– Но можно же придумать нечто посерьезней волосков а-ля Джеймс Бонд?
– Например?
– Ну, я не беру в расчет видеокамеры и микрофоны. Это могли бы сделать люди из детективного агентства, но нужны деньги. Боюсь, даже если мы скинемся, нам не хватит.
– Точно.
Я оглядела комнату, надеясь, что меня посетит вдохновение.
– Можно придумать какую-нибудь ловушку. Поместить над дверью воздушный шарик с водой. Или краской.
– Ага, а потом как я буду все это отмывать?
– Ладно. Но я думаю, надо заставить его оставить следы, пусть он во что-нибудь вляпается. Мы получим отпечатки его ботинок. – Я не сразу заметила, что говорю «мы». – Тогда и будет что предъявить милиции.
– Но как это сделать?
– Надо подумать – не знаю пока.
– Я хотела написать ему записку.
– Записку? Кстати, почему бы и нет?
– Но надо что-то спросить?
– Честность – тоже неплохой способ, – сказала я. – Спросить напрямую: зачем приходишь, дескать, и что тебе нужно.
– Все это можно, – ответила Таня. – Но почему он вымыл кружку?
– А… Не знаю.
– И почему рискнул войти, если знал, что квартира не пустая.
– Вошел потому, что не знал. Он видел, как ты вышла, и отправился сюда, – сказала я.
– Хорошо, но кружка тут причем? Это же определенный риск – оставлять такие следы. Получается, он был без перчаток, когда споласкивал, а потом вытер руки полотенцем.
Я вздохнула и потерла виски.
– Гадать можно до бесконечности. Нужен план. В таких случаях нужен план. Но из меня сегодня плохой мыслитель.
– Мы ничего сейчас не решим.
– Это все какой-то кошмар. Бомж. Психопат-призрак… – Я посмотрела на Таню вытаращив глаза. Моя догадка была нелепой, но я не успела удержать ее при себе: – Слушай, а если это не человек, а привидение?
– Да ты что?
– Полтергейст, например. Он и не оставляет следов, когда проникает внутрь, и сигнальные волоски остаются нетронутыми. Призраки – нематериальны.
– Бред.
– Ничего не бред. Надо и такой вариант рассмотреть…
– Давай как-нибудь в другой раз, – сказала Таня.
Она выглядела утомленной, будто в это утро досталось больше всего ей, а не мне. С другой стороны, учитывая, что я уйду, а она останется в квартире, куда шастает неизвестно кто, ничего удивительного. Таня боролась со своим страхом.
У меня был свой собственный. Все сразу обрушилось на мою голову. Вспомнился вчерашний вечер – ну почему выпитое не заставило меня забыть эту пакость? Многие хорошие моменты после возлияний пропадают из памяти, а всякий ненужный мусор остается. Это несправедливо.
– Надо подумать, – сказала я. Меня стала бесить тишина в квартире. Я покосилась на пульт от телевизора, лежащий рядом с Нюсей на диване, – может, хотя бы разбавить эту тяжелую атмосферу истерично-веселой рекламой?.. – А ведь она его видела…
– Кто?
– Кошка. И, следуя фактам, не первый раз.
Мне захотелось побыстрее убраться домой. Слишком много сегодня для меня было Тани и разной необъяснимой чепухи.
3
В тот раз мы ничего не решили. Любые дорожки, по которым мы двигались, заканчивались тупиком. Таня собрала все факты, которые могла припомнить, и я заставила ее выписать их на бумажку, чтобы не забыть. Она села и стала писать, кусая губы и поглядывая на меня виновато, словно я учительница, а Таня решает примеры и пользуется шпаргалкой.
Потом мы еще немного пообсуждали возможные меры, которые позволили бы нам как-то зацепить невидимку, но никто не выдал ни одной блестящей идеи. Я почувствовала себя тупицей, у меня было единственное оправдание: еще не прошедшее похмелье.
Таня сказала, что проводит меня до остановки автобуса. Я поблагодарила ее, не решаясь попросить самой.
