Она не вернулась.

Я взялась за шпингалет и потянула его в сторону. Дверь открылась. Мне пришлось выйти в коридор.

Глава третья

1

Тани еще не было, и я испытала облегчение. Лучше бы она не видела меня в таком состоянии. На моем лице отражается каждая мысль, а главное – страх. Я чувствовала, что из-за него мои глаза светят как лампочки. Мне не объяснить, в чем дело… Начну мямлить, и Таня опять будет смотреть на меня так, словно я чокнутая. Да я и сама себя чокнутой чувствовала.

Я прокралась в коридор, прислушиваясь. Остановка. Дальше. Я сжимала обеими руками халат у себя на груди и семенила в сторону кухни. Там никого нет.

Квартира была пустынна и создавала впечатление заброшенности, и это меня поразило в самое сердце.

День не задался главным образом из-за того, что я позволила своему воображению разыграться не на шутку. Просто детский сад какой-то.

Снова мне пришлось вступить в нелегкие переговоры с собой, убеждая успокоиться и мыслить здраво. Пустая квартира – ну и что? Это не повод окунаться в параноидальный бред…

Я подавила желание дернуть себя за волосы, чтобы изгнать из головы всю эту дурь. А рука так и тянулась.

Кухня позади. Я добросовестно обследовала две комнаты, сначала спальню, потом большую. Обстановка та, что я и оставила, уходя в ванную.

Возвращаясь на кухню, я немного успокоилась и по пути заметила, что Нюси нет на подушке, где она устроилась спать. Только шерсть, которую кошка оставляла всюду. Я взглянула на часы: пять минут двенадцатого. Таня отсутствует примерно сорок-сорок пять минут. Может, все пятьдесят. Или час, подумала я, глядя на посуду в сушилке. Она встала рано и привела в порядок комнату, помыла тарелки, кружки, из которых мы пили. Наверное, и мешок с мусором выбросила по пути в магазин. Я села на табурет, чувствуя угрызения совести. Таня – трудолюбивая пчелка, а я просто ленивый, наглый мешок с костями.

Я огляделась в поисках того, чем бы загладить свою вину. Пол помыть? Но пол чистый. Пропылесосить? Тоже неудачно. Таня, вообще-то, не любит, когда без разрешения делаешь подобные вещи. Я вздохнула. Даже раковина в мойке была чистой, и на дне ни единой грязной ложки.

Я сходила за сигаретами, в кармане куртки отыскалась пачка, наполненная на одну треть. Вернувшись на кухню, я открыла форточку, достала пепельницу и задымила.

Что-то, однако, меня тревожило. Зуд из головы переместился в грудь. Нечто не давало мне покоя. Мозг, видимо, еще не проснулся целиком, хотя тело пришло в норму, раз я могла курить. Мысли ворочались еле-еле.

Хотела проверить сотовый, но сейчас эта мысль показалась катастрофически нелепой. Мне никого не хотелось видеть или слышать, ни от кого не хотелось получать эсэмэски. Моя типичная реакция на похмелье: хочется забиться в темную норку, свернуться там калачиком и отгородиться от всего. Частенько в детстве я представляла себе, что я маленькая серенькая мышка, которая живет как раз в таком месте. Ложась спать, я всякий раз думала о тех километрах, что разделяют меня и поверхность земли. Под большим тяжелым одеялом я чувствовала себя в безопасности. Ничто не могло меня потревожить, пока я под землей в своем убежище.

2

Я потушила окурок, не заметив, что сигарета выкурена лишь наполовину. Встала, и моя нога задела что-то мягкое, лежащее под табуреткой.

На меня сразу нахлынула всесметающая волна противоречивых ощущений. Это был мой свитер, который я сняла перед походом в ванную. Я бросила его здесь… и, видимо, он упал на пол, свесившись.

Я наклонилась и подняла свитер. Держа его на вытянутой руке, словно дохлую кошку, я долго не могла сообразить, что меня в нем смущает. Потом сообразила: когда я стянула его через голову, он был на левой стороне, а сейчас на правой.

Когда я успела его вывернуть? В тот же момент? Но я не помню.

