13
      Существует такая детская игра: зеленое, к примеру,
      называть черным, стол - арбузом, а руку - ухом или
      ногой... Продолжая разговор, каждое предложение
      усложняется новой путаницей, но играющему не следует
      забывать, что он чем назвал, кибернетическое устройство
      фиксирует любую ошибку. Игра развивает память, по крайней
      мере так утверждают те, кто ее придумал. А придумали ее,
      между прочим, те, кто давно уже ни в какие игры не играет.
      Я несколько раз развлекался с детьми, которым эта игра
      очень понравилась, и ловил себя на мысли, что мне как-то
      неловко от того, что все видят, где зеленое, где черное,
      но каждый притворяется, что не видит ничего, кроме того,
      что сам выдумал.
      Антон Сухов переступил порог жилища брата и измученно улыбнулся:
      - Здравствуй. Ты, наверное, спать уже собирался?
      - Да нет, что ты! Я всегда поздно ложусь, читаю перед сном, пока не отключусь. Раздевайся. У тебя что-то случилось?
      - Да нет. Хочется поговорить. Ты уж извини.
      - Ты чем-то взволнован? - Микола обнял брата, потом включил все светильники, но Антон недовольно поморщился:
      - Не нужно столько света. Глаза даже режет.
      Сели за стол.
      - Я у тебя заночую, ладно? Не хочется ехать домой, завтра в клинике с утра начинается уникальный эксперимент, а от тебя туда рукой подать. Хорошо?
      - О чем ты говоришь! Конечно же, хорошо... Веронике сказал, что останешься у меня?
      - Веронике? - отчужденно переспросил Антон, встретился с братом взглядом и долго смотрел, ничего не понимая. - Я могу позвонить ей отсюда. Но она не ждет. Когда операция затягивается, я, случается, остаюсь ночевать в клинике. И часто забываю позвонить. Все в порядке...
      - Ты сейчас с работы?
      - Нет. Понимаешь ли, в последнее время... Я так устаю в последнее время... Ты же слышал, безусловно, что сейчас повсюду творится?
      Микола, стараясь казаться непринужденным, удивленно поднял брови.
      - Что ты имеешь в виду?
      - Позавчера вызвали "Скорую" и забрали прямо от операционного стола нашего анестезиолога. Психоз... Все чаще и чаще слышу этот диагноз. Ты не можешь не знать об этом.
      - Да, кое-что слыхал, - уклончиво произнес Микола. - А что с вашим анестезиологом? Расскажи.
      - Все это очень грустно и вовсе неинтересно, Микола. Ну ладно... Митрофан внезапно закричал: "Нет! Нет! Я на работе! Оставите вы меня в покое или нет?!" Одновременно кричал и смеялся на всю операционную, потом непристойно ругался и хохотал: "Ну, дают жару, ой не могу! Ну, дают!" А затем со смехом набросился на одного из хирургов, щекотал его и грозился: "Я тебя выведу на чистую воду, маргончик! Меня не обманешь! Я тебя давно узнал!" Мы все кинулись на него, связать хотели, но он раскидал нас, как котят, и с высоко поднятой головой вышел из операционной, заявив тому хирургу во всеуслышание: "Ты ко мне ночью приходи, как всегда, поболтаем, а то привязался, нахал, во время операции!" Мы заперли его, когда он вошел в раздевалку, и вызвали машину. Я его очень хорошо знал. Мы с ним часто вместе стояли на операциях, дружили с ним. Микола, что это такое? Последнее время... Что это за маргоны, что с языка у всех не сходят?
      - Мы призраками не занимаемся, - беззаботно рассмеялся Микола.
      А у самого мурашки побежали по спине, но он ничем не выдал своего состояния. На мгновение возникло желание рассказать брату о неизвестном космическом объекте, замеченном на околоземной орбите, но воздержался, вспомнив решение Высшего Совета: "Действовать исключительно силами Совета, без разглашения, чтобы не вызвать паники и недоразумений среди населения".
      - К тебе ж они не приходят по ночам? - похлопал Антона по плечу.
