— Делайте со мной, что хотите, — ответила Лю Хань. — Только кто же станет доверять вам свои мысли, узнав, что вы меня пытали?

Нье поморщился. Мао писал, что партизаны должны превратиться в незаметных рыб, прячущихся в огромной стае себе подобных. Если их будут бояться, они мало того что окажутся в одиночестве, но и отдадут себя в руки маленьких чешуйчатых дьяволов. Тяжело вздохнув, он пошел на первую уступку.

— Я дам тебе то, что ты просишь, но только в том случае, если твоя идея покажется мне интересной.

— Тогда ты скажешь мне, что она плохая, отодвинешь меня в сторону, а сам ее используешь, — возразила Лю Хань.

— Я в любом случае могу это сделать: пообещать тебе все что угодно, а потом нарушить свое слово, — напомнил ей Нье Хо-Т'инг. — Если ты хочешь, чтобы твоя идея была претворена в жизнь, тебе все равно придется мне ее открыть. А если хочешь получить награду за свою сообразительность, тебе придется поверить в те обещания, что я тебе дам.

Лю Хань задумалась, когда он замолчал.

— Всякий раз, когда мне давали обещания — люди или чешуйчатые дьяволы, — они оказывались лживыми. Почему с тобой должно быть иначе?

— Потому что мы вместе сражаемся против общего врага, мы — товарищи по борьбе, — ответил Нье. — Если ты придумала способ причинить вред чешуйчатым дьяволам, ты свою награду получишь. Народно-освободительная армия не эксплуатирует женщин, которые сражаются бок о бок с мужчинами — со своими сыновьями, мужьями, отцами и братьями.

Нье пнул под столом Хсиа — он был уверен, что сформулировал разумную доктрину и его товарищу следует жить в соответствии с ней.

Хсиа, как ни странно, промолчал.

Лю Хань наконец решилась раскрыть свою тайну.

— Жаль, что я сама не могу провернуть это дело, — пробормотала она.

— Тогда мне не пришлось бы верить очередному вранью. Но если я хочу причинить чешуйчатым дьяволам серьезный вред, мне нужна помощь. Слушайте…

Она говорила довольно долго, и чем дольше Нье Хо-Т'инг слушал, что придумала Лю Хань, тем больше проникался к ней уважением.

— Представление зверей! — насмешливо воскликнул Хсиа Шу-Тао, но Нье снова пнул его ногой под столом, чтобы не мешал.

Когда Лю Хань закончила, он склонил перед ней голову и сказал:

— Я думаю, ты заслуживаешь того, что хотела получить. Если у нас получится все, как ты задумала, мы сможем пробраться в самую гущу чешуйчатых дьяволов, чтобы шпионить за ними и, конечно, убивать.

— Вот что мне нужно, — сказала Лю Хань. — Я хочу, чтобы чешуйчатые дьяволы поняли, что все это придумала я. Они узнают мое имя. Оно у них записано, а машины, которые за них думают, обязательно его обнаружат. Они отняли у меня дочь. Может быть, удастся заставить их вернуть ее мне.

— Если они отдадут тебе ребенка, — проговорил Нье Хо-Т'инг, наградив ее суровым взглядом, — ты отойдешь от борьбы с чешуйчатыми агрессорами?

Если она скажет «да», он вышвырнет ее из комнаты и из дома и, пожалуй, отдаст приказ ликвидировать ее. Диалектика классовой борьбы важнее личных интересов.

Но Лю Хань покачала головой.

— Ничто не помешает мне воевать с маленькими чешуйчатыми дьяволами. Они причинили мне слишком много зла. Коммунисты сражаются с ними яростнее, чем кто бы то ни было, если не считать японцев, а их я ненавижу не меньше. Я останусь с вами в любом случае — получу я своего ребенка назад или нет. Но я хочу отнять дочь у чешуйчатых дьяволов.

— Хорошо, — успокаиваясь, сказал Нье Хо-Т'инг.

