Глава 11

Измученный, мрачный Теэрц сидел в комнате для докладов на военно-воздушной базе Расы, расположенной на севере Франции. Он говорил в микрофон магнитофона:

— Во время выполнения данной миссии я бомбил цели на острове, который Большие Уроды называют Британия. Я вернулся на базу с минимальными повреждениями своего самолета, и мне удалось причинить значительный урон тосевитской технике и населению.

— Вы встретили какие-нибудь самолеты тосевитов во время выполнения задания над островом Британия? — спросил Элифрим, командир базы.

— Да, встретил, недосягаемый господин, — ответил Теэрц. — Наш радар указал на наличие нескольких истребителей Больших Уродов, которые летели на большой — для них — высоте. Поскольку они имеют лишь приборы для визуального поиска, они не заметили ни нас, ни наших ракет. Неприятель не успел ничего предпринять, мы его сбили. Через некоторое время, значительно ниже, мы столкнулись с гораздо более умелыми тосевитскими летчиками. Поскольку мы уже израсходовали все ракеты, нам пришлось стрелять из пушек. Самолет пилота Веммена из моего полета серьезно пострадал. Кроме того, мне сказали, что два самца из других полетов убиты

— А самолеты тосевитов, которые вы встретили на большой высоте, — вздохнув, спросил Элифрим, — они просто кружили в небе и не собирались вас атаковать?

— Да, недосягаемый господин, — ответил Теэрц. — Я уже сказал, что мы сбили их, прежде чем они успели сообразить, что мы рядом. Должен признаться, мне это показалось несколько странным. Британские пилоты ведут себя очень осторожно; по крайней мере, те, что атаковали нас на другой высоте, зря не рисковали. Нам пришлось сбросить скорость, чтобы обеспечить точность стрельбы наших орудий, и мы летели немногим быстрее их машин. К сожалению, в маневренности мы им уступали. Нам очень трудно пришлось, недосягаемый господин.

— Ваш доклад о потерях абсолютно точен, — сказал Элифрим. — А проблемы у вас возникли из-за того, что вы истратили свои ракеты слишком рано, верно?

— Да, конечно, — ответил Теэрц, — но…

Однако командир его перебил:

— Никаких «но», командир полета Теэрц. За последние несколько дней наши наземные силы в Британии сумели получить обломки воздушных машин, поднимающихся на большую высоту. Существует единодушное мнение, что в них нет пилота и что ими управляет прибор. Они служат для отвлечения наших пилотов, которые выпускают по ним свои ракеты, а после этого вынуждены сражаться с искусными тосевитскими летчиками, не имея преимущества в оружии.

Теэрц изумленно уставился на него не в силах произнести ни слова. Наконец он пришел в себя и проговорил:

— Это… ничего удивительнее я не слышал в жизни. Недосягаемый господин, мы не можем игнорировать воздушные машины, кружащие над нами. Если они не окажутся приманками, о которых вы говорите, они могут нас атаковать и причинить нам серьезный вред.

— Я все прекрасно понимаю, — сказал Элифрим. — И у меня нет готового решения данной проблемы. Британцы пришли к выводу — и, следует отдать им должное, совершенно правильному, — что одна их воздушная машина без пилота стоит одной нашей ракеты. Они в состоянии производить свои машины быстрее и дешевле, чем мы ракеты. Заставив нас тратить ракеты на фальшивые цели, они дают своим пилотам дополнительные шансы остаться в живых во время последующего столкновения.

— Да, вы правы, — вздохнув, согласился Теэрц. — Я имею такой богатый опыт общения с тосевитами, что меня не удивляет никакая их вероломная уловка.

— Уловки тосевитов не должны удивлять никого из нас, — согласился с ним командир. — Насколько я понял, мы больше не будем вылетать на задания по поддержке наших наземных сил в северной части Британии.

— Понятно, — медленно проговорил Теэрц.

Он действительно все понял: Раса проиграла сражение за Британию. Очень скоро истребители перестанут летать и в южные районы острова. Там самцы наступают, но сказать, что успешно, не может никто. Поддержка с воздуха очень полезна для них, но цена ее слишком высока — потери на земле, конечно же, имеют серьезное значение, но самолеты и пилотов невозможно заменить. А без них пехота и танковые войска очень быстро станут беспомощны.

