Готовясь встретить передовые отряды Варатеша, аршаумы развернули боевые порядки. Они были, как заметил Виридовикс, куда более организованны, чем хаморы. Хаморы воевали кланами, семьями или просто каждый сам по себе. Каждая небольшая группа имела своего вождя.

Аршаумы делили кланы на небольшие подразделения по десять человек; десятки объединялись в сотни, сотни — в тысячи. Каждое подразделение имело командира, так что приказы передавались быстро и исполнялись с точностью, поразившей кельта.

— Да им самое место в римском легионе! — сказал Виридовикс Горгиду почти жалобным тоном, когда отряд кочевников Аргуна разбился по команде на взводы и снова перестроился в один отряд. Построение происходило в полной тишине. Приказы отдавались черно-белыми сигнальными флагами.

В ответ грек только хмыкнул. За свою жизнь он повидал сражений больше, чем мог или хотел припомнить. Но при этом он всегда оставался только врачом, надежно укрытым от опасности за стальными рядами легионеров.

Оказавшись в армии аршаумов, Горгид был обречен взять в руки оружие. Среди кочевников не мог находиться человек, который не принимал бы участия в сражении. Даже Толаи брал в руки лук и саблю и сражался наравне с остальными.

Горгид педантично осмотрел свои доспехи и оружие. Он убедился в том, что гладий хорошо заточен, панцирь из твердой, как камень, кожи и маленький круглый щит не имеют уязвимых мест, а подпруга хорошо затянута.

— Из тебя еще получится хороший воин, — одобрительно заметил кельт. Виридовикс мог легкомысленно относиться почти ко всему, но только не к оружию. Здесь он мог дать фору даже дотошному греку.

— Не приведи бог! — отозвался Горгид. — Но если что-нибудь случится, винить в этом мне придется только самого себя.

Он ощущал холодок, бегущий по спине, и одновременно с тем — теплоту в груди. Отчасти это было вызвано возбуждением, отчасти — желанием так или иначе покончить с предстоящей опасностью. И это было совсем не похоже на то чувство, которое он обычно испытывал перед боем, оставаясь просто врачом легиона. Прежде Горгид переживал лишь отвращение к предстоящей бойне.

Это возбуждение, такое новое и незнакомое, отчасти устыдило грека. Когда он попытался рассказать об этом Виридовиксу, тот понимающе кивнул.

— У меня тоже так было, и не раз. Жажда крови — это жарче сжигающей горячки, крепче вина, слаще поцелуя красавицы… — Виридовикс оборвал фразу и помрачнел, вспомнив Сейрем. — И если бы твое искусство исцеления могло излечить человека от этого жестокого чувства, то лучшего и желать нельзя!

— Так ли? — Горгид покачал головой. — Но если мы все исцелимся от жажды убийства, то как нам защищаться от убийц и захватчиков?

Кельт потянул себя за длинный ус.

— Убирайся к воронам, трепло! Мы с тобой уже десять раз обежали вокруг дерева. Теперь ты будешь доказывать мне, что в войне есть своя необходимость! А я хочу лишь одного: чтобы войнам настал конец. Гай Филипп, этот угрюмый вояка, ржал бы до рези в животе, если бы мог услышать нас.

— Думаю, Гай Филипп сказал бы, что наш спор не стоит и выеденного яйца. Не слишком-то он любит долгие разговоры о том, что «правильно», а что «неправильно». Он принимает жизнь такой, какова она есть. Гай Филипп умеет приспособиться к обстоятельствам и при этом не умничать. Римляне всегда таковы. Раньше я частенько думал: что это — величайшая мудрость римлян или же их проклятие?

Несколько отрядов аршаумов выступило вперед, оторвавшись от основной армии. Они желали схлестнуться с хаморами и проверить их на прочность в первой стычке. Некоторые аршаумы держали пари, что одного их вида будет достаточно, чтобы рассеять хаморов Варатеша.

