- Благодарю вас, сэр! - радостно воскликнул Йенс. Он написал несколько строк и только тогда спросил: - А почему вы изменили свое решение?
      - Приказ. - Казалось, Хэксем выплюнул неприятное слово.
      "Значит, с тобой не согласились", - злорадно думал Йенс, пока карандаш стремительно летал по бумаге.
      - Я буду вынужден прочитать ваше письмо после того, как вы его закончите, - заявил полковник, чтобы хоть как-то скрасить горечь поражения. - Никаких фамилий, чтобы не нарушать секретность. Мы должны заботиться о безопасности.
      - Очень хорошо, сэр. Я отправлюсь в Научный центр, как только закончу письмо.
      Ларсен подписал письмо "С любовью, Йенс" и протянул листок полковнику Хэксему. Он не стал дожидаться, пока тот его прочитает, а сразу направился к выходу, чтобы выполнить свое обещание прекратить забастовку.
      "Если немного постараться", - подумал он, - "всегда можно добиться своего".
      Глава IV
      Бобби Фьоре до некоторой степени жалел, что ему пришлось покинуть космический корабль. Во-первых, ему гораздо больше нравилась еда, которой его там кормили. Во-вторых, все собранные на борту люди представляли собой подопытных кроликов, и ящеры относились к ним, как к чужакам. Оказавшись в лагере среди китайцев, Бобби чувствовал себя инопланетянином среди людей. Он поморщился и громко сказал: - Я тут единственный кролик.
      Он произнес эти слова по-английски, обращаясь к самому себе, но все равно получил колоссальное удовольствие. Теперь ему практически не удавалось поговорить на родном языке, в то время как кое-кто из ящеров, находившихся на борту космического корабля, его понимал. Здесь же никто. Исключение составляла только Лю Хань - если, конечно, можно так сказать.
      Бобби нахмурился. Ему не нравилось, что приходится зависеть от женщины, возникало ощущение, будто он вернулся в Питсбург, к маме, и ему снова восемь лет. Впрочем, изменить он все равно ничего не мог. Если не считать Лю Хань, на многие мили вокруг не было ни одной живой души, знавшего его родной английский язык.
      Он потер подбородок - нужно побриться. Когда ящеры привезли его в лагерь, он первым делом достал бритву и избавился от бороды. Во-первых, бритье помогло ему сделаться хотя бы чуть-чуть похожим на всех остальных, а во-вторых, бритва очень полезная вещь, если дело дойдет до драки - Бобби видел достаточное количество сражений в барах, да и сам пару раз участвовал в пьяных разборках.
      Больше всего Бобби поразило, что на него никто не глазеет на улицах и не показывает пальцем. Как и китайцы, он носил широкие штаны и рубашки, похожие на пижаму (но даже и в них почти все время мерз - после пребывания на корабле он отвык от холода). Впрочем, большинству местных жителей было просто некогда обращать на него внимание: они целыми днями работали на ящеров - делали что-то для них из соломы, лозы, кожи, кусочков металла и одному только Богу известно из чего еще.
      Но самым удивительным оказалось то, что внешне он не особенно отличался от окружающих. Да, конечно, у него длинный итальянский нос, слишком круглые глаза и вьющиеся волосы. Но они темные, а блондин, вроде Сэма Иджера торчал бы здесь, точно бельмо на глазу. Да и оливковая кожа у Бобби почти такого же оттенка, что и у местных жителей. Нужно только постоянно бриться - и тогда никто не будет бросать на тебя изумленных взглядов.
      - Я даже стал высоким, - проговорил он, улыбаясь.
      В Штатах пять футов восемь дюймов - считай ничего, а здесь... он, конечно, не казался великаном, но уж выше среднего роста был определенно.
      Неожиданно Бобби услышал громкие возмущенные крики и повернулся, чтобы посмотреть, что происходит Поскольку он был выше многих, толпа ему не мешала, и он увидел, что в его сторону бежит мужчина с двумя цыплятами под мышками, а за ним с воплями, напоминающими визг кошки, которой прищемили дверью хвост, мчится тощая женщина. Вор явно уходил в отрыв.
