Этим видессийцы тоже отличались от его народа, где жениху и невесте редко удавалось взглянуть друг на друга до самого дня свадьбы.

Во всяком случае, так дело обстояло с представителями знати. У простого люда обычаи были попроще, хотя и среди них браки, как правило, заключались по договоренности родителей. Интересно, подумал Абивард, насколько же свободны нравы видессийских простолюдинов? Действуют ли там вообще какие-нибудь правила?

Старший Маниакис вернул беседу к насущным вопросам:

— Величайший, что мы будем делать, если колодцы все же окажутся отравленными?

— Или вернемся в Видессию, или будем пробиваться к Тубтубу, — ответил Шарбараз, — в зависимости от того, как далеко мы ушли и каковы у нас запасы воды. Я не поведу вас через пустыню, чтобы уморить жаждой, если ты об этом.

— Если ты на это пойдешь, я за тобой не последую, — прямо ответил старший Маниакис. — Но ты был со мной откровенен, а редко услышишь, чтобы васпураканский князь — что, как ты знаешь, относится к любому васпураканцу, жаловался на это. — Он фыркнул. — Иногда приходится ждать по много дней, чтобы видессиец вот так прямо высказал, что у него на уме.

И вновь Абивард скользнул взглядом по сыну видессийского военачальника.

Младший Маниакис ничего не сказал, но, судя по его виду, был не вполне согласен с отцом. Абивард усмехнулся про себя. Да, в сына Видессия запустила свои когти глубже, чем в отца. Когда-нибудь это может пригодиться — хотя он не знал, как именно.

Шарбараз показал вперед:

— Если глаза мои меня не подводят, вон там первый оазис. Скоро мы узнаем, что предпринял Смердис.

Смердис не отравил колодцы. Колдуны и лекари обеих армий проверяли воду на каждом привале на пути к Макурану; сначала воду давали пить нескольким лошадям и лишь через некоторое время допускали к воде людей и остальных лошадей — на тот случай, если вдруг колдуны и лекари ошиблись.

За последним оазисом лишь заросли кустарника, стремительно превращающегося из зеленого в более привычный коричневый, отделяли войско от Тубтуба. Но прежде чем они достигли реки, обозначавшей восточную границу Страны Тысячи Городов, Смердис выслал посольство — не к Шарбаразу, а к Маниакису-старшему. Абивард давно этого опасался. Теперь все надежды Смердиса сводились к тому, что ему удастся разъединить видессийцев и законного Царя Царей.

Возможности для этого у него имелись: достаточно пойти на большие уступки Ликинию, чем это сделал Шарбараз. Видессийцы — народ коварный. Абивард вполне допускал, что Маниакис отправился вместе с Шарбаразом именно затем, чтобы вырвать у Смердиса эти уступки. Если он добьется своего, повернет ли он свое войско против Шарбараза? Или просто прикажет своим конникам развернуться и ехать домой? Уже одно это было бы катастрофой.

Разведчики доложили Шарбаразу о прибытии посольства. Если бы Царь Царей не сидел на коне, он принялся бы расхаживать взад-вперед. Абивард вполне его понимал. Когда отряд Заля по существу захватил его крепость, чтобы выжать из него подать, наложенную Смердисом, его дальнейшая судьба была предопределена.

Теперь Шарбаразу приходилось ждать, пока другие будут решать его участь.

— Если он продаст нас, я убью его, — медленно и зло проговорил Шарбараз. — Мне все равно, что со мной случится потом. Лучше погибнуть в бою с видессийцами, чем от рук Смердиса.

— Я буду рядом с тобой, величайший, — ответил Абивард.

Шарбараз кивнул, довольный услышанным, но лицо его оставалось мрачным.

Потом к законному Царю Царей подъехал Маниакис-старший в сопровождении сына. За двумя видессийцами тащились несколько макуранцев, и вид у них был совсем не веселый. Старший Маниакис ткнул в их сторону большим пальцем.

— Они интересовались, сколько мы возьмем, чтобы перейти на их сторону, заметил он.