— Вы свободны, командир полета Теэрц, — сказал Элифрим.

Теэрц вышел из комнаты, уступив место другому измученному самцу со смазанной раскраской на теле, и направился к двери, которая вела наружу. После допросов японцев разговор с командиром базы представлялся приятной беседой. Элифрим не пинал его ногами, не бил, не угрожал раскаленными или острыми предметами, которые могли причинить страшную боль, не кричал, не обзывал лжецом и не грозил, что он поплатится за свою ложь. Разве это можно назвать допросом?

Звезда Тосев ярко освещала эту часть своего третьего мира. Погода показалась Теэрцу вполне приемлемой: не слишком холодно и достаточно тепло

— значительно лучше, чем в большинстве регионов планеты. Тосев-3 можно было бы назвать приятным местом… если бы не тосевиты.

Из-за них Раса сражалась не за победу, а за выживание. Из-за них самцы, отправившиеся в Британию в надежде одержать победу и заставить врага отказаться от борьбы, вернутся назад с тяжелыми ранениями или в специальных пластиковых мешках — а кое-кто не вернется вовсе.

Усилием воли Теэрц заставил себя не думать о поражении, которое Раса потерпела в Британии. Но когда его глазные бугорки оглядели военно-воздушную базу, он не нашел ничего такого, что порадовало бы его душу.

Когда Раса прибыла на Тосев-3, самцы открыто оставляли свои самолеты на посадочных полосах, уверенные в том, что Большие Уроды им не страшны. Теперь же истребители Расы — как и самолеты тосевитов! — прячутся в земляных укрытиях. Базу по-прежнему окружают противовоздушные зенитные орудия, но им отчаянно не хватает ракет. «Хорошо, что Большие Уроды не знают, насколько у нас тяжелое положение», — подумал Теэрц. Впрочем, рано или поздно они узнают. Большие Уроды обладают поразительной способностью совать свой нос куда угодно. Они потратили столько времени и сил, шпионя друг за другом, что, несмотря на низкий уровень технологического развития, нашли способ узнавать, что делает Раса и как у нее обстоят дела.

Чтобы хоть как-то компенсировать нехватку ракет, инженеры установили на французских противовоздушных пушках радары, произведенные Расой. Они стали наносить более точные удары, но не приобрели убойной силы и радиуса действия ракет. Большие Уроды скоро узнают про пушки, и тогда окажется, что самцы не зря прячут свои самолеты.

Комната для докладов находилась почти на самой границе базы. Теэрц молча наблюдал за двумя тосевитами, которые медленно шли по дороге неподалеку. Даже учитывая заниженные стандарты, которые Большие Уроды установили для себя, было видно, что путники очень устали, их одежда (какая дикость — это ведь их родная планета, а они нуждаются в защите от плохой погоды!) порвалась, а шкура испачкалась. Один из Больших Уродов, тот, что покрупнее, побывал на войне или стал жертвой несчастного случая, потому что на лице у него остался длинный шрам.

С точки зрения Теэрца от этого он стал еще безобразнее. Пластическая хирургия на Тосев-3 так же безнадежно отстала, как и другие виды искусства. Теэрц считал такое положение вещей возмутительным, потому что Тосев-3 — опасное место, и тот, кого планета застает врасплох, навсегда остается инвалидом или уродом. Раса привыкла к машинам и системам, которые работают безупречно и никогда никому не причиняют вреда. А для Больших Уродов главное

— результат. Им все равно, каким путем он получен.

Раньше, до того, как Теэрц прибыл на Тосев-3 — точнее, до того, как его захватили ниппонцы, — он этого не понимал. Теперь же он испытывал непреодолимое желание получить имбирь — желание сродни тем импульсам, что толкали Больших Уродов вперед. Он хотел получить свою порцию, причем немедленно, все остальное не имело для него никакого значения.

Впрочем, получить имбирь не составляло никакого труда. Многие самцы, работающие в наземных командах, жили на базе с тех самых пор, как ее захватила Раса, и успели завязать отношения с тосевитами, готовыми поставлять свое зелье Теэрц боялся, что только ниппонцы знают растение, к которому они его приучили, но оказалось, что оно произрастает по всему Тосев-3.

