- Думаю, ничего дурного с нами не случится, - сказал Горгид. Ответом ему были два одинаково несчастных взгляда - Скилицеза и Гуделина. В первый раз за долгое время путешествия солдат и чиновник пришли к полному единодушию.
      Только теперь старый аршаум понял наконец, что видессиане колеблются. Приветливо махнув рукой, дабы ободрить смятенное посольство, шаман неуклюже зашагал к костру, миг - и пламя охватило его со всех сторон.
      Однако смертоносный огонь не коснулся шамана. Старик сделал несколько шагов, потоптался в самой середине костра. Посольство Империи и стоявший неподалеку Боргаз смотрели на него во все глаза.
      Когда старый аршаум вышел из пламени, они увидели: ни клочка на его лохматой одежде не обгорело. Шаман снова махнул рукой, приглашая последовать его примеру.
      Несомненно, Гуделин был наделен своеобразным мужеством. Собравшись с духом, он сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:
      - Не для того я добрался до самого края карты, чтобы пострадать от кочевника.
      Он быстро приблизился к костру. Старый шаман дружески похлопал его по плечу, взял за руку и ввел в огонь. Языки пламени охватили обоих со всех сторон. Ланкин Скилицез прикусил губу, когда сквозь веселое потрескиванье костра донесся торжествующий голос Гуделина:
      - Цел и невредим. Благодарю. Чувствую себя не хуже плохо прожаренного мяса.
      Скилицез стиснул зубы и шагнул вперед. Невозмутимый шаман появился перед ним из пламени. Офицер начертил знак Фоса у сердца и принял протянутую руку шамана.
      Через несколько минут от вернулся из пламени и доложил, лаконичный, как всегда:
      - В порядке.
      Затем старый шаман кивнул Горгиду. Несмотря на всю свою уверенность, грек ощутил легкую дрожь. В свете ослепительного белого пламени он сузил глаза. Интересно, сколько потребуется времени, чтобы жалкая улыбка Гуделина стала вновь нормальной? Однако рука старого шамана была холодной и твердой, она настойчиво тянула в огонь.
      Как только Горгид вошел в костер, ощущение жара пропало. Было слегка прохладно, как в летний вечер. Он даже не вспотел. Грек раскрыл глаза. Белый свет окружал его, но не слепил. Глянув себе под ноги, он обнаружил, что не касается ногами красных углей. Шалман рядом с ним что-то тихо выпевал. Впереди была темнота. Ночь казалась еще более черной по сравнению с ярким светом, что окружал их.
      Горгид неловко вывалился из костра. Гуделин подхватил грека и помог ему обрести равновесие. Как только глаза снова привыкли к темноте, Горгид увидел, что Скилицез завороженно глядит на костер.
      - Только свет, - шептал офицер, потрясенный пережитым. - Это, должно быть, свет рая, исходящий от милосердного Фоса.
      Гуделин был настроен более прозаически.
      - Если все это имеет хоть какое-то отношение к Фосу, то огонь сделает из негодяя Боргаза свежий бифштекс, чем окажет нашей богоспасаемой Империи неоценимую услугу.
      Горгид тоже втайне надеялся на это. Но через несколько минут шаман вышел из костра рука об руку с посланником Иезда. На этот раз грек внимательно посмотрел на Боргаза. Да, Вулгхаш, каган Иезда, не отправил к Аргуну какого-то мелкого князька-полуварвара. На подобную оплошность нечего было и рассчитывать. Предками Боргаза, несомненно, были макуране, древний народ с великой историей. Государство Макуран много веков было ровней Видессу. А потом из степей туда хлынули йезды...
      Боргазу было лет сорок пять. Он был высок и худощав. На миг посланник Вулгхаша повернулся к старому шаману, и его профиль четко выделился на фоне пламени. Орлиный нос придавал его аристократическому лицу гневное выражение. Подбородок иезда сильно выступал вперед, скулы резко выдавались на лице. Густая курчавая черная борода и недлинные усы на верхней губе не скрывали рта - широкого, с большими, хорошо очерченными губами.
      Боргаз приблизился к посланникам Империи с насмешливым полупоклоном.