      - Ко мне еще нет. Но к моей знакомой... У нее вся стена увешана картинами о маргонах.
      - Твоя знакомая сейчас, вероятно, в психиатрической клинике, а тебе, Антон... - начал назидательно Микола, но брат перебил его:
      - Моя знакомая сейчас живет по адресу: Фибуля, 16, квартира 18, и занимается научной деятельностью, если это можно назвать так...
      Микола отметил про себя, что это дом брата.
      - Как зовут твою знакомую?
      - Гиата Бнос. И, кстати, она никогда не попадет в психиатрическую клинику. Если она и безумная, то это ее обычное состояние.
      - Вот как? - Микола разволновался, но сумел скрыть это от Антона. Ты давно знаешь Гиату Бнос? Расскажи мне. Может, я и смогу тебе что-нибудь посоветовать.
      - Давно ли я ее знаю? Нет, совсем недавно, и познакомились мы с нею очень странно. Мы ехали на машине вместе с Митрофаном, с тем самым анестезиологом, которого позавчера забрали в психиатричку, а у обочины магистрали стояла женщина с ребенком на руках. Мне почему-то захотелось их подвезти. Митрофан еще высмеял меня, мол, напрасно рыцарствую, но мы остановились, и она села в салон. А потом начались причуды. Дитя верещало у нее на руках, у меня же в тот день было прекрасное настроение, и я начал развлекать мальца. Говорил, что заберу его к себе, если не перестанет плакать, ну, сам знаешь эти дорожные шутки: на портфель ему показывал, мол, в него и посажу, портфель-то большущий. А женщина та, Гиата, начала подыгрывать: ей, дескать, не нужен такой каприза, заберите его себе. Взял я малыша на руки, а Гиата тут же попросила машину остановиться, выскочила из салона... Я опомниться не успел, как ее и след простыл. Вот так мы с нею познакомились. Точнее, познакомились мы в тот же день, но несколько позднее. Мы с этим мальчуганом, его Серафимом зовут, тоже сразу вышли из машины. Но догнать женщину не смогли. Она исчезла, как сквозь землю провалилась. У меня волосы дыбом встали. Серафим повел меня в парк, погулять. А потом привел меня к Гиате, но так привел, будто я сам пришел. Давай, говорит, зайдем в какую-нибудь квартиру, попросим иголку с ниткой, а то у меня пуговица оторвалась. Я и повел его, как мне казалось в первый попавшийся дом, позвонил наобум в какую-то квартиру, а в этой квартире и жила Гиата Бнос. Представляешь? Вот так мы познакомились.
      - А кто она?
      - Говорит, что биолог. Но нигде не училась. Домашнее воспитание. И сейчас нигде не работает. Не хочет, видишь ли, "связывать свободу своей научной деятельности ни с каким институтом". Экспериментирует с ники, головы им отсекает.
      - Сколько ей лет?
      - Пожалуй, как и мне, или моложе немного. Микола, она не сумасшедшая, но она... Все это очень страшно и не так просто. Я интуитивно чувствую. И этот ее Серафим, вундеркинд...
      - А на стенах, говоришь, картины? С маргонами? - Микола все еще пытался хотя бы намек на улыбку на лице сохранить. - А какие они, маргоны?
      - Зеленые, стервы, с отростками неопределенной формы, иначе чем щупальцами не назовешь... Психоз это, Никола. Какой-то жуткий массовый психоз.
      - Ты переутомился, Антон, но... Я прошу тебя, если будешь еще бывать у этой Гиаты, попробуй расспросить ее о маргонах, о ее Серафиме. Любые мелочи могут оказаться полезными.
      - Вы занимаетесь этим? - обрадовался Антон.
      - Психозы, если их следует называть так... - начал Микола, но тут же и умолк. - Не волнуйся. Я уверен, что очень скоро удастся докопаться до первопричины.
      - Микола, расскажи мне все, что ты знаешь. Я буду молчать, клянусь. Я должен хоть что-нибудь узнать наверное. Иначе, чувствую, и сам с ума сойду. Расскажи!