Не помню, чтобы делала это! Свитер вывернут, ворот расправлен, края рукавов не загнуты. У меня пересохло во рту, я сжала губы, потом закусила их и посмотрела на стол, где должна была стоять кружка, из которой я пила молоко. Кружки не было… там, где я ее оставила. Стол вообще был пустым, если не считать закрытой пластмассовой хлебницы и пепельницы с моим окурком.

Я положила свитер на табуретку, копаясь в памяти в поисках воспоминаний о том, как выворачивала его на правую сторону. Ничего путного не попадалось. Я посмотрела в сушилку с посудой и увидела кружку, вымытую, еще даже мокрую. Мое оцепенение длилось долго, пока я не подошла и не набралась смелости взять ее в руки. Действительно, кружка мокрая.

Не понимая, что я творю, я протянула руку к полотенцам, висящим на стене слева, и потрогала каждое, Третье, самое близкое к мойке, было влажным у края, где торчала обрямкавшаяся бахрома. Тут мне в грудь словно впрыснули дозу крутого кипятка, сердце подпрыгнуло, сжалось, потом затрепетало. Я могла принести клятву на чем угодно и кому угодно, что не мыла кружку после того, как выпила молоко.

Я опустилась на колени и стала рассматривать пол, но ничего не нашла. Если и были на линолеуме капельки воды, то они или высохли, или вообще не падали сюда. Полотенце на голове мешало, и я бросила его на табурет, поверх свитера. Я продвигалась все дальше, из кухни в коридор и в прихожую. Встала, включила свет, чтобы лучше видеть.

Ползая на четвереньках, я искала следы, пока не сообразила, чем же на самом деле занимаюсь. Потом вскочила и хотела кинуться бежать. Но бежать как раз и некуда. Во всяком случае, не в таком виде, голышом, в халате и тапочках, стоптанных внутрь. Я уставилась на входную дверь, четко и ясно осознавая вывод из всего происшедшего. Кто приходил в квартиру, пока я была в ванной. Этот кто-то вымыл кружку и вывернул свитер на правую сторону, но почему-то бросил его на пол, под табуретку. Зачем же, если кружка все равно выдала его посещение? Я прислонилась к стене, чувствуя нарастающую слабость в ногах и жгучий холод в районе солнечного сплетения. Могла приходить Таня, что-нибудь забывшая. Почему же тогда она не дала о себе знать?

Значит, это его шаги я слышала, приняв их за Танины. Его… кем бы он ни был.

Так, а если у кого-нибудь из подружек Тани были свои ключи? Или есть у какой-нибудь любовницы сейчас, в данный момент, и она может приходить сюда, когда ей вздумается? Тане не обязательно уведомлять меня о своей личной жизни.

Я подошла к внутренней двери и проверила замки, нижний и верхний. Заперты – в этом не было сомнений с самого начала. Таня пользуется обоими, когда уходит из дома. Закрыта и железная дверь – там тоже есть замок. Но… – металлический засов не задвинут… Это могла бы сделать я, если бы Таня попросила меня перед уходом, но она не стала нарушать мой сон. Я пыталась привязать новую гипотетическую подружку Тани к своей версии, но выходило плохо. Я не видела логики в ее действиях. Не зная обо мне, девушка могла бы поинтересоваться, кто занимает ванную, и дождаться, когда я выйду.

Вместо этого «она» выворачивает мой свитер, словно заботливая мама, моет кружку, а потом исчезает. Это же просто идиотизм.

Я задвинула цилиндрический засов (проклятая железка скрипнула!) и почувствовала, как сильно и быстро колотится сердце. Потом посмотрела в глазок на пустую лестничную площадку. В эти мгновенья я почти ничего не осознавала – ни что делаю, ни чего хочу добиться. Внутри меня все тряслось от ужаса. В голову стала лезть всякая дрянь.

