— А для меня — нет, — ответил Мавр.

Крисп был склонен согласиться с Мавром; в двадцать два года планета вращается слишком медленно, подумал он. Но в самой этой медлительности есть свои преимущества.

— Насколько я слышал, ты завел себе девушку, так что воспринимай нашу задержку как возможность побыть с ней подольше.

— Хотел бы я, чтоб это было так просто, — откликнулся Мавр. — Но когда я с ней, время летит так незаметно, что его все равно кажется мало. Кстати, чуть не забыл! — Он допил вино, встал и поклонился Танилиде и Криспу. — Я обещал встретиться с ней до восхода луны. — И почти бегом удалился из столовой.

— Мой бедный сыночек! — сухо заметила Танилида. — Не видел свою возлюбленную уже целых… несколько часов. Мне бы, наверное, следовало ревновать, но на самом деле это меня забавляет.

Крисп задумчиво жевал очередной лимонный пирог Евтихия. Никакой другой реакции он от Танилиды не ожидал; между ее искусной чувственностью и искренней увлеченностью Мавра лежала пропасть размером с целые миры. Тем не менее Криспу хотелось, чтобы она не давала понять так уж ясно, что он не ее возлюбленный.

Как бы там ни было, а ночью Танилида к нему пришла. И если то, чем они занимались, было ей неприятно, она это отлично скрывала.

А потом Крисп приподнялся и, опершись на локоть, спросил:

— Почему я?

Танилида не поняла.

— Почему я? — повторил Крисп. — Если учесть, кто вы и что вы, любой мужик в радиусе сотни миль от Опсикиона примчался бы к вам бегом. Так почему вы выбрали меня?

— За твою красоту, молодость и пыл. Потому что, увидев тебя, я не смогла устоять.

Примерно такие слова Крисп надеялся услышать. Но он также расслышал еле уловимые нотки сомнения, точно она предлагала ему ответ и пыталась понять, примет ли он его. Как ему ни хотелось, принять он не смог.

— Вы могли найти дюжину таких, кто превзошел бы меня по всем показателям с первого же взгляда, и сотню, если не тысячу, если бы дали себе труд приглядеться. Так что я не получил ответа на вопрос.

Танилида села. Крисп подумал, что она впервые восприняла его серьезно — как личность, а не как частицу своего видения.

После короткой паузы она медленно произнесла:

— Потому что ты не выбираешь легкий путь, а пытаешься увидеть, к каким последствиям он приведет. Это редкость в любом возрасте, и особенно в твоем.

На сей раз Крисп почувствовал, что она говорит правду, только не всю.

— А еще почему? — спросил он.

Он боялся, как бы его настойчивость не рассердила Танилиду, но скоро понял, что опасался напрасно. Судя по всему, он, наоборот, поднялся в ее глазах; когда она заговорила, тон ее был абсолютно серьезным и деловым.

— Не скрою, что власть, воплощенная в этом… — Танилида тронула золотой, висевший на цепочке, — имеет свою притягательность. В Опсикионе и его окрестностях я достигла всего, о чем могла мечтать. Возможность послать сына в город Видесс, завязать отношения с человеком, который может стать… тем, кем он может стать — ради такого я способна почти на все.

Но только почти. Можешь считать меня черствой, если желаешь, и расчетливой, и хитрой, но ты считаешь меня шлюхой — а это уже опасно! — Теперь ее голос уже не был деловым; в нем звучала неприкрытая угроза.

Крисп спокойно кивнул. Главным его защитным средством против Танилиды, как и против Яковизия, было упрямое нежелание признать, что они способны его запугать.

— Ну и? — спросил он.

Свет единственной лампы играл тенями на лице Танилиды, подчеркивая смену его выражений. И это помогло Криспу увидеть, что он выиграл еще одно очко.

— Поэтому меня не интересуют мужчины, которым в постели нужна не я, а мои владения; и те, кто считает меня своего рода призом, вроде породистой гончей; и те, кому нужно только мое тело, а на душу, владей ею хоть сам Скотос, наплевать. Как по-твоему, ты относишься к одной из этих категорий?