Боль, которую причиняли людям эксплуататоры и агрессоры, часто приводила пострадавших от рук империалистов в ряды Освободительной армии. Когда они знакомились с доктриной коммунистической партии, они до конца жизни оставались верными членами организации и с радостью помогали другим выбраться из-под ига угнетателей.

— Чтобы доставлять оружие и взрывчатку, лучше всего воспользоваться людьми, которые устраивают представления с навозными жуками, — сказала Лю Хань. — Я обратила внимание на то, что маленькие чешуйчатые дьяволы просто шалеют от дурацких насекомых. Они станут обыскивать ящики, в которых их перевозят, совсем не так старательно, как что-нибудь другое.

— Отличная мысль, — похвалил ее Нье.

— Просто замечательная мысль, — поддержал его Хсиа Шу-Тао.

Он посмотрел на Лю Хань совершенно новыми глазами, так, словно до сих пор ее не замечал. Может, так и было. И уж конечно, до нынешней минуты он не принимал ее всерьез.

— Однако она имеет один минус, — продолжал Нье Хо-Т'инг. — Если чешуйчатые дьяволы обыскивают фургоны вручную, тогда нам удастся обвести их вокруг пальца, но если они используют машины, которые все видят, нас сразу выведут на чистую воду.

— Это относится ко всем способам доставки взрывчатки в места, где находятся маленькие чешуйчатые дьяволы, — заметила Лю Хань, и Нье Хо-Т'инг согласился — она была права.

— На самом деле имеется два минуса, — вмешался Хсиа. — Тем, кто будет перевозить оружие, не удастся выбраться из переделки живыми. Трудно найти человека, который захочет так умереть. И с каждой новой смертью будет все труднее.

— Не говорите циркачам, что вы кладете в их фургоны и ящики, — спокойно предложила Лю Хань.

Нье Хо-Т'инг и Хсиа рассмеялись.

— Да, в мягкосердечии тебя не упрекнешь, — проговорил Нье. — Но бомбы и гранаты достаточно тяжелые и занимают много места. Владельцы шоу сразу сообразят, что здесь что-то не так.

— Но не будут знать, что, — возразила Лю Хань. — Если взрывчатку положить в черный металлический ящик, можно сказать, что это машина чешуйчатых дьяволов — та, что снимает фильмы, которые они потом показывают на экранах в своих маленьких кинотеатрах. Владельцы шоу обязательно в это поверят, будут страшно горды и, скорее всего, не станут задавать маленьким чешуйчатым дьяволам никаких вопросов.

Нье и Хсиа переглянулись.

— У этой женщины голова народного комиссара, — с восхищением заявил Нье Хо-Т'инг.

— Может быть, может быть, — протянул Хсиа и наградил Лю Хань выразительным взглядом. — Кое-что другое у нее тоже есть.

Нье Хо-Т'ингу надоело, что Хсиа оценивает всех женщин в соответствии с одним принципом — можно переспать или нет. Он тоже заметил, что Лю Хань очень привлекательна, но это вовсе не означало, что он готов затащить ее в свою постель. Он почему-то не сомневался, что мужчина, который попытается взять ее силой, закончит свои дни евнухом — вроде тех, что служили при дворе развратных императоров династии Цинь. Если Хсиа не хватает ума сообразить это, что ж, дело хозяйское, только пусть потом не жалуется.

— Итак, я вам открыла идею, которая меня посетила, — проговорила Лю Хань так, словно сомневалась в разумности своего решения, — Используйте ее.

— Да, теперь нужно ее использовать, — поддержал ее Нье Хо-Т'инг. — Сначала нужно найти людей, выступающих с животными, и убедить их сотрудничать с нами. Затем мы распространим твою идею по всему Китаю. Нам нужно узнать, когда у чешуйчатых дьяволов будет праздник, и атаковать их одновременно в нескольких местах. Когда нам удается подобраться к ним при помощи какой-нибудь хитроумной идеи, это здорово, но мы можем использовать ее только один раз. Следовательно, нужно извлечь из нее максимальную пользу.

