Очевидно, так оно и вышло, ибо ее досада тут же испарилась.

— Я как-то раз встречалась с Севастократором, — сказала она.

Поскольку девушка была всего лишь белошвейкой, Крисп, хоть ничего и не сказал, усомнился в ее правдивости, пока она с гордостью не прибавила:

— В день Зимнего солнцеворота, пару лет назад, он ущипнул меня за задницу.

— В день Зимнего солнцеворота возможно все, — серьезно согласился Крисп. И улыбнулся ей. — А у Петрония хороший вкус.

Она подумала с минуту, похлопала глазами и обвила его шею руками.

— Ох, Крисп, ты говоришь такие приятные вещи!

Остаток утра прошел восхитительно.

Гомарий остановил Криспа, когда тот возвращался в апартаменты конюхов.

— Не спеши, — сказал ему дворецкий. — Яковизий хочет тебя видеть.

— Зачем? Он же знает, что сегодня утром я выходной.

— Он не сказал мне зачем. Просто велел найти тебя. Вот я и нашел. Он в малой приемной — ну, ты знаешь, в комнатке рядом со спальней.

Гадая, что же приключилось, и надеясь, что хозяин таки помнит о том, что сегодняшнее утро у него свободно, Крисп поспешил в приемную. Яковизий сидел за столиком, заваленным толстыми свитками пергамента, и выглядел в точности как сборщик податей — а если учесть еще хмурую гримасу, то как сборщик податей, приехавший в деревню, которая по уши погрязла в долгах.

— А-а, это ты, — сказал он, увидев Криспа. — Очень вовремя. Иди, собирайся.

Крисп поперхнулся.

— Что, господин? — Меньше всего он ожидал, что его вышвырнут на улицу, причем так грубо. — В чем я провинился, господин? Могу я оправдаться?

— О чем ты? — сварливо бросил Яковизий. Через пару секунд лицо его прояснилось. — Нет, ты меня не понял. Похоже, между нашей страной и хатришами разгорелась какая-то свара из-за полоски земли между двумя речушками к северу от города Опсикиона.

Местный эпарх оказался не в силах вразумить хатришей — хотя, надо признать, попытки договориться с ними самого Скотоса свели бы с ума. Петроний не хочет, чтобы эта свара превратилась в пограничную войну. Он посылает меня в Опсикион уладить дело.

Это объяснение не развеяло Криспова замешательства.

— А почему я должен собираться?

— Ты поедешь со мной.

Крисп открыл было рот, потом снова закрыл, поняв, что ничего толкового сказать не сможет. Предстоящее путешествие сулило быть куда комфортабельнее его похода из деревни в город Видесс. А когда они приедут в Опсикион, он, возможно, сумеет отчасти разобраться в том, чем занимается Яковизий и как он это делает.

Крисп давно понял, что чем больше он узнает, тем больше возможностей открывается перед ним в жизни.

С другой стороны, Яковизий как пить дать воспользуется совместным путешествием, чтобы затащить его в постель. Крисп не мог с ходу сообразить, насколько сильно будет докучать ему хозяин и насколько разозлят Яковизия бесконечные отказы.

Новые возможности — и возможные неприятности. Судя по всему, они уравновешивали друг друга. Но особого выбора у Криспа не было, поэтому он сказал:

— Хорошо, высокочтимый господин. Я мигом соберусь.

* * *

Дорога снова ушла под гору. Внезапно вместо гор и деревьев Крисп увидел перед собой холмы, стремительно убегающие к синему морю.

Там, где земля встречалась с водой, стоял Опсикион, сияя под солнцем красными черепичными крышами. Крисп придержал коня, чтобы насладиться видом.

Яковизий, скакавший рядом с ним, тоже остановился.

— Красиво, правда? — сказал хозяин. Правая рука его, выпустив поводья, будто случайно упала на Криспово бедро.

— Правда, — вздохнул Крисп и вонзил каблуки в конские бока.

Лошадь двинулась мелкой рысью.

Яковизий последовал за ним, тоже вздохнув.

— Ты самый упрямый осел, какого я когда-либо хотел, — бросил он с досадой.