— Неужели? — Шарбараз одарил посланцев Смердиса улыбкой, которая очень уместно смотрелась бы на волчьей морде. — Дай тебе Господь доброго дня, Паткий. Значит, теперь ты предателю служишь?

Один из посланцев — очевидно, Паткий — сник еще больше.

— Сын Пероза, я служу властям в Машизе, — сказал он.

— Он хочет сказать, что готов лизать каждую задницу, в которую его ткнут рожей, — презрительно проговорил Абивард. — Не думал я, что может быть кто-то хуже предателя. Теперь вижу — это человек, которому все равно.

— Он омерзителен, правда? — заметил Шарбараз.

Он намеренно говорил о Паткии так, будто его здесь не было, чтобы посланец Смердиса почувствовал себя совсем уж гадко. Вновь проигнорировав его, законный Царь Царей обратился к Маниакису-старшему:

— И что же, друг мой, сколько предлагает хмырь хмырей?

Видессиец моргнул, потом расхохотался так, что закашлялся. Отдышавшись, он ответил:

— Ну, они говорят, что он отдаст весь Васпуракан и столько серебра в придачу, что, если высыпать это серебро в Коровий Брод — это морской пролив между западными землями и городом Видессом, — можно будет посуху пройти в столицу.

«Узкое море», — подумал Абивард. Может быть, именно это имел в виду Таншар. Но насколько вероятно, что он, Абивард, пересечет обширные западные земли и окажется возле прославленной видессийской столицы?

Он думал о своем и поэтому не сразу заметил, как напрягся Шарбараз.

— Предложение существенное и более… э-э-э… щедрое, чем то, на которое мог бы пойти я, — осторожно заметил Царь Царей. — И как же ты ответил?

— Пока никак, — отозвался старший Маниакис. — Я хотел, чтобы его сначала выслушал ты.

— Зачем? Чтобы вынудить меня предложить еще больше? Если Ликинию до такой степени нужно серебро…

— Ликинию всегда нужно серебро, — прервал Маниакис. — И даже если не нужно, он все равно будет считать, что нужно. Прости, величайший, так о чем ты говорил?

— Если ему нужно серебро, я дам ему кое-что, когда отвоюю трон, — сказал Шарбараз. — Если же ему обязательно нужен весь Васпуракан… — Законный Царь Царей откинул голову назад, открыв горло:

— Режь сейчас. От меня он его не получит.

— Вот видите? — воскликнул Паткий. — Мой повелитель предлагает более выгодные условия!

— А моему повелителю это неинтересно, — сказал Маниакис-старший. — Ему не нравится, когда люди крадут престолы, которые не им принадлежат. Видишь ли, он предпочитает, чтобы Макураном правил честный человек, а не вор. Что в этом плохого? Кто бы ни сидел на троне в Машизе, Ликинию придется с ним уживаться, а лучше иметь в соседях честного человека.

— Что ж, хорошо, — сказал Паткий. Он изо всех сил старался выглядеть свирепо, но получилось в лучшем случае желчно. Он лающим голосом продолжил: — Отважное воинство Царя Царей, да продлятся его дни и прирастет его царство, однажды уже одолело отступника. И разумеется, сумеет сделать это снова, даже если он изменнически заручился помощью наших старинных врагов в Видессии.

Паткий в сопровождении своей депутации поскакал обратно на запад. Старший Маниакис повернулся к Шарбаразу:

— Если он — лучшее, что может предоставить твой соперник, то наш поход будет легкой прогулкой. Это было бы неплохо, согласись.

— О да, неплохо, — ответил законный Царь Царей. — Но мне казалось, что и моя прошлогодняя кампания будет легкой прогулкой. Так оно и было — некоторое время. Но чем дальше, тем сильнее становилось войско Смердиса.

Маниакис усмехнулся:

— Я знаю, как не допустить этого: хорошенько побить его в самом начале, чтобы он не успел окрепнуть. — Отсалютовав, он пришпорил коня и отъехал к собственному войску.