— Да, — согласилась с ним Лю Хань. — Отличное начало для моей мести.

Нье пил чай и разглядывал женщину. Отличное начало? Многие были бы полностью удовлетворены и единственным актом возмездия. Он задумчиво покивал, словно соглашаясь с собственными мыслями. Требования, которые Лю Хань предъявила ему, прежде чем открыть свою идею, казались ему все более и более разумными. Несмотря на то что она женщина, она обладает духом солдата.

Он поднял чашку, салютуя Лю Хань.

— За народную революцию и свободу от любых видов угнетения! — сказал он громко; Лю Хань улыбнулась и отпила глоток чая.

И тут в голову Нье пришла новая мысль: если женщина стала революционеркой, возможно, желание обладать ею имеет под собой вполне законное идеологическое основание! Впрочем, Нье знал, что это чисто теоретический вопрос. Он же сам сказал, что Лю Хань может не бояться домогательств своих товарищей. Он снова посмотрел на нее. Жаль…

* * * Торговое судно приближалось к Нью-Йорку. Вячеслав Молотов смотрел на две высокие башни с ненавистью и завистью, которые старательно скрывал. Как и во время встречи с Гитлером в Берлине, его не оставляло ощущение, что он входит в крепость врага, который выступает против всего того, за что борется он сам и Советский Союз. Молотов на Уолл-стрит! Если это не нарушение всех законов исторической диалектики — тогда что же?

И тем не менее фашистская Германия и Советский Союз несколько лет назад сумели договориться. Так и теперь Советский Союз и Соединенные Штаты, объединившиеся против гитлеризма, стали союзниками в борьбе против гораздо более страшного завоевателя. Если на время забыть о законах диалектики, окажется, что жизнь — диковинная штука.

Показав вперед на надменный изломанный каменный горизонт, переводчик Молотова сказал:

— Американцы тоже пострадали в этой войне, товарищ комиссар иностранных дел.

— Пострадали, — согласился с ним Молотов.

Почти во всех окнах небоскребов были разбиты стекла, сами дома изуродовали черные шрамы пожаров. Некоторые здания стояли, накренившись под необычными углами, словно пьяные матросы, которые больше не в силах держаться на ногах. Молотов окинул город холодным взглядом и заявил:

— Им полезно было напомнить, что идет война. Когда на нас напала фашистская Германия, они строили, а мы умирали.

К борту судна подошел буксир, на носу которого стоял человек с мегафоном в руках. Он что-то крикнул по-английски, и переводчик тут же повторил его слова Молотову.

— Он говорит: «Приветствую вас, литовский корабль! Вы оказались далеко от дома». Думаю, он решил пошутить.

— Хи-хи, — проворчал Молотов.

Он забыл, что на корабле развевается желто-зелено-красный флаг Литовской Советской Социалистической Республики (кроме того, он умудрился забыть, что до прихода ящеров она находилась в руках фашистов, а сейчас по-прежнему не желала подчиняться Москве).

— Что я должен ответить? — спросил переводчик.

Молотову ужасно хотелось поприветствовать американцев от имени съезда народных депутатов Литвы, но он сдержался.

— Скажи, что я приветствую их от имени советского народа и генерального секретаря партии большевиков товарища Сталина.

Прозвучал ответ по-английски, и переводчик сказал:

— На этот раз он ответил, как полагается. Он предлагает помочь доставить нас к причалу.

— Ладно, — ответил Молотов. — Обсуди это с офицерами корабля, я тут ни при чем. Я полагал, что они отправят на встречу с нами настоящих дипломатов, но, похоже, придется нам высадиться в Нью-Йорке.

Он сказал это так, словно был вынужден войти в джунгли, где его поджидают кровожадные звери и дикари. Впрочем, именно так он и считал: с его точки зрения капиталисты представляли собой хищных диких зверей, а Нью-Йорк являлся их логовом.