      Фьоре бросил взгляд на землю у себя под ногами и заметил всего в нескольких шагах хороший круглый камень. Он его поднял, отошел в сторонку, чтобы получше прицелиться, и метнул снаряд в вора.
      Когда он играл на второй базе за "Декатур Коммодоре", ему приходилось бросать мяч на первую, причем как можно точнее, да еще не обращая внимания на пинчраннера. Здесь даже не нужно было делать поворот. С тех пор, как ящеры забрали его на свой космический корабль, Фьоре ни разу ничего не бросал, но играл в профессиональной команде достаточно долго, чтобы навыки сохранились. Его движения остались уверенными и точными, словно вдох и выдох.
      Камень угодил вору прямо в живот, и Фьоре ухмыльнулся. Лучше и не придумаешь. Неудавшийся грабитель выронил добычу, и сложился пополам. На лице у него появилось весьма комичное выражение удивления - он так и не понял, что с ним произошло.
      Цыплята, громко вереща, разбежались в разные стороны, а их хозяйка, продолжая визжать, налетела на парня и принялась пинать его ногами. Ей следовало броситься в погоню за своей собственностью, но она, по-видимому, решила сначала отомстить обидчику, который не мог даже дать ей сдачи. Он просто лежал на земле и пытался сделать вдох. "
      Один из цыплят промчался мимо Фьоре и исчез между двумя хижинами, прежде чем тот сообразил, что его можно поймать.
      - Вот проклятье, - выругался Бобби и пнул ногой комок грязи на дороге. - Принес бы Лю Хань добычу.
      Теперь кто-нибудь другой - вне всякого сомнения, не хозяйка полакомиться мясом беглеца.
      - Плохо, - проворчал Бобби.
      С тех пор, как его сюда привезли, ему пришлось попробовать несколько поразительных блюд. Бобби казалось, он знал, что представляет собой китайская кухня. В конце концов, он множество раз бывал в китайских ресторанах во время своих разъездов по стране. Порции "чоп-суи" <Китайское рагу с грибами и острым соусом> были огромными и всегда стоили дешево.
      Единственным знакомым блюдом оказался простой рис. Никакого рагу с грибами, никакой хрустящей лапши, никаких маленьких мисочек с кетчупом и острой горчицей. И никаких жареных креветок, впрочем, это как раз неудивительно, поскольку лагерь, похоже, располагался далеко от океана.
      Интересно, владельцы китайских ресторанов на самом деле китайцы, или, может быть, вовсе нет? - подумал Бобби.
      Здешние овощи выглядели необычно и имели очень странный вкус, а Лю Хань упорно настаивала на том, что их следует подавать к столу пока они еще жесткие - сырыми с точки зрения Фьоре. Ему нравилось, когда фасоль - если бы здесь была фасоль - вела себя во рту тихо, а не норовила выскочить на свободу, стоит только на мгновение зазеваться. Мать Бобби готовила овощи до тех пор, пока они не становились мягкими, и он считал, что иначе и быть не должно.
      Однако мать Лю Хань придерживалась совсем других взглядов на кулинарию. Впрочем, Бобби не собирался брать на себя бремя приготовления пищи и потому ел то, что ставила на стол Лю Хань.
      Овощи были мало съедобными, но мясо оказалось еще хуже. Отцу Фьоре пришлось несладко, когда он жил в Италии; пару раз он забывался и называл кота чердачным кроликом. Кролик... это звучало гораздо соблазнительнее того, чем торговали на здешнем рынке: собачье мясо, тушки крыс, тухлые яйца. Бобби давно перестал спрашивать, что подает ему Лю Хань с полусырым гарниром - решил, что лучше ему этого не знать. Вот почему он пожалел, что не схватил цыпленка - по крайней мере, знал бы, что ест - для разнообразия.