Батбайян молчал. Его раздирали противоречивые чувства. Он хотел надеяться на то, что аршаумы окажутся правы и хаморы побегут… И в то же время не мог не гневаться, слыша, как потешаются над его соплеменниками.

Передовой отряд вернулся задолго до того, как сгустилась темнота. Несколько человек вели коней без седоков. Пятеро были ранены. Пока разбивали лагерь, аршаумы забросали своих товарищей вопросами.

— Было странно. Непонятно, — сказал один из разведчиков. Он стоял неподалеку от Горгида, так что грек слышал каждое слово. — Мы столкнулись с несколькими отрядами «косматых». Такие же передовые части, как наша. Первый отряд пустил в нас несколько стрел и удрал. Но второй сражался, как одержимый. — Аршаум почесал в затылке. — Так чего же нам ожидать?

— М-да, не густо, — проворчал Виридовикс. — Ну да ладно. Скоро мы и без того все будем знать. Вот уж точно!

Багровый свет ночных костров освещал лежавших на земле обнаженных кочевников. Их было с десяток. Они не были связаны, однако не могли пошевелиться. Одни хаморы наблюдали за ними со страхом, другие ухмылялись.

— Смотрите, какова награда за трусость! — сказал Авшар. Голос князя-колдуна звучно гремел, разносясь по всему лагерю.

Авшар сделал два быстрых и в то же время плавных движения руками. Рукава его просторного белого одеяния развевались, как крылья.

Раздался душераздирающий крик. Один из беспомощно распластавшихся на земле хаморов застонал от боли, когда его руки — сперва одна, а потом и другая — выскочили из суставов.

Затем послышался еще один дикий крик. Нога второго кочевника вывернулась из сустава и отлетела в сторону, как сорванная ветром ветка.

Варатеш до крови прикусил губу, едва заслышав крики несчастных. Вождь бандитов и сам не был новичком в таких делах. Для достижения своих целей он нередко прибегал к жестокости, однако никогда не наслаждался ею, как Авшар.

Крики перешли в протяжные слабеющие стоны. Хлынула кровь. Голоса умирающих стали затихать — на этот раз навсегда.

Наконец настала мертвая тишина.

Авшар сказал:

— Похороните эту падаль. Урок окончен. Вы получили хорошее предостережение на будущее.

Собравшись с духом, Варатеш обратился к князю-колдуну:

— Это было чересчур жестоко. Так ты только вызовешь ненависть к нам обоим.

Насытившийся кровавым зрелищем, Авшар усмехнулся. Варатеш с трудом удержался, чтобы не бежать от него прочь.

— Это только взбодрит их, — беспечно сказал колдун, жадно поглядывая на искалеченные трупы. — Пусть ненавидят, лишь бы боялись. Завтра аршаумы позавидуют этим негодяям. Я проделал сложную работу, зато заклинания мои надежны.

Кровь из раны над бровью стекала по лицу конного разведчика, но он, казалось, не замечал этого.

— Если они будут двигаться с той же скоростью, — устало сказал он Аргуну, — то будут здесь через час.

Каган кивнул:

— Спасибо, друг.

Разведчик развернул коня и поспешил к своему отряду.

— Мне тоже пора к моим, — сказал Ирнэк. — Удачной охоты!

— Ну, Толаи, — обратился к шаману Аргун, — ты готов?

— Уже давно. — Шаман улыбнулся. Маску демона он держал под мышкой. День выдался теплым и солнечным, а Толаи не хотел взмокнуть от пота, нацепив маску слишком рано. — Я начну, когда захочешь. Будем надеяться, что заклинания сработают. Если же нет… — Он пожал плечами.

— Надеюсь, что они не сработают! — вмешался Дизабул. — Я хотел бы одолеть врага в честном рукопашном бою! Резня будет страшнее, если мы порубим их саблями!

Дизабул взмахнул рукой, как мечом. Его глаза загорелись волчьим огнем.

— Страшная резня будет и среди наших людей, болван! — ответил Ариг. — О них и следует думать в первую очередь!

