Липоксай заметил, обращаясь к своему вождю:

— Он не нашей крови. Откуда ему знать всю нашу жизнь, все наши обычаи?

Очень медленно каган расслабился.

— Правда, — произнес он наконец и повернулся к Виридовиксу. — Ты так хорошо вошел в нашу жизнь! Иногда я сам забываю, что ты родился не в земле хаморов.

Виридовикс слегка поклонился. Таргитай заговорил с ним снисходительно, как с ребенком.

— В степях огню нельзя гореть свободно. — Таргитай взмахнул рукой, словно желая напомнить о бесконечном море травы. — Пожар охватит всю степь. Кто скажет: когда и где остановится пожар?

Виридовикс, уроженец влажных галльских лесов, никогда не думал об этом. В замешательстве он опустил голову:

— Прости. Я не подумал.

Но больно уж хороша хитрость! Пусть нельзя зажигать огонь… Римская уловка могла сработать хотя бы частично.

— А что если сделать так… — начал Виридовикс.

Таргитай выслушал. Провел рукой по бороде, размышляя.

— Что ж, слыхал я и глупее… — молвил он наконец. Это была наивысшая похвала в устах вождя.

Сейрем кивнула. Ничего другого она и не ждала от своего рыжеволосого друга.

Аргун стоял перед послами в окружении своих сыновей и советников. В конце концов он перешел к главному вопросу, который и обратил к соперникам-послам:

— Пусть каждый скажет: почему мой народ должен принять его сторону, а другую сторону отвергнуть.

Возможно, Гуделин ожидал, что, прежде чем перейти прямо к делу, Аргун заведет какой-нибудь вежливый разговор. Поэтому видессианин не смог ответить сразу. Пока он колебался, Боргаз из Иезда воспользовался паузой и заговорил первым. Склонив головы, Гуделин и Горгид слушали, как Скилицез переводит им шепотом:

— «Потому что Видесс подобен дряхлой корове. Он еле стоит на ногах. Когда животные стад твоих (да приумножатся они и да будет так вечно) дряхлеют, разве привязываешь ты их к молодым быкам, чтобы те помогли им протащиться еще несколько дней? Нет! Ты прирежешь старого быка, покуда у него еще остается плоть на костях. Мы приглашаем тебя! Помоги нам быть мясниками, дабы ты смог разделить с нами добытое мясо».

Против воли Горгид ощутил уважение к талантам Боргаза. Аргументы йезда были умело облечены в термины, близкие и понятные аршаумам. Несомненно, это был убедительный довод.

И все же Гуделин довольно быстро пришел в себя и перехватил инициативу.

— О, думается, высокочтимого Боргаза следует простить за неуместную мысль о том, что Видесс может постичь та же участь, что и Макуран, рухнувший при первом же ударе из степей. Воистину, высокочтимый Боргаз, чья держава пала у него на глазах, хорошо служит новым господам.

Ариг перевел слова Гуделина Аргуну и старейшинам.

— Твоя игра слов не может быть переведена дословно, — прошептал Скилицез, когда отзвучала последняя фраза.

— Неважно. Она предназначена для Боргаза, — отозвался чиновник. — А он понял.

Удар попал в цель: посол Иезда устремил на Гуделина испепеляющий взгляд. Что ж, подумал Горгид, Гуделин и сам вполне умеет отыскать слабое место противника. Должно быть, для Боргаза — человека макуранской крови — было унизительно служить хозяевам-степнякам. Великая цивилизация древнего Макурана ничем не уступала видессианской.

— Мое сердце и преданность моя всецело отданы кагану Вулгхашу, — проговорил посол Иезда довольно громко, словно желая заверить в этом прежде всего самого себя. Должно быть, ему это вполне удалось, потому что он тут же нанес имперцам ответный удар: — Иезд — держава молодая, сильная, она полна жизни, в ее жилах бурлит свежая кровь. Наступает время Иезда, заканчивается время Видесса!

Дизабул гордым движением вскинул голову. Как и надеялся Боргаз, юный принц считал свою судьбу неразрывно связанной с Иездом.

Однако Горгиду пришло в голову, что посол Вулгхаша, возможно, переценил свое влияние на аршаумов. Большинство советников Аргука было не так уж молодо.

Один из самых старых аршаумов, восседавших рядом с каганом, — древний старец с жидкими седыми волосами — медленно приблизился к Боргазу и выдернул волос из его бороды. Боргаз вскрикнул от боли. Удерживая волос на расстоянии вытянутой руки, старец прищурил дальнозоркие глаза.

