я засмеялась.
      – Была не права.
      – То-то! – завершил Иван. И вдруг спросил без всякого перехода:
      – У тебя волосы от природы вьются или это химия?
      Я даже притормозила от удивления.
      – От природы... А что?
      – Ничего, – ответил Иван, глядя прямо перед собой. – Красиво.
      – Неудобно! – пожаловалась я с тайным кокетством. – Они после дождя не расчесываются!
      – Оставь так, – посоветовал Иван, по-прежнему не глядя на меня. – Тебе идет.
      Я смущенно умолкла.
      Мы миновали пост ГИБДД перед въездом в город. Перед нами распростерлись вымокшие городские многоэтажки.
      – Куда? – спросила я, сбрасывая скорость.
      – Куда хочешь, – ответил Иван.
      Я немного подумала и повернула к ресторану, возле которого видела Лешку с веселой вдовой Ирой Терехиной.
      Если мне повезет, они сегодня будут обедать именно там.
      Мне повезло. Перед входом в ресторан стоял Лешкин «фольксваген».
      Я аккуратно приткнула «ниву» рядом с ним.
      – Хочешь обедать здесь? – спросил ничего не подозревающий Иван.
      – Здесь! – ответила я твердо.
      – Тогда подожди минуту.
      Иван забрал зонт, открыл дверь и ловко скользнул наружу. Раскрыл зонт, обежал машину и помог мне выйти.
      Я заперла машину, весело спросила:
      – Идем?
      – Идем! – ответил Иван.
      Я взяла его под руку, и мы зашагали к входной двери, распахнутой для нас предупредительным швейцаром. Мной овладело веселое хулиганское настроение.
      – Что ты делаешь? – успело испуганно шепнуть благоразумие.
      – Иди к черту! – легко ответила я и вошла в раскрытую дверь. Иван шагнул следом, дверь захлопнулась, как мышеловка.
      Назад дороги не было.
 
      В зале ресторана было немноголюдно. Лешку я увидела сразу; он сидел спиной к входу и оживленно разговаривал со своей спутницей. Спутницу моего лицемерного поклонника вам можно не представлять. Да-да, веселая вдова, Ирина Терехина собственной персоной.
      Она сидела лицом к двери, и, едва успев войти в зал, я немедленно столкнулась с ней взглядом.
      Потом взгляд веселой вдовы скользнул через мое плечо и стал напряженным.
      Я оглянулась.
      Иван стоял на пороге и ждал, когда я выберу понравившийся столик.
      – Хочешь, сядем во-он там? – спросил он шепотом и кивнул головой на столик, уютно спрятанный в углу зала за пальмовой кадкой.
      – Хочу, – ответила я громко и еще раз покосилась на свою соперницу. Веселая вдова отчего-то не выглядела такой уж веселой. Ее глаза, не отрываясь, буравили моего элегантного спутника.
      «Что, милая, скушала?» – подумала я злорадно.
      Лешка, заподозрив неладное, удивленно обернулся. Минуту он, не отрываясь, смотрел на нас с Иваном. Потом его челюсть медленно поползла вниз. Я дождалась, когда взгляд приятеля станет осмысленным, и небрежно кивнула.
      Лешка мне не ответил. Честно говоря, меня это не столько удивило, сколько обрадовало.
      Зацепило, зацепило!
      «Так тебе и надо, лицемер,» – припечатала я мысленно. Повернулась к Ивану, нежно улыбнулась и мило прочирикала:
      – Идем?
      И, не ожидая ответа, двинулась к угловому столику, скрытому пышной пальмой.
      Мы уселись. С моего места столик Лешки просматривался как на ладони. Иван сидел спиной к этой парочке, поэтому не замечал ни ярости Лешки, ни пристального интереса его дамы.
      – Ты ее знаешь? – спросила я, кивая подбородком на вдову Терехину.
      – Кого? – не понял Иван.
      – Даму, которая сидит со Звягиным.
      Иван добросовестно осмотрелся. Нашел взглядом Лешку, столкнулся глазами с его спутницей. Слегка пожал плечами в ответ на ее сверлящий взгляд и повернулся ко мне.
      – Лицо знакомое, только не могу вспомнить... Кто это?
      – Это вдова Терехина, – ответила я.
      Иван откинулся на спинку стула.
      – А-а-а, – протянул он понимающе. – Я же говорю, лицо знакомое.
      – Ты с ней общался? – заинтересовалась я.
      – Если это можно назвать общением. Так, расшаркивались при встрече.
      – При встрече с кем? – не поняла я.
      Иван весело приподнял брови.
      – При встрече с Терехиным, разумеется! Пару раз она была рядом и держала мужа под руку. Согласись, я не мог не поздороваться. Это было бы невежливо.
      Я молча повозила руками по столу. Невежливо! Подумаешь, великая важность! Пережила бы как-нибудь!
      Все эти контрдоводы мгновенно промелькнули в моей голове, но я благоразумно оставила их при себе. Незачем Ивану думать, будто я ревную к веселой вдове своего старого приятеля.
      – А ведь ревнуешь! – ехидно уличило меня благоразумие.
      – Плевать мне на них обоих! – огрызнулась я.
      – Что-то не верится!
      – Потерпи, если не верится, – осадила я. – Докажу не словом, а делом.
      – Дура, ой, дура! – зачастило благоразумие, но я снова вышвырнула его прочь из головы.
      Подоспел официант и разрядил скопившееся напряжение. Я долго копалась в меню, выбирая блюда. Иван терпеливо ждал, не проявляя недовольства или нетерпения. Лешка бы на его месте уже десять раз спросил:
      – Ты грамотная?!
      А Иван молча ждет, когда дама завершит свою филигранную работу.
      Потрясающий мужчина! Ничем его не прошибешь!
      – Мне то же самое, – только и сказал он, когда я, наконец, сделала свой выбор.
      Официант почтительно склонил голову и бесшумно унесся прочь. Я снова поймала бешеный Лешкин взгляд и внутренне возликовала. Все получалось даже лучше, чем я задумала.
      Теперь нужно сделать вид, что у нас с Иваном началась теплая задушевная беседа. Итак, создаем мизансцену...
      Я подвинула стул ближе к столу и наклонилась к Ивану.
      – У вас были хорошие отношения? – спросила я, обворожительно улыбаясь.
      – С кем? – не понял Иван.
      – С Терехиным, разумеется!
      – А-а-а...
      Он добросовестно задумался.
      – Не сказал бы, – признал Иван после минутного молчания. – У меня создалось ощущение, что я ему чем-то мешаю. По-моему, он не любил делиться.
      – Да, уж, не любил, – пробормотала я про себя. И громко добавила:
      – А как вам удалось договориться? Вам ведь удалось договориться?
      – Мы были в процессе подписания мирного договора, – дипломатично выразился Иван. – Почему ты об этом спрашиваешь?
      – Интересно! – ответила я и кокетливо поправила локон. Лешка нервно дернулся, и это движение от меня не ускользнуло. Я нежно улыбнулась Ивану и договорила:
      – Не забывай, что это часть моей профессии: интересоваться тем, что происходит в городе.
      Иван не ответил. Скользнул по моему лицу быстрым взглядом, усмехнулся и снова опустил глаза. Хорошо, что Лешка его не видит! Никакой романтикой там не пахнет!
      «Господи, что за жизнь? Все приходится делать самой,» – подумала я с раздражением.
      Тут же задавила негативные ощущения и снова ласково улыбнулась.
      – Один мой знакомый говорит, что видел вас втроем, – сказала я, совершенно не думая, что говорю. Меня интересовал только яростный Лешкин взгляд, которым тот испепелял то спину Ивана, то мою лживую физиономию.
      – Втроем? – переспросил Иван.
      – Да, – продолжала я, краем глаза наблюдая за столом своего приятеля. Терехина положила руку на Лешкину ладонь, и я чуть не задохнулась от злости. Но Лешка стряхнул ее руку решительным, почти грубым жестом. Я тихо возликовала.
      – Втроем, – повторила я. – Ты, Азик и Терехин выходили из загородной гостиницы. Причем с таким видом, словно недавно побратались.
      – Кто тебе сказал? – спросил Иван.
      Я чуть было не проговорилась. Все мое внимание было направлено на Лешкин столик. После того как он грубо стряхнул ручку веселой вдовы, та решила обидеться. Приподнялась со стула, но Лешка опомнился и удержал ее виноватым жестом.
      Скотина!
      – Что ты говоришь? – переспросила я машинально.
      – Я говорю, кто тебе это рассказал? – раздельно повторил Иван.
      Я с трудом оторвалась от лицезрения нечистой парочки и уставилась на своего визави.
      – Ну, знаешь! – сказала я с негодованием. – Источники не раскрывают!
      Иван пожал плечами. Хотел что-то сказать, но тут вернулся официант, толкая перед собой столик, доверху уставленный посудой. Я в ужасе воззрилась на него.
      Неужели я все это заказала?
      Минуту или две мы молчали, наблюдая за тем, как официант ловко расставляет перед нами тарелки. Над ними поднимался упоительно вкусный пар, но даже запах еды не мог отвлечь меня от столика напротив. Лешка наклонился над столом, веселая вдова подалась к нему.
      Лешка что-то втолковывал ей вполголоса, Терехина внимательно слушала.
      Заговорщики хреновы!
      Я подтянула к себе тарелку и ткнула вилкой в нежнейший крабовый салат. На несколько минут мое настроение улучшилось.
      Что ни говори, приятная это штука – вкусная еда!
      Салат был приготовлен великолепно, и мое внимание временно переключилось с нечистой парочки на собственную тарелку. Отбивная в кляре тоже не подвела: такого вкусного мяса я не ела бог знает сколько. Грибное суфле, запеченное в горшочке, буквально таяло во рту. А кусочек торта, которым я завершила трапезу, вознес меня на небеса.
      – Потрясающе! – пробормотала я, подбирая чайной ложкой остатки на тарелке.
      – Заказать еще? – спросил Иван.
      – Нет-нет! – испуганно откликнулась я. – Ты с ума сошел! Еще сто грамм – и я лопну!
      Тут мой взгляд нечаянно упал на тарелку спутника. Салат и отбивная выглядели почти нетронутыми.
      – Почему ты ничего не ешь? – поразилась я. – Не нравится?
      – Нравится, – ответил Иван. – Все очень вкусно.
      – Откуда ты знаешь? Ты же ни к чему не притронулся!
      – Я все попробовал, – успокоил меня Иван. – Я мало ем.
      Мне в очередной раз стало стыдно за свою прожорливость.
      Я подняла на Ивана виноватые глаза.
      – Это неприлично, да? – спросила я, как школьница.
      – Ты о чем? – не понял он.
      Я указала на свои вылизанные тарелки.
      – Лопать все подряд, как я. Понимаешь, я проклинаю свой аппетит, но вспоминаю, что это неприлично, когда все уже съедено.
      – Мне нравится, когда у человека здоровый аппетит, – ответил Иван.
      – Честно?
      – Абсолютно!
      Я немного приободрилась.
      – Одна моя знакомая сказал, что я еще не перевалила через хребет.
      – Какой хребет?
      – Возрастной, – пояснила я. – Поэтому не утратила вкуса к жизни. В прямом и переносном смысле.
      Иван сделал короткий уважительный жест бровями.
      – Неглупо, – признал он. – Сколько лет знакомой?
      Я засмеялась.
      – А вот этого, мой дорогой, никто не знает. Она профессиональная актриса. Налей мне чаю...
      Иван поднял небольшой фарфоровый чайничек. Я молча смотрела, как ароматная коричневая струя заливает золотой цветок, нарисованный на дне чашки.
      – Все, спасибо.
      Иван поставил чайник на стол. Я взялась за ручку и напомнила:
      – Ты мне не ответил. Каким образом ты договорился с хозяевами города? Общеизвестно, что Терехин с Азиком ненавидели конкурентов и выдавливали их отсюда всеми дозволенными и недозволенным способами.
      Иван налил себе чай и сделал бесшумный глоток.
      – Иван!
      Он поставил чашку на стол и посмотрел мне прямо в глаза. Молча.
      – Не хочешь говорить? – спросила я тихо.
      Он все так же молча наклонил голову.
      – Почему? – удивилась я. – Это, что, тайна?
      Иван разомкнул плотно сжатые губы и ответил:
      – Это скучно.
      – Скучно? – поразилась я.
      – Конечно! Зачем тебе все это знать?
      Я обиделась.
      – Ну, конечно, – начала я злобно. – Моим маленьким женским умишком не охватить всю глубину мужских проблем...
      – Майка, дело не в этом, – перебил меня Иван.
      – А в чем?
      Он несколько секунд смотрел мне в глаза. Я не выдержала, и первая отвела взгляд.
      – Ты любишь футбол? – вдруг спросил Иван.
      – Терпеть не могу! – ответила я горячо.
      – Об этом и речь, – спокойно подвел итог Иван. – Есть игры, в которых женщина вполне может разобраться. Правила-то не сложные... Просто зачем это ей? Есть вещи гораздо более интересные, чем игра в футбол. Ты меня понимаешь?
      – Понимаю, – подтвердила я, не глядя в глаза собеседнику. – Только почему ты решаешь за меня, что мне интересно, а что нет?
      Иван отодвинул недопитый чай.
      – Майка, давай уйдем отсюда, – предложил он мирно.
      – Почему?
      – Потому что ты все свое внимание уделяешь соседнему столу, – ответил Иван. – А мне бы тоже хотелось попасть в сферу твоих интересов. Пускай даже мимолетных.
      Я оторвалась от лицезрения нечистой парочки и посмотрела на Ивана. В ушах зашумела подступившая кровь. Я быстро опустила взгляд.
      Господи, стыдно-то как! Он обо всем догадался!
      – Прости меня, – попросила я, глядя на свои руки.
      – Прощаю, – немедленно откликнулся Иван. – Мы уходим?
      – Уходим, – ответила я покорно.
      Иван сделал жест в сторону невидимого мне официанта. Тот подлетел с кожаной папочкой, в которую был вложен счет. Иван расплатился, поднялся из-за стола. Следом встала я. Иван отодвинул мой стул и я, не глядя по сторонам, зашагала к выходу.
      Но, даже не глядя на Лешку, я чувствовала затылком его яростный пристальный взгляд. Мне очень хотелось ответить приятелю независимым и гордым взором, но я помнила, что следом за мной идет Иван, от которого невозможно ничего утаить. Поэтому я не обернулась, а просто вышла из зала и направилась к дверям.
      Швейцар приоткрыл створку. Иван раскрыл над моей головой зонт, и мы зашагали к старенькой «ниве», сиротливо мокнущей под дождем.
      Я молча плюхнулась на водительское кресло. Иван аккуратно захлопнул дверцу и обошел машину. Уселся рядом со мной, закрыл зонт, стряхнул с него дождевые ручейки. Уложил зонт между двумя сидениями и повернулся ко мне.
      Я не знала, что сказать, поэтому сидела молча.
      – Ну? – спросил Иван. – Поехали?
      Я сунула ключ зажигания в отведенное ему место.
      – Куда?
      Иван легко вздохнул.
      – Прости, – признал он. – Тебе со мной скучно.
      – Нет, что ты...
      – Скучно, скучно!
      – Все совсем не так...
      Иван дотронулся до моей руки теплой ладонью.
      – Ты привезла меня сюда для того, чтобы насолить Звягину? – спросил он спокойно.
      Я вздрогнула.
      Догадался! Конечно, догадался! Глупо считать умного взрослого человека недоразвитым теленком!
      Я подняла на Ивана виноватые глаза.
      – Прости меня, пожалуйста, – начала я.
      – Не извиняйся, – перебил Иван. – В конце концов, я сам напросился на этот обед. Так что ты не виновата. Я же слышал, как ты со мной разговаривала по телефону... Мог бы и догадаться.
      Он почесал переносицу и спросил:
      – Вы поссорились?
      Я глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду.
      – Ты все неправильно понял, – сказала я медленно, взвешивая каждое слово.
      – Вот как?
      – Да. С Лешкой меня связывают только дружеские отношения.
      – Ага! – недоверчиво подтвердил Иван. – А зачем он устроил истерику, когда мы с тобой отправились прогуляться? И сейчас смотрел так, словно решил вскрыть взглядом консервную банку.
      Настал мой черед почесать нос.
      – В общем, ты прав. Понимаешь, я сама не могу разобраться, чего он от меня хочет.
      – Ну, по-моему, как раз в этом разобраться не трудно, – мягко заметил Иван.
      – Иван!
      – Прости, молчу.
      Я сделала еще один глубокий вздох.
      – Ну, да, – призналась я неохотно. – Лешка время от времени намекает мне на свои высокие чувства. И даже предложение сделал.
      – Наверное, после того, как мы встретились на пристани? – снова проявил Иван свою нехорошую проницательность.
      Я не удержалась и фыркнула.
      – Значит, в прошлый раз ты меня тоже использовала...
      Иван поискал нужные слова.
      – ...как бы выразиться... в качестве подставного воздыхателя?
      Я прикусила губу. Крыть было нечем. Все козыри находились у моего собеседника.
      – Очень неглупый ход, – неожиданно одобрил Иван.
      Я так удивилась, что даже закашлялась.
      – Что? – переспросила я, когда обрела способность говорить. – Ты на меня не сердишься?
      – Конечно, нет! Я бы на твоем месте поступил точно так!
      Я только открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег.
      Иван поудобней устроился в кресле и спросил:
      – А теперь объясни мне: за что ты хочешь ему отомстить? Я имею в виду твоего поклонника Звягина.
      Я крепко сжала руки в кулаки.
      – За вранье!
      – За вранье? – удивился Иван. – Ты его поймала на вранье?
      Я мрачно покосилась на собеседника.
      – По-твоему, с кем он сегодня обедал?
      – С вдовой коммерсанта Терехина, – ответил Иван спокойно. – А по-твоему, с кем?
      – А по-моему, со смазливой дамочкой, – угрюмо ответила я. Хотела поведать историю о том, как я пыталась пригласить Лешку на обед, а Терехина увела его у меня из-под носа. Но потом спохватилась, опомнилась и промолчала.
      Незачем Ивану знать о том, что наш совместный культпоход – ответ на унижение, постигшее меня утром.
      – Вот видишь! – продолжал Иван все так же спокойно. – Мужчины и женщины смотрят на жизнь разными глазами. Почему бы тебе не взглянуть на ситуацию под другим углом?
      – Например?
      Иван немного поерзал по сиденью.
      – Ну, например, Терехин имел яхту, – начал он. – Яхта после его смерти перешла к жене. Так?
      – Так, – ответила я. – И поэтому Лешке потребовалось обсуждать деловые вопросы на совместном обеде в ресторане? В клубе этого сделать было нельзя?
      – Логично, – признал Иван. – Но, возможно, есть другие деловые вопросы, которые в клубе обсуждать... нежелательно.
      – Какие вопросы?!
      Я не удержалась и повысила голос. Тут же спохватилась и повторила тише:
      – Какие вопросы? Они знакомы без году неделя! Что их может связывать, кроме обычных амурных шашней? Хотя каюсь: у дамочки есть свой деловой интерес. Она только что похоронила богатого мужа и обнаружила, что осталась на бобах. В этой ситуации ей позарез необходим влюбчивый лопух вроде Лешки. Вот она и вцепилась в этого придурка. А он, как обычно, уши развесил!
      Я поперхнулась своим негодованием и умолкла.
      – Злишься? – спросил Иван, не повышая голоса.
      Я пренебрежительно фыркнула.
      – Еще чего! Просто противно, что он мне постоянно врет прямо в глаза. Вот и все.
      – Выходи за него замуж, – предложил Иван. – И смазливые дамочки, вроде этой вдовы, перестанут к нему клеиться. Ну, перестанут клеиться так откровенно, – поправился Иван, уловив мой насмешливый взгляд.
      – Ага! – сказала я язвительно. – Вот спасибо! И всю оставшуюся жизнь я потрачу на то, чтобы отгонять от мужа назойливых дамочек! Как мух! Прости, Иван, у меня другие интересы.
      – Какие? – тут же спросил Иван. Я запаниковала.
      – Ну... Разные... Профессиональные в том числе...
      Я умолкла. Вопрос о моих жизненных интересах возникает уже не в первый раз, а четкого ответа на него у меня попрежнему нет.
      Иван подождал еще немного, но я взяла прочный таймаут. Сначала я должна разобраться в этом вопросе сама, а потом уже обсуждать его с другими.
      – Чем я могу тебе помочь? – спросил Иван своим обычным благожелательным тоном.
      Я запаниковала.
      – Что ты! Никакая помощь мне не нужна! Я и так...
      Я хотела извиниться за то, что использовала Иван в качестве подставного воздыхателя, но не осмелилась выговорить это словосочетание. Поэтому умолкла.
      – Ты его любишь? – спросил Иван так прямо, что я покраснела.
      – Ерунда какая!
      – Но ты же хотела ему отомстить?
      – Одно вовсе не следует из другого, – огрызнулась я. – Это тебе не математика!
      Иван подумал и сделал короткий утвердительный кивок.
      – Я не просто так спрашиваю, – сказал он спокойно. – У меня есть кое-какой жизненный опыт, и я предлагаю его к твоим услугам. Если тебе нужен Звягин, ты его получишь.
      – А если нет? – так же прямо спросила я. – Если мне нужен не Звягин, а... кто-то другой?
      Сказала – и обомлела от собственной прямоты. Мои щеки немедленно стали багровыми.
      Иван повернул голову и посмотрел на меня. Его глаза внимательно сощурились.
      – В таком случае, сначала разберись, – посоветовал он мне. Но посоветовал так мягко и благожелательно, словно был моим папочкой.
      – Хорошо, – прошептала я послушно. Подняла голову и попросила:
      – Не сердись на меня!
      – Ни за что! – откликнулся Иван. Я бросила на него смущенный взгляд и увидела, что он улыбается.
      – У тебя замечательный характер, – сказала я с благодарностью.
      Он снова повернул голову. Ярко-голубые глаза заглянули мне прямо в душу.
      – Ты так думаешь? – спросил Иван.
      Ответить я не успела. Чужим голосом затрезвонил мобильник, Иван достал из кармана маленький аппарат и приложил его к уху.
      – Слушаю.
      Минуту он молчал. Я напрягла свой любопытный слух, пытаясь уловить, женский голос в трубке или мужской, но у меня ничего не получилось. Я бросила быстрый взгляд на Ивана: может, удастся определить по выражению лица, кто собеседник? Но его лицо оставалось таким же спокойным и непроницаемым, как обычно.
      Наконец, Иван оторвал трубку от уха, сложил аппарат и сунул его в карман.
      – Прости, мне нужно ехать домой, – сказал он. – Одолжишь мне машину? Я завтра же верну!
      – Конечно, одолжу, – сказала я. Не удержалась и спросила:
      – Все в порядке?
      – В полнейшем, – ответил Иван.
      Я кивнула.
      Завела мотор, тронула машину с места и поехала домой. Вернее, в квартиру Ивана, которая уже успела стать моим домом.
      Остановилась у подъезда, повернулась к спутнику и спросила:
      – У нас все хорошо?
      Иван молча взял мою руку и поцеловал ее. Это называется, понимай, как хочешь. Как же мне осточертела его непрошибаемая почтительность!
      – Ты такой джентльмен! – сказала я с тайной горечью.
      – Ты меня похвалила или поругала? – поинтересовался Иван, не выпуская мою ладонь.
      – Не знаю.
      Он аккуратно положил мою руку на мое же колено. Возвратил, так сказать, чужую собственность в целости и сохранности.
      – Разберешься – позвони, – сказал он.
      Я молча смотрела в окно. По стеклу текли нескончаемые дождевые потоки. На душе царили пустота и одиночество.
      – Может, зайдешь? – даже не спросила, а попросила я.
      – Я бы с удовольствием, – вежливо ответил Иван, – но у меня есть небольшое дело.
      – Заходи после своего дела, – сказала я негнущимся голосом, глядя прямо перед собой.
      Иван почти беззвучно выдохнул воздух. Я повернула голову в его сторону. Голубые глаза мерцали в дождливой полутьме, определить их выражение мне не удалось.
      – Это означает «нет»? – уточнила я. И потребовала:
      – Только не юли! Говори прямо!
      – Это означает «нет», – повторил Иван за мной дословно. Я не обиделась. Такой уж сегодня выдался день, состоящий из сплошных унижений и отказов. Мне было интересно только одно: почему? Почему меня все унижают и во всем отказывают?
      – Я тебе не нравлюсь? – спросила я с любопытством.
      – Нравишься, – ответил Иван, не раздумывая. Твердость его тона меня немного приободрила. – Даже слишком нравишься.
      – Тогда почему...
      Я не договорила. Щеки мои пылали.
      – Майя! Я же не таблетка от уязвленного самолюбия! – напомнил Иван и вдруг резко ударил себя кулаком по колену. Я не ожидала такого яростного жеста и невольно вздрогнула.
      – Прости! – быстро извинился он. – Сорвался.
      – Слава богу, – прошептала я. – А то я уж думала, что ты железный.
      – Я не железный, – ответил Иван. – И я не лекарство. Но дело не только в этом. Если я сегодня останусь у тебя, то завтра ты меня спустишь с лестницы под зад коленом. И правильно поступишь, между прочим. Потому что если я сегодня останусь, то воспользуюсь твоей минутной слабостью. А я не хочу пользоваться слабостью женщины, которая мне нравится.
      Иван помолчал и добавил:
      – И еще у меня есть самолюбие. Я хочу, чтобы ты меня выбрала ради меня самого, а не в пику какому-то Звягину. Это понятно?
      – Пока, – сказала я и распахнула дверцу.
      – Майя! Зонт!
      Но я уже ничего не слышала. Ливень обрушился на меня с небес, как гнев божий, и я торопливо побежала к подъезду. Заскочила под козырек, дернула на себя ручку и ворвалась в холл, ни разу не оглянувшись назад.
      Торопливым шагом пересекла пустое пространство, дошла до лифта, ударила ладонью по кнопке вызова.
      Внутри шахты раздалось сердитое гудение потревоженного механизма.
      Я подняла глаза. В простенке между кабинами лифта висело большое овальное зеркало. Оно отразило высокую стройную девушку с длинными ногами. Волосы девушки падали за спину густой кудрявой копной, по лицу стекали дождевые струйки, похожие на слезы.
      Очень даже привлекательная девушка. Можно сказать, красивая.
      Я критически осмотрела отражение еще раз.
      Да. Можно сказать, красивая. Без всякого преувеличения. Непонятно только одно: почему она никому не нужна?
      Я всхлипнула и вытерла мокрое лицо. Кабинка лифта распахнулась, я шагнула внутрь и нажала кнопку нужного этажа. Двери с лязгом сомкнулись, как железные челюсти, и отрезали меня от всех сегодняшних унижений и неприятностей. Я закрыла глаза и припала лбом к холодной стенке.
      Так закончился для меня этот трудный день.
 