– Как ты пойдешь назад?
– Обыкновенно. Сейчас день, – ответила она. – Я не собираюсь сидеть в углу и дрожать неизвестно от чего. Не дождется. Ему ведь это и надо. – Таня брезгливо сморщилась. – Буду жить как жила.
– Осторожней только.
– Ага.
Мы вышли из квартиры, потом из подъезда. До автобусной остановки идти было минут пять, она стояла прямо за углом девятиэтажного дома, имеющего форму подковы. Шагая через двор, я смотрела по сторонам. Что это мне дало? Кроме созерцания воскресных старушечьих прогулок и бегающих по детской площадке двух эрдельтерьеров, ничего. В сотнях квартир это дома может скрываться не одна дюжина психопатов. Этот мог придти откуда угодно.
В этом и заключался весь кошмар.
Невидимка мог придти откуда угодно и оказаться кем угодно…
Глава пятая
1
В понедельник я появилась на работе с багажом из сквернейшего настроения и головной боли.
Войдя в офис, я чуть не бегом пересекла прямоугольное помещение и грохнулась на свое место в углу. Вращающийся стул заскрипел подо мной словно в невыносимой муке, и мне это доставило удовольствие. Стало тихо. Коллеги смотрели на меня, ожидая, видимо, что я вытащу из сумочки пистолет. Зина, толстенькая кудрявая брюнетка с непроизносимой фамилией, перестала краситься, Вера, высокая холеричная дама с веснушками, прекратила шелестеть чем-то в своей сумке. Другие еще не пришли – до половины девятого оставалось почти пятнадцать минут. И не стоит забывать, какой сегодня день… Понедельник традиционно самый каторжный и тяжелый на неделе. Каждый борется с ним как может. Он – альфа и омега депрессии, особенно для тех, кто терпеть не может свою работу. Я из этой породы бизнес-работников. Никогда не думала, что буду трудиться как пчелка на ниве рекламы в профессиональном журнале. Правда, и учителем истории я не мечтала быть, но иногда думаю: работа в школе ничуть не хуже этого… Разумеется, я не права – это все депрессия. Я интроверт, а потому для меня наилучший вариант – сидеть в покрытом паутиной углу, обустроить свое уютное теплое гнездышко и спасаться в нем от кошмаров действительности. Школа так или иначе отпадала, хотя бы из-за разности в зарплате.
Сегодня мне повезло с автобусом, я сумела втиснуться в такой промежуток времени, когда основной поток пассажиров еще не заполняет салон до отказа, и ехать можно в относительном спокойствии. Вторую половину пути до редакции моего горячо любимого рекламного журнала я ехала сидя. Но, как выяснилось, этого мало для счастья. Везение улетучилось почти сразу. За две остановки до выхода рядом встал какой-то здоровенный мужик в засаленной куртке цвета дряблого огурца. От него шел запах чеснока, пива и зубной пасты. Каким-то образом это амбре достигало моего носа, хотя дышал громила не мне в лицо, а голова его почти упиралась в потолок. Своей курткой он припечатался к моему плечу, возможно, сделал это специально. Его промежность как раз находилась у меня на уровне лица. Всю долгую остановку я терпела, медленно закипая, и намеревалась разораться, если этот мужлан не выйдет или не сгинет с глаз моих. Он вышел, зато на его место пришла старуха, которой тоже не хватило места. Она задержалась у заднего входа и стала действовать мне на нервы оставшийся отрезок пути. Старуха, наоборот, была карманного размера, миниатюрная, как фарфоровый гномик, стоящий у меня на книжной полке. Запах от нее распространялся не менее омерзительный – антибактериальное дешевое мыло, старое тело, колбаса, нестиранная одежда. Я думала, что сойду с ума, пока все это кончится. Оставалось двести метров до остановки, когда кондукторша вынула сотовый, чтобы ответить на звонок, и начала визгливо хихикать.
Я применила банальную методику успокоения – глубокие вдохи. Я дышала как можно более незаметно, закрыв глаза.