— Свежая кровь? — молвил он так отчетливо, что даже Горгид и Гуделин без труда его поняли. — Твой волос бел, как и мои. — С этими словами старый аршаум бросил волос на ковер.

Горгид сразу узнал его голос — это был голос верховного шамана, того, что вводил посланцев в очищающий костер. В его тоне невозможно было ошибиться: верховный шаман — могущественный союзник Видесса.

— Сядь, Оногон, — велел старцу Аргун. Трудно было понять, чего больше прозвучало в его голосе: строгости или удовлетворения.

Оногон повиновался, усевшись с тем же подчеркнутым достоинством, с каким поднимался на ноги.

Несколько старейшин обменялись усмешками. Боргаз едва сдерживал бушевавшую в нем ярость. Легче пережить оскорбление, чем насмешку. Горгид хотел было хлопнуть Гуделина по плечу, но тот заговорил:

— Лживые слова и глупое хвастовство этого иезда разбиваются, как волны об утес, о тот факт, что мы — здесь! Видесс, как было от века, прочно стоит на ногах.

Боргаз оскалился.

— О каган! Одряхлевшая, выжившая из ума Империя не могла прислать большего лжеца, нежели этот человек! Он разоблачает себя своими собственными словами. Я же хочу открыть тебе глаза на нынешнее положение Видесса. Когда сей Гуделин, в отчаянии и лжи, одаривал тебя, — какими монетами он пытался тебя осчастливить? Не старыми ли золотыми?

— О да, — прошептал Скилицез, когда Аргун кивнул.

— Так смотри же, какую монету чеканит Империя ныне. И скажи мне после этого: крепка ли их держава, как и прежде?

Боргаз извлек из своего кошеля золотую монету и положил ее у ног кагана. Даже с расстояния нескольких шагов Горгид распознал «золото» Ортайяса Сфранцеза — маленькую, тонкую, скверно отчеканенную монетку. Она содержала столько меди, что была не благородного желтого, а почти красного цвета.

— Нет, не унижусь и не принижу великого кагана, предлагая ему столь жалкий дар, — проговорил Боргаз и поднял «золотой» Ортайяса.

Эта цветистая речь причинила вреда не меньше, чем проклятая монета. В шатре повисла мертвая тишина. Аршаумы уставились на Гуделина: они хотели знать, как посол Империи отреагирует на вызов. Несколько секунд чиновник стоял молча, обдумывая ответ. Наконец он произнес:

— Это монета узурпатора. Не следует судить о великой державе по деяниям отщепенцев и преступников.

Гуделин сказал чистую правду. Он благоразумно умолчал только о том, что и сам следовал за Ортайясом — до тех пор пока Туризин Гавр не вошел в Видесс. С неслыханным воодушевлением — словно он служил Гаврам верой и правдой всю сознательную жизнь — Гуделин продолжал:

— Теперь же Империей управляет государь с твердой волей, и недруги трепещут при имени его. Воистину, и ведение войн, и сбор налогов — в его руке.

— Пустая софистика, — по-видессиански ответил Боргаз и усмехнулся. В языке аршаумов подобного слова не было, поэтому для кочевников посол Иезда выразился проще: — Лживая болтовня! Будь твой несравненный император столь искусен в военных делах, не стал бы он нанимать солдат из Намдалена, а после воевать со своими собственными наемниками. Он сражается с Иездом, он сражается с Намдаленом! Его силы раздроблены. Он разбросал себя по нескольким фронтам, он слаб! Мы же воюем с одним только Видессом. Очень скоро победа будет нашей!

Горгид, Скилицез и Гуделин обменялись раздраженными взглядами. В этих степях они оказались изолированными от событий, происходящих в Империи, на несколько месяцев. Вполне вероятно, что Боргаз располагал свежими новостями. о которых видессианам ничего не было известно. Уверенная поза иезда, наслаждение, с которым он смотрел на растерянные лица имперцев, — все говорило о том, что Боргаз не блефует.

Горгид мог только восхищаться выдержкой Гуделина. Хотя заявление Боргаза и потрясло его, чиновник лишь снисходительно засмеялся и отвесил послу Иезда любезный поклон — как если бы тот принес ему добрые вести.

— Что еще за чепуха? — подозрительно спросил Боргаз.