      Женщина перестала лягать несчастного вора и бросилась догонять другого цыпленка, который проявил здравый смысл и помчался в противоположную от Фьоре сторону. Женщина завыла. Она производила столько шума, что Фьоре пожалел бедных цыплят и решительно перешел на их сторону. Впрочем, он знал, что беднягам это вряд ли поможет. Если они останутся на территории лагеря, им суждено закончить свои дни в чьей-нибудь кастрюле.
      Фьоре пробирался по заполненным людьми узким улочкам, радуясь тому, что природа наделила его способностью ориентироваться в пространстве. В противном случае он никогда не решился бы выйти из дома. Здесь вообще не существовало такого понятия, как указатели или названия улиц. Впрочем, даже если бы таковые и имелись, их написали бы на незнакомом ему языке прочесть он все равно ничего не смог бы.
      Войдя в хижину, Бобби обнаружил, что Лю Хань болтает с какими-то китаянками. Как только они его увидели, на их лицах появились любопытство и тревога одновременно. Бобби поклонился, что считалось здесь хорошими манерами, и сказал, с трудом выговаривая слова на чужом языке:
      - Здравствуйте. Добрый день.
      Женщины захихикали, наверное, их развеселил его акцент, а может быть, необычное лицо. С их точки зрения всякий, кто не был китайцем, мог спокойно считаться нефом или инопланетянином. Все дружно что-то залопотали на своем диковинном наречии, и Фьоре уловил слова "иностранный дьявол" - так они называли всех чужаков.
      "Интересно, что они обо мне сказали?" - подумал Бобби.
      Женщины почти сразу собрались уходить. Попрощавшись с Лю Хань, поклонились Бобби - он, конечно иностранный дьявол, но ведет себя вежливо и разошлись по домам. Бобби обнял Лю Хань. Ее беременность еще не стала заметной - по крайней мере, в одежде - но, прижимая ее к себе, он почувствовал маленький округлый животик.
      - Ты в порядке? - спросил он по-английски и прибавил в конце вопросительное покашливание, принятое у ящеров.
      - В порядке, - ответила она и утвердительно кашлянула.
      Некоторое время они могли общаться только на языке ящеров. Никто, кроме них двоих, не понимал диковинной смеси, на которой они разговаривали. Лю Хань указала на чайник и вопросительно кашлянула.
      - Спасибо, - ответил Бобби по-китайски.
      Чайник был старым и дешевым, а чашки и того хуже, одну из них даже украшала трещина. Хижину и все, что в ней имелось, им выделили ящеры. Бобби старался не думать о том, что случилось с ее прежними обитателями.
      Он пил чай и мечтал о большой кружке кофе с сахаром и сливками, за которую мог бы многое отдать. Чай - тоже хорошо, время от времени. Но каждый день... Ладно, забудь о кофе. Он рассмеялся.
      - Почему смешно? - спросила Лю Хань.
      - Там наверху... - так они называли космический корабль. - ...ты ела мою еду. - Большинство консервов, которыми их кормили ящеры, прибыли из Америки или Европы. Фьоре поморщился, чтобы напомнить Лю Хань, как ей не нравилось то, что им давали. - Теперь я ем твою еду. - Он снова состроил гримасу отвращения, но на сей раз показал на себя.
      Неожиданно появилась мышь, пробежала по комнате и устроилась погреться возле очага. Лю Хань, в отличие от большинства американок, молча показала Бобби на незваную гостью.
      Фьоре взял медную курильницу и метко швырнул ее в мышь. Снаряд угодил зверьку в бок, и тот лежал на полу, мелко подергиваясь. Лю Хань взяла мышь за хвост и вынесла на улицу.
      - Ты... - Она сделала вид, будто бросает что-то. - Хорошо.
      - Да, - согласился он, а потом на трех языках и при помощи жестов рассказал о том, как попал камнем в вора, укравшего цыплят. - Рука еще работает. - Он попытался объяснить Лю Хань, что такое бейсбол, но она ничего не поняла.
      Она снова повторила свой жест и проговорила:
      - Хорошо.
