Аманда умерла за много лет до этого, в глубокой старости – в сравнении с вулканским век землян так недолог. Каждый человек тяжело переживает потерю матери, и Перрин боялась, что горе Спока обернётся горечью по отношению к ней. Она даже пыталась поговорить с ним об этом, надеясь прояснить обстановку и установить отношения если не тёплые, то хотя бы приемлемые. Но Спок отгородился от неё, явно не желая обсуждать с ней столь личную тему – вежливо, разумеется, но непреклонно. После этого разговаривать с ним она уже не пыталась.
      Она так и не определилась, какую роль могла бы играть по отношению к нему. «Мачеха» было нелепым по отношению к человеку, настолько старшему её самой. «Друг» было бы неплохо, но Спок делал это невозможным. В конце концов, она уже не могла бы сказать, кем они друг другу приходятся; она была просто женой Сарека.
      Но исчезновение Спока пробудило в ней гнев. Ибо она видела, как это подействовало на Сарека.
      Словно прочитав её мысли, Пикард сказал:
      – Не будет ли с моей стороны нескромным спросить, что произошло между Вами и Споком?
      Некоторое время она молча смотрела на него, борясь с обуревающими её чувствами, спрашивая себя, не лучше ли будет просто повернуться и уйти. В горле стоял комок, мешая дышать. Ещё немного – и она разрыдается.
      – Не между Споком и мною. Между Споком и его отцом. Они спорили годами – но то было в семье.Но когда начались дебаты в связи с кардассианской войной, Спок подверг позицию Сарека критике – открыто. Он не проявил ни малейшей лояльности по отношению к своему отцу. – То было ужасное время, и теперь она переживала всё заново – Сарек безмолвно переносит боль, отказываясь осудить сына; собственный гнев против Спока…
      – Мне не было известно, – осторожно произнёс Пикард, – что Сарек был оскорблён позицией Спока.
      –  Ябыла оскорблена позицией Спока. И я позаботилась, чтобы он об этом знал. – Возможно, она поступила неправильно? Может, то, что она сделала, лишь углубило пропасть между отцом и сыном? Она пыталась сдержать быть сдержанной даже тогда, но всякий раз при виде боли в глазах Сарека в ней подымался гнев. – Я защищала своего мужа, и не чувствую себя виноватой.
      Наступило молчание. Затем Пикард, решив уйти от болезненной темы, спросил:
      – А Сарек может знать, почему Спок вдруг покинул Вулкан?
      Будь на месте Пикарда кто-нибудь другой, она никогда не заговорила бы столь открыто. Но в разговоре с этим человеком чувства её изливались сами собою.
      – Если бы Вы видели его таким, каким я его вижу… бессильного… говорящего с самим собою… – Перин поглядела в сочувственное лицо Пикарда, и ей стало легче продолжать: – Он хочет видеть сына, примириться с ним прежде, чем он умрёт. Но теперь может быть уже слишком поздно.
      Голос её прервался, и она отвернулась, не желая показывать всю глубину своей боли. Всё же теперь, когда она так много сказала Пикарду, ей стало легче. Она услышала его полный сочувствия голос и поняла, насколько он опечален её горем.
      – Перин, Вы позволите мне увидеться с Сареком?
      Перрин обернулась к нему, охваченная неуверенностью. Имеет ли Пикард хоть малейшее представление, о чём он просит? Понимает ли он, насколько яростно защищает она Сарека от посторонних глаз? Как может она допустить, чтобы муж её был унижен ещё больше, позволив другим увидеть его? И всё же…
      – Никому другому я бы этого не позволила. – Она шагнула вперёд, глядя Пикарду прямо в глаза. Но Вы – часть его, а он – Вас.
      С этими словами она снова повернулась к иллюминатору.
      Стоя рядом с главным инженером Джорди Ла Форжем во втором грузовом отсеке, Райкер с досадой созерцал разложенные перед ним на полу обломки. Обломков было множество – большие и маленькие, искорёженные и гладкие, неправильной формы и симметричные – сущая головоломка из осколков, частей, фрагментов. Усмотреть среди них какую-либо закономерность было просто невозможно.
      – Вулканцы не могут определить, что это за фрагменты, – сказал он Джорди, – но они установили, что металл является сплавом дентариума.
      – Что говорит, что они были изготовлены на Вулкане, – отвечал Джорди. – А дентариум означает только одно: что бы это ни было, оно предназначалось для звездолёта.
      Некоторое время оба молча созерцали металлические обломки. Визор Джорди резко контрастировал с его чёрной кожей. Слепой с рождения, Джорди в детстве перенёс операцию, позволившую ему «видеть» с помощью визора, посылавшего электромагнитные сигналы непосредственно в кору головного мозга.