Отступая от входной двери и боясь повернуться к ней спиной, я добралась ванной. Под моей ногой скрипнул пол, и этот звук я мгновенно узнала. Тот же самый, что я слышала. Скрип половицы, чуть приглушенный линолеумом с основой, но все-таки громкий. Душа у меня сорвалась с места, падая куда-то вниз. Я прижалась к простенку между ванной и туалетом. Этот неизвестный человек был здесь, возле меня. Вероятно, он наступил сюда случайно и выдал свое присутствие… Это опровергало версию о Тане. Или нет?

Я ничего не понимала, осознавая лишь, что запутываюсь все больше. Точно известно одно: пока я сидела в ванне, некто вошел в квартиру, а затем ретировался, почти не оставив следов. Непонятно, в чем был смысл его действий. Наверное, продемонстрировать мне, что ему ничего не стоит войти. Однако не я тут хозяйка… Я провела по лицу руками, прошла на кухню и взяла свитер. Я зарылась в него носом, стараясь уловить посторонние запахи, но влажное полотенце, лежавшее сверху, пахнущее шампунем и мылом, скорее всего, уничтожило следы. Я ничего не добилась. Возможно, этот человек – мужчина – был в печатках. От этой мысли меня замутило. Я бросила свитер и вспомнила о Нюсе.

В большой комнате ее не было. Я позвала кошку по имени, потом универсальным «кис-кис», но Нюся не откликнулась. Обычно после пары минут уговоров она появлялась с гордым видом, словно решила-таки снизойти до людишек. Я ждала, Нюси не приходила.

Кошку мог украсть этот некто. Зачем? Я помассировала виски, оглядела комнату, все углы. Потом двинулась в спальню Тани. Нюся нашлась под кроватью. Толстая и пушистая, она умудрилась втиснуться в узкое пространство между полом и матрацем. Я опустилась на четвереньки, мокрые волосы коснулись края ковра. Нюся смотрела на меня большими зелеными глазами, внимательно, выжидающе. Она словно ждала продолжения. Я подумала, что кошка знает и видела больше, чем я, и не могла вспомнить, забиралась ли Нюся под эту кровать когда-либо при мне.

– Пойдем. Кис-кис. Я дам тебе чего-нибудь, – сказала я, протянув руку.

Кошка была насторожена, ее уши прижались к черепу, но она не вцепилась мне в пальцы, а только обнюхала их, после чего позволила вытянуть себя из-под кровати. Мышцы у Нюси напряглись, когда я прижала ее к себе. После нескольких поглаживаний она расслабилась.

Я села на кровать и погрузила нос кошке в шерсть, как до того в свитер. Если «некто» брал ее на руки, то, возможно, в шерсти останется его запах. Я обнюхала Нюсю едва ли не с ног до головы, видя ее недоуменное выражение на морде. Ничего определенного нельзя было сказать. Кошка пахла самой собой, кремом для рук, которым пользовалась Таня, немного духами, и пылью, так как ее давно не мыли. У меня не настолько тонкое обоняние, чтобы вычленить из массы запахов какой-то конкретный и идентифицировать его. Скорее всего, Нюся просто ретировалась со своей любимой подушки и прибежала сюда прятаться. Так или иначе, это значило, что кошка испугалась чужого.

Я отпустила Нюсю на пол, она пару раз дернула хвостом и пошла прочь из спальни.

3

Тани до сих пор не было. Я сидела на кухне и курила. В пачке оставалось только две сигареты, под потолком уже клубились табачные облака, с которыми не в силах был справиться даже сквозняк.

Я посмотрела на круглые черные часы, висящие на стене. Секундная стрелка, подергиваясь, ползла по циферблату, и мне оставалось только безропотно констатировать, что прошло уже слишком много времени. В самом деле? Я заставила себя посмотреть внимательней. Час дня. И Тани нет.

Десять минут назад, когда мне пришла мысль все-таки позвонить ей на мобильник, я нашла его на тумбочке в спальне и чуть не швырнула об стену. Таня редко куда-либо выходила без телефона, из чего я могла заключить, что она не собиралась надолго отлучаться. Час дня – ровно. Какой кошмар! Я убивала время как могла, одновременно не на жизнь, а на смерть сражаясь с фантомами, заполняющими мою бедную голову.