— Нет, — сказал Крисп. — Но вы сами в каком-то смысле разве не попадаете в первую из них — я имею в виду, по отношению ко мне?

Танилида уставилась на него:

— Да как ты смеешь!.. — Крисп восхитился тем, как быстро она взяла себя в руки. Через пару секунд она даже рассмеялась. — Ты выиграл, Крисп; мои же собственные слова обличают меня. Виновна, каюсь. Но в данном случае я по другую сторону сделки — и, должна признать, отсюда все выглядит иначе.

«Для тебя — возможно», — подумал Крисп.

— Последняя причина, по которой я выбрала тебя, Крисп, по крайней мере вначале, — то, что ты быстро учишься. Правда, тебе нужно научиться еще одной вещи: иногда ты задаешь слишком много вопросов.

Она потянулась и привлекла его к себе. Но даже усваивая ее сладострастные уроки, Крисп остался в убеждении, что такой вещи, как слишком много вопросов, не существует. Выбрать правильный способ и время, чтобы задать их, — это дело другое. А время, подумал он, прежде чем все мысли вылетели из головы, похоже, было выбрано не правильно.

* * *

Наутро он проснулся от стука дождя по крыше. Знакомый звук, хотя для Криспа более привычным было тихое шлепанье капель по соломе, чем барабанная дробь, которую они выбивали по черепице. «Хорошо бы крестьяне Танилиды успели покончить с уборкой урожая», — подумал Крисп. И тут же сам посмеялся над этой мыслью: с уборкой так и так покончено, хотят они того или нет.

Танилида, как обычно, ускользнула среди ночи. Порой Крисп просыпался, когда она вставала с кровати, но чаще, в том числе и прошлой ночью, продолжал мирно спать. Он подумал, и уже не в первый раз: а знает ли прислуга Танилиды об их связи? Если даже и так, то ни повара, ни дворецкий, ни девушки-служанки ничем этого не выдавали. С другой стороны, как понял Крисп, потеревшись в доме Яковизия, сдержанность — одно из достоинств вышколенных слуг. А другие у Танилиды не задерживались.

Интересно, знает ли Мавр? В этом Крисп сомневался. У Мавра много достоинств и с возрастом, наверное, прибавится еще, но сдержанным Крисп при всем желании представить его не мог.

Танилида сидела в маленькой столовой, поджидая Криспа. Волосы ее были уложены в безукоризненную прическу, точно он и не пропускал их сквозь пальцы.

— Боюсь, ты здорово вымокнешь, пока доедешь до Опсикиона, — сказала она, приглашая его взмахом руки в кресло напротив.

Крисп пожал плечами:

— Мне мокнуть не впервой.

— Надеюсь, хорошая порция ветчины спасет тебя в пути если не от сырости, то хотя бы от холода.

— Моя госпожа великодушна во всех отношениях, — сказал Крисп.

Танилида вспыхнувшими глазами следила за тем, как он жадно впился в мясо.

Дорога на север начала уже превращаться в месиво. Крисп не пытался погонять коня. Если Яковизий не поймет, почему он так поздно вернулся в город, тем хуже для Яковизия.

Выжав плащ в прихожей Болкана, Крисп пошлепал в мокрых сапогах вверх по лестнице посмотреть, как дела у его хозяина. Картина, представшая его взору в комнате Яковизия, поразила Криспа: вельможа стоял, опираясь на две палки, и пытался сделать очередной шаг. Единственным следом, оставшимся от Грапта, был легкий аромат духов.

— Привет! Смотри, чего я могу! — сказал Яковизий, слишком довольный собой, чтобы ругаться.

— Вижу, — коротко сказал Крисп. — Ложитесь-ка вы лучше в постель, а? Будь вы лошадью, высокочтимый господин… — Крисп выучился искусству превращать титулование в упрек, — вам бы перерезали горло за сломанную ногу, и все дела. Если вы упадете и сломаете ее снова только из-за того, что вам невтерпеж, думаете, вы заслуживаете лучшей участи? Ордан велел вам лежать еще по крайней мере две недели.