      Микола посмотрел на брата устало и сочувственно:
      - Я и сам определенно ничего не знаю, Антон. К сожалению...
      14
      Все это было в действительности. Но оказалось
      неправдой. Ибо должно было стать совсем другим. Но никто
      не знал, каким именно все должно быть. Каждый из очевидцев
      может лишь утверждать, что в ту зиму выпал очень глубокий
      снег, а сильные морозы держались недолго, сменившись вдруг
      оттепелью, ранней весной, которую сменило лето, однако и
      оно отлетело вскоре с пожелтевшей листвой, чтобы заложить
      начало новому жизненному циклу. Каждый из очевидцев может
      лишь утверждать, что в том году носилось в воздухе нечто
      нематериальное, как желание улыбнуться, и многие
      действительно улыбались робко, даже громко смеялись, но не
      каждый день, ибо какое-то таинственное предостережение
      невольно заставляло задумываться над тем, что же тогда
      было и каким оно должно быть.
      - В чем дело, Дирар? Ты слышишь, как они плачут?
      - Воют. Голодные.
      - А что случилось, Дирар?
      - А ты больше бы спал на центральном пульте!
      - Мог бы и разбудить. Не создавай лишних проблем. Что случилось? Почему кары так плачут? Почему они голодные?
      - Неисправность автоматической кухни. Это твоя вина.
      - Что-нибудь серьезное?
      - Не знаю. Беларар ремонтирует. Но они все сдохнут, если ремонт затянется.
      - Нужно попытаться накормить.
      - Интересно, как ты себе это представляешь? Жить надоело?
      - Неужели нельзя ничего придумать?
      - Придумай.
      - Вообще-то меня давно беспокоила эта затея нашего Чара. Зачем нужно было закладывать в генетическую программу каров потребность разрывать зубами каждого, кто захочет накормить их?
      - Накормить - значит приручить. Отсюда и дальнейшее. Чару у таких, как ты, ума не занимать.
      - Можешь не разоряться, он тебя сейчас все равно не слышит.
      - Чар все слышит и все видит. Но если бы он и не слышал, я все равно скажу, что Чар в твоих советах не нуждается. Он сам знает, что делает. Накормить - означает приручить. А что это за оборотень, которого можно приручить. Если нужно, он и сам приручится до поры...
      - Пускай Чар все видит и все слышит, но я тоже хочу нормально существовать. Он далеко, а земляне - близко! И они меня разлагают! Каждая встреча с ними для меня как капля отравы. А нас всего двое. И меня это бесит!
      - Успокойся. Прекрати истерику.
      - А что с теми выродками делать, если Беларар не отремонтирует вовремя систему автоматического кормления?
      - Не знаю. Должно быть, уничтожить. Или просто ждать, пока сами сдохнут. Что тут придумаешь путного?
      - А потом опять выхаживать новых? Эти почти доросли уже до запуска на Землю.
      - Сам говорил - нам некуда спешить. Воспитаем новых, поумнее этих.
      - Все они одинаковы.
      - А кормить их я не пойду!
      - Никто тебя и не заставляет. Но... А может, попросим Беларара каким-нибудь образом сымитировать автоматическое кормление. А то и вправду жаль терять эту группу каров. Они нам неплохо удались.
      - Как жалобно плачут. Если не накормить, то скоро сдохнут. Они еще молодые и очень чувствительны к голоду. Пока развиваются. Только недели через две мы сможем вживить им универсальные энергоблоки. Все это время кормить их нужно стационарно.
      - Пошли к Беларару. Он сумеет помочь. Он превосходный робот.
      - Включи освещение. Терпеть не могу сумерек.
      - Изнежился ты за прошедшие здесь годы.
      - Сорок семь узлов тебе на третий щупалец.
      - Можешь обойтись и без ругани, даже мысленно. Не то я тебя вгоню в тридцать два на тридцать два, если не перестанешь меня обижать.
      - Ладно, пошли к карам.
      - Подожди, я включу свет, этот переход так захламлен, без щупалец остаться можно.
      - Как они воют. Это уже слишком. Если не удастся накормить, сейчас же и уничтожим.