      - Любопытен весьма эксперимент сей, - заметил он. Он изъяснялся на языке Империи вычурно и старомодно, но акцент в его речи был очень слабым. - Кто бы мог помыслить, что сии варвары располагают столь могущественными колдунами?
      Горгид ничего не сумел прочитать в черных глубинах его глаз. Несомненно, Боргаз был сильным, уверенным в себе человеком.
      Реплика иезда заставила Скилицеза очнуться от раздумий. Он коснулся рукояти меча.
      - Ну так как, не исправить ли мне то, в чем ошиблось пламя?
      Боргаз спокойно встретил его яростный взгляд. У посла Йезда не было при себе оружия. Он невозмутимо вертел в пальцах блестящую бронзовую пуговицу (возможно, даже золотую). На нем был кафтан из плотной шерстяной ткани. Фалды этого кафтана сзади были длиннее, чем спереди. Под кафтаном видна была рубаха из легкой ткани, расшитой вертикальными цветными полосами.
      - Почему ты думаешь, что сердцем я чист менее твоего? - спросил он иронически.
      Горгида поразили его руки - тонкие, изящные, с длинными пальцами. Руки хирурга, подумал грек.
      - Потому что так и есть, проклятие, - отозвался Скилицез. Толмачу и воину не обязательно придерживаться этикета - в отличие от дипломата.
      - Тише, тише, друг мой. - Гуделин положил руку на плечо Скилицеза. Правда, скорее всего, заключается в том, что наш коллега из Иезда и сам колдун, хотя решительно не желает признаваться в этом. Ведь это его чары победили пламя.
      Обращаясь исключительно к Скилицезу, Гуделин наблюдал за Боргазом: не вызовет ли это едкое замечание какого-нибудь неосторожного слова. Но Боргаз был слишком скрытен и не попался на столь простую удочку.
      - Зачем мне магия? - молвил он, улыбаясь. Прочитать что-либо на его лице было не проще, чем на маске шамана. - Воистину желаю я этому Аргуну одного лишь добра, если, конечно, свершит он должное, но не непотребное.
      На мгновение маска все-таки соскользнула - и обнажились клыки хищного зверя!
      Виридовикс отхлебнул из бурдюка с кумысом. Таргитай громко рыгнул и погладил себя по животу.
      - Хороший кумыс, - заметил он. - Мягкий и крепкий одновременно, как передние ноги мула.
      - Говоришь, мула?
      Виридовиксу все реже требовалась помощь Липоксая. Он уже многое понимал из речи хаморов, хотя при всякой возможности старался отвечать по-видессиански.
      - Ну да, он и пахнет-то как ноги осла. Ах, как не хватает мне моего любимого винца.
      Некоторые из кочевников усмехнулись. Другие, наоборот, нахмурились: не всем было по душе слушать, как кельт насмехается над их традиционным напитком.
      - Что он говорит? - спросила жена Таргитая, Борэйн. Как все женщины в клане, она не понимала по-видессиански.
      Вождь передал ей слева Виридовикса. Борэйн усмехнулась.
      Жена вождя была крупной, полной женщиной, уже утратившей свою былую красоту. Как бы желая возместить потерю, она не отказывала себе в других радостях. Борэйн была очень смешлива, и когда она громко хохотала, точно маленькая девочка, ее могучий живот колыхался.
      Глядя на прекрасную Сейрем, ее дочь, легко представить себе, сколь красива была Борэйн лет двадцать тому назад. Да, Сейрем очень красива...
      - Если наш брат не любят кумыс, - сказало Сейрем Таргитаю, - то, может быть, ему больше по душе придется пуховый шатер.
      - Что она говорит? - спросил Виридовикс у Липоксая.
      - Пуховый шатер, - энари перевел выражение дословно. Липоксай, похоже, не считал, что требуется дополнительное разъяснение: для него самого "пуховый шатер" был вещью вполне обыденной.
      - Клянусь хвостом моего самого сильного быка! - вскричал Таргитай. - Он не знает, что такое пуховый шатер! - Вождь повернулся к слугам. - Келермиш! Тарим! Треножник, подставки и семена - несите сюда!
