- Ваше Высочество... Алипия, - поправился Марк. - Я собираюсь сегодня основательно нализаться. Если такой план не вызывает у тебя возражений, то я с радостью сделаю это вместе с тобой. Если не хочешь - увидимся в другой раз.
      Он ожидал, что такая прямота отпугнет ее. Но она быстро сказала:
      - Отличная идея. Куда ты шел?
      Он поднял брови.
      - Я еще не успел подумать об этом. Может, нам побродить в поисках хорошей таверны?
      Они пошли дальше, вниз по Срединной улице. Город кипел и веселился. На всех перекрестках ярко пылали костры. Мужчины и женщины прыгали через огонь, веря, что это принесет им удачу. Некоторые напялили на себя одежду, которая им явно не подходила. Толстый бородатый мужчина в женском платье едва не повалил Алипию на землю - он чрезмерно увлекся своей новой ролью.
      - Осторожней, ты! - рявкнул трибун. Он был отнюдь не в праздничном настроении.
      Алипия, хорошо понимавшая состояние Марка, ибо сама пережила нечто подобное, перевела разговор на отвлеченные темы. Она старалась не касаться его душевных ран. Не замечая этой деликатности, трибун тем не менее был рад тому, что беседа приняла отвлеченный характер.
      - Так что этот Коркуас написал в своем отчете о йездах?
      - Они ужаснули его своей дикостью и меткой стрельбой из луков. Васпуракане поначалу приняли йездов за расу подземных демонов. У нас в Империи поначалу думали, что йезды посланы Васпуракану в наказание, дабы покарать "принцев" за их ересь. Пока, конечно, йезды не вторглись в Империю.
      - Да уж. После этого подобное объяснение теряло всякий смысл, - согласился трибун.
      Он осторожно подбирал слова - разговор коснулся еще одной трудной темы. Марк не знал, фанатична ли в своей вере Алипия. Однако из всего, что он видел до сих пор, можно было заключить: набожность принцессы сродни скорее искренности и человечности Бальзамона, нежели узколобому фанатизму Земарка или Стипия.
      - Мне они тоже поначалу казались дьяволами, - продолжал Марк, - особенно после Марагхи. И в то же время Явлак и его люди - там, в Гарсавре... Они, конечно, дикари и головорезы, однако вовсе не лишены человеческих чувств. Им куда больше хотелось выгодно продать своих пленников, нежели запытать их до смерти во имя Скотоса.
      Мысль о Явлаке заставила Скавра в очередной раз поспешно сменить направление разговора.
      - Скажи мне, - произнес трибун, махнув в сторону площади, по которой они шли, - почему это место называется "площадь Быка"? За все то время, что я живу в Видессе, я так и не выяснил этого.
      Площадь Быка была раза в три меньше площади Паламы. Пышных строений здесь не имелось.
      - Боюсь, все слишком просто. Давным-давно, когда Видесс был лишь городишкой, здесь находился скотный рынок.
      - И это все? - вырвалось у трибуна.
      - Увы! Да. - Алипия лукаво взглянула на него. - А ты сильно разочарован? Я могла бы сочинить красивую басню, если хочешь, с интригами и колдунами, с похороненным здесь сокровищем... Но это будет всего лишь басня. А правда чаще всего оказывается чересчур простой.
      - Что ж. О чем просил, то и получил. Спасибо. - Он помедлил немного. Что, ни одного колдуна?
      - Ни одного, - повторила она твердо.
      Они пересекли площадь, которая была полна народу. Публика здесь собралась куда более пестрая, чем в западной, более богатой, части города. Песни раздавались веселее и фривольнее, а смех - громче и откровеннее. В толпе сновало множество уличных разбойников, одетых в узкие штаны и туники с просторными рукавами. Некоторые (видимо, это была "новинка сезона") выбривали себе затылок, как намдалени.
      За площадью Быка начинался квартал медников и кузнецов. Магазины на Срединной улице были уже закрыты. За прочными деревянными ставнями исчезли котлы, миски, чайники, колокольчики. Стихли звон ударов молота, шуршание резцов в руках терпеливых граверов... Мастеровые ушли веселиться на праздник.