      - Осторожно, не торопись заходить в зал. Нужно вызвать Беларара и обо всем договориться здесь. Пусть лучше те недоростки ничего не слышат. Молоды и глупы еще, могут неправильно нас понять.
      - Сто седьмой! Приказываю выйти в тамбур сектора номер три! Сто седьмому приказываю выйти в тамбур третьего сектора!
      - Включи аварийный сигнал. Нам давно пора заняться текущим ремонтом. На нашей Базе многое уже приходит в негодность.
      - Сто седьмой! Приказываю немедленно выйти!
      - Вызывай сто восьмого! И не вздумай сам заходить. У меня недоброе предчувствие.
      - Сто восьмой! Немедленно выйти в тамбур.
      - Там что-то случилось.
      - Не каркай.
      - Без сомнений... Беларар сразу вышел бы после вызова. Сам знаешь.
      - Вызывали сто восьмого?
      - Да, Брунар. Что там со сто седьмым? Почему не выходит?
      - Очень неприятный случай, маргоны. Я даже не успел доложить... Это произошло только что. Я вытягивал сто седьмого, когда вы меня вызвали. И я бросил его, теперь уже от него ничего не осталось. Он имел неосторожность имитировать автоматическое кормление. А они его разорвали. Ведь это же кары! С ними нельзя расслабляться, а Беларар был слишком чувствительным роботом. Я ему не раз говорил, такие, как он, долго не живут. И оказался прав. Кары разорвали его на мелкие куски. Что прикажете делать?
      - А что тут прикажешь? За сколько ты сможешь наладить автоматическое кормление?
      - Точно не знаю. Трудно сказать. Беларара теперь нет. Такого мастера нет.
      - Понятно. Значит, каров нужно немедленно уничтожить.
      - Послушайте сто восьмого!
      - Что ты хочешь сказать?
      - Я понимаю, что я обыкновенный робот, но... Мне кажется, не следует уничтожать каров. Жаль энергии на их аннигиляцию. А если не аннигилировать - будет смрад. Предлагаю заслать эту группу каров на Землю недозрелыми. Они уже очень похожи на земных собак, и никому в голову не придет ничего подозрительного. Жаль, конечно, что они не смогут теперь стать полноценными карами. В конце концов, можно считать это экспериментом. Вполне возможно, что некоторые из них сумеют дозреть на Земле, если удачно перейдут на режим самостоятельного питания.
      - Ты толковый робот, Брунар. Спасибо за удачную мысль. Энергию нам действительно нужно беречь. А если не аннигилировать - смрадом заполнится вся База. Молодец Брунар. Очень интересный эксперимент. Пускай теперь на Земле ломают головы, как из собак вырастают люди. Паника поднимется. Если выживут хотя бы несколько. Большинство их, конечно, погибнет. Нужно доложить Чару. Думаю, эта идея ему тоже понравится.
      15
      Биокиберы плачут в следующих случаях: 1. Засорились
      правый или левый лакримальные каналы. 2. Появилось
      несбалансированное увеличение эманационного потенциала
      между седьмой и девятой клеммами церебрального коллектора.
      3. Потеря электрозаряда на сорок седьмом тразоне левой
      группы. 4. Увеличение сопротивления в системе базилики.
      5. Общая перегрузка блока памяти.
      Сухову снилось, что он вышел на улицу и некоторое время брел бесцельно, ожидая, пока его не осенит определенное решение. Донимала жара... Возле автомата с эклектонами - очередь. Будь поменьше людей, Антон с удовольствием выпил бы кружечку прохладного напитка, но не хотелось останавливаться надолго. Это оказалось бы нестерпимым, мозг требовал, чтобы тело двигалось, пусть даже без определенной цели.
      В последние дни Антон Сухов чувствовал себя неважно. Внутреннее напряжение граничило с истощением. Работа, Гиата, недоразумения с Вероникой, к которым он вроде бы давно привык... Все его теперь раздражало, выбивало из колеи, наполняло необычным, совсем не знакомым до сих пор страхом существования.
      Заставил себя посидеть на скамье в сквере.