      Слуги стали рыться в кожаных мешках, что висели на северной стороне шатра. Младший, Тарим, принес круглый треножник, заполненный почти доверху большими плоскими камнями. Таргитай поставил треножник на огонь, чтобы разогреть камни.
      Келермиш подал вождю небольшой мешочек размером с кулак, развязал шнурок и высыпал на ладонь какой-то мусор: зеленовато-коричневые листья, веточки и семена. Тщательно перемешал их.
      При виде недоуменного взгляда Виридовикса Таргитай сказал:
      - Это конопля.
      - Ты собираешься делать веревку?
      Как не хватало сейчас Виридовиксу Горгида! Всезнайка-грек растолковал бы ему, в чем смысл этой бессмыслицы. Таргитай в ответ только фыркнул.
      Тарим и Келермиш сняли с потолка тонкие пуховые одеяла и принялись укладывать их на колья вокруг костра - как бы сооружая шатер внутри шатра.
      Таргитай посмотрел на треножник. Камни уже накалились докрасна. Удовлетворенно хмыкнув, он вытащил из огня бронзовый ковшик. Когда вождь хаморов аккуратно поставил ковшик перед Виридовиксом, остальные сгрудились рядом. Все они старались держаться поближе к кельту.
      - Сегодня ночью ты получишь большое удовольствие.
      - Ну да? А при чем тут эти камешки? Теплые камни могут согреть зимой комнату, но другого применения им я не вижу. Не могу же я их жевать.
      Будь Таргитай видессианином, он уже разразился бы какой-нибудь замысловатой цветистой речью. Но Таргитай не любил красивой болтовни. Он просто бросил на раскаленные камни горсть толченых листьев и семян. Густое облако дыма поднялось над бронзовым ковшом. Запах был совсем не таким, какого ожидал Виридовикс, - он оказался гуще, со сладковатым привкусом. Ноздри кельта дрогнули.
      - Чего ты ждешь? - спросил Таргитай. - Не теряй доброй травки. Наклонись, вдохни глубже.
      Виридовикс наклонился над ковшиком так низко, что жар дохнул ему прямо в лицо. Кельт втянул ртом большой клуб дыма, поперхнулся и отчаянно закашлялся, пытаясь выплюнуть едкий дым. В груди и горле першило так, будто он наелся сухой травы или надышался смолой. Слезы текли у него по щекам.
      - Мое несчастное обгоревшее горло, - сипло выдохнул он. Его голос прозвучал незнакомо. Куда только делся мягкий баритон кельта! По мнению кочевников, кашлял этот верзила довольно забавно. Их дружный хохот лишь ухудшил его плачевное состояние.
      - Вот самый плохой способ дышать зельем. Ты только раздуваешь его, весело хмыкнул Таргитай. Он мелко втягивал в себя дым, задерживая его в легких. Кельт даже испугался, что вождь сейчас лопнет. Но другие хаморы делали то же самое, улыбаясь с довольным видом.
      - Он новичок, отец. Я думаю, ты сделал это нарочно, - обвиняюще сказала Сейрем. - Дай ему попробовать еще раз.
      Вождь - суровый старый воин с густыми бровями и изогнутым носом - глядел так невозмутимо, так величественно, что, казалось, обвинить его в чем-либо было просто немыслимо. Подозревать подобного человека в том, что он озорничает?!
      Таргитай бросил на горячие камни новую горсть семян и листьев. Новые клубы дыма поднялись в воздух. Вождь приглашающе махнул Виридовиксу.
      На этот раз кельт вдохнул куда осторожнее - и не смог удержаться от новой гримасы. Как ни приятно пахла травка, дым рвал горло, точно наждак. Кельт снова кашлянул, но на этот раз удержал в себе дым, стиснув зубы.
      Когда он наконец выдохнул, изо рта вылетело маленькое облачко пара, будто в холодное утро. Любопытно. Виридовикс размышлял над этим несколько секунд, которые, казалось, вились целую вечность. Тоже интересно. И необычно.
      Виридовикс взглянул на Таргитая сквозь дымный воздух, становившийся все гуще и гуще. Вождь продолжал подбрасывать коноплю на треножник.