— О, совсем ничего, господин мой, совсем ничего! — Гуделин снова поклонился. — Да сопутствует тебе удача. Хоть ты и родился в несчастном Иезде, но нашел в себе честность подтвердить мужество Видесса. Ты не сокрыл правды из опасений или страха.

— Ты, должно быть, рехнулся.

— О нет. Нет! Не будь силы Видесса раздроблены, как ты сказал, не будь внимание Империи поделено между многочисленными врагами, — неужто йезды устояли бы против нас? Если бы мы сражались с Иездом один на один — о, само название вашей державы исчезло бы вместе с ее армией.

Это была смелая атака, но Боргаз уничтожил ее простой логикой.

— Была битва при Марагхе. Мы знали и большее, чем битва при Марагхе. Теперь мы вместе с намдалени сможем размолоть Видесс в пыль. — Иезд сделал движение рукой, словно скручивая шею врагу.

Аршаумы негромко переговаривались. Гуделин напоминал загнанного в ловушку зверя. На этот раз чиновник не нашелся что ответить.

В полном отчаянии инициативу взял на себя Горгид. Он сказал Аргуну:

— Но Иезд более опасен для Аршаума, чем Видесс. Империя далеко, а земли Иезда граничат с твоими.

Если он ожидал того же успеха, какой принес ему рассказ о Сесострисе, то ошибался. Стрела не попала в цель. Едва лишь слова грека были переведены, каган рассмеялся:

— Мы не страшимся йездов. С чего бы? Мы плетьми прогнали их в степь. Они не посмеют вернуться.

Такой ответ понравился Боргазу едва ли не меньше, чем греку. Боргаз — макуранин — мог испытывать смешанные чувства к своим повелителям-степнякам, но ему всяко не по душе было, когда их высмеивали.

Скилицез ухватился за слова Аргуна, как утопающий за брошенную ему веревку.

— Переведи, Ариг! — сказал он напряженно. — Я не хочу, чтобы меня не поняли.

Ариг кивнул. Он следил за тем, как Боргаз забирает переговоры в свои руки, с такой же тревогой, что и видессиане. Если миссия имперцев обернется провалом, уважение к Аригу, их поручителю, ослабнет, а звезда Дизабула вспыхнет ярче.

— Скажи своему отцу и старейшинам клана: Горгид прав. Иезды даже сейчас угрожают вам.

Поняв видессианскую речь офицера, Боргаз гневно закричал:

— Пустобрех! Если бы слова были солдатами, ты бы стал уже владыкой мира!

— Это не просто слова! Это кое-что побольше, иезд! Объясни кагану, объясни старейшинам клана: почему Иезд играет с Аршаумом в кошки-мышки? Зачем вы прикармливаете хаморских бандитов там, за Шаумом? Не для того ли, чтобы зажать в конце концов Аршаум между двух врагов одновременно?

С издевательской точностью Скилицез повторил жест Боргаза, как бы сдавливая горло врага. Видессианский офицер не был наделен ораторским даром Гуделина, но с солдатским инстинктом безошибочно нанес удар там, где он мог причинить неприятелю наибольший вред.

Вожди клана испытующе уставились на Боргаза. Внезапное подозрение вспыхнуло на их лицах.

— Чушь, о великий каган! — сказал Боргаз Аргуну. — Еще одна ложь! Как и та, которой потчевал тебя вон тот болтунишка. — Он махнул широким рукавом халата, указывая на Гуделина. Голос иезда звучал так же самоуверенно, как и в тот миг, когда он ужалил видессиан известием о мятеже Дракса.

Но Скилицез уже пробил брешь в его обороне и теперь стремительно расширял ее.

— Тогда почему Варатеш и его банда нанесли удар к западу от Шаума прошлой зимой — впервые за долгие годы? Много лет даже самые отпетые головорезы из хаморов не решались сунуться за Шаум!

Клан Серой Лошади кочевал достаточно далеко от восточных болот Шаумкиила. Аргун никогда не слыхал о набеге Варатеша. Он резко задал вопрос своим старейшинам. Оногон ответил утвердительно. Торжествующее выражение разлилось по суровому лицу Скилицеза.

— Он знает об этом! Он сказал, что узнал об этом от другого шамана.

Боргаз остался невозмутимым:

— Хорошо, эти бандиты явились туда, где им не место, и украли скот. Что с того? Они не имеют ничего общего с Иездом.

