"Как долго?" - подумал Уссмак.
      Ответ, который напрашивался сам собой, ему совсем не понравился: пока у нас не закончатся снаряды и все прочее.
      Сегодня мы лишились пяти танков. Хессеф прав: в Безансоне, наверное, будут в ярости, когда узнают, что тут произошло.
      "Интересно, сколько всего танков, рассредоточенных по всему Тосеву-3, осталось у Расы?" - подумал Уссмак.
      Во время первых дней вторжения, когда они одерживали одну головокружительную победу за другой, казалось, что такие мелочи не имеют значения. Они продвигались вперед в соответствии с планом и крушили все на своем пути. Однако теперь им приходится сражаться по-настоящему и нести потери.
      Да, конечно, тосевитам тоже достается. Уссмак отлично все понимал, несмотря на то, что радостное возбуждение, рожденное имбирем, пошло на убыль. Даже в сегодняшней стычке, в которой Раса проявила себя не лучшим образом, им удалось уничтожить больше неприятельских танков, чем потерять. Переписывая на диск свой отчет о сражении, командир подразделения наверняка представит его как победоносное.
      Но разве это победа? Способность делать ясные и четкие выводы, дарованная чудесным порошком, позволила Уссмаку увидеть ситуацию в ее истинном свете. Да, тосевиты в огромных количествах теряют свои машины, но они производят новые, которые оказываются лучше старых. Уссмаку вдруг стало интересно, сколько еще танков осталось на борту грузовых кораблей, доставивших их на Тосев-3 из Дома. А больше всего его занимал вопрос - что станет делать Раса, когда их запас иссякнет.
      Когда он заговорил о своих сомнениях вслух, Хессеф ответил:
      - Вот почему нам следует как можно быстрее подчинить их себе. Иначе нам просто нечем будет с ними сражаться.
      Даже несмотря на новую порцию имбиря, командир танка прекрасно понимал, как обстоят дела в действительности.
      - Мы их раздавим, - повторил Твенкель, который по-прежнему находился под воздействием порошка, и ласково похлопал рукой автопогрузчик. - Таково наше предназначение. Мы - Раса.
      - Кстати, нужно его почистить, - проговорил Уссмак. - Мы ведь сегодня много стреляли. Иначе мы останемся с совершенно бесполезной пушкой.
      - Все будет в порядке, недосягаемый господин, - заявил Твенкель. - До сих пор же ничего плохого не случилось, значит, и дальше не случится.
      Уссмак ожидал, что Хессеф строго отчитает стрелка: уход за техникой такая же необходимость, как и прием пищи. Однако Хессеф молчал - имбирь сделал его более уверенным в себе, чем следовало. Уссмаку это совсем не понравилось. Если автопогрузчик не будет подавать снаряды в пушку, зачем, вообще, нужен танк? Их ждет неминуемая смерть!
      Несмотря на то, что стрелок имел более высокое звание, Уссмак сказал:
      - Я считаю, что тебе следует заняться автопогрузчиком.
      - Он отлично работает, уверяю тебя, - сердито ответил Твенкель. Нужно только пополнить запас боеприпасов, и мы снова можем идти в бой.
      Словно услышав его слова, на дороге остановилось два грузовых автомобиля с боеприпасами. Один из них - специализированный транспортер был сделан руками представителей Расы, а другой так скрипел и дребезжал, что наверняка прежде принадлежал тосевитам. Уссмак вернулся на водительское место, откинул крышку люка и выглянул наружу. Точно, рядом стояла машина, которая передвигается благодаря тому, что сжигает бензин. Уссмак отчаянно закашлялся от вонючих выхлопных газов. Когда водитель - самец Расы выбрался из грузовика, Уссмак заметил, что к ногам он прикрепил деревянные колодки, чтобы дотягиваться до педалей с сидения, приспособленного для более крупных существ.
      Твенкель вылез из башни и подбежал к транспортерам. Как, впрочем, и стрелки остальных танков. После сказанных негромко слов одного из водителей, кто-то из них крикнул:
      - В каком смысле только двадцать снарядов на машину? У меня половина места останется пустым.