      Бобби кивнул. Он не в первый раз поймал мышь. В лагере было полно паразитов. После стерильного космического корабля он никак не мог привыкнуть к царившей здесь грязи. Вот еще одна причина, по которой Бобби не хотел знать, что ест. Дома, в США, он никогда особенно не задумывался о том, чем занимаются службы санитарного контроля, но сейчас, убедившись воочию, что бывают, когда ее нет, смотрел на многие вещи иначе.
      - Нужно деньги делать, рука такая хороший, - сказала Лю Хань. - Не здесь быть.
      - Вот уж точно, - проговорил Фьоре, отвечая на последнюю часть ее заявления. Большинство китайцев бросали, как женщины, без хорошего замаха и не прицеливаясь. Рядом с ними он выглядел, точно Боб Феллер. Но тут Бобби обратил внимание на одно слово, сказанное Лю Хань. - Деньги?
      В лагере Бобби практически ни в чем не нуждался. Они с Лю Хань по-прежнему оставались подопытными кроликами ящеров и потому не платили за хижину, а на рынке с ними предпочитали не торговаться. Но деньги никогда не бывают лишними. Он немного зарабатывал, выполняя разного рода тяжелую физическую работу - копал канавы, носил дрова - от которой сбежал дома, когда начал играть в бейсбол. Кроме того, ему часто везло в азартные игры. И тем не менее...
      Среди людей, уставших от однообразия жизни, огромной популярностью пользовались клоуны, жонглеры, фокусники и паренек с дрессированной обезьянкой, которая казалась умнее некоторых знакомых Бобби. Его умения бейсболиста - все, чему он научился в профессиональных командах - здесь были в диковинку. Бобби никогда не приходило в голову, что бейсбол можно превратить в театральное действие.
      Он наклонился, чтобы поцеловать Лю Хань. Ей нравилось, когда он это делал - не столько сам поцелуй, сколько свидетельство того, что он по-прежнему хорошо к ней относится.
      - Ты гениальна, крошка, - сказал он.
      Затем ему пришлось потратить некоторое время на то, чтобы объяснить ей, что значит слово "гениальный", но оно того стоило.
      * * *
      Уссмак без особого энтузиазма покидал уютные теплые бараки в Безансоне. От холода у него тут же защекотало в носу, и он поспешил к своему танку, в котором имелся обогреватель.
      - Мы прикончим всех Больших Уродов, трепещите, дойче тосевиты, и не попадайтесь нам на глаза! А потом вернемся сюда и как следует отдохнем. Много времени у нас это не займет, - заявил Хессеф.
      Командир танка с грохотом захлопнул крышку люка.
      "В нем говорит имбирь", - подумал Уссмак.
      Хессеф и Твенкель приняли небольшую дозу прежде чем отправиться выполнять новое задание: здесь во Франции имбирь стоил дешево и достать его не составляло никакого труда. Они оба долго потешались над Уссмаком, когда тот отказался к ним присоединиться. Он тоже употреблял имбирь, чтобы скрасить долгие часы ожидания, но считал, что перед сражением этого делать не следует.
      Большие Уроды, конечно, самые настоящие дикари, но воевать они умеют. Уссмак множество раз видел, как гибнут танки Расы, а вместе с ними и отважные самцы - он уже потерял нескольких своих товарищей. А дойче тосевиты считались более опасными, чем русские, так что ему совсем не хотелось вступать с ними в бой, находясь под воздействием дурманящего мозг зелья.
      - И чего ты волнуешься, - фыркнул Твенкель. - Танк отлично умеет сражаться сам по себе.
      - Делайте что хотите, - ответил Уссмак. - Обещаю, что приму хорошую дозу, когда мы вернемся.
      Ему не хватало уверенности и подъема, который давал имбирь, но он не считал, что наркотик делает его умнее - ему так только казалось. Совсем не одно и то же! Многие в отличие от Уссмака так и не сумели этого понять.
      По приказу Хессефа он завел мотор. Влившись в длинную колонну, их машина с грохотом выехала из крепости и покатила по узким улицам Безансона. Большие Уроды в своих идиотских одеяниях стояли на обочинах и пялились им вслед, многие выкрикивали что-то совсем недружелюбное. Уссмак не знал ни одного слова по-французски, но тон не вызывал сомнений в том, что им тут не рады.
