Марк взъерошил ее волосы, мокрые от пота и дождя.
      - Есть кое-какая разница, любимая. Если я не могу, значит, не могу.
      - Ну, бывают разные способы, - объявила она. Изумление Марка сменилось наслаждением. Утонув в шелковистой коже и волосах Хелвис, он наконец погрузился в крепкий сон.
      * * *
      Хелвис ждала целую вечность, прислушиваясь к спокойному дыханию трибуна и шороху дождя, падающего на стены палатки. Марк не пошевелился, когда она отодвинулась от него и поднялась на ноги. Ребенок, семя Скавра, шевельнулся в ней. Хелвис раздраженно дернула углом рта. Она была рада, что Марк не видит ее сейчас.
      Хелвис быстро оделась, набросила тяжелый шерстяной плащ. Пошарила в темноте, нашла пояс Марка. С легким шуршанием длинный кинжал вышел из ножен. Он оказался тяжелее, чем ожидала женщина. Мгновение Хелвис глядела на спящего трибуна - большую тень в темноте палатки. Ее пальцы еще крепче обхватили рукоять. Хелвис прикусила губу, пока не почувствовала вкус крови. Нет, она не могла этого сделать.
      Мальрик забормотал что-то, когда мать подхватила его, но не проснулся. Дости лишь похрапывал и сладко сопел во сне. Хелвис взяла обоих на руки и укрыла полой плаща, чтобы капли дождя не разбудили их. Мысленно Хелвис вознесла благодарность Фосу за то, что Марк разбил свою палатку возле самой конюшни. Она не была уверена, что сможет долго нести Мальрика. Если бы только под сердцем не билось у нее дитя!.. Беременность делала ее медленной и неповоротливой, а то, что она задумала, требует ловкости. Вдвойне опасное дело.
      Холодный дождь хлестнул ее по лицу, когда она откинула полог палатки и шагнула в темноту. Хелвис не оборачивалась и не смотрела на Марка. Для нее он навсегда теперь остался в прошлом.
      Она внимательно оглядывалась по сторонам, чтобы собраться с духом. Так. Вот конюшня, а у двери - часовой. Кто же это?.. Почти все легионерские палатки находились у нее за спиной. Она видела огоньки светильников. Сквозь шум дождя донеслось несколько мелодичных нот. Это Сенпат Свиодо и его чудесная лютня. Совсем близко послышался смех Тита Пуллиона, который внимал остротам Ворена.
      Хелвис вздохнула с облегчением. Если бы один из этих двоих стоял на страже, ее затея была бы заранее обречена на провал. Друзья-соперники были всегда настороже. Хелвис слишком хорошо знала, что все римляне были отменными солдатами, но бывшие враги превосходили даже своих товарищей.
      Хорошо бы знать, как долго часовой находится на посту. Началось его дежурство или оно уже заканчивается? Хелвис не могла точно определить время, поскольку луна и звезды были затянуты тучами. Что ж, риск, как в игре в кости. И поставим на удачу!..
      Хелвис сжала губы, когда вдруг поняла, что презрительное прозвище "игроки", которое видессиане дали ее народу, справедливо. Как и большинство карикатур, оно было правдой. А Марк никогда не верил этому...
      Хелвис осторожно ступала по липкой грязи, двигаясь как будто в сторону уборных, расположенных позади конюшни. Если там есть кто-то еще, она всегда сможет безопасно и тихо удалиться...
      И оставить своего брата и других намдалени на милость Автократора Видессиан! Хелвис не могла даже подумать об этом без боли в сердце.
      Но возле уборных никого не оказалось. Хелвис прошептала благодарственную молитву Фосу, который помогал ей и хранил ее. Ее душу вновь наполнила уверенность.
      Как только стена каменной конюшни закрыла ее от глаз римского часового, она зашла под широкий навес, который оставлял возле конюшни полоску сухой земли. Там она и положила своих спящих детей - возле серой каменной стены.
      - Я скоро вернусь, - прошептала она, хотя они не могли ее слышать.