      – Судя по характеру повреждений, – произнёс Джорди, – это было столкновение.
      – Это было обнаружено на грузовом корабле ференги, погибшем в поясе астероидов Ганолин, – подтвердил его предположение Райкер. – Обломки разбросало в радиусе ста километров. – Никто из команды не спасся, иначе им, возможно, не пришлось бы теперь заниматься этой длительной, монотонной работой. Всё, чем они располагают – груда металлических обломков и любопытный факт, что контейнеры, в которых они были обнаружены, предназначались, судя по маркировке, для медицинского оборудования.
       Возможно, других контейнеров у них просто не оказалось под рукой,подумал Райкер, чей интерес ко всей этой истории таял на глазах. Он подумал, что в будущей жизни ни за что не станет археологом. У него просто не хватает терпения на такую медленную, тщательную реконструкцию. Если существует ответ, он хочет знать его сейчас.
      Беспокойство.
      Заставляя себя сосредоточиться, он двинулся между рядами металлических обломков, которые Джорди со своей командой выложил на полу. Райкер поднял часть повреждённого контейнера; Джорди также подобрал один из фрагментов и провёл над ним трикодером.
      – Думаете, это могло быть частью системы вооружения? – спросил он.
      – Сначала я так и подумал, – признал Райкер. – Но у вулканцев не зарегистрировано никаких случаев кражи вооружений. Да и кражи деталей, если уж на то пошло. И вообще никаких случаев краж.
      Джорди покачал головой, обводя взглядом разложенные на полу куски искорёженного металла.
      – Это будет всё равно, что складывать из кусочков огромную картину – причём не имея ни малейшего понятия, какой должна получиться эта картина.
      Райкер кивнул, пытаясь пробудить в себе увлечённость. Вдруг он заметил в дальнем конце отсека энсина Нейлор, занятую чтением записей в электронном блокноте. Она что, всё это время была здесь? Как получилось, что он её не заметил? Может, её подключили к этому проекту?
      И не это ли то самое увлечение, которого он ищет? В мозгу звякнул сигнал тревоги, и Райкер поспешил отвести глаза, пока взгляды их не встретились.
      Путь от ворот в имение Сарека к входу в его дом действовал успокаивающе. Пикард знал, что именно такова была цель планировки ландшафта с его инопланетными растениями. Войдя в ворота (большинство вулканцев окружали свои дома стеной – обычай, который Пикард считал несколько устаревшим), он очутился в саду, чья безупречная планировка навевала покой. Звук струящейся воды в фонтанах на удивление точно сочетался с симметричностью сада. В целом это напоминало Пикарду те японские сады, где ему доводилось побывать, и откуда он всегда выходил освежённым и успокоенным.
      Разумеется, здесь, на Вулкане, было ужасно жарко. Он пробыл на поверхности всего несколько минут, и уже чувствовал, как липнет к телу одежда. Жара была нестерпимая, будто стоишь возле плавильной печи. Перин, встретившая его у ворот, сочувственно улыбнулась.
      – Ужасно, не правда ли? Первое время мне приходилось носить охлаждающий костюм. Постепенно я акклиматизировалась, но до сих пор чувствую себя так, будто живу в Долине Смерти.
      Она провела его через сад в дом с его просторными, с высокими потолками, просто обставленными комнатами. Вулканцы с увлечением отдавались планировке своих садов, радующих взгляд разнообразием растений и богатством цветов, но жилища свои обставляли просто, и украшения в комнатах были редкостью. Человек чувствовал себя в вулканском доме, как в храме. Идя рядом с Перрин через анфиладу комнат, где гулко отдавался звук их шагов, Пикард видел, как неясные фигуры освобождают им путь, сворачивая за угол, исчезая в дверных проёмах. Он знал, что на Вулкане это знак уважения к гостю – не мешать ему своим присутствием. Всё же у него было жутковатое ощущение, будто он идёт по дому, населённому призраками.
      Остановившись перед широкой, украшенной резьбой дверью – одним из немногочисленных украшений – Перрин просительно оглянулась на него. Глаза её молили – о чём? О понимании? О сочувствии? Он взглянул на неё в ответ, безмолвно обещая, чего бы она ни просила.
      Дверь отворилась, и они шагнули внутрь.
      Просторная комната была залита светом из больших, во всю стену окон. Единственным предметом мебели была широкая кровать. На ней лежал Сарек. Лицо его было повёрнуто к ним, но он их не видел. Глаза были словно обращены внутрь. На щеках виднелись засыхающие дорожки слёз; губы двигались, но с них не слетало ни звука.
      Зрелище это поразило Пикарда. Когда он видел Сарека в последний раз, болезнь его была в начальной стадии. Эмоции его грозили вырваться наружу, но усилием воли и с помощью медитации Сарек мог сохранять контроль над собой.