      Последующие события покатили таким снежным комом, что я не успевала их осмысливать и систематизировать. Поэтому прошу простить, если рассказ покажется вам немного хаотичным.
      Утром меня разбудил телефонный звонок. Накануне я приняла таблетку снотворного, поэтому не сразу среагировала на внешний раздражитель. Не открывая глаз, поискала телефон вокруг себя, не нашла и со стоном присела на постели.
      Телефон продолжал надрываться.
      Я повела вокруг себя сонным взглядом, сцапала всей пятерней телефонную трубку и поднесла к уху.
      – Да...
      Прямо в мозг ударил голос шефа.
      – Майя!
      – Да, Игорь Константинович, – ответила я, стараясь говорить членораздельно.
      – Что с тобой? Почему такой голос? – встревожился шеф.
      Я махнула рукой, словно шеф мог меня видеть.
      – Все нормально. Засиделась вчера за статьей, вот и проспала.
      Это была почти правда. Третий день, данный мне шефом для написания статьи, истекал сегодня вечером, а там еще конь не валялся. Не могу сказать, что вчера мне удалось продуктивно поработать, но...
      – Майя, статья отменяется, – неожиданно сказал шеф.
      И тут я проснулась окончательно.
      – Что вы сказали? – переспросила я глупо.
      – Я говорю, все от-ме-ня-ет-ся! – повторил шеф по складам. – Дошло?
      – Нет, – ответила я. Свесила ноги с дивана и поискала тапочки. – Что происходит?
      Шеф немного помолчал, потом негромко сказал:
      – Сегодня утром обнаружили тело Азика.
      Я в этот момент уже успела подняться на ноги. Но, услышав новость, немедленно шмякнулась назад, на постель.
      – Что-о-о?..
      – То, что слышала! – раздраженно ответил шеф. Помолчал и добавил тоном ниже:
      – Заказ снимается. Никакой статьи не будет. Не знаю, что там происходит, и знать не хочу.
      – Игорь Константинович!
      – Все!
      Шеф рыкнул так, что я вздрогнула и отодвинула руку с телефоном подальше от уха.
      – Все! – повторил шеф чуть спокойней. – Я вашими головами рисковать не буду. Заказ снят.
      Я выдохнула воздух, скопившийся в легких. В голове бушевала сумятица.
      – Дуй в редакцию, – распорядился шеф. – Мне нужно с тобой поговорить.
      – Игорь Константинович! – успела вклиниться я.
      – Что еще?
      Я проглотила комок в горле и спросила:
      – Сердечный приступ?
      Шеф помедлил.
      – Угадала, – ответил он хмуро.
      – А еще...
      – Да, да! – оборвал меня шеф. – И выражение лица соответствующее! Давай в редакцию! На всех парах! Поняла?
      – Еду! – выдохнула я и разъединила связь.
      Минуту посидела на диване, уронив руки на колени. В голове крутилась только одна дурацкая фраза: вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
      При чем тут какой-то Юрьев день? Что за дурацкая поговорка? Юрьев день, Юрьев день... Кажется, в этот день крепостные крестьяне могли переходить от одного барина к другому. Так сказать, имели право сменить хозяина. По-моему, Юрьев день приходится на двадцать пятое октября. Или на двадцать восьмое? Не помню. Почему я вообще думаю о каком-то Юрьевом дне?! При чем тут Юрьев день?
      Я стиснула руками разламывающиеся виски. Новость оказалась слишком сокрушительной для моих неокрепших мозгов. Нашли тело Азика... Сердечный приступ... Выражение лица соответствующее... Это значит, что нашего городского мафиози перед смертью перекосило от ужаса.
      Господи, да что происходит в этом городе?!
      Резко затрезвонил мобильник. Я вздрогнула и подняла трубку.
      – Алло, – прошептала я, даже не взглянув на определитель.
      – Не разбудил? – спросил Иван.
      Я потерла ладонью лоб.
      – Не разбудил.
      – У тебя голос какой-то сонный, – объяснил собеседник. – Майка, машина стоит у парапета набережной, ключ я бросил в почтовый ящик.
      – Спасибо, – прошелестела я резиновыми губами.
      – Майя!
      Голос Ивана стал встревоженным.
      – Ты здорова?
      – Здорова, – ответила я. Хотела спросить, знает ли Иван последнюю городскую сенсацию, но кто-то внутри схватил меня за горло.
      – Не смей! – шепнул внутренний голос.
      Я удивилась, но послушалась.
      – Спасибо, – повторила я.
      – Это тебе спасибо, – ответил Иван. – Я свечи поменял.
      – Очень тебе обязана.
      – Нет, – отказался собеседник. – Ничем ты мне не обязана. Майя!
      – Что?
      Он немного помолчал.
      – Прости, если я вчера тебя обидел.
      – Не обидел.
      – Майя!
      – Да! – сказала я злобно. Меньше всего мне сейчас хотелось вспоминать вчерашний день, состоявший из сплошных неприятностей и унижений.
      – Когда разберешься в своих чувствах – позвони мне, – попросил Иван.
      – Непременно, – сказала я нетерпеливо. Сейчас меня гораздо больше волновал другой вопрос.
      – Извини, мне нужно бежать на работу.
      – Что-то произошло? – небрежно поинтересовался Иван.
      – С чего ты взял? – фальшиво удивилась я. – Обычный рабочий процесс!
      – Желаю удачи, – откликнулся собеседник. – Пока.
      – Пока.
      Я сунула аппарат в сумку, сорвалась с дивана и бросилась в ванную.
      Через пятнадцать минут я, стоя, допивала чашку растворимого кофе и торопливо дожевывала бутерброд с черствым хлебом.
      Еще через пять минут я выходила из подъезда.
      Иван не обманул, ключ от моей старушки лежал в почтовом ящике. Не сомневаюсь, что и свечи он, действительно, поменял. Но мне показалось, что его вопрос – «Что-то произошло?», – прозвучал с некоторой демонстративной небрежностью.
      Я остановилась, пораженная.
      В чем дело? Я начинаю подозревать Ивана? В чем? В убийстве хозяев нашего города? Не было там никакого убийства! Два сердечных приступа, никакого криминала!
      – И перекошенные от ужаса физиономии, – безжалостно напомнило благоразумие. – А также выгода, которую твой друг Дердекен получает от устранения сразу двоих конкурентов!
      Я начала отбиваться:
      – Во-первых, он не мой друг. Пока, во всяком случае. Вовторых, никто не доказал, что смерть Терехина была насильственной. Про Азика не говорю. Его пока толком осмотреть не успели. В-третьих, совпадения с сердечными приступами, конечно, подозрительные. Но кто сказал, что смерть Терехина и Азика выгодна только Ивану? Они были деловыми людьми! Они были хозяевами многих коммерческих структур! В том числе криминальных! Что я знаю об этой стороне их жизнедеятельности? Ничего! Выходит, валить в одну кучу две смерти и деловые интересы Дердекена несколько преждевременно! Ты не находишь?
      Благоразумие не нашло, что мне возразить. Я торжествующе шмыгнула носом и уселась в машину.
      До места работы я добралась быстро. Припарковала «ниву» на редакционной стоянке, бегом бросилась к входным дверям.
      В редакции царило нервное возбуждение. Коллеги приветствовали меня приглушенными голосами, как на похоронах. Я поискала взглядом Асю Курочкину, но не нашла.
      – Асю не видел? – спросила я Димку Копылова.
      – Давно не видел, – ответил Димка. – Кажется, она в отпуске.
      – В отпуске? – не поверила я.
      – Вроде шеф говорил...
      Тут в нашу общую комнату заглянула секретарша шефа и позвала меня:
      – Майя!
      – Иду! – ответила я громко.
      – Быстро! Игорь Константинович о тебе каждые пять минут спрашивает!
      – Ты во что-то вляпалась? – тихо спросил Димка.
      Я на ходу пожала плечами. Понять бы самой, во что я вляпалась!
      Шеф нервно расхаживал по кабинету. Увидев меня, он остановился и сказал:
      – Слава богу!
      – Почему так нервозно? – поинтересовалась я, усаживаясь в кресло посетителя.
      – А ты не понимаешь? – язвительно вопросил шеф.
      Я вывернула нижнюю губу и развела руками.
      – Не прикидывайся овцой! – рассердился шеф.
      – Игорь Константинович! Я правда не понима...
      – Где ты сейчас живешь? – бабахнул шеф прямо мне в лоб.
      Я поперхнулась от неожиданности.
      В редакции я не сообщала ни одному человеку, что живу в квартире Ивана. Значит, шефу накапал кто-то со стороны. Кто? Родители не в курсе...
      При мысли о родителях меня больно кольнула совесть. Я им ни разу не позвонила с того дня, как обругала отца по телефону.
      «Свинья!» – сказала совесть. Я согласилась.
      – Я задал тебе вопрос! – повысил голос шеф.
      – Я снимаю квартиру, – сухо ответила я.
      В конце концов, где и с кем я живу, касается только меня!
      – У кого?
      – Это имеет значение? – попробовала отбиться я.
      Шеф нетерпеливо закатил глаза под лоб и вернул их обратно.
      – Ненавижу, когда ты дурой прикидываешься, – начал он тихо и злобно. – Все ведь понимаешь! Какого черта?
      – Вас не касается, где и с кем я живу, – отрезала я.
      – Меня не касается? – переспросил шеф. Быстро огляделся, схватил стул, стоявший у стены и подтащил его ко мне. Уселся на стул, как в седло, лицом к спинке, и переспросил:
      – Меня не касается?!
      – Не касается, – подтвердила я сердито. Но в глубине души изрядно струхнула. Видела я шефа в гневе, но его сегодняшнее состояние никакому анализу не поддавалось. Было в нем чтото, намекавшее на возможность рукоприкладства.
      Шеф наклонился ко мне и сказал свистящим шепотом:
      – Ты идиотка!
      – Да как вы...
      – Молчать! Ты больше, чем идиотка! Дура безмозглая! Да я за тебя головой отвечаю! Не перед родителями твоими, нет! Перед самим собой! Перед своей совестью! Потому что я твой начальник! Потому что старше тебя в два раза! Потому что прожил жизнь, о которой ты понятия не имеешь! А ты сидишь тут, перед человеком, который в два раза умней, и выеживаешься?!
      Вообще-то, шеф употребил другое слово, которое нормальные издатели категорически не печатают. Моя трусливая душа свернулась в кокон. Никогда в жизни шеф не говорил таких слов. Во всяком случае, при подчиненных.
      – Я-то думал, у тебя мозги на месте! – продолжал шеф выбрасывать из себя огнедышащую лаву. – Я-то думал, тебе можно доверять! Думаю, Майка – девочка ответственная. Это не Ася Курочкина. Ей можно поручить серьезное дело.
      При упоминании имени Аси я встрепенулась, но тут же снова втянула голову в плечи. Таким я шефа никогда не видела и, надеюсь, никогда больше не увижу. Если повезет, и я выйду из его кабинета живой.
      – Как ты могла настолько забыться? – страстно продолжал шеф. – Как ты могла забыть основное правило журналистики? Как ты могла спать с человеком, который замешан в таких вещах, как убийство?!
      Последнее предложение подействовало на меня, как пощечина. Я вскочила с кресла и выкрикнула:
      – Я не сплю с Иваном!
      Шеф моментально остыл и выдохся, как отработавший вулкан.
      – Нет? – переспросил он недоверчиво.
      – Нет! – ответила я так же громко. Щеки мои пылали. Господи, как хорошо, что вчера Иван мне отказал! Разве я могла бы сейчас смотреть шефу прямо в глаза?
      – Не сплю я с ним! – повторила я и всхлипнула.
      – Не ори, – сказал шеф. Кашлянул в кулак и поднялся со стула.
      Прошелся по кабинету, бросая на меня испытующие взгляды.
      Я снова всхлипнула. На этот раз непритворно. От облегчения.
      – Не реви, – посоветовал шеф. – Я тебе не нянька.
      – Я не реву, – ответила я ломающимся голосом.
      – Тогда сядь.
      Я села в кресло и сгорбила плечи. Ощущать себя невинной жертвой было на удивление приятно.
      Шеф вернулся назад, развернул стул, уселся, но уже нормально, не по-ковбойски. Вытащил из кармана носовой платок и протянул мне.
      – Вытри нос, – посоветовал он брюзгливо.
      Я яростно высморкалась в чужой носовой платок. Так и верну. Будет знать, как орать на подчиненных ни за что ни про что.
      – А почему ты живешь у него в квартире? – спросил шеф так же брюзгливо, но уже тоном пониже.
      – Жить «у него», не значит жить «с ним», – отрезала я.
      Шеф хмыкнул.
      – Ладно, не кипятись, – сказал он примирительно. – Уф... Прямо камень с души...
      Он не договорил, осмотрел меня с головы до ног и снова завелся:
      – Все равно дура! Как ты могла попасть в зависимость от такой темной лошадки, как Дердекен! Забыла, что ты о нем материал собираешь! Совсем шизанулась?!
      – Я не шиза...
      – Что ты ему рассказывала? Отвечай! Только честно отвечай! В глаза мне смотри!
      Я взвилась окончательно.
      – Ничего я ему не рассказывала! У человека свои интересы, ему на наши дела плевать с высокой башни! Да он и не интересовался ни разу, чем там я занимаюсь! Ему это не нужно, ясно?! Вы, что, не допускаете, что человек может просто помочь другому человеку?! Без вопросов! Просто помочь!..
      – Не ори.
      – А как не орать, если по-другому до вас не доходит?! – продолжала я. – Да, если хотите знать, Иван мне нравится! И я не верю, что он замешан в каких-то темных делишках! Почему вы решили, что смерть Терехина и смерть Азика выгодна только Ивану?! Они занимались такими делами, что могли перейти дорогу кому угодно! И не только в нашем городе! Откуда вы знаете, может, они кого-то кинули? Может, с ними разобрался обиженный компаньон?! И потом, кто вам сказал, что Терехина и Азика убили?!..
      – Хватит! – отрубил шеф.
      Я несколько раз энергично выдохнула воздух. Во мне бушевали многие не высказанные слова.
      – Остынь! – велел шеф.
      Подумал и признал:
      – В чем-то ты права. Но все равно, жить с Дердекеном...
      – Жить у Дердекена!
      – У Дердекена, – поправился шеф. Посмотрел на меня и усмехнулся.
      – Жить у Дердекена было колоссальной глупостью.
      – Он предложил мне помочь, – угрюмо ответила я. – Просто так, без всяких обязательств. Нормальный человеческий поступок. И ничего он у меня не выспрашивал.
      – Я рад, что ты можешь смотреть мне в глаза, – сказал шеф. – Передать не могу, как я рад. Ладно, извини, если обидел. Я за тебя испугался.
      Я снова яростно высморкалась. Интересно, эти взрослые меня когда-нибудь оставят в покое?
      – Давай рассуждать, – предложил шеф.
      – Давно бы так, – не удержалась я.
      – Ладно, проехали! – повысил голос шеф.
      Я промолчала.
      – В совпадения я не верю, – продолжал шеф после небольшой паузы. – Если бы умер один Терехин, то я бы так не дергался. Но вторая смерть от сердечного приступа! Да еще с перекошенным от страха лицом!..
      Шеф с силой выдохнул воздух.
      – Нет, милая моя, – сказал он нравоучительно. – Это не совпадение. Это кому-то выгодно.
      Я раскрыла рот, но шеф не дал мне высказаться.
      – Заметь, я не говорю, что это выгодно Дердекену! – сказал он, подняв указательный палец. – Это может быть выгодно кому угодно! Здесь я с тобой согласен: нужно проявлять некоторую корректность.
      Шеф подумал и твердо повторил:
      – Это убийства. Не знаю, каким способом их убили, не знаю, кто их убил, не знаю, за что. И не хочу знать.
      – Игорь Константинович!
      – Я не договорил!
      Я покорно умолкла.
      – Запрещаю тебе копаться в этом осином гнезде, – продолжал шеф внушительным тоном. Я шмыгнула носом.
      – В общем, тема закрыта, – подвел итоги шеф.
      – Игорь Константинович!
      – Чего тебе?
      – Где Ася? – спросила я прямо.
      – Кстати!
      Шеф оживился.
      – Вот тебе еще одно доказательство, что дело нечистое! Вчера вечером я получил от Аси факс. Она, видишь ли, увольняется по собственному желанию.
      – Факс? – переспросила я глупо. – Почему факс?
      – Потому что Ася находится в другом городе, – ехидно объяснил шеф. – Это, по-твоему, тоже совпадение?
      Я только икнула.
      – Вот так! – припечатал шеф. – Все. Забыли.
      – Игорь Константинович!
      Шеф мученически вздохнул.
      – Что тебе еще?!
      Я понизила голос.
      – Что вы знаете про смерть Азика?
      – Зачем тебе?
      Я пожала плечами.
      – Интересно! Я же этим делом занималась! Хоть и не довела его до конца.
      Шеф мрачно покосился на меня.
      – Утром его нашли, – неохотно поделился он. – Лежал на обочине, возле своего дома.
      – Возле дома?
      – Да.
      Я почесала переносицу. А жена говорила, что Азик дома не живет...
      – Ориентировочно, он умер вчера после обеда, – продолжал шеф. – Где-то с двух до четырех часов дня.
      – Что?!
      Я радостно встрепенулась.
      – С двух до четырех?!
      – Ну да! А чего ты так обрадовалась?
      – Дело в том, – торжественно начала я, – что с двух до шести вечера некто Иван Дердекен находился в моей компании! Мы вместе обедали в ресторане! Вот! Так что убить Азика мы могли только вдвоем!
      И язвительно уточнила:
      – Надеюсь, меня вы в этом не подозреваете?
      Шеф озадачился.
      – Что, серьезно?
      – Серьезней не бывает! – заверила я. – Можете проверить! Официант наверняка нас помнит! А если официанта мало, то можете спросить у Алексея Звягина! Он тоже обедал в том ресторане!
      Я понизила голос и интимно сообщила:
      – Кстати! Он обедал не один, а в компании вдовы господина Терехина!
      – Она-то тут при чем? – брюзгливо поинтересовался шеф.
      – Притом, что у нее был повод сильно не любить своего мужа и его компаньона. Муж собирался найти своего внебрачного ребенка и сделать его наследником...
      Я сделала паузу.
      – А Азика она могла невзлюбить за то, что Терехин перед смертью продал ему все свои компании. И оставил жену у разбитого корыта.
      Я цокнула языком и торжествующе повторила:
      – Вот так!
      Шеф взъерошил волосы на голове. Взгляд его стал диким.
      – Полный бедлам, – сказал он отчаянно. – Ничего не понимаю! Но если она сидела в ресторане, то алиби не только у твоего Дердекена.
      – Он не мой!
      – Ладно, не придирайся! Алиби не только у Дердекена, но и у вдовы!
      Я небрежно пожала плечами.
      – Она могла нанять исполнителей.
      – И Дердекен мог!
      Я вздохнула.
      – За что вы его не любите? – спросила я прямо. – За то, что он не наш рекламодатель?
      – Я не девушка, чтобы его любить или не любить, – хмуро ответил шеф. – Он мне подозрителен. Интуитивно.
      – Удобное слово! – похвалила я. – Доказывать ничего не нужно! Подозреваю интуитивно, и все! Знаете, в приговорах революционных трибуналов была такая формулировка: «Руководствуясь классовой интуицией»...
      Я сделала паузу и добила шефа:
      – С этой формулировкой людей и расстреливали!
      – Хватит! – взмолился шеф. – Оставь меня в покое!
      – Ладно, не буду, – великодушно согласилась я.
      Шеф помолчал еще немного и спросил:
      – Но ты понимаешь, что жить... у Дердекена тебе нельзя?
      Я промолчала. Вообще-то, это я понимала с самого начала, но жить в его квартире было так удобно!
      Я вздохнула.
      – Ладно, поищу альтернативу.
      Шеф встрепенулся.
      – А пока поживу в редакции, – договорила я.
      Шеф успокоился.
      – Вот и славно. Ладно, иди работай.
      – Чем мне заняться? – поинтересовалась я, вставая.
      – Нина тебе даст материалы, – ответил шеф. – Скоро юбилей фирмы одного нашего рекламодателя, он заказал две полосы... В общем, сама посмотришь.
      – Ладно, – ответила я и направилась к двери. Взялась за ручку, остановилась и спросила:
      – А с теми материалами что делать? Ну, с теми, которые я накопала?
      Шеф мгновение поколебался. Его раздирали надвое профессиональная гордость и чувство самосохранения. Победил разум.
      – Закопай их обратно, – велел шеф, не глядя мне в глаза.
      – Точно?
      – Точно.
      – Не пожалеете?
      Шеф страдальчески скривился, но ответил на удивление твердо:
      – Нет!
      – Я волль, майн фюрер, – сказала я и открыла дверь.
      – Майка!
      Я развернулась. Шеф жестом велел прикрыть дверь. Я послушно исполнила приказ.
      – Ты воздержись пока... От встреч...
      Глаза шефа забегали по кабинету.
      – С этим твоим... Дердекеном.
      – Мы же выяснили, что он не при чем! – возмутилась я.
      – Ничего мы не выяснили, – сердито буркнул шеф. – Я тебя очень прошу: подожди. Просто подожди, и все! Понятно?
      Я задумчиво прикусила губу:
      – Хорошо! – сказала я через несколько секунд. – Я не стану встречаться с Иваном, если вы скажете, кто вас проинформировал. Ну, по поводу того, что я живу в его квартире.
      – Это шантаж, – попробовал отбиться шеф.
      – Это взаимовыгодный обмен, – не отступила я.
      – Майя! Ты же понимаешь, что я не могу тебе сказать!
      – А вам и не надо, – ответила я. – Просто промолчите. Сотрудники накапать не могли потому, что не знали. Родители не могли по той же причине. Остаются, так называемые, друзья.
      Я посмотрела на шефа. Тот торопливо отвел взгляд.
      – Лешка? – спросила я.
      Шеф молчал.
      – Понятно, – сказала я.
      Открыла дверь и вышла из кабинета.
 