      - У тебя странноватая манера напиваться вдребезги, Марк, - сказала Алипия. - Или ты собрался дойти пешком до городских стен?
      Трибун покраснел - частью от смущения, частью же от удовольствия, услышав, как она назвала его по имени. Принцесса достаточно хорошо знала римские обычаи, чтобы понимать: такое обращение принято лишь между близкими друзьями. После того как с ним случилась беда, она еще ни разу не называла его просто "Марк". Он вспомнил старое присловье: "Процветание создает друзей, бедствия проверяют их".
      Квартал медников был Скавру почти незнаком, если не считать нескольких лавок, выходящих на Срединную улицу, Когда Марк бродил по этой торговой магистрали, он иной раз вдруг оказывался в странном, почти чужом для себя мире. Почти все медники происходили из макуранских семей. Они до сих пор держались своих обычаев, веры и традиций.
      Вот и сегодня здесь горело куда меньше костров, чем в других частях города. Зато не раз и не два Марк видел четыре параллельных вертикальных черты, нарисованные углем на белой штукатурке или мелом на темной стене. Поймав недоумевающий взгляд трибуна, Алипия пояснила:
      - Это знак Четырех Пророков Макурана. Некоторые поклоняются им и сейчас. Хотя большинство макуран не осмеливаются воздавать им почести открыто - они боятся наших монахов.
      Какая злая ирония, подумал Марк. В Видессе макуране боялись преследований со стороны священнослужителей Фоса. А у себя на родине, в Макуране - нынешнем Йезде, их преследовали и уничтожали поклоняющиеся темному Скотосу...
      Марк спросил Алипию, стараясь, чтобы его голос прозвучал безразлично:
      - А как к ним относишься ты?
      Ответ был скорым:
      - Я не разделяю их веры, но они честны перед своими богами.
      - Вполне справедливо, - проговорил Марк.
      Да, он не ошибся в Алипии. Бальзамон сказал бы то же самое. Большинство соотечественников принцессы и Патриарха, уверенные в своей праведной непогрешимости, нашли бы такую веротерпимость святотатством.
      Держа Алипию за руку, Марк бродил по лабиринту улиц. От одной таверны трибун отказался, потому что она кишела хулиганами, смеющимися над парочкой; от другой - потому что на ее вывеске красовались четыре черных вертикальных полосы. Встретить фанатиков-макуран трибуну хотелось не больше, чем сцепиться с их видессианскими противниками.
      Маленькая таверна, которую он в конце концов выбрал, была чистеньким двухэтажным зданием. На ее вывеске не имелось никаких религиозных или политических символов - там был намалеван толстый веселый человек. Стол перед ним ломился от еды и выпивки. Аппетитные запахи, исходившие от таверны, приятно щекотали ноздри какими-то незнакомыми пряностями. Весь первый этаж был густо заставлен столами. Почти все места были заняты. Скавр разочарованно огляделся по сторонами вдруг заметил маленький круглый столик у стены, возле самой кухни.
      - Отлично! - Марк стал локтями пробиваться к столику. Алипия шла следом.
      Будь дело летом, кухонное тепло показалось бы невыносимым, но в холодный зимний день оно было более чем кстати. Трое слуг сновали по таверне, то и дело скрываясь на кухне. Посетителей набилось столько, что слуги явно не успевали обслужить всех вовремя.
      Ожидая, пока к ним подойдут, Марк разглядывал присутствующих. Большей частью это были обыкновенные видессиане, не богатые и не бедные. Несколько человек явно предпочитали макуранский стиль: у мужчин волосы и борода завиты в множество колечек, а кафтаны сзади длиннее, чем спереди; у женщин прическа забрана тонкой серебряной сеточкой, а длинные льняные платья украшены разноцветным геометрическим узором. Разговоры вокруг велись дружелюбные и веселые, словно простая жизнерадостность вывески наложила отпечаток на всех посетителей таверны.