      Вид спящего Дости резал ее душу как по живому. Шлюха, подлая обманщица, которая так гнусно воспользовалась любовью мужчины!.. Но кровные связи с братом, религия и любовь к своему народу были куда более старой и крепкой привязанностью, чем два с половиной года любви к Марку. Любви? Того, что иногда было любовью...
      Она выпрямилась и спрятала нож трибуна в длинном рукаве. Сердце ее громко стучало, она дышала коротко и порывисто, но не от противоречивых чувств, боровшихся в ее душе, а от страха. Разобравшись в своих ощущениях, она, как ни странно, сумела успокоиться.
      Хелвис свернула за угол конюшни и приблизилась к часовому. Она была уверена в том, что шансов прокрасться мимо него у нее не будет. Она еще ни разу не видела римского часового, который ловил бы ворон. Поэтому она подошла открыто, разбрызгивая грязь и жалуясь на проклятую погоду.
      - Кто здесь? - спросил римлянин, напрягшись при звуке чужого голоса. Он внимательно вгляделся в темноту и, узнав подругу трибуна, коротко усмехнулся: - А, это ты... Да, ужасная погода! А я еще по глупости взялся добровольцем идти в первую смену. Зайди под навес, здесь немного суше. Хотя и сюда задувает...
      - Спасибо, Блез.
      - Чем могу служить? - спросил младший центурион. Открытый, дружелюбный человек. И никаких подозрений!.. Он знал, конечно, что Хелвис - намдалени. Точно так же, как Сенпат Свиодо - васпураканин, а Стипий - видессианин. Все это ему ничего не говорило. Ждать предательства от жены Скавра - все равно что ждать подлости от самого Скавра.
      - Я принесла немного сладостей от Марка. Он сказал, тебе понравится, проговорила она и сделала шаг вперед.
      Она прятала руки под плащом, скрывая их от холода и дождя. Блез покраснел от удовольствия. Нет, трибун действительно заботливый командир - встречаются такие, один на тысячу! - если решил прислать часовому закуску.
      Нож ударил в горло римлянина прежде, чем он заметил блеск металла. Он попытался закричать, но кровь потоком хлынула ему в рот, наполняя его вкусом железа и соли. Блез подумал, что следовало быть более осторожным, Скавр говорил ему... Мысль пронеслась смутно, как в тумане. Младший центурион отчаянно пытался дышать сквозь огонь и кровь, переполняющую горло. Колени его подогнулись, и он рухнул лицом вниз.
      Легионер просунул голову в палатку Марка и закричал:
      - Трибун!.. Командир!..
      - Что-о?.. - Марк перевернулся на спину и недовольно фыркнул, когда холодный ветер хлестнул его по лицу. Солдат - это был Луций Верен - выпалил:
      - Блез убит! Намдалени сбежали!
      - Что?! Проклятие!..
      Скавр вскочил на ноги, схватился за одежду. Разбуженный такими жуткими новостями, он не сразу обратил внимание на то, что Дости и Мальрик не заревели от шума, как обычно. И что рядом не было Хелвис... Она, наверное, пошла в уборную, мелькнуло у Марка. Но пояс, когда трибун схватил его, был странно легким. Пальцы нащупали пустые ножны от кинжала...
      - Как он убит? - вскрикнул Марк, обращаясь к Ворену.
      Голос легионера прозвучал мрачно:
      - Его закололи кинжалом в горло... как свинью.
      - Только не это... - прошептал Скавр. Он уловил наконец страшную связь в цепочке ночных событий.
      Голый по пояс, босой, он бросился к конюшне. Ворен шлепал следом, тяжело дыша в кольчуге.
      - Ты не видел Хелвис с детьми? - бросил Марк через плечо. - Они не проходили?
      - Нет. Почему ты спрашиваешь? - недоуменно спросил Ворен.
      - Потому что в палатке их нет, - ответил трибун, раздраженный. Он понял, что горькую чашу придется пить до конца. Его переполняло отчаяние при мысли о том, что его предали. - И мой кинжал исчез вместе с ними.
      Ворен разинул рот. Марк услышал, как лязгнули зубы легионера.
      Блез лежал, привалившись к стене у открытой двери. На его мертвом лице застыло удивленное выражение.