Дизабул вспыхнул, но, прежде чем ссора между братьями разгорелась не на шутку, Аргун быстро заговорил с видессианами:

— Ну, мои союзники, примете ли вы участие в битве?

Скилицез кивнул, быстро и уверенно. Гуделин наклонил голову с неохотой. Толстый чиновник никогда не скрывал своего отвращения к военному делу. Агафий Псой потянулся через плечо, взял из колчана стрелу и положил ее на тетиву лука. Что касается Батбайяна…

— Сегодня я полностью на стороне Дизабула, — сказал молодой хамор. Его единственный глаз горел огнем, как у хищника, поджидающего добычу.

— И я. Прости уж, милый Ариг, — подхватил Виридовикс. Прикрыв глаза рукой от яркого солнца, кельт оглядел степь, ожидая появления передового отряда хаморов. — Сегодня я хочу отомстить!

— Нам вполне хватит просто победы. Неважно, какими средствами она будет достигнута, — сказал Горгид. — Наша основная цель — Йезд. Мне хотелось бы, чтобы эта битва была выиграна малой кровью. Чем меньше потерь мы понесем сейчас, тем сильнее будет наша армия, когда мы подойдем к Машизу.

Греку пришлось приложить некоторые усилия, чтобы голос его не дрожал. Сердце билось учащенно, в горле застрял ком. От многих солдат Горгид слыхал, что эти неприятные ощущения исчезают, когда дело действительно доходит до битвы. Он ждал начала сражения, надеясь, что ветераны не лгут.

На левом фланге громко загудели трубы. Качнулись вверх-вниз сигнальные флаги.

— Они увидели неприятеля! — воскликнул Ариг, пристально вглядываясь в сигналы флажков. — Ирнэк отходит. Они, должно быть, обошли его с флангов.

— В таком случае крыло хаморов оголится, и мы сможем атаковать их, -отозвался Аргун. Каган махнул знаменосцу, и тот еще выше поднял на длинном копье черный кафтан Боргаза.

Сигнальщик взмахнул флагами, и армия двинулась на запад. Большой барабан отбивал глухие удары. Барабанщик, неподвижно сидящий на телеге, подвергался большой опасности. Он был едва ли не единственным аршаумом, защищенным кольчугой.

— Вперед! — крикнул Аргун. Начало боя пьянило старого кагана.

Горгид дернул поводья своей лошади, и она понеслась вперед за остальными. Только Толаи и другие шаманы остались на месте. Они занимались последними приготовлениями.

Виридовикс придвинулся поближе к греку.

— Довольно долго ты будешь для них бесполезен, — предупредил он. -Сперва в дело вступают лучники. А потом начнется рукопашная. Тогда гляди -не оплошай!

Горгид нетерпеливо наклонил голову в знак согласия. Ему уже доводилось видеть нечеловеческую меткость лучников.

Впереди показались движущиеся точки. Кто это скачет — друзья или враги?

У аршаумов, в отличие от грека, сомнений не возникло. Одним слаженным движением они натянули тетиву до уха и пустили первые стрелы. Иным пришлось откинуться в седле назад, такой тугой была тетива.

Кони и всадники валились наземь, убитые врагами, которых они даже не успели увидеть.

Глаза Горгида расширились. Стрелять по неподвижной мишени — это одно, но поражать на таком расстоянии движущуюся цель, да еще на скаку, с седла… Да, это было нечто совсем иное!

Однако хаморов было слишком много, чтобы стрелы могли истребить их всех. У самого уха Горгида свистнула вражеская стрела. Затем пролетело мимо еще несколько. Один из солдат Псоя вскрикнул и схватился за ногу. Неподалеку с седла рухнул аршаум. В горле у него застряла стрела.

Горгид внезапно понял, что имел в виду Виридовикс. Он выхватил меч и выкрикнул проклятие Варатешу. К несчастью, греку пришлось бессильно ждать, пока противник подойдет ближе.