Крисп промолчал. Если Яковизий хотел увидеть упрямого осла, ему достаточно было взглянуть на свое отражение в ручье. За месяц пути из города Видесса в Опсикион Яковизий не прекращал соблазнять Криспа каждую ночь и чуть ли не каждый вечер. То, что эти попытки ни к чему не приводили, не охлаждало его пыл, равно как и более покладистые партнеры, неоднократно делившие с ним ложе.

Яковизий снова пристроился рядом.

— Не будь ты таким красавчиком, мать твою, я выпер бы тебя за упрямство, — пробурчал он. — Но ты меня не доводи, не то нарвешься.

Крисп в этом не сомневался, однако, как и раньше, ответил со смехом:

— Я всего лишь крестьянин, изгнанный нуждой из родной деревни. Разве вы в силах загнать меня еще ниже?

Главное, думал Крисп, не дать Яковизию почувствовать, что он боится его угроз. Тогда желчный маленький человечек поостережется переходить от слов к делу.

Его теория подтвердилась и на сей раз. Яковизий надулся, но сдался. Они бок о бок поскакали к Опсикиону.

Поскольку были они в запыленных одеждах путников, стража у ворот не обратила них особого внимания. Им пришлось подождать, пока стражники в поисках контрабанды тыкали мечами в тюки с шерстью, привезенные в город хатришским торговцем с косматой бородой.

Лицо у торговца было таким невинным, что Крисп уже за это проникся к нему подозрением.

У Яковизия терпение лопнуло быстро.

— Эй, ты! — позвал он одного из стражников повелительным тоном. — Прекрати возиться с этим малым и подойди к нам!

Стражник, уперев руки в боки, смерил Яковизия взглядом.

— С какой это стати, коротышка недоделанный? — И, не дожидаясь ответа, отвернулся, собираясь продолжить свое занятие.

— Потому что, паршивый ты, вонючий и поганый засранец, я, полномочный представитель его сиятельного высочества Севастократора Петрония и его императорского величества Автократора Анфима Третьего, прибыл в ваш занюханный, задолбанный и затхлый городишко уладить дела, которые ваш эпарх завалил, запорол и окончательно загадил!

Каждое слово Яковизий выговаривал с гневом и со смаком, разворачивая между тем большой пергамент, удостоверяющий его полномочия. Пергамент был заляпан восковыми печатями разного цвета и украшен подписью Автократора, сделанной пугающе официальными алыми чернилами.

Стражник, красный от ярости, буквально за три сердцебиения побелел от ужаса.

— Прости, Брисон, — пробормотал он торговцу шерстью, — тебе придется немного подождать.

— Хорошенькое дельце! — проворчал Брисон с шепелявым акцентом. — А я за это время возьму да перемешаю лошадей, так что ты и не поймешь, каких уже проверил. — Торговец усмехнулся: как, мол, тебе это понравится?

— Чтоб тебя лед побрал, — буркнул напуганный стражник. Брисон громко расхохотался. Не обращая на него внимания, стражник повернулся к Яковизию:

— Я… я прошу прощения за грубость, высокочтимый господин. Чем могу служить?

— Вот так-то лучше, — кивнул Яковизий. — Ладно, не буду выяснять, как тебя зовут. Скажи, как мне попасть в резиденцию эпарха. А потом можешь развлекаться дальше с этим мошенником. Кстати, советую тебе потыкать мечом не только в его шерсти, но и в бороде.

Брисон весело расхохотался снова. Стражник, запинаясь, выдал требуемую информацию. Яковизий поскакал куда сказано, глядя прямо перед собой и не удостоивая взглядом более ни одного человека. Крисп поехал за ним.

— Того нахала в кольчуге я легко поставил на место, — сказал Яковизий, когда они с Криспом въехали в город, — но хатриши, эти толстомордые мерзавцы, слишком легкомысленны, чтобы заметить, когда их оскорбляют. — Неспособность задеть человека всегда возмущала Яковизия. Он тихо выругался, свернув на главную улицу Опсикиона.