      В редакцию я перебралась в тот же день.
      Покидать обжитую уютную квартиру было нелегко, но я стиснула зубы и исполнила свой долг.
      Шеф прав. До тех пор, пока в этой темной истории не будет поставлена точка, жить в квартире Дердекена мне не стоит.
      Я позвонила Ивану вечером, когда сотрудники редакции разошлись и я осталась один на один с выключенными компьютерами.
      Он ответил сразу, словно ждал звонка.
      – Майка!
      – Привет, – сказала я вяло.
      – До чего же я рад... – начал Иван, но я его перебила.
      – Спасибо тебе за гостеприимство, но я поняла, что пора и честь знать.
      Иван помолчал.
      – Что ты хочешь сказать? – спросил он, наконец.
      – Понимаешь, – начала я, сбиваясь и путаясь, – пошли нехорошие слухи... В общем, мне пришлось... Я тебе ужасно благодарна, но...
      Я помедлила и договорила:
      – ...мне пришлось переехать.
      – Куда? – спросил Иван и тут же спохватился:
      – Ох! Извини! Я не в том смысле!
      – Я понимаю.
      – Тебе удобно там, где ты сейчас живешь? – спросил Иван с такой деликатностью, что я была тронута.
      Я оглядела пустую неприбранную редакцию и беззвучно вздохнула.
      – Очень удобно, – солгала я.
      – Ну что ж...
      Иван сделал паузу.
      – Я рад.
      – Спасибо тебе за все, – сказала я. – За твое терпение, за твою деликатность, за твою доброту... За все!
      – Майка, у меня нехорошее ощущение, – поделился Иван. – Мне кажется, что ты со мной прощаешься.
      Я засмеялась.
      – Не с тобой, глупый! Только с твоей квартирой!
      – Ну, тогда не все потеряно.
      – Не все, – согласилась я. – Ключи в почтовом ящике. Забери их поскорей, ладно?
      – Завтра же заберу, – пообещал Иван. – А тебе не кажется, что передавать ключи подобным образом как-то некрасиво? Могла бы сделать это лично!
      Я снова вздохнула. Могла бы, конечно. Но я пообещала шефу не встречаться с Иваном до тех пор, пока в истории со смертями ни будет поставлена точка.
      – Прости меня, – покаялась я. – Я понимаю, что это выглядит некрасиво.
      – Мне кажется... – начал Иван, но тут же оборвал себя.
      – А, ладно! Не стану ничего выяснять! Майка, если тебе что-то будет нужно, звони, не раздумывая! Поняла?
      – Поняла! – сказала я, едва сдерживая слезы.
      – Ты мне ничем не будешь обязана! – напомнил Иван.
      – Прекрати! – велела я. – Ты такой благородный, что я на твоем фоне ощущаю себя неблагодарной свиньей.
      – Глупости! – сердито ответил Иван. – Благородный я только с тобой. Вообще-то я темный тип.
      – Ну, конечно!
      – Конечно! – откликнулся Иван. – Можно подумать, ты что-то обо мне знаешь!
      Я вспомнила досье, пришедшее из Питера, и тихо сказала:
      – Кое-что знаю.
      – Например?
      – Например, что ты дослужился до старшего механика. Еще я знаю, что ты очень хороший механик. Знаю, что любишь точные науки и решаешь задачки по физике. Знаю, что не можешь перечитать «Мертвые души», хотя это хорошая книга.
      Иван засмеялся.
      – Ну, и хватит пока. С остальным разберемся после.
      – Разберемся, – согласилась я.
      – Майка!
      – А?
      Иван помолчал. У меня замерло сердце. Сейчас я услышу что-то очень важное.
      – Спокойной ночи, – сказал Иван против всех моих ожиданий.
      – Спокойной ночи, – повторила я и разъединила связь.
      Следующее утро выдалось хлопотливым. Две полосы, купленные нашим рекламодателем, требовали какого-то заполнения. И я отправилась по делам.
      Сделала нужные снимки, набросала «скелет» двух статей, взяла парочку благодарных отзывов у клиентов фирмы. Договорилась с директором о развернутом интервью и вернулась в редакцию.
      Уселась за свободный компьютер, подтянула к себе клавиатуру... и в этот момент зазвонил мой мобильник.
      Я мельком взглянула на определитель.
      Номер выглядел смутно знакомым, но вспомнить, кому он принадлежит, я не смогла. Поэтому взяла трубку и сказала недовольным голосом:
      – Слушаю вас!
      – Привет, Майя Витола! – сказал насмешливый женский голос.
      Я насторожилась.
      – Здрасте.
      – Не узнаешь?
      – Нет.
      – Богатая буду, – похвастала женщина. Засмеялась и представилась:
      – Это Алина. Между прочим, ты обещала захаживать в гости.
      – Алина Витальевна? – не поверила я своим ушам.
      – Я, я! – подтвердила наша примадонна. – А почему ты так испугалась?
      – Я не испугалась, я удивилась, – честно ответила я.
      – Надеюсь, приятно удивилась?
      Я засмеялась.
      – Ладно, не буду долго тебя отвлекать, – перешла Алина прямо к делу. – Ты сможешь ко мне приехать?
      – Прямо сейчас?
      – Если тебе удобно.
      Я посмотрела на часы. Вообще-то, работать надо, срок исполнения заказа всего два дня...
      – Я приеду, – сказала я.
      – Жду, – ответила Алина и положила трубку.
      Я вылезла из-за стола, прыгнула в машину и помчалась к дому Алины Брагарник.
      Миновала консьержку, позвонила в знакомую дверь. Алина заставила меня ждать. Когда она открыла, в руках у нее было полотенце.
      – Извини, – сказала она, вытирая лицо. – Забыла снять маску. Зрелище, знаешь ли, не для слабонервных.
      Ее кожа, начисто лишенная прикрытия, выглядела так божественно молодо, что я заподозрила Алину в кокетстве. Похоже, она умылась специально, чтобы продемонстрировать мне свои внешние достоинства. Почему именно мне? Потому что я журналистка!
      «Актриса есть актриса», – сделала я вывод, не отличающийся особенной философской глубиной.
      – Алина Витальевна, я ненадолго, – начала я.
      – Я тоже тороплюсь, – ответила Алина. – Иди в гостиную.
      Я вошла в комнату с роялем, присела на диван. Алина уселась напротив и минуту пристально смотрела на меня.
      – Ты знаешь, что убили компаньона Толика? – спросила она.
      – Какого Толика? – удивилась я, но тут же вспомнила:
      – А-а-а! Терехина!
      – Как это ни удивительно, его звали Толик, – напомнила Алина. – Так ты знаешь, что убили Азиза?
      – Конечно, знаю! – ответила я. – Только его не убили. Он умер от сердечного приступа.
      Алина сухо прокашлялась в кулак.
      – Видишь ли, Майя, – начала она, тщательно подбирая слова. – Когда ты приходила в прошлый раз, мы говорили о предполагаемом ребенке Толика. Помнишь?
      – Помню, – ответила я, настораживаясь. – Вы сказали, что не знаете, кто его ребенок. Даже не знаете его пол.
      – Так и было, – согласилась Алина. – А на следующий день мне прислали заказной пакет.
      – Пакет?
      – Да, пакет, – подтвердила Алина. – Я его, естественно, получила, вскрыла и поняла, что адресован он Толику.
      Она немного помедлила.
      – Это был отчет детективного агентства с приложением всех чеков, счетов, и тому подобных бумажек. Кстати, Толик все эти счета давно оплатил. Агентство прислало ему формальный отчет о потраченных средствах.
      – Только денежный отчет? – спросила я тихо. – Больше ничего?
      – Если бы там ничего не было, кроме счетов, я бы, наверное, не стала тебя беспокоить, – язвительно сказала Алина. – Как ты думаешь?
      Я не ответила. Сердце стучало быстро-быстро, словно бежало со мной наперегонки.
      – Туда был вложен полный отчет о проделанной работе, – продолжила Алина, удовлетворенная моим молчанием. – Со всеми именами, датами, адресами и фамилиями.
      – А почему они прислали его вам? – осмелилась спросить я.
      Алина пожала плечами.
      – Потому что Толик дал мой адрес! Наверное, не хотел, чтобы эти бумаги попались на глаза его жене! Он часто так делал!
      Я молча кивнула.
      – В общем...
      Алина помедлила.
      – Я не знаю, что с этим делать, – сказала она. – И решила отдать все тебе. Ты же собирала сведения о смерти Толика.
      Я сделала движение, но Алина не дала мне объясниться.
      – Не знаю, зачем ты это делала! И не хочу знать!
      Я вспомнила шефа и мрачно усмехнулась. Мудрые люди меня окружают, ничего не скажешь!
      – Я ничего не хочу знать! – торопливо повторила Алина. – Возьми-ка ты, Майка, этот пакет и поступи с ним так, как считаешь нужным. Хочешь – переправь куда угодно, хочешь, – сожги в печке. В общем, решай сама. Поняла?
      – Поняла, – хрипло ответила я.
      Алина поднялась с кресла и вышла из комнаты. Вернулась обратно буквально через минуту, протянула мне объемный коричневый конверт из грубой жесткой бумаги. Конверт имел аппетитные круглые бока. Видимо, документов в нем немало.
      – Вы знаете, кто это? – спросила я, принимая странный подарок.
      Алина посмотрела мне в глаза.
      – Знаю, – ответа она тихо.
      – Думаете, это поможет понять, что произошло с Терехиным?
      Алина пожала плечами.
      – Я слышала, Азика перед смертью сильно напугали? – сказала она небрежно.
      – Говорят, что да, – ответила я осторожно.
      – Так же, как Толика?
      Я молча посмотрела на нее. Глаза Алины подозрительно блестели, губы кривила нехорошая усмешка.
      – Милицейские работники не нашли в смерти от сердечного приступа никакого криминала, – сказала я хрипло.
      – Это потому, что милицейские работники не обладают двумя вещами, – спокойно ответила Алина. – Эрудицией и воображением.
      – А если бы они ими обладали? – спросила я, и с удивлением обнаружила, что меня трясет озноб. Нервы, надо полагать.
      – Если бы они этим обладали, то могли бы построить десяток вполне правдоподобных гипотез, – ответила Алина.
      – Например?
      – Ну, например...
      Алина возвела к потолку зеленые кошачьи глаза.
      – Например, театр.
      – Театр? – не поняла я.
      – Я где-то читала, что в одном лондонском театре зрители внезапно кинулись прочь из зала, – объяснила Алина невозмутимо.
      – Почему? – не поняла я. – Пьеса была страшная?
      Она усмехнулась.
      – А вместе со зрителями спектакля на улицу высыпали жители ближайших домов.
      – Почему?!
      – Им показалось, что началось землетрясение, – объяснила Алина все так же невозмутимо.
      Я взялась за голову. Какое землетрясение?! При чем тут Лондон?! При чем тут театр?!
      – Ничего не понимаю, – сказала я наконец.
      Алина посмотрела на меня долгим странным взглядом.
      – Может, это и к лучшему, – пробормотала она себе под нос. Поднялась с кресла и любезно произнесла:
      – Всего хорошего!
      – Нет!
      Я удержала ее за руку.
      – Я не уйду, пока вы не ответите на все мои вопросы!
      – Майя, я не настолько всеведущая, – терпеливо сказала Алина.
      – Но вы же что-то знаете!
      – Прости, мне пора собираться на спектакль, – оборвала меня Алина.
      Я покорно поднялась с дивана, прижала к груди конверт и вышла в прихожую. Алина открыла мне дверь, я шагнула за порог и обернулась.
      – Зачем вы мне все это рассказали? – спросила я.
      Алина пожала плечами.
      – Не знаю. Отвратительное человеческое качество: тщеславие. Захотелось выглядеть более информированной, чем это есть на самом деле.
      Она посмотрела на меня и внушительно добавила:
      – Будь осторожна!
      – Ничего не понимаю! – произнесла я отчаянно. – И спросить не у кого!
      – Между прочим, есть такое место, где даются ответы на все вопросы, – невозмутимо напомнила Алина, поправляя прическу.
      – И как оно называется? – спросила я, мрачно усмехаясь. – Загробный мир?
      – Оно называется «Интернет», – ответила Алина и захлопнула дверь.