      Городской привычный шум. Машины. Голоса прохожих сливаются в общий говор, слух выхватывает из этого хаоса звуков отдельные фразы:
      - ...и ты на все так спокойно смотришь?
      - ...жара, как во времена моей юности.
      - ...ну что мне остается делать? Чужим умом не проживешь...
      - ...но рядом ни одного порядочного кустика нет, а я и говорю, давай вот здесь, только поскорей...
      - ...а он не хочет взлетать. Что поделаешь? Я ему все потроха новыми тразонами заменил, а летать так и не хочет...
      - ...он - последнее мурло, с такими я не играю...
      - ...в наш магазин курочек привезли...
      - ...ха-ха-ха... Сам ты не умывался...
      Вдруг Сухов ощутил слабое прикосновение к своему левому ботинку. Резко отдернул ногу. Посмотрел. Большой лохматый пес сидел рядом и глядел на него изучающе. Антону поначалу даже показалось, что он ему улыбается, вывалив большой красный язык. Потом пес улегся и положил морду на ботинок Антона, умилив Сухова своей доверчивостью.
      Антон наклонился, чтобы погладить лохматого, и неожиданно встретился с ним взглядом. Его охватила оторопь. Показалось, что на него смотрит Гиата. Все тело словно налилось расплавленным свинцом, вытапливающим остатки сил и мыслей. Почудилось, что теряет сознание. Но одновременно накатилась волна непреодолимой злости: к себе, к Гиате, к непостижимым химерам жизни. Захотелось изо всех сил пнуть пса ногой. И тот сразу напрягся, вскочил на лапы и хищно оскалился, словно поняв желание Антона. Вот-вот он вопьется зубами в его ногу. Однако, словно взвесив что-то в уме, лохматый медленно отошел, то и дело оглядываясь с превосходством и презрением.
      Антон Сухов почувствовал, как увлажнились глаза. Несколько слезинок скатились по щекам. Стало тоскливо и страшно. Он жил в мире, который он перестал понимать. Но заново понять не было никакого желания, потому что внутренний голос подсказывал: это понимание только усилит фатальный страх. Сухов плакал. Плакал во сне...
      16
      Рассказывают, что во время одной из своих депрессий
      Вольдемар Ежур хотел повеситься, но в этот момент в кабине
      наступила невесомость.
      Он сказал, что придет в семь вечера, а пришел в пять. И пожалел, что явился совершенно не вовремя. Зачем видеть то, что тебе известно и так, что чувствуешь каждой клеточкой своего существа. Чувствуешь, но... Когда Антон тронул ручку входной двери и понял, что дверь на замке, ему подумалось: мог бы и погулять, на работе закончить кое-что, наконец посидеть с друзьями или зайти к Гиате... Правда, при воспоминании о Гиате Сухова передернуло.
      Нажал кнопку сигнала, предвидя, что это лучше, чем открывать самому. Ключи всегда имел с собой. За дверью тишина. Подождал. Сухов даже подумал, что Вероники, возможно, нет дома. Но не успел он достать ключи, как щелкнул замок.
      - Это ты, Антон? Привет! Как хорошо, что вернулся так рано. А мы здесь скучаем.
      - С кем это ты скучаешь?
      - Иван зашел. Он сумел достать нам рыбок. Просто ужас, какими жестокими растут дети! Не так ли, Антон?
      Сухов промолчал, переступил порог.
      - У тебя ничего нет вкусненького? - тихо спросила жена. - Даже неловко перед человеком. Хотя бы бутылочка "Колы".
      - Обойдется. Привет, Иван. Как жизнь?
      - Привет. Хлопотно, но все в порядке. Вот достал новых рыбок. Пришлось побегать, Антон. Но это пустяки. Посмотри, какие красавицы. Тоже натуральные, как и те, что сдохли у тебя.
      - С меня причитается! - галантно улыбнулся Сухов, сдерживая себя. Ему не нравилось в Иване все: и лицо, и тембр голоса, и взгляд. Но...
      "Сдержанность - залог мудрости. Кто это сказал? Когда-то слышал или читал. Сдержанность..."