      Ворен проговорил:
      - Когда я пришел сменить его, я подумал: ему стало плохо, я поднял его и увидел...
      Трибун смотрел на перерезанное горло младшего центуриона. Смотрел - и не переставал дивиться женщине, с которой прожил несколько лет.
      - Дверь была закрыта, - продолжал солдат, - думаю, чтобы никто не заметил раньше времени... Но там нет ни одного намдалени. И лошадей тоже нет.
      - Этого следовало ожидать... А Сенпат и Неврат - как, их лошади целы?
      - Не знаю. Я сперва побежал будить тебя, а их палатка в стороне.
      - Так. Беги к ним и спроси. Поднимай по тревоге лагерь. Высылай вперед поисковый отряд...
      Только вряд ли будет толк от всего этого, подумал трибун горько. Легионеры пешие, а намдалени конные. Одни боги знают, сколько миль успели отмахать беглецы. Но, возможно, Хелвис каким-нибудь чудом окажется неподалеку... Вдруг она растерялась в суматохе... Его лицо дрогнуло. Нет, скорее всего, это невозможно.
      Когда Ворен ринулся исполнять приказ, трибун добавил:
      - Позови Стипия. Он мне нужен.
      Ворен отдал честь и исчез.
      Марк еще раз осмотрел тело Блеза. Ножны младшего центуриона зияли черной пустотой, такой же широкой, как страшная рана на горле. Что ж, один меч и пара кинжалов - не так много для намдалени, подумал Марк. Он был так ошеломлен случившимся, что до сих пор не мог поверить происходящему. Поэтому трибун размышлял над деталями, лишь бы не возвращаться мыслями к пустой палатке. А та ждала его всего в ста метрах. И скоро уже придет к нему настоящая боль...
      Крики Ворена растревожили легионеров и вытащили их из постели. Скавр услышал, как со звонкой латыни Ворен перешел на видессианский. В воздухе прозвучал чистый высокий голос Сенпата Свиодо:
      - Да, наши лошади целы.
      Намдалени не решились идти через лагерь. Марк подумал, что он на их месте тоже не стал бы этого делать.
      У конюшни возникла темная тень. Это был Стипий. Жрец что-то недовольно бурчал под нос. Трибун сразу узнал его в темноте - если не по походке, то по раздраженному голосу. При виде полуголого Скавра жрец-целитель хмыкнул.
      - Ты что, позвал меня, чтобы я вылечил тебя от воспаления легких? осведомился он с едким сарказмом. - Подожди, скоро ты его схватишь, вот тогда я тобой и займусь.
      Когда Марку таким малоделикатным образом напомнили о дожде и пронизывающем ветре, он вдруг вздрогнул от холода. Поначалу он был так возбужден, что совсем забыл об этом. Стараясь быть немногословным, Скавр рассказал Стипию обо всем, что произошло. За исключением того, что случилось перед тем в его палатке.
      - Ты кое-что понимаешь в магии. Мог бы ты узнать, в какую сторону они направились? Мы еще можем их догнать. Вряд ли они мчатся сейчас с большой скоростью. К тому же с ними беременная женщина.
      - Еретичка, шлюха!.. - заревел Стипий.
      Марк ударом кулака повалил его на землю.
      Жрец медленно поднялся, вымазанный грязью с головы до ног. Марк ожидал, что сейчас служитель Фоса треснет от злости. Но он только проговорил умоляюще:
      - Прости.
      Трибун моргнул. Но Стипий говорил искренне. Когда мир таким образом был восстановлен, жрец перешел к делу:
      - Я знаю заклинание на поиск людей или вещей. Но не могу сказать, как оно сейчас сработает. Это совершенно не из области моих профессиональных познании. Ну... ты послал бы ковать мечи серебряных дел мастера?
      - Попытайся.
      - Мне нужно что-нибудь из вещей, принадлежавших беглецам.
      - Я принесу их в твою палатку, - сказал трибун. - Подожди меня там.
      Марк побежал к своей палатке. Грязь хлюпала под босыми ногами, как холодное тесто. Вещь, принадлежавшая одному из беглецов...
      Его остановили Сенпат и Неврат, оба вооруженные, готовые выехать.