— А пошел он в зад, твой Ордан! — разозлился Яковизий.

— Вы имеете в виду свой собственный? Так позовите его, за чем дело стало?

— Нет, благодарю покорно, — фыркнул аристократ.

— Я не могу вам приказывать, высокочтимый господин, — сказал Крисп уже более серьезно, — я только хочу спросить: разве вы стали бы обращаться со своей лошадью так, как обращаетесь с собой? Тем более что это без толку — сезон дождей уже начался, так что сейчас никуда ни проехать, ни пройти.

— М-р-м-м. — Мычание Яковизия совсем не походило на знак согласия, но поскольку хозяин переменил тему, Крисп понял, что победил.

Яковизий продолжал поправляться. Со временем, как и предсказывал Ордан, он научился ходить с помощью палок, поднимая и опуская их и свою больную ногу с такой силой, что посетители, сидевшие в зале под его комнатой, пожаловались Болкану на нестерпимый грохот. Поскольку трактирщик если не богател, то явно преуспевал благодаря вынужденной задержке знатного жильца, он остался к жалобам глух.

К тому времени, когда Яковизий мог уже ковылять по всему дому, дожди напрочь отрезали путь из Опсикиона. За пределами крупных городов в Видессе было мало мощеных дорог; грязь более милосердна к конским копытам. Ценой этого милосердия были целые осенне-весенние недели, когда дороги превращались в непролазное месиво. Яковизий проклинал каждый день, начинавшийся пасмурно и хмуро, то есть сыпал проклятиями почти беспрерывно.

Крисп пытался урезонить его.

— Дожди — это благословение для крестьян, высокочтимый господин, а без крестьян все мы помрем с голоду. — Слова не успели еще вылететь изо рта, как Крисп сообразил, что цитирует своего отца.

— Если ты так обожаешь крестьян, какого хрена ты ушел из своей зачуханной деревушки? — возразил хозяин. Крисп оставил попытки развеселить его; пытаться прекратить поток ругательств Яковизия — все равно что ловить сачком луну. Его дурное настроение казалось таким же постоянным, как вечно меняющиеся лунные фазы.

Вскоре Крисп и сам начал проклинать дожди. Поскольку Яковизий все меньше нуждался в его услугах, свободного времени у Криспа становилось все больше. Он стремился почаще бывать с Танилидой, и ради телесных услад, и затем, чтобы исследовать границы их странных взаимоотношений. Но поездки на виллу были мероприятием нелегким, особенно осенью.

Поэтому он страшно обрадовался, когда в один ненастный и промозглый день, грозивший уже не дождем, а мокрым снегом, Танилида заявила:

— Пора мне перебираться на зиму в Опсикион. Там у меня, как ты знаешь, дом неподалеку от храма Фоса.

— А я и забыл, — признался Крисп.

Ночью, в уединении гостевой комнаты, он спросил:

— Надеюсь, в городе мы будем видеться чаще. Эта мерзкая погода…

Танилида кивнула:

— Я тоже надеюсь.

— Вы… — Крисп замялся, но все-таки рискнул:

— Вы решили переехать в Опсикион отчасти из-за меня?

Смех ее был таким ласковым, что он, хотя и покраснел, но не вздрогнул.

— Не обольщайся так уж, мой… слушай, если я скажу «мой дорогой», тут-то ты и начнешь обольщаться, правда? Я каждый год переезжаю осенью в Опсикион. Иначе, если случится что-то важное, слухи до виллы дойдут лишь через несколько недель.

— Ясно. — Крисп подумал минутку. — А вы не можете остаться здесь и предвидеть все, что для вас важно?

— Не я властна над своим даром, а он надо мной, — сказала Танилида. — К тому же я люблю видеть новые лица. Молись я в своей часовне вместо того, чтобы поехать в Опсикион на праздник святого Абдая, мы бы с тобой не встретились. И ты на всю жизнь мог остаться конюхом.

Вспомнив колкости Яковизия, Крисп заметил:

— Это более легкая жизнь, чем была у меня в деревне.