      - Уф! Крепкая штука.
      Таргитай снова втянул дым и не ответил.
      На этот раз Внрндовикс не терял времени даром. Он глубоко вдохнул очередную порцию и почувствовал, что у него заслезились глаза. Тяжесть окутала его мягко и непреклонно. Ощущение было совершенно не таким, как после доброй выпивки. Кельт любил выпить и потом всегда был готов что-нибудь спеть или подраться. Но сейчас ему казалось, что он отделен от всего мира. Приятно. Он знал, что может взлететь. Может делать что угодно. Однако он не видел никакой необходимости делать хотя бы что-нибудь. Даже думать становилось тяжело.
      Он сдался. Навалился на локоть, лениво глядя на кочевников. Одни, как и он, лежали на кошмах. Другие переговаривались тихими, густыми, низкими голосами. Липоксай играл на костяной флейте. Ноты, сверкая в воздухе, увлекали Виридовикса за собой. Его глаза встретились с глазами Сейрем. Легкая улыбка скользнула по его лицу. Он был не прочь и поднапрячься... Но здесь был не рабский поселок, а Сейрем, к сожалению, не крестьянская девка, с которой можно развлекаться в свое удовольствие.
      - Какая досада! - сказал он по-кельтски.
      Борэйн заметила, какими жадными глазами кельт уставился на ее дочь. Она сказала что-то Сейрем - слишком быстро, чтобы Виридовикс мог разобрать. Обе громко рассмеялись.
      Хаморы, к удивлению Виридовикса, вообще оказались добродушным и жизнерадостным народом. Просто раньше у кельта не было возможности присмотреться к ним поближе.
      Сейрем спрятала лицо в ладонях и взглянула на Виридовикса сквозь раздвинутые пальцы. Знак безусловного внимания.
      Он заулыбался еще шире.
      - Что она тебе такого сказала, а? - спросил он.
      Обе женщины снова рассмеялись, Борэйн показала, что не имеет ничего против того, чтобы Сейрем ответила. Заливаясь смехом, Сейрем сказала:
      - Она повторила слова Азарми. Он у тебя такой же большой, как ты сам.
      Фраза была произнесена на чужом языке. В голове кельта бродил туман. Поэтому ему потребовалось время, чтобы сообразить, что все это значит и кто такой "он". Когда до Виридовикса наконец дошел смысл сказанного, он ухмыльнулся.
      - Прямо так вот и сказала? - Он уселся прямо, дабы показать, что рост у него действительно внушительный.
      У шатра загремели копыта. Часовые обменялись криками со всадниками. Затем один из них просунул голову в шатер и позвал своего господина.
      Для Виридовикса даже сидеть было нелегким делом. Однако Таргитай, громко выругавшись, тут же вскочил и, расталкивая в стороны людей, сгрудившихся у костра, быстрым шагом пошел к выходу. Когда он откинул полог, струя свежего воздуха коснулась ноздрей кельта. Он радостно и с облегчением вздохнул.
      Один из всадников кричал что-то вождю. Последовала пауза, а потом страшный взрыв ругательств.
      Таргитай ворвался в шатер.
      - Вставайте, бездельники, ленивые ящерицы! Кто-то устроил набег на пастухов!
      Проклиная все на свете, кочевники стали подниматься на ноги. С молниеносной быстротой они начали срывать со стен шатра луки, колчаны со стрелами, мечи, доспехи из жесткой, вываренной кожи. Несколько человек надели металлические шлемы, но большинство просто нахлобучили меховые шапки.
      Широкое лицо Таргитая потемнело от гнева. Когда Виридовикс замешкался, вождь обжег его яростным взглядом.
      - Пойдем, я хочу, чтобы ты был с нами. Здесь пахнет Варатешем.
      * * *
      - Ну и ну... - Гуделин был одновременно и удивлен, и восхищен. - Кто бы мог подумать, что у варваров можно встретить такую роскошь, такое утонченное понятие об этикете?
      Это замечание было сделано sotto voce , когда видессианское посольство подходило к юрте Аргуна.       Горгид не мог не согласиться с чиновником. Могущественный каган аршаумов развел впечатляющих церемоний ничуть не меньше, чем некогда губернатор города Имброс Раден Ворцез, который пытался поразить воображение римлян, когда те только что оказались в Видессе.