      - Что мы должны делать? - спросил Сенпат с седла. Его голос звучал осторожно и подчеркнуто нейтрально. К этому времени уже весь лагерь знал о том, что произошло.
      - Возьми с собой полдюжины солдат и скачи к первой же большой усадьбе. Забери там всех лошадей, каких найдешь. Мы должны схватить Дракса. Помнишь, как мы гнались за Ортайясом после Марагхи? После этого я хорошо усвоил одну истину: пешему за конным не угнаться.
      Молодой васпураканин коротко кивнул и поскакал к лагерю. На ходу он выкрикнул шесть имен, собирая себе отряд.
      Неврат склонилась с седла. Марк видел на се лице сочувствие и понимание.
      - Прости и меня, - сказала она. - Ведь это я нашла каменную конюшню. Не случись этого - вообще ничего бы не случилось...
      Марк покачал головой:
      - С тем же успехом можно обвинять и толстого напыщенного индюка, который выстроил эту конюшню. Ведь это я установил стражу, ведь это я...
      Горло у него перехватило. Неврат поняла. Казалось, она всегда его понимала.
      - Не обвиняй ее слишком сурово. Она сделала это не потому, что коварна по натуре, не потому, что подла... И не из ненависти к тебе, мне кажется.
      - Знаю, - хмуро отозвался трибун. - Но именно поэтому так тяжело...
      Он высвободил руку, когда Неврат дружески сжала его пальцы, и ушел. Она долго смотрела ему вслед, а затем понеслась следом за своим мужем.
      Вернувшись в палатку, Марк набросил на мокрые плечи свой красный плащ. Походный сундучок Хелвис все еще стоял там, куда она его поставила, - на краешке спального мешка. Марк открыл замок, откинул крышку. Почти на самом верху он увидел маленький плоский кусочек дерева - икону, которую он подарил ей несколько месяцев назад. Его глаза сузились от боли. Марк с силой ударил себя кулаком по бедру, словно желая вонзить в себя нож.
      Потом он взял себя в руки, забрал икону и отправился к Стипию.
      - Хороший выбор, - одобрил жрец-целитель, принимая икону из рук трибуна. Святость Фоса поддерживает любое заклинание и усиливает его. Святой же Несторий, как тебе известно, особенно почитаем у намдалени.
      - Делай свое дело, - сказал Скавр сквозь сжатые зубы.
      - Помни, я не делал этого много лет, - предупредил Стипий.
      Жрец распростерся перед иконой, а потом взял ее в правую руку и поднял над головой. Он начал напевно читать заклинания на архаическом видессианском языке, к которому часто прибегали жрецы Фоса. Левой рукой он делал быстрые движения над кружкой с вином, в которой плавала длинная щепка. Один конец щепки был выкрашен голубым - цвет напоминал тот, в который облачаются жрецы Фоса. Заклинание оканчивалось высокой нотой.
      Марк вспомнил, как читал такое же заклинание Нейп в Видессе, когда искал пропавший документ. Ритуал почти не отличался, только приказ в устах Стипия прозвучал скорее просяще, нежели повелительно. Затем Стипий сделал благодарственный жест.
      - Благословен будь. Добрый Бог, Светлый Разум! - выдохнул Стипий, увидев, как щепка закрутилась, будто гвоздь, притянутый магнитом. Конец щепки, вымазанный голубой краской, указал на юго-восток.
      - Значит, к побережью. - Марк обращался больше к себе, чем к жрецу. Затем, повернувшись к Стипию, он добавил: - Поедешь с нами и будешь повторять заклинание каждые два часа, чтобы мы не сбились с пути.
      Стипий злобно посмотрел на трибуна, но отказать не решился.
      * * *
      Отряд выступил на поиски незадолго до рассвета. Легионеры ехали на весьма разнообразных животных: имелись две настоящие верховые лошади, с седлами и стременами, полдюжины вьючных лошадок, две из которых были слишком стары для работы, и три тяжеловоза с большими копытами.
      - Жалкий сброд, - оценил их Сенпат Свиодо, когда представлял свою добычу Марку, - но нам пришлось обшарить четыре усадьбы, чтобы наскрести хотя бы это. Крестьяне по большей части держат быков или мулов.