И подумал немного сердито, что мог бы возвыситься и сам, даже не встреться на его пути Танилида. Но оставил эту мысль при себе. А вслух сказал:

— Если вы поедете в Опсикион, возьмите с собой вашу хорошенькую прачку — как бишь ее? Фрония, что ли?

— Да? Почему вдруг? — бесстрастно поинтересовалась Танилида.

Крисп, понимая, что ступил на зыбкую почву, быстро ответил:

— Потому что я распространил слухи, будто езжу сюда так часто из-за нее. Если она будет в Опсикионе, у меня появится повод навещать вас.

— Хм-м. Пожалуй, ты прав. — Оценивающий взгляд Танилиды напомнил Криспу ястреба, разглядывающего кролика из поднебесья. — Только я тебе не советую обманывать меня этой сказочкой, если ты и вправду путаешься с Фронией. Ох как не советую!

По спине Криспа пробежал холодок, хотя Фрония интересовала его не больше любой хорошенькой девушки. Поскольку это было правдой, холодок быстро растаял. Зато осталось ощущение, что ему немного приоткрылся образ мыслей Танилиды. У Криспа не хватило бы воображения прикрывать одной ложью другую, но для Танилиды это было в порядке вещей. А значит, она сталкивалась с такими сложными уловками раньше, то есть другие люди прибегали к ним.

«Придется и это взять на заметку, чтобы впредь быть осторожнее», — подумал Крисп с тихим вздохом.

— О чем вздыхаешь? — спросила Танилида.

— Только о том, что вы многому меня научили, — проклиная в душе ее наблюдательность, ответил Крисп.

— Я к этому стремилась. Если тебе суждено стать больше, чем конюх, ты и знать должен больше конюха.

Крисп кивнул, и лишь потом до него дошел весь смысл сказанного.

Тут он задумался: а не предупреждала ли его Танилида насчет Фронии просто для того, чтобы показать ему, что такое двойной блеф? Он хотел было спросить ее, но передумал. Может, она вовсе ничего подобного не имела в виду. Крисп печально улыбнулся. Что бы ни имела в виду Танилида, она научила его не доверять первому впечатлению… и второму… и третьему… В конце концов, подумал он, истинная реальность может и вовсе исчезнуть, и никто этого не заметит.

Он вспомнил о том, как Яковизий с Лексо топтались на месте, споря о том, что считалось истиной, причем споря ничуть не менее ожесточенно, чем об истине как таковой. Да, чтобы преуспеть в городе Видессе, ему необходимо до последней крупицы усвоить все уроки Танилиды.

* * *

Поскольку Опсикион расположен у моря Моряков, Крисп надеялся, что зима здесь будет мягче. Но холодный ветер дул не с моря, а с севера и запада — словно привет с бывшей родины, правда, привет малоприятный.

Шло время, и море покрылось льдом настолько толстым, что по нему можно было уйти на несколько миль от берега. Даже коренные жители Опсикиона считали зиму суровой. Криспу же она казалась не просто суровой, а страшной; замерзших рек и озер он навидался вдосталь, но тот факт, что и море может превратиться в лед, заставлял задуматься, уж не содержалась ли доля истины в ереси «весовщиков» из Хатриша. Застывшая ледяная гладь казалась осколком преисподней Скотоса, вылезшей на землю.

Но местные жители воспринимали погоду как должное. Они рассказывали истории о том, как однажды айсберг, пригнанный штормом откуда-то от Агдера или земли Халога, разнес половину доков, прежде чем разбиться о городской волнолом. А эпарх Сисинний послал на скованный льдами север города вооруженные патрули.

— Кого вы тут ищете? Демонов? — спросил Крисп, увидав как-то утром караульных. И нервно рассмеялся. Если замерзшее море и впрямь было страной Скотоса, демонам там самое место.

Командир патруля тоже рассмеялся. Он решил, что Крисп шутит.

— Хуже, чем демонов, — сказал он и, дав Криспу минуту, чтобы переварить услышанное, добавил:

— Хатришей.