      - О чем ты говоришь, Антон?! Когда ты лечил меня, не думал же я, чем буду обязан тебе.
      "Я лечил его. Действительно. Но я и тогда прекрасно понимал, что лечу вполне здорового человека. Дело в том, что тогда я был рад каждому пациенту, а Иван... Какая противная физиономия. Тонкие усики, как два червяка под носом. Иван, надо отдать ему должное, обеспечил мне успех, иными словами - карьеру. И за это я должен платить сдержанностью? Как хочется сказать что-нибудь дерзкое, даже ударить наотмашь. Или во мне заговорила архаичная ревность? Ведь мы с Вероникой давно уже чужие, и потому мне абсолютно все равно, с кем она... Как там у Сандра? "И теперь никогда не испытать вам волнующего до безумия трепетного желания вновь ощутить таинство самого простого прикосновения. Никогда. Уже никогда. Никакая имитация заботы, интеллигентности, рассудительности не в силах оживить то старое фото, на котором вы стоите красивые и молодые, когда можно было вам поверить и даже доверять тот трепетный огонь, сближавший вас, который вдруг потух..." Что от моей любви осталось? И кому нужна моя ревность?"
      - А сейчас ты почему-то говоришь о чем-то причитающемся, Антон, Иван непринужденно улыбнулся. - Это я твой вечный должник. Ты сделал меня здоровым человеком.
      - Пустое, - отмахнулся Сухов.
      "Он противен мне, как тот нарисованный маргон... А не маргон ли он?" - кольнула коварная болезненная мысль.
      - Ты устал, Антон? Сложные операции?
      "Сколько сочувствия в голосе Вероники".
      - Сложные, - вяло подтвердил Антон и уселся в кресло напротив аквариума.
      - Тебе нравятся новые рыбки? - Вероника положила ему руку на плечо, и Сухов вздрогнул, ему захотелось отстраниться. Но вида не подал.
      "Зачем выказывать характер? Они лишь посмеются надо мной в душе. Вероника как-то сказала: "А разве посещения Ивана как-то сказываются на наших с тобой отношениях?" И то верно. У покойников глубокий сон. Лучше сидеть, отдыхая, и вспоминать стихи Сандра. "И пролетают самолеты, далекие серебристые сверчки, а мы, как сказочные гномики, за окнами своих убежищ смеемся, плачем, и вот так как будто незаметно пролетает жизнь гномиков-волшебников... Над нами - самолеты, и небо, и звезды, а уж выше никого, а над "никем" - снова мы, разводим руки, как крылья..."
      - Красивые рыбки. Правда, Антон?
      - Да.
      - А вот у этой великолепный хвост. Роскошный. Спасибо, Иван. Я... Мы тебе очень признательны.
      17
      В мире есть вещи, которые понимаются
      лишь однозначно.
      Председатель жилищного совета поднял взгляд и долго смотрел в глаза Сухова-старшего, как бы желая найти в них что-то недоговоренное, скрытое. Казалось, что у Платона Николаевича к ученому некоторое предубеждение.
      - В определенном смысле я могу вас понять. Ваше удивление и ваш интерес... Дело в том, что я знаком с Гиатой.
      - Вы давно ее знаете? - спросил Сухов.
      - Сравнительно недавно. Но, надеюсь, вы согласитесь со мной, что для того, чтобы по-настоящему узнать человека... Одним словом, хочу сказать, что не обязательно пуд соли есть всю жизнь. Не так ли?
      - Так вы согласны со мной, что Гиата Бнос - человек очень...
      - Очень странный она человек, - решительно перебил его Платон Николаевич. - С этим просто нельзя не согласиться. Но, впрочем, у вас гораздо большие возможности, - утомленно произнес председатель жилсовета. - Поэтому вам, простите, больше оснований утверждать - больная она или здоровая. А я, увольте, в вундеркиндах не разбираюсь.
      Чеканя каждое слово, Сухов-старший заявил:
      - Нет, думаю, она не больная, ибо больных людей председатели жилсоветов не боятся.