      - Что ж, намдалени тоже не на кровных рысаках, - ответил трибун.
      Шум в римском лагере разбудил владельца усадьбы. Когда он узнал, что его лошади украдены, то разразился воплями. Эти крики до сих пор звенели у Скавра в ушах. Ругаясь и проклиная римлян через слово, он не забыл хорошо описать внешний вид своих лошадей. Несмотря на явное преувеличение их достоинств, Марк сомневался, чтобы те сколько-нибудь годились для кавалерии.
      Дождь превратился в легкую морось, а потом и вовсе прекратился. Холодный северный ветер гнал по небу рваные тучи.
      Стипий то и дело отхлебывал глоток-другой вина, чтобы согреться. Жрец-целитель прихватил с собой немалый запас, поскольку вино, по его словам, было необходимо для магии. Однако что необходимо для магии, может помешать верховой езде: Стипий покачивался на своем тяжеловозе, как корабль на волнах штормового моря.
      Марк, который был крупнее и выше, чем большинство его солдат, взял себе верховую лошадь. Сидя в удобном седле и чувствуя, как шевелятся под ним мышцы лошади, Скавр ощутил себя наконец заправским видессианином. Необходимо найти беглецов? Отлично, под рукой имеется магия. Заклинания Стипия - вовсе не чудо, при виде которого люди застывают с разинутым ртом; это такой же инструмент, как долото или пила. Нужно догнать бежавших намдалени? Лучше преследовать их конными, а не полагаться на свои ноги.
      Другие мысли также назойливо вертелись у него в голове. Пытаясь подавить отчаяние, Марк прибегал к своей стоической философии. Он снова и снова напоминал себе о том, что нет такой беды, которой человек не в состоянии перенести; что природа позаботилась наделить человека защитными механизмами для преодоления любого горя... Нет смысла быть рабом своих чувств... Человек не должен отказываться от своей воли и забывать о жестком самоконтроле...
      Он повторял эти истины снова и снова. Как же мало помогали они ему сейчас!..
      Встречая пастухов, трибун неустанно расспрашивал их о беглецах.
      - Да, неслись как одержимые. Это было на рассвете, - сообщил легионерам пастух, встреченный ими около полудня. - Что, натворили что-нибудь?..
      Его узкие глаза с интересом оглядывали отряд из-под шерстяной шапки, низко надвинутой на лоб.
      - Мы здесь не на маневрах, - кратко сказал Скавр.
      Пастух усмехнулся, но трибун уже пришпорил свою лошадь.
      - Мы их догоняем, - сказал Марку Сенпат Свиодо. Марк молча кивнул.
      - Как ты поступишь с Хелвис? - спросила его Неврат. Марк стиснул зубы так, что они заныли, но ничего не ответил.
      Спустя некоторое время Стипий повторил заклинание. Щепка снова передвинулась, на этот раз указывая почти точно на восток.
      - Туда, - сказал жрец-целитель. В его голосе прозвучала нотка довольства. Он явно радовался тому, что уже второй раз заставил магию работать. Желая вознаградить себя за такой успех, Стипий сделал изрядный глоток вина.
      Побережье приближалось. Мягкий чернозем сменился песком. Вдали парили чайки и альбатросы, сильный морской ветер разносил их громкие крики. Всадники проскакали мимо рощицы сливовых деревьев. Ветви гнулись под тяжестью крупных темных слив. Из-под копыт летели выброшенные на берег приливом водоросли. Море, серое и суровое, под стать грозному небу, нависшему над ним, с шумом обрушивало на берег волну за волной.
      Скавр провел языком по губам и ощутил вкус соли. Но на желтом песке не было ни одного следа.
      - Куда нам теперь?.. - крикнул он Стипию, пытаясь перекрыть шум прибоя.
      - А-а... ща-ас узнаем... Да? - ответил Стипий, мигнув, как сова.