* * *

      Последующие два дня я отчаянно боролась с собой.
      Конверт, который передала мне Алина, лишил меня сна. Я спрятала его на дно своей спортивной сумки, а сумку закопала на самом дне своего объемного багажника.
      Я точно знала: если я начну читать отчет детективного агентства, то заброшу все остальные дела. Заброшу свою работу, за которую мне деньги платят.
      А еще я почему-то вспомнила про шкатулку Пандорры. Говорили глупым людям: не открывайте, ничего хорошего из этого не выйдет!
      Но неуемное человеческое любопытство пересилило, люди открыли крышку и выпустили на свет множество болезней. В том числ, смертельных.
      Почему-то мне кажется, что в конверте, переданном Алиной, скрыт какой-то смертельный вирус.
      Не буду его читать.
      Я добросовестно проделала всю порученную мне работу, и даже удостоилась похвалы шефа. Рекламодатель тоже остался доволен, шеф выплатил мне небольшие премиальные.
      Материальная часть моего существования обрела фундамент. Сами знаете, когда под ногами прочное денежное основание, все остальные проблемы кажутся не такими уж существенными.
      Работа отвлекала меня ровно два дня. После того как я сдала статьи и оказалась не у дел, лекарства от любопытства у меня не осталось.
      Я ворочалась ночью без сна и страстно мечтала об одном: чтобы мою машину угнали вместе со всем содержимым багажника!
      Но ни один городской автоугонщик не польстился на старую «ниву» цвета «баклажан».
      В общем, что там говорить... Я сломалась!
      Сломалась не сразу, а только через четыре дня после получения конверта. По-моему, это говорит о том, что воля у меня сильная.
      Так или иначе, но я достала заветный конверт, дождалась, когда редакция опустеет, и прочитала все бумажки, сложенные в нем. От первой до последней.
      То, что я прочитала, окончательно лишило меня сна.
      Я просидела всю ночь на неразобранном диване, глядя остановившимся взглядом в оконное стекло. И опомнилась только тогда, когда за окном проступили неясные очертания хмурого утреннего пейзажа.
      Я собрала бумажки, уложила их обратно в конверт и осмотрелась кругом.
      Хотя здание, в котором находилась редакция, имело солидный возраст, каминов в нем не было. Разобрали много лет назад. А жаль.
      Я задумчиво посмотрела на конверт.
      Выбросить? Ни за что! Его нужно как-то уничтожить. Но как?
      Я уселась на диван и потерла лоб. Как мне избавиться от этой напасти? Как?!
      О, придумала!
      Отдам конверт тому, кто имеет право на эти бумаги! Передам в собственные руки, и пускай делает с ними, что хочет!
      Даже в мыслях я боялась назвать отпрыска Терехина по имени. Не знаю почему. Боялась, и все!
      Я дождалась появления уборщицы, сунула конверт за пазуху и выскользнула на улицу.
      Утро встретило меня крепким морозцем. Черт, зима на носу, а у меня нет зимних вещей! Придется ехать домой.
      Я поежилась, но не от холода, а от угрызений совести. Каждый день я торжественно давала себе слово позвонить родителям, и каждый день откладывала звонок «на завтра». А на следующий день звонить оказывалось еще трудней, чем сегодня.
      В общем, я прочно увязла в болоте, название которого «малодушие». Я понимала, что поступаю недостойно, и от этого совершала новую гадость: откладывала звонок родителям. И так до бесконечности.
      «Свинья!»– сказала совесть в сотый раз. И я в сотый раз с ней согласилась.
      Я уселась в машину. Бр-р-р, холодина какая! Нужно ехать домой. И не только за теплыми вещами. Нужно навести мосты, покаяться и извиниться перед предками. Вот отдам конверт владельцу и поеду домой. К папе и маме. Ура!
      Мысль о доме приятно согрела душу. Я включила обогреватель, пошарила по волнам радиостанций. Нашла бодренькую песенку, тронула машину с места и поехала в пункт назначения.
      В яхт-клуб.
      Стоянка почему-то оказалась закрытой. Странно, клуб работает круглосуточно, и все службы при нем функционируют в том же режиме.
      Я оставила машину перед воротами, вышла из салона и пошла по длинному причалу.
      Вошла в здание, поздоровалась с охранниками. Мне показалось, что они выглядят как-то странно. Подавленными, что ли...
      – Хозяин здесь? – спросила я, кивая на лестницу.
      Охранники молча переглянулись. В мою душу змеей вползло нехорошее предчувствие.
      – В чем дело?
      Один охранник кашлянул, прочищая горло. Впрочем, ему это не помогло, голос все равно звучал сипло.
      – Нету хозяина.
      – А где он?
      Охранники снова переглянулись.
      – В милиции.
      – Что?
      Я даже засмеялась от неожиданности. Что за глупый розыгрыш?
      Но мой смех никто не поддержал. Старший охранник пояснил:
      – Его вчера арестовали.
      – За что?!
      Мой голос сорвался и дал петуха.
      – За убийство.
      – Господи, – прошептала я. Перекрестилась и повторила:
      – Господи!
      – Сами в шоке, – поддержал меня старший охранник. – Мы не верим, что он ее убил. Никто не верит.
      Я подскочил на месте.
      – Её? Кого «её»? О ком вы говорите?
      Охранник удивился.
      – Как это «о ком»? О вдове! О Терехиной!
      – Терехину убили?!
      Я плюхнулась на стул. Конверт выпал из-за пазухи и тяжело шлепнулся на пол. Я не сделала попытки его поднять. Не могла шевельнуться.
      – А вы не знали?
      Я молча и медленно покачала головой.
      – Позавчера нашли, – поделился охранник.
      – Сердечный приступ? – прошептала я непослушными губами.
      – Яд, – коротко поправил меня охранник.
      – Яд?
      Я подняла руки и изо всех сжала виски. Я не сойду с ума. Ни за что не сойду. Я сильная.
      Я опустила руки и недоверчиво оглядела охранников. Меня не покидала слабая надежда на розыгрыш.
      – Это правда? – настойчиво переспросила я.
      Охранники только развели руками.
      – А почему арестовали Лешку? То есть Алексея Сергеевича, – поправилась я.
      – Он не Алексей Сергеевич, – мрачно сказал охранник. – Он, оказывается, Алексей Анатольевич.
      Я похолодела. Мне казалось, что этой маленькой подробности не знает никто, кроме меня и Алины Брагарник.
      – Он, оказывается, сын покойного Терехина, – поделился охранник. Я молча рванула ворот свитера. Отчего-то мне стало трудно дышать.
      – Откуда вы знаете? – спросила я.
      Охранник пожал плечами.
      – У меня брательник в милиции работает. Там все знают.
      Я хрустнула пальцами. Все знают! А я, дура, раздумываю, как мне уничтожить этот конверт!
      – Даже если он сын Терехина, – начала я, стараясь говорить спокойно, – то это ничего не значит. Зачем ему убивать вдову?
      – Говорят, из-за наследства, – высказался охранник. – Вроде деньги они не поделили.
      – Какие деньги? – сказала я безнадежно. – Терехин все продал за несколько дней до смерти! А деньги оставил маме! Понимаете? Маме, а не жене! Он с ней развестись собирался! С женой, не с мамой!
      Я задохнулась и остановилась. Охранники переглянулись.
      – Вы уже в курсе? – восхитился один. – Вот пресса работает! Уважаю!
      Он сменил тон на деловой и пояснил:
      – Говорят, Леха об этом не знал. Ну, о том, что вдова осталась на бобах. Решил получить все, что осталось от отца, вот и отравил его вдову.
      – Чушь какая-то, – сказала я. – Абсолютная чушь! Бред сивой кобылы!
      – Так у него яд нашли, – поделился охранник.
      – Где?
      Охранник кивнул головой в потолок, намекая на Лешкин кабинет.
      – Там.
      – Где?!
      – В кабинете, – растолковал охранник словами.
      – Где?! – рявкнула я. – В столе, под половицей, под сиденьем кресла? Где?!
      Охранник немного поразмыслил.
      – Вроде в кармане костюма, – задумчиво ответил он. – Но точно не скажу. Не упаковку, нет... Вроде просыпалось несколько кристалликов. В общем, уточню у брата.
      Я поднялась со стула и направилась к выходу.
      – Майя!
      Я обернулась. Младший охранник торопливо собирал разбросанные по полу бумаги.
      – Вы забыли!
      Я приняла конверт, сунула его в карман и на негнущихся ногах покинула здание яхт-клуба.
      Дошла до машины, уселась за руль. Куда теперь?
      И отчетливо поняла: домой!
      Трясущимися руками повернула ключ зажигания. Развернула машину так, что рассерженно взвизгнули старенькие тормоза, рванула с места.
      Доехала до дома, выскочила из салона и, не закрыв машину, бросилась к подъезду. Взлетела на третий этаж, отчаянно забарабанила в дверь руками и ногами.
      – Папа! Мама! Откройте!
      Дверь распахнулась. На пороге стоял отец, из-за его плеча выглядывало бледное мамино лицо.
      – Майка! – тихо сказал папа. – Доченька!
      Отступил на шаг, пропуская меня в дом. Я перешагнула порог и крепко обхватила мамину шею. Меня начали сотрясать истерические рыдания.
      – Мамуля! Прости меня!
      – Майя...
      Мама немедленно разревелась вслед за мной. Отец обнял меня сзади, и минут десять в воздухе реяли только нечленораздельные восклицания, перемешанные со слезами и поцелуями.
      – Мамочка! Папка! Простите меня! Я такая сволочь!
      – Ну что ты, что ты! Мы тоже хороши! Замучили тебя своими придирками!
      Чмок, чмок...
      – Я больше не буду!
      – Доченька! Как хорошо, что ты приехала!
      Чмок, чмок...
      – Это мы виноваты.
      – Ни в чем вы не виноваты! Я сама идиотка!
      Чмок, чмок...
      Занавес.
      Через полчаса я сидела на кухне, укутанная в теплый банный халат. Передо мной стоял стол, накренившийся под тяжестью тарелок и тарелочек, на плите исходил яростным паром закипевший чайник. Мои босые ноги покоились в тазике с теплой водой, родители сновали по кухне, отыскивая профилактические средства от простуды.
      – Нашла «Фервекс»...
      – Выброси его, он старый. Дай «Колдрекс» разведу.
      – Я сама разведу!
      Я молча наблюдала, как родители, отпихивая друг друга, стремятся спасти родную дочь от ангины, и по лицу у меня бежали слезы. Честное слово, только сейчас я поняла, что человек на восемьдесят процентов состоит из жидкости! Я не поняла только одного: где она помещается в таком количестве?
      Наконец, родители пришли к консенсусу. Папа развел порошок «Колдрекса», мама напоила меня из чашки, как маленькую. Я тихонько вздохнула от счастья.
      Как дома хорошо!
      Мама уселась напротив и взяла меня за руку. Отец присел рядом на корточки и взял другую руку. Мне казалось, что родители до сих пор не могут поверить, что я вернулась, поэтому все время стремятся до меня дотронуться.
      – Доченька, какой чай заварить? – спросил папа.
      – Какой хочешь, – сказала я.
      – Ты ничего не ела! – встревожилась мама.
      – Я пока не хочу. Потом, ладно? Дайте на вас посмотреть.
      – Завари чай! – напомнила мама отцу. Тот послушно поднялся на ноги и достал заварной чайник.
      – Ты похудела, – строго заметила мама. – Не ела ничего?
      Мне стало смешно. По-моему, я только и делала, что обжиралась.
      – Ела! Честное слово!
      Мама махнула рукой.
      – Всухомятку, не вовремя, урывками, что придется...
      Тут же оборвала себя и испуганно заглянула мне в глаза: не сержусь ли?
      Я тихонько засмеялась и поцеловала ее в щеку.
      – Вы меня быстро откормите, – сказала я. – Пап, как насчет упитанного тельца по поводу возвращения блудной дочери?
      – Все, что хочешь, – ответил отец, оборачиваясь. – Все, что пожелаешь.
      – Как же я вас люблю! – сказала я. – Я даже не знала, что я вас так люблю!
      – У тебя неприятности? – поинтересовался папа, стараясь говорить небрежно.
      – Почему ты так решил?
      – Просто у тебя было такое лицо...
      Папа смутился и замолчал. Я вспомнила то, что произошло в яхт-клубе, и ответила:
      – Неприятности не у меня. У Лешки. Его арестовали.
      Родители молча переглянулись.
      – Уже знаете? – поразилась я. – Похоже, я все узнаю последней!
      – Майка, ты забыла, что я бывший милиционер, – неловко сказал отец.
      – Ах, да! – спохватилась я. И потребовала:
      – Рассказывай!
      Отец сел на стул.
      – Дело плохо, – сказал он глухо. – Его обвиняют в том, что он отравил Иру Терехину из-за наследства.
      – Пап, не было там никакого наследства! – сказала я. – Терехин все продал еще до смерти! А деньги разбросал по разным счетам и оставил матери!
      Отец удивился.
      – Смотри-ка, ты хорошо информирована! О том, чей Лешка сын, ты тоже знаешь?
      – Знаю, – ответила я угрюмо. Посмотрела на отца и спросила:
      – А сам-то Лешка знал, чей он сын?
      Отец молча пожал плечами.
      – Говорят, у него в кармане нашли кристаллики яда, которым отравили Терехину, – сказал он после небольшой паузы.
      – Яд ему могли подбросить.
      – Кто?
      – Тот, кто...
      Я хотела сказать, «тот, кто убил Терехина и его компаньона». Но вовремя спохватилась и замолчала. Незачем втягивать родителей в эту темную историю. Разберусь сама.
      – В общем, пока не знаю, – выкрутилась я.
      – Надеюсь, ты не занимаешься расследованием? – встревожилась мама.
      – Нет, конечно, нет, – успокоила я.
      – Смотри! – пригрозила мама. – У меня лишней дочки нет!
      А папа ничего не сказал. Только посмотрел на меня задумчивым взглядом.
      – Устроишь мне свидание с Лешкой? – попросила я.
      – Постараюсь, – ответил отец.
      – Надеюсь, ты не веришь, что он убийца?
      – Конечно, нет, – ответил отец очень спокойно.
      – Слава богу, – пробормотала я.
      Мама спросила:
      – Что ты собираешься делать?
      – Я собираюсь поддержать Лешку морально, – ответила я. – Я хочу, чтобы он знал: мы на его стороне. Что мы не верим в эту чушь. Что у него есть близкие люди.
      – Молодец, – одобрил отец.
      Я посмотрела на родителей и смущенно сказала:
      – Знаете, что? Если бы Лешку не арестовали, я бы, наверное, никогда не поняла, что жить без него не могу.
      Мама молча всплеснула руками. Папа спросил:
      – А если его все-таки посадят?
      Я помотала головой.
      – Не посадят.
      – Ты уверена?
      – Уверена, – ответила я.
      Хотя на самом деле такой уверенности у меня не было.

* * *

      На следующий день я поехала к Лешке. Не в тюрьму, а в дом, где он жил, когда был богатым и благополучным хозяином яхт-клуба.
      Квартира встретила меня полуокрытой дверью.
      Я вошла в просторный овальный холл, громко позвала:
      – Хозяева! Есть тут кто-нибудь?
      В отдалении мелко зашаркали тапочки. Из длинной коридорной кишки выплыла нимфа по имени Ксюша.
      – Ты? – не поверила она.
      – Я, – согласилась я. – А почему дверь распахнута? Чем ты занимаешься?
      – Вещи укладываю! – с вызовом ответила Ксюша и тут же зашаркала обратно.
      Я пошла следом за ней в большую светлую спальню и огляделась.
      На неубранной кровати лежал огромный дорогой чемодан, который Лешка привез из Канады. Чемодан был раскрыт, Ксюша тщательно набивала его объемное чрево разноцветными тряпками.
      Я присела в угол, на стул и принялась молча наблюдать за ее ловкими движениями.
      – Зачем явилась? – спросила Ксюша, не переставая укладываться.
      – Так, – ответила я неопределенно.
      – На меня посмотреть, себя показать, – догадалась Ксюша.
      Я молчала, не сводя с нее взгляда.
      – Довольна? – спросила Ксюша.
      Я удивилась.
      – Чем?
      – Как чем? Получила, наконец, своего ненаглядного Лешеньку!
      – Ты не забыла, что Лешенька в тюрьме? – кротко спросила я.
      Ксюша нетерпеливо отмахнулась.
      – Выйдет когда-нибудь! И забирай его со всеми потрохами! Дарю!
      – Спасибо, – поблагодарила я. – Ты такая добрая.
      В коридоре раздались шаги. Мужской голос интимно позвал:
      – Ксюник! Ты где?
      На паркете возникла тень мужской фигуры. Я с интересом посмотрела на Ксюшу. У Ксюши хватило совести покраснеть.
      – В машине подожди, – велела она грубо.
      – Почему? – удивился мужчина. Нас с ним разделяла открытая дверь спальни, поэтому мы друг друга не видели: он находился с одной стороны створки, я с другой.
      – Еще не собралась? – продолжал мужчина. – Ксюник! Мы же договорились! А деньги все взяла?
      – Иди в машину! – велела Ксюша, теряя терпение.
      – Что с тобой? – спросил мужчина и шагнул в комнату. Теперь я видела его спину, облаченную в новенькую кожаную куртку.
      – Ты чего такая дерганая? – игриво продолжал мужчина, приближаясь к Ксюше. Тут же сменил тон на деловой и спросил:
      – А запонки не забыла уложить? У него были золотые запонки...
      – Добрый день! – сказала я.
      Мужчина резко обернулся. Его глаза испуганно обшарили меня с головы до ног.
      – Ты кто? – спросил он недоверчиво.
      – Голос твоей нечистой совести, – ответила я.
      Мужчина повернулся к Ксюше.
      – Что это значит? – спросил он с фальшивым театральным достоинством.
      – Это значит, что запонки останутся со своим владельцем, – ответила я. И добавила:
      – Идите отсюда. Быстренько. Иначе я позвоню следователю.
      – Подожди в машине! – взмолилась Ксюша. – Я быстро!
      Мужчина развернулся. Бросил на меня еще один взгляд, в котором нахальство смешалось с трусостью, и покинул комнату.
      Хлопнула входная дверь.
      Я закинула ногу на ногу, отряхнула юбку и небрежно спросила:
      – Мародерствуем помаленьку?
      – Не твое дело! – с ненавистью ответила Ксюша. – Мне этот пижон полгода мозги компосировал!
      – Компостировал, – поправила я.
      – Не важно! Полгода голову морочил! – изменила формулировку барышня. – Он, видишь ли, другую любит, но я могу тут жить, как дома! Ну, не козел?
      – Давно ты это узнала? – поинтересовалась я.
      – Что узнала?
      – То, что он другую любит?
      – Господи!
      Ксюша пренебрежительно оттопырила нижнюю губку.
      – Да с самого начала! Не дура, не обманешь!
      – Но это не мешало тебе жить на его деньги, – напомнила я. Указала на доверху набитый чемодан и добавила:
      – По-моему, ты недурно прибарахлилась.
      Ксюша поперхнулась. Её глаза с ненавистью уставились на меня. Как ни странно, эта ненависть согрела мне душу. Так женщины смотрят только на счастливую соперницу.
      – Я эти деньги отработала, – отрезала она.
      Я тихо засмеялась.
      – Что ж, вполне профессиональная логика. Ладно...
      Я хлопнула себя по коленям. Поднялась со стула, подошла к кровати и велела:
      – Забирай все, что заработала, только запонки оставь. Лешке их мать подарила, на окончание университета. Давай, давай! Не заставляй меня рыться в твоем барахле!
      Ксюшины губы сжались в тонкую бледную полоску. Она сунула руку в боковой карман чемодана, вытряхнула оттуда небольшую ювелирную коробочку.
      – Подавись!
      – Топай отсюда, – велела я. – Только ключи оставь.
      Ксюша резким движением разодрала молнию на сумочке. Достала оттуда связку ключей, швырнула их на кровать.
      – Можно идти? – спросила она с ненавистью.
      – Проваливай.
      Ксюша с трудом застегнула раздутое пузо чемодана. Стащила его с кровати и торопливо поволокла к двери, словно боялась, что я передумаю и обыщу ее багаж.
      Может, и нужно было обыскать, но меня одолела брезгливость. Я взяла ключи, вышла в прихожую и заперла за ней дверь. На два оборота.
      Вернулась назад, прошлась по комнатам.
      Кругом царил дикий разгром. То ли мародеры постарались, то ли милиция, то ли все вместе... Но потрудились славно.
      Я закатала рукава, нашла на кухне передник и нацепила его на себя.
      Все. Навожу порядок в квартире, в своей жизни, в Лешкиной жизни... Во всем!
      День прошел продуктивно. Правда, спина почему-то перестала гнуться, словно в позвоночник забили длинный железный штырь, но чувство исполненного долга перевесило эту маленькую неприятность.
      Я вернулась домой и получила еще один положительный энергетический заряд:
      – Я договорился, – сказал отец. – Завтра в десять.
      – Что в десять? – не поняла я.
      – Ты же просила! – удивился отец. – Свидание с Лешкой! Забыла?
      Я подошла к отцу, крепко обняла его за шею и поцеловала. Мы стукнулись лбами и одновременно рассмеялись.
      Как ни странно, ночью я спала как убитая. Меня неожиданно охватило чувство такой уверенности в себе, какого я не помнила за всю предыдущую жизнь. Я точно знала, что поступаю правильно, и все тут. Это чувство давало мне право на спокойный сон и силы на дневные дела. На любые. В том числе опасные и неприятные.
      Однако свидание с Лешкой к неприятным вещам не относилось.
      Я перебрала весь гардероб, но оделась как обычно: в джинсы и свитер. Мне не хотелось подчеркивать торжественность момента своим внешним видом. В самом деле, что произошло? Ничего особенного! Ну, посадили парня по смешному обвинению. Подумаешь! Все это настолько смехотворно, что и говорить не стоит! Выпустят, как миленькие! Никуда не денутся!
      Повторяя все это про себя, как заклинание, я ждала Лешку в комнате для посещений.
      – Не может быть! – сказал Лешка, увидев меня.
      Он остановился на пороге, как вкопанный, конвойный подтолкнул его в спину.
      – Майка!
      – Мне не разрешили тебя обнять, – пожаловалась я, вставая.
      – А ты хотела?
      – Очень, – ответила я горячо. – И не только обнять!
      Лешка сделал шумное глотательное движение. Я смотрела на его лохматые рыжие вихры, на веснушчатый нос, и думала: как я не понимала раньше такой простой вещи? Да я жить без всего этого не могу! Без этих веснушек, без этих рыжих волос, без этих бесконечных подколок...
      – Издеваешься? – осведомился Лешка, глядя под ноги. – Пришла добить меня морально?
      – Леш, – позвала я.
      Лешка поднял на меня хмурый взгляд.
      – Я тебя ужасно люблю, – сказала я. – Я тебя так люблю, что сказать не могу!
      Почему-то вместе с Лешкой покраснел и конвойный. Лешка оглянулся на него. Конвойный демонстративно уставился в потолок. По его губам забродила неопределенная кривая ухмылка.
      – Ты бредишь? – спросил Лешка.
      – Нет.
      – И не издеваешься?
      – Нет.
      – Ты серьезно! – догадался Лешка.
      Я чихнула и сказала:
      – Какой же ты у меня умный!
      – Майка!
      Лешка рванулся навстречу, но тут же затормозил и оглянулся на конвойного. Конвойный все так же внимательно рассматривал трещины на потолке.
      – Иди сюда, – сказала я. – Нам разрешили поздороваться.
      Это было самое дурацкое объятие, какое только можно себе представить. Лешка все время оглядывался назад, потом начал отпихивать меня, бормоча, что он грязный и небритый... Потом снова притягивал меня к себе, хватал за щеки, заглядывал в глаза и спрашивал:
      – Ты серьезно, да? Серьезно?
      Наконец конвойный не выдержал и подал голос:
      – У вас десять минут!
      Мы сели за грубый деревянный стол. Лешка взял мою руку и стиснул ее так, что я тихо охнула.
      – Прости, прости!
      – Ерунда.
      – Майка, я никого не убивал!
      – Это я и без тебя знаю, – сказала я насмешливо.
      – Понимаешь, Ирина явилась ко мне две недели назад. Почти сразу после смерти отца, – начал Лешка. Тут же остановился, посмотрел на меня и спросил:
      – Знаешь уже?
      – Кто твой отец? Знаю.
      Лешка кивнул головой.
      – В общем, явилась и говорит: «Вы сын моего мужа».
      – А ты что ответил?
      Лешка пожал плечами.
      – Да я это давным-давно знал!
      – Давно? – не поверила я.
      – Конечно! Господи, Майка, ты хоть раз задумалась: какого черта я приехал из Москвы поступать в местный университет?
      Я виновато почесала нос. Не задумалась.
      – Мне мать давно рассказала, – продолжал Лешка. – Понимаешь, она была на втором месяце, когда встретила отчима. Ну, все и закрутилось...
      – Потеряла голову, – подсказала я.
      Лешка сделал отрицательный жест.
      – Нет, – сказал он. – Мать говорила, что это было совсем другое. Как будто у нее вдруг глаза открылись. Понимаешь?
      – Понимаю, – тихонько ответила я. – Еще как понимаю.
      – Вот так все и произошло. Мать все бросила и уехала с отчимом. Он был военный, мы часто переезжали с места на место.
      – А отчим знал, чей ты сын?
      – Конечно! – ответил Лешка. – Он все знал! Но любил меня от этого ничуть не меньше. И он решил, что я должен знать правду. Вот мать мне и рассказала. Давно, после окончания школы.
      Он оглянулся на конвойного. Конвойный переключился на изучение трещины в углу комнаты. Лешка наклонил голову и воровато поцеловал мою руку.
      – А чего хотела от тебя Терехина? – напомнила я.
      – Что? А-а-а! Судиться хотела.
      – С тобой?
      – Нет, зачем... С Азиком! Она обнаружила, что отец...
      Лешка кашлянул.
      – То есть... ее муж продал все свое имущество. Ей это не понравилось. Она предложила мне обжаловать сделку по той причине, что я его сын. Это документально установлено, можно доказать родство тестом на ДНК.
      – А ты?
      Лешка оторвался от моей руки и с удивлением уставился мне в глаза.
      – Что я? Отказался!
      – Молодец, – прошептала я.
      – Да на фиг мне его компании?! У меня своя есть!
      Лешка вздохнул и выпустил мою ладонь. Сунул руки в карманы, откинулся на спинку стула.
      – Знаешь, – поделился он задумчиво, – я ему специально ничего не говорил. Боялся, что он решит, будто мне деньги нужны. А мне хотелось просто посмотреть на него...
      Лешка неловко пожал плечами.
      – И все. Просто посмотреть.
      – А потом почему не сказал? – спросила я. – Когда сам раскрутился?
      Лешка засмеялся.
      – Да не знал, как это сделать, – сказал он весело. – Глупейшая ситуация: подхожу к папаше и заявляю: «Здравствуйте, я ваш сыночек»! Представляешь реакцию?
      – Представляю, – ответила я. – Он бы от радости в обморок упал.
      – Я же не знал, что он меня ищет, – хмуро сказал Лешка. Потер ладонью лоб и договорил:
      – Глупо все вышло...
      – Три минуты, – сказал конвойный, не отрывая взгляда от трещины в углу.
      – Леш, – заторопилась я, – давай по делу. Кто мог тебе подбросить этот проклятый яд?
      – Откуда мне знать?
      – Где его нашли?
      – В кармане костюма.
      – Какого костюма?
      – Вечернего.
      – Вспомни! – велела я. – Кто к тебе подходил в тот день, когда ты вырядился в вечерний костюм?
      – Господи, да кто только ко мне ни подходил! – с раздражением огрызнулся Лешка. Обхватил руками голову, взъерошил волосы.
      – Официант, охрана, Пашка, клиенты...
      Он изо всех сморщил лоб.
      – Даже этот карлик... Как его...
      – Джокер! – вскрикнула я.
      – Во-во! Поскользнулся в туалете ресторана, чуть на меня не свалился. Ручки маленькие, такие, цепкие, как крючья... Еле отодрал.
      Лешка неодобрительно покосился на меня.
      – Шут твоего друга Дердекена...
      – Леш, он мне такой же друг, как Ира Терехина тебе подруга, – ответила я.
      – Правда?
      Лешка просветлел и схватил меня за руку.
      – Правда? – повторил он с надеждой. Выпустил мою ладонь и вцепился в свою рыжую шевелюру.
      – Господи! – сказал он. – А я-то думал!
      – Каждый судит по себе, – напомнила я многозначительно. Лешка покраснел, как вареный рак, и в отчаянии дернул себя за волосы.
      – Майка! Ты меня простишь? Я был таким идиотом! Мне хотелось, чтобы ты меня ревновала!
      – Не выдерни все волосы, – посоветовала я. И тихо добавила:
      – Должно же что-то остаться на мою долю...
      – Что? – не понял Лешка и нагнулся над столом. – Что ты сказала? – переспросил он, заглядывая мне в глаза.
      Я посмотрела на него, вздохнула и произнесла:
      – Я тебя люблю.
      – Все, ребята, – сказал конвойный, поднимаясь. – Время вышло. Давайте, целуйтесь поскорей.
      Я торопливо и неловко чмокнула Лешку в нос.
      – Я приду опять, – пообещала я.
      – Не надо! Нечего тебе делать в тюрьме! – на ходу попробовал отбиться Лешка.
      – Буду ходить! – упрямо крикнула я вслед. – Пока тебя не выпустят!
      – Буду ждать, – донеслось из коридора.
      Я присела на стул и приложила ладони к пылающим щекам. Никогда и нигде я не была так счастлива, как здесь, в тюремной комнате для свиданий.
      Воистину, неисповедимы пути господни!
 