— В такую погоду? — Беличья ушанка Криспа была надвинута по самые брови. Толстый шерстяной шарф закрывал рот и нос.

Несколько квадратных дюймов кожи между ними давно онемели.

Командир патруля был закутан не хуже. Дыхание его вырывалось изо рта облаком пара.

— Бери копье и пойдем с нами. Сам увидишь, — пригласил он. — Ты же здесь вместе с шишкой из города Видесса, да? Сможешь порассказать ему кое-что интересненькое.

— Почему бы и нет?

Крисп быстро смотался за оружием и вернулся с копьем и белым щитом. Скоро он уже шагал, спотыкаясь, по ледяной поверхности моря вместе с солдатами. Лед был грубый, более неровный, чем казалось издали, словно волны застыли на бегу, не успев разбиться.

— Держи в поле зрения двоих человек, — сказал командир патруля по имени Саборий. — Иначе заблудишься тут и попадешь… хотя ты и так во льдах, куда уж дальше заблудшей душе попадать?

У Криспа клубами вырвался вздох облегчения: видно, не его одного посещают еретические мысли.

Караульные осматривали окрестности внимательно, но привычно, то и дело обмениваясь шутками и прибаутками. Крисп хмуро трусил посреди цепочки. Поскольку и местность, и такие походы были для него в новинку, все силы уходили на то, чтобы не сбиться с пути.

— Хорошо, что нет метели, — сказал один из солдат. — Иначе мимо нас проскользнула бы целая армия хатришей, а мы бы и не заметили.

— Заметили бы, вернувшись назад, — ответил другой. Первый солдат хихикнул.

Криспу все казалось одинаковым; небо, и замерзшее море, и отдаленная земля — все было сплошь оттенками белого и серого.

Любое цветное пятно, подумалось ему, будет здесь бросаться в глаза за мили. Он не учел лишь одного: каким бесцветным может стать контрабандист.

Если б солдат, шедший слева от Криспа, буквально не наткнулся на лежащего хатриша, они бы его вовек не заметили. И даже тогда, лежи он спокойно, нарушитель мог избегнуть поимки: в белой песцовой шубе он был неразличим на расстоянии двадцати шагов. Но хатриш потерял голову и бросился бежать. А так как бежал он по скользкому льду не лучше своих преследователей, они его скоро догнали.

Саборий протянул руку хатришу, который не поленился даже лицо и бороду вымазать белым гримом.

— Нет ли у тебя, случаем, при себе разрешения на ввоз товара? — вежливо осведомился командир патруля. Хатриш мрачно молчал. — Неужто нет? — почти искренне изумился Саборий. — Что ж, тогда давай сюда товар.

Контрабандист залез под шубу и вытащил кожаный мешочек.

Командир патруля открыл его.

— Янтарь, стало быть? Славно, славно. Ты мне отдашь его весь? За незаконный ввоз, как тебе известно, полагается полная конфискация.

— Нет у меня больше, чтоб тебя! — хмуро буркнул Хатриш.

— Ладно. — Саборий понимающе кивнул. — Тогда ты не будешь против, если Доменций с Боносом разденут тебя. Если ты сказал правду, они даже отдадут тебе одежду.

Криспа, несмотря на меховую доху, пробирала дрожь. Интересно, подумал он, сколько можно протянуть на льду голышом? Недолго, наверное. Вряд ли хатриш сумеет добраться до дома живым.

Контрабандист, похоже, пришел к такому же неутешительному выводу — и выволок по мешочку из каждого сапога. Командир патруля сунул их в карман, махнув двум солдатам, которых назвал только что по именам. Когда они начали стягивать с хатриша шубу, он возопил:

— Погодите!

Патрульные взглянули на командира. Тот кивнул. Нарушитель снял белую песцовую шапку.

— Мне нужен нож! — заявил он. Саборий кивнул опять.

Контрабандист вспорол подкладку и извлек еще один мешочек. Потом швырнул нож наземь. — Теперь можете обыскивать.