Мое воображение (мое проклятье!) разыгралось, рисуя страшные картины. Оно нашептывало мне, что Таня умерла, погибла, была похищена каким-то ненормальным. И это тот самый псих-невидимка, который приходил сюда на разведку и трогал мой свитер – и совершенно логично, что он вернется выпустить кишки мне…

Ожидая, я то слонялась по квартире, то слушала радио на Танином старом бумбоксе, то включала телевизор. Мне надо было развеять тишину, как-то заполнить каверну, образовавшуюся в этом дне, но одновременно я боялась пропустить момент, когда вернется невидимка…

Он не вернется! Его никогда не было, потому что свитер вывернула я сама и кружку помыла… потому что я аккуратная и прилежная девочка, которая помнит о мелочах. Мама привила мне хорошие манеры, сомневаться не приходится. Нет никакого «некто» – просто после вчерашнего голова у меня не в порядке, а моя впечатлительность вновь играет со мной злые шутки. Пора привыкнуть к этому, надо жить в реальном мире.

Ожидание было пыткой. Я выключила телевизор, так как все равно смотрела сквозь изображение в пустоту, и пошла на кухню.

И вот я приканчиваю оставшиеся в пачке сигареты, ожидая звонка в дверь.

Рядом с пепельницей лежал мой сотовый. Со вчерашнего вечера пришли три эсэмэски. Одна от коллеги по работе – незначительный вопрос, на который я сразу ответила. Второе пришло от старого приятеля (ладно, бывшего парня), с которым у нас были недолгие, но близкие отношения на последнем курсе университета. Леша спрашивал, как жизнь и что я делаю обычно в выходные дни – разумеется, с таким расчетом, чтобы потом вытащить меня на встречу. Я не хотела этого – душа не лежала. Ни сегодня, ни в ближайшее время свидание с ним не состоится. Пока я не видела в нем смысла.

Третье сообщение пришло от Артура, моего «нового приятеля». Собственно, он не новый и не приятель в прямом смысле слова. Артур считает, что любит меня и показывает это довольно часто, мы даже встречаемся время от времени, но лишь как… больше подошло бы определение «товарищи по интересам». Интерес состоял в том, чтобы пообщаться, погулять, поболтать на разные темы – здесь Артур был мастер; казалось, он разбирался во всем, чего мы касались в разговорах, хотя бы понемногу. На все у него находился ответ. Я не позволяла Артуру выказывать свои чувства и старалась держать дистанцию. Испытывая к нему безусловную симпатию, я была не в силах его полюбить. Я не знала, почему так сложилось, но предпочитала видеть в нем только друга и всячески стремилась гасить разговоры на тему наших отношений. Боялась обидеть. Мужчины не любят дружбы, она их унижает. Пока Артур лелеет надежду, он будет общаться со мной. Может, я неправильно поступаю, подпитывая его иллюзии, но мне было бы жаль потерять такого друга и собеседника. Таня была знакома с ним, мы несколько раз вместе гуляли и сидели в кафе, иногда он появлялся здесь, в те моменты, когда я забегала к подруге. Таня говорила, что Артур чересчур старается казаться джентльменом, даже с ней. По ее словам, его стремление быть нейтрально-вежливым в отношении нее смешно, хотя временами довольно симпатично. Она подшучивала над ним за глаза, не видя в этом ничего предосудительного. Мне трудно понять и принять чувства Тани (у которой всегда свое мнение), но я не вступала ни в какие споры.

С Артуром мы познакомились в книжном магазине. Его улыбка и авторитетный ответ на вопрос, который я задала, принудил меня нарушить правило не связываться с мужчинами на улице. Я сказала себе, что раз наша встреча произошла в таком месте, то можно, ничего страшного. Тогда я искала роман Юкио Мисимы «Золотой храм», но не нашла его, на стеллаже лежал другой – «Шум прибоя». Я спросила у молодого человека, стоящего рядом, знает ли он эту вещь. Он ответил, что да, и порекомендовал купить. Я купила и успела с тех пор прочесть трижды. «Золотой храм», который я искала как подарок на день рождения одной подружки, я достала в другом магазине.