      - Вы ошибаетесь. Я не боюсь ее. Но мне, честно говоря, трудно определить свое отношение к Гиате Бнос.
      - Почему?
      Но что мог ответить Платон Николаевич? Рассказать, как Гиата пришла к нему в первый раз? Пришла домой. Рассказать, как он зачарованно любовался ее золотистыми волосами, стекавшими волнистыми ручьями на плечи? О пьянящем аромате ее тела? О ее огромных колдовских глазах?..
      - Понимаете ли, жизнь меня научила, что не следует быть слишком категоричным в своих утверждениях. По крайней мере, не стоит торопиться высказывать их категорично.
      - Поверьте, я пришел к вам не сгоряча. Надеюсь, вы это понимаете.
      - Да. Но поймите и меня - я ее не боюсь. Все значительно сложнее. В конце концов, она очень интересная, сказал бы, даже привлекательная женщина.
      Микола Сухов неожиданно для самого себя рассмеялся. Он никак не ожидал, что беседа перейдет на тему об отношениях между мужчиной и женщиной.
      - Простите, но мне... сложно сейчас говорить...
      - А от вас никто этого не требует! - воскликнул Сухов. - И меня ни в коей мере сейчас не интересуют ваши отношения с Гиатой Бнос. Я пришел не лично к вам, а к председателю жилищного совета и требую серьезного разговора.
      - Вы напрасно горячитесь. Вас удивляют ее эксперименты?
      - Да. И все ее поведение, мне многое рассказывали. И то, в частности, что она вселилась в помещение трагически погибшей старой женщины. С вашей помощью вселилась. Очень быстро вселилась. И все основания имею подозревать, что смерть той женщины не была случайной. Скажите, кому нужны "научные эксперименты" Гиаты? Представляют ли они хоть малейшую ценность для науки? Вы можете мне это объяснить? Знаете ли вы это?
      - Человек хочет иметь кабинет для научной деятельности. А она, Гиата Бнос, для меня не просто житель нашего города, она как акселерат-вундеркинд требует от меня особого внимания, ведь ей всего три с половиной года от рождения! Представляете? Так что же вы от меня хотите? Три года, а она уже не только вполне взрослая и красивая женщина, но и личность, она увлечена научными поисками. Я понимаю, вся эта акселерация может привести к очень грустным последствиям, но я не видел и не вижу никаких оснований отказать ей в желании иметь собственную лабораторию. А поинтересоваться, должно быть, и вправду стоит... Давайте создадим квалифицированную комиссию, и пускай она займется серьезным анализом деятельности Гиаты.
      Пауза затянулась. Сухову стало стыдно. Он не знал и впервые услышал, что не только Серафим Гиаты, но и она сама - акселераты-вундеркинды.
      18
      Ты помнишь ночь? Ночь зарождения амебы...
      Сказать определенно, что он услышал какой-либо звук, Антон Сухов не мог. Ему лишь показалось, что донесся входной сигнал, и настолько явственно, что Антон поднялся из-за стола, дочитывая абзац в монографии "Особенности биохимических реакций у хирургических больных при длительном режиме искусственного дыхания". Работу эту Антон читал не впервые, находя каждый раз что-нибудь новое и интересное для себя, а когда не находил, довольствовался тем, что ему хочется найти свежую мысль в новейшем и очень серьезном исследовании. Однако ощущение того, что кто-то вот-вот вновь включит сигнал, ощущение, что кто-то стоит у двери его квартиры, было настолько реальным, назойливым, что Сухов все же подошел к входной двери, но открывать не спешил.
      Он с неудовлетворением взглянул на себя в зеркало. Ночь. Поздняя ночь. Дети и жена спят. Все нормальные люди давно спят. Нормальным людям ничего не мерещится. Он довольно долго стоял, думая о своем, научно-методическом. Но вот Антон осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Никого. Определенно - никого. Да разве могло быть иначе? Пора отдыхать. Нужно вообще сменить режим жизни. Явное переутомление.
      Он уже закрывал дверь, когда послышалось тихое повизгивание. Опустил взгляд - щенок. Маленький рыжий щенок. Беспомощное живое существо.