      - И у меня! - заявил Твенкель.
      К нему присоединились негодующие голоса остальных стрелков.
      - Извините, друзья, но мы ничем не можем вам помочь, - сказал самец, который управлял тосевитским грузовиком. Из-за своих деревянных колодок он возвышался над остальными самцами, однако, ему это не помогло - он стал основной мишенью их возмущения. Не обращая внимания на крики, он продолжал: - Сейчас везде не хватает боеприпасов. Нам придется распределять их поровну. Но не волнуйтесь, в конце концов все будет в порядке.
      - Нет, не будет, - сердито рявкнул Твенкель. - Разве ты не видишь, что нам здесь, в отличие от остальных мест, приходится сражаться с настоящими танками, у них улучшенные орудия и более прочная броня. Нам нужно больше снарядов, чтобы их уничтожить.
      - Я не могу дать вам то, чего у меня нет, - ответил водитель грузовика. - Нам приказано доставить боеприпасы из расчета двадцать снарядов на машину, так мы и сделали.
      Уссмак подумал, что Раса столкнется с серьезными проблемами не потому, что у нее вышли из строя все танки. Просто закончатся боеприпасы. Для поражения этого будет достаточно.
      Глава VIII
      После тьмы - свет. После зимы - весна Глядя на север из окна третьего этажа здания Научного центра, Йенс Ларсен думал о том, что свет и весна пришли в Денвер одновременно. Еще неделю назад повсюду лежал снег, а сейчас на синем небе сияло солнце, люди разгуливали по университетскому городку без пиджаков и шляп, появились первые листочки и зеленая трава Зима еще может вернуться, но никто о ней сейчас не думал, и меньше всех - Ларсен.
      Его сердце ликовало от счастья, но вовсе не потому, что стало тепло, и лужайки с деревьями начали одеваться в весенний наряд. И даже не потому, что вернулись птицы и принялись распевать свои веселые песенки. Причина его радости была более прозаической - длинная вереница запряженных лошадьми фургонов, въехавших на бульвар и направлявшихся в сторону университетского городка.
      Он больше не мог утерпеть и сбежал вниз по лестнице, вслед за ним поспешил его телохранитель, Оскар. Когда Йенс добрался до первого этажа, сердце отчаянно колотилось у него в груди, он задыхался от предвкушения встречи и непривычной физической нагрузки Он помчался к своему велосипеду, и тогда Оскар спросил:
      - Почему бы вам не подождать их здесь, сэр?
      - Черт тебя подери, Оскар, в одном из фургонов моя жена, я не видел ее с прошлого лета, - сердито ответил Йенс, подумав, что Оскар, наверное, еще ни разу в жизни не запыхался - даже после постельных развлечений.
      - Я все понимаю, сэр, - терпеливо проговорил Оскар, - но вы ведь не знаете точно, в каком она фургоне. Более того, может быть, она, вообще, сегодня не приедет. Вам же известно, что они разделились на несколько групп, чтобы не привлекать внимание ящеров.
      "Правильно, неправильно, зато по-армейски", - подумал Йенс,
      На сей раз получалось, что армия права.
      - Ладно, - сказал он, останавливаясь. - Наверное, ты умнее меня.
      - Нет, сэр, - покачал головой Оскар. - Просто в тех фургонах нет моей жены, и потому я могу размышлять спокойно.
      - Хм-м-м.
      Понимая, что проиграл, Ларсен посмотрел на фургоны, первый из которых свернул с Университетского бульвара и, направляясь к Научному центру, выехал на Ист-Эванс.
      "Теперь у меня появится уважительная причина, чтобы выбраться из общежития для холостяков", - подумал он.
      Ларсен не знал человека, сидевшего в первом фургоне: возница был одет в непримечательный поношенный костюм зеленого цвета. Пришлось ему признать, что Оскар оказался прав. В основном, фургоны нагружены оборудованием, которое сопровождают солдаты. Он выглядел бы, как самый настоящий дурак, если бы принялся разъезжать на своем велосипеде вдоль дороги, выискивая Барбару.