С той поры уже почти три года мы с Артуром общаемся и умело избегаем «окончательного решения». Я знала, что буду сожалеть, если после отказа он исчезнет с моего горизонта.

На этот раз Артур писал: «Привет, мы не виделись три недели (подсчитано). Я, наверное, мешаю, и ты занята, но прошу тебя мне позвонить. Может, просто поболтаем по телефону? Соскучился. Удачи. А.». Он никогда не делал ошибок в эсэмесках, всегда соблюдал прописные буквы и не забывал о знаках препинания. Если Артур слал сообщения по электронной почте, там тоже все было безукоризненно. Есть люди, у которых грамотность в крови, они просто не в состоянии ошибиться на письме. Я же всегда где-нибудь напортачу, за что мне всегда жутко стыдно. А все потому, что часто витаю в облаках и это мешает мне сосредоточиться. Такая проблема у меня с первого класса.

Прочитав сообщение Артура, я ощутила призрачное спокойствие, но оно быстро улетучилось, как только я вспомнила, где нахожусь и что случилось. Отвечать ему я была пока не в состоянии. Мои руки дрожали, я даже не замечала падающего на столешницу пепла.

Я попыталась думать о Леше, вспоминать, как все у нас было, потом переключилась на Артура, но и его образ вымели мрачные мысли.

Если бы Таня не оставила сотовый дома, я бы позвонила ей и устроила такой разнос, который она бы надолго запомнила. На всю оставшуюся жизнь.

Очередная сигарета сгорела, я потушила ее, чувствуя, как язык начинает саднить от табачной слюны. Ссыпала пепел на ладонь, а его в раковину и помыла руки, представляя стоящего на моем месте человека, который споласкивает кружку из-под молока. Почему-то я чувствовала себя грязной, будто меня облапали.

Пора одеться. В квартире, где долго были открыты форточки, стало холодно. Под халатом я была без всего. Я отправилась в ванную, взяла одежду и переоделась в спальне. Чем теперь заняться? Читать? Смотреть телевизор? Все это казалось бессмысленным. Я вышла в залу и поглядела на компьютер. Играть тоже не хотелось. Ну разве в то, где не надо думать, зато можно убить время.

Я сделала шаг к компьютеру, и услышала звук дверного звонка. Я чуть не заорала.

Глава четвертая

1

– Привет, – сказала Таня, входя в прихожую.

Я стояла и взирала на нее, не зная, что ответить. Как всегда – репетируешь, проигрываешь то один сценарий, то другой, а потом стоишь не в силах рта раскрыть.

От Тани пахло пивом.

– Ты где была-то так долго? – спросила я, пытаясь изобразить нормальный тон.

Похоже, все было банально. Просто. Я ощутила стыд и обиду. Таня закрыла дверь, задвинула засов и протянула мне пакет с продуктами. Я медлила, не брала.

– Ты чего? – спросила Таня.

– Ты очень долго ходила. Магазин рядом, я помню… – Ну неужели надо разораться, чтобы она поняла, как мне было без нее плохо? Чего я только не передумала за это время!

– А…

Я взяла пакет. Таня села на старую тумбочку, развязала ботинки, покрытые сзади свежими пятнами грязи. Сняв обувь, она улыбнулась. Нет, Таня не пьяная, как я думала сначала.

– Я встретила знакомую, давнюю, ты ее не знаешь. Учились в школе вместе. Заболтались о том о сем, понимаешь. Потом она предложила заглянуть в кафешку в супермаркете. Мы поговорили и выпили по пиву. Очень кстати, потому что голова у меня болела.

Сняв вязаную шапку, Таня взъерошила короткие волосы.

– Есть охота. Поставь чайник, пожалуйста. И воду, полкастрюли на рожки.

Я промолчала, кипя от злости, и ушла на кухню. Таня прошла в ванну, и там зашумела вода.

– Ты ела чего-нибудь? – спросила она.

– Нет, – крикнула я. – Только молоко пила… – Воспоминания о молоке снова вывели меня из равновесия. – Да у тебя тут ничего почти и нет.

– Ага, – отозвалась Таня из-за шума воды.