Видимо, в результате стресса мое обоняние усилилось. Я слышала все запахи в автобусе, могла определить каждый из них. Я даже представляла себе их источники, воображение работало на всю катушку. В результате я выскочила на остановку, не в силах все это выносить, и чуть не поскользнулась на покатом панцире из грязного льда. Никто не дернулся в мою сторону, чтобы помочь. Мне удалось досеменить до края навеса над скамьями, и я схватилась рукой за столбик. Мой взгляд блуждал по сторонам, а нервы гудели, точно провода под высоким напряжением. Я вынула сигарету, зажгла ее. Нужно направить куда-то эту энергию, иначе у меня будет нервный срыв. Но куда? Я не скандалистка, то есть, не идейная и не испытываю удовольствие от публичных истерик. Я не умею освобождаться, не умею пить энергию из других, что мне и вредит. Мать раньше называла меня тихоней и нюней. Нет во мне бультерьерских замашек. Я молчу до последнего. Может, пора меняться? Таня, наверное, смогла бы дать мне несколько уроков, научить меня контратакам и защите личного пространства.
Я докурила, не понимая, лучше мне или нет. В животе невидимый ком тянул книзу. Я сжала зубы, готовясь встретить новые испытания с гордо поднятой головой. Чтобы хоть как-то развеять тучи, сгустившиеся над моей макушкой, я стал думать о Тане. Это помогало. Словно она сама была здесь и нашептывала на ухо ободряющие слова. У меня была сумка через плечо, ее-то и задел какой-то тип, по виду студент, бегущий к остановке, от которой я успела отойти шагов на пять. Меня развернуло от толчка, я чуть не шлепнулась на льду. Студент даже не обернулся.
С этой минуты мое настроение испортилось окончательно и бесповоротно. Я была близко от того, чтобы заорать ему в след.
2
Компьютер я включила и ждала, когда загрузится система. Недавно я нарочно поставила свой стол так, чтобы от зала меня хотя бы наполовину закрывала стойка с комнатными растениями, водруженная на торчащий из стены выступ длиной в семьдесят сантиметров. Может быть, когда-то он предназначался для небольшого стеллажа, а вот сейчас играть роль подставки под конструкции для кашпо.
Я сидела прямо в куртке, сняв только шапку, и долго не замечала этого. Стало жарко. Я поднесла руку в шее, наткнувшись на воротник. Представляю, какое у меня лицо: наверное, Зина или Вера думают, что я пьяная или наглоталась какой-нибудь дряни.
Войдя, я с ними даже не поздоровалась, чего со мной никогда не бывало. Расстегнув куртку, встав с несчастного скрипучего стула, я стащила ее с себя, обернулась к девчонкам и поприветствовала их. К щекам прилила кровь. Я чувствовала, как становлюсь красной. Зина и Вера по очереди сказали: «Привет!» Снова началось наведение марафета и шелест, будто я дала им разрешение чувствовать себя как дома. Потом раздался хруст – оказывается, Вера грызла чипсы. Очень часто ее можно увидеть жующей, так она успокаивает нервы. Что ж, у каждого свой способ. Кто-то ест, кто-то пьет. У меня же не было никакого способа.
Оставшись в том же самом свитере, какой был на мне в субботу и воскресенье, я взяла пачку сигарет и вышла во дворик перед входом. На свежем воздухе думается лучше, но я не знала, на чем сосредоточить внимание. Все сводилось к необходимости расслабиться, выплеснуть накопившееся. Чересчур много во мне скопилось психического шлака, он-то и отравляет мне жизнь. Я смотрела на квадратную площадку внутреннего дворика старого здания, где располагалась редакция нашего журнала. В углах лежали комья грязного снега, того, что нападал недавно, обрывки бумаги, окурки. Высокая темно-синяя урна возле крыльца была наполнена больше чем наполовину.
В голове нет ни одной мысли. Ну и ладно. Мне нравилось ни о чем не думать, отрешенно глядя в пустоту, не видеть предметов перед собой и представлять, что я воздушный шарик, носимый ветром в любую сторону. Боль в висках и лбу уже не так донимала меня.