      И тут рядом с другим возницей Йенс увидел Лео Силарда. Он тут же начал, как безумный, размахивать руками. Силард ответил ему более сдержанно, и Йенс немного удивился. Прежде венгерский физик вел себя исключительно открыто и доброжелательно.
      Ларсен пожал плечами. Если бы его интересовали человеческие реакции, он бы выбрал психиатрию, а не физику.
      Еще несколько фургонов остановилось около Научного центра прежде, чем Ларсену удалось увидеть знакомые лица - Энрико и Лауру Ферми, которые выглядели очень забавно на телеге с брезентовой крышей.
      - Доктор Ферми! - крикнул Йенс. - Где Барбара? С ней все в порядке?
      Ферми с женой обменялись взглядами, а потом доктор Ферми ответил:
      - Барбара скоро будет здесь. И вы с ней встретитесь. Что, черт подери, все это значит?
      - Она в порядке? - повторил свой вопрос Ларсен. - Барбара ранена? Больна?
      Ферми снова переглянулись.
      - Она не ранена и не больна, - сказал Ферми и замолчал.
      Йенс почесал затылок. Что-то тут не так, только понять бы, что? Ну, если Барбара едет следом за Ферми, он скоро все выяснит. Ларсен прошел вдоль прибывающих фургонов и вдруг замер на месте. По спине пробежал холодок... Что здесь делают два ящера? Какое отношение они имеют к лаборатории?
      Впрочем, он тут же расслабился, заметив в фургоне рядом с ящерами капрала с винтовкой в руках. Пленные могут оказаться полезными; ящеры, разумеется, знают, как получить атомную энергию. И тут все практические мысли вылетели у него из головы. Потому что рядом с капралом сидела...
      - Барбара! - крикнул Ларсен и помчался к фургону, Оскар не отставал.
      Барбара помахала ему рукой и улыбнулась, но не спрыгнула и не поспешила навстречу. Он это заметил, но не придал особого значения. Увидев ее, Ларсен почувствовал, как прекрасный весенний день стал на десять градусов теплее.
      Когда он подбежал к фургону, Барбара соскочила на землю.
      - Привет, милая, как же я тебя люблю! - прошептал Йенс и притянул Барбару к себе.
      Сжимая ее в объятиях, целуя, он забыл обо всем на свете.
      - Подожди минутку, - проговорила Барбара, когда недостаток кислорода заставил его оторваться от ее губ.
      - Я не могу дождаться только одного - поскорее остаться с тобой наедине, - ответил он и снова ее поцеловал.
      Она ответила не совсем так, как он ожидал, и Ларсен пришел в себя настолько, что, наконец, обратил внимание на капрала, который сказал, спрыгивая на землю:
      - Ульхасс, Ристин, поезжайте вперед. Я вас догоню чуть позже. - Громко топая по асфальту своими армейскими сапогами, он подошел к Йенсу и Барбаре.
      Йенс прервал свой второй поцелуй - сначала он рассердился, потом пришел в ярость. Оскару хватило ума отойти в сторонку, чтобы дать возможность человеку нормально поздороваться с женой. Почему этот болван не может сделать то же самое?
      - Йенс, я хочу тебя кое с кем познакомить, - сказала Барбара. - Его зовут Сэм Иджер. Сэм, это Йенс Ларсен.
      "Не "мой муж", а просто Йенс Ларсен?" - удивленно подумал Йенс, но, будучи человеком вежливым, неохотно протянул руку.
      - Рад с вами познакомиться, - сказал Иджер, хотя его рыжеватые брови сошлись на переносице, когда он произнес эти слова.
      Казалось, он всего на несколько лет старше Йенса, но выглядел Иджер так, словно много времени проводил на свежем воздухе.
      "Прямо настоящий Гарри Купер", - подумал Йенс.
      Впрочем, неотразимым красавчиком капрала вряд ли можно было назвать.
      - Я тоже рад знакомству, приятель, - ответил он. - А теперь, извини нас... - Он попытался увести Барбару.
      - Подожди, - снова сказал она.