Я вынула из пакета коробку с молоком, коробку с кефиром, упаковку печенья, одна сторона которого была покрыта шоколадом, полкило куриной ветчины, десяток яиц, упаковку рожек, упаковку сосисок, пластмассовую бутылочку кетчупа с чесноком, майонез, мешок с луком, двести грамм карамели, сливочное масло, хлеб-нарезку. Я раскладывала все это на столешнице, стараясь экономить место, как привыкла, и думая о визите невидимки. Рассказывать Тане или нет? За то время, пока я ее ждала, так и не решила определенно. Мысли путались – что тогда, что сейчас.

Допустим, она мне не поверит, скажет – выдумала. С другой стороны, этот визит напрямую касается ее личной безопасности, разве не так? По ее дому шастает неизвестный тип с неизвестными намерениями, а Таня живет одна… Я подумала и почувствовала, как напрягаются волоски на затылке. Неизвестный мог уже давно совершать вылазки в ее квартиру… И Таня ни о чем не подозревает. Узнай я, что нечто подобное происходит со мной, я бы, наверное, сошла с ума и тут же убежала из дома куда глаза глядят.

Вся злость успела выйти из меня, я чувствовала себя самой обыкновенной дурой. Столько всего напридумывала, готовясь к тому, что получу ужасные вести, а Таня вернулась, живая и подвыпившая. Это хорошо, но только мое воображение опять сделало из меня посмешище. Достаточно и того, что перед самой собой. Я была зла на себя.

– Ну и надымила, – сказала Таня, входя на кухню. Она промокала мокрое лицо, никогда не знавшее ни туши, ни помады, ни теней, ничего подобного. По ее словам, когда-то ей косметика просто не нравилась, вся ее подростковая душа противилась «этому насилию», а позже отказ от «боевой раскраски» стал идейно обоснованным. Таня уверяла, что это не из-за того, что она предпочитает более активную роль в паре. Ей просто не нравилось походить на слабых и безвольных дурочек, целиком зависящих от мужчин. Хотя иной раз Танины сентенции меня порядком раздражали, я почти никогда не спорила. В спорах не было смысла – Таню никто никогда не переделает. – Звонил кто-нибудь?

– По домашнему нет, а сотовый я не смотрела, – сказала я, наливая воду в небольшую белую кастрюлю. Газ на плите уже горел.

Таня положила полотенце на край стола, свернув вчетверо, и прикоснулась к моей спине между лопаток лбом и носом. Я замерла. От плеч вниз побежали мурашки. Контакт был мимолетным, Таня сразу отстранилась. На моей красной футболке осталось маленькое влажное пятно, я чувствовала его кожей.

– Что это за подружка? – спросила я, как будто мне было до этого дело.

Или было? Я сглотнула слюну, боясь повернуться, чтобы Таня не увидела на моем лице все то, о чем я думала последние полтора часа.

– Мы учились в параллельных классах. Почему-то я всегда с параллельными дружу лучше, чем со своими, – сказала Таня. – Вот и с тобой так.

Я подумала, не начать ли мне мой рассказ прямой сейчас, но решила подождать.

– Она со мной никогда не была, потому что тоже натуралка. А сейчас замужем, у нее ребенок.

– Понятно, – сказала я.

Чайник и вода для рожек уже стояли на плите, а я начала убирать продукты в холодильник. Таня наблюдала за мной. В кухню вошла Нюся, осторожно ступая и принюхиваясь. Таня взяла ее себе на колени, не боясь насадить шерсти на черные джинсы.

– Я проснулась, посмотрела, а тебя нет.

– Была записка.

– Да.

– Но почему-то я подумала, что ты попала под машину…

– Под машину?

– Тебя долго не было, – пояснила я.

– А, так вот почему ты такая, словно тебя пыльным мешком стукнули! – Таня рассмеялась, но старалась меня не обидеть. – Бедная моя, миленькая, оставили тебя на произвол судьбы! – Она подошла и обняла меня, крепко, как могла. Спокойней ли мне стало? Пожалуй, не намного. Я позволила себе уткнуться лицом ей в плечо, не обняв в ответ. – Ну извини. Больше так не буду. Ты правда испугалась?