Солдаты так и сделали, но ничего не нашли. Дрожа от холода и проклиная все на свете, хатриш нырнул обратно в шубу.

— Последний ты мог и заныкать, — заметил Саборий.

— Я хотел, — признался контрабандист, стуча зубами. — А потом решил не рисковать.

— Разумно, — согласился Саборий. — Ладно, пошли с нами. Думаю, сегодня мы отработали свое жалование.

— Что вы намерены с ним делать? — спросил Крисп, когда патруль повернул к Опсикиону.

— Подержим и потребуем выкуп, — ответил Саборий. — Ничего другого мы сделать не можем, поскольку его поймали с янтарем. Гумуш его выкупит, не бойся. — Крисп что-то вопросительно промычал, и Саборий объяснил:

— В Хатрише торговля янтарем государева монополия. Хаган просто хочет разведать, нельзя ли наладить беспошлинную торговлю у нас в Видессе. На сей раз ему не удалось, поэтому камни достались нам бесплатно.

— И часто ему удается сбыть товар? Стоит овчинка выделки?

— Трудно сказать. Я-то думал, ты конюх Яковизия, а не счетовод. Одно могу сказать: Гумуш, должно быть, считает риск оправданным, иначе не стал бы суетиться. Но сегодня ему не подфартило. — Глаза Сабория — чуть ли не единственная открытая часть лица сощурились от удовольствия.

Яковизий взвыл от восторга, когда Крисп рассказал ему вечером о своих приключениях. Они сидели рядышком, гораздо ближе обычного, возле большого очага в трактире Болкана; под рукой у Криспа стояла кружка сдобренного специями вина. Он благодарно улыбнулся служанке, заново наполнившей ее.

— Так ему и надо, Гумушу! — радостно заявил Яковизий. — Поймали ворюгу за руку — пускай расплачивается!

— А не вздует ли он потом цену, чтобы покрыть убытки? — спросил Крисп. — Легальную цену, я имею в виду.

— Возможно, возможно, — признал Яковизий. — Но мне-то что? Я не большой поклонник янтаря. И как бы хаган ни выжимал из нас монету, ему всего золота мира не хватит, чтобы отмыться от позора. — Если что-то и могло поднять Яковизию настроение, так это мысль о чьем-то конфузе.

Через пару ночей Танилида с холодной яростью подтвердила, что янтарь конфискован.

— Я заказала его у Гумуша для себя, — сказала она. — На четверть дешевле здешней цены — и хаган все равно не остался бы внакладе, потому что таможенники дерут половину. Задаток он уже получил. Как ты думаешь, вернет он его, когда выкупит своего курьера? — Ее желчный смешок не оставлял сомнений в том, насколько вероятен такой исход.

— Но… — Крисп поскреб в затылке. — Автократору нужны таможенные сборы, чтобы платить солдатам, и за пушнину, и за дороги…

— И куртизанкам, и за отборные вина, и за безделушки, — закончила за него Танилида таким же презрительным тоном, каким говорил об Анфиме Третьем настоятель Пирр. — А потом, мне ведь тоже деньги нужны для моих поместий. Так почему я должна переплачивать за янтарь вдвое и отдавать свои кровные кучке богачей из города Видесса, которые не сделали мне ничего хорошего?

— Ничего, говорите? — сказал Крисп. — А мне сдается, я не приехал бы сюда вместе с хозяином, если бы люди в городе Видессе не беспокоились о границе с Хатришем. Или вы здесь такая полновластная монархиня, что ваши крестьяне могли бы отбить кочевников сами? — Он вспомнил о нападении кубратов на сгинувшую деревню его детства так ясно, словно это было вчера.

Танилида нахмурилась.

— Нет, я не монархиня, и в словах твоих есть доля правды. Но Автократор с Севастократором решили заключить с хатришами мир, исходя из соображений собственной выгоды, а не моей.

Вспомнив замыслы Петрония против Макурана, Крисп не мог с ней не согласиться, однако сказал:

— Но вам это все равно на руку, разве нет? А если да, то извольте платить!