      Йенс удивленно нахмурился, Барбара с интересом изучала землю у себя под ногами. Она подняла глаза и бросила взгляд не на него, своего мужа, а на типа по имени Сэм Иджер, что не столько поразило, сколько возмутило Ларсена. Капрал кивнул, и Барбара тихо сказала:
      - Ты должен знать... Вас с Сэмом... кое-что объединяет.
      - Правда? - Ларсен посмотрел на Иджера. Человек, мужчина, белый, наверное, родился на Среднем западе. Больше ничего общего между ним и собой Йенс не видел. - И что же? - спросил он у Барбары.
      - Я.
      Сначала он ничего не понял. Но через несколько мгновений сообразил: то, как Барбара произнесла это слово, не оставляло никаких сомнений. Йенс похолодел, а потом его охватила страшная злость.
      В слепой ярости он бросился на Сэма Иджера. Ларсен всегда отличался миролюбивым нравом, но драк не боялся и не избегал. После того, как ему пришлось вступить в бой с танком ящеров, когда армия Паттона прогнала инопланетян из Чикаго, люди с оружием в руках его больше не пугали.
      Но тут он еще раз взглянул на лицо Сэма Иджера - капрал явно умел обращаться со своей винтовкой. По-видимому, ему уже не раз приходилось пускать ее в дело. То, как сузились его глаза, когда он посмотрел на Йенса, говорило само за себя. Ларсен остановился.
      - Все не так, как ты думаешь, - начала объяснять Барбара. - Я думала, ты погиб. Я не сомневалась... иначе я бы никогда...
      - И я тоже, - перебил ее Сэм. - Для людей, которые так поступают, есть особое название. Я никогда их не любил.
      - Но, тем не менее, вы это сделали, - сказал Йенс.
      - Мы все сделали правильно, точнее, как считали правильным. - Иджер скривил губы, слова прозвучали не так, как хотелось Он продолжал: - В Вайоминге, совсем недавно, мы поженились.
      - О, Господи!
      Ларсен повернулся к Барбаре, словно умолял ее подтвердить, что происходящее всего лишь чья-то злая шутка. Но она прикусила губу и кивнула. Йенса охватило новое чувство - страх. Барбара не просто сказала ему, что совершила ошибку, да еще с каким-то жалким воякой. Она действительно его любит.
      - Это еще не все, - продолжал Иджер.
      - Не все? - изумился Йенс. Барбара подняла руку.
      - Сэм... - начала она.
      - Милая, он должен знать. Чем скорее мы раскроем ему все карты, тем быстрее разберемся с ситуацией. Ты ему скажешь, или я?
      - Я сама, - ответила Барбара, нисколько не удивив Йенса. Она никогда не перекладывала ответственность на чужие плечи. Однако Барбаре ее решение далось не просто. Взяв себя в руки, она прошептала: - У нас будет ребенок, Йенс.
      Он собрался снова сказать: "О, Господи!", но раздумал, поскольку восклицание показалось ему недостаточно сильным. А те, что подходили, он не хотел произносить в присутствии Барбары. Он думал, что испугался минуту назад... Теперь же... Разве Барбара захочет к нему вернуться, если она беременна от другого мужчины? Ничего лучше Барбары в его жизни не было. Только мысли о ней помогли ему пройти по занятым ящерами Огайо и Индиане... и вот как все обернулось!
      Он пожалел, что они не обзавелись детьми до того, как прилетели ящеры. Они много об этом говорили, но он не забывал взять из ящика тумбочки презерватив - а когда все-таки забывал (такое тоже случалось), все происходило без последствий. А вдруг у него вовсе не может быть детей? В отличие от Иджера!
      А еще Йенс отчаянно пожалел, что не переспал с рыжей официанткой по имени Сэл, когда ящеры держали их вместе с другими пленными в здании церкви в Фиате, штат Индиана. Она сделала все, чтобы продемонстрировать ему, что очень даже не против с ним развлечься. Но Йенс заставил себя сдержаться, ведь его ждала Барбара. Однако, вернувшись в Чикаго, он обнаружил, что она уже уехала. Теперь они, наконец, встретились... но Барбара беременна от другого. Да, какой удар! А он упустил свой шанс.
      - Йенс... профессор Ларсен, послушайте, что же нам делать? - спросил Сэм Иджер.