То, что сигналит сотовый, я не сразу поняла. Вытащила его из кармана, и увидела, что звонит Леша. Я помедлила, спросив себя, нужен ли мне сейчас этот разговор и этот человек. Началась недолгая борьба, где верх одержало желание поговорить с давним приятелем. С бывшим.
– Привет, как твои дела?
– Я не слишком рано звоню?
Манера отвечать вопросом на вопрос, но я не разозлилась.
– Нормально, я еще не занята.
– Я думал, ты перезвонишь.
– Вчера не могла, извини.
Леша говорит так, будто я ему обещала всякий раз отвечать на любой его звонок.
– Так как насчет того, чтобы… ну, сама понимаешь.
– Чего?
Бросив окурок в урну, я вынула зубами из пачки другую сигарету.
Кажется, я стала злоупотреблять.
Но так было приятно затянуться еще раз… Явный признак стресса. Опять все закрутилось у меня перед глазами – пиццерия, метро, бомж, его бредовое предсказание, невидимка в квартире Тани и чувство, что теперь ты не одна, а чья-то тень беспрестанно торчит за спиной.
– Ну, встретимся, пообщаемся. Новости пообсуждаем. Мы же давно не разговаривали.
– Это точно.
– Так что?
– Ты такой же назойливый, Леша.
– Ага, на том стоим. – Он рассмеялся. – Ну пожалуйста!
– Хорошо. Когда?
– Сегодня вечером.
– Ладно… – Я даже закрыла глаза, точно сама себя испугалась. Леша позвонил в удачный для себя момент, когда я не нашла объективных причин ему отказать. – Давай, знаешь, сразу после работы… Или ты будешь занят еще?
– К пяти?
– Да.
– Без проблем. Я заеду за тобой, буду у главного входа прогуливаться.
– Ладно. Договорились. Пока.
Я не стала слушать какую-нибудь очередную его шуточку. Мимо меня прошла блондиночка Лиза, единственная девчонка из редакции, которая мне нравилась. Белобрысая до неприличия, голубоглазая, на таких мужчины смотрят глотая слюну и воображая себе, что они сделают с частями ее тела, если заполучат в свои руки. Наверное, маньяки таких девчонок мысленно разделывают точно куриную тушку.
Я нахмурилась, и Лиза это заметила. Может, решила, что из-за нее. Она спросила, как я поживаю. Нормально, ни шатко ни валко, был мой ответ. Мы еще перебросились парой слов, пока моя сигарета не догорела до конца.
Мысленно я вернулась к Тане и ее проблеме с невидимкой. Странная, однако, у него периодичность – приходить каждую субботу. Два визита уже состоялись. По логике, следующий будет и в конце этой недели. Заранее зная график, можно подстроить ловушку… ну хотя бы как-то заставить психопата ошибиться и наследить. Но мы с Таней ничего не сумели вчера придумать. Неужели мы так и пустим это дело на самотек? Опять «мы». Мне стало смешно.
Я села на свое место, за компьютер, с дурацкой улыбкой на физиономии. Появилась выпускающий редактор. Она тут же принялась за дело.
Заставила нас всех создавать видимость работы.
3
После обеда позвонил Артур. Словно все сговорились! Он тоже настаивал на встрече, именно настаивал, а не шутливо предлагал встретиться, как было с Алексеем.
– Я не могу сегодня, – ответила я.
– Почему? – спросил Артур.
– У меня куча дел. Я получила твое сообщение вчера. Мы встретимся потом, ладно? Серьезно, сегодня не получается.
Работы пока не было, и я сидела автоматически водя мышкой, открывая и закрывая папки наугад.
– Жаль, – сказал Артур.
– Позже мы созвонимся, тогда и поболтаем, назначим встречу. – Я изобразила добродушно-шутливый тон, в котором проскальзывало сожаление по поводу того, что сегодняшний вечер занят. Пусть не думает, что я мегера и сейчас попросту отшиваю его.
– Хорошо.