      Сердце Скавра упало, когда он увидел, что жрец мешком свалился с коня. Бурдюк болтался у Стипия на боку, как нищенская котомка, сморщенный, точно печеное яблоко. Жрец выцедил в кружку последние капли. На его толстом лице показалась жалкая улыбка. Он так и не смог вспомнить заклинание. Держа икону святого Нестория над головой, он пролепетал что-то на архаичном языке, но даже трибун понял: жрец просто бубнит одни и те же слова по нескольку раз, нелепо шевеля рукой. Щепка в кружке плавала бесполезной деревяшкой, она и не собиралась превращаться в стрелку.
      - Ты ни на что не годный идиот, - сказал жрецу Скавр. Трибун был слишком взвинчен, чтобы сдерживать гнев.
      Бормоча нечто - видимо, извинения, - Стипий начал сначала. Опрокинул кружку. Песок жадно поглотил остатки вина.
      Полный бессильной ярости, трибун с усталым гневом послал жрецу проклятие.
      Тит Пуллион вытянул руку, указывая куда-то вперед:
      - Вон там - столб дыма.
      Марк поднял голову. Так и есть! Столб дыма в южном направлении. Ветер немного сносил его ветром.
      - Мы должны были заметить его раньше, - сказал Сенпат Свиодо. - Проклятие на эти облака! Они ненамного светлее дыма.
      - Вперед. - Марк снова прыгнул в седло и ударил пятками по бокам лошади. С легким сердитым фырканьем она побежала быстрее. Трибун обернулся на крик жреца:
      Стипий безуспешно пытался вскарабкаться на лошадь.
      - Бросьте его здесь, - приказал Скавр легионерам.
      Отряд помчался на юг. Песок полетел из-под копыт. Всадники обогнули небольшой каменный утес и увидели костер, пылавший на песке. Это было менее чем в километре. Сердце Марка забилось сильнее. Возле костра стояли две лошади. Другие бродили по берегу, подбирая скудную траву.
      Сенпат пришпорил лошадь. Остальные понеслись за ним. Подпрыгивая в седле, Скавр из последних сил старался не навернуться с лошади. Соленый северный ветер дул ему в лицо. Глаза слезились.
      Но если Марк каким-то образом умудрился усидеть, то легионер Флор оказался менее удачлив - он рухнул на песок. Конь убежал. Ворен насмешливо крикнул что-то незадачливому товарищу, но тут же сам чуть было не присоединился к нему.
      Поскольку римляне были слишком заняты тем, чтобы усидеть на лошади, то одна Неврат заметила у берега корабль. Широкий квадратный парус был опущен, а кливер удерживал корабль носом к ветру. Борта и палуба были выкрашены в зеленый цвет - цвет морской волны, чтобы сделать судно как можно менее заметным. Цвет напомнил Марку печати Дракса. С внезапной тоскливой уверенностью трибун понял, что это не имперский корабль. Это намдалекский корсар - один из тех, что рыскали в видессианских водах.
      - Смотри!.. - крикнула Неврат.
      И Марк увидел длинную шлюпку, которая спешила от берега к кораблю. Порыв ветра взметнул копну волос женщины и спустя миг отбросил их ей на лицо. Справа и слева от женщины сидело по маленькой детской фигурке... Женщина неотрывно глядела на берег. Вот она подняла руку, показала на приближающихся легионеров и крикнула что-то. Скавр. не мог расслышать слов, но он сразу узнал это певучее контральто. Гребцы начали быстрее взмахивать веслами. Шлюпка удалилась от берега метров на двести.
      Натянув лук, Сенпат вошел в море и остановился, когда вода коснулась брюха лошади. Он натянул тетиву до уха и пустил стрелу, Марк пробормотал невнятную молитву. Он и сам не знал, о чем просит: то ли о том, чтобы Сенпат попал в цель, то ли о том, чтобы он промахнулся. Стрела плеснула в нескольких метрах от правого борта шлюпки.
      Гребцы работали из последних сил, как одержимые.
      Сенпат положил на тетиву вторую стрелу, но тут же грязно выругался: тетива сорвалась с лука. Неврат подъехала к нему, желая помочь. Но ее лук был более легким и посылал стрелы не так далеко. Сенпат наконец сделал второй выстрел. Теперь стрела не долетела и до кормы шлюпки. Молодой васпураканин сделал третью попытку, желая доказать себе, что первая стрела не была случайной удачей. Но затем он покачал головой и вернул Неврат ее лук.