      В конце концов слуга с полотенцем, перекинутым через левую руку, приблизился к маленькому круглому столику.
      - Добро пожаловать, добрый господин и добрая госпожа. - Он поклонился Алипии так, словно разгадал в ней принцессу. - Благословение Фоса да пребудет с вами. Что бы вы хотели откушать?
      - Пока только вино, - сказал Марк.
      Алипия кивнула.
      Слуга поспешил на кухню. Марк подумал, что в его жилах, наверное, тоже течет макуранская кровь: он был плотного сложения и более смуглый, чем большинство видессиан. В пользу этого предположения говорили также черные как смоль волосы и темные большие глаза.
      Вино прибыло сравнительно быстро. Слуга осторожно разлил его по кружкам.
      - Мое имя Сафав, - добавил слуга. Что ж, трибун не ошибся в своем предположении. - Если захотите еще выпить или чего-нибудь откушать, зовите меня.
      Как раз в этот момент кто-то так и сделал. Сафав поклонился трибуну и Алипии и поспешил на зов.
      Следуя видессианскому обычаю, Алипия Гавра подняла ладони и прошептала молитву Фосу, после чего сплюнула на пол в знак отрицания Скотоса. Скавр просто отхлебнул из кружки. Это не оскорбило ее. Алипия улыбнулась - правда, немного печально.
      - Я так привыкла думать, что ты один из нас. Иной раз меня снова задевает мысль о том, что у тебя другие обычаи, - заметила она.
      - Я тоже иногда об этом думаю, - отозвался Марк. Легкий налет латыни придавал немного странное звучание его видессианской речи. И, как обычно, вино показалось ему слишком сладким и густым.
      Густое, как сироп, вино оказалось, впрочем, и очень крепким: оно согревало не хуже огня, пылавшего в печи. Марк глянул на Алипию. Девушка хорошо скрывала свои чувства. Причиной тому были не политика и не придворный этикет. Ее охватили печальные мысли.
      Марк вспомнил о том, что с первой встречи между ними возникло легкое влечение. Оно росло, притягивая их друг к другу, становилось крепче, теплее... Бережет ли она в памяти эти недолгие мгновения внутренней близости или решила забыть о них? Ее холодноватая, отстраненная манера держаться могла скрывать что угодно.
      Красива ли она? Безусловно, она немного угловата - ей далеко до пышных форм Хелвис, которая обладала прекрасной фигурой... Марк нахмурился, обрывая свою мысль.
      При всем сходстве с Туризином Алипия не имела длинного лица, как ее дядя или отец. Ее черты не были острыми, как у многих видессианок. Она не покрывала пудрой свои бледные щеки и не подводила краской зеленые глаза. Но в них светились живой ум и сильная воля. И если она не была красива традиционной, стандартной красотой, то - что куда важнее - она была самой собой.
      Другой слуга, пожилой человек, выскочил из кухни и неловко толкнул трибуна под локоть.
      - О, прошу прощения. - Он поднял квадратный бронзовый поднос повыше. Гибкий, как ящерица, он проскользнул мимо столов к людям, одетым как макуране, и поставил перед каждым из них по миске. Черпая из медной супницы, слуга разлил суп по мискам. Затем, взмахнув рукой, театральным жестом снял крышку со сковороды, зачерпнул что-то деревянной ложкой и бросил в миски с супом гость светло-коричневых зерен. Суп зашипел. Послышался треск, как будто в бадью с водой бросили горячие металлические шарики.
      Скавр подскочил от неожиданности. Алипия тоже вздрогнула. Однако те, кому подали это экзотическое блюдо, поглощали его с недюжинным аппетитом. Да, эту загадку стоит разгадать!
      - Сафав!
      Молодой слуга передал посетителю блюдо с жареными креветками и поспешил к трибуну.
      Марк спросил:
      - В чем секрет супа вон за тем столом? Там что, горячий деготь?
      - Где? - переспросил Сафав. Затем его лицо прояснилось. - А, шипящий рисовый супчик? Хотите попробовать?