Агрессивность, такая странная для этого спокойного человека, исчезла. Он рассмеялся. У меня отлегло от сердца. Мне не хотелось, чтобы Артур обижался.
– Тогда до связи?
– До связи.
Я выключила телефон, подумав перед этим, не позвонить ли Тане, спросить, как там у нее дела. На меня смотрела Зина, высунувшая голову из-за монитора. Я ответила ей сумрачным взглядом из зарослей традесканции.
Зина вернулась к своим делам, а я убрала телефон. Всем-то есть до меня дело…
4
Леша действительно заехал за мной. На машине, темно-зеленой «пятерке». Когда я вышла на улицу, почти не чувствуя ног от усталости, – точно бревна таскала, – он взял меня под руку.
– Привет.
– Ты вся белая какая-то, – заметил Леша.
– Спасибо, что заметил, – проворчала я.
– Люд, не обижайся. Я люблю говорить правду…
– Не надо на меня производить впечатление остроумием. Я-то тебя знаю хорошо.
– Выходит, я зря стараюсь? – спросил он с улыбкой. Леша никогда не страдал от недостатка самоуверенности, но, кажется, теперь ее градус повысился многократно.
Его пальцы нашли мои, погладили, словно о чем-то спрашивая. Я была без печаток и почувствовала грубую кожу на внутренней стороне его руки. От воспоминания о нашем прошлом меня пробрала дрожь. Сладкая. Я ответила ему пожатием. Жар мгновенно разлился по моему телу, отчего стало немного страшно. Я словно поднималась в небо благодаря какой-то силе. Кружилась голова, в ушах раздавался гул.
– Просто не устраивай концертов, пожалуйста, – сказала я, дыша через раздутые ноздри. Холодный воздух не отрезвлял, а только усиливал мое возбуждение.
Что же это такое? Не хватало еще, чтобы… Я взглянула на Лешу, пытаясь понять, что я раньше в нем находила хорошего. Нет, кажется, ясного ответа нет…
Он показал мне машину, стоящую на краю стоянки возле отделения банка. Пискнула сигнализация.
– Твоя, что ли?
Я заметила, что «пятерка» не совсем новая.
– Почти моя. Приятель продал. Потихоньку расплачиваюсь.
– Откуда у тебя такие деньги? Ты же вечно как бедный студент.
– Жизнь меняется, – сказал Леша, не поясняя.
– Понятно.
Правда, я ничего не понимала, но вникать не хотелось. Час назад у меня снова разболелась голова, пришлось выпить таблетку анальгина. Сейчас я походила на сомнамбулу – нелепое, необъяснимое состояние. С одной стороны, хотелось завалиться спать, но, с другой, танцевать и кричать во все горло. Вал возбуждения от прикосновения Лешиной руки стал откатываться. Я не хотела, чтобы все исчезло полностью. Надо что-то предпринять.
Леша открыл передо мной дверцу, и я села в машину. Внутри пахло духами и спиртным; может быть, кто пролил в салоне вино.
Я вспомнила: когда-то Леша говорил мне, что терпеть не может машины и все с ними связанное. Но то были совсем другие времена, мы учились, и еще какое-то время встречались после окончания университета. В тех днях я находила много очарования, романтических грез, которые постепенно выветрились из меня под ударами реальной жизни. Леша преподал мне множество уроков, показал, что жизнь с мужчиной может быть и хорошей и плохой. Он был первым, с кем я делила крышу над головой и каждодневные заботы.
– Спишь? – спросил он, упав на водительское кресло.
– Да нет, задумалась.
– Устала?
– Вроде.
– Ну, поехали, – сказал Леша. Машина выскочила со стоянки, очутившись на подъездной дорожке.
– Когда ты научился водить? – Меня это не интересовало, но я отдавала дань традиции поддерживать разговор.
Леша пустился в туманные объяснения по поводу новых возможностей и неожиданных контактов, неожиданных людей, которые часто встречаются на пути и помогают. Трудно было уловить логику в этом рассказе, потому что все строилось на впечатлениях и восторгах, а не конкретных фактах. Может быть, Леша имел в виду, что наконец взялся за ум. Закончил он свой монолог той же новой присказкой:
– Жизнь меняется.