Следуя за буксиром, судно под литовским флагом вошло в Ист-Ривер. Потрепанный корабль оставил за кормой статую Свободы, которая гордо стояла на острове Бедлор. Молотов в принципе не имел ничего против идей, которые прославляла статуя, но считал, что Соединенные Штаты, где белые эксплуатируют черных, богатые — бедных, а капиталисты — пролетариат, не слишком их придерживаются.

Грузовое судно замерло у причала No 11, совсем рядом с берегом. Переводчик указал на знак и надпись на английском языке.

— Товарищ комиссар иностранных дел, знаете, что находится между этим и следующим причалом под номером двенадцать? — спросил он, и его голос задрожал от возмущения. — Муниципальная посадочная площадка. Здесь богатые капиталисты сажали свои личные аквапланы, чтобы оказаться как можно ближе к Уолл-стрит.

— Человек может быть настолько богат, что у него имеется собственный акваплан… — Молотов покачал головой.

Сколько человек голодает, чтобы горстка богачей купалась в роскоши?

Но он прибыл сюда не затем, чтобы порицать капиталистов, его задача — заключить с ними союз. Он уже встречался с нацистами и ничего, сумел справиться с собой. Молотов огляделся по сторонам: в доках кипела жизнь. Несмотря на вторжение инопланетян, в Америке продолжали функционировать предприятия, производившие необходимую стране продукцию. Он даже успел заметить несколько грузовиков, которые работали на бензине и вывозили товары, доставленные на кораблях. В СССР каждая капля бензина и дизельного топлива шла на военные нужды. Гражданским транспортом служили ослы, лошади и люди.

Молотов думал, что на причале их будет встречать автомобиль, но его ожидания не оправдались — их ждал фургон, запряженный лошадьми. Молотов нисколько не обиделся — ящеры имели обыкновение обстреливать машины, считая, что их пассажиры обязательно окажутся важными персонами. В результате важные персоны передвигались, как и все остальные, — на повозках.

Когда Молотов и его переводчик уселись в фургон, возница удивил их, поздоровавшись по-русски:

— Добрый день, господин Молотов.

— И вам добрый день, только я прошу вас называть меня товарищ Молотов, — ответил комиссар иностранных дел.

«Господин» — так называли аристократов до революции, ему больше нравилось простое слово «товарищ».

— Как пожелаете, — добродушно согласился возница.

Молотов решил, что русский для него не родной язык, поскольку говорил он с характерным английским акцентом.

Возможно, его родители когда-то приехали в Соединенные Штаты, и он выучил язык своих предков, разговаривая с ними, — или он американец, который изучал русский язык, как переводчик Молотова — английский.

Когда фургон сдвинулся с места, русский переводчик наклонился вперед. Вид у него был крайне недовольный. Молотов его прекрасно понимал: если в переводчике нет необходимости, ему придется отправиться туда, где от него будет больше пользы, а именно: с винтовкой в руках, терпя всяческие лишения, стараться выжить, участвуя в военных действиях против ящеров.

— Вы едете в здание казначейства США, товарищ комиссар иностранных дел, — сказал возница. — Наш первый президент Джордж Вашингтон принял присягу перед старым зданием городского муниципалитета. Камень, на котором он стоял, сейчас хранится в стеклянной витрине, чтобы все могли его видеть.

— Очень интересно, — пробормотал Молотов.

— Товарищ комиссар иностранных дел, — вмешался переводчик и показал вывеску на углу улицы. — Мы сейчас едем по Уолл-стрит.

Он с опаской оглядывался по сторонам, словно в любой момент ожидал нападения взвода жирных плутократов в цилиндрах, визитках и коротких гетрах. Пальцы у них должны быть унизаны кольцами с огромными бриллиантами, а в зубах торчат толстые сигары.