      Он изо всех сил старался вести себя сдержанно. Но почему-то ему стало только хуже, а не лучше. Впрочем, хуже или лучше, Йенс нашел самый подходящий ответ:
      - Не знаю, - прошептал он с такой безнадежностью, с какой никогда не смотрел на самые трудные уравнения квантовой механики.
      - Йенс, насколько я понимаю, ты уже провел здесь некоторое время, сказала Барбара. Она подождала, пока он кивнет в ответ, а потом спросила: Тут есть какое-нибудь место, где мы с тобой могли бы спокойно поговорить?
      - Да. - Он показал на Научный центр. - У меня кабинет на третьем этаже.
      - Хорошо, идем. - Йенсу отчаянно захотелось, чтобы она ушла с ним, не оглядываясь, но Барбара повернулась к Сэму Иджеру и сказала: - Увидимся позже.
      Иджер обрадовался тому, что она ушла с Йенсом не меньше, чем тот взгляду, который она бросила на капрала. Однако Сэм пожал плечами - а что еще он мог сделать?
      - Хорошо, милая, - ответил он. - Скорее всего, ты найдешь меня рядом с ящерами.
      Сэм Иджер зашагал вслед за фургоном, в котором они приехали.
      - Идем, - позвал Йенс Барбару.
      Она пошла рядом с ним, привычно поспевая за его широким шагом. Но теперь, глядя на ее ноги, он думал только об одном - как они переплетены в постели с ногами Сэма Иджера. Эта сцена бесконечно прокручивалась в его мозгу, яркая, словно на цветной пленке - и приносила мучительную боль.
      По дороге в Научный центр и, поднимаясь вверх по лестнице, они почти не разговаривали. Йенс уселся за свой заваленный бумагами стол, указал Барбаре на стул. И тут же понял, что этого делать не следовало. Появилось ощущение, будто он участвует в деловой конференции с коллегами, а не обсуждает с женой, как они будут жить дальше. Но если он встанет из-за стола, обойдет его и устроится где-нибудь рядом, он будет выглядеть глупо, и потому Ларсен решил оставить все, как есть.
      - Ну, и как все произошло? - спросил он.
      Барбара изучала свои руки. Волосы упали на лицо, струились по плечам. Из-за новой прически - Йенс не привык к прямым длинным волосам - она казалась чужой. Да, многое изменилось.
      - Я думала, ты погиб, - тихо ответила она. - Ты уехал на другой конец страны, не написал ни строчки, не прислал ни одной телеграммы, даже не позвонил. Правда, все не слишком хорошо работает... Я долго не верила, но, в конце концов... что я должна была думать, Йенс?
      - Мне не позволили с тобой связаться. - Голос Ларсена дрожал от ярости, ему удавалось держать себя в руках только огромным усилием воли. Сначала генерал Паттон не разрешил послать в Чикаго письмо, потому что он боялся за свое наступление на ящеров. Потом мне объяснили, что мы должны сделать все возможное, чтобы не привлекать внимание к Металлургической лаборатории, в которой я работал. Мне их доводы казались разумными. Если у нас не будет собственной атомной бомбы, нам конец. Но, Господи...
      - Я понимаю, - проговорила Барбара, которая по-прежнему не поднимала на него глаз.
      - А что Иджер? - потребовал он ответа.
      В его голосе появилась злость. Еще одна ошибка: Барбара подняла голову и сердито на него посмотрела. Если он собирается поливать грязью "мерзавца", она будет его защищать.
      "А почему она не должна его защищать?" - спросил самого себя Ларсен.
      Если бы она его не любила, она бы никогда не вышла за него замуж (Господи!) и не позволила бы ему сделать себе ребенка (Господи, о Господи!).
      - После того, как ты... уехал, я устроилась на работу - в университет, машинисткой у профессора психологии, - сказала Барбара. - Он занимался пленными ящерами, пытался понять, как они устроены. Сэм часто приводил их к профессору в кабинет. Он участвовал в их поимке и теперь выполняет обязанности... ну, что-то вроде надзирателя или охранника, так, наверное. Сэм очень хорошо с ними обращается и ладит.