Я пропустила ее мимо ушей, все еще пытаясь разобраться, почему так возбудилась. Воспоминания заполнили голову. Потный секс, вино, шепоты в темноте, прикосновения, запахи, сопровождающие совокупление. Как же все это было давно… Как хотелось этого снова. Тысячу лет не была с мужчиной. Нет, это невероятно! Я посмотрела на Лешу, ведущего «пятерку», и подумала, что если он предложит, я соглашусь. И плевать на все. Я сумею разрядиться как хотела, мне это нужно, иначе взорвусь.
5
Мы поехали в кафешку на четвертом этаже торгового центра «Уральский». Нам удалось занять пустующий столик – успели перед очередной волной нашествия посетителей. Леша заказал выпивку, я не отказалась от коньяка и хорошего кофе, а также от закуски в виде жирной пиццы с грибами и пирожков. Мы сидели и чесали языком, осторожно вспоминая наши Стрые денечки. Леша, конечно, был более настырным в этом деле. Сыпал несмешными шуточками, к которым я привыкла когда-то и нашла сейчас, что они меня не очень-то и раздражают. Пила, в основном, я – Леша сослался на соблюдение «режима». Водит он недавно и не уверен, что справится с машиной, если будет подшофе. Поэтому почти весь коньяк выпила я.
Под конец наших посиделок я почувствовала, что опьянела. Ровно настолько, чтобы окончательно разделаться со всеми комплексами и выбросить из головы всю галиматью предыдущих дней. Мне было весело и легко, казалось, все по плечу. Четко помню, как перед выходом сбегала в туалет, а, вернувшись, поддалась порыву и поцеловала Лешу в губы.
Он был счастлив. Помню его физиономию и его руку, которая крепко держала мою, точно он боялся, что я упаду. Я ехала по эскалатору, думая над своим счастьем. Обычная пьяная фантазия, скажете вы. Может быть, вы правы…
Но то, что случилось потом, научило меня ценить подобные моменты.
Глава шестая
1
Леша снимал приличную обставленную однокомнатную квартирку где-то возле центра Екатеринбурга. Я удивилась, но вспомнила его туманные объяснения. Видимо, ему действительно повезло и он имеет возможность платить за это жилье бешеные деньги. Мне такое, конечно, не по карману, подумала я, раздеваясь, но через минуту забыла обо всем.
Первым делом Леша показал мне бутылку белого вина, вытащенную из холодильника. Его манеры становились все более галантными, словно он боялся, что в любой момент я могу убежать, если он сделает что-то не то.
– На ночь останешься? – спросил Леша через десять минут.
Он появился на пороге комнаты, держа в руке плоскую тарелку с бутербродами. Я ответила, что лучше бы позже он отвез меня домой. Мне же надо на работу завтра!.. Леша сказал, что все понимает. Вопрос «С каким пор?» вертелся у меня на языке, но я не стала портить романтический момент.
Дальше следуют обрывочные воспоминания. Мы хорошо провели время. Как сто лет назад, в студенческие годы. Пили, говорили и слова за слово начали бешено целоваться. Леша избавил меня от одежды, потому что так мне всегда нравилось, усадил себе на колени, еще оставаясь в трусах, и занялся моей грудью. Мы ничего не забыли. Леша даже спросил, почему у меня такое лицо. Я ответила, что все просто отлично.
У него не было презерватива, а я давно не пила таблетки, поэтому попросила его выдернуться. Леша пообещал и сдержал обещание. Мы занимались любовью не меньше полутора часов, пока у нас не стала ехать крыша и мы не промочили всю простынь. Мне не хватало воздуха, судороги от оргазмов чуть не завязали в узлы мои руки и ноги, такое было ощущение. Леша вышел из меня и кончил на живот. На коже его сперма была точно капли расплавленного металла. Заглатывая воздух крупными порциями, он лег рядом со мной, лицом вверх и закрыл глаза. Мне было так хорошо, что я сматерилась во весь голос и укусила Лешу за правое плечо. Он захохотал. Мы закурили, ничего не говоря друг другу.