Крисп, привыкший к капризному нраву хозяина, не обратил внимания на его воркотню. Куда больше его интересовал Опсикион. Город был чуть покрупнее Имброса. «Год назад, — подумал Крисп, — он показался бы мне огромным». Но после Видесса Опсикион выглядел игрушечным городком, маленьким, хотя и очень красивым. Даже храм Фоса на центральной площади был сооружен по образцу столичного Собора.

Резиденция эпарха находилась напротив храма, через площадь.

Яковизий, раздраженный тем, что ему не удалось испортить настроение Брисону, обрушился на первого же встречного чиновника столь же беспощадно, как на стражника у ворот. Его тактика была жестокой, но эффективной. Через несколько минут чиновник провел гостей в кабинет эпарха.

Местным правителем оказался худощавый и недовольный человек по имени Сисинний.

— Так вы приехали торговаться с хатришами? — спросил он, когда Яковизий предъявил ему свой внушительный свиток. — Может, вам повезет больше, чем мне. Они меня достали — за день до переговоров с ними у меня начинает зверски болеть желудок и не проходит потом три дня.

— А в чем, собственно, проблема? — спросил Яковизий. — У нас же есть документы, доказывающие, что спорная территория принадлежит нам по праву? — Фраза была сформулирована как вопрос, однако в голосе Яковизия звучала такая же убежденность, как если бы он произнес символ веры Фоса. Криспу порой казалось, что в Видессе не существовало ничего, что не могло быть подтверждено соответствующими документами.

Сисинний закатил глаза, и темные мешки под ними сделали его похожим на печальную гончую.

— Да, документы у нас есть, — мрачно согласился он, — вопрос в том, как заставить хатришей считаться с ними.

— Это я беру на себя, — пообещал Яковизий. — Есть в вашем городе приличный трактир?

— Самый лучший у Болкана, — сказал Сисинний. — Это недалеко. — Он объяснил, как пройти к заведению Болкана.

— Хорошо. Крисп, ты пойдешь туда и снимешь нам комнаты. А теперь, уважаемый, — это уже относилось к Сисиннию, — давайте посмотрим эти документы. И организуйте мне встречу с хатришем, который не хочет с ними считаться.

Трактир Болкана оказался действительно приличным и, по меркам города Видесса, до нелепости дешевым. Выполнив приказание хозяина буквально, Крисп снял ему и себе две отдельные комнаты.

Он знал, что Яковизий будет злиться, однако не хотел быть настороже каждую минуту каждой ночи.

Яковизий и впрямь разворчался, придя через пару часов в трактир и узнав о распоряжениях, отданных Криспом. Но брюзжание его было рассеянным; больше всего Яковизия занимала сейчас толстая кипа документов, зажатых под мышкой. Он был всерьез озабочен предстоящими переговорами.

— Какое-то время тебе придется развлекаться в одиночестве, Крисп, — сказал он, когда они сели обедать и приступили к креветкам в горчичном соусе. — Одному Фосу известно, сколько мне придется проторчать взаперти с этим Лексо из Хатриша. Если он такой упрямец, как говорит Сисинний, может, это вообще навсегда.

— Если вы не против, господин, — нерешительно проговорил Крисп, — я хотел бы поприсутствовать на ваших переговорах.

Яковизий застыл с креветкой в руке.

— Зачем тебе это, ради всего святого? — Глаза его сощурились.

Ни одни видесский вельможа не мог поверить в то, чего не мог понять.

— Чтобы научиться чему-нибудь, — ответил Крисп. — Не забывайте, господин: я в городе всего пару сезонов. Большинство ваших конюхов знают куда больше меня просто потому, что прожили в городе Видессе всю свою жизнь. Мне не хочется упускать ни единого шанса, чтобы научиться чему-то полезному.

— Хм-м, — все так же настороженно промычал Яковизий. — Тебе это быстро наскучит.

— Тогда я уйду.

— Хм-м, — снова промычал Яковизий. И решился:

— А почему бы и нет? Я думал, возня с лошадьми тебя вполне устраивает, но если ты считаешь, что способен на большее, — попробуй. Как знать?