      Вместо зонтоносцев высокое положение владыки подчеркивал кочевник, стоявший с копьем в руке у входа в юрту. Под начищенным до блеска наконечником копья развевались три бунчука. Воин был неподвижен, как бронзовая статуя. Другие - не принимавшие такого явного участия в ритуале, но тем не менее охранники - находились здесь же, справа и слева, с луками наготове.
      В телегу с юртой была впряжена обычная степная лошадка, сейчас также неподвижная. Ее серая шкура была отмыта и начищена так, что отливала на солнце серебром, а негустая грива и хвост, тщательно расчесанные, украшены желтыми и оранжевыми лентами. Седло покрывал изумительный по красоте орнамент, а уздечка сверкала золотыми бляшками с узором в виде голов грифонов. Спину лошади покрыли великолепной мягкой оранжевой тканью, которая соединялась у груди, живота и хвоста животного застежками из позолоченной кожи. По краям попоны вились орнаменты: грифы, нападающие на козлов.
      Юрта стояла на двухколесной повозке. В отличие от других юрт, которые видел Горгид, эта была круглой только наполовину. У плоского входа висел черный шерстяной занавес. Еще три бунчука реяли на тонком шесте над самым входом.
      Воин с копьем повернулся и произнес несколько слов сквозь черный занавес. Горгид уловил фразу "посольство Видесса" - он уже слышал ее несколько раз с тех пор, как отряд пересек Шаум. Возникла пауза. Казалось, за занавесом вообще никого нет, но затем он откинулся в сторону. Пауза явно была рассчитана на то, чтобы произвести драматический эффект.
      Изнутри юрта была также выложена черной тканью. Из-за этого фигура Аргуна, сидевшего в кресле с высокой спинкой, казалась еще более впечатляющей.
      Аргун был суровым человеком, встретившим в жизни немало испытаний. Его сын Ариг, стоявший по правую руку от кресла и приветственно улыбавшийся входившим видессианам, был очень похож на отца. Теперь это сходство бросалось в глаза. У обоих - черные волосы и тонкие усы с серебристой сединой, но морщины на лице Аргуна были куда глубже. При виде Аргуна уже сейчас можно было догадаться, каков будет Ариг в старости.
      Аргун был одет в те же меха и украшенную бахромой кожаную куртку, что и его подданные. Одежда кагана была сделана искусно, но без лишней вычурности. Единственным знаком, подчеркивающим его высокое положение, был серый бунчук символ клана, висевший у него на поясе.
      Слева от Аргуна стоял высокий худощавый юноша лет восемнадцати - явно из семьи кагана. Он имел сходство и с Аргуном, и с Аригом, но был куда более красив. Юноша, казалось, хорошо понимал это. Его глаза уверенно скользили по приближающимся посланникам. Он был одет в тунику и штаны, покрытые почти такой же тонкой бахромой, как одежда шаманов. На поясе поблескивали золотые бляхи, нефрит и яшма, а красивые кожаные сапоги были украшены узором из серебряных нитей. Острые скулы, чистая золотистая кожа, ноздри, изогнутые, как крылья чайки, - все это ударило Горгида, словно кулаком.
      Гуделин как глава экспедиции выступил вперед и преклонил перед Аргуном колено - не полная проскинеза, какой приветствовали Автократора Видессиан, но первый шаг к тому. Столь же низко поклонился Гуделин Аригу и незнакомому принцу, стоящему слева от трона.
      Скилицез, на котором лежала обязанность толмача, последовал примеру Гуделина.
      - Ваше Величество, величайший и могущественный каган, владыка Аргун, Ваше Высочество, достойный отпрыск и наследователь, принц Ариг, владыка... - Титулы с дивной легкостью срывались с губ Гуделина. Затем он запнулся, не зная, как титуловать стоящего слева от Аргуна юношу.
      Ариг тихо произнес несколько слов. Юноша наградил Гуделина улыбкой немного кислой - и ответил короткой фразой. Его голос был высоким и приятным, но в нем звучали самоуверенные нотки.