— Прямо гора с плеч! — сказал Абивард. — Видессийцы легко могли продать нас, но не продали.

Он думал, что Шарбараз тоже будет рад, но законный Царь Царей ответил:

— Не продали — насколько нам известно. Но прежде чем подъехать к нам, Паткий и Маниакис могли договориться о чем угодно. Не имею представления, насколько Маниакис хороший лицедей, но каждый военачальник должен быть немного лицедеем — на войне всякое случается, и надо уметь приспосабливаться. Что же до Паткия, то я определенно знаю, что ложь у него в крови. А как же иначе, он ведь как бронзовый флюгер на крестьянской крыше — всегда повернут туда, куда дует ветер.

— Ты прав, величайший. — Через правое плечо Абивард посмотрел на старшего Маниакиса, почти доехавшего до своего войска. Несколько мгновений назад он был счастлив оттого, что подтвердилась верность видессийцев. Теперь же он понимал, что это далеко не так. Мир оставался полным неясностей.

Шарбараз сказал:

— Единственный способ удостовериться, что видессийцы остаются на нашей стороне, — заставить их действительно драться против Смердиса. Но даже и в этом случае мы не можем быть до конца уверены — пока не выиграно последнее сражение. До того все их действия могут оказаться лишь отвлекающим маневром, способом заслужить наше полное доверие, чтобы их измена оказалась для нас убийственной.

Абивард вздохнул. С каждым днем его все больше радовала мысль, что не он, а его зять является законным Царем Царей. Шарбараз усматривал возможность измены там, где Абивард ее вообще не замечал. На мгновение он ослабил бдительность в отношении своего пожилого родственника — и эта промашка стоила ему трона, может быть, навсегда. Абивард задумался, а сможет ли теперь Шарбараз вообще ослабить бдительность в отношении кого угодно. Он сказал:

— Если видессийцы все же предадут нас, что мы сможем предпринять?

Шарбараз смерил его мрачным взглядом:

— Ничего.

* * *

Даже весной по степи, протянувшейся между Серрхизом и Страной Тысячи Городов, плясали и искрились миражи. Абивард привык к ним и привык не обращать на них внимания. Увидев впереди воду, он посчитал это очередным миражом.

Но эта вода не оставалась на неизменном мучительно-недостижимом расстоянии. Чем дальше на запад, тем ближе казалась вода. Вскоре он начал различать зелень вдоль ее кромки. По войску пробежал шепоток: «Тубтуб. Мы вернулись к Тубтубу».

Многие ли из них, покидая самую восточную реку Макурана и отправляясь через пустыню в Видессию, действительно верили, что вернутся — и вернутся с хорошими шансами восстановить Шарбараза на троне? Пожалуй, немногие, решил Абивард. У него самого были сомнения, а ведь этот шаг был предложен его женой.

Что же могли думать рядовые воины — те, кто остался верен законному Царю Царей?

Шепоток перешел в оглушительный рев: «Река! Река!» Воины радостно кричали, плакали, хлопали друг друга по спине. Перед ними лежал Макуран. Многие вообще не рассчитывали дожить до этого дня. Глаза Абиварда наполнились слезами. И не все ли равно, что Страна Тысячи Городов так не похожа на Век-Руд? Он тоже возвращается домой.

Подъехав ближе, он увидел конников, ожидающих на дальнем берегу Тубтуба.

Скорее всего, они тоже не ждали возвращения Шарбараза и были ему отнюдь не рады. Одни остались на месте, другие поскакали на запад — несомненно доложить о появлении Шарбараза.

Оба берега покрывала молодая зелень. Весенний паводок прошел совсем недавно, и зелень распространилась на большое расстояние от Тубтуба. Каналы доносили каждую драгоценную каплю влаги до растений, которые погибли бы без воистину живой воды.

Шарбараз направил конников вверх и вниз по Тубтубу, на пару фарсангов на юг и на север, посмотреть, не оставили ли люди Смердиса лодочного моста, по которому можно было бы переправиться через реку. Никакого моста они не обнаружили, и Абивард этому нисколько не удивился.