Большие Уроды используют имбирь только в качестве приправы. Теэрц раскрыл пасть. Какая ирония! Тосевиты не в состоянии оценить лучшее, что может подарить их жалкая планета.

Он заметил рабочего-заправщика и остановил его.

— Я могу вам чем-нибудь помочь, недосягаемый господин? — спросил самец; несмотря на вежливое обращение, в его голосе прозвучали понимание и легкий намек на циничную насмешку.

— Мне кажется, двигатель моего самолета необходимо почистить, — ответил Теэрц.

Глупый пароль, но до сих пор он работал без сбоев, и никто на базе не попался на употреблении имбиря. Самцы нередко рассказывали жуткие истории о том, как командование закрывало целые базы, а персонал подвергало наказанию. Когда кому-то удастся поймать самцов, употребляющих имбирь, на снисхождение рассчитывать нечего.

— Я думаю, загрязнилась система подачи воздуха. А вы, недосягаемый господин? — проговорил заправщик. — Ну, компьютерный анализ покажет, в чем дело. Идемте со мной, мы проверим.

Компьютер, к которому заправщик привел Теэрца, был соединен со всеми остальными на базе, а также с одним из космических кораблей, приземлившихся в южной Франции. Код, набранный самцом, не имел никакого отношения к проверке качества топлива.

— Каков уровень загрязнения ваших двигателей? — спросил заправщик.

— По меньшей мере тридцать процентов, — ответил Теэрц и внес цифру в компьютер.

Тридцать процентов платы за последний расчетный период незаметно перешли с его счета на счет рабочего-заправщика. Никто никогда не задавал вопросов по поводу переводов — по крайней мере здесь. Теэрц подозревал, что в отделе учета работает самец, который ловко скрывает такие операции, чтобы никто ничего не заподозрил. «Интересно, ему платят деньгами или имбирем?» — подумал Теэрц. Он знал, что выбрал бы он.

— Вот, недосягаемый господин. Видите? Анализ показывает, что у вас совсем пустяковая проблема, — сказал рабочий-заправщик, продолжая изъясняться на тайном языке. — Но я вам дам чистящую добавку, просто на всякий случай.

Он выключил компьютер и вынул из мешочка на поясе несколько маленьких пластиковых флаконов с коричневатым порошком, которые быстро передал Теэрцу.

— Большое спасибо, — сказал Теэрц и убрал флаконы в свой пояс.

Как только он доберется до надежного места, где его никто не увидит, эта мерзкая планета получит шанс реабилитироваться.

* * * Когда Мордехай Анелевич шагал с Фридрихом по улицам Лодзи, ему казалось, будто он идет рядом с диким зверем, который обожает закусить человечиной и в любой момент может на него наброситься. Дурацкое сравнение, но что-то в нем было… Он не знал, чем Фридрих занимался во время войны, а также в промежутке между вторжением немцев в Польшу и нападением ящеров на Землю.

Впрочем, Фридриху хватило ума помалкивать о своих прошлых подвигах, хотя им то и дело попадались на пути евреи. Гетто в Лодзи было меньше варшавского, но в нем жило много очень голодных людей. По сравнению с тем, что творилось в нацистском гетто, сейчас здесь царило благоденствие. Но, кроме благоденствия, у них, собственно, ничего и не было.

Анелевич поморщился, увидев на стенах плакаты, с которых на него смотрел Мордехай Хаим Румковский. Некоторые из них были совсем старыми и потрепанными; другие новенькими, словно их повесили только вчера. Румковский был старостой при фашистах и, судя по всему, остался руководить жизнью гетто и при ящерах. «Интересно, как ему это удалось?» — подумал Мордехай.

Фридрих тоже заметил плакаты.

— Типичный Гитлер, только волос и усиков не хватает, — проговорил он, окинув Анелевича хитрым взглядом. — Что ты чувствуешь, глядя на него, Шмуэль?