      Человек, лежащий перед ним на кровати, утратил эту способность. Волосы его свалялись, лицо было запавшим и измученным, словно бурные эмоции оставили на нём ужасный след. Ресницы были мокрыми от слёз, а сухие, потрескавшиеся губы непрестанно двигались.
      – Большую часть времени он находится в таком состоянии, – сказала Перрин. – Он больше не может сдерживать эмоций.
      Она приблизилась к кровати, Пикард последовал за ней с таким чувством, словно вторгается во что-то недозволенное. Этого человека надлежало помнить как первого среди равных, сильным и твёрдым. Было что-то ужасно несправедливое в том, что его видят в таком жалком состоянии.
      – Сарек! Послушай! – Властный тон Перрин поразил Пикарда. Сарек отреагировал немедленно, издав бешеный рык.
      – Уходи! – В этом рыке не было никакой немощи. Теперь он напоминал раненого зверя, яростного и смертельно опасного.
      – Пикард здесь, – тем же тоном продолжала Перрин. В ответ Сарек замолотил кулаками по кровати.
      – Довольно хаоса! – Крик его отозвался колоколом в сердце Пикарда. Перрин бесстрастно посмотрела на него.
      – Я оставлю Вас с ним. Либо он Вас узнает, либо нет. – С этими словами она вышла, и Пикард остался наедине с разъярённым вулканцем.
      Невольно в памяти его возникла картина первой встречи с Сареком и мелдинга с ним. Снова он почувствовал сильные пальцы Сарека у себя на лице и волну захвативших его эмоций, когда энергия Сарека перешла в него. Последующие часы были мучительны. Неудержимые чувства накатывали волна за волной: гнев, печаль, желание… ослепительный калейдоскоп эмоций. Они были невыносимы, и от них нельзя было укрыться. Неужели Сареку приходилось бороться с ними каждый миг? Как же мог он не сойти с ума? Пикарду никогда раньше не приходилось иметь дело со столь сильными чувствами; он не знал, сможет ли выдержать это на миг дольше…
      Он смотрел, как Сарек всё ещё колотит по кровати от ярости, причину которой он давно позабыл. Решив последовать примеру Перрин, Пикард приблизился к Сареку и твёрдым голосом заговорил:
      – Сарек, я проделал долгий путь, чтобы увидеться с Вами. – Эти слова, казалось, привели Сарека в ещё большую ярость. Он закричал, и стало заметно, как на шее у него вздулись жилы:
      – Я не желаю отвечать!
      – Я должен поговорить с Вами о Вашем сыне.
      – Я не желаю никого…
      – О Споке.
      – Спок? – Голос его сделался настолько тихим, что Пикард с трудом расслышал его.
      – Да. Он исчез.
      Выражение глаз Сарека изменилось. Пикард надеялся, что Сарек возвращается к реальности.
      – Это Вы, Пикард?
      – Да, мой друг.
      Сарек по-детски удивлённо посмотрел на него.
      – Вы прилетели сюда… На Вулкан…
      – Мне нужна Ваша помощь. Я должен найти Спока.
      Глаза Сарека налились слезами. Пикард понял, что эмоции его так сильны, что могут захлестнуть его в любой миг. Сарек всхлипнул, тщетно пытаясь взять себя в руки.
      – Его здесь нет.
      – Я знаю. Нам стало известно, что он на Ромулусе.
      Взгляд Сарека сфокусировался на Пикарде. Он явно напряг все силы, пытаясь сосредоточиться; было видно, каких усилий ему это стоит, тем не менее, он был твёрдо намерен добиться этого.
      – На Ромулусе. Почему?
      – Именно это я надеюсь узнать у Вас.
      – На Ромулусе.
      Сарек снова замолчал, размышляя. Но теперь уже не казалось, что он ушёл от реальности – скорее, обдумывал услышанное. Когда же он снова посмотрел на Пикарда, взгляд его был ясным. Перемена была поразительна. Теперь Пикард видел перед собой не дряхлого старика, но легендарного Сарека, человека с умом сильным и гибким, полностью владеющего собой. Чего же стоило Сареку обрести контроль над собой на этой стадии заболевания?
      – Вы что, отправитесь туда? – спросил Сарек. – За ним?
      – Да.
      Сарек сел на кровати. У него появилась цель, и это придало ему силы. Пикарду казалось, что он видит, как воскресает мертвец.
      – Вам известно, почему он мог отправиться на Ромулус?
      – Нет.
      – Есть ли на Ромулусе кто-нибудь, кого он знает, с кем мог бы связаться?
      Казалось, в мозгу Сарека возникло какое-то воспоминание.
      – Пардек, – прошептал он.
      – Кто такой Пардек?
      – Может быть, Пардек…
      – Кто такой Пардек?