Враждующие стороны стремительно опустошали колчаны. То и дело отряды из нескольких лучников молниеносно приближались к врагу, выпускали град тяжелых длинных стрел и тут же неслись прочь. С более дальнего расстояния кочевники посылали более легкие стрелы с тонкими и острыми, как иглы, наконечниками. Эти стрелы были не столь смертоносны. Тяжелые же пробивали даже металлический доспех.

Степная война развивалась в постоянном движении. Римлянам с их точными маневрами и правильными передвижениями пехотных частей здесь просто не нашлось бы места. В отступлении степняки не усматривали никакого позора. Наоборот, зачастую это был лишь маневр, цель которого — завлечь врага в ловушку.

Аршаумы с их более крепкой дисциплиной и умелой системой командования владели этой хитрой игрой лучше, чем хаморы. То и дело они пускались в притворное бегство, а затем обходили врага с флангов полумесяцем и отсекали вырвавшихся вперед хаморов от основных сил.

Битва стала еще более жестокой. Попавшие в окружение хаморы отчаянно пытались пробиться к своим товарищам.

Пришпорив лошадь, Виридовикс помчался туда, где схватка кипела наиболее яростно, и тут же столкнулся с хамором, истекающим кровью. Хотя щека и плечо кочевника были рассечены, он продолжал сражаться. Его лицо казалось сплошной маской боли и ярости. С криком хамор замахнулся на кельта, пытаясь поразить его ударом сверху, а потом сделал выпад, который едва удалось отбить. Враги обменялись несколькими ударами.

Длинный меч Виридовикса давал кельту некоторые преимущества, но превосходство кочевника в мастерстве управления конем сводило это преимущество фактически на нет. Хамор без всяких усилий направлял коня одним движением коленей и легко удержался в седле, когда один из выпадов Виридовикса заставил его покачнуться.

Кельта спасла лишь сила его рук. Иначе он не удержал бы яростного удара кочевника. Сабля разрезала штанину, и кельт почувствовал, как холодное лезвие коснулось кожи.

В этот момент в бок лошади хамора впилась стрела. Животное взвилось на дыбы. Всадник отвлекся от противника — его силы были направлены на то, чтобы удержаться в седле. Прежде чем он обрел равновесие, меч Виридовикса перерубил ему горло. Хамор рухнул на траву. На его лице навсегда застыло выражение недоумения и ужаса.

Кельт не почувствовал того свирепого возбуждения, которого так ожидал, когда ввязывался в битву. Он ощутил лишь удовлетворение от того, что по-прежнему хорошо делает свою работу. Но радость так и не пришла.

— Что ж, мне пришлось это сделать, ничего не поделаешь, — сказал он самому себе. Затем он на мгновение замер, недовольный таким ходом мыслей. -Чтоб меня разорвали боги! Похоже, я превращаюсь в римлянина!

Гуделин вступил в поединок с хамором, который был еще толще, чем чиновник. Однако тучный кочевник оказался умелым бойцом. Бюрократу приходилось туго. Хамор легко отбивал неуклюжие выпады Гуделина и уже успел несколько раз несильно кольнуть имперца. Пока что удача сопутствовала видессианину и уберегала его от гибели.

— Да не целуйся ты с ним, Пикридий, во имя Фоса! — взревел Панкин Скилицез. — Руби, руби!..

Но суровый видессианский офицер был поглощен схваткой с врагом. У него не было никакой возможности прийти Гуделину на помощь.

Бюрократ плотнее сжал зубы, когда еще один скользящий удар зацепил его ногу.

Горгид пришпорил лошадь и галопом помчался к Гуделину. Хамор бросил беглый взгляд в сторону нового врага. Завидев бородатое лицо, он принял грека за одного из людей Варатеша и решил, что тот скачет на подмогу, желая добить врага. Хамор осознал свою ошибку как раз вовремя, чтобы успеть отбить выпад Горгида.

— Да кто ты такой, кусок овечьего дерьма? — заорал он в гневе, нанося врачу удар по голове.