Молотов тоже принялся оглядываться по сторонам. Некоторые прохожие на знаменитой улице действительно были одеты в деловые костюмы, но большинство носили простую рабочую одежду или военную форму. И хотя выглядели они не такими измученными и потрепанными, как жители Москвы, истерзанной войной, они не производили впечатления людей богатых или даже процветающих.

— Здание казначейства находится напротив нью-йоркской фондовой биржи,

— словно пытаясь их утешить, сказал возница.

Если бы у русского переводчика имелся подходящий к случаю амулет, он бы обязательно его вытащил и принялся лепетать молитвы, чтобы защититься от козней идеологического врага Советов.

Казначейство располагалось в высоком здании, построенном в прошлом веке в стиле Возрождения. С точки зрения Молотова, который верил в социалистический реализм, как Папа Пий XII в переселение душ, тот факт, что внешний вид сооружения не имел никакого отношения к его функциям, являлся очередным доказательством лживости капиталистической системы. А то, что на фоне небоскребов здание казначейства казалось серым карликом, показывало, где в действительности находится средоточие экономического могущества Соединенных Штатов.

На ступенях стояла бронзовая статуя мужчины в старомодном костюме; когда Молотов проходил мимо нее, переводчик пояснил:

— Джордж Вашингтон, первый президент Соединенных Штатов.

— Он одет, как аристократ, — заявил Молотов, едва скользнув взглядом по статуе первого президента.

Услышав его презрительное замечание, человек, который их сюда привез, что-то тихонько пробормотал. Молотов рассмеялся про себя, однако лицо его оставалось совершенно бесстрастным.

Когда они вошли внутрь, лакей провел Молотова и его переводчика в просторную, ярко освещенную комнату. Все, кто находился внутри, встали со своих мест, чтобы приветствовать гостей.

— Доброе утро, товарищ комиссар иностранных дел, — сказал Корделл Халл. — Рад вас видеть.

— Я тоже рад, что мне представилась возможность встретиться с нашими союзниками в общей борьбе с империалистическими агрессорами со звезд, — официальным тоном ответил Молотов. — Хорошо, что здесь присутствуют представители Великобритании, народ которой оказал героическое сопротивление силам инопланетян, вторгшимся на территорию их страны.

— Вы знакомы с лордом Бивербруком и лордом Галифаксом? — спросил государственный секретарь США.

— Я имел честь встречаться с лордом Бивербруком в Москве, когда он возглавлял англо-американскую миссию, целью которой являлось оказание помощи Советскому Союзу после бессовестного и ничем не обоснованного нападения фашисткой Германии на СССР, — ответил Молотов, кивнув британскому министру.

— Рад снова вас видеть, Молотов, — сказал лорд Бивербрук и протянул руку.

Он был высоким, румяным человеком за шестьдесят, с умным открытым лицом и бьющей через край энергией, которой мог бы позавидовать и юноша.

— Вы представите меня лорду Галифаксу? — попросил Молотов. — Нам с ним не довелось встречаться лично.

То, что Молотов знал про Галифакса, ему совсем не нравилось. Посол Британии в Соединенных Штатах служил министром иностранных дел при Невилле Чемберлене перед началом войны и весь первый год. После захвата Гитлером Скандинавии, Нидерландов и Франции правительство Чемберлена пало. Пока Галифакс занимал свой пост, он постоянно выступал за то, чтобы отдавать ненасытным гитлеровским захватчикам одну страну за другой.

Однако сейчас он вежливо кивнул Молотову и протянул ему Правую руку. Левый рукав его пиджака безжизненно висел вдоль тела; у Галифакса от рождения была сухая рука без кисти.

— Я рад, что нам удалось наконец познакомиться, — пробормотал он.

— Я тоже, — ответил Молотов и окинул его оценивающим взглядом. Галифакс оказался выше Бивербрука — около двух метров, — а его лысина могла дать сто очков вперед лысине британского министра. Что касается Молотова, он высоким ростом похвастаться не мог, но это — как, впрочем, и многое другое — нисколько не мешало ему в работе. — А теперь, когда все формальности соблюдены, я предлагаю перейти непосредственно к делу.