      - Его зовут Дизабул, он сын Аргуна, - перевел Скилицез.
      - Младший сын, - прямо и с нарочитым презрением добавил Ариг, метнув на Дизабула неприязненный взгляд.
      Брат - видимо, великолепно сознающий свою красоту, - сделал вид, что Арига вообще не существует. Младший сын Аргуна держался с подчеркнутой уверенностью.
      Не обратив внимания на эту маленькую семенную перепалку, Гуделин представил Аргуну и его сыновьям членов имперского посольства. Горгид удивился сам себе, когда склонился перед Дизабулом в низком поклоне. Ему хотелось снова и снова видеть это лицо, хотя красивые черты и были отмечены печатью заносчивости. Давно он не видел таких прекрасных лиц.
      Пока каган обменивался приветствиями с посланцами Автократора, остальные кочевники из клана Серой Лошади наблюдали за происходящим из юрт, стоящих на некотором расстоянии от обиталища их повелителя. Когда Скилицез начал переводить слова Гуделина на язык аршаумов, множество любопытных лиц показалось у пологов юрт и закрытых от солнца соломенными циновками окон.
      - Его Императорское Величество Автократор Видессиан Туризин Гавр присылает великому кагану эти дары.
      Несколько солдат Агафия Псоя выступили вперед и поднесли правителю аршаумов подарки Императора. Псой подчеркнул торжественность момента с той грубой простотой, которая живо напомнила Горгиду Гая Филиппа. Один за другим солдаты подходили к трону Аргуна и клали дары перед ним на пол юрты, а затем тотчас же отходили.
      - В знак нашей будущей дружбы Его Императорское Величество преподносит тебе золото.
      Маленький, но тяжелый кожаный мешочек мелодично звякнул.
      Ариг заговорил с отцом. Скилицез чуть дернул уголком рта в полуулыбке, когда перевел:
      - Это старые золотые монеты, Ариг сам их проверял.
      Ариг был достаточно умен, чтобы настоять на качестве золотых монет: войны и восстания, захлёстывавшие Видесс на протяжении последних нескольких десятилетии, заставили имперские власти чеканить золотые с добавками меди или серебра. Судя по улыбке Аргуна, каган тоже знал об этом.
      Дизабулу церемония явно начала приедаться.
      Гуделин слегка замешкался, но быстро пришел в себя.
      - Серебро для великого кагана!
      Превалий, сын Хараваша, принес большой мешок и положил его позади первого. Металлическое пение монет было высокого тона, но не менее приятным.
      - Украшения для прекрасных женщин кагана, пополнение в его сокровищницу: рубины, топазы, опалы, горящие, как огонь, жемчуг, сияющий, словно лунный свет!
      Когда солдат поднес очередной дар, Гуделин открыл мешочек и показал на ладони сверкающую жемчужину. Горгид мысленно поставил ему высший балл за сообразительность: Аргун, который всю жизнь провел вдали от моря, вряд ли когда-нибудь видел жемчуг. Каган наклонился вперед, разглядывая жемчужину, удовлетворенно кивнул и снова откинулся на спинку стула.
      - Превосходные одеяния для величайшего кагана!
      Одни халаты были расшиты золотыми нитями, другие - бархатные или белоснежные, батистовые - украшены золотом и серебром, богатым орнаментом, драгоценными камнями.
      На этот раз подарки пробудили интерес Дизабула. Его отец остался к одеждам равнодушен.
      - И, наконец, последний дар, высочайший знак уважения. Автократор Видессиан преподносит великому кагану сапоги, окрашенные в императорский пурпур.
      Только Император Видесса имел право носить сапоги пурпурного цвета. Если он приглашал кого-то разделить с ним этот символ могущества, то только в знак величайшего уважения. Князь Томонд Намдаленский не носил пурпурных сапог.
      Переводя свои слова через Арига, Аргун отвечал:
      - Прекрасные дары. Сопровождают ли их какие-либо слова?