Возможно, это пойдет на пользу не только тебе, но и мне. — Вид у Яковизия сделался задумчиво-расчетливым. Он бросил на Криспа хорошо знакомый взгляд. Одна бровь быстро вздернулась вверх: — Вообще-то я не за тем тебя сюда привез.

— Знаю. — Крисп понемногу научился скрывать от хозяина свои уловки. Сейчас он думал о том, что, если сумеет стать полезным Яковизию в каком-то другом качестве, тот, возможно, перестанет затаскивать его в постель.

— Посмотрим, как пойдет, — сказал Яковизий. — Сисинний договорился, что наша встреча с хатришем состоится завтра где-то между рассветом и полуднем. — На лице его появилась улыбка, которая примелькалась Криспу еще больше, чем прежний расчетливый взгляд. — От чтения при свете лампы у меня голова болит. Мы могли бы провести ночь гораздо приятнее…

Крисп вздохнул. Яковизий все еще не сдался.

* * *

— Высокочтимый господин! — начал Сисинний. — Позвольте представить вам Лексо, посланника хагана Гумуша, правителя Хатриша. Лексо, это достопочтенный Яковизий из города Видесса и его спафарий Крисп.

Титул, которым наградил Криспа эпарх, был самым низким в видесской иерархии; буквально он означал «оруженосец» или же, в более расширенном смысле, «адъютант». Спафарий Автократора мог быть очень важным человеком — в отличие от спафария вельможи.

Но Криспу все равно было приятно. Сисинний ведь мог представить его и просто как конюха.

— А теперь, благородные господа, с вашего разрешения я займусь другими делами, — закончил эпарх и удалился чуть быстрее, чем требовали правила приличия, не сумев сдержать вздоха облегчения.

На Лексо была льняная туника, которая могла быть элегантной, не будь она вся сплошь заткана прыгающими оленями и пантерами.

— Я слыхал о вас, почтенный господин, — сказал он Яковизию и поклонился, не вставая с кресла. Борода и усы у него были столь пышные и мохнатые, что Крисп почти не видел его губ. Среди видессиан такой буйной растительностью обладали только жрецы.

— Увы, не могу похвалиться тем же. — Яковизий не собирался дать какому-то иностранцу превзойти себя в вежливости. — Но я абсолютно уверен, что посланник вашего хагана не может не быть человеком выдающимся.

— Вы слишком добры к человеку, которого видите впервые, — промурлыкал Лексо и перевел взгляд на Криспа. — А вы, юноша, стало быть, спафарий Яковизия? И куда, позвольте узнать, вы направляете его клинок?

Улыбка Лексо была ласковой, но Крисп все равно дернулся как ужаленный. На мгновение его одолело неистовое желание размазать по полу этого хатриша, даром что тот был раза в два старше и значительно тяжелее, хотя и ниже на несколько дюймов. Но месяцы жизни у Яковизия научили Криспа, что игру не всегда выигрывают кулаками. Изо всех сил стараясь сохранить бесстрастное выражение, он ответил, глядя Лексо прямо в глаза:

— Против его врагов и врагов Автократора.

— Ваши чувства делают вам честь, — вкрадчиво проговорил Лексо.

И снова обернулся к Яковизию:

— Ну, почтенный господин, и как вы предлагаете решить вопрос, над которым мы с глубокоуважаемым Сисиннием бьемся уже несколько месяцев?

— Я предлагаю не биться, а обратиться к фактам. — Яковизий склонился вперед, отбросив этикет, как поношенный плащ. И тронул пачку документов, переданную ему эпархом. — А факты — вот они, причем неоспоримые. У меня здесь копии всех документов, касающихся границы между Видессом и Хатришем за все время существования оного в качестве государства, а не простой орды кочевников-бандитов, слишком невежественных для того, чтобы подписывать договоры, и слишком вероломных, чтобы им можно было доверять. Последняя черта, похоже, вам присуща до сих пор.

Крисп ожидал, что Лексо взорвется, но хатриш продолжал безмятежно улыбаться.