Вот уж разрядка, так разрядка.
Я представила Таню одну в постели и испытала мстительное удовольствие. Ничего подобного этому она не знала никогда. Я была далеко от нее, невозможно далеко – и дело не в географических координатах.
2
– Как ты поедешь? Ты же пьяный? – спросила я.
– Я обещал, ничего не поделать, – ответил Леша.
– Я могла бы и на трамвае, сейчас только половина десятого.
– Вот именно! Уже половина десятого. Довезу в лучшем виде.
Он сжал мою руку, наклонился и поцеловал в щеку, потом завел машину. В голове у меня гудело. Я знала, что ночью начнется похмелье. Заранее становилось тошно, однако воспоминания о хорошем сексе окупали все.
Теперь я ехала домой, чистая после душа, расслабленная, ненакрашенная, свободная, счастливая. Казалось, даже кожа излучает какое-то сияние. Я была сыта и довольна. Леша это чувствовал и сидел гордый, выпрямив спину и задрав нос. Он никогда не перестанет рисоваться, потому что слеплен из другого теста.
Леша ехал медленно, тщательно соблюдая скоростной режим и правила. Мне стало смешно, но я не подала вида, наблюдая его сосредоточенное лицо. Возможно ли между нами что-нибудь снова? Я не знала. Леша ничего насчет этого не говорил, а мне неловко было спрашивать. Меня бы вполне устроили подобные встречи время от времени. Но это меня… Вопрос в Леше. Мужчины редко удовлетворяются тем, что есть.
Я настояла на том, чтобы он не провожал меня до подъезда, а высадил на въезде во двор. Леша поворчал, но согласился. Он вышел и открыл передо мной дверцу. Я засмеялась. Помню этот момент. Леша подхватил меня за талию. В одной руку у меня была сигарета, которую я так тогда и не зажгла.
Мы поцеловались, и я сказала, что пойду. Не стоило передозировать удовольствие на первый раз.
– Все, счастливо. Созвонимся.
– Ладно… – ответил он, стоя в темноте возле машины.
Я пошла в сторону подъезда, мимо оголившихся деревьев, почти скрывавших первый этаж. Вдалеке лаяла собака, визжала сигнализация. Я этого почти не слышала, мои уши были словно набиты ватой. Сигнал, что похмелье приближается. Нужно срочно принять пару таблеток анальгина (или даже чего-нибудь посерьезней), умыться и спать.
Перед тем, как свернуть к бетонному крыльцу, я обернулась. Леши не было возле машины, наверное, он уже сидел внутри. Зажглись задние стоп-сигналы. Поблизости в темноте это был единственный свет – фонари как всегда не горели.
Я обошла лужу. Не потому, что видела ее, а знала, что она на этом месте. Замерзшая. Можно свалиться и костей не пересчитать. Я представила это себе, подходя к ступенькам крыльца, и все еще улыбалась, когда меня схватили.
Сначала я ничего не поняла. Рука из темноты сомкнулась сзади у меня на шее, стиснула. Я не успела даже втянуть голову в плечи – слишком была расслаблена. Появилась вторая рука. Она-то и не дала мне закричать, хотя я уже собралась. В этой руке было нечто вонючее и резкое. Мокрая штуковина, похожая на кусок свернутой марли, прижался к моему носу и рту.
Я вдохнула, одновременно осознавая, что поступаю неверно. Неправильно. Он хочет именно моего вдоха.
Я уснула, вырубилась, исчезла из реального мира.
Глава седьмая
Головная боль жуткая. Неужели я не приняла таблетку? Куда я дела этот проклятый анальгин, который мне так хорошо помогал?
Во рту стоит кислый привкус выпитого вина и коньяка. Я выпивала с Лешей. Верное воспоминание: мы встречались.