      Марк заколебался. Однако Алипия кивнула. Трибун был настроен по отношению к этому макуранскому супу куда более подозрительно, чем позволил себе показать. В Риме рис был почти неизвестен, да и в Видессе тоже. Несмотря на загадочное шипение, трибун не рвался отведать новое блюдо. Он полагал, что наткнется на что-то вроде перловой каши, а перловка не принадлежала к числу тех блюд, которыми он жаждал лакомиться по праздникам.
      Но когда Сафав поставил перед Скавром и Алипией миски, они увидели золотистый бульон, в котором плавали кусочки грибов, горошек, омары и креветки.
      - В Макуране это была бы жареная козлятина или молодой барашек, однако креветки тоже неплохи, - заметил Сафав.
      Скавр, нетерпеливо ожидавший шипения, едва слушал. Тем же театральным жестом, что и пожилой слуга, Сафав приподнял крышку с горячей сковороды и бросил в суповые миски по дымящейся горсти зерен.
      - Прямо тонущие корабли, - пробормотал трибун. Он дотронулся до риса ложкой, все еще с подозрением глядя на таинственное блюдо.
      - Как это готовят? - поинтересовалась Алипия.
      - Сначала надо отварить рис, затем поджарить его в кипящем масле, пока он не станет золотистым. Важно не пережарить. Рис обязательно должен быть горячим, чтобы шипеть. - Сафав постучал ложкой по горячей сковороде, а затем приложил палец к губам. - Но помните: вы никогда не слышали от меня этой страшной тайны. Иначе мой двоюродный брат будет гоняться за мной с большим ножом, пока не зарежет. Я никому не открыл бы секрета, потому что люди обычно спрашивают для того, чтобы поболтать. Но я вижу, что дама действительно ищет знания, а не пустой болтовни.
      Кто-то громко позвал Сафава; он застенчиво наклонил голову и направился к посетителю.
      Трибун осторожно проглотил первую ложку. На вкус суп был просто великолепен. Хрустящий рис напоминал по вкусу лесные орешки.
      - Что я вообще знаю о еде? - воскликнул Марк, опустошая тарелку.
      За супом последовали: тунец, отваренный с майораном и лавровым листом, вино, салат с мятой и чесноком, снова вино, жареный спрут под гарниром из горошка, смородиновое вино, жареный барашек с укропом, фигами и луком (еще одно макуранское блюдо) кабачки и бобы, поджаренные в оливковом масле, вино, груши с корицей и еще раз вино.
      Алипия легко поддерживала разговор. Она пыталась отвлечь Марка от грустных мыслей и делала это настойчиво и в то же время неявно. Однако подобная игра могла продолжаться до определенного момента. Вино постепенно ударяло Марку в голову. Его реплики становились все короче.
      - Ну так что, удалось тебе сделать то, ради чего ты сюда пришел? улыбаясь спросила Алипия.
      Но трибун не был пьян, как она предполагала. Наоборот: вино сделало его мысли ясными и простыми. Покрывала притворства слетели. Слишком хорошо помнил он, как стоял перед ней, лишенный воли, как бесстыдно выворачивал наизнанку самые сокровенные свои тайны...
      Марк ткнул ножом в кусок баранины. Чувствительная к внезапной смене его настроений, Алипия отставила в сторону кружку. Она выпила куда меньше, чем он. Прямой она умела быть не хуже, чем деликатной.
      - В чем дело?
      - Слушай, что ты делаешь здесь, в этой таверне, с опозоренным человеком? выпалил Марк и тут же остановился, испуганный, глупо раскрыв рот.
      - Я могу спросить у тебя то же самое, - ответила Алипия, вспылив. Но в ее раздражении не было гнева. - Когда ты спрятался от моего слуги - кстати, он тебя заметил, - я подумала, что ты зол на меня. Что ж, ты имеешь на это право. И вот пожалуйста - ты сидишь здесь со мной и мирно беседуешь. Объясни, если можешь.