      Самцы Расы с помощью тосевитов в касках остановили движение на дорогах, чтобы пропустить колонну. В основном оно представляло собой пеших Больших Уродов или двухколесные штуковины; тосевиты сидели на них и смешно дергали ногами. Другие восседали на телегах, которые тянули за собой животные - прямо картинка из видеоучебника по археологии.
      Одно из животных наделало кучу прямо посреди дороги, однако ни один из Больших Уродов и не подумал убрать грязь. Более того, никто, казалось, даже не обратил на происшествие внимания.
      - Какие мерзкие существа! - сказал Хессеф, включив интерком. - Они заслуживают того, чтобы мы подчинили их себе, верно? Мы так и поступим! - В его голосе звучала неестественная уверенность.
      Если не считать танков, в Безансоне имелось всего два автомобиля. У обоих в задней части находились огромные металлические цилиндры.
      - Какая необычная штуковина, - проговорил Уссмак. - Мотор, наверное?
      - Нет, - ответил Твенкель. - Эта необычная штуковина предназначена для сжигания побочных продуктов бензина - так же, как в танках тосевитов. Но сейчас Большие Уроды не могут получать необходимые им побочные продукты. Приспособление, которое ты видишь, извлекает горючий газ из дерева. Отвратительное устройство, как и все, что делают Большие Уроды, но оно как-то работает.
      - Понятно.
      Находясь в крепости, расположенной рядом с Безансоном, Уссмак успел привыкнуть к чужим запахам. Теперь же, увидев, откуда они берутся, он начал опасаться за свои легкие.
      В приказе сообщалось, что танки должны проследовать на северо-восток от Безансона. Однако проезжая через город, они повернули на северо-запад. Уссмак сомневался в том, что это правильно, но решил промолчать. Он старался всегда следовать за самцом, идущим впереди - лучший способ избежать неприятностей и проблем.
      Самец, идущий впереди - и все самцы в колонне, включая водителя переднего танка, которому приходилось самостоятельно принимать решения казалось, знали, что делают. Тяжелые машины уверенно проехали по мосту (к огромному облегчению Уссмака, сомневавшегося в том, что он выдержит их вес), миновали земляные заграждения очередного форта и выбрались на дорогу, уходящую в нужном направлении.
      Уссмак открыл люк и, высунув голову наружу, огляделся по сторонам. Отлично все видно, а холодный ветер в лицо не такая уж невозможная плата за превосходный обзор.
      "Вряд ли здесь опасно", - подумал он.
      С тех пор, как они прибыли в Безансон, не произошло ничего необычного, и Уссмак уверовал в то, что здесь они находятся в полной безопасности.
      Где-то впереди раздался знакомый грохот. Уссмак слышал такой в СССР: кто-то нарвался на мину. Танки начали съезжать на обочину, чтобы обогнуть поврежденную машину.
      - Вы только посмотрите! - проговорил с командирского кресла Хессеф. Гусеницу сорвало начисто!
      Земля по обе стороны дороги оказалась мягкой и рыхлой.
      "Не удивительно", - подумал Уссмак, - "ведь шоссе идет параллельно реке, которая протекает через Безансон".
      Только когда один танк, а за ним и другой завязли в грязи, он забеспокоился.
      Из леса к северу от дороги донесся еще один звук, который Уссмак так хорошо узнал в СССР: резкий, громкий треск пулеметных очередей. Он быстро захлопнул люк.
      - Нас обстреливают! - крикнул он. - Из пулемета! По броне танка застучали пули.
      - Клянусь Императором, я вижу вспышки, - восторженно завопил Хессеф. Вон там, Твенкель, смотри! Поверни башню... так, правильно. Ну-ка, сначала угости его из пулемета, а потом пальни фугасной бомбочкой. Мы покажем Большим Уродам, как с нами связываться!