Он и его односельчане были бы рады заплатить сколько угодно — в пределах разумного, — чтобы предотвратить очередной набег из Кубрата. И только совсем уже неразумные требования империи погнали Криспа из деревни. А ведь другие так и остались там.

— Правда твоя, — сказала Танилида. — Должна сознаться, для меня мои владения стоят на первом месте, а Видесская империя только на втором. И это характерно для большинства аристократов почти для всех, кто живет вдали от города Видесса. Нам кажется, империя чаще испытывает нас, чем защищает их, и поэтому мы уклоняемся от претензий столицы как можем.

Чем больше Крисп говорил с Танилидой, тем более сложная картина мира вырисовывалась перед ним. В деревне он считал всех аристократов защитниками интересов империи и благодарил Фоса за то, что свободные землевладельцы, среди которых он жил, не зависят ни от какого вельможи. Но Танилида оказалась не столько союзником, сколько соперником города Видесса. Впрочем, большим другом своим крестьянам она тоже не была; ей просто хотелось править ими самой, без вмешательства центральной власти. Крисп попытался представить, как это выглядит с точки зрения Петрония.

Возможно, в один прекрасный день он спросит об этом Севастократора — в конце концов, они немного знакомы. Крисп посмеялся про себя, изумляясь собственной наглости.

— Что тебя так забавляет? — спросила Танилида.

У Криспа жар прилил к щекам. Иногда он чувствовал себя в обществе Танилиды свитком, который она могла развернуть и читать, когда хотела. Досадуя на собственную открытость и не сомневаясь, что не сумеет удачно соврать, он объяснил.

Танилида выслушала его серьезно. Надо отдать ей должное, это она умела. Несмотря на то что он частенько казался ей слишком юным и неискушенным, Танилида, вопреки своему обыкновению, не высмеивала его восторженности, хотя и давала понять, что не всегда ее разделяет. Уважение, которое она выказывала к его личности, заставляло Криспа искать общества Танилиды — в постели и вовне — даже больше, чем соблазнительное тело.

Возможно, подумал он, именно так рождается любовь.

Неожиданная мысль настолько поразила Криспа, что он пропустил слова Танилиды мимо ушей. Она заметила это и повторила:

— Если Петроний тебе скажет, ты многому у него научишься. Регент, способный удержать в руках власть после того, как его подопечный достиг совершеннолетия — и так, чтобы подопечный его не возненавидел, — это человек, с которым нельзя не считаться.

— Пожалуй, — рассеянно отозвался Крисп, надеясь, что Танилида не поймет причины его рассеянности. Любовь к ней могла лишь осложнить его жизнь, тем более что она, как он прекрасно знал, его не любила.

* * *

Медленно, как ползет снежная поземка по льду, доходили зимой до Опсикиона последние новости. Крисп услышал о смерти хагана Омуртага лишь через несколько недель после этого прискорбного события; управление Кубратом перешло к сыну хагана Маломиру. В Татагуше, на северо-востоке от Хатриша, банда налетчиков-халогаев под предводительством главаря по имени Арваш Черный Плащ разграбила целый ряд городов и разбила армию, пытавшуюся их прогнать. Часть знати тут же перешла на сторону халогаев против своего хагана. Царь царей Макурана направил мирное посольство в город Видесс. Петроний отослал его обратно.

— Клянусь владыкой благим и премудрым, я дал Петронию то, что он хотел от меня, — услыхав об этом, сказал Яковизий. — Посмотрим теперь, что у него дальше получится. — В смешке его прозвучали нотки злорадства. — Не так уж много, как он хотел бы, держу пари!

— Да? — Крисп помог хозяину встать с кресла. Яковизий уже ходил с палочкой, но до сих пор сильно хромал; левая икра у него была вдвое тоньше правой. Крисп осторожно продолжил:

— Севастократор, как мне думается, из тех людей, которые получают, что хотят.

— Что верно, то верно. Все, дальше я сам. Спасибо.

Яковизий аж зашипел, перенеся вес на больную ногу. Ордан дал ему ряд упражнений для укрепления мышц. Каждый раз, приступая к ним, аристократ ругался сквозь зубы, но не пропустил ни дня.