      - Я зол? На тебя? Бог ты мой, да я в неоплатном долгу перед тобой. Ты нашла способ заставить твоего дядю поверить в мою невиновность. Но... - Трибун замолчал. Алипия терпеливо ждала, не вмешиваясь в ход его мыслей. Наконец он вымолвил: - Но как я могу оставаться с тобой, если уничтожаю все, к чему прикасаюсь.
      Вот тут-то она и метнула на него яростный взгляд. О, эта тихая ученая девушка тоже из рода Гавров!
      - Вот уж не думала, что ты станешь принижать себя. Кто спас моего пылкого дядю от убийц Ономагула? Кто предостерегал его насчет Дракса, хотя он не стал слушать советов? Кто разбил Дракса на Западе? Если я не совсем дурочка, то это - ты.
      - И кто упустил вожаков мятежа, потому что был... был... - Марк глотнул вина, прежде чем продолжить. - Был слишком слеп, чтобы понять, что женщина пользуется им, как погонщик мулом? Если я не совсем дурак, то мы опять говорим обо мне.
      - Да уж, твоя Хелвис была крепким узелком: Развязать его было нелегко. И все же я думала о ней лучше, - рассудительно произнесла Алипия. Ее ноздри дрогнули от гнева, когда она упомянула имя Хелвис. - Поступить так... Превратить твою любовь в оружие и обратить ее против тебя... Хотела бы я никогда не слышать об этом. Что удивительного в том, что ты ненавидел меня. Ведь это я настояла на том, чтобы Туризин допросил тебя под наркотиком правды.
      - Ненавидеть тебя? - переспросил Скавр. - Я только что говорил, что ни в чем тебя не виню. Ты сделала все, чтобы мне помочь. Ты действительно помогла мне. При чем тут ненависть? Но... - Он выдержал паузу, собираясь с мыслями. Но мне так тяжело встречаться с тобой, так тяжело стоять столбом и не знать, что говорить, как поступать... после того, как я обнажил себя перед тобой.
      Она нежно коснулась его руки своими тонкими пальцами и медленно опустила голову. Разглядывая скатерть и не поднимая глаз, Алипия напомнила:
      - Марк, но ведь ты тоже видел меня совсем раздетой.
      Да, он помнил ее в руках Вардана Сфранцеза. Вардан держал кинжал у ее горла, а она стояла неподвижная и спокойная. Марк помнил ее худенькое тело, едва прикрытое прозрачной шелковой тканью.
      Он крепко сжал ее ладонь:
      - Это не твоя вина. Во всем виноват Вардан.
      - А что, Дракс и его дружки бежали по твоему разрешению? - спросила Алипия, взглянув ему прямо в лицо.
      Она не ждала, что он заговорит. Глаза ее блуждали далеко... Она не забыла своего позора.
      - Странно, - сказала она задумчиво, - что я должна благодарить Авшара за его злобу: ведь это он избавил меня от моего палача.
      - Он не слишком думал о последствиях. Вардан не заслужил такой легкой и быстрой смерти.
      Алипия вздрогнула, но потом попыталась улыбнуться:
      - Прости, что я заговорила об этом.
      Но ее рука осталась лежать в его ладони. Он коснулся маленькой мозоли на среднем пальце - примете всех писцов, писателей и историков. Сейчас Марк боялся вымолвить даже слово. Возможно, он видит лишь то, что хочет видеть, как это было с Неврат...
      Подходя к ним, Сафав тихонько улыбнулся. Марк почти не заметил слуги, когда тот поставил на стол блюдо с грушами, после чего исчез. В памяти Марка мелькнуло мгновение, когда Алипия оказалась в его объятиях. Он вспомнил ее теплые губы. Это длилось всего миг, а потом она испугалась и отшатнулась от него. Неужели все это случилось лишь прошлой весной?
      - Так много прошло между тем днем и сегодняшним, - прошептала она. Казалось, она читала его мысли. Такое случалось уже не раз. Алипия снова замолчала, а потом медленно вздохнула, словно приняв решение. - Оно и к лучшему, что из этого ничего не получилось, правда? Я не была готова к тому, чтобы...
      И неловко замолчала. Марк кивнул - он понял. Ее глаза безмолвно поблагодарили его.