Я не сразу ответила, потому что еще на подходе задушила в зародыше желание разреветься. Это, в конце концов, неприлично. Таня держала меня за плечи. Я посмотрела ей в глаза и сказала, что правда – испугалась. И даже тогда было не время рассказывать ей про визит невидимки.

Таня еще раз меня обняла. От нее шел запах дезодоранта, пива и табака.

2

Мы устроили поздний завтрак из рожек с сосисками, залив их майонезом и кетчупом, выпили по большой кружке чая с молоком и двумя бутербродами с ветчиной. Когда дошла очередь до печенья, я все-таки собралась с духом и подробно рассказала о моем утре.

Таня сначала слушала меня с улыбкой, но постепенно ее брови начали сдвигаться к переносице, пока не состыковались, а улыбка не исчезла. Она ни разу не вставила слова, дожидаясь, пока я закончу.

Я считала, что рассказала все обстоятельно и приложила максимум усилий, чтобы не казаться полоумной. Впрочем, Таня не считала меня такой. Не верить можно и вменяемому человеку, потому как всякий может ошибиться.

Я ждала, а Таня достала сигарету и закурила. Даже не попыталась встать и открыть форточку в зале, где мы устроились.

– Ничего себе, – выговорила она.

Над ее головой поплыло табачное облако.

– Понимаешь, тут и так в голове сумасшедший дом, а еще ты долго не возвращаешься, – сказала я, – тебе повезло, что я не устроила истерику. Но очень хотела.

Таня кивнула, держа сигарету двумя пальцами у своего виска. Спина ее сгорбилась. Вообще-то, я ожидала, что Таня начнет возмущаться, размахивать руками, бегать по комнате. И я сидела, ошеломленная, когда ничего этого не увидела.

– А во сколько это было-то?

Она в упор посмотрела на меня, и я поняла, что Таня испугана по-настоящему. Это словно ведро воды на голову – настолько откровенный страх. Я могла бы ожидать такой реакции от кого угодно, но только не от нее, девушки-бойца, уверенной, умеющей за себя постоять. У меня язык присох к небу.

– Во сколько?

– Ну, примерно от без двадцати двенадцать до без десяти минут, – сказала я. – Время имеет значение?

– Не знаю. Наверное, нет. Я просто так спросила.

Я ждала, что Таня объяснит мне свою реакцию, но она не спешила, и мне пришлось надавить на нее.

– Ты знала?

Таня не сводила глаз с кончика сигареты, словно это было какое-то невиданное ранее чудо. Я ждала со всем терпением, на какое была способна. Казалось, через пару секунд я просто-напросто лопну.

– Он уже здесь был, – сказала Таня.

– Кто?

– Этот человек. Мужчина, я думаю. Дважды.

– Дважды, – повторила я, сжимая переплетенные пальцы. По моим рукам, спрятанным под свитер, бежали мурашки.

– Я думаю, откуда-то он достал мои ключи. Не знаю, каким образом они ему достались, потому что оба комплекта у меня в неприкосновенности и ни один из них я не теряла, никогда.

– Я все-таки надеялась, что это кто-то из твоих. Новенькая, например.

– Нет. Ты же знаешь, я долго одна, – сказала Таня. – Да и неважно это…

– Говори, говори, иначе я с ума сойду! У меня просто крыша едет! – Какое чудовищное искушение устроить истерику, черт возьми! Я глубоко вдохнула.

– Две недели тому назад он пришел в первый раз. Когда меня не было дома. Преспокойно открыл дверь, вошел и какое-то время пробыл внутри. Ничего не взял, не испортил и не оставил следов.

– Откуда же ты узнала?

– Почувствовала, как только вошла в квартиру. Он не оставил запаха, иначе бы я уловила, нет, тут в чем-то другом дело. Бывает же так, что после человека в помещении остается аура. Она какое-то время держится, а потом растворяется.

– В общем, да, – согласилась я. Тут мои глаза полезли на лоб. – Так он ушел перед твоим приходом? Точь-в-точь?!

– Ага.