      Уссмак удивленно зашипел. Невнятные приказы и диковинное поведение Хессефа не имели ничего общего с тем, чему учили экипажи танков во время бесконечных тренировок и учебных боев Дома. Уссмак сообразил, что командира их танка подчинил себе имбирь. Если бы кто-нибудь вел контрольную запись действий Хессефа, он лопнул бы от негодования.
      Однако, несмотря на весьма нетрадиционную формулировку приказов, они оказались очень точными и привели к желаемому результату. Башня медленно, с шипением, повернулась, застрочил пулемет. Изнутри выстрелы казались совсем тихими.
      - Будете еще с нами связываться, будете? - вопил Твенкель. - Я вам покажу, кому принадлежит весь мир! Расе - вот кому!
      Твенкель выпустил длинную очередь. Со своего места Уссмак не видел Больших Уродов с пулеметом и не знал, насколько эффективно стреляет его товарищ. Но тут пули снова начали отскакивать от брони, точно камешки от металлической крыши: стрелки Больших Уродов по-прежнему продолжают вести огонь.
      - Ну-ка, врежь им как следует, - крикнул Хессеф. И снова толстая броня смягчила грохот выстрела, хотя танк содрогнулся от отдачи.
      - Вот так, им конец, - с удовлетворением заявил Твенкель. - Мы не пожалели снарядов на пулемет Больших Уродов, в следующий раз они подумают прежде чем беспокоить тех, до кого им как до звезд.
      Словно в подтверждение его слов, пулемет Больших Уродов замолчал.
      Уссмак выглянул в смотровую щель и увидел, что некоторые танки снова продолжили путь вперед. А через минуту Хессеф приказал:
      - Вперед!
      - Будет исполнено, недосягаемый господин.
      Уссмак отпустил тормоз, включил первую передачу, и танк покатил по дороге. Он проехал совсем рядом с машиной, потерявшей гусеницу, прижимаясь к асфальтированной дороге и стараясь не завязнуть в мягкой грязи. Миновав изувеченный танк, он прибавил скорость, чтобы компенсировать хотя бы часть времени, которое они потеряли, стреляя в Больших Уродов.
      - Совсем не плохо, - заявил Хессеф. - Командир колонны сообщает, что у нас две небольшие царапины. Зато мы уничтожили наглых тосевитов.
      "И снова за него говорит имбирь", - подумал Уссмак.
      Бронемашины Расы не должны нести потери от какого-то тосевитского пулемета. Кроме того, Хессеф, похоже, забыл о танке, оставшемся на дороге, и о времени, которое они потеряли, начав перестрелку с неприятелем. Затуманенному имбирем сознанию такие вещи кажутся несущественными мелочами. Если бы Уссмак тоже принял дозу тосевитского зелья перед тем, как сесть в танк, он бы считал, что все идет просто отлично. Но ясное сознание упорно твердило ему, что их дела идут далеко не так хорошо, как кажется его товарищам.
      "Интересно, как меняются мои умственные способности после приема хорошей дозы наркотика?" - подумал он.
      Неожиданно по обшивке танка снова застучали пули - на сей раз Большие Уроды поливали огнем башню и заднюю часть машины. Значит, им все-таки удалось пережить массированный обстрел.
      - Стой! - выкрикнул Хессеф. Уссмак послушно нажал на тормоза. - Так, пять очередей! Фугасными снарядами! - приказал командир. - Ты меня слышишь, Твенкель? Я хочу превратить этих маньяков в кровавое месиво.
      - Я тоже, - ответил стрелок.
      Они с командиром прекрасно понимали друг друга - как того и требовали инструкции, касающиеся экипажей танка. Только вот их тактика представлялась Уссмаку абсолютно безумной.
      Громыхнуло главное орудие танка, потом еще раз, и еще. Впрочем, приказ остановиться отдал своему экипажу не только Хессеф. Уссмак видел, как еще несколько танков принялось обстреливать тосевитов, которые имели наглость доставить им некоторые неудобства. Наверное, их командиры тоже приняли дозу имбиря, прежде чем сесть в свои машины.