      Сарек поднялся с постели и заходил по комнате. Пикард глядел на него, не веря в столь стремительное превращение.
      – Это ромуланский сенатор. Спок поддерживал связь с ним на протяжении многих лет. Не знаю, где они познакомились. Думаю, на Хитомерской конференции.
      – Пардек был представителем Ромулуса?
      – Да. Именно так.
      Сарек шагал по комнате, и походка его была твёрдой и величественной, как в лучшие его дни. Пикард не знал, что и думать. Он не знал, продлится ли этот просвеление несколько часов, или же Сарек свалится через минуту.
      – Да, помню, Спок как-то пришёл ко мне, полный оптимизма, и говорил о продолжении диалога с ромуланами. Я ясно сказал ему, что его ожидания нелогичны. – Сарек слабо улыбнулся и добавил, словно между прочим, – Спок так впечатлителен.
      Он подошёл к большому окну и остановился, глядя на сады, на расстилавшуюся перед ним красно-коричневую пустыню.
      – У этого ромуланина Пардека нет совершенно никакой поддержки. Конечно же, время показало, что я был прав.
      Он обернулся и пожал плечами, словно говоря: сколько ни говори упрямому мальчишке, разве он послушает?
      – Я пытался поделиться с ним опытом, научить его логике, – мягко продолжал он, – но он никогда меня не слушал. Никогда не слушал…
      Пикард видел, что Сарек теряет нить рассуждений, ускользающих от него, словно дым, тающий в воздухе. Он не был уверен, сколько ещё сможет узнать у вулканца. Просветление оказалось кратковременным, чтобы не сказать мимолётным. Но он должен был попытаться.
      – Есть предположение, что Спок перебежал на сторону ромулан.
      – Никогда, – глядя ему прямо в лицо, отвечал Сарек. – Я во многое могу поверить, но в это.
      – Но Вы верите, что он мог отправиться туда, чтобы встретиться с Пардеком?
      – С ромуланским сенатором? – удивился Сарек. – Откуда Вы о нём знаете?
      – Я слышал о нём. – Пикард решил, что не стоит напоминать Сареку о только что сказанных им словах. Старик закивал и снова принялся ходить по комнате.
      – Да, именно так. Он отправился на встречу с Пардеком.
      – А Вы не знаете, какие у них могут быть общие дела?
      – Нет. – Отвернувшись, Сарек шагнул к кровати, явно обессиленный. – Я никогда не знал, что Спок делает. Ребёнком он иногда на целые дни исчезал из дома. Он брал с собой своего сехлата, И-Чайа, и забирался в горы. Его мать была вне себя от беспокойства.
      Сарек снова повернулся к Пикарду, не понимавшему, вспоминает ли Сарек события, которые произошли в действительности, или же только в его затуманенном сознании. Но Сареку, казалось, необходимо было выговориться.
      – Я спрашивал его, куда он уходит, что делает… он не желал отвечать. Я настаивал, но он ничего не отвечал. Я запрещал ему ходить туда… он меня не слушал. Я наказывал его… он выносил наказание молча. И всякий раз опять уходил в горы. – Он искал взглядом глаза Пикарда. – С таким же успехом можно говорить реке, чтобы она не текла.
      Пикард увидел, как глаза Сарека снова наполняются слезами. Но Сарек не умолкал.
      – Втайне я восхищался им. Его гордостью, которую нельзя сломить.
      Он умолк, слёзы заструились по его щекам.
      – Сарек, мы – часть друг друга. Я знаю, Спок причинил Вам много боли. Но я знаю и то, что Вы любите его.
      У Сарека вырвался крик, и он умоляюще взглянул на Пикарда.
      – Скажите ему, Пикард…
      Затем взгляд его затуманился, и Пикард с некоторым страхом наблюдал, как он пытается удержать контроль над собой ещё на миг. Он взглянул на свою руку, поднял её и попытался сделать вулканский салют. Но дрожащие пальцы отказывались повиноваться. Пикард протянул ему руку, желая помочь. Сарек улыбнулся и дал ему руку. Пикард придал пальцам нужное положение.
      – Мира и долгой жизни Вам, Сарек.
      – Живи долго и… и… – Голос его прервался, действительность ускользала от него. – Живи долго и… – Он снова не договорил, рука его обмякла, и сознание тоже словно обмякло. К горлу его подступили рыдания и, отвернувшись, он скорчился на кровати, не в силах больше совладать с эмоциями.
      – Спок… сын мой… – Он тихонько заплакал.
      Пикард с ужасом смотрел, как Сарек плачет, словно маленький ребёнок, время от времени шепча имя сына. Капитан знал, что видит Сарека в последний раз.
      – И преуспевай, – прошептал он.
 

Глава 4