Даже сейчас, оказавшись среди евреев, он не перестал насмешничать. Анелевич тоже. Впрочем, они переругивались совсем не злобно — скорее как два парня, которые болеют за разные футбольные клубы.

— Меня тошнит, — ответил Мордехай.

Он сказал чистую правду, потому что до войны не поверил бы, что у евреев тоже может появиться собственный Гитлер. Но он решил не показывать Фридриху, насколько ему противно.

— Только Гитлер гораздо уродливее. — С его точки зрения — в прямом и переносном смысле слова.

— Чушь, — заявил Фридрих и весело ткнул еврея локтем в бок.

В последнее время он делал это довольно часто, и Анелевич боялся, что в какой-нибудь неподходящий момент не сумеет сдержаться. Впрочем, пока Фридрих не перегибал палку.

Однако неприятности их все равно поджидали. Неожиданно посреди улицы остановился еврей в тряпичной шляпе и длинном черном пальто и принялся разглядывать Фридриха. Лицо еврея располосовал толстый уродливый шрам, похоже, от пулевого ранения.

Он подошел к Анелевичу и наставил на него палец.

— Ты еврей? — поинтересовался он на идиш.

— Да, я еврей, — ответил ему Мордехай, тоже на идиш.

Он прекрасно понимал причину вопроса. Со своей светло-коричневой бородкой он скорее походил на поляка, а не на стереотипного еврея — человека со смуглой кожей и длинным, крючковатым носом.

— Ты и в самом деле еврей! — Незнакомец хлопнул себя рукой по лбу, чудом не сбросив шляпу с головы. Затем он показал на Фридриха. — А тебе известно, с кем ты разгуливаешь? Тебе известно, с чем ты разгуливаешь? — Рука у него предательски задрожала.

— Я знаю, что если начнется пожар и вот оттуда появится машина, она раздавит нас, как пару тараканов, — ответил Анелевич и показал на пожарную станцию, перед которой они стояли.

На станции в гетто оставалось немного бензина. Анелевич знал, что это единственная машина в еврейском квартале, которую поддерживают на ходу. Он осторожно взял еврея за локоть.

— Давайте уйдем с дороги на тротуар. — Оглянувшись на Фридриха, он сказал: — Не отставай.

— А куда мне еще идти? — спросил совершенно спокойно и немного насмешливо Фридрих.

Совсем не праздный вопрос. На улицах они встретили множество молодых людей с оружием. Если Фридрих побежит, у него за спиной тут же раздастся крик: «Фашист!» — и его почти наверняка поймают, а то и прикончат в одну секунду.

Казалось, еврей со шрамом на щеке именно это и собирается сделать. Не в силах скрыть волнение, он повторил свой вопрос:

— Тебе известно, с кем ты разгуливаешь по улицам, ты же сказал, что ты еврей?

— Да, я знаю, что он немец, — ответил Мордехай. — Мы из одного партизанского отряда. Да, он нацистский солдат, но он умеет сражаться. И не раз надрал ящерам задницу.

— С немцем можно дружить. Даже с нацистом можно, — ответил еврей. — Мир — странное место, здесь еще и не такое случается. Но находиться рядом с тем, кто убивает твоих… — Он плюнул на землю у ног Фридриха.

— Я сказал, что мы — товарищи по оружию. И ничего не говорил про дружбу, — заявил Анелевич.

Разговор даже ему казался дурацким. Неожиданно его охватили страшные подозрения, и он покосился на Фридриха. Многие в партизанском отряде помалкивали о том, что делали до того, как пришли в отряд. Справедливости ради следует заметить, что он и сам ничего не рассказывал о себе. Но у немца, наверное, имелась особенно веская причина держать рот на замке.

— Товарищи по оружию. — Теперь еврей сплюнул под ноги Мордехаю. — Послушай меня, «товарищ». — Он произнес это слово с таким презрением и ненавистью, которые пристали разве что библейскому пророку. — Меня зовут Пинхас Сильверман. Я… был зеленщиком в Липно. Если ты не оттуда, значит, ты никогда не слышал про наш городок, расположенный к северу от Лодзи. Там и сотни евреев не набралось бы — человек пятьдесят, не больше. Мы неплохо ладили со своими соседями-поляками.