И теперь, прежде чем продолжить, он сделал пару шагов к лестнице, которая вела наверх, в его комнату.

— Но Петроний хочет уничтожить Макуран, а это у него не выйдет. У Ставракия Великого не вышло, хотя границы Видесской империи простирались тогда до самой земли Халога. Царь царей Макурана, в свою очередь, мечтает о том, чтобы в Соборе Видесса поклонялись его Четырем Пророкам, а этому тоже не бывать. Если Петронию удастся откусить кусочек Васпуракана, вот тогда он сделает что-то полезное. Нам пригодятся и тамошние металлы, и люди, даром что все они еретики.

Сменившийся с дежурства караульный отворил дверь в трактир Болкана. И хотя он тут же захлопнул ее, Крисп с Яковизием оба поежились от порыва ледяного воздуха. Караульный, стоя в прихожей, стряхивал снег с одежды и бороды.

— Зверский холод, — сказал Яковизий. — Я мог бы уже сесть на коня, да что толку? Кончится все тем, что я замерзну в сосульку где-нибудь на полдороге к городу, а это будет невосполнимая потеря. Кстати, и ты тогда замерзнешь тоже.

— Спасибо, что подумали обо мне, — мягко произнес Крисп.

Яковизий вздернул бровь.

— А ты неплохо научился ехидничать с невинным видом! Перед зеркалом тренируешься, да?

— Э-э… Нет. — Крисп понимал, что пикировки с Танилидой отточили и его ум, и остроумие. Он только не думал, что кто-нибудь еще это заметит.

— Может, общение с Мавром так на тебя подействовало? — сказал Яковизий. Крисп моргнул; догадка хозяина была настолько близка к истине, что заставила его вздрогнуть. — В нем чувствуется порода, — продолжал Яковизий, — хотя он еще совсем молод.

— Я как-то не обращал внимания, — ответил Крисп. — Наверное, в нем это от матери.

— Возможно. — Как обычно, когда речь заходила о женщине, Яковизий потерял интерес к разговору. Он доковылял до лестницы. — Дай мне руку, я хочу подняться.

Крисп повиновался. Несмотря на холод, Яковизий, добравшись до верха, покрылся испариной; ноге такие путешествия пока давались нелегко.

Криспу пришлось выдержать очередную небольшую схватку, прежде чем хозяин отстал от него.

— Я уже год вам служу, высокочтимый господин. Неужели вы до сих пор не верите, что меня не интересуют такие забавы? — спросил он.

— Верю, верю, — откликнулся Яковизий. — Я просто не принимаю это всерьез. — Оставив за собой если не Криспа, так хоть последнее слово, вельможа похромал по коридору к спальне.

* * *

По ставням спальни барабанил дождь.

— Уже второй шторм без снега, — сказала Танилида. — Даже мокрых хлопьев нет. Зима наконец сдается.

— Похоже на то. — Крисп старался сохранить небрежный тон.

Хорошая погода означала для него слишком много перемен, к которым он еще не знал, как относиться.

Танилида села в кровати и провела рукой по волосам. Этот жест, искусно естественный, приподнял ее обнаженные груди, заставив Криспа замереть от восхищения. А Танилида тем временем заявила:

— Когда дожди пройдут, я поеду назад на виллу. Думаю, тебе не следует навещать меня там.

Крисп понимал, что рано или поздно услышит нечто подобное. Он думал, что готов ко всему. Но слова ее, как ни был он собран, причинили острую боль, точно удар под дых.

— Значит, все кончено, — сказал он тупо.

— Что касается любовных утех — да, — согласилась она.

И опять-таки он считал, что готов к этому, считал, что может с легким сердцем уехать с Яковизием в город Видесс. Не сломай его хозяин ногу, так оно и было бы. Но целая зима, проведенная с Танилидой в Опсикионе, не прошла даром. Все его тщательно культивируемое хладнокровие внезапно куда-то испарилось. Он крепко прижал ее к себе.