      Последующую ночь я провела за компьютером.
      Возле меня стояла чашка с чаем, на столе уютно горела лампа под абажуром. На носу сидели «компьютерные» очки, на ногах были теплые носочки, рядом стояли наизготовку любимые домашние тапочки. Вот я и дома.
      Как же хорошо быть дома!
      Папа с мамой пришли пожелать мне доброй ночи.
      – Долго не сиди, – велела мама. – Глаза испортишь.
      – Не буду, – пообещала я.
      – Спокойной ночи, – сказал папа и поцеловал меня в макушку.
      Я проводила родителей благодарным взглядом.
      Странно устроена жизнь!
      Если бы я не ушла из дома, то не поняла бы, как сильно их люблю.
      И если бы Лешка не попал в тюрьму...
      Я нахмурилась.
      Это как раз не повод для сантиментов. Лешка в тюрьме, и его нужно оттуда вытаскивать. Нечего ему там делать.
      Я вошла во всемирную паутину и взялась за дело.
      Как там сказала Алина? Зрители театра кинулись прочь из здания?
      Я кликнула мышкой на слове «театр».
      Нет. Это слишком обтекаемо. Над предоставленной информацией можно просидеть всю жизнь. Конкретизируем поиски.
      Я задала тему: «Несчастные случаи на театральном спектакле».
      Компьютер взял время на раздумье и выдал мне несколько байтов информации.
      Я вздохнула.
      Пролистала пару страниц. Так, несчастный случай в Венском театре... На премьере оперетты Оффенбаха начался пожар... Погибло четыреста человек... Ничего себе! Композитор Вагнер, комментируя эту трагедию, сказал: «Вот что случается с теми, кто слушает оперетки Оффенбаха!».
      Я невольно фыркнула. Своеобразное чувство юмора было у Рихарда Вагнера, ничего не скажешь! Кстати, что он написал кроме «Золота Рейна»? Так... Оперы «Тангейзер», «Лоэнгрин», «Летучий голландец»...
      Я споткнулась. Приблизила лицо к монитору и прочла еще раз.
      «Летучий голландец».
      Я озадаченно почесала нос. Совпадение, не более того. Но почему мне кажется, что меня преследует этот образ? И потом, меня не интересует Венский оперный театр. Меня интересует лондонский театр. Правда, не знаю какой.
      Я снова конкретизировала поиск. Компьютер на этот раз не стал долго раздумывать. Я полистала полученную информацию и радостно потерла руки.
      Ура! Несчастные случаи в лондонских театрах были редки, как бриллианты чистой воды! Воистину, Англия – мировой оазис правопорядка!
      Я принялась внимательно читать короткие заметки, одновременно просматривая даты. Жаль, я не спросила Алину, когда произошел тот случай, о котором она мне рассказала. Это бы значительно упростило дело.
      Ладно, не буду привередничать. На этот раз у меня не так много работы.
      Я бегло просматривала заметки и вдруг зацепилась взглядом за словосочетание «органная труба».
      Ну и что? Подумаешь, органные трубы! Мало ли, где их устанавливают! В лондонском театре, в Домском соборе, в Большом зале консерватории, на радиостанции «Осенняя звезда»...
      Я подвинулась ближе к монитору и внимательно прочитала текст от начала до конца.
      «Полвека назад в любительском лондонском театре ставилась пьеса, действие которой в середине переносилось на триста лет назад. Чтобы усилить психологическое воздействие на зрителя, режиссер обратился за помощью к известному английскому физику Роберту Вуду. Тот предложил применить обыкновенную органную трубу, но таких размеров, чтобы она излучала неслышимый нормальным человеческим ухом инфразвук. Эффект превзошел все ожидания. Когда за сценой заработала труба, зрителей охватила такая паника, что они бросились вон из театра. В давке, возникшей у дверей, пострадали десятки человек. Жители соседних домов тоже выбежали на улицу. Позже они говорили журналистам, что началось землетрясение. Им показалось, что дом вот-вот обрушится».
      Я медленно откинулась на спинку кресла. Сняла очки и покрутила их на пальце.
      Вот он, тот самый случай, о котором мне рассказала Алина. И что? Какая связь между использованием инфразвука, вызывающего чувство страха, и двумя смертями от сердечного приступа?
      Одна ниточка, конечно, есть. И Терехин, и Азик выглядели так, словно они перед смертью чего-то ужасно испугались. О чем это говорит? На них воздействовали инфразвуком? Но от него же не умирают! В лондонском театре никто не умер! Люди пострадали от давки, не от инфразвука.
      «От инфразвука не умирают», – повторила я про себя.
      Или... умирают?
      Я снова подвинулась к монитору. Быстро напечатала слово «инфразвук», кликнула мышкой на задаче «поиск».
      Компьютер издал натужный вздох. Я нацепила очки на нос. Судя по звуку, разбираться мне придется долго.
      Я не ошиблась. Информации было столько, что я просидела за разбором завалов целую ночь.
      Если суммировать поиски, вот что у меня получилось в итоге:
      В 1932 году советский гидролог В. Березкин на гидрографическом судне «Таймыр» заметил, что если в открытом море при приближении шторма держать возле уха шар-пилот, то в ушах ощущается значительная боль. Исследование этого странного явления провел академик В. Шулейкин и назвал его «голос моря». Инфразвук распространяется со скоростью звука и значительно опережает ветер и морские волны. То есть ученые получили возможность предсказывать шторм задолго до его приближения. Но выяснилась еще одна странность.
      При зарождении в океане урагана или тайфуна, состояние больных на берегу резко ухудшается. Возрастает количество самоубийств, несчастных случаев, дорожных аварий. Виновник всего этого – «голос моря».
      Французский ученый Гавро недавно предоставил новые факты воздействия инфразвука на нервную систему человека. Определенные частоты инфразвука могут вызвать у человека ощущение усталости, тоски, страха, подавленности, привести к потере зрения и даже к смерти. Инфразвук частотой в 7 герц смертелен для человека. Можно остановить сердце, подобрав соответствующую фазу инфразвука.
      На этом месте я остановилась.
      Как там сказала Алина? «Можно выстроить десяток правдоподобных гипотез»?
      Лично я сумела выстроить только одну. Единственно правильную.
      За своим занятием я не заметила, как ночь ушла в прошлое. Окно подсветили бледные рассветные лучи. Я выключила лампу, сложила в стопку исписанные за ночь листы и упала на диван.
      Только успела подумать: хорошо, что сегодня воскресенье.
      Проснулась я после обеда. Села на диване, огляделась кругом. Сделанное ночью открытие навалилось на меня, как тигриный прыжок.
      – Страшно? – спросил внутренний голос.
      Я прислушалась к себе и ответила:
      – Нет.
      Это была чистая правда. Чувство уверенности в себе не покидало меня ни на минуту. Я точно знала, что должна сделать.
      В дверь комнаты кто-то осторожно стукнул.
      – Я проснулась! – ответила я громко.
      Дверь приоткрылась, в комнату заглянуло встревоженное мамино лицо.
      – Доченька, ты выспалась? – спросила она.
      Я засмеялась и ответила:
      – Выспалась мамуля.
      – Тогда иди обедать, – велела мама.
      – Иду, – ответила я послушно. – Только умоюсь.
      – Ждем.
 
      И мама скрылась в коридоре.
      Я отправилась в ванную. Привела себя в порядок, хорошенько вычистила зубы. Мое состояние было спокойным и собранным. На удивление спокойным, если представить, что мне предстоит сделать.
      Когда я вышла из ванной, родители уже собрались за столом. Я чмокнула их в щеки, уселась на свое место и задумалась.
      – Майя!
      Я подняла голову. Отец смотрел на меня с тревогой и недоумением.
      – Ты здорова?
      – Я здорова, папочка, – ответила я. – Просто просидела ночью за работой.
      – Разве можно так напрягать глаза? – вклинилась мама, но тут же испуганно замолчала.
      Я засмеялась. До чего же трогательно выглядят эти попытки предоставить мне свободу!
      – У меня была срочная работа, – сказала я. – Больше не стану засиживаться.
      – Ты ее сделала? – спросил папа.
      – Почти.
      Отец кивнул.
      После обеда он зашел ко мне в комнату и протянул запечатанный конверт.
      – Что это? – спросила я.
      – Это пришло вчера вечером, – ответил отец. – Просто забыл тебе отдать.
      – От кого? – спросила я, не решаясь взглянуть на обратный адрес.
      – Там не сказано.
      Я быстро просмотрела написанное. Действительно, наш адрес указан правильно, получатель – Майя Витола, а вот обратного адреса на конверте нет.
      – Почерк похож на женский, – сказал отец.
      – Да, пожалуй...
      Я отложила конверт в сторону и улыбнулась отцу. Отец понял это правильно и удалился из комнаты.
      Я вскрыла конверт. На диван упали несколько фотографий и какой-то костяной обломок.
      Я подняла его, покрутила перед глазами. Интересно, что это такое? Почему мне кажется, что я этот странный предмет уже видела?
      Я закрыла глаза, и память услужливо нарисовала мне картинку: вот я подбираюсь к Асе, заглядываю ей через плечо и вижу, как она крутит в пальцах непонятный маленький предмет, определить который мне тогда не удалось.
      Получается, конверт прислала Ася?
      Я снова просмотрела текст, написанный от руки. Нет, почерк не Асин. Ася пишет с характерным наклоном влево, как всякий нормальный левша. Этот конверт надписан правой рукой. Причем, я согласна с папой. Почерк похож на женский – изящный, слегка изломанный, с кокетливыми завитушками на заглавных буквах.
      Очень интересно! Что за женщина могла отправить мне это послание?
      Я порылась в конверте.
      А послание как раз отсутствует. Кроме фотографий и обломка неизвестного предмета в конверте ничего нет.
      Ну что ж, посмотрим на снимки. Может, они мне что-то подскажут.
      На первом снимке я увидела улыбающегося мужчину. Я покрутила снимок перед глазами.
      Знакомый мужчина. Не близко, конечно, но где-то я его видела... Интересно, где?
      Я опустила руку с фотографией на колено и потерла лоб. Потом снова взглянула на фото и стукнула себя по лбу.
      Ну, конечно! Это же покойный городской магнат, мой несостоявшийся свекор господин Терехин!
      Я осмотрела снимок уже более внимательно.
      Странно, никакого сходства с Лешкой. Хотя Лешка может быть похож на мать. Ее я никогда не видела.
      Я наклонила голову к плечу.
      Вообще-то, некоторое сходство просматривается. Небольшое сходство, почти незаметное. Они оба высокого роста, у них одинаковый овал лица, оба умеют носить хорошие костюмы...
      Терехин всегда был прекрасно одет. Ася говорила, что рубашки ему делают с эксклюзивными пуговицами. Кажется, из слоновой кости. Ася говорила, что таких пуговиц больше нет ни у кого в городе.
      Я поднесла фотографию к самым глазам. Под подбородком Терехина отчетливо виден туго застегнутый воротничок. Господи, зачем же он застегивал верхнюю пуговицу, так же и задохнуться можно...
      Внезапно я вскрикнула. Выронила фотографию, пошарила вокруг, нашла непонятный обломок. Поднесла его к снимку, сравнила и бессильно опустила руки.
      Вот мы и выяснили, что это за предмет.
      Это был обломок странной фигурной пуговицы, отчетливо видневшейся на снимке. Пуговицы, сделанной из слоновой кости. Вернее, из тоненькой пластины слоновой кости. Иначе поломать ее было бы почти невозможно.
      Я отложила фотографию Терехина и взяла другой снимок. На нем отчетливо запечатлелась стена, состоящая из органных труб. Незачем и спрашивать, где сделана фотография. Такое место в городе только одно.
      Студия новой радиостанции «Осенняя звезда», расположенная глубоко под землей. Я отложила фотографию в сторону и взяла последнюю.
      Последний снимок выглядел так, словно его сделали под микроскопом. Правый угол занимал край стены с фрагментом органной трубы. А рядом, на полу, лежал отчетливо видный предмет. Это был обломок эксклюзивной пуговицы, сделанной специально для рубашки господина Терехина.
 
      Интересно, как он мог там оказаться?
      Это было первое, что я подумала.
      Я закрыла глаза и увидела мужские пальцы, с силой рвущие воротник. Хрупкая пластина из слоновой кости с двумя дырочками посередине дает трещину, сломанный фрагмент отлетает к стене.
      И лежит там, никем не замеченный, пока Ася Курочкина, прекрасно знавшая об эксклюзивных пуговицах, не находит обломок в углу студии.
      И делает простой вывод, к которому я пришла совсем с другой стороны: Терехин умер именно здесь, в этой самой студии. Причем перед смертью он то ли задохнулся, то ли чего-то испугался. Так сильно испугался, что рванул на себе воротник и сломал эксклюзивное творение неизвестного мне мастера.
      «Ничего удивительного! – подумала я вяло. – Если подобрать соответствующую частоту инфразвука, то можно довести человека до приступа безумия, не то, что просто напугать!»
      Вот почему Азик пытался спрятаться! Он прекрасно понимал, что смерть его друга и компаньона вовсе не случайная благопристойная кончина от сердечного приступа! Он понимал, что Терехина убили, только не понимал, каким способом! Поэтому и прятался от неведомой опасности. И пытался разобраться в происходящем с помощью Аси. Но тут, совершенно некстати, в дело вмешалась я со своим журналистским расследованием, и Азик велел меня вытеснить. То ли с помощью угрозы, то ли с помощью денег – неважно! За сбор информации должна была взяться Ася. И она раскопала одну убийственную подробность: приехала на новую радиостанцию и нашла в студии обломок знакомой пуговицы. Она сфотографировала его, прежде чем забрать, и рассказала обо всем Азику.
      Что было потом? Не знаю.
      Знаю только одно: Азику стало известно, каким образом умер его компаньон. Потому что Азик умер точно такой же смертью.
      Но Ира Терехина? При чем тут она?
      Получить ответы на эти вопросы я могла только одним путем. Спросив обо всем у главного и основного свидетеля. У того, кто все это придумал, смастерил и привел в действие. У гениального самоучки, решающего задачки из учебника по физике для профильных вузов. У талантливого механика, за голову которого американцы назначили приз в двадцать тысяч долларов.
      Я немного подумала. Собрала все фотографии, уложила их обратно в конверт. Туда же сунула обломок терехинской пуговицы, встала с дивана.
      Подошла к столу, сложила в стопку исписанные за ночь листы бумаги. Вот вам готовая курсовая работа по теме «Инфразвук и его влияние на человека»!
      Я достала из ящика прозрачную пластиковую папку, уложила в нее все собранные бумаги вместе с конвертом. Обернула папку газетным листом и вышла в прихожую.
      Быстро нацепила на себя сапоги и куртку, крикнула родителям:
      – Я ушла!
      – А когда ты... – начала было мама, но тут же спохватилась. Поцеловала меня и сказала:
      – Счастливо.
      – Пока.
      Я выскочила из квартиры и понеслась вниз по лестнице.
      Уселась в машину, бросила пакет на соседнее кресло. Выехала со двора и рванула вперед по пустой воскресной дороге.
      Адрес шефа я знала давно. Только была у него дома всего два раза: один раз завозила срочную статью, которую нужно было успеть тиснуть в завтрашний номер, и еще раз с общими редакционными поздравлениями по поводу дня рождения. Шеф загрипповал, поэтому коллектив решил отправить парламентера с подарком на дом. Отправили меня, как самую ответственную.
      Дом я нашла сразу. С квартирой вышло затруднение, но я разузнала нужную информацию у подъездной бабушки, сидевшей на лавочке. Поднялась на последний этаж, позвонила в дверь, обитую черной кожей.
      Шеф открыл мне самолично. В старом спортивном костюме с надписью «СССР» поперек груди он смотрелся так же внушительно и солидно, как в строгой пиджачной паре.
      – Ты? – спросил он ошарашенно. Его глаза округлились.
      – Я, – ответила я. – Извините, Игорь Константинович, что я без предупреждения, но я не помню вашего домашнего номера. А дело срочное.
      – Срочное? – переспросил шеф и подозрительно сощурился.
      – Ну, входи...
      Он посторонился.
      У шефа я пробыла долго: почти полтора часа. Через полтора часа я покинула его квартиру и вышла на лестничную клетку.
      – Давай все же я с тобой поеду, – сказал шеф мне в спину.
      – Нет, – отказалась. – С вами все выйдет гораздо хуже.
      – Почему это? – обиделся шеф.
      – Потому что Иван вам не нравится, – ответила я. – И он это чувствует.
      – Подумаешь, какой чувствительный!
      – Я думаю, что он не такой чувствительный, как вам кажется, – перебила я. – И цацкаться с вами не станет.
      – А с тобой?
      Я взялась рукой за перила и обернулась.
      – Со мной все будет нормально, – заверила я.
      – Потому что ты ему нравишься? – язвительно спросил шеф.
      Я засмеялась и побежала вниз по лестнице. А про себя подумала: «Не потому, что я ему нравлюсь. Потому, что он мне когда-то нравился».
      – Майка! – отчаянно выкрикнул шеф в лестничный пролет. – Не стоит этого делать! Слышишь? Остановись!
      Я ничего не ответила. Распахнула подъездную дверь и вышла на улицу.
      Лицо обожгли ранние осенние заморозки. Странно, сейчас только середина октября, а уже так холодно.
      Я уселась в машину, достала из сумки мобильник и набрала знакомый номер.
      – Алло, – ответил голос, который обычно вгонял меня в ступор. Но на этот раз я была закрыта от него надежным пуленепробиваемым щитом.
      – Привет, – сказала я небрежно.
      – Привет, Майка.
      – Ты занят?
      – Для тебя я всегда свободен.
      Я засмеялась. Мне по-прежнему было приятно это слышать. Странно устроены женщины.
      – Можно я приеду? – спросила я.
      – Конечно!
      – Ты на рабочем месте?
      – Как обычно.
      – Еду, – сказала я и разъединилась.
      Бросила телефон в сумку, проверила ее содержимое: не забыла ли чего?
      Нет, не забыла. Все моё стратегическое оружие на месте.
      До новой радиостанции я доехала за пятнадцать минут. Воскресная дорога выглядела такой пустынной, словно жители города внезапно вымерли. На размытых дождем тротуарах изредка мелькали тени редких прохожих, город угрюмо нахохлился и замер в предчувствии холодов.
      Зима. Скоро придет зима. Скоро придет Новый год. И у меня начнется новая жизнь.
      – Какая? – спросила я вслух. – Счастливая?
      Но мне никто не ответил.
      Я припарковала машину, вышла из салона и огляделась.
      Место выбрано правильно. Вокруг ни одного жилого строения. Так что никакой паники среди населения при проведении опытов с инфразвуком не будет. Никто не выбежит из дома с криком «Землетрясение!», не возникнет никакой давки в дверях. Да и потом, сама студия находится так глубоко под землей, что инфразвуковые волны на поверхность не проникают.
      Я вошла в крутящуюся дверь, осмотрелась в поисках знакомого охранника с собакой. Но холл выглядел таким же пустынным, как воскресные улицы. Меня встречал только маленький Джокер, стоящий на первой ступени лестницы.
      – Кого я вижу! – сказал он.
      Его маленькие колючие глазки обшарили меня и мою сумку. Мне показалось, что его взгляд, как рентгеновский луч, проник в ее содержимое.
      Во всяком случае, взгляд Джокера изменился и сделался из неприязненного подозрительным.
      – Вас ждут, – сказал он сухо.
      – Привет, Джокер, – поздоровалась я. – Как твои дела?
      Он откровенно удивился.
      – Мы перешли на «ты»? Не помню такого брудершафта!
      – А разве шутам говорят «вы»? – спросила я с улыбкой. Я больше не боялась его обидеть. Я вообще ничего не боялась.
      Джокер не нашелся, что на это ответить. Окинул меня еще одним подозрительным взглядом, развернулся и начал взбираться вверх по ступенькам. Я пошла следом.
      Джокер, непрерывно оглядываясь, привел меня к двери с надписью «Приемная». Воскресный день на студии выдался нерабочим. Единственным звуком в пустом коридоре было эхо моих шагов.
      Джокер толкнул дверь, она плавно распахнулась и явила моим глазам элегантную приемную, отделанную кожей, хромированной сталью и уставленную живыми цветами.
      – Ого! – сказала я, обводя взглядом все это великолепие. – Красиво живете!
      Дверь смежной комнаты распахнулась. На пороге стоял Иван.
      – Привет, – сказал он тихо.
      – Еще раз привет, – ответила я.
      Он вышел из дверей и посторонился.
      – Прошу!
      Я засмеялась. Его элегантная учтивость казалась мне сейчас аляповатой ширмой, скрывающей пустую выжженную степь.
      Я вошла в кабинет, следом за мной скользнул маленький Джокер. Вскарабкался на высокий стул, сложил на коленях игрушечные ручки и уставился на меня злыми блестящими глазками.
      Иван вошел последним. Плотно прикрыл дверь, хотя кроме нас на студии никого не было. Подошел к своему креслу, венчавшему длинный овальный стол, и замер, ожидая, когда сядет дама.
      То есть я.
      – У тебя роскошный кабинет, – сказала я.
      – Положение обязывает, – объяснил Иван. – Тебе там удобно? Может, сядешь в мое кресло?
      – Спасибо, не стоит, – ответила я и села на мягкий стул с высокой резной спинкой. – Мне не хочется быть на твоем месте.
      Иван быстро скользнул взглядом по моему лицу. Уселся в крутящееся кожаное кресло и велел Джокеру:
      – Выйди.
      – Не надо, – ответила я, снимая с шеи шарф. – Он в курсе всех событий, правда?
      – О чем ты? – спросил Иван очень вежливо.
      Я достала из сумки копии фотоснимков, сделанные сканером шефа. Они выглядели не так здорово и внушительно, как оригиналы, но вполне можно было разобрать, что на них изображено.
      Придвинула снимки к Ивану, спросила:
      – Узнаешь?
      – Свою студию? Конечно!
      Иван быстро перебрал фотографии. На снимке Терехина задержался, но недолго, ровно на одну секунду.
      – Покажи мне, – попросил Джокер.
      Иван перебросил снимки в его сторону. Джокер неловко перехватил снимки неуклюжими короткими ручками.
      Иван повернулся ко мне. Его глаза благожелательно изучали мое лицо.
      А я сидела и ждала продолжения, которое не могла предугадать.
 