      Лицо Скавра было мокрым. Поначалу он подумал, что это дождь начался снова, но потом понял, что плачет. Ужаснувшись, он попытался остановить слезы, но не смог. Тогда Марк низко опустил голову, уставившись себе под ноги. Слезы жгли ему глаза.
      Едва только беглецы поднялись на борт, намдалени распустили парус. Ветер весело заплескал в холстине. Парус вздрогнул, как живое существо. Когда трибун снова поднял голову, под бушпритом корабля уже закипала белая пена. Корабль, подгоняемый ветром, стремительно уходил на восток. Никто из стоящих на палубе не обернулся назад.
      События последующих двух дней Марк почти не запомнил. Боль утраты, отчаяние, вызванное предательством близкого человека, изгладили подробности из его памяти. Эти дни остались в туманной дымке. Вероятно, он вернул лошадей - и конфискованных в усадьбах Сенпатом, и украденных беглецами. Вероятно. Он не помнил. Во всяком случае, в западные пригороды столицы, к Бычьему Броду, он вышел пешим.
      Единственное, что запомнилось ему во всех подробностях, был вечер, проведенный с Сенпатом и Неврат. Мелочь, которая при других обстоятельствах быстро вылетела бы из головы.
      В тот вечер васпуракане, пытаясь спасти трибуна от черного отчаяния, купили огромную амфору вина и вдвоем приволокли ее к Марку. Они вкатили ее по лестнице на второй этаж и подтащили прямо к дверям маленькой комнатки, которую снимал в те дни Марк.
      - Эй, - сказал трибуну Сенпат и извлек из сумки кружку, - давай-ка, пей.
      Резкий тон не оставлял места отказу. Скавр выпил. Горе изглодало его. Обычно весьма умеренный в выпивке, в ту ночь Марк лишь приветствовал возможность погрузиться в пустоту. Лишь бы не чувствовать больше этой изматывающей, жгучей боли...
      Скавр вливал в себя вино со скоростью, которая ужаснула бы самого Стипия. Оба молодых васпураканина не могли состязаться с ним в этом. И потому они очень скоро просто уселись, покачиваясь, на полу, обнявшись и расцветая глупыми пьяными улыбками.
      И все же Марку не удалось полностью провалиться в забытье. Память о случившемся горела в его мозгу во всех подробностях. И эти подробности были ужасны в своей выпуклой, почти зримой, почти осязаемой отчетливости.
      Вино развязало далекие воспоминания, которые, как считал Марк, он похоронил давным-давно...
      Дождь шумел за окном, косые струи хлестали по окнам. Марк расхаживал взад-вперед по комнате, во все горло декламируя большие отрывки из пьесы Еврипида "Медея". Он заучивал их, когда занимался греческим языком. Это было очень давно...
      Когда Марк прочитал "Медею" в первый раз, он, как и рассчитывал автор, был целиком на стороне героини. А сейчас, похоже, Скавр совершил ту же ошибку, что и самоуверенный Ясон. Да, самую большую ошибку, какую только может совершить мужчина, когда легкомысленно относится к чувствам женщины и не задумывается о последствиях. Смешно! Скавр попал в то же положение, что и Ясон. И только теперь он заметил, что страдание разделено между Медеей и Ясоном поровну. Это тоже одна из особенностей пьес Еврипида.
      Сенпат и Неврат слушали строки из греческой трагедии со смешанным чувством непонимания и восхищения.
      - Это действительно настоящая поэзия, - сказал наконец Сенпат. Его музыкальный слух улавливал и звучность стихов, и четкость ритма. - Но что это за язык? Это не тот, на котором вы, римляне, разговариваете между собой.
      Хотя Сенпат и его подруга знали всего несколько латинских слов, они распознавали латынь в общем потоке речи.