      - Слова? Будет ли петух кукарекать? Станет ли ворона каркать? пробормотал Скилицез по-видессианскя, пока Гуделин набирал полную грудь воздуха, готовясь к новому извержению риторического вулкана. Ариг тоже усмехнулся, но, будучи сторонником Видесса, не стал переводить отцу язвительную шутку Скилицеза.
      Гуделин зло покосился на своего товарища и приступил к торжественной речи, коею приготовлял не единый уж день:
      - О мужественный и наиславнейший Аргун! Наш великий Император, Автократор Видессиан, державный Туризин Гавр, через меня, своего посланника, желает, дабы удача всегда и вечно сопутствовала тебе во всех начинаниях твоих, равно как желает он и того, чтобы вечные узы дружбы соединяли тебя и наиславнейший клан твой с Империей Видесс! Сокровеннейшее желание моего владыки - дабы ты выказывал свою доброту также нам, посланникам великой Империи. Да поразишь ты смертью и поражением великим всех твоих врагов! Да наградишь ты любовью друзей своих! Пусть никогда не проляжет злая вражда между народами нашими, ибо неприязнь губительна для уз дружбы, в то время как...
      - Помедленнее, дьявол по твою душу! - отчаянно прошептал Скилицеэ. - Я давно уже перестал соображать, что ты там несешь. Как же мне переводить, да еще так, чтобы и они это поняли?
      - Им не обязательно понимать все это в точных деталях, - ответствовал Гуделин и торжественно взмахнул рукой. - Я всего лишь произношу то, что необходимо в подобных случаях. - Он снова поклонился Аргуну. - Люди клана Серой Лошади и все чада твои и домочадцы, какие только есть у тебя, величайший каган, - все они приятны сердцам нашим и близки душам нашим. Пусть же неприязнь никогда не закрадывается в наши отношения, равно как и в отношения между нашими державами.
      Он отступил на шаг в знак того, что речь его закончена.
      - Очень красиво, - произнес Ариг. Годы, проведенные в Видессе, помогли старшему сыну кагана лучше оценить риторические перлы Гуделина, чем это могли сделать его отец или брат.
      - Я... - перебил его каган.
      Ариг кивнул, немного растерявшись. В присутствии Аргуна он был всего лишь почтительным сычом - от чего также немного отвык, находясь в столице Империи в качестве высокого посла могущественного народа аршаумов.
      - Мой отец желает отвечать вам через меня. Не обижайся, Ланкин. Ты хорошо говоришь на нашем языке, но...
      - Разумеется, - быстро согласился Скилицез.
      - Это высокая честь для нас - услышать ответ кагана, - добавил Гуделин изысканно.
      Горгид приготовился выслушать еще одну высокопарную речь. Но Аргун произнес две лаконичные фразы и замолчал.
      Его сын перевел:
      - Приношу свою благодарность за подарки. Я приму окончательное решение после того, как выслушаю слова, присланные мне из Иезда.
      Гуделин разинул рот.
      - И это все? - пискнул он. Чиновник растерялся до такой степени, что разом позабыл и манеры, и риторику, и красивые слова. Он выглядел так, словно его пырнули ножом. Затем, опомнившись, Гуделин медленно, с поклонами, отступил в сторону.
      - "Приношу свою благодарность за подарки". И все! - Бюрократ выругался так сочно, словно всю жизнь провел в казарме.
      - Ты говорил очень хорошо. Аргун ответил тебе так кратко, потому что стиль кочевников отличается от имперского, - сказал Гуделину Горгид. - Кочевники умеют наслаждаться видессианским красноречием не хуже имперцев. Вспомни Олбиопа! Аргун, как мне кажется, умный и хитрый вождь. А ты что, ждал, что он сразу скажет тебе "да" или "нет", не выслушав предварительно обе стороны?
      Гуделин, немного утешенный, покачал головой.
      - Я бы очень хотел этого, - сказал Скилицез.
      Боргаз, посол из Иезда, уже сходил в юрту кагана. Скилицез провожал его таким гневным взглядом, будто они встретились на поле битвы.
      Как и Гуделин, посол Иезда преклонил перед Аргуном колено, но величие момента немного нарушила мелкая неприятность: черная шелковая шапочка упала с головы Боргаза. Однако йезд быстро пришел в себя и заговорил с каганом на языке аршаумов.