Он видел, как саперы Пероза, Царя Царей, перебрасывали мост через Дегирд.

На это потребовалось несколько дней. Теперь же он наблюдал в действии видессийских саперов. Сооружение, собранное ими, было куда менее внушительным, чем мост, воздвигнутый макуранцами, но построили они его намного быстрее. Они закрепили толстые, обильно смазанные жиром цепи одним концом на берегу, а другим — на деревянном понтоне. Потом подплыли к понтону на маленькой лодочке, закрепили новую партию цепей на его дальнем краю и перебросили их ко второму понтону, расположенному дальше от берега.

У них были длинные доски, соединявшие один понтон с другим и сокращавшие расстояние, на которое каждый вновь спущенный понтон мог отдрейфовать от своего соседа вниз по течению. Поперек длинных досок они положили короткие. И за поразительно короткое время получился мост.

Сначала воины Смердиса на западном берегу Тубтуба даже не поняли, что видессийские саперы сооружают нечто такое, по чему армия Шарбараза сможет перейти реку и атаковать их. И лишь когда западный край моста придвинулся к ним ближе, чем на полет стрелы, они отправили в сторону саперов несколько стрел.

Хаморы на северном берегу Дегирда досаждали умельцам Пероза куда больше.

Как и воины Пероза, видессийцы выставили воинов со щитами, отражавшими большую часть стрел. Они также выдвинули собственных лучников на строящийся мост, и те открыли ответный огонь. Вскоре мост был закреплен на западном берегу Тубтуба, как и на восточном. Конница начала переправу — сначала видессийская, поскольку Маниакис-старший приказал своим людям первыми испытать мост и лишь потом запускать на него макуранцев, потом двинулись копейщики Шарбараза, а позади всех — повозки видессийских саперов и остальная часть обоза.

Как только последний фургон скатился на западный берег Тубтуба, саперы принялись разбирать понтонный мост. Глядя на них, Абивард подумал, что они, должно быть, используют при этом магию; точно так же, как мост вырос с восточного берега на западный, теперь он убывал в том же направлении. Саперы вытянули последнюю тяжелую цепь, запихали ее в фургон, из которого достали, и крикнули по-видессийски, что готовы двигаться дальше.

К Абиварду и Шарбаразу подъехал старший Маниакис. Легонько кашлянув, он сказал:

— Надеюсь, вы понимаете, что не всегда будет так легко.

— О, конечно, — ответил Шарбараз. — Мы застигли их врасплох. Теперь они будут готовы дать отпор. Следующую переправу придется форсировать. Но возвращение в Макуран, в мое царство, так прекрасно само по себе, что я не хочу беспокоиться о будущем, пока не ткнусь в него лбом.

— Страна Тысячи Городов совсем не похожа на надел Век-Руд, — сказал Абивард. — Недавно я думал об этом. Серрхиз куда больше напомнил мне дом: пыль, жара, холодная зима… и здоровый страх перед врагами из-за границы.

— То есть перед нами, — ухмыльнулся Шарбараз.

— Да. — Абивард тоже улыбнулся. — Но я все время думаю, что бы я сделал, если бы важный хаморский вождь перешел Дегирд со своим кланом и явился в мою крепость, прося помощи Макурана в возвращении его пастбищ. Как мне следовало бы поступить? Скорее всего, примерно так же, как поступил Каламос: вести себя как можно дружелюбнее, немедленно послать самого быстрого гонца в столицу и выяснить, как же мне действовать.

— Поступая таким образом, ты вряд ли ошибся бы, — согласился Шарбараз. Кстати, такие вещи иногда случались. Иногда мы соглашались помогать кочевникам, иногда нет, в зависимости от того, что казалось выгоднее.

Абивард подумал о Ликинии и его любимой карте. Да, Автократор согласился на меньшее число уступок, чем он вначале требовал от Шарбараза, но все равно отхватил изрядный кусок Васпуракана. А если бы Шарбараз отказался отдать этот кусок? Где бы он теперь был со своими последователями?