Хамор был сильным человеком. Но Горгид привык иметь противником Виридовикса и потому удержал удар. Затем он снова сделал резкий выпад, вложив в этот колющий удар всю силу своего тела. Глаза хамора расширились, когда гладий проткнул жесткую кожу панциря и вошел между ребер. Раненый успел нанести греку рубящий удар саблей, но в этой атаке уже не было мощи. Алая кровь запузырилась у ноздрей хамора. Он вдохнул, и изо рта у него хлынула кровь. Кривая сабля выпала из ослабевшей руки. Глаза хамора побелели, и он рухнул с коня.

— О, ты очень храбро бился! — крикнул Гуделин, размахивая саблей и чуть не отрубив Горгиду ухо.

Врач уставился на свой окровавленный меч. Легионеры, похоже, оказались правы. Ни для страха, ни для размышлений времени попросту не остается. Тело реагирует автоматически — и вот уже враг лежит на земле мертвым.

Горгида наконец вырвало.

Кислый привкус еще держался у него во рту, когда другой кочевник, пытаясь вырваться из окружения, вдруг с мрачной решимостью стал наступать на грека. Глаза Горгида были полны слез, его мутило, но тем не менее он успел поднять щит, отражая натиск хамора. Щит треснул, и его пришлось отбросить в сторону.

Второй противник Горгида умел защищаться от колющего удара не больше, чем первый, однако на этот раз Горгид бил не так точно. Кочевник покачнулся, схватившись за кровавую рану на плече. Грека охватил гнев, когда он понял, что противник его остался жив.

Уличив себя в кровожадности, Горгид ужаснулся.

Рукопашный бой шел уже по всей линии фронта. Колчаны опустели. Если у аршаумов и имелось какое-то преимущество, то оно оказалось незначительным. Бандиты Варатеша — повелители степи — бились с яростью обреченных, которым было нечего терять. Кланы, которых силой вынудили примкнуть к банде Варатеша, держались менее мужественно. Однако вид громадной фигуры в белых развевающихся одеждах, восседающей на крупном черном жеребце, оставался для них немой угрозой. Хаморы знали: бегство равнозначно страшной гибели от рук Авшара, и потому предпочитали биться насмерть.

Виридовикс зарубил еще одного противника. Наблюдая за тем, как тот валится с седла, кельт чуть было не пропустил второго врага — тот был вооружен легким копьем.

У хамора было преимущество над кельтом: копье оказалось длиннее галльского меча. К счастью для Виридовикса, всадник находился слишком близко и не мог набрать скорости для атаки. Поэтому он просто ткнул копьем, целясь в лицо кельта. Виридовикс пригнулся и, подхватив копье за древко, сильно дернул. Первый удар меча перерубил древко пополам. Кочевник едва не перелетел через голову лошади. Удерживая равновесие, хамор широко взмахнул руками. Виридовикс нанес ему удар. Хамор дико вскрикнул и рухнул на землю. Половина его лица была снесена мечом.

Батбайян прикрыл изуродованный глаз меховой шапкой, сдвинув ее влево. Теперь он не отличался от любого другого хамора. Гибкий и стремительный, как змея, Батбайян наносил удары саблей и исчезал прежде, чем жертва успевала понять, от чьей руки гибнет. Когда трое аршаумов напали на Батбайяна, не узнав его, он на мгновение приподнял шапку. Они тотчас же отступили, узнав страшный шрам.

Ариг был весь забрызган чужой кровью.

— Мы тесним их! — прокричал сын кагана на полном скаку.

Левый фланг Варатеша стал подаваться назад. Это отступление не было обманным маневром. То здесь, то там хаморы выскакивали из боя и уносились к северу, спасая свою жизнь. Другие продолжали упрямо сражаться. Но хаморы больше не могли сдерживать более крепкую и дисциплинированную армию аршаумов.

Вдруг один из аршаумов рухнул навзничь — длинная стрела с черным оперением пронзила его насквозь. Почти сразу же упал еще один. Затем — еще. Две лошади наскочили на павшую. Поднялась суматоха.