      Когда все было закончено, Хессеф проговорил с явным удовлетворением в голосе:
      - Вперед!
      Уссмак снова подчинился. Довольно скоро колонна подъехала к огромной яме, красовавшейся прямо посреди дороги.
      - Большим Уродам не остановить нас такими примитивными средствами, заявил Хессеф.
      Бронемашины одна за другой начали съезжать с дороги. Танк, за которым двигался Уссмак, напоролся на мину и потерял гусеницу. Как только он остановился, прячущиеся неподалеку тосевиты открыли огонь из пулемета. Колонна снова начала отстреливаться.
      В конце концов, они прибыли к месту назначения намного позже запланированного времени.
      * * *
      Гейнрих Егер бродил по улицам Гехингена. Вдалеке на склоне горы виднелась крепость Гогенцоллерна. Ее башни, окутанные туманом, напомнили ему средневековые легенды о милых красавицах с золотыми локонами и злобных драконах, которые на них охотятся, следуя своим собственным драконьим законам чести.
      Впрочем, сейчас неприятности людям доставляли ящеры, а вовсе не драконы. Егер хотел бы снова оказаться на фронте, где он приносил очевидную пользу в борьбе с мерзкими тварями. Но он застрял здесь, оказавшись в одной команде с самыми способными учеными Рейха.
      Егер ничего против них не имел - как раз наоборот. Он верил в то, что они сумеют спасти Германию - и все человечество. Но ученые считали, что нуждаются в его помощи... и жестоко ошибались.
      Гейнрих множество раз видел, как точно такую же ошибку совершали солдаты на фронте. Если по приказу интенданта прибывала новая модель полевого телефона, считалось, будто тот, кто его доставил, является специалистом и знает, как им следует пользоваться. Даже если он всего лишь тягловая сила.
      Вот так и сейчас. Он принимал участие в операции, целью которой было отобрать у ящеров хотя бы часть их запаса взрывного металла, затем сопровождал ценный груз через территорию Украины и Польши. И все решили, будто Егер знает, что представляет собой диковинное вещество. Как и множество других предположений, это оказалось неверным.
      Егер увидел, что навстречу ему идет Вернер Гейзенберг. Несмотря на то, что он с удовольствием жевал кусок черного хлеба, принять Вернера за кого-нибудь, кроме ученого, было невозможно: высокий, чрезвычайно серьезный, пышные волосы зачесаны назад, лохматые брови, а на лице такое выражение, точно он находится где-то за сотни километров отсюда.
      - Герр профессор, - окликнул его Егер и прикоснулся рукой к своей фуражке: правила хорошего тона соблюдать необходимо.
      - А, здравствуйте, полковник Егер, я вас не заметил, - извинился Гейзенберг. Как правило, он совсем не походил на рассеянного профессора, витающего в облаках, и потому, естественно, смутился. До сих пор он производил на Егера впечатление человека острого ума, даже гениального. Гейзенберг продолжал: - Знаете, я рад, что мы с вами встретились. Мне хочется еще раз поблагодарить вас за вещество, которое вы нам доставили.
      - Служить Рейху мой долг, и я делаю это с удовольствием, - вежливо ответил Егер.
      Вряд ли Гейзенберг знает, что такое настоящее сражение. Ученый благодарил Егера за то, что тот добыл взрывчатый металл, но не имел ни малейшего представления о том, сколько пролито крови ради того, чтобы он получил ценное вещество для своих экспериментов. Это стало ясно, когда он сказал:
      - Жаль, что вам удалось добыть так мало. Теоретические расчеты указывают на то, что имеющегося у нас количества едва хватит, чтобы сделать урановую бомбу. Еще три или четыре килограмма заметно изменили бы ситуацию.
      И тут Егер не на шутку разозлился, куда только подевалась скука, от которой он еще минуту назад не знал как избавиться?
      - Доктор Дибнер благодарен за то количество, что вы получили. Кроме того, ему хватило здравого смысла вспомнить, господин профессор, - Егер произнес последние слова с презрением, - сколько жизней мы потеряли, чтобы его получить.