      Иван посмотрел на меня и засмеялся.
      – У тебя такое лицо, – сказал он.
      – Какое? – поинтересовалась я.
      – Снисходительное, – ответил Иван. – Как у Шерлока Холмса, когда он объясняет Ватсону способ убийства. Ты сама догадалась?
      – В общем, да, – ответила я. – Всю вчерашнюю ночь просидела в Интернете. Думаю, что могу сдать экзамен по теме «Инфразвук и его влияние на биологию человека».
      Иван кивнул.
      – Умница! – сказал он одобрительно. – Я тобой горжусь. Между прочим, твой парень с дипломом физмата просто кретин. Не смог догадаться. А ты догадалась.
      И еще раз повторил:
      – Умница.
      Джокер отпихнул фотографии подальше от себя. Скрестил короткопалые ручки на груди и приобрел смешной высокомерный вид.
      – Зачем ты приехала? – спросил Иван.
      Я пожала плечами.
      – За разъяснениями! Я знаю, как ты убил Терехина с Азиком. Догадываюсь, зачем ты их убил. Но я не понимаю, почему ты отравил Иру Терехину... И вообще, мне хотелось на тебя посмотреть.
      – Новыми глазами? – догадался Иван. И пригласил:
      – Ну, давай, посмотри.
      Он сложил руки на столе и уставился мне в лицо с тем же благожелательным интересом. Будто не я изучаю его, а он изучает меня.
      Двумя днями раньше я бы отвела взгляд и покраснела. Но сегодня все было иначе. Пропало волшебное сияние, окружавшее этого человека защитным ореолом, и я смотрела на него без восторга и боязни, как на самого обычного мужчину.
      Хотя вру. Я прекрасно понимала, что Дердекен – мужчина далеко не обычный. Но больше меня этот факт не ослеплял.
      – Ну? – спросил Иван после минутного молчания, – что скажешь?
      Я поставила локоть на стол и подперла щеку ладонью.
      – Ты очень красивый, – сказала я так спокойно, что сама удивилась.
      – Спасибо.
      – Не за что. Это не комплимент, это правда.
      Я немного подумала и продолжила:
      – У тебя необыкновенные глаза. Ты линзы не носишь?
      Иван быстро моргнул.
      – Носишь? – догадалась я. И тихо засмеялась. Но тут же оборвала смех, потому что у собеседника был такой обиженный вид!
      – Прости, – покаялась я. – Тебе очень идет.
      – Линзы оптические, – сухо объяснил Иван. – А подсветка просто так...
      Совместил полезное с приятным.
      – Тебе очень идет, – повторила я.
      – Ты говори, говори!
      – Ты спешишь? – удивилась я.
      – Нет, – ответил Иван. – Просто приятно слышать от тебя такие слова.
      Я оторвалась от стола, облокотилась на спинку стула и закинула ногу на ногу.
      – У тебя фантастическая харизма, – продолжала я. – Просто обволакивающая. Это природное обаяние или ты работал над собой?
      Иван пожал плечами.
      – Пятьдесят на пятьдесят.
      Я кивнула. Так я и думала.
      – Дальше! – потребовал Иван.
      Я задумчиво оттопырила нижнюю губу.
      – Про мозги, по-моему, и говорить не стоит.
      – Почему же не стоит? – удивился Иван. – Стоит!
      – Ты мог бы стать настоящим крупным ученым, – сказала я. – Если ты стал гениальным самоучкой, то чего бы ты достиг с хорошим образованием?!
      – Того же самого, – спокойно ответил Иван. – Тебе известно, что Эйнштейн был двоечником? Причем, именно по математике?
      Я кивнула.
      – Чего-то добиться можно только в том случае, если идешь к этому сам, – продолжал Иван. – Наугад, на ощупь, без признанных авторитетов, без навязчивых учителей, без чужих правил и идей... Идешь, и постоянно сверяешься с тем, что там...
      Он постучал по голове.
      – И там...
      Он коснулся груди.
      – Вот тогда все получается.
      Иван оттолкнулся от стола и совершил плавный поворот на кресле вокруг оси. Остановился и с улыбкой посмотрел на меня.
      – Понимаешь?
      Я серьезно покивала головой.
      – Есть еще кое-что, – продолжал Иван. – Никто не должен тебе мешать. Никто и ничто. Нужно кастрировать свою жизнь до такой степени, чтобы забыть само слово – чувства...
      – Ты забыл? – спросила я.
      Иван остановился и посмотрел на меня.
      – Почти, – ответил он тихо.
      Я снова кивнула.
      – Чем тебе помешали Терехин с Азиком? – спросила я. – Мне как-то не верится, что все это ты совершил ради денег.
      Иван пренебрежительно отмахнулся.
      – Господи, конечно, нет! Я и не думал никого убивать!
      – Зачем же ты... – начала я, но Иван не дал мне договорить.
      – Потому, что вопрос стоял следующим образом: или я, или они. Прости, Майка. Я понимаю, что выгляжу в твоих глазах не лучшим образом, но даже в Ветхом Завете сказано: «Живая собака лучше мертвого льва».
      – Мертвый лев, это Терехин? – поинтересовалась я. – Или Азик?
      Иван нетерпеливо передернул плечами.
      – Ты ничего не поняла, – сказал он. – Выбор стоял передо мной: стать мертвым львом или остаться живой собакой?
      – Ты перечитал Ветхий Завет и решил поступить по библейскому рецепту?
      Иван поставил локти на стол и уложил лицо в ладони. Его ярко-бирюзовые глаза, не отрываясь, изучали меня.
      – А что бы решила ты? – спросил он мягко.
      – Не знаю, – ответила я честно. – Надеюсь, мне никогда не придется делать такой выбор.
      Ледяные глаза напротив немного смягчились.
      – Я тоже надеюсь на это, – сказал Иван. – Во всяком случае, я искренне тебе этого желаю.
      – Расскажи, – попросила я. – Чего уж теперь...
      Иван снова оттолкнулся от стола и совершил поворот вокруг себя. Но обратно вернулся уже другой человек. Человек с холодным непроницаемым лицом и твердо сжатыми губами.
      – В общем, как мы говорили в детстве: «Они первые начали», – сказал он.
      – Они начали вытеснять тебя из города, – перевела я.
      – Да. Причем, договориться было попросту невозможно. Поверь, я предложил им самые разные варианты совместного существования. По большому счету мне нужно было только одно: чтобы мне не мешали. Я был согласен существовать на самоокупаемости. Мне нужна была студия и море. Все.
      – Ты проводил какие-то опыты? – спросила я.
      – Да, – ответил Иван. – И очень интересные. Инфразвуком можно не только убить или свести с ума. Инфразвуком можно вылечить многие человеческие болезни. Если не все.
      – Серьезно? – изумилась я.
      Иван кивнул.
      – В общем, мне нужно было только одно: тишина и спокойствие. Радиостанция существовала только как прикрытие: как иначе я мог объяснить такое количество органных труб? Не филармонию же мне было открывать!
      – Тем более под землей, – поддержала я.
      – Вот именно! Хотя...
      Иван махнул рукой.
      – Локализовать инфразвук бетонными стенами все равно невозможно. Чуть-чуть сдерживают мощность, но не слишком сильно... Но я отвлекся, прости.
      Он немного подумал.
      – Да! Так вот, мне пришлось сделать выбор между мертвым львом и живой собакой. Это был нелегкий выбор, поверь мне. Но они меня сильно разозлили и тем самым облегчили задачу.
      Иван наклонился над столом, впился в меня взглядом и тихо спросил:
      – Почему я должен сходить со своего пути?
      Я не ответила. Смотрела в сверкающие бирюзовые глаза напротив и чувствовала, как по коже ползут холодные завораживающие мурашки.
      Несколько секунд над столом висела напряженная пауза. Потом Иван откинулся назад и пожал плечами.
      – В общем, мне пришлось сделать эту грязную работу. Мне немного помогла Ира.
      – Ира? – не поверила я. – Жена Терехина?
      – Она самая, – подтвердил Иван. – Мы с ней были знакомы... очень давно. Лет десять назад.
      Он снисходительно усмехнулся.
      – Ты был в нее влюблен? – спросила я с интересом. Представить себе влюбленного Дердекена было выше моих сил.
      Иван немного поразмыслил.
      – Пожалуй, да, – сказал он с сомнением. Подумал еще немного и утвердительно качнул головой.
      – Да. Был. Немного.
      – А почему...
      – Потому что у меня тогда не было денег, – ответил он, не дослушав вопрос. – Ира была девушка дорогая. Искала прочности, а не трудностей. Я в тот момент не подходил по социальным параметрам.
      – Ясно, – сказала я деревянным голосом. Не выдержала и добавила:
      – Как же ты мог ее убить?!
      – Я ее не убивал, – сухо ответил Иван.
      Я поразилась.
      – Не ты? А кто?
      – Не торопись! – призвал Иван. На его губах появилась тень прежней обворожительной улыбки. – Дойдем и до этого.
      Он посмотрел в окно. Его пальцы машинально стукнули по гладкой поверхности стола.
      – В общем, ситуация складывалась так: Ира узнала, что ее муж ищет своего внебрачного наследника. Ей это сильно не понравилось. А тут как раз Терехин начал наезжать на меня со своими претензиями. Я крутился, как мог, потом понял, что выход только один. Если я не хочу сходить с пути...
      Иван посмотрел на меня.
      – ... а я не хотел с него сходить... Тогда я должен был убрать с дороги все препятствия. Ира рассказала мне, что подслушала дома один интересный разговор по параллельному телефону. Терехину позвонили из детективного агентства, сообщили, кто его сын и наследник. Пообещали прислать полный отчет... В общем, все как полагается.
      – Так Ира узнала, что Лешка сын ее мужа, – сказала я.
      – Вот именно, – подтвердил Иван. – И сказала это мне.
      Мне стало обидно.
      – Выходит, когда я тебе сообщила про наследника Терехина, ты все уже знал?
      Иван посмотрел на меня с благожелательной полуулыбкой.
      – Прости, Майка, – покаялся он. – Знал. Но не мог тебе этого сказать.
      – Понятно, – ответила я.
      Иван откашлялся в кулак. Мне показалось, что он простужен. Голос его звучал хрипло и временами срывался.
      – Мне нужно было усыпить все подозрения этих двух прохвостов. Я сделал вид, что готов уехать. Даже пообещал продать им всю свою недвижимость за смешную символическую сумму.
      – И они поверили? – удивилась я.
      – Они слишком долго чувствовали себя безнаказанными, – ответил Иван. – Это сильно притупляет бдительность.
      Я молча кивнула.
      – В общем, мы договорились. Мне дали месяц, чтобы собрать вещички.
      Иван хрустнул пальцами.
      – Как ты заманил Терехина одного на станцию? – спросила я.
      – Очень просто, – ответил Иван. – Мне помогла Ира. Она организовала звонок мужу из Москвы. Терехину позвонила женщина, которая назвалась Любой...
      – Лешкиной матерью? – переспросила я.
      – Да. Она сказала, что прилетает сюда специально для того, чтобы они вместе все рассказали Лешке. Ну, о том, кто его отец...
      – Вот кого он встречал в аэропорту! – догадалась я.
      – Вот именно. Он отпустил охрану, потому что не хотел посвящать посторонних в свои личные дела. Ну, и еще потому, что был самоуверенным козлом, считающим город своим огородом. Он приехал в аэропорт, дождался прибытия московского рейса.
      – А Люба не прилетела...
      – Конечно, нет! Ее московского телефона он тогда не знал, потому что отчет из агентства еще не прибыл. Перезвонить ей, таким образом, Терехин не мог. Подождал, подождал, и поехал обратно.
      – А на половине пути ты его перехватил.
      – Ну, да! Мы встретились на дороге, вроде бы случайно.
      – И он согласился заглянуть к тебе на чашку чая?
      – Он согласился заглянуть ко мне, чтобы подписать кое-какие бумаги, – сухо ответил Иван.
      Настала мучительная пауза. Я боялась спрашивать, что было дальше.
      – Потом я посадил его в машину и отвез к дому, – продолжал Иван. – Пересадил за руль и вернулся обратно вместе с Джокером. Он ехал следом на нашей машине. Все.
      – А Азик? – спросила я.
      Иван сделал досадливый жест.
      – Черт бы его побрал! С ним пришлось повозиться! Во-первых, я не знал, что все компании Терехин продал ему. Мы с Ирой так хорошо обо всем договорились, а этот подлец взял и подложил нам такую свинью!
      Иван стукнул кулаком по столу.
      – Да еще Азик догадался, что дело нечисто, – продолжила я.
      – Догадался, – подтвердил Иван. – Найти его я смог, а вот выманить наружу...
      Он тяжело вздохнул.
      – Если бы не Джо, я бы не справился.
      – Джокер? – переспросила я. – Ему удалось выманить Азика из убежища?
      – Азик получил компромат, – сказала Иван и кивнул на отложенные фотографии. – Кстати, как они к тебе попали?
      – Неважно, – ответила я. – Продолжай.
      – Эта девица...
      Иван пощелкал пальцами.
      – Ася, – подсказала я.
      – Да, Ася... Так вот, она приехала сюда, якобы для того, чтобы написать статью о новой радиостанции. Пощелкала в холле и в студии. Мы-то с Джокером думали, что следов не оставили, а она обнаружила этот обломок.
      Иван кивнул на фотографию.
      – И передала весь компромат Азику.
      – А он? – спросила я.
      – Что он? Он, конечно, не понял, как все произошло, но понял, что Терехин был у меня незадолго до смерти. В общем, намучился я с ним.
      Иван махнул рукой.
      – Шантажировал? – спросила я.
      Иван присвистнул.
      – Еще как! Он такую сумму загнул, что мне пришлось в Москву слетать!
      – За кредитом, – договорила я.
      Иван засмеялся.
      – В общем, да.
      – Отдал деньги? – поинтересовалась я.
      Иван укоризненно наклонил голову.
      – Майка! За кого ты меня принимаешь?
      – Не отдал? – поразилась я. – А как же ты выкрутился?
      Иван засмеялся. Повернулся к Джокеру и спросил:
      – Ну, что? Выдаем все ноу-хау?
      Джокер не ответил. Его глаза превратились в острые ядовитые колючки, и он колол меня ими беспрерывно, как мог.
      – В общем, я послал к нему Джокера, – ответил Иван. – С дарственной на все мое движимое и недвижимое имущество.
      – Ты все ему подарил? – ахнула я.
      – Нет, конечно, нет, – нетерпеливо ответил Иван. – Азик все бумажки обратно привез. Сам.
      – Каким образом?
      Иван снова переглянулся с Джокером.
      – Покажешь? – спросил он.
      – Еще чего, – брюзгливо отозвался тот.
      Иван повернулся ко мне.
      – Понимаешь, Майка, – сказал он спокойно. – Джокер хороший профессиональный гипнотизер.
      Я откинулась на спинку стула.
      – Вот-вот, – подтвердил Иван, наблюдая за мной. – Ты правильно догадалась. Азик пришел к нам сам и принес все мои дарственные.
      – А обратно вы его уже отвезли, – сказала я неповинующимися губами.
      – Да, – подтвердил Иван.
      – И ты не побоялся повторить то же самое еще раз? – поразилась я. – Не побоялся, что одинаковые смерти двоих компаньонов привлекут к себе внимание?
      Иван пожал плечами.
      – А чего бояться? У меня было стопроцентное алиби!
      Он посмотрел на меня с улыбкой и договорил:
      – Я сидел в ресторане с очаровательной молодой девушкой, которая решила использовать меня в качестве подставного воздыхателя.
      Я задохнулась. Господи! А я-то терзалась, что использую его в своих интересах!..
      – Плохо считать себя умней других, правда, Майка? – спросил Иван, откровенно за мной наблюдавший.
      – Ты с самого начала решил мной прикрыться? – спросила я. – В тот момент, когда позвонил мне и пригласил на обед?
      Иван побарабанил пальцами по столу.
      – Ну, зачем же так, – сказал он мягко. – Я просто совместил приятное с полезным.
      Я на мгновение прикрыла рукой глаза.
      – Не обижайся, – продолжал Иван. – Этот мир придуман не нами, этот мир придуман не мной... Не я устанавливал правила. Понимаешь?
      Я отняла ладонь от лица.
      – А Ира? – спросила я. – Кто ее убил? За что?
      – Ира...
      Иван задумчиво скривил губы.
      – Ира тяжело переносила такую болезнь, как безденежье, – признал он. – Я старался помочь, как мог. Мне она была уже не нужна, но я старался ей помочь. Дал денег...
      Он пожал плечами.
      – ... ей показалось, что этого мало.
      – И она начала тебя шантажировать, – договорила я.
      Иван вздохнул.
      – Скверно устроена жизнь, – сказал он философски. – Почему-то приходится делать то, что совсем не хочется делать.
      – Ты решил ее убить?
      Иван усмехнулся.
      – Да нет... Я думал, как выкрутиться из этой ситуации, не прибегая к крайним мерам.
      – А без крайних мер не получалось, – сказал вдруг Джокер. Он повернулся к Ивану и добавил:
      – Я с самого начала тебе говорил: не связывайся с бабами. Ничего хорошего из этого не выйдет.
      – Говорил, – согласился Иван. – И оказался прав.
      Я потянула воротник свитера.
      – То есть...
      Я не договорила и шумно проглотила комок в горле.
      – То есть, Иру отравил ты?!
      – Я, – подтвердил Джокер. – И сыпанул немножко яда в карман этого придурка. Как его...
      Он пощелкал пальцами.
      – Джокер хотел сделать два добрых дела, – объяснил Иван. – Избавить меня от назойливой барышни и от внезапно объявившегося наследника.
      – Господи, – сказала я слабым голосом. – Лешка-то вам чем помешал?!
      Иван передернул плечами.
      – На всякий случай. На будущее.
      Я шумно выдохнула воздух. Я не знала, что мне делать. Сцепиться с Лешкиным обидчиком? С Джокером? Сцепится с карликом, который едва достает мне до пояса?
      Бред!
      – Да, – сказал Иван, наблюдавший за моим лицом. – Не стоит. Это будет выглядеть довольно смешно.
      Я встала со стула и сняла куртку. Мне стало очень жарко.
      – Как я понимаю, разговор еще не окончен, – прокомментировал Иван мои действия.
      – Нет, – ответила я. – Самое интересное впереди.
      – Мы можем придти к мирному соглашению? – поинтересовался Иван.
      – Не думаю, – ответила я. – Лешка в тюрьме, нужно его оттуда вытаскивать. Конечно, если Джокер пойдет и признается, что отравил Иру...
      Я пожала плечами.
      – Но тогда возникнет вопрос, почему он ее отравил, – договорил Иван.
      – Вот именно! И это потянет за собой всю ниточку. Смерть Терехина, смерть Азика...
      Я снова пожала плечами.
      – В общем, я не вижу, как можно сделать так, чтобы и овцы были целы, и волки сыты. Убиты три человека, кто-то должен за это ответить. Повесить все на Лешку я не позволю. Выходит, придется сесть тебе.
      – Логично, – согласился Иван.
      – Есть еще один выход, – сказала Джокер.
      – Убить меня? – догадалась я и пренебрежительно фыркнула.
      – Не говори глупости! Иван этого никогда не сделает!
      – Никогда! – тут же подтвердил Иван. – Спасибо, Майка. Сам не сделаю и другим не позволю.
      – Иван! – начал Джокер.
      – Пришибу, – коротко ответил он. – Посмей только дернуться!
      Джокер задышал так часто, как дышат маленькие собаки после длинной пробежки. Я старалась не смотреть в его сверкающие глазки. Впервые за прошедшие полчаса мне стало страшно.
 