За линией отступающих хаморов натягивал свой лук Авшар — смертоносный стрелок, не знающий промаха. Его колчан всегда был полон. Дальность полета его стрел превосходила даже ту, что показывали кочевники, а точность вызывала ужас.

Командиры аршаумов гибли от черных стрел один за другим. Наступление захлебнулось. Аршаумы стали медленно откатываться, словно убегающая от берега волна.

— Это и есть тот самый колдун? — спросил Аргун. Ноги кагана были еще слабы, но руки повиновались ему, как и прежде. Сидя в седле, Аргун сразил мечом не меньше десятка хаморов.

Вот еще один аршаум рухнул с седла. Черная стрела впилась ему в живот. Он забился в агонии и спустя несколько секунд затих.

— Да, это Авшар, — проговорил Горгид. Со странным чувством, в котором смешались ужас, ненависть и трепет, почти благоговение, грек смотрел на князя-колдуна, самозваную Немезиду Видесса. Высокая, облаченная в белое фигура, похоже, даже не замечала его. Одна за другой срывались с тетивы смертоносные стрелы.

— Кем бы он ни был, этот колдун, из лука он стреляет отлично, -сказал Аргун. Его непроницаемое лицо окаменело. Еще один аршаум захлебнулся кровавым кашлем. — Он перебьет нас по одному, если будет продолжать пускать свои стрелы. Против такого нам не продержаться.

Что касается Виридовикса и Батбайяна, то никакого трепета в их ненависти к Авшару не чувствовалось. Жажда мести пылала в их душах чистым, ярким огнем. Одним слаженным движением они пришпорили коней, готовые изрубить всех хаморов, что встанут между ними и колдуном. Однако аршаумы не поддержали их атаки. Галл и кочевник убили несколько врагов, но пробиться к Авшару сквозь ряды хаморов так и не смогли. Силы оказались слишком неравны.

Авшар узнал их и презрительно поклонился в седле, а потом еще и махнул им рукой. Затем он взял еще стрелу и двинулся в их сторону.

Варатеш тряхнул головой. Кровь стекала из раны на лбу и заливала глаза. Он страшно устал. Дыхание тяжело вырывалось из его груди. Варатеш опирался на седло. Лошадь его также была ранена. Руки вождя дрожали; сабля, которую он сжимал, казалось, налилась свинцом.

А этот Ирнэк был сущим дьяволом. Изрядно потрепанный отряд аршаумов, окруженный Варатешем на флангах, сумел перестроиться, выровнять боевую линию и ударить в ответ — с такой силой, что похолодела кровь даже бывалого бандита.

Один урок Варатеш извлек из этого: отступлению аршаумов никогда нельзя доверять, каким бы паническим оно ни казалось. Ошибка стоила ему раны над бровью; могла стоить и жизни.

Это случилось около полудня. С того времени Ирнэк больше не отступал. Его конники продолжали давить на Варатеша, выискивая слабые места и увеличивая бреши в строю хаморов. Хаморы не обладали той дисциплиной, которая отличала их врагов, и поэтому при отступлении были уязвимы. Еще несколько атак — и их строй легко будет сломан.

Варатеш подозвал к себе гонца, ненавидя себя за это. Он полагал, что сможет выиграть битву без помощи Авшара; он мечтал освободиться от власти колдуна. Но сейчас он находился на грани поражения. А Варатеш уже вкусил от сладкого пирога власти Великого Кагана. Он не собирался опять становиться изгоем — а это лучшее, на что он может рассчитывать, если битва будет проиграна.

Горькие слова душили Варатеша, однако он сумел выдавить:

— Скачи к Авшару. Скажи, пусть начинает.

Если бы я всякий раз ждал разрешения от Варатеша, его дело было бы проиграно давным-давно. Пошел вон!

Испуганный хамор резко отвернул коня и ускакал. Князь-колдун забыл о нем еще до того, как тот скрылся из виду. Заклинания, над которыми работал Авшар, требовали полной сосредоточенности. Если бы этот глупый кочевник прервал его работу полчаса назад, даже его жизни не хватило бы для того, чтобы возместить потери.