Абивард видел два ответа на этот вопрос. Первым было то, что обещал Хосий: войско распускается, и каждый воин получает землю по чину и званию. В таком случае внуки Абиварда вполне могли бы оказаться такими же видессийцами, как и Маниакис-младший. Не худшая судьба, но и не лучшая.

Но учитывая то, как Ликинии воспринимал мир, вторая картина, возникшая в сознании Абиварда, показалась ему куда более вероятной. Ведь как Автократор Видессии мог наивыгоднейшим образом использовать вооруженных беженцев из Макурана? Да отправить их на северо-восток и бросить против кубратов! Каждый убитый ими степняк лишь укрепит Видессию, а если их самих перебьют до последнего, Видессии никакого ущерба не будет.

План был коварный, дальновидный и экономичный… Вполне ликиниевский.

Абивард был рад, что Автократор до этого не додумался.

Шарбараз сказал:

— Мне принадлежит все царство, и Страна Тысячи Городов не меньше, чем другие провинции. Возможно, мне легче это ощущать, поскольку я вырос, глядя на нее из Машиза, и посетил некоторые города, расположенные в междуречье. Так что они мне не чужие, хотя, долинам, признаться, я предпочитаю горы. В конце концов, я ведь чистокровный макуранец.

— В этом, величайший, никто и не сомневается. — Абивард обвел рукой плоскую зеленую равнину, простирающуюся впереди. — Вот в чем у меня есть сомнения, так это в том, как нам здесь удастся двигаться в каком-то направлении, кроме того, что навяжет нам Смердис. Хватит ли у видессийских саперов мастерства помочь нам в этом?

— Мой отец всегда относился к ним с величайшим уважением, — сказал Шарбараз, прибегая к авторитету отца так же, как это любил делать Абивард. — Мне не пришлось ни воевать с ними, ни видеть их в деле, так что сослаться на непосредственный опыт я не могу. Однако скажу вот что: необходимо, чтобы их мастерства хватило.

* * *

Как и в прошлый раз, города Страны Тысячи Городов наглухо закрылись перед войском Шарбараза. Как и в прошлый раз, законный Царь Царей обходил их стороной, не прекращая движения. Если он побьет Смердиса, эти города ему покорятся. Если же не побьет… Абивард не видел смысла беспокоиться об этом.

У Смердиса не было большого войска в междуречье Тубтуба и Тиба. Его отряды кружили возле войска Шарбараза и видессийцев, но попыток напасть не предпринимали.

— Трусость, — презрительно фыркнул Шарбараз. — Он считает, что сохранит трон, не ввязываясь в драку.

— Стратегия, — возразил Маниакис-старший. — Он тянет время, выжидая самого выгодного для себя момента, чтобы нанести сокрушительный удар.

Поскольку они оба были главными военачальниками в своих армиях, им нелегко было найти арбитра, способного разрешить их спор, но вскоре они сошлись на Абиварде. Тот сказал:

— Да простит меня величайший, но я полагаю, что высокочтимый прав. Смердис отнюдь не такой дурак, каким ты его выставляешь; если бы это было так, нам не потребовалась бы помощь Видессии.

— Он вор и лжец, — сказал Шарбараз.

— В этом нет ни малейшего сомнения, величайший, — вежливо согласился Маниакис-старший. — Но сколь бы омерзительны ни были эти свойства в большинстве жизненных обстоятельств, на войне они часто оказываются весьма полезны.

Два дня спустя люди Смердиса разрушили восточный береговой вал одного из самых крупных каналов, прорезающих Страну Тысячи Городов. Видессийские саперы быстро заделали пролом. Потоп удалось остановить, но вода оставила за собой многие фарлонги черной вонючей грязи.

— Теперь посмотрим, заработают ли они свое серебро, — заявил Абивард.

Саперы заработали не только макуранское серебро, но и видессийское золото.

Они воспользовались теми же досками, которыми прокладывали понтонный мост через Тубтуб, и замостили дорогу, позволившую войску пройти через топь и подняться вверх по каналу. Потом они собрали доски, за исключением нескольких, слишком глубоко втоптанных в грязь, чтобы использовать их снова для моста или дороги.