— Да, да, разумеется. — Корделл Халл собственноручно выдвинул стул для Молотова, а затем для его переводчика.

Молотов пришел в ужас — так не полагается вести себя человеку, который занимает пост не ниже его собственного. Страсть американцев всюду демонстрировать равенство высших и низших классов даже в тех случаях — и особенно в тех случаях, — когда его нет и в помине, казалась ему лицемерием.

Однако дипломатия не может существовать без лицемерия.

— Давайте обсудим, в каком состоянии в настоящий момент находится наш альянс, а затем поговорим о дальнейших шагах в борьбе с общим врагом, — предложил Молотов.

— К сожалению, не всегда возможно заранее спланировать будущие шаги,

— заметил лорд Бивербрук. — Прошлым летом мы, к нашему великому сожалению, узнали, что проклятые ящеры тоже планируют свою кампанию.

— На нас сначала напали фашисты, а потом ящеры, — вмешался Молотов.

— И мы прекрасно понимаем, что вам пришлось испытать.

— Поскольку Россия — большая страна… — начал лорд Галифакс.

— Поскольку Советский Союз — большая страна, — демонстративно ледяным тоном поправил его Молотов.

— Да. Разумеется. Поскольку Советский Союз — большая страна, — повторил лорд Галифакс, — вы имели возможность некоторое время не прекращать торговые операции и поставки и, следовательно, в смысле стратегических запасов находились в более выгодном положении, чем мы.

— Именно по этой причине вы сразу же использовали отравляющий газ, — сказал Молотов. — Да. И сумели, как и мы с нашей бомбой из взрывчатого металла, застать ящеров врасплох.

Бивербрук и Галифакс надулись от важности, словно именно они сбросили на ящеров бомбы с ипритом. Возможно, Бивербрук действительно имел какое-то отношение к принятию этого решения: он довольно активно работал в области развития оружия. Молотов считал использование отравляющего газа палкой о двух концах. Сразу вслед за англичанами к его помощи прибегли немцы — причем применили гораздо более смертоносную разновидность. Кроме того, у немцев имелись ракеты, с помощью которых они могли доставлять бомбы с газом на очень большие расстояния. Уже в который раз Молотов порадовался, что ящеры захватили Польшу. Впрочем, лучше бы они приземлились в Германии.

Похоже, Бивербрук тоже подумал о немецком отравляющем газе, поскольку сказал:

— Сотрудничество в области развития технологий между союзниками еще далеко от идеала. Мы так и не получили из Берлина…

— Вы ничего не получите из Берлина, как, впрочем, и из Вашингтона, — перебил его Корделл Халл. — Кстати, из Токио тоже.

— Я хотел сказать, из Германии, — ответил лорд Бивербрук. — Итак, мы не получили из Германии никаких данных, касающихся нового отравляющего газа. А также довольно долго не поступало сообщений о том, как продвигаются их исследования по ядерному оружию.

— Раньше мы с ними были врагами; наш союз с Германией является необходимостью, — заявил Молотов. — Вас не должно удивлять, что иногда он дает трещины.

Альянс СССР с Америкой и Великобританией, заключенный против Германии, тоже был необходимостью, а перед ним — пакт между Германией и Советской Россией. Союз сохраняется не потому, что он заключен, а потому, что полезен. Что сказала Австрия, когда отказалась помочь России во время Крымской войны, после того как Романовы спасли трон Габсбургов? «Мир будет потрясен нашей неблагодарностью, но мы на это готовы» — кажется, так. Если ты играешь в подобные игры, будь готов к тому, что в них постоянно меняются правила. Британцы знают, как это бывает. «Интересно, знают ли американцы?» — подумал Молотов.

Молотова продолжала беспокоить Германия почти так же сильно, как ящеры, и потому он сказал:

— По нашим сведениям, немцы будут готовы использовать ядерные бомбы следующей весной.