      - Чума! - одновременно произнесли Горгид и Гуделин. Затем грек сказал:
      - Но одного этого недостаточно, чтобы заставить Аргуна склониться на его сторону.
      - Ш-ш!.. - Скилицеэ послушал немного и добавил: - Все не так уж плохо. У негодяя довольно жесткий хаморский акцент. Этого вполне достаточно, чтобы заставить любого аршаума смотреть на него сверху вниз.
      - О чем он говорит? - спросил Гуделнн.
      - Та же чушь, что молол ты, Пикридий. Дружба, приязнь... А, нет, подожди-ка. Что-то новенькое. Он говорит, что Вулгхаш - чтоб его заморозил Скотос! - знает, какой великий воин - вождь Аргун, и посылает ему дар, достойный воина.
      Повинуясь властному, отточенному жесту Боргаза, один из йездов положил перед каганом ножны из полированной бронзы, украшенной разноцветной эмалью. Бросив взгляд на лучников-аршаумов, посол Иезда вытащил из ножен кривой меч и показал его Аргуну.
      Это было прекрасное, смертоносное оружие, великолепное изделие искусного мастера. Рукоять меча была обвита золотым шнуром, оканчивающимся у самого основания сверкающей стали.
      После долгой цветистой речи Боргаз снова вложил меч в ножны и протянул его кагану. Аргун вынул меч, посмотрел, удобно ли он лежит в руке, хорошо ли сбалансирован, а затем улыбнулся и пристегнул ножны к поясу.
      Боргаз улыбнулся в ответ и с поклоном подал такие же мечи сыновьям кагана. Они отличались от первого только тем, что шнур, обвивающий рукоять, был не золотым, а серебряным.
      Принимая оружие от иезда, Дизабул облизал сухие губы. Даже Ариг взял меч, не колеблясь. На мгновение все забыли о видессианах. Имперцы ревниво наблюдали за реакцией семьи кагана на дары Вулгхаша. Скилицез скрежетал зубами от злости.
      - Мы должны были подумать об этом.
      - Да, - горестно согласился Гуделин. - Эти простые степные варвары суровый народ. Они с большей радостью видят оружие, нежели парадные одежды.
      Горгид, как всегда, пустился в рассуждения.
      - Не следует судить других по себе. Например, мы, греки, обыкновенно сжигаем своих умерших, в то время как в Индии...
      Он умолк на полуслове и покраснел: Индия, Греция - в этом мире их имена были пустым звуком.
      Боргаз продолжал выкладывать перед каганом дорогое оружие: кинжалы с позолотой на лезвии, украшенные чеканкой, изображающей охотничьи сценки; двойные луки, укрепленные рогом, отполированные и покрытые сверкающим лаком; стрелы из кленовой древесины, украшенные перьями фазана и вложенные в колчаны из змеиной кожи; высокие остроконечные шлемы, усыпанные драгоценностями.
      Днзабул надевал на себя все доспехи и оружие, предложенное ему. К тому времени как Боргаз откланивался, младший сын кагана был похож на ходячий оружейный склад. Нежно поглаживая рукоять нового меча, Дизабул горячо заговорил с отцом. Его голос звучал высоко и возбужденно: он явно пытался в чем-то убедить Аргуна.
      Боргаз ухмыльнулся видессианам. Он был доволен. Скилицез стиснул зубы так, что на скулах у него выступили белые пятна. Он едва сдерживался, чтобы не броситься на йезда.
      - Этот щенок хочет выкинуть нас из земли своего отца, а еще лучше бросить в яму. Он ужасно доволен своими новыми игрушками. Он именует нас самыми бесполезными дураками, каких только сумел откопать в Видессе бездельник и неженка Ариг.
      Старший сын Аргуна в ответ на это оскорбление вспыхнул. Каган рявкнул на обоих сыновей. Дизабул пытался что-то говорить еще и замолчал, лишь когда Аргун привстал на троне. Боргаз сделал вид, что ничего не заметил. Однако самоуверенность йезда поутихла, когда Аргун отпустил его с таким же кратким "напутствием", что и Гуделина.