      Потом она заговорила снова:
      - У тебя были тогда обязательства, которые ты не мог... не должен был...
      - Не должен? - горько переспросил он.
      К счастью, она не обратила на это внимания - она спорила не с ним, а с собой. Ее решимости мог бы позавидовать воин. Она словно пробивалась вперед с боями, выбрасывая фразу за фразой, как стрелу за стрелой.
      - Но сейчас для тебя больше нет препятствий. А я... - Ее голос снова прервался. Наконец она спросила очень тихо: - А ты хотел бы снова увидеть меня обнаженной?
      - Да, с радостью, - горячо ответил он. И спустя миг добавил осторожно: Если ты можешь...
      - Честно говоря, не знаю. - Она смахнула набежавшие слезы. - Но если бы ты не сказал этого сейчас, то вряд ли я бы даже решилась...
      Ее рука задрожала в его ладони. Марк вопросительно посмотрел на Алипию. Она кивнула - коротко и почти яростно.
      Сафав возник у их стола за секунду до того, как трибун собрался позвать его. Слуга наклонился и прошептал Скавру на ухо:
      - Наверху имеется хорошая комната, если она вам нужна.
      - Проклятие, - сказал римлянин. - Должно быть, у меня не череп, а прозрачный горшок, если все вокруг читают мои мысли, как сквозь стекло. - Он полез в кошель и сунул в руку Сафава несколько монет. Тот уставился на Скавра удивленно.
      - Мой господин, - сказал он, запинаясь, - это слишком много...
      - Бери, - отмахнулся Марк. Золотым больше, золотым меньше - сегодня ему это казалось мелочью.
      Сафав отвесил низкий поклон, согнувшись чуть ли не пополам.
      - Вторая дверь направо на втором этаже. Там есть маленькая лампа, жаровня с углем у окна, в матрасе свежая солома, одеяла и простыни чистые. Мы подготовили все заранее к сегодняшнему празднику.
      Марк и Алипия поднялись из-за стола. Она обошла стол и встала рядом с трибуном. Марк обнял ее за плечи, и ему показалось, что он сделал самую естественную вещь на свете. Сафав снова поклонился и тут же вскинул голову кто-то окликнул его. Слуга комически пожал плечами и удалился.
      Когда Скавр и Алипия поднимались по лестнице, один макуранин вдруг весело заорал. Он явно ничего не соображал вследствие обильных возлияний, но принцесса вздрогнула. Марк готов был наброситься на пьяницу. Алипия только с вызовом вздернула подбородок и слабо улыбнулась. Скавр поднял вверх большой палец - одобрительный жест, который принцесса хорошо знала. Марк хотел снова обнять ее, но не стал этого делать, решив, что это может ее испугать.
      Комната оказалась не такой уж маленькой. Марк осветил ее небольшой лампой, стоящей на стуле возле кровати. Плотные ставни закрывали окно от пронизывающего ветра. Марк поспешил разжечь жаровню.
      Пока он зажигал огонь, Алипия неподвижно стояла посреди комнаты. Когда он шагнул к ней, она снова вздрогнула - с таким страхом, что он замер на месте.
      - Если ты не хочешь, ничего не произойдет, - обещал он. И с римской практичностью добавил: - Согрей руки, здесь очень холодно.
      Он отошел в сторону, чтобы она могла подойти к жаровне. Алипия послушно наклонилась над раскаленными углями. Спустя некоторое время она сказала, не поворачивая головы:
      - Потуши лампу.
      Скавр подчинился. Мерцающие угли отбрасывали на стены тусклые кровавые отблески. Марк ждал.
      Алипия приблизилась к нему медленно, с вызовом; казалось, ей стоило больших усилий обуздать непокорное тело. Когда он положил руки ей на плечи, она подняла к нему лицо. Это был странный поцелуй: ее губы жадно коснулись его губ, но тело девушки было так напряжено, что Марк не осмелился заключить ее в объятия. Она отступила на шаг, пристально глядя на него в темноте.
      - Ты ведь солдат, Скавр. Как тебе удается быть таким нежным и внимательным?