— Вот как? — переспросил Скилицез. Горгид никогда еще не слышал, чтобы столько сарказма сконцентрировалось в такой короткой реплике. — Тогда почему же с этой бандой разъезжает Авшар? Если Авшар и не является вторым человеком в Иезде после Вулгхаша, так это лишь потому, что может стать первым.

Настала очередь посла Иезда уставиться на видессиан в недоумении.

— Об этом я ничего не знаю, — сказал он недоверчиво.

— Это правда, — молвил Ариг. — Я говорил тебе об этом, отец.

Скилицез переводил рассказ Арига для Горгида и Гуделина. Ариг поведал старейшинам о том, как Виридовикс был похищен в Пардрайской степи и о роли, которую сыграла в этом похищении магия Авшара.

— Он не колеблясь напал на посольство, — сказал Гуделин. — Он пренебрег, как вы сами видите, законами всех народов, признающими послов неприкосновенными.

— Что ты скажешь на это? — спросил Аргун Боргаза.

Как обычно, плоское лицо кагана оставалось неподвижным, но голос его прозвучал жестко.

— Только то, что мне об этом ничего не известно, — повторил посол Иезда, на этот раз с большей уверенностью. — Этот Авшар не появлялся при дворе Вулгхаша в Машизе более двух лет — с тех пор как стал командовать армией. При Марагхе он завоевал для Вулгхаша великую славу. — Боргаз поднял бровь, на его лице появилась тонкая улыбка придворного. — Иные говорят, будто Вулгхаш не слишком тяготится его отсутствием. Что бы он ни сделал после того, как оставил Машиз, это не должно ложиться тенью на Иезд. Поступки Авшара пятнают лишь его самого.

— О каган!.. — протестующе воскликнул Скилицез. Гуделин драматически хлопнул себя по лбу.

Офицер продолжал:

— Если твои люди пасут стадо в пяти днях езды от твоей юрты, они не перестают быть твоими людьми.

Несколько старейшин позади Аргуна кивнули в знак согласия.

— Хорошо сказано! — раздался тонкий голос Оногона.

Однако среди старейшин нашлось немало и таких, кто не в состоянии был серьезно отнестись к угрозе, исходившей от презираемых аршаумами «волосатых» — хаморов. Эти старейшины все еще считали аргументы Боргаза более весомыми. Да и Дизабул не намеревался отступаться от человека, чью сторону он принял.

Похоже, дело зашло в тупик. Каган махнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена.

— Пора нам поговорить друг с другом и обсудить то, что мы услышали, — сказал он и приподнял бровь, усмехаясь. — Тут есть о чем подумать.

Оба посольства, покидая шатер, демонстративно не замечали друг друга. Возница остановил лошадь, негромко свистнув ей, чтобы посланники могли выйти из юрты.

Оказавшись в юрте видессиан, Гуделин рухнул на кошму со стоном облегчения.

— Сними с меня халат, — сказал он девушке, которую дал ему каган. — Он насквозь промок от пота.

Девушка, догадавшись по тону, о чем он говорит, предложила ему кумыс.

— Фос да благословит тебя, добрая душа! — воскликнул чиновник и опорожнил одним глотком половину бурдюка.

— Эй, оставь немного, — потребовал Скилицез. Отпив, он хлопнул бюрократа по спине, исторгнув у того вопль. — Пикридий, вот уж не думал, что доживу до того дня, когда увижу, как ты принижаешь Сфранцеза и восхваляешь Туризина Гавра. Да… Судя по твоему тону, ты говорил искренне.

— А, они задели мою профессиональную гордость, — отозвался чиновник. — Если бы я позволил макуранину одолеть меня в словесном поединке, то как бы я, проклятие, мог снова появиться при дворе? Что до твоего драгоценного Гавра, о мой каменноголовый друг, то будь он был справедлив, я до сих пор вкушал бы все блага цивилизации, наслаждаясь столичным житьем.

— Будь Гавр справедлив к тебе, — возразил Скилицез, — ты был бы уже ровно на голову короче за то, что явился к нему посланником Сфранцеза во время смуты.

— Эти мелкие детали лучше вообще опустить как несущественные. — Гуделин легкомысленно махнул рукой. — Муки, которые испытывает моя чувствительная душа, оказавшись здесь, в этой голой, безлюдной степи, являются предостаточной карой, смею тебя заверить. Теперь я вижу, что Видесс отнюдь не центр цивилизованной вселенной. Отсюда он кажется лишь островком в безбрежном море варварства — маленьким, одиноким островком, окруженным смертельными врагами.