      Сухов колебался - зачем им щенок? Лишние хлопоты. Дети ухаживать не будут, им только бы поиграть. А у него и Вероники времени нет.
      Щенок опять заскулил - жалобно, настойчиво.
      Антон, ни о чем больше не думая, наклонился и взял в руки маленький лохматый клубочек. Щенок поднял на него мордочку, высунув красненький язычок, причмокнул, благодарно уставился.
      - Откуда ты такой?
      Щенок как-то не по-собачьи пискнул.
      - Как же тебя назвать? Рыжиком или... просто Приблудой?
      - Тяв-ав!
      - О, да ты уже с характером, - улыбнулся Антон.
      Он внес песика в свою комнату, постелил на полу в уголке свой старый плащ, поставил рядом мисочку, накрошил хлеба и полил вчерашним бульоном.
      - Спать, дружок, спать! Весь завтрашний день я буду занят, и куда мне тебя утром девать, просто ума не приложу. Но ничего, что-нибудь придумаем. Правда же, Рыжик? Правда, Приблуда? - погладил песика за ухом. - Спать. Говорят, что утро вечера мудреней.
      Щенок слушал все, что говорил Антон, будто бы понимал каждое слово. Он, подняв мордочку, преданно и внимательно смотрел, готовый подчиниться любому приказу.
      - Хочешь есть?
      Приблуда подполз ближе к мисочке, полакал немножко, а потом вновь поднял взгляд, словно спрашивая: можно есть еще или нельзя?
      Сухов с улыбкой смотрел на него. Затем нашел тюбик с пастой "Уни". Собачке паста понравилась.
      - Смешной ты, Приблуда. Такой комичный. Ну, спать!
      - Тяв-ав! Ав!
      А утром Антон с удивлением заметил, что щенок заметно вырос за ночь. Бросилось в глаза и то, что цвет шерсти заметно посветлел, стал уже не рыжим, а соломенно-желтым. (Таким был и Антон в детстве. Мама рассказывала.) И продолговатые черты собачьей мордочки вроде притупились. Однако в первое утро Сухов только удивился своим наблюдениям, объяснив все переутомлением и буйной фантазией.
      Он налил воды в мисочку, попросил Веронику, которая выходила на работу обычно чуть позднее, чтобы не сердилась за то, что взял Приблуду в дом. Жаль стало живое существо. И детям будет радость. Вероника, к удивлению Антона, не возмутилась и восприняла появление Приблуды просветленным, кротким взглядом.
      - Такой милый песик. Он будет скучать, пока никого не будет дома. Но мы как-нибудь все устроим. Правда, Антон?
      Во взгляде Вероники - тепло и покладистость. Как в прежние времена. Правда, взгляд ее сейчас был обращен не на Антона, а на щенка, тем не менее всплыло в памяти давнее, волнующее. Захлестнула на миг томительная нега. И все же Сухов встрепенулся и с металлическими нотками в голосе проворчал:
      - Мне пора бежать. А ты не обижай Приблуду. Я постараюсь сегодня прийти пораньше. Если удастся.
      Вероника оставила его слова без внимания. Склонилась над рыжеватым щенком, ласкала его. Антону даже захотелось самому стать таким же рыжим, лохматым и бездомным.
      Вечером Сухов убедился - собачонка действительно растет очень быстро. И не просто растет. Приблуда изменялся. Менялся цвет шерсти, менялся абрис мордочки.
      - Что же из тебя вырастет, Приблуда?
      - Тяв-ав-ав!
      Юпитер приволок пульт дистанционного управления, вытащив его из укрытия, известного только ему. Пульт он оставил посреди комнаты, сам сел возле ножки стола, подобрав хвост поближе к себе, замурлыкал от удовольствия и зажмурил глаза.
      Антик увидел пульт, как только Юпитер появился на пороге комнаты. Неимоверная радость заполнила все его маленькое игрушечное тельце. Он еще сможет действовать! Пусть совсем немножко, может, всего несколько минут, но сможет двигаться! Разговаривать!..