      Марк вовсе не считал себя нежным и внимательным, но он знал, что она спрашивает серьезно. Пожав плечами, он ответил:
      - Ты же знаешь, я не собирался навсегда посвятить себя армии. К тому же, добавил он мягко, - я не воюю с тобой.
      Когда он прижал ее к себе, она с готовностью прильнула к нему. Марк нежно погладил ее шею, отбросил прядь ее волос, коснулся уха. Она опять вздрогнула Марк подумал, что это скорее от страха, чем от возбуждения.
      Отступив на несколько шагов, она глянула на постель.
      - Иди первым, - сказала она Скавру, поворачиваясь к нему спиной. - Я приду через минуту.
      Как и обещал Сафав, солома под муслиновым покрывалом была свежей и ароматной, шерстяное одеяло - тонким и чистым. Марк лежал лицом к стене. Кто-то написал на белой штукатурке углем несколько слов, но они были смазаны, и он не смог разобрать их в тусклом отблеске углей.
      За его спиной Алипия сказала:
      - И к тому же терпеливый.
      В ее тоне прозвучало нечто, весьма напоминающее ее обычную иронию.
      Несколько секунд стояла тишина, прерываемая только раздраженным фырканьем, когда застежки на платье отказывались повиноваться пальцам. Трибун услышал шуршание одежды. Матрас сдвинулся. Алипия опустилась на постель.
      Когда его губы коснулись ее, она прошептала:
      - Я так хочу, чтобы ты во мне не разочаровался.
      Спустя некоторое время он заглянул ей в глаза: в темноте они были неразличимы, как и надпись на стене.
      - Я - разочаровался? - шепнул он, все еще ослепленный наслаждением. - Ты, должно быть, сошла с ума.
      К его удивлению, она гневно вывернулась из его рук:
      - Ты очень добр, милый Марк. Но не нужно притворяться передо мной. Я знаю свою неуклюжесть.
      - Клянусь богами!.. - От удивления Марк заговорил по-латыни, а затем, опомнившись, перешел на видессианский. - Если это - неуклюжесть, то сомневаюсь, что я останусь жив после того, как ты наберешься опыта.
      Он положил ее руку себе на грудь. Сердце бешено стучало. Алипия смотрела в темноту. Ее голос звучал ровно, без интонаций:
      - Он сказал, что я безнадежна. Я никогда не смогу научиться таким вещам. Но он все равно будет обучать меня. Из милости.
      Она не смогла назвать "его" имени, но Скавр хорошо знал, кого она имеет в виду. Его пальцы сжались в кулаки. Алипия не заметила этого; сейчас для нее не существовало никого.
      - Поначалу я сопротивлялась ему. О, как я сопротивлялась! Однажды он дал мне понять, что наслаждается моим сопротивлением. После этого он начал дрессировать меня, как собаку или лошадь. Он бывал снисходителен, когда у меня что-то получалось. Но если я допускала ошибку...
      Голос ее прервался; она содрогнулась.
      - Все позади, - проговорил трибун и почувствовал пустоту этих слов. Он грязно выругался на всех известных ему языках, но и это не помогло.
      Спустя минуту Алипия заговорила снова:
      - Когда он заканчивал, он кривил рот. Как будто съел протухшую рыбу. Он до самого конца презирал меня - свою наложницу. Однажды я набралась смелости и спросила, зачем он возвращается ко мне, если я его не удовлетворяю.
      Марк беспомощно ждал, пока она молчала, вспоминая тот день.
      - Единственный раз тогда я видела на его лице улыбку. Он сказал: "Потому что ты в полной моей власти".
      Теперь и проклятия бы не помогли. Марк крепко обнял Алипию и прижал к себе.
      - Послушай, - сказал он, - послушай, Алипия... Вардан, чтоб его взял Скотос, смаковал твои страдания.
      - Самое точное слово, - сказала она, прильнув к нему. - Он был гурманом. Он умел наслаждаться многими вещами. Пытка - не последняя из его радостей.