      Трибун не ответил. Вместо этого он выпил еще один большой глоток вина, тщетно пытаясь заглушить страшные и горькие воспоминания. А они все не хотели уходить... Кружка задрожала в его руке, и он пролил несколько густых красных капель себе на ноги. Даже Медея не соблазняла Ясона, когда задумала лишить его детей и бежать на крылатой колеснице...
      - Неужели бывало такое, чтобы женщина так бессердечно воспользовалась любовью мужчины?.. - выкрикнул он.
      Он не ожидал ответа, но Неврат высвободилась из объятий мужа.
      - Насчет мужчин - не знаю, - проговорила она, пристально посмотрев на него. - Повернись лучше в другую сторону. Если можешь. И тогда ты увидишь... Алипию Гавру.
      Марк остановился, уставился на Неврат... И швырнул полупустую кружку в стену. Он мгновенно устыдился собственной жалости к самому себе. Испытания, которые привелось вынести дочери Маврикия, затмили горе Марка, как солнце затмевает луну.
      Трусость Ортайяса Сфранцеза стоила Маврикию жизни при Марагхе. Сам-то Ортайяс при бегстве уцелел. Уцелел - и захватил престол Видесса.
      Сфранцезам, знатному и богатому чиновному роду, и раньше доводилось сажать на престол императоров. Желая закрепить свои права на трон, они вынудили Алипию стать женой Ортайяса. Алипию, чья семья всегда боролась против Сфранцезов, их влияния и их грабительской политики.
      Сам Ортайяс, глупый, никчемный человечек со вспышками дурацкого энтузиазма, самонадеянный и трусливый, был жалкой игрушкой в руках своего дяди Вардана. А Вардан, чья жестокость не была ни случайной, ни глупой, уже не один год бросал жадные взгляды на Алипию. Слабовольный племянник не жил со своей женой, отдав ее в безраздельную власть дяди. Дочь Маврикия была наложницей Вардана в течение всего короткого, печально знаменитого правления Сфранцезов.
      Когда власть Вардана пала, Скавр невольно стал свидетелем позора девушки. Но вместе с тем увидел он и то, что Алипия не покорилась обстоятельствам, что дух и воля ее не сломлены - а ведь она попала в самое настоящее, унизительное рабство.
      Марк неловко склонился к Неврат и коснулся губами ее руки. Когда он попытался добавить несколько слов признательности, горло у него перехватило, и он зарыдал.
      Но это были очищающие слезы, и в них чудились первые признаки выздоровления от тяжелой болезни. Вино наконец взяло свое: Марк не слышал, как Неврат и ее муж поднялись и тихонько вышли из комнаты.
      * * *
      В Палате Девятнадцати лож было холодно. Трибун чувствовал себя очень одиноко, когда докладывал о последних событиях Маврикию Гавру. Сенпат Свиодо, Неврат и Стипий сопровождали Марка в столицу. Остальных Скавр отослал назад, в Гарсавру. Гаю Филиппу не помешают солдаты, зато в Гарсавре легионеры не рискуют попасть Автократору под горячую руку.
      Марк рассказал Туризину правду, умолчав только о том, что произошло в палатке между ним и Хелвис.
      Туризин погрузился в каменное молчание, поглядывая на Марка сквозь скрещенные пальцы.
      Когда Марк впервые встретил Туризина, на лице молодого Гавра можно было прочесть все его чувства. За короткий срок Туризин овладел искусством владыки не показывать собеседнику лишнего. Сейчас глаза Императора абсолютно ничего не выражали.
      А затем величественный фасад Непогрешимого Властителя треснул и развалился - и перед Марком предстал живой человек.
      - Будь ты проклят, Скавр! - проговорил он тяжело. Слова падали одно за другим, как камни. - Почему, проклятие, всегда приходится любить и ненавидеть тебя одновременно?
      Офицеры, окружавшие на совете Императора, зашевелились. Римлянин не слишком хорошо знал их, и они почти не знали Марка. Большинство были молодыми людьми. Их возвышение началось во время последней военной кампании. Трибун в то время находился далеко от столицы - он воевал в западных провинциях. Все эти новые офицеры заменили многих военачальников Туризина, которые вместе со Скавром служили еще под началом Маврикия. Одни из ветеранов были мертвы, другие попали в опалу как мятежники...