— Теперь я понимаю, — сказал Шарбараз, когда саперы самым будничным образом приступили к переброске моста через канал. — С ними видессийская армия может добраться куда угодно. Нельзя затопить участок земли или окопаться в поле и надеяться, что ты в безопасности от видессийцев: они окажутся у тебя в шатре, прежде чем сообразишь, что они где-то поблизости.

— Это точно, — неохотно признал Абивард. — Я мало их знаю, но достаточно посмотреть, как они делают свое дело, как разговаривают и дуются в кости возле костров по вечерам, и они кажутся мне более похожими на обыкновенных людей, чем представлялось раньше. В наших преданиях видессийцы злые, свирепые, коварные и… в общем, плохие. А они — они просто люди. Как странно!

— Ты возьми любого отдельного человека откуда угодно, и он, скорее всего, окажется вполне приличным малым, — сказал Шарбараз. — Даже хамор, надо полагать, любит своих детей…

— И своих овец, — вставил Абивард. Законный Царь Царей фыркнул:

— Неприлично перебивать монарха, когда он философствует. Я этому предаюсь не часто; возможно, тут не обошлось без влияния видессийцев, поскольку они прямо-таки помешаны на всякой там логике и прочем. Как я говорил, даже степняк любит своих детей, не бьет жену больше, чем она того заслуживает, заботится о лошадях не хуже любого конюха в Макуране. Однако поставь его среди пары сотен сородичей и запусти и макуранскую деревню, и он такого натворит, что тебе потом много лет кошмары будут сниться.

— Но у нас тут видессийцев больше, чем пара сотен, а они ведут себя хорошо, — сказал Абивард. — Вот что меня удивляет.

— Полагаю, отчасти потому, что они наши союзники; если они начнут вести себя, как свора демонов, здешний люд возненавидит их, а заодно и нас, и это повредит нашему делу, — сказал Шарбараз. — Кроме того, они больше похожи на нас, чем хаморы. Когда не воюют, они крестьяне, мельники, ремесленники. Они не уничтожают каналы ради удовольствия видеть, как умирают с голоду другие крестьяне.

Абивард подергал себя за бороду:

— Разумно, величайший. Может быть, тебе следует почаще, как ты выражаешься, философствовать?

— Нет уж, спасибо, — ответил Шарбараз. — Кстати, я тебе еще одного не сказал: я попросил старшего Маниакиса приказать своим священникам держаться поближе к землякам и не стараться приобщать честных макуранцев к вере в их ложного бога. Эти синерясники, служители Фоса, лучше организованы, чем наши слуги Господа, а уж если предоставляется возможность обратить кого в свою веру, так они слетаются как мухи на мед.

— Они ведут себя смирно, — сказал Абивард. — Я думал, что они всегда такие.

— Не всегда, — заверил его Шарбараз. — Они так же верят в своего Фоса, как мы в Господа. А поскольку они уверены, что их бог — единственно истинный, то все, кто не поклоняется ему или поклоняется не так, как они, обречены на вечную жизнь во льду, точно так же, как мы знаем, что неверные падают в Бездну и исчезают на веки вечные. Они считают своим Долгом приобщить людей к своей религии. Ох и нелегко было уговорить Маниакиса приструнить их!

— Почему же? — удивился Абивард. — Если знатный человек отдает приказ, все, кто ему служит, должны подчиниться.

Шарбараз от души расхохотался. Абивард даже обиделся, но законный Царь Царей сказал:

— Ах, зятек, не привык ты еще общаться с видессийцами. Судя по тому, что я видел и слышал, эти синерясники настолько упиваются своим богом, что ни от какого знатного человека никаких приказаний и слушать не станут. Даже Автократору не всегда легко заставить их поступать так, как хочет он.