      Молчание повисло над нашими головами, как хорошо отточенный меч. Наконец, Иван откашлялся и спросил:
      – Чего ты хочешь?
      – Чтобы Лешку выпустили из тюрьмы, – сказала я, не раздумывая.
      Иван усмехнулся.
      – Забавно, – сказал он. – Если бы его не посадили, ты бы никогда не разобралась в собственных запутанных чувствах.
      Он посмотрел на меня с интересом.
      – Выходит, ты мне обязана! – сказал Иван.
      – Не надо, – попросила я. – Твои философские обобщения выглядят довольно цинично.
      – Милая девочка! – снисходительно ответил Иван. – Обобщения всегда выглядят цинично, потому что основаны на жизненном опыте. А получить жизненный опыт без хорошей порции цинизма невозможно.
      – Оставим это, – сказала я. – Мы могли бы поговорить на эту тему там, в море... Но не сегодня. Не здесь. И не сейчас.
      Иван вздохнул и обхватил ладонью подбородок.
      – Дай мне неделю, – сказал он.
      – Зачем? – удивилась я.
      Иван сделал нетерпеливый жест.
      – Неважно! Тебя интересует только конечный результат, правда? Ты сама сказала: «Хочу, чтобы Лешку выпустили из тюрьмы».
      – И сняли с него это идиотское обвинение, – добавила я.
      Иван принял поправку так же терпеливо, как и все, что я говорила до этого.
      – Хорошо. И сняли с него обвинение. Так вот, я тебе говорю: дай мне неделю.
      – Ты собираешься сбежать? – поинтересовалась я.
      – Я собираюсь устроить свои дела, прежде чем пойти в милицию, – ответил Иван.
      Джокер дернулся на стуле, но Иван бросил на него короткий свирепый взгляд, и карлик затих.
      Я приложила ладони к пылающим щекам. Интересно, почему я так волнуюсь?
      – Ты пойдешь в милицию? – переспросила я.
      – Через неделю, – повторил Иван. – Ровно.
      – И во всем признаешься?
      – Я сделаю лучше, – ответил Иван. – Я не только признаюсь. Я предоставлю им доказательства. Сами они вряд ли до них докопаются.
      Я прикусила губу, испытующе глядя на собеседника. Иван не отвел взгляд.
      – Не могу поверить, – сказала я, наконец.
      – Почему? – удивился Иван. – Я тебя когда-нибудь обманывал?
      – Обманывал! – ответила я запальчиво.
      – Когда?
      – Когда пригласил на обед! Я думала, ты хочешь со мной пообщаться, а ты просто обеспечивал себе алиби!
      Я задохнулась от обиды.
      – А ты хотела сделать так, чтобы твой парень тебя приревновал, – напомнил Иван. – Я же не стал устраивать истерику! Майка!
      Я угрюмо посмотрела на него.
      – Один-один! – постановил Иван.
      Я вздохнула.
      – Ладно, забыли. Но я не хочу, чтобы Лешка сидел целую неделю в тюрьме!
      – Почему? – снова удивился Иван. – Место, конечно, малоприятное, но он парень крепкий! Кормят неважно, но ты можешь передать ему продукты...
      – Все равно не хочу! – упорствовала я.
      – Взгляни на это с другой стороны, – убеждал Иван. – Представь, что ты посадила его на неделю за то, что он бесконечно таскался по бабам! Разве это срок?
      Это был сильный довод, и я заколебалась.
      – К тому же, в тюрьме к нему не смогут липнуть смазливые вдовы, – продолжал Иван. – И потом, представь, как он будет ценить милый домашний уют, когда вернется обратно! Контрасты очень прочищают мозги! Ну?
      – Да что ты ее уговариваешь! – не выдержал Джокер.
      – Заткнись! – шикнул Иван.
      Джокер скривился от обиды. Я решила не искушать судьбу.
      – Поклянись, – сказала я решительно. – Поклянись, что ровно через неделю ты пойдешь в милицию с признанием и доказательствами!
      – И ты поверишь моей клятве?
      – Конечно, – ответила я.
      Иван наклонил голову к плечу и прищурился.
      – Почему? – спросил он.
      – Потому что ты мог меня убить, – ответила я. – Но не сделал этого.
      Иван на мгновение опустил голову, и сразу же снова посмотрел на меня.
      – Я клянусь тебе, – сказал он твердо. – Слово капитана Дердекена!
      Я поднялась со стула и перебросила через плечо ремень сумки.
      – Майка!
      Я остановилась и посмотрела на него.
      – Что?
      Иван немного поколебался. Мне казалось, я знаю, что он хочет сказать. Но Иван только рассмеялся.
      – Ничего, – сказал он. – Счастливо тебе.
      Я не ответила. Повернулась и пошла к выходу, неся куртку на согнутом локте. Внезапно позади раздался короткий всхлип и возникла какая-то возня.
      Я испуганно оглянулась.
      Иван держал за шиворот маленького Джокера, как держат за ошейник вырывающегося пса. Карлик бился так отчаянно, что огромному хозяину приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удержать своего обезумевшего шута.
      – Пусти! – визжал Джокер. – Пусти меня! Я сам все сделаю!
      Я замерла на месте.
      Иван поднял на меня отчаянный взгляд и прикрикнул:
      – Уходи! Ну!
      Я рванула на себя дверь, выскочила в пустую приемную. Пронеслась по пустому коридору, скатилась по лестнице и метнулась на улицу. Мелкий колючий дождь немедленно высек меня по лицу. Я остановилась, тяжело дыша. Меня трясло от холода, страха и облегчения.
      Так закончилось мое последнее свидание с капитаном Дердекеном.
 
      Неделя тянулась невыносимо долго.
      Сутки разделились для меня на день и ночь и окрасились в черно-белый цвет.
      Днем я безоговорочно верила в слово капитана Дердекена, а ночью не могла понять, как можно быть такой дурой.
      Днем я была уверена, что наша встреча с Лешкой стала на день ближе, ночью подсчитывала параллели и меридианы, предоставленные к услугам капитана Дердекена. Их было так много, что мною овладевало уныние, и я до самого утра ворочалась на постели.
      В общем, это была трудная неделя, но я дождалась ее конца.
      И когда в понедельник утром кто-то позвонил в дверь, я совершенно не удивилась. И даже не обрадовалась. Только разжалась цепкая лапа, всю неделю державшая мое сердце в жестких тисках.
      Я открыла дверь. Лешка стоял на пороге, мокрый, небритый и счастливый.
      – Привет, – сказала я.
      – Привет, – ответил Лешка. – Как дела?
      – Все путем, – ответила я. – А у тебя?
      – У меня теперь тоже, – ответил Лешка.
      Я прижалась щекой к створке открытой двери и осмотрела его так, словно видела впервые. Нет, неправильно...
      Осмотрела так, словно у меня вдруг открылись глаза.
      – Что ж мы на пороге разговариваем? – спросила я.
      – Не знаю, – ответил Лешка и обхватил мокрые плечи обеими руками. Его зубы выбивали громкую радостную дробь. – Можно войти?
      Я посторонилась и сказала:
      – Входи.
      Лешка вошел, и я закрыла дверь. На этот раз с нужной стороны.
      Иван сдержал свое слово и явился в милицию. Это был самый громкий процесс, когда-либо проходивший в нашем тихом городе.
      На суде я не была. Я не хотела видеть Ивана в клетке.
      Впрочем, наш журнал следил за ходом суда. Димка Копылов присутствовал на каждом заседании и говорил, что такого блестящего шоу не видел даже по телевизору.
      Иван сумел превратить суд в веселый фарс, причем, как ему это удалось – известно одному богу. Несколько судебных заседаний прошли под угрозой удаления из зала подсудимого за недопустимые замечания в адрес суда и свидетелей. Однако судья Ивана так и не удалил. Заседать без него было бы слишком скучно.
      На пятом слушанье Иван внезапно потерял всякий интерес к происходящему в зале. Он ушел в себя, в собственные мысли, и не реагировал даже на вопросы, заданные лично ему.
      Судья пару раз сделал ему внушение. Адвокат Ивана, страшно волнующийся молодой человек, извинился за своего подопечного. Но все было напрасно. Иван потерял интерес к этому действию пьесы и начал обдумывать следующее.
      Он немного оживился только на восьмом, «закрытом» заседании. Из Москвы прибыл внушительный научный десант во главе с известным и маститым академиком. Ему поручили разобраться в устройстве аппарата, генерировавшего инфразвук внутри органных труб.
      Разобраться в этом было сложно. Чья-то преступная рука разгромила студию «Осенней звезды» и даже подожгла ее.
      Я догадывалась, кто это сделал, но спросить не могла. Маленький Джокер исчез из города сразу после ареста своего хозяина.
      Академик со свитой проработали на руинах почти месяц. За это время успел выпасть и растаять первый снег. На городских улицах запахло елками, мандаринами и ожиданием Нового года.
      Через месяц слушанье дела возобновилось. Несмотря на огромный интерес, прессу и публику в зал не допустили:
      решили, что открытый технический доклад слишком сильно походил бы на самоучитель типа «Сделай сам»!
      Мой милицейский осведомитель рассказал, что на этом заседании Иван, до этого долго пребывавший в апатии, внезапно оживился. Он даже попросил ручку и бумагу, чтобы законспектировать речь академика. Ему отказали, но Иван не обиделся и технический отчет комиссии выслушал с большим интересом.
      После чего громко рассмеялся и выкрикнул:
      – А вот и не угадали!
      Говорят, академик смутился, как студент на экзамене. Впоследствии он просил Ивана о свидании, но Иван не пожелал с ним встречаться.
      И не удивительно.
      Посетителей у самого знаменитого преступника города было хоть отбавляй.
      Все экзальтированные городские дамы писали Ивану проникновенные письма. Говорят, что Иван, не вскрывая, отдавал их охране – посмеяться. И тюремная охрана веселилась так, как никогда «до» и никогда «после».
      Вообще, пребывание Ивана в тюрьме начало обрастать различными легендами и преданиями. Дердекен стал фигурой эпической, фигурой модной, таинственной, возбуждающей самые разные толки и слухи.
      Сам он был к этому глубоко равнодушен, и газеты, в которых ему отводились самые лучшие места, выбрасывал, не читая.
      Так же, как письма поклонниц.
      Мой милицейский осведомитель рассказывал, что Иван просил передать в камеру учебники по физике для высших учебных заведений. Нужно ли говорить, что в этой просьбе ему было отказано!
      Правда, наше демократичное правосудие предложило ему заменить специализированную литературу художественной. Любой, на выбор.
      Иван подумал и попросил «Мертвые души». Охрана сообщала, что книгу он прочитал от начала до конца, и не один раз.
      Не знаю, что он извлек из этого чтения. Прихотливый и непредсказуемый ум капитана Дердекена не поддавался никакому прогнозированию. А спросить у него самого мне это уже никогда не удастся.
      Несмотря на то, что Ивана судили долго и занудно, он оставался самым популярным человеком в городе. О нем говорили, о нем писали, в его честь создалась одна идиотическая молодежная организация. Ее глава и создатель добился свидания с Иваном в тюрьме, где и изложил ему дрожащим от волнения голосом основную идею «Сообщества молодых патриотов». Основная идея программы заключалась в борьбе с олигархами. Молодые патриоты торжественно клялись бороться с ними до тех пор, пока в России не останется ни одного богатого негодяя, и просили у Ивана согласия назвать сообщество его именем.
      Иван слушал визитера нетерпеливо и невнимательно. Когда посетитель закончил речь, Иван оглядел его и с удивлением заметил:
      – Ну и дурак же ты, братец! И общественники твои тоже.
      После чего окликнул конвойного и велел отвести его в камеру.
      Вот так «Сообщество молодых патриотов» увяло на корню, не успев расцвести.
      В город вернулась Ася Курочкина. Вернулась она не добровольно. Ее разыскали где-то в Сургуте у дальней родственницы матери. Выступать на суде свидетельницей Ася категорически отказывалась, пока ей не пригрозили вменить соучастие и шантаж.
      Но вернулась Ася только после того, как созвонилась с шефом, и он подтвердил информацию о том, что Дердекен арестован.
      Выяснилось, что Ася передала фотографии, сделанные в студии «Осенней звезды», не только Азику. После его смерти она продала негативы и обломок пуговицы Терехина его вдове, Ирине. Почему продала? Потому что испугалась и решила уехать из города. Было совершенно ясно, что Азик умер не случайно. Его убили так же, как убили Терехина. А становиться третьей жертвой у Аси не было никакого желания.
      Выходит, конверт с фотографиями и обломком пуговицы мне отправила Ира Трехина.
      Зачем?
      Этого я уже никогда не узнаю.
      Убийство Терехиной Иван взял на себя. Объяснил, что вдова шантажировала его фотографиями и «вещественной уликой», как называли в суде обломок терехинской пуговицы из слоновой кости. Таким образом, в протоколах судебных заседаний не мелькнуло даже тени маленького Джокера.
      Никто не сомневался, что Ивана приговорят «на всю катушку», как выразился Димка Копылов. Три убийства, совершенные без единого смягчающего обстоятельства да еще с применением современных научных достижений!
      Это пахло пожизненным заключением. Но никто так и не узнал, к чему приговорили Ивана.
      Потому что перед вынесением приговора Иван пропал из камеры.
      Как пропал? А вот так!
      Пропал, и все!
      Одновременно с ним из тюремного штата испарилось три человека, принятых на работу в течение той недели, которую Иван попросил у меня в виде отсрочки.
      «Да, – подумала я, узнав эту новость, – времени даром он не потерял.»
      Иван успел не только устроить на работу трех нужных ему людей, но и продать здание радиостанции одному московскому банку. Очень выгодно продать, кстати. И перебросить деньги на обналичку.
      Подозреваю, что маленький ядовитый Джокер добросовестно исполнил все хозяйские поручения.
      После побега Дердекена, городские органы правопорядка немедленно объявили проведение всех обычных операций: «Вулкан», «Тайфун», «Циклон», «Цунами», «План-перехват» и так далее.
      Были перекрыты все дороги, ведущие из города. На вокзалах и в аэропорту развесили фотографии Ивана, похожие на рекламные снимки, на автостанциях дежурили милиционеры в штатском.
      Увы! Исчез проклятый капитан Дердекен, просто как в воду канул!
      И лишь через неделю спохватились: а яхта? Яхта-то где?!
      Вот именно. Все как в поговорке: слона-то мы и не приметили.
      Впрочем, грех обвинять милиционеров в нерасторопности. Начинался период жестоких зимних штормов, и уйти в открытое море на маленькой яхте мог только сумасшедший.
      Или самоубийца.
      Моряки так и говорили: самоубийца. Но говорили это с оттенком невольного уважения.
      «Ледяную звезду» пытались найти с помощью вертолетов и аэросъемки. Дважды милицейский десант высаживался на яхтах, швартовавшихся в соседних портах, и дважды потом приходилось извиняться перед хозяевами за беспокойство.
      «Ледяная звезда» растворилась в неприветливом зимнем море.
      А потом началась обычная зимняя чехарда. Один шторм сменял другой, еще более сильный, море ревело и бушевало, швыряло на берег мусор, которым одарили его люди, обломки досок и расползающиеся мутные водоросли.
      Дальнейшие поиски «Ледяной звезды» были признаны бесполезными.
      Именно эта фраза, обведенная траурной рамкой, украсила первую полосу городской газеты.
      Это был негласный некролог капитану Дердекену и маленькому шуту по имени Джокер.
      Но даже после официально объявленной смерти эти имена еще долго не переставали тревожить воображение горожан. Одни считали Ивана жертвой обстоятельств, другие – хладнокровным убийцей, одни восхищались им открыто, другие исподтишка, одни жалели о его смерти, другие говорил, что лучше смерть, чем пожизненная каторга...
      Одним словом, ситуацию можно было охарактеризовать крылатой фразой известного английского драматурга: «Господа, я ухожу и оставляю вам свою репутацию».
      Иван исчез, но его тень еще долго витала над городом. Так долго, что успела превратиться в легенду. Еще одну легенду, о еще одном капитане «Летучего голландца», встреча с которым приносит гибель.
      – Я рад, что он ушел из твоей жизни, – сказал отец, когда я рассказала ему всю историю от начала до конца.
      Я промолчала. Мне было трудно разобраться в своих чувствах. Прошло слишком мало времени, чтобы окончательно померкло воспоминание о ярко-бирюзовых глазах на смуглом лице.
      – Надеюсь, ты в него не влюблена? – встревожился папа.
      Мне стало смешно.
      – Да разве так бывает? – спросила я. – У меня же есть Лешка!
      Папа подавил вздох и ответил:
      – К сожалению, бывает.
      Я придвинулась к отцу и спросила, понизив голос:
      – Ты про Алину, да?
      Папа повернул голову и посмотрел на меня с удивлением.
      – Откуда ты знаешь? – спросил он.
      – Она просила передать тебе привет, – ответила я неловко. – И вообще, она меня так разглядывала... Я догадалась.
      Отец промолчал. Я встревожилась.
      – Пап, ты прости, если я влезла не в свое дело. Я не хотела.
      Отец молча погладил меня по голове.
      – Ничего, – сказал он. – Ничего, Майка. Все позади.
      – Ты ее любил, да? – спросила я шепотом, хотя дома мы были одни.
      Отец улыбнулся.
      – Ты знаешь, я ее до сих пор люблю.
      – Не может быть! – не поверила я. – А как же мама?!
      – Это разные чувства, – сказал отец. – Совсем разные. Алиной я... переболел. Это была даже не любовь. Это было какое-то сплошное безумие. Ее измучил, себя измучил... А ей это было не нужно. Знаешь, бывают такие люди, для которых сильная любовь окружающих...
      Папа поискал слово.
      – ...ну, не знаю... Как стены тюрьмы.
      – А для мамы? – спросила я.
      – А для мамы это стены дома, – ответил отец. Помолчал и добавил:
      – И для меня.
      – И для меня, – сказала я тихо.
      Взяла отца под руку, прижалась головой к его плечу.
      – А как вы расстались? – спросил я.
      – О!
      Отец засмеялся.
      – Не спрашивай. Стыдно вспоминать.
      – По-моему, Алина на тебя не сердится, – рискнула сказать я.
      – Алина просто не умеет этого делать, – ответил отец. – Ни любить, ни сердиться... У нее в этой жизни другое предназначение.
      – Какое?
      Отец неловко пожал свободным плечом.
      – Не знаю. Быть актрисой, наверное!
      – Но многие актрисы успешно совмещают и то, и другое!
      – Многие, – согласился отец. – Но не Алина.
      Он погладил меня по голове и договорил:
      – Поэтому я рад, что тебя эта болезнь миновала. Тот парень не создан для обычной жизни. Прости за высокий слог, он создан для бури. Мне бы не хотелось, чтобы ты всю жизнь прожила под шквальным ветром.
      – Не беспокойся, – сказала я и еще крепче прижалась головой к отцовскому плечу. – Я проживу жизнь в тихом оазисе.
      Отец рассмеялся и чмокнул меня в макушку.
      А через месяц мы с Лешкой поженились.
      Мы поженились в самом начале Нового года. Специально для того, чтобы все неприятности остались позади, и жизнь можно было начать с чистого листа.
      В день нашей свадьбы выпал снег. Город оказался закутанным в ослепительно белую горностаевую шубу, и мы, как сумасшедшие, носились по двору, швыряя друг в друга пригоршнями чистейшего январского снега.
      Еще через месяц я написала заявление «по собственному желанию».
      – В декрет уходишь? – ахнул шеф, прочитав мои каракули. Долгая привычка пользования компьютером привела к тому, что писала я, как курица лапой.
      – Вот еще! – вспыхнула я. – И не думала даже!
      – Тогда в чем дело? Да сядь ты, ради бога! У меня шейный радикулит, а ты возвышаешься, как елка!
      Я не обиделась. Я прекрасно понимала, что шеф непритворно расстроен.
      – Решила стать домохозяйкой? – ворчливо предложил шеф вторую гипотезу.
      Я уселась на стул посетителя.
      – Ну, правильно, – развивал гипотезу шеф. – Муж богатый, зачем тебе работать? Будешь валяться на диване, жрать конфеты и смотреть сериалы! Отъешь жопу, чтоб ни в одну дверь не влезала, а потом прибежишь поплакаться, что у мужа появилась любовница сорок четвертого размера!
      – Ноги? – договорила я.
      Шеф споткнулся на полуслове.
      – Не понял...
      – Я спрашиваю, сорок четвертый размер ноги? – перевела я. – Лешка, конечно, неравнодушен к крупным дамам, но не до такой же степени!
      Шеф невольно хрюкнул. Но тут же снова посуровел и сказал:
      – Вот ты хихикаешь, а все так и будет!
      Он наклонился ко мне и страстно вопросил:
      – Слушай, ты сама-то понимаешь, что это прямой путь к деградации?!
      – Понимаю, – ответила я.
      – Тогда какого черта...
      – Игорь Константинович, – перебила я. – Вы не дали мне договорить. Я не собираюсь валяться на диване и жрать конфеты. Я собираюсь работать дальше, но в другом качестве.
      Шеф от удивления выронил карандаш.
      – В другом качестве? – переспросил он недоверчиво. – Пойдешь в администраторы к мужу? Майка, не делай глупостей! Во-первых, ты хороший журналист, а какой из тебя получится администратор, никому не известно! Во-вторых, никогда не работай вместе с мужем! Это ж с ума можно сойти: и дома и на работе друг другу глаза мозолить! Не успеете оглянуться, как тошнить начнет!
      – Можно мне сказать пару слов? – кротко спросила я.
      Шеф хмуро умолк.
      – Я не собираюсь работать в Лешкином клубе.
      – Слушай, не тяни! – не выдержал шеф.
      – Лешка выкупил Терехинские компании, – выпалила я одним духом.
      – Да ты что!
      Шеф медленно откинулся на спинку стула. Его глаза изумленно и недоверчиво расширились.
      – Да ты что! – повторил он, медленно приходя в себя. – Вот это да!
      – Выкупил, – подтвердила я.
      – Все?
      – Все!
      – И телеканал?
      – И телеканал.
      – И журнал?
      – И журнал, и газету, – предвосхитила я последующий вопрос.
      – И ты теперь...
      Шеф не договорил. Я скромно потупилась.
      – И я теперь генеральный директор всего этого бардака.
      – Ничего, что я сижу? – почтительно спросил шеф.
      Я расхохоталась.
      Шеф покрутил в пальцах карандаш. На его губах забродила задумчивая улыбка.
      – Да-а-а, – протянул он. – Вот мы и конкуренты. Увела у меня лучшего рекламодателя, стерва. Чего хихикаешь?
      – Игорь Константинович, давайте дружить, – предложила я.
      – Да куда ж теперь денешься от твоей дружбы, – сердито огрызнулся шеф. – Придется дружить, мать! Придется! Соблюдать, так сказать, информационное равновесие!
      – Может, я еще и не справлюсь, – проявила я объективность.
      – Ну, да! – испугался шеф. – Только попробуй не справиться! Мне все равно придется с кем-то дружить! Лучше уж с тобой!
      Он подумал и вдруг ехидно сощурился:
      – Слушай, а где твой благоверный взял денег на такой роскошный свадебный подарок? Только не говори, что в своем яхт-клубе! Там столько денег не водится!
      – Вы забываете, что у моего благоверного появилась богатая бабушка! – веско напомнила я.
      Шеф досадливо хлопнул себя по лбу.
      – Ах, да!
      С уважением осмотрел меня с головы до ног и сказал:
      – Вот ты какой, цветочек аленький!
      – Да, – ответила я с несколько натянутой улыбкой. – Я такая ушлая.
      Это была чистая правда. Мать покойного Терехина, Наталья Александровна, обрушила на нас такой ливень материальных ценностей, что мы с Лешкой оказались погребенными под ним с головой.
      Честно говоря, и его и меня это немного раздражало и страшно смущало.
      Мы не хотели выглядеть избалованными благополучными детками, которым жизнь все поднесла на блюдечке. Но растолковать это женщине, которая считала, что осталась одна на свете, а потом неожиданно обрела родного внука, оказалось попросту невозможно.
      Она нас не слышала.
      Она смотрела на Лешку такими помолодевшими влюбленными глазами, что у него язык не поворачивался заявить бабушке:
      – Мне ничего от тебя не нужно!
      Сколько же радости было в этом бесконечном процессе заваливания внука подарками! Мы не могли обидеть Наталью Александровну своим бескорыстием.
      Поэтому нам пришлось стиснуть зубы до тех пор, пока эйфория немного уляжется. Надеюсь, это произойдет в обозримом будущем.
      Компании сына Наталья Александровна выкупила сама. И передала их Лешке в полное и безраздельное владение.
      – Это имущество твоего отца, – сказала она твердо. – Значит, твое имущество.
      Вот скажите: что можно на это возразить?
      Мы с Лешкой до поздней ночи просидели на кухне, обсуждая внезапно свалившееся на нас богатство. Честное слово, оно принесло нам больше проблем, чем радости. В компаниях покойного Терехина работало почти двести человек, если считать внештатников, и всем им нужно было исправно платить зарплату. А если учесть, что после смерти магната дела пришли в некоторый упадок...
      Ох!
      Мы сидели на кухне и раскладывали ситуацию так и так.
      – Я не смогу этим заниматься, – говорил Лешка. – Пресса – это не мое дело. Во-первых, я ничего в этом не понимаю, во-вторых, просто не хочу бросать яхт-клуб! Майка, тебе придется засучить рукава.
      – А шеф? – спрашивала я безнадежным голосом. – Мне же придется уволиться! Как я могу его огорчить?
      – Предлагаешь огорчить бабушку? – немедленно вскидывался Лешка.
      Нет. Огорчить бабушку было невозможно. Бабушка – это святое.
      Вот так и получилось, что в неполные двадцать шесть лет я совершила головокружительную карьеру, став генеральным директором группы информационных компаний.
      Сказать, что мне было страшно, значит ничего не сказать. Я не привыкла отвечать за судьбы сотен людей. Я по-настоящему не привыкла отвечать даже за одну-единственную судьбу – свою собственную.
      На работу я шла каждый день с вибрацией в коленях. И норовила поскорей присесть, чтобы подчиненные не догадались, что у генерального директора дрожат поджилки.
      Впрочем, глаза боятся, а руки делают.
      Постепенно вокруг меня собралась команда грамотных людей, которые разумно распределили ворох обязанностей. Среди них был мой старый поклонник и однокурсник Вовка Сагалаев.
      Впрочем, ничего личного. Вовка отличный специалист с большим опытом работы.
      На этом я собиралась закончить свою историю, если бы не одно небольшое происшествие...
      Вру.
      Это было большое происшествие. Во всяком случае, для меня.
 