      - И вы подружились, - сказал Йенс.
      - И мы подружились, - не стала спорить Барбара.
      - А как получилось, что вы стали... больше, чем просто друзья? Ларсену с огромным трудом удалось заставить себя говорить спокойно.
      Барбара снова опустила глаза на свои руки.
      - Самолет ящеров обстрелял корабль, на котором мы плыли из Чикаго. Барбара вздохнула. - Погиб один моряк - ужасно погиб - прямо у нас на глазах. Я думаю, мы были так счастливы, что остались живы, и... одно повело к другому...
      Йенс с трудом кивнул. Да, такое случается.
      Только почему же со мной, Господи?
      Словно приняв решение окончательно себя добить, он спросил:
      - А когда вы поженились?
      - Меньше трех недель назад, в Вайоминге, - ответила Барбара. - Я хотела убедиться в том, что действительно хочу стать его женой. Я поняла, что жду ребенка, когда мы приехали в Форт-Коллинз. - Барбара поморщилась. Верховой привез твое письмо на следующий день утром.
      - Боже праведный! - застонал Йенс.
      - Что? - озабоченно спросила Барбара.
      - Теперь уже ничего, - сказал он, хотя ему отчаянно захотелось вонзить нож в самое сердце полковника Хэксома.
      Если бы пустоголовый, безмозглый вояка, помешанный на мерах безопасности, позволил ему написать письмо сразу как только он его попросил, все сложилось бы иначе.
      Да, у Барбары с Иджером, конечно, был роман, но Йенс бы с этим справился. Она думала, что он умер. И Иджер тоже. Иначе Барбара ни за что не вышла бы за него замуж и не согласилась бы иметь ребенка. И им не пришлось бы решать неразрешимые проблемы.
      Йенс задал себе новый и очень трудный вопрос: как сложатся их отношения, если Барбара откажется от Иджера и решит вернуться к нему навсегда? Как он отнесется к рождению чужого ребенка и как станет его воспитывать? Он отлично понимал, что в такой ситуации ему будет совсем не просто.
      Йенс и Барбара почти одновременно вздохнули. Она улыбнулась. Лицо Йенса ничего не выражало.
      - Вы спали друг с другом после того, как ты про меня узнала? - спросил Йенс.
      - Ты имеешь в виду, в одной постели? - спросила она. - Конечно, мы проделали весь путь от Великих равнин вместе... а по ночам очень холодно.
      Несмотря на то, что Йенс привык иметь дело с абстракциями, он прекрасно умел слушать людей и понимал, когда ему давали уклончивый ответ.
      - Я не это имел в виду, - сказал он.
      - Ты действительно хочешь знать? - Барбара с вызовом вздернула подбородок. Она всегда злилась, если на нее давили. Йенс боялся, что так случится, и не ошибся. Прежде чем он успел ответить на ее риторический вопрос, она продолжала: - Позавчера ночью. И что дальше?
      Йенс не имел ни малейшего понятия, что дальше. Все, чего он с таким нетерпением ждал - все, кроме работы - рассыпалось в прах... за каких-то полчаса. Он не знал, хочет ли собрать осколки и попытаться их склеить. Но если он не станет этого делать, что ему останется? Ответ был мучительно очевиден - ничего.
      Барбара ждала ответа.
      - Жаль, что не я, - сказал он.
      - Я знаю, - прошептала она. А Йенс надеялся услышать: "Мне тоже жаль". Но что-то, наверное, неприкрытая тоска, прозвучавшая в его голосе, заставила Барбару заговорить мягче: - Дело не в том, что я тебя не люблю, Йенс - не сомневайся. Но когда я думала, что ты... ушел навсегда, я сказала себе: "Жизнь продолжается, нужно идти дальше". Я не могу взять и забыть свои чувства к Сэму.
      - Разумеется, - заявил Йенс и снова разозлил Барбару. - Мне очень жаль, - быстро добавил он, хотя и не вполне искренне.
      После этого оба замолчали. Йенс хотел задать ей единственный вопрос, который еще не прозвучал: "Ты ко мне вернешься?"