      Он надеялся заставить Гейзенберга устыдиться своих жалоб, однако, оказалось, что он всего лишь задел его тщеславие.
      - Дибнер? Ха! Да у него даже степени настоящей нет. Если вас интересует мое мнение - он всего лишь ремесленник, а до физика ему далеко.
      - Зато, в отличие от вас, он знает, что несет с собой война. Да и по всем показателям его группа добилась гораздо более значительных результатов, чем ваша. Они уже практически завершили создание прибора, при помощи которого мы сможем получать свой собственный взрывчатый металл после того, как израсходуем тот, что забрали у ящеров.
      - Его работа абсолютно не обоснована с точки зрения теории, - заявил Гейзенберг так, словно обвинял Дибнера в подлоге.
      - А мне на теорию наплевать, меня интересует результат, - по-солдатски отреагировал Егер. - Теория без результата никому не нужна.
      - Без теории не может быт никаких результатов, - возразил Гейзенберг.
      Они обменялись сердитыми взглядами, и Егер пожалел, что поздоровался с физиком. Судя по выражению лица Гейзенберга, его посетили точно такие же мысли.
      - Металл для вас реальнее людей, которые отдали свои жизни, чтобы его достать, - выкрикнул Егер.
      Ему хотелось стащить Гейзенберга с облака, на котором тот так удобно устроился, и заставить взглянуть, хотя бы издалека, на мир, существующий вне уравнений. А еще у него ужасно чесались руки - взять бы, да и врезать напыщенному наглецу по морде!
      - Я просто с вайи вежливо поздоровался, полковник Егер, - ледяным тоном заявил Гейзенберг. - То, что вы стали на меня нападать, да еще с таким яростным ожесточением, говорит о вашей неуравновешенности. Даю вам слово, полковник, я больше не стану вас беспокоить.
      Физик быстро развернулся и зашагал прочь. Кипя от негодования, Егер двинулся в противоположном направлении.
      - Ну-ну, полковник, что такое? - удивленно спросил кто-то, когда Егер, вздрогнув от неожиданности, выхватил из кобуры пистолет.
      - Доктор Дибнер! - проговорил Егер, убирая оружие. - Вы меня напугали.
      - Постараюсь в дальнейшем соблюдать осторожность, - пообещал Курт Дибнер. - Не хочу подвергать свое здоровье опасности.
      В то время как Гейзенберг во всем походил на книжного профессора, Дибнера можно было легко принять за самого обычного фермера, лет тридцати. Широкое лицо с пухлыми щеками, редеющие, смазанные жиром и зачесанные назад волосы, мешковатый костюм, словно предназначенный для прогулок по полям, и только толстые очки, говорящие о близорукости, указывали на его принадлежность к миру науки.
      - Я немного... поспорил с вашим коллегой, - сказал Егер.
      - Да, я заметил. - В глазах за толстыми стеклами появилась искорка веселья. - Я еще ни разу не видел доктора Гейзенберга в такой ярости; он гордится своим олимпийским спокойствием. Я завернул за угол как раз, когда вы заканчивали ваш... спор, так, кажется, вы сказали? Мне ужасно интересно, что явилось его причиной.
      Полковник несколько мгновений колебался, поскольку именно его комплимент, высказанный в адрес Дибнера, так возмутил Гейзенберга, но потом все-таки проговорил:
      - Мне не понравилось, что профессор Гейзенберг не до конца понимает, с какими трудностями нам пришлось столкнуться, когда мы добывали взрывчатый металл, чтобы ваши физики могли впоследствии его изучать.
      - А, понятно. - Дибнер быстро огляделся по сторонам. В отличие от Егера и Гейзенберга, его беспокоило, кто услышит их разговор. Толстые стекла очков в темной оправе делали его похожим на любопытную сову. Иногда, полковник Егер, - сказал он, когда удостоверился, что поблизости никого нет, - тот, кто находится в башне из слоновой кости, не в состоянии увидеть людей, копошащихся внизу, в грязи.