Он не стал говорить, что узнал это от самого Риббентропа. Соединенные Штаты и Великобритания представляли не меньшую, чем Германия, опасность для Советского Союза.

— Мы от них не отстаем, — спокойно проговорил Корделл Халл. — Если все пойдет хорошо, мы, возможно, даже их перегоним.

Риббентроп ничего ему про это не говорил. «А знает ли Риббентроп о том, что происходит в Америке?» — подумал Молотов. По правде говоря, он не уставал удивляться тому, что Риббентроп вообще что-то знает.

— Если дело обстоит так, как вы говорите, война с ящерами примет кардинально иной поворот, — заметил он.

— Именно, — сказал Халл. — У вас ведь тоже скоро должно появиться свое атомное оружие?

— Разумеется, — ответил Молотов.

К сожалению, оружие должно было появиться, но это вовсе не означало, что оно появится. «Сколько еще пройдет времени, прежде чем Сталин отдаст приказ начать расстреливать физиков — просто от отчаяния и безысходности?» У великого Сталина много самых разных достоинств — он и сам любит о них говорить, но терпение не из их числа.

— Если мы продемонстрируем ящерам, что обладаем серьезным оружием, которое можем противопоставить их военной машине, — проговорил лорд Галифакс, — возможно, нам удастся вступить с ними в переговоры и заключить мир на приемлемых для нас условиях.

«Тот, кто единожды попытался умиротворить агрессора, никогда не отказывается от своих попыток и потом», — подумал Молотов.

— А я надеюсь, что нам удастся изгнать их с нашей планеты, — сказал он. — Тогда историческая диалектика сможет и дальше управлять миром.

«И тогда Британия окажется на свалке истории».

— Даже при самом благоприятном стечении обстоятельств это будет совсем не просто, — заметил лорд Бивербрук. — А сейчас обстоятельства складываются не слишком для нас удачно. Если вы не забыли, на Землю летит колонизационный флот ящеров — что-то вроде «Мейфлауэра», который доставил англичан в Новый Свет. Неужели их армия бежит оставив колонистов без поддержки и помощи, без надежды приземлиться? Вряд ли.

Молотов об этом не подумал. И не сомневался, что Сталин тоже не рассматривал данную проблему под столь неожиданным углом зрения. Однако слова Бивербрука звучали вполне разумно, даже с точки зрения диалектики. Ящеры — самые настоящие империалисты, это очевидно. А что империалисты делают? Они не просто покоряют другие территории, где живут мирные люди. Они создают там колонии — и сражаются, защищая то, что, как они считают, принадлежит им по праву.

— Я не могу смириться с постоянным присутствием на Земле инопланетян,

— медленно проговорил он.

— Должен заметить, что краснокожие индейцы тоже не слишком радовались, когда у них появились новые соседи, — ответил Бивербрук. — Нам прежде всего нужно позаботиться о том, чтобы они нас не захватили и не подчинили себе, как это произошло с индейцами.

— Чрезвычайно важное замечание, — сказал Корделл Халл. — Одна из причин, по которой индейцы потерпели поражение, заключалась в том, что они никогда не объединялись в борьбе с белыми пришельцами. Точнее, недостаточно часто. Если два соседних племени враждовали, им не приходило в голову заключить союз и изгнать белых поселенцев со своих территорий. В несколько лет со всеми такими племенами было покончено. Нам не следует забывать, что мы не можем себе этого позволить. Какими бы отвратительными ни считали мы своих соседей, жизнь под игом ящеров будет значительно хуже.

Молотов думал не об индейцах, а о русских царях, которые расширяли свои владения за счет степных кочевников и жителей Кавказа. В принципе все то же самое. Халл совершенно прав: об этом должны помнить лидеры мировых держав, в том числе и великий Сталин.

— Я передам ваши соображения генеральному секретарю партии большевиков товарищу Сталину, — сказал Молотов. — А также сообщу ему, что я полностью с ними согласен, — добавил он.