      Но не задал. Боялся, что она скажет "нет", впрочем, он боялся и того, что Барбара ответит "да". : Через некоторое время она спросила:
      - И что будем делать?
      - Я не знаю, - честно ответил он, и Барбара мрачно кивнула. - В конце концов, решать ведь тебе, не так ли? - продолжал он.
      - Не совсем.
      Ее левая рука невольно коснулась живота.
      "Может быть, ребенок шевелится?" - подумал Йенс.
      - Например, ты хочешь, чтобы я вернулась - учитывая все обстоятельства?
      Поскольку он задавал себе точно такой же вопрос, Йенс не крикнул "Да!", как ему, наверное, следовало бы. Он молчал, и через несколько секунд Барбара отвернулась. Йенс испугался. Отказываться от нее он тоже не хотел.
      - Извини, дорогая. Сразу столько всего свалилось.
      - Какая печальная правда! - Барбара устало покачала головой и поднялась на ноги. - Пойду-ка я вниз и займусь делом, Йенс. Я ведь теперь что-то вроде помощника по связям с ящерами.
      - Подожди.
      Ларсену тоже нужно было работать, а теперь, когда Металлургическая лаборатория добралась до Центра, в четыре раза больше. Но дела подождут. Он тоже встал, обошел свой стол и обнял Барбару. Она прижалась к нему, и он вспомнил такое знакомое, уютное ощущение ее тела. Йенс пожалел, что ему не хватило ума запереть дверь кабинета на ключ: он мог бы попытаться повалить ее на пол прямо здесь и сейчас. Прошло так много времени... он вспомнил последний раз, когда они занимались любовью на полу, а ящеры бомбили Чикаго.
      Барбара подняла голову и поцеловала его гораздо нежнее, чем там, на Ист-Эванс. Но прежде чем он успел предпринять какие-то решительные шаги для того, чтобы повалить ее на пол - даже при незапертой двери - она отодвинулась от него и сказала:
      - Я, правда, должна идти.
      - Где ты будешь ночевать? - спросил Йенс.
      Ну вот. Он все-таки задал свой вопрос. Если она скажет, что придет к нему, Йенс не имел ни малейшего представления о том, что он станет делать но знал наверняка, что больше не вернется в общежитие для холостяков!
      Однако Барбара покачала головой и ответила:
      - Не спрашивай меня, пожалуйста. Сейчас я даже не знаю, на каком свете нахожусь.
      - Ладно, - неохотно проговорил Йенс, потому что, когда они обнимались, понял, на каком свете находится он.
      Барбара закрыла за собой дверь кабинета. Он стоял и слушал, как затихают ее шаги в коридоре, а потом на лестнице. Ларсен вернулся за стол, выглянул в окно. Вот Барбара показалась на улице. Подошла к Сэму Иджеру. Не заметить его было невозможно, даже с третьего этажа. Внизу столпилось множество людей в военной форме, но только он один стоял рядом с пленными ящерами. Глядя на то, как его жена обняла и поцеловала высокого солдата, Йенс подумал, что ведет себя недостойно, подсматривая за ними, но просто не мог отвернуться. Когда он видел ее рядом с Сэмом, холодный, очевидный вывод напрашивался сам собой - он понял, где сегодня будет спать его жена.
      Наконец, Барбара высвободилась из объятий Сэма, но еще несколько секунд не убирала руку с его пояса. Йенс неохотно отошел от окна и взглянул на свой стол.
      "Что бы ни происходило с моей жизнью, идет война, и у меня куча работы", - сказал он себе.
      Он мог заставить себя наклониться над столом. Мог взять отчет из деревянной, покрытой лаком корзины для документов. Но слова на бумаге казались лишенными смысла - и с этим он ничего сделать не мог. Горе и ярость не давали думать.
      Очень плохо. Но вернуться назад, в общежитие для холостяков под надежной охраной молчаливого Оскара, было в тысячу раз хуже.
      - Не потерплю, - шептал он снова и снова, стараясь, чтобы Оскар ничего не услышал. - Ни за что не потерплю.