Авшар вытащил из мешка, притороченного к седлу, большую ядовитую змею. Она бешено извивалась, норовя укусить мучителя, но колдун крепко держал ее позади головы. Его пальцы в железной перчатке стиснули гибкое тело змеи. Раздался сухой треск. Авшар бросил змею со сломанным позвоночником — она была еще жива — в небольшой костер. Пламя вспыхнуло ярче, пожирая добычу.

Авшар начал читать подготовительное заклинание, произнося нараспев слова на старинном диалекте и сопровождая их отточенными главными движениями. Ошибка, даже совершенная в самом начале, могла привести к катастрофе.

Облака закрыли солнце. Краем чувств, сейчас обостренных до предела, Авшар ощущал еще одну магическую силу. Крошечную по сравнению с той, которой обладал он сам. Она действовала где-то рядом. Когда магическая работа будет закончена, Авшар, пожалуй, позволит себе такую роскошь, как смех. Кто-то поблизости вызывает дождь. Надо же! Неужели враги думают, будто он настолько лишен воображения, чтобы повторить тот фокус со стенами огня? Тем хуже для них. Авшар даже в мыслях не имел ничего подобного. На этот раз оружие будет иным.

Как храм, возводимый кирпич за кирпичом, строилось здание заклятий. Колдун хмыкнул, довольный сравнением. Однако он не позволил себе отвлекаться. Спешка могла повредить работе. Можно упустить что-нибудь важное или допустить ошибку. Даже такому могущественному колдуну, как Авшар, нелегко давалось вызывание демонов. Контроль над созданиями ада требовал максимального напряжения воли. Если власть Авшара ослабнет хотя бы на миг, демоны разорвут его в клочья.

Авшар мог перечислить на пальцах обеих рук все случаи, когда он вызывал демонов ада, на протяжении долгих веков с того дня, как впервые признал господство Скотоса над миром. Ему доводилось заключать демона-убийцу в кинжал — демона, который должен был выпить до дна проклятую душу Скавра. Почему-то эта затея провалилась. А ведь несколько десятилетий назад подобные же чары сработали точно, как часы: демон уничтожил Вархана, последнего Царя Царей Макурана, и открыл эту страну для йездов.

Воспоминания растворились, как дым, когда могучая сила вызвала демонов из небытия. Создания ада забурлили в костре, ударяясь о невидимую преграду, созданную Авшаром на их пути. Колдун жестоко укротил их, наслав на них муки за то, что они осмелились бунтовать. Страшные вопли, полные мучительной боли, волной пробежали в мозгу колдуна.

Решив, что демоны наказаны достаточно, Авшар начал медленно и осторожно освобождать их из клетки. И вот демоны появлялись перед ним, один за другим. Каждый из них был слаб и мал. Такими же маленькими и ничтожными были бы осы. Но несколько сотен ос, собравшихся вместе, представляли собой грозную силу. Аршаумы рухнут, как деревья, подрубленные топором.

Авшар удовлетворенно потер бы руки, если бы не держал в ладонях белый порошок, который сейчас бросил в огонь. Костер вспыхнул ярким голубым пламенем. Ужасные голоса завопили из огня, завывая и требуя. Авшар успокоил их.

— Скоро, — сказал он. — Скоро.

В вышине раздался отдаленный рокот грома. Полил дождь. Несколько капель упало с небес здесь, несколько капель — там. Пульсирующее холодное пламя не погасло. Оно даже не зашипело под водой. Огонь в костре поддерживался не топливом, но железной волей колдуна. Авшар чувствовал, как сила выходит из его тела. Но и того, что у него еще оставалось, вполне достаточно.

Он поднял руки над головой и сделал сложный жест, после чего начал ритмично, словно в бреду, читать заклинание. Первый рой демонов сейчас вылетит и будет делать то, что им приказано.