— Благодарю вас, товарищ комиссар иностранных дел, — улыбаясь, проговорил Корделл Халл. — Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что вы впервые за время всех наших переговоров высказали свое личное мнение по поводу обсуждаемого вопроса.

Молотов задумался, а потом медленно кивнул.

— Вы правы, господин государственный секретарь, — сказал он. — Прошу меня простить за совершенную оплошность. Уверяю вас, я допустил ее невольно.

* * * Генрих Ягер купил три метра веревки и получил у хозяина лавки три франка сдачи. Два из них оказались довоенной чеканки, третий вместо привычного герба украшал топор с двумя лезвиями, два стебля пшеницы и буквы ETAT FRANCAIS note 33. Она была из алюминия и казалась невесомой.

Хозяин, видимо, заметил недовольный взгляд Ягера.

— Виши требует, чтобы мы использовали эти монеты, — сказал он, пожав плечами. — Кстати, и ящеры тоже.

Ягер тоже пожал плечами и сунул монету в карман. Чем меньше он демонстрировал свое весьма приблизительное знание французского в Альби, тем спокойнее себя чувствовал. Они с Отто Скорцени и так задержались здесь дольше, чем собирались. Другие операции, спланированные Скорцени, срабатывали с точностью до минуты. Здесь же казалось, что часы вдруг замедлили ход.

Ягер свернул веревку в моток и вышел из лавки на авеню дю Марешаль Фош. Всякий раз, когда он оказывался на улицах Альби, в голову ему приходили строчки из стихотворения английского поэта: «Красно-розовый город, старый, как само время». Дома здесь были выстроены из красного и розового кирпича с примесью коричневого и желтого тонов. Если кому-нибудь вдруг придет в голову до конца своих дней поселиться в глухой провинции, лучше Альби места не сыскать.

Алюминиевая монетка, выпущенная на монетном дворе маршала Петена, ушла на покупку килограмма зеленых бобов, после чего Ягер отправился на квартиру, которую они снимали со Скорцени.

По дороге домой Ягер молил всех святых, чтобы Скорцени не привел с собой очередную шлюху. Когда у него было дело, он ни на что другое не отвлекался. Но в свободное время ему требовалось чем-нибудь себя занять, и тогда он пускался во все тяжкие. И пил без меры.

Впрочем, вернувшись на квартиру, Ягер обнаружил трезвого Скорцени в полном одиночестве, причем его товарищ по оружию не мог сдержать счастливой улыбки.

— Угадай, что случилось! — вскричал эсэсовец. — Старина дядюшка Генри прислал нам последнюю деталь, без которой мы не могли собрать нашу игрушку.

— Правда? Здорово, — сказал Ягер.

Миномет не производил впечатления опасного оружия, в особенности в разобранном виде. Кусок металлической трубы, железная пластина основания, три железки для треноги, какие-то ремешки, шурупы и оптический прицел. Каждая из них по отдельности пришла по почте, причем ни у кого не вызвала ни малейших подозрений. Но сейчас, когда они наконец получили основание, им требовалось всего несколько минут, чтобы собрать миномет.

— Давай займемся делом, — предложил Скорцени, который едва сдерживал возбуждение.

— Днем? — Ягер покачал головой. Он до сих пор не мог убедить себя в разумности плана Скорцени. — На заводе работает три смены. Если мы нанесем удар ночью, будет все то же самое, только у нас появится больше шансов уйти отсюда живыми.

— Знаешь что, Ягер, ты ужасный зануда, — проворчал Скорцени.

— А ты иногда ведешь себя так, будто окончательно спятил, — заявил Ягер.

Он уже давно понял, что нельзя допускать, чтобы Скорцени получил преимущество, пусть даже самое минимальное и в самом несущественном вопросе. Иначе он обязательно постарается сесть тебе на шею. Единственное, к чему он относился серьезно, это сильный характер, под стать его собственному, а таких было совсем немного.