— О ваших очаровательных манерах я тоже наслышан, — сказал он ровным тоном.

Но если оскорбления отскакивали от хатриша, как горох, то в точности так же отскакивала от Яковизия ирония.

— Меня не волнует, о чем вы наслышаны, господин Лексо. Я слышал — и в документах об этом сказано четко и ясно, — что граница между нашими странами проходит по реке Аккилеону, а не Мнизову, как вы утверждаете. Какое право вы имеете им не верить?

— У моего народа долгая память, — сказал Лексо. Яковизий фыркнул. Лексо, не обращая на него внимания, продолжал:

— Память — она как листва. Листья опадают в лесах нашего сознания, и мы бредем, разгребая их кучи.

Яковизий фыркнул снова, теперь уже громче:

— Потрясающе! Вот уж не думал я, что Гумуш в наши дни посылает говорить за себя поэтов. Мне казалось, их пренебрежение к истине делает их непригодными для дипломатических миссий.

— Вы мне льстите. Какой из меня поэт? — сказал Лексо. — Если хотите настоящей поэзии, могу почитать вам народные баллады нашего племени.

Он начал декламировать, то на шепелявом видесском, то переходя на язык, напомнивший Криспу язык кубратов. Он кивнул, вспомнив, что предки и хатришей, и кубратов в незапамятные времена вышли из Пардрайянских степей.

— Я могу продолжать и дальше в том же духе, — сказал Лексо, продолжив некоторое время в том же духе, — но, надеюсь, суть вы уловили: что великий поход Балбада, сына Бадбала, прогнал всех видессиан за реку Мнизов. Поэтому утверждение Хатриша, что южная граница проходит по Мнизову, совершенно справедливо.

— Но ни дед Гумуша, ни его отец об этом не вспоминали, — заметил Яковизий, нимало не тронутый красноречием оппонента. — Если положить на чаши весов подписанные ими договоры и ваши баллады, договоры повесомее будут.

— Человеку не дано судить о том, что весомее, как не дано ему постичь Равновесие между Фосом и Скотосом в этом мире, — ответствовал Лексо. — Вес имеют и баллады, и договоры; именно этого не хочет ни понять, ни признать ваш Сисинний.

— «Весовщикам» одна дорога — к Скотосу во льды, как говорят у нас в Видессе, — сказал Яковизий. — Поэтому я буду признателен, если вы не станете приводить свои восточные ереси в качестве аргументов серьезного спора. Как Фос победит Скотоса в конце концов, так наша граница пройдет по своему законному месту, то бишь по реке Аккилеон.

— Если моя религия — ересь для вас, то это имеет и обратную силу. — Теперь, когда задели его веру, Лексо утратил свою отрешенную насмешливость. В голосе его прорезались резкие нотки. — Я должен также подчеркнуть, что на землях меж Мнизовом и Аккилеоном пастухов-хатришей не меньше, чем землепашцев-видессиан. Поэтому концепция Равновесия вполне уместна.

— Подкиньте прецедент на весы своего проклятого Равновесия, — предложил Яковизий, — и он в любом суде мгновенно потянет вниз чашу истины, то есть Видесса.

— Баллада о Балбаде, сыне Бадбала, насколько я могу судить… — На сей раз ирония была настолько откровенной, что Яковизий невольно насупился. —…прецедент гораздо более древний, нежели пачка заплесневелого пергамента, на который вы ссылаетесь.

— Эта баллада — ложь! — рявкнул Яковизий.

— Нет, господин, не ложь! — Гневный взгляд Яковизия скрестился с таким же гневным взглядом Лексо. Будь у них мечи, они наверняка пустили бы их в ход.

Захваченные своим поединком, оба дипломата напрочь позабыли о Криспе и с изумлением воззрились на него, услыхав его вопрос:

— А прецедент тем весомее, чем он древнее?

«Да!» — выпалил Лексо одновременно с Яковизием, выпалившим:

«Нет!».

— Но если да, — продолжал Крисп, — разве Видесс не может потребовать себе весь Хатриш? Ведь он входил в состав империи задолго до того, как там появились предки хатришей.