Таня поднесла ко рту чашку с чаем, где еще была одна треть густого крепкого напитка. Я поглядела на ее руку, которая заметно подрагивала.

– Еще кое-какие мелочи мне бросились в глаза. На трюмо в спальне предметы были слегка сдвинуты со своих мест – я уверена. Потом книга, которую я читала, тоже оказалась в другом месте.

– И ничего не пропало? – спросила я, чувствуя, как в моем животе медленно поворачивается какая-то штука, похожая на кусок льда. Стало трудно дышать. Вместо того, чтобы сходить открыть форточку и немного проветрить, я схватила из Таниной пачки сигарету и закурила.

– Ничего. Я дважды проверила все.

– Ладно… – Выдув дым, я напустила на себя деловой вид. Надо было сыграть, будто мне вовсе не страшно и нет ощущения, что кто-то смотрит в спину. – Значит, ты мне веришь?

– Верю, конечно.

– Я не психическая, мне не почудилось!

– Разумеется. – И все-таки у нее был странный взгляд.

– А когда он пришел второй раз?

– Неделю назад. То же самое – походил, ничего не взял, ушел. Но с первого визита я стала приклеивать к косяку волоски, о существовании которых знала, конечно, лишь я.

– И что?

– Волоски были на месте.

– Как это?

– Он проходил в квартиру, не трогая их. Или возвращал на место, ума не приложу.

– Откуда он знал?

– Без понятия.

– Что же получается. Этот… может заявиться сюда в любой момент и сделать с тобой все, что угодно!

– Не в любой. Только когда меня нет. Я же запираюсь на засов, который ему снаружи не открыть, – сказала Таня.

Наконец она встала и распахнула форточку.

– Все равно… Надо что-то делать. В милицию написать, понимаешь!

– Не имеет смысла. Мне нечего им сказать – доказательств нет, следов нет.

– А если они найдут отпечатки пальцев?

– Ну у него же хватило ума вести себя словно невидимке, так почему он должен быть тупым идиотом и хвататься за все без перчаток? Нет, пока заявление подавать рано.

– То есть, надо ждать до тех пор, пока он что-нибудь с тобой не сделает?.. – проворчала я.

Таня пожала плечами, пряча глаза. Она боялась.

– Извини, что не предупредила. Вчера было не до того, а утром ты спала. Надо было, по крайней мере, тебя разбудить, чтобы ты закрылась изнутри на засов.

– Слушай, а если замки сменить?

– Сменю. Только сейчас денег нет.

– А зачем он приходит? Как думаешь?

– Наверное, он просто больной, раз ему нравится приходить и слоняться из угла в угол. Кради он у меня вещи, я бы не боялась обычного вора и давно бы написала заявление. Но тут совершенно другая ситуация. Этот ублюдок наверняка заглядывал в шкафы, трогал одежду, нюхал, мял пальцами… А как ему удается не наследить, приходя с улицы… ума не приложу.

– Тань, перестань, не то меня затошнит, – сказала я.

Она мотнула головой, не соглашаясь. Ей надо было выговориться.

– Представь, этот мужик… трогал нижнее белье, которое я ношу! Еще хуже, если он знает, кто я такая, а значит, может специально издеваться надо мной. Он лежал на моей кровати, спускал в ванну, куда я сажусь!..

Таня редко теряла самообладание настолько сильно, ее голос стал визгливым, высоким, словно у ребенка, который капризничает.

– Тогда этот тот, кого ты могла знать, – предположила я.

– Ерунда. Не обязательно. Если каждый мужик, которого я отшила, начнет мне мстить, придется переселиться на Марс.

– А соседи никого постороннего не видели? Ты спрашивала?

– Нет. Я не знакома с теми, кто живет выше и ниже. А на моей площадке вообще ни с кем не разговариваю, тут, в основном, старухи, они знают про меня… старухи всегда знают. – Таня усмехнулась. У нее хорошо получалось приходить в норму, быстро остывать после вспышек гнева или успокаиваться после истерик. Либо, подумала я, она обладает искусством прятать свои чувства в такой дальний глухой чулан в своей голове, что оттуда им нелегко вернуться обратно.