Среди языков голубого пламени стала формироваться неясная тень. Она ворочалась из стороны в сторону, как слепая, пока не увидела колдуна. Тень низко поклонилась, признав в Авшаре своего повелителя. Авшар наклонил в ответ голову, но тут же предупредил ледяным тоном:

— Помни, кто я. Твоим братьям тоже лучше не забывать этого.

Демон сжался от злобы и страха.

Варатеш едва расслышал отдаленный гром. Он сражался с упорным аршаумом и наконец убил его ударом сабли. Темные облака поползли по небу и внезапно закрыли солнце. Варатеш не обратил на это внимания. Вероятно, какой-то побочный эффект магии Авшара. Бандитский вожак не собирался вдаваться в колдовские дела. Он даже думать об этом не хотел.

На щеку попала дождевая капля. Снова прогремел гром — на этот раз ближе и громче. Что-то упало Варатешу на шею. Машинально он смахнул это рукой. Ладонь стиснула что-то маленькое, мягкое и живое — существо в руке Варатеша задергалось.

Варатеш разжал пальцы. Замирая от страха, на ладони у него сидела зеленовато-коричневая древесная лягушка. Ее горло раздувалось и сокращалось.

Варатеш вскрикнул и отбросил крошечное создание как можно дальше, после чего несколько раз вытер руки о штаны из овчины.

Лягушки с их холодными липкими телами и тонкими голосами считались обиталищами душ умерших. Услышать кваканье считалось плохой приметой, но куда хуже — коснуться лягушки. Для хамора лучше смерть, чем встреча с этим омерзительным созданием.

Дрожа, Варатеш попытался выбросить из головы дурное предзнаменование. Но вот еще один лягушонок свалился с неба и шлепнулся на гриву коня, запутавшись в ней. Другой приземлился на колено Варатеша и скакнул в сторону прежде, чем он успел раздавить его.

Когда четвертая лягушка быстро проползла по его лицу и спрыгнула на землю, Варатеш сплюнул и моргнул несколько раз. Его замутило.

Другой хамор, отмахиваясь, как безумный, от настоящего ливня лягушек, потерял контроль над своей лошадью и налетел на Варатеша.

— Осторожней! — крикнул вождь. Он едва не упал с коня. Но кочевник даже не услышал его. Все еще отбиваясь от лягушек, он мчался, не разбирая дороги и не помышляя о врагах. Ухмыляющийся аршаум быстро зарубил его.

Только теперь — увы, слишком поздно! — Варатеш сообразил, что облака, сгустившиеся над головой, не были частью магии Авшара. Падая из туч настоящими потоками, лягушки сеяли среди хаморов хаос и панику. Некоторые воины бежали, крича от ужаса. Другие, как тот несчастный, что столкнулся с Варатешем, были слишком ошеломлены видом лягушек, чтобы помнить о собственной безопасности. Что ж, примета сбылась: лягушки принесли несчастье. Охваченные ужасом хаморы гибли один за другим — их легко рубили саблями и подстреливали из луков аршаумские воины.

Тех, кто остался крепок и решился воевать, оказалось совсем немного. И уж явно недостаточно для того, чтобы сдержать атаку аршаумов, бросившихся на смятенного врага.

Ярость уничтожила все страхи Варатеша. Он отчаянно ругался, пытаясь остановить испуганных, растерянных воинов.

— Стойте! — надрывался вождь. — Остановитесь, вы, грязные псы, вонючие шакалы, ублюдки!

Но они не останавливались. Ни призывы Варатеша, ни его сабля не смогли сдержать панического бегства. По двое, по трое, группами и целыми отрядами армия хаморов мчалась на север, к своим кланам, увлекая за собой и Варатеша.

Когда лягушки посыпались с неба дождем, а хаморы стали отступать, Виридовикс радостно завопил.

— Ты только погляди на этих милых ужасных лягушаток! — усмехался он. Несколько упали прямо на кельта. Виридовикс очень тепло отнесся к маленьким созданиям и любезно позволил им оставаться там, где они оказались. Здесь, на коне, лягушечки находились в безопасности, в то время как на земле их могли бы раздавить эти огромные страшные лошади.