      * * *
      Нормальная жизнь. Мойше Русси почти забыл, что такое возможно. Конечно, он не видел ничего хорошего вот уже три с половиной года, с тех самых пор, как немецкие пикирующие бомбардировщики "Хейнкели" и другие машины нацистов принесли смерть в Польшу.
      Сначала бомбежки. Затем гетто: теснота, болезни, голод, бесконечная работа, смерть десятков тысяч евреев. И новый поворот войны - изгнание немцев из Варшавы. А потом короткий промежуток времени, когда он выступал по радио от имени ящеров. Тогда он думал, что жизнь становится нормальной. По крайней мере, ему и его семье больше не приходилось голодать.
      Но оказалось, что ящеры хотят заковать в кандалы его дух не меньше, чем нацисты, которые стремились довести его до изнурения тяжелой работой и оставить умирать... или отправить в лагерь смерти и просто уничтожить, даже зная, что он еще в состоянии трудиться на благо Рейха.
      А дальше он скрывался в темном железном подвале - как долго, известно одному только Богу. Бежал в Лодзь. Разве можно назвать это нормальной жизнью? А сейчас он живет вместе с Ривкой и Ревеном в квартире, где есть вода и электричество (по крайней мере, почти все время), причем ящеры не имеют ни малейшего понятия о том, где он находится.
      Не рай, конечно, но что теперь рай? Мойше получил возможность жить, как человек, а не вечно голодная ломовая лошадь или кролик, за которым гонится охотник.
      "Значит, на сегодня таково мое определение нормальной жизни?" спросил сам себя Мойше, шагая по Згиерской улице в сторону рынка.
      Он покачал головой.
      - Нет, это не нормальная жизнь, - заявил он вслух, словно спорил с кем-то, кто с ним не соглашался.
      В нормальной жизни он вернулся бы к занятиям медициной, где худшее, с чем ему приходилось сталкиваться, была враждебность студентов поляков. Мойше с нетерпением ждал возможности возобновить учебу и начать применять свои знания.
      А вместо этого, стараясь вести себя, как человек, у которого нет никаких проблем, он, гладко выбритый, идет по улицам чужого города. Такая жизнь безопаснее, чем та, что он вел раньше, но... нормальная ли она? Нет.
      Как и в любой другой день, на рыночной площади было полно народа. На грязных кирпичных стенах домов, окружающих площадь, появилось несколько новых плакатов. Огромный, выше человеческого роста, Мордехай Хайм Рамковский смотрел на оборванных мужчин и женщин, собравшихся на площади, и, протягивая к ним руки, увещевал на идише, польском и немецком языках:
      РАБОТА - ЭТО СВОБОДА!
      ARBEIT МАСНТ FREI.
      Холодок пробежал по спине Русси, когда он прочитал надпись по-немецки. Именно она украшала ворота лагеря смерти под названием Аушвиц.
      "Интересно, знает ли об этом Рамковский?" - подумал Мойше.
      Он встал в очередь за капустой. За телегой продавца красовалось еще несколько плакатов с изображением Рамковского, а рядом с ними объявление поменьше, на трех языках:
      РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЗА УБИЙСТВО И ИЗНАСИЛОВАНИЕ МАЛЕНЬКОЙ ДЕВОЧКИ.
      "Какое чудовище! Кто на такое способен?" - подумал Русси. Яркие красные буквы привлекли его внимание, и он взглянул на лицо человека, смотревшего на него с плаката. Такие снимки делали только ящеры - цветные, в трех измерениях. И тут Мойше с ужасом понял, что узнал преступника. Это был он сам.
      Конечно, его настоящее имя не называлось - ящеры не хотели себя выдавать. Под фотографией стояла подпись - Израиль Готлиб. Ниже сообщалось, что он совершил свои страшные преступления в Варшаве, разыскивается по всей Польше, предлагалась солидная награда за его поимку.
      Мойше принялся отчаянно оглядываться по сторонам. Может быть, люди смотрят на него, на плакат... вот сейчас кто-нибудь поднимет крик, его схватят и потащат по мостовой... Мойше и представить себе не мог, что ящеры в состоянии придумать такой дьявольский план, чтобы его схватить. У Русси возникло такое чувство, будто на лбу у него горит Каинова печать.