— У нас в Макуране таких безобразий нет, — сказал Абивард. — Хоть я и с северо-запада, но это-то знаю точно. Если бы мобедхан-мобед посмел как-либо прогневать Царя Царей…

— То уже через час у нас был бы новый мобедхан-мобед, — закончил за него Шарбараз. — Царь Царей как-никак монарх. И никому не позволительно вызывать его недовольство. — Он снова рассмеялся, на сей раз над собой. — С тех пор как унаследовал трон, точнее сказать, должен был унаследовать, я вечно всем недоволен. Когда он действительно станет моим, этого не будет.

В голосе его не было места сомнению. Поначалу это обрадовало Абиварда: Шарбаразу необходима была уверенность, что он вернет себе престол. Но потом Абивард призадумался: а не означают ли слова Царя Царей, что, воцарившись в Машизе, он попросту откажется выслушивать что-то неприятное для себя? Это обеспокоило Абиварда. Ведь даже Царь Царей иногда нуждается в напоминании о том, как устроен мир на самом деле.

* * *

Что-то изменилось. Абивард понял это, как только поднялся в фургон, где жили Рошнани и Динак, даже до того, как увидел жену. Служанка, поклонившаяся ему, не сказала ничего необычного, но такого тембра голоса он прежде за ней не замечал.

— Муж мой, — произнесла Рошнани, когда он вошел в ее закуток. И вновь обыденны были слова, но не тон. — Задерни занавеску. А то комары совсем заедят — это бич здешних мест. — Вот это было на нее похоже.

Абивард подчинился. Задвигая занавеску, он внимательно смотрел на Рошнани.

Она выглядела как всегда, только немного более усталой, чем обычно. Он почесал голову, думая, уж не привиделось ли ему чего.

— Что-то не так? — спросил он, когда она подставила ему щеку для поцелуя.

— Не так? С чего ты решил? — Она рассмеялась и продолжила:

— Если только я не ошибаюсь, у меня будет ребенок.

— Я рад, что все в поряд… — сказал Абивард, прежде чем сказанное Рошнани дошло от ушей до мозга. Он широко раскрыл рот. Закрыл его, снова открыл и спросил:

— Как это случилось?

Если раньше Рошнани просто смеялась, то теперь она буквально зашлась от смеха, звонкого, переливчатого; когда же она наконец овладела собой, на нее напала икота.

— Если я не ошибаюсь, — намеренно повторяясь, сказала она, — это случилось самым естественным образом. Мы женаты уже второй год. Я даже начала беспокоиться, не бесплодна ли я.

Абивард скрестил пальцы, отводя слова, несущие дурное предзнаменование.

— Обереги Господь, — сказал он и моргнул. — Вот он и оберег, правда?

— Да, Господь оберегла, — сказала Рошнани. Оба улыбнулись. Когда мужчина и женщина говорят друг с другом о Господе, на слух это подчас воспринимается странно. Рошнани продолжила:

— Да пошлет Она мне сына.

— Да пошлет. — Абивард немного пришел в себя. — Жаль, что я не могу передать в руки моего отца его первого внука. Если этот ребенок станет наследником надела Век-Руд, то вообще замечательно. — Он подумал еще немного и понизил голос:

— А может, лучше бы это был не первый внук отца. Ты сказала Динак, что ждешь ребенка?

Рошнани кивнула:

— Я сказала ей сегодня утром. Сегодня я окончательно убедилась и могла уже сказать об этом. Она обняла меня. Но я понимаю, о чем ты: замечательно было бы, если бы первый внук стал бы к тому же наследником престола Царя Царей.

— Конечно, если бы отец был жив, то, скорее всего, Пероз, Царь Царей, был бы тоже жив, и Динак не стала бы женой Шарбараза, Царя Царей, — размышлял вслух Абивард. — Чем больше присматриваешься к жизни, тем она сложнее. — Он вновь заговорил тихо:

— Я рад, что она не завидует, что ты зачала, а она нет.

— Думаю, что она немножечко завидует, — сказала Рошнани, тоже переходя на шепот. — Но, кстати, она немножечко завидует и тому, что ты приходишь ко мне чаще, чем Царь Царей к ней.