      - Тогда почему ты веришь всему, что он говорил о тебе? Это была ложь. Он хотел добавить тебе страданий.
      Марк нежно провел пальцами по ее шелковистой коже, ласково поцеловал в губы.
      - Ведь это была ложь, не более. Просто ложь.
      - Я что... доставила тебе удовольствие? - прошептала она, все еще сомневаясь. - Правда?
      - Снег холодный. Вода мокрая. Ты доставила мне удовольствие.
      Она судорожно засмеялась, а потом уткнулась ему в плечо и долго, долго плакала. Марк просто держал ее в объятиях, позволяя ей выплакать горе. Наконец она затихла. Марк взял ее лицо в ладони. Ему хотелось поцеловать ее, больше в знак понимания, чем от страсти. Но она ответила ему поцелуем таким горячим, что он показался знаком полного отчаяния. В голове Марка мелькнула пословица, которую он слышал, кажется, от намдалени: "Соленые слезы делают сладкими губы". Мысль мелькнула и исчезла. Алипия прижалась к нему снова, уже настойчиво и страстно. Их дыхание стало тяжелым, нежность была забыта. Марк целовал Алипию снова и снова, ее ногти впивались ему в спину. На миг она оторвалась от него и всхлипнула:
      - Какое же это наслаждение - желать любимого!
      Некоторое время они лежали неподвижно. Наконец Алипия сказала:
      - Ты меня задавишь.
      - Прости.
      Марк приподнялся. Хлюпнула мокрая от пота кожа. Оба рассмеялись.
      - Кто бы мог подумать, что можно вспотеть в этом леднике?
      - Да, кто бы мог подумать... - Алипия оборвала фразу и положила руку Марку на плечо.
      - Что, любимая?
      - Ничего.
      Это была настолько очевидная неправда, что она повисла между ними почти осязаемо.
      Алипия поправилась:
      - Ничего - в том смысле, что я не знаю, как выразить это словами.
      Марк в недоумении взъерошил волосы. Алипия скорчила ему гримаску.
      - Не смеши меня. - Но он увидел, что она стала серьезной. - Все, что я знала о мужчинах и женщинах, было жестоким. Но ты, Марк, ты... заслуживаешь лучшего. Когда ты и... - Она остановилась, махнула рукой: - В любовных историях говорится, что никогда нельзя сравнивать.
      Любовные истории, подумал Марк, знают, что к чему. Он вдруг сообразил, что почти не думал о Хелвис с той минуты, как сбежал из Амфитеатра. Но больше этой темы избегать нельзя.
      Алипия пошевелилась у него за спиной. Он понял, что его молчание пугает ее.
      Скавр медленно проговорил:
      - Единственное сравнение, которое возможно, заключается в том, что ты здесь, со мной, и хочешь быть со мной, в то время как она сейчас, я думаю, уже в Намдалене. Все остальное просто не имеет значения.
      Она вздохнула и еле слышно шепнула: "Спасибо".
      Но, вспомнив о Хелвис, Марк вспомнил и о детях: о ребенке Хемонда, которого он любил как родного, о своем сыне и о том малыше, которого Хелвис носила под сердцем... Они тоже были потеряны для него.
      - Еще одно, последнее, - сказал он. - Если ты хочешь что-нибудь предпринять против меня - не используй для этого свое тело.
      Она стиснула его руку так крепко, что ему стало больно.
      - Никогда.
      Приподнявшись на локтях, Алипия села. Мерцающий свет жаровни смягчил черты ее лица, смазал сходство с отцом, но не лишил прямоты, унаследованной от Гавров.
      - Как мы будем жить теперь? - спросила она Марка. - Если после восхода солнца ты забудешь ночное приключение, я пойму... Это будет самое безопасное.
      Трибун резко тряхнул головой. Эти слова испугали его. Его жизнь перевернулась. Все, на чем он стоял, все, чему верил, было вырвано с корнем. А теперь она предлагает уничтожить последнюю, такую неожиданную радость. Мысль об этом наполнила его душу ужасом. Этот страх был куда сильнее того, что Марк испытывал на полях сражений.