«Это совсем не одно и то же…» — начал было Лексо, в то время как у Яковизия вырвалось: «Клянусь благим богом, так мы мо…»

Он тоже осекся по полуслове. Смущенное выражение совершенно не шло к острым чертам Яковизия, но именно оно сейчас было написано у него на лице.

— Думаю, мы немного погорячились, — сказал он гораздо более спокойно, чем раньше.

— Возможно, — согласился Лексо. — Похоже, нам нужно поблагодарить вашего спафария за то, что он привел нас в чувство. — Хатриш поклонился Криспу. — Я также должен попросить у вас прощения, юноша. Теперь я вижу, что вы здесь не просто для мебели. От вас есть какая-то польза.

— Само собой, есть!

Слова Яковизия были бы приятнее Криспу, не прозвучи в них такое неприкрытое удивление.

— Если вы отложите в сторону свою пачку с документами, почтенный господин, — вздохнул Лексо, — я не стану больше читать вам баллады.

— Что ж, ладно. — Яковизий шел на уступки редко и неохотно. — Но тогда мне нужно найти какие-то другие доводы, чтобы убедить вас, что те пастухи, о которых вы упоминали, должны уйти за Аккилеон, ибо там их законное место.

— Это мне нравится. — Судя по тону, Лексо это совершенно не нравилось. — А почему бы не уйти вашим крестьянам?

— Потому что кочевники есть кочевники, разумеется. Упаковать хорошую пахотную землю и унести с собой гораздо труднее.

Торг начался сызнова, на сей раз вполне серьезный, поскольку собеседники поняли, что давить друг на друга можно лишь до определенного предела. Первая встреча окончилась безрезультатно, точно так же как и вторая, и шестая.

— И все же мы близки к решению, — сказал как-то вечером Яковизий, вернувшись в трактир Болкана. — Я это чувствую.

— Надеюсь. — Крисп подцепил со стоявшего перед ним блюда кусок баранины — ему надоела рыба.

Яковизий устремил на него проницательный взгляд.

— Значит, тебе все это наскучило? Разве я не предупреждал?

— Может, немного и наскучило, — ответил Крисп. — Я не ожидал, что мы застрянем здесь на несколько недель. Мне казалось, Севастократор послал вас сюда только потому, что Сисиннию никак не удавалось сладить с Лексо.

— Так оно и есть. Сисиннию не удавалось, а мне удается, — отозвался Яковизий. — Такие переговоры длятся порой годами; за один вечер ничего не добьешься. А ты думал, Лексо внезапно поднимет кверху лапки и согласится на все, поддавшись чарам моего красноречия?

Крисп невольно улыбнулся.

— Пожалуй что нет.

— Хм-м-м. Мог бы сказать и «да», чтобы пощадить мое самолюбие. Но обсуждение условий, на которых хатриши уберутся прочь, и суммы, которую мы должны будем им выплатить, а также вопроса, платить ли нам хагану или же непосредственно кочевникам, — все это подобно конским торгам. Именно этим мы сейчас с Лексо и занимаемся, пытаясь всучить друг дружке беззубую старую клячу.

— Понятно, — сказал Крисп. — Но слушать это не очень-то интересно.

— Ну так займись пока чем-нибудь другим, — предложил Яковизий. — Я думал, ты сдашься гораздо раньше. К тому же пару раз ты сумел помочь мне в торгах, чего я и вовсе от тебя не ожидал. Ты заслужил небольшой отдых.

* * *

И так Крисп, вместо сидения в четырех стенах с дипломатами, пошел обследовать Опсикион. После города Видесса рынки его казались крошечными и большей частью скучными. Единственными стоящими товарами здесь были меха из города Агдера, расположенного далеко на севере, рядом с землей Халога. Денег у Криспа было больше, чем когда-либо, а затрат почти никаких, но позволить себе белоснежную леопардовую шкуру он, увы, не мог, хотя то и дело возвращался к столам меховщиков поглазеть и помечтать.