Скилицез удивленно уставился на чиновника:

— Ну и ну! Хвала Фосу! Кажется, ты и впрямь начал понемногу соображать.

— Если вы заткнетесь оба и перестанете воспевать хвалебные гимны друг другу, — сказал Горгид прямо, — то у вас появится время перебросить бурдюк с питьем и в мою сторону.

— Извини. — Скилицез передал бурдюк греку. Когда Горгид уже жадно допивал кумыс, видессианский офицер заметил: — Похоже, в нашей песне найдется несколько куплетов и для тебя. Ты подал мне идею предупредить аршаумоз об играх Авшара.

После напряженных переговоров в шатре Аргуна Гуделин наконец расслабился. Крепкий кумыс ударил ему в голову. Пухлые щеки чиновника порозовели, глаза слегка затуманились. Он кивнул, как болванчик.

— И эта притча о короле — как там его звали? Ну об этом короле со смешным именем. Эта история слегка потеснила нашего самоуверенного Боргаза. О да… — Гуделин захихикал.

— Рад, если смог вам помочь, — отозвался Горгид. Ему стало жарко от этих слов. Он вспомнил еще одну деталь, которую уловил во время спора перед каганом. — Вы обратили внимание на то, как Боргаз пренебрежительно отзывался об Авшаре? Неужели и между йездами существуют трения?

— Ни один двор без этого не обходится, — громко объявил многоопытный Гуделин.

— Даже если это и так, какая нам от этого польза? — спросил Скилицез.

Грек вынужден был сознаться, что не знает.

— Ну что ж, друзья мои, тогда нечего об этом и беспокоиться, — заявил Гуделин. Изысканность его речей была уже слегка подмочена кумысом, но мысль работала все так же четко. — Теперь мы получили представление о настроениях старейшин клана и сможем целенаправленно разбрасывать вокруг себя золото. В большинстве случаев это работает очень недурно. — Он хихикнул: — Чудесная штука — золото.

— Она была бы еще более чудесной, если бы ее не было у Боргаза, — заметил Горгид.

Гуделин только щелкнул пальцами, желая показать, как мало он об этом заботится.

Кельт держал поводья левой рукой; правая лежала на рукояти меча. Виридовикс пытался смотреть сразу во все стороны. Для него было непривычно отправляться в битву на лошади — он привык сражаться пешим. Бесконечные степные просторы угнетали его.

— Что толку быть здесь военачальником? — спросил он Батбайяна. — Вся степь выглядит одинаково. Здесь негде даже укрыться для засады.

— Холмик, небольшая ложбинка… Используй все, что есть. А есть немало, если знаешь, где искать. — Сын кагана наблюдал за кельтом с нескрываемым весельем. — Хорошо, что не ты командуешь нами. Ты потерял бы голову — о, ты разбил бы сердце моей сестры!

— Что было бы весьма печально. — Виридовикс просвистел несколько тактов видессианской любовной песенки. При мысли о Сейрем он немного растаял. У него было столько женщин, столько встреч и расставаний — и вот теперь он неожиданно нашел настоящую любовь, здесь, в суровой степи. Как нередко случается с теми, к кому счастье приходит поздно, чувство Виридовикса было особенно сильным. Он словно желал скомпенсировать все потерянные напрасно, без любви, годы.

— Она просто жемчужина, и цветок, и маленькая уточка…

Батбайян, который помнил сестру еще ревущим младенцем, презрительно и грубо фыркнул. Виридовикс не обратил на это внимания.

— По крайней мере, тебе не придется беспокоиться за нее, — сказал молодой хамор. — Столько кланов прислало воинов, чтобы сражаться с Варатешем! Наш лагерь никогда еще не был таким большим.

— Их много, но недостаточно, — заметил Рамбехишт. Суровый кочевник командовал разъездом. Как всегда, немногословный, он выразил самое главное.

Армия Таргитая увеличивалась с каждым днем, однако многие кланы до сих пор не решались примкнуть к той или иной стороне. Несколько вождей поддержали Варатеша — из страха перед усилением Таргитая или запуганные Авшаром и бандитским вожаком.

Разведчик, посланный вперед, примчался назад галопом, размахивая в воздухе шапкой и громко крича:

— Всадники! Всадники!

Меч Виридовикса вылетел из ножен. Кочевники положили стрелы на тетивы своих луков. Любые всадники с той