      Это случилось ясным июньским утром. Я приехала на телевидение довольно поздно – в одиннадцать. Но не потому, что проспала. Это слово давно и прочно исчезло из моего лексикона. Потому, что рано утром успела заехать в типографию и в редакцию детского журнала.
      Телевидение давно стало моим тайно любимым детищем. Мне нравилась суматошная атмосфера, царившая в редакциях. Нравились люди, которые там работали, нравились хохмачи-операторы, вечно разыгрывавшие новичков, нравились традиционные телебайки, которыми меня угощали старожилы.
      В общем, на телевидении я прижилась гораздо лучше, чем в редакциях печатных изданий.
      Я научилась небрежно произносить словосочетание «снимаем на хромакее», уяснила себе, какие цветовые сочетания «режутся» в кадре, и начала совершенно спокойно воспринимать ведущего новостей, сидящего перед объективом в строгом костюме и мягких домашних тапочках.
      В общем, можно сказать, что я стала на студии своим человеком.
      Вовка ввалился в мой кабинет еще до того, как я успела накрасить губы.
      – Начальству привет! – провозгласил он радостно.
      – Привет, Сагалаев, – сказала я. – Подожди минуту, дай дух перевести.
      Вовка насмешливо скривил губы.
      – «Дух перевести», – передразнил он насмешливо. – Не прибедняйся! Цветешь и пахнешь!
      – Спасибо, – ответила я и достала из сумки губную помаду. Мне пришлось встать так рано, что я не успела накраситься.
      – Ну, как жизня у вас, у богатых? – продолжал Вовка.
      – Нормальная жизня, – сказала я. – Только спать некогда.
      – Ну, да! – не поверил Вовка. – Не заливай!
      Я сложила помаду и сунула ее в сумку. Поставила локти на стол, уложила подбородок на сплетенные пальцы и посмотрела на Вовку прищуренными глазами.
      – Во сколько ты сегодня проснулся? – спросила я.
      – В половине восьмого! – ответил Вовка с добродетельным негодованием.
      – Врешь! В половине девятого, не раньше, – уличила я.
      Вовка сконфуженно хихикнул.
      – Подумаешь, опоздал раз в жизни! Уже донесли!
      – Никто мне не донес, – спокойно ответила я. – Просто помню твои университетские привычки. Как дрыхнул до половины девятого, так и сейчас дрыхнешь. А мне приходится вставать в половине шестого. Сечешь?
      – Гладишь мужу брюки? – поинтересовался Вовка. – Не заливай! Не поверю!
      – И не собираюсь, – ответила я. – Для этого есть домработница. Просто в начале седьмого выходит утренний тираж, мне нужно успеть просмотреть его до того, как пойдет продажа. Мне типография пару раз такую свинью подложила, что я чуть не потеряла хорошего рекламодателя...
      – А-а-а, – протянул Вовка. – Помню, ты говорила.
      – Вот именно, – подтвердила я. – Об остальных проблемах рассказывать не буду, они тебе покажутся скучными... Ладно, давай по делу. Что с блоком новостей?
      Мы обговорили темы завтрашнего выпуска, я пообещала посидеть на монтаже вместе с режиссером, который хотел предложить новую структуру программы, и Вовка удалился.
      Я позвонила секретарше и попросила:
      – Леночка, если можно, кофе. Только покрепче и без сахара.
      – Одну минуту, – ответила секретарша. И тут же спохватилась:
      – Да! Майя Михайловна! Вас спрашивал какой-то человек!
      – Какой человек? – спросила я.
      – Не знаю, не представился.
      – Рекламодатель? – хищно обрадовалась я.
      – Вроде не похож, – засомневалась Леночка.
      – Ладно, давай его сюда. Разберемся.
      – Сейчас найду, – ответила секретарша. – Он где-то на студии бродит...
      Она отключилась, а я достала свои деловые бумажки и углубилась в них.
      Раньше юридические и финансовые документы вызывали у меня тошноту, смешанную с ужасом, но постепенно я научилась находить в этих текстах свою заковыристую прелесть. Наверное, я просто начала в них немного разбираться.
      Я успела забыть и про кофе, и про посетителя, который меня спрашивал, когда в кабинет вошла Лена с небольшим подносом. Поставила на стол кофейную чашку, спросила:
      – Позвать?
      – Кого? – удивилась я. Но тут же вспомнила и быстро ответила:
      – Зови, зови. И принеси еще одну чашку кофе. Хотя подожди! Может, он предпочитает чай, или сок.
      – Скорее всего, он предпочитает пиво, – откликнулась Лена.
      – Да?
      Я фыркнула. Интересно, что за посетителя привела ко мне судьба?
      – Давай его сюда, – повторила я.
      Лена вышла, придержала дверь и произнесла вполголоса:
      – Входите.
      В кабинет расхлябанной походкой вошел странный субъект, и я невольно поднялась ему навстречу.
      Он был высоким, тощим и ужасно загорелым. Причем, сказать, что он был загорелым, значит, ничего не сказать. Загар въелся в него намертво, вцепился, так сказать, на веки вечные. Кожу на лице субъекта испещряли мелкие оспины, под левым глазом красовался явственный свежий фингал. На плечах визитера болталась клетчатая рубашка с закатанными рукавами, под парусиновыми брюками-клеш светились пробковые сандалии.
      «Хорош!» – подумала я, с интересом разглядывая посетителя.
      В руках посетитель держал большой объемистый сверток.
      – Вы Майя Звягина? – спросил субъект.
      – Здравствуйте, – сказала я.
      Субъект немного смутился.
      – Здрасте...
      – Меня зовут Майя Звягина, – ответила я на его вопрос. – А как вас называть?
      – Мишкой зовите.
      – Михаилом, – поправила я.
      – Можно и так, – великодушно согласился посетитель. Его глаза быстро обшарили мой кабинет.
      – Вы тут главная, что ли?
      В его голосе сквозило неприкрытое неодобрение.
      – Главная, – подтвердила я. – Да вы садитесь!
      – Ничего, я ненадолго.
      – Чай, кофе? – предложила я.
      Субъект быстро затряс головой.
      – Не пью, спасибо.
      Я задавила улыбку.
      – Чем могу служить?
      – Чего?
      Субъект в изумлении уставился на меня.
      – Зачем я вам понадобилась? – перевела я на человеческий язык.
      – А-а-а! Да мне-то вы не нужны, просто попросил один браток кое-что вам передать...
      И протянул мне сверток.
      Я с сомнением уставилась на плотную оберточную бумагу. В наше нелегкое время, отравленное террором, такие свертки доверия у граждан не вызывают.
      – Какой браток? – спросила я подозрительно. – Что в свертке?
      Михаил хихикнул.
      – Да вы не бойтесь! – сказал он снисходительно. – Это не бомба.
      – Надеюсь. А что там?
      – Разверните! – пригласил Михаил и сунул сверток прямо мне под нос. Я опасливо отодвинула подозрительный подарок на край стола.
      – Объясните, кто мне это передал?
      Михаил почему-то пришел в неописуемый восторг. Он хлопнул себя по коленкам и затрясся в мелком хохоте.
      – Ой, умора! – проговорил он сквозь смех. – Он так и сказал: ни за что не откроет, подумает, что бомба!
      Я начала терять терпение.
      – Кто сказал?! Слушайте, давайте говорить по-человечески!
      Михаил отсмеялся, всхлипнул в последний раз и достал из нагрудного кармана рубашки какую-то фотографию.
      – Вот, – сказал он. – Он велел передать вам эту фотку. Сказал, вы все поймете.
      – Кто «он»? – спросила я, машинально принимая снимок. – Имя у «него» есть?
      – Не знаю, он не назвался. Просто попросил передать, и все.
      – И вы согласились?
      Михаил удивился.
      – Конечно! Свой брат, моряк! По-русски говорит! Встретились у черта на куличках, на Каймановых островах! Да разве можно отказать?!
      Я вздохнула и поднесла фотографию к лицу. Это был яркий, удивительно удачный снимок, сделанный с какого-то возвышения. С него открывался восхитительный вид на прозрачную океанскую лагуну и берег, усыпанный мелким белым песком. Сквозь зеленую воду отчетливо просвечивали темные отмели и валуны, заросшие мохнатыми водорослями. А невдалеке от берега стояло небольшое белое судно...
      Колени мои дрогнули, подогнулись, и я медленно опустилась на стул, не выпуская фотографию из рук.
      На снимке была «Ледяная звезда». Я не могла прочесть название, яхта находилась слишком далеко, но ошибиться было невозможно.
      Это была она, точно она! «Ледяная звезда», обладавшая странным свойством не тонуть в зимнем море и не таять в теплом океане!
      Я осторожно положила фотографию на стол и подняла взгляд на посетителя. Меня не оставляло странное чувство, что все это происходит во сне.
      – Сядьте, – попросила я, и сама поразилась тому, как хрипло звучит мой голос.
      Михаил послушно присел на край кресла, стоявшего напротив стола.
      – Что он вам сказал? – спросила я.
      Михаил пожал плечами.
      – Да ничего! Узнал, что я русский, что скоро буду дома, узнал, где живу... Вот и попросил. Передай, говорит, браток, мелочишку на память. Я спрашиваю: а сам-то когда дома будешь? Не скоро, говорит. Вот и все.
      Я машинально взяла чашку с остывшим кофе и сделала судорожный глоток.
      – Он был один? – спросила я, почему-то избегая называть Ивана по имени.
      Михаил покачал головой.
      – Нет. Был с ним какой-то карлик...Такая маленькая ядовитая колючка, вспомнить страшно. Имя у него непривычное...
      Он сморщился, пытаясь припомнить трудно слово.
      – Джокер, – подсказала я.
      – Во-во! – обрадовался Михаил. – Точно! Джокер.
      Ухмыльнулся и спросил:
      – Ну, что? Поняли теперь, от кого весточка?
      – Поняла, – ответила я тихо. И спросила:
      – А письма он не передавал?
      Михаил с сожалением покачал головой.
      – Нет. Я ему тоже говорю: напиши, браток. Бабы... ой!
      Он осекся и с опаской посмотрел на меня.
      – То есть я хотел сказать женщины... Женщины любят, когда им письма пишут.
      – А он? – спросила я одними губами.
      – Он покивал. Сел, начал что-то писать на листике из блокнота. А тут этот карлик ему и говорит под руку: мол, письмо от призрака!
      Михаил пожал плечами.
      – Я так и не понял: что он хотел сказать? От какого призрака?
      – А он что ответил? – спросила я.
      – Кто он? Высокий?
      – Высокий, высокий!
      – Ну... Засмеялся, вырвал лист, скомкал его и выбросил. Я потом хотел поднять, а его в воду унесло. Не успел.
      Михаил виновато шмыгнул носом.
      Я опустила руки на колени. Что ж, маленький ядовитый Джокер остался верен себе и своему королю.
      – Да вы откройте! – сказал Михаил.
      – А вы уже знаете, что там? – спросила я.
      – Знаю, – признался он. – При мне заворачивали.
      – Надеюсь, это не чучело каймана, – сказала я, с трудом сдерживая слезы. Хотя сама не смогла понять, откуда они взялись?
      Все давно прошло, кончилось и быльем поросло!
      – Разворачивайте, не бойтесь! – поторопил меня Михаил. – Вам понравится.
      Я достала ножницы, разрезала плотную упаковку. Развернула три слоя ваты и достала из мягкого кокона огромную раковину, переливающуюся розовым перламутром.
      Положила ее перед собой и замерла в восхищении.
      – Ну? – спросил Михаил так хвастливо, словно сделал это чудо собственными руками. – Нравится?
      – Очень, – ответила я сквозь слезы.
      – Чего тогда ревете?
      Я вытерла глаза и ответила:
      – Уже не реву.
      – Ну и правильно! – одобрил Михаил. – Жизнь длинная, свидитесь!
      Обвел еще одним взглядом мой кабинет и пробормотал себе под нос:
      – А назначать бабу начальником все равно дурость!
      Я осторожно отложила раковину в сторону. Вырвала из блокнота чистый лист, подумала и написала: «Спасибо. Надеюсь, когда-нибудь увидимся. Желаю удачи».
      Сложила лист пополам и протянула его Михаилу.
      – Вот.
      – Что это? – не понял он.
      – Это письмо, – объяснила я. – Передайте тому человеку... Высокому.
      – Милая моя!
      Михаил снисходительно фыркнул.
      – Да где ж я его теперь найду! Парень-то на одном месте не живет, как я понял! Сегодня на Кайманах, завтра на Барбадосе... Да и я тоже неизвестно где буду. Отработал сезон на греческих танкерах, сейчас хочу к норвежцам податься...
      – Просто положите это в карман, – перебила я. – Вдруг встретитесь? Неважно когда. Вот и передадите.
      – А-а-а, тогда ладно, – успокоился Михаил. Уложил записку в карман рубашки и предупредил:
      – Но я не гарантирую!
      – Я понимаю.
      Я достала из сумки стодолларовую бумажку и протянула через стол.
      – Это что? – не понял Михаил.
      – Почтовая марка, – ответила я.
      – Это за письмо, что ли? – догадался визитер. Покрутил пальцем у виска и пренебрежительно фыркнул:
      – Ну и дура же ты, сестра! Да разве за морскую почту деньги берут?! Спрячь свой стольник! Я таких четыре сотни привез! Хочешь, махнемся? Я тебе стольник, ты мне вот это...
      Он кивнул острым подбородком на сияющую перламутром раковину.
      Я быстро спрятала деньги обратно в сумку и сказала:
      – Извините. Это было глупо.
      – Вот именно, – подтвердил Михаил.
      – Я не хотела вас обидеть.
      – Да ладно! Понял я, понял.
      Михаил поднялся с кресла.
      – Пойду я, – сказал он, обращаясь к окну.
      – Спасибо вам, – ответила я и вышла из-за стола.
      – Не за что! Свой брат моряк попросил, разве можно отказать...
      Он похлопал себя по нагрудному карману:
      – Передам, если увижу.
      – Спасибо, – повторила я.
      – Ну, бывай здорова.
      – И вам семь футов под килем, – ответила я, пожимая протянутую мне руку.
      Михаил хмыкнул.
      – Ты смотри!.. Знает, как прощаться надо!
      – Я в книжке прочитала.
      – А-а-а...
      Визитер огляделся вокруг, поискал, что еще сказать, но не нашел. Махнул мне рукой и вышел из кабинета.
 
      Я долго колебалась, имею ли я право принести раковину домой. Но она сияла таким обворожительным розовым блеском, а голос моря внутри нее нашептывал мне такие приятные вещи, что я не выдержала.
      Принесла раковину домой и положила ее на самое видное место.
      – Что это? – спросил Лешка, возникая в дверях.
      – Это океанская раковина, – ответила я.
      Лешка взял раковину и начал крутить ее перед носом.
      – Откуда ты ее взяла?
      – Осторожно! – не выдержала я. – Не разбей!
      Лешка осторожно вернул раковину на место.
      – Купила, – ответила я с опозданием. А про себя подумала: вот и началась моя семейная жизнь. Обманываю мужа, как и полагается настоящей хорошей жене.
      – Где купила? – прицепился Лешка.
      – Где, где...
      Я с раздражением махнула рукой.
      – На набережной! На морском базарчике!
      – И сколько с тебя взяли? – не отставал муж.
      – Просили пятьсот рублей, отдали за триста, – ответила я небрежно. И даже не покраснела при этом.
      – Удачно купила! – похвалил меня Лешка отстраненным тоном.
      – Да? – обрадовалась я. – Правда? А мне казалось, дорого!
      – Ну что ты! – продолжал Лешка все тем же странным тоном. – Цена очень даже божеская.
      Я пожала плечами.
      – Подумаешь, раковина...
      – Не простая раковина.
      Я насторожилась.
      – Что это значит?
      Лешка поднял раковину и поднес ее к моему лицу.
      – Это раковина-левша, – сказал он спокойно.
      – Левша?..
      – Ну да! Видишь, как она закручена: не слева направо, а справа налево! Это большая редкость. Природа не любит двигаться против часовой стрелки.
      Я постаралась придать себе радостный вид. А про себя подумала: вот чертов Дердекен! И здесь отличился!
      – Да? Выходит, мне повезло!
      – Еще как! – подтвердил Лешка. – Я читал, что такую раковину недавно продали одному любителю за сорок тысяч долларов.
      Я так и села.
      – Что?
      – Я говорю, сорок тысяч долларов, – повторил Лешка отчетливо. Немного подумал, хотел что-то сказать, или спросить...
      Но не спросил. Повернулся и вышел из комнаты.
      А я забрала раковину и быстренько перетащила ее к родителям, подальше от Лешкиных глаз. И он ни разу не спросил меня, куда подевалась странная раковина-левша, которую я так удачно купила на морском базарчике.
      Жизнь потекла дальше. Обыкновенная жизнь, сотканная из радостей и разочарований.
      Иногда я думаю: почему так странно устроен мир? Почему люди, созданные по образу и подобию божьему, такие разные? Почему одним достаточно для счастья узкой полоски земли, а другим мало целого мира?
      Не знаю.
      Зато я твердо знаю другое: моя душа приколочена к берегу. Мое место рядом с теми, кого я люблю, и с теми, кто любит меня. Потому что любовь для меня – не тюрьма. Любовь для меня – это стены моего дома.
      Но иногда...
      Иногда я позволяю себе помечтать об огромном мире, который могу увидеть только во сне. Я достаю из шкафа большую розовую раковину, прикладываю ее к уху. Голос моря вкрадчиво вплывает в мою голову, обволакивает ее, начинает нашептывать историю мира, который возник задолго до рождения первого человека. Раковина поет свои странные песни, завораживает, убаюкивает...
      Я закрываю глаза и вижу огромную звезду, повисшую над темным морем. Звезда сияет ослепительным холодным блеском, серебрит ровную водную дорожку, ведущую за горизонт. И по этой дорожке, удаляясь от меня, идут двое: высокий светловолосый человек и маленький карлик с шутовским колпаком на голове. Они спешат вслед за холодной осенней звездой, торопятся туда, где сливаются небо и море, где заканчиваются границы этого мира и воды океана обрушиваются вниз, в пустоту Вселенной. А я стою на берегу и смотрю им вслед.
      И понимаю, что не смогу их догнать.
      В этот момент меня подхватывает огромная волна, возносит к холодным пустым небесам. Я вижу мир с огромной недосягаемой высоты, но почему-то не успеваю испугаться. Волна растекается, бережно опускает меня на палубу небольшого парусного корабля. Его нос, острый, как шпага, целится в далекий горизонт; я чувствую, как сильно и ровно бьется под моими ногами надежное корабельное сердце.
      И мне почему-то хочется плакать от радости и грусти. Потому что одно не существует без другого. Так уж устроен этот мир.
      Перефразируя Стивена Кинга, хочу добавить совсем немного:
      Я надеюсь, что двое странников, идущих по звездной дорожке, найдут то, что ищут.
      Я надеюсь, что маленький кораблик с упрямым сердцем пробьется сквозь все шторма и ураганы.
      Я надеюсь, что он придет в свою гавань.
      Я надеюсь, что мое последнее свидание с капитаном Дердекеном не было последним.
      Я надеюсь.

КОНЕЦ