Я задумалась, пробуя вспомнить нечто большее, чем просто факт нашей встречи. Там, где должны были находиться яркие сочные воспоминания, лежали какие-то дряблые невзрачные кусочки впечатлений и событий. Все у меня внутри похолодело. Прямо так – типично книжный штамп. Оказывается, у меня есть тело, которому опять плохо оттого, что я напилась. И из-за этого ничего не помню. Надо прекращать все эти веселые вечера с выпивкой, иначе в скором будущем не избежать последствий. Не собираюсь превращаться в пьяницу! Да – и хорошо бы ограничить себя в курении. Прямо не продохнуть, легкие забиты воняющей табаком ватой.
Я не могла вспомнить, как ложилась спать, как проделывала привычные манипуляции с чисткой зубов и тщательным умыванием. Я собиралась принять лекарство и завалиться в кровать, чтобы завтра придти на работу в более-менее приличном состоянии. Неужели это мне не удалось? Что же тогда происходит?
Я попробовала открыть глаза – и не сумела. Вернее, открыть-то открыла, но ничего не увидела перед собой. На лице что-то было, и оно мне мешало видеть. Я встретила темноту, уперлась в нее взглядом, ничего не понимая и хлопая ресницами. Привычного узнавания своей комнаты, своей кровати, запаха своего дома не появилось. Пахло по-другому. Чужим местом. Опасным, враждебным местом. Вонь похожа на запекшуюся кровь.
Что у меня на лице? Я задрожала и попробовала пошевелить бровями, но и на них налепили нечто непонятное.
Дернувшись, я сообразила, что не могу двигаться.
Я не лежу, не могу ничего увидеть, слышу незнакомые запахи и… обездвижена.
Я не в своей кровати. Я не лежу, а сижу.
Челюсти примотаны одна к другой, по-видимому, лентой скотча – их не разомкнуть. Следующее открытие заставило меня издать сдавленный вопль, он вырвался без предупреждения, инстинктивно, ударился о зубы и остался во рту.
Я сидела совершенно голая. Сквозняк трогал мои лодыжки и бедра.
Глава восьмая
1
Боль заняла и глазные орбиты. При каждом движении глазами что-то будто давило на них. Так случается с крепкого перепоя или во время гриппа, когда инфекция добирается до каждого уголка тела и повсюду заявляет о себе. Отметив этот факт, я отбросила его как пока несущественный. Я вспоминала, сопоставляла воспоминания, находясь в шоковом состоянии и пока не осознавая всего кошмара моего положения…
Но черный ужас накатывал. Он походил на огромный шар, тяжелый, холодный. Он приближался ко мне из темноты, что простиралась за гранью здравого смысла и нормальной житейской логики.
…Я была с Лешей, мы сидели в кафе, затем поехали к нему на квартиру, потому что я заранее намеревалась дать согласие, если он предложит с ним переспать. Весь тот день был для меня тяжелым. Я хотела разрядки, и получила ее. Мы занимались сексом долго и с наслаждением, вспоминания все наши дни. По дороге я еще размышляла, не попробовать ли нам вновь сблизиться и жить вместе.
Все это как будто не вызывает вопросов, картины в моем мозгу были достаточно живыми. Страх помог реанимировать эти воспоминания.
Что было потом?.. Я вновь разревелась под той повязкой, которую налепили мне на глаза. Слезы выливались через какие-то крошечные отверстия в складках между скотчем и кожей. Нос заполнили сопли. Я заставила себя прекратить рев, чтобы иметь возможность нормально дышать. Минуту или две я ни о чем старалась не думать и приводила в порядок дыхание. Соплей было не так много, постепенно они ушли.
Вновь я сделала неосознанное движение правой рукой, но она не двинулась. Ее примотали к подлокотнику стула, на котором я сидела. То же самое было с ногами – их прикрепили к ножками, наверное, километрами липкой ленты. Я могла шевелить только пальцами. Голову, в свою очередь, зафиксировали так, чтобы я смотрела исключительно вперед, не имея возможности повернуть ее право или влево. Череп удерживали, помимо скотча, какие-то металлические штуки. Возможно, это струбцина.