Он купил янтарный кулончик для своей белошвейки — и чуть было не отдал за него свой неразменный золотой. Поскольку монета теперь не была у него единственной, он держал ее на дне мешочка завернутой в лоскут. Но она как-то выскользнула. К счастью, Крисп вовремя спохватился и заменил ее другой.

Ювелир взвесил золотой, убедился, что он не поддельный, и пожал плечами.

— Золото есть золото, — сказал он, отсчитывая Криспу сдачу.

— Извините, — откликнулся Крисп. — Мне просто не хочется расставаться с той монетой.

— Не вы первый мне это говорите, — сказал ювелир. — Если вы не хотите случайно потратить ее, почему бы вам не подвесить ее на цепочку и не надеть на шею? Просверлить монету для меня — пара пустяков, а вот и хорошенькая цепочка. Или, если не нравится, возьмите эту…

Крисп вышел из магазина со своим неразменным золотым, болтавшимся у него на груди под туникой. Первые несколько дней ощущение было странным. А потом Крисп привык и перестал замечать цепочку. Он даже спал, не снимая ее.

К тому времени Яковизий подрастерял некоторую долю своего первоначального оптимизма.

— Этот треклятый хатриш — настоящий змей! — жаловался он Криспу. — Стоит мне только решить, что мы сумели хоть что-то прояснить, как он немедленно сворачивает кольца и снова все запутывает.

— Хотите, я снова к вам присоединюсь? — спросил Крисп.

— А? Нет, не стоит. Но все равно спасибо, что спросил; у тебя сильнее развито чувство ответственности, чем у основной массы твоих сверстников. Ты принесешь больше пользы, если будешь молиться за меня. Фос, возможно, тебя услышит — но только не эта упрямая обезьяна Лексо.

Крисп понимал, что хозяин просто не в духе. Но тем не менее пошел-таки в храм напротив резиденции Сисинния. Фос — владыка благой; дело, которое пытался уладить Яковизий, по глубокому убеждению Криспа, было благом для Видесса; так разве может бог не услышать его?

Толпа вокруг храма была гуще обычного. Когда Крисп спросил прохожего почему, тот хихикнул:

— Ты, видать, нездешний. Сегодня праздник святого Абдая, покровителя Опсикиона. Мы все приходим в храм вознести ему благодарность, чтобы он не оставил нас своей защитой и в будущем году.

— А-а!

Вместе с остальными — со всеми жителями города, подумал Крисп, когда ему трижды подряд наступили на ноги, — он вступил во храм.

Крисп неоднократно молился в столичном Соборе.

Грозно-прекрасный взор мозаичного изображения Фоса под куполом неизменно наполнял его благоговейным восторгом. Опсикион был всего лишь провинциальным городишкой. В здешнем изображении владыка благой и премудрый выглядел скорее сердитым, нежели величественным. Но Криспа это не слишком волновало. Фос оставался Фосом независимо от того, как его изображали.

Больше Криспа волновало то, что придется возносить молитвы благому богу стоя. Скамьи, когда он до них добрался, были почти все забиты. В последних рядах оставалось еще несколько свободных мест, но людской поток пронес его мимо, не давая остановиться.

«В глубине души я так и остался деревенщиной, — недовольно подумал Крисп. — Коренной горожанин оказался бы проворнее».

Слишком поздно: его унесло уже почти к самому алтарю. Он растерянно озирался по сторонам, стараясь найти хоть какое-нибудь местечко. Женщина, сидевшая у прохода, тоже оглядывалась вокруг, возможно в поисках запоздавшего друга.

Глаза их встретились.

— Прошу прощения, моя госпожа. — Крисп отвел глаза. Женщина была аристократкой, это он понял сразу — и не хотел раздражать ее своими взглядами.

Поэтому он и не увидел, как расширились ее зрачки, словно у кошки, так что радужная оболочка почти исчезла; не увидел, каким расслабленными и в то же время отрешенным стало ее лицо; не расслышал слов, которые она прошептала. Но потом женщина сказала нечто, на что он уже не мог не обратить внимания:

— Не соблаговолите ли вы присесть рядом со мной, почтенный господин?

— Что, моя госпожа? — тупо промямлил Крисп.