— Завидует? Чаще? — Абивард понимал, что вопросы его несколько бессвязны, но ведь ему еще никогда не сообщали, что он станет отцом. Ни одна из служанок или случайных куртизанок, с которыми ему доводилось переспать, ничего подобного не заявляли, а уж это-то они не преминули бы сделать при малейшем подозрении, что он их обрюхатил: как сын дихгана, он был бы обязан обеспечить будущее своего ребенка. И ни одна из остальных его жен не забеременела до того, как он отправился в поход с Шарбаразом. Возможно, ему следовало бы обеспокоиться относительно силы своего семени.

— Да, да! — ответила Рошнани.

Похоже, все, что он говорил в этот вечер, забавляло ее. Она велела служанке принести кувшин вина и две чаши. Кувшин был невысокий и широкий, сделанный в Стране Тысячи Городов; когда Рошнани наклонила его и стала разливать вино, оно потекло медленной тягучей струей. Она сделала недовольное лицо:

— Мало того что оно сделано из фиников, здешний народ считает, что его нужно слизывать с ножа, как мед.

— Сейчас это не имеет никакого значения. — Абивард принял у нее одну из чаш и поднял ее:

— За нашего ребенка. Пошли Господь ему — и тебе — многих лет, здоровья и счастья. — Он выпил. Рошнани

<>

Но их усилий было явно недостаточно: видессийские саперы заделывали пробоины в каналах и прокладывали дороги с той же скоростью, с какой противник разрушал их.

— Переправимся через Тиб — и они в наших руках, — сказал Шарбараз.

— Так точно, величайший, — ответил Абивард, хотя не мог не вспомнить, что прошлым летом Шарбараз выказывал такую же уверенность, но события доказали, что уверенность эта была чрезмерной.

Но возможно, Смердис пришел к тому же выводу, что и его соперник. Когда войско Шарбараза стянулось к Тибу, неприятель выстроился в боевые порядки, желая помешать им пересечь крупный канал, отделяющий их от Тиба. Вперед у войска Смердиса были выдвинуты пешие лучники, которые нанесли такой урон силам Шарбараза, когда в прошлом году они с юга наступали на Машиз.

Старший Маниакис, задрав кверху свой выдающийся нос, оглядел ряды лучников.

— Если мы сблизимся с ними, их души пачками полетят на лед Скотоса, — сказал он.

— Разумеется, — ответил Шарбараз. — Мои копейщики того же мнения. Но мне не хотелось бы форсировать переправу на глазах у всех лучников, которых они могут выставить против нас.

«Учится», — подумал Абивард, испытывая почти радость. Прошлым летом Шарбараз избрал бы самый откровенный путь переправиться через канал и обрушиться на неприятеля, а о потерях подумал бы потом, если бы вообще подумал.

— Позволь высказать одно предложение, величайший, — попросил Маниакис-старший.

— Очень бы хотелось его выслушать, — сказал Шарбараз.

Видессийский военачальник говорил несколько минут. Когда он закончил, Шарбараз тихонько присвистнул:

— Надо же, какой план придумал! Да в тебе, наверное, живет демон. Неудивительно, что Макурану в войнах с Видессией везет гораздо реже, чем следовало бы.

— Ты слишком добр к старику, — сказал Маниакис-старший, значительно преувеличивая свой возраст. — Ты и сам моментально пришел бы к тому же решению, если бы только заметил холмик, на котором расположился вон тот городок.

— Ты хочешь, чтобы мы пересидели ночь и начали наступление рано утром, высокочтимый? — спросил Абивард Маниакиса.

— Да, в этом случае у нас больше надежды на успех, — сказал видессиец и улыбнулся Абиварду:

— Ты, высокочтимый, понимаешь, что к чему, уж это точно. Не стану жаловаться на сей счет, и пытаться не стану. — Он потеребил свою седую бороду. — М-м, если подумать, высокочтимый — недостойное тебя обращение, ведь ты брат супруги величайшего, но поверь, я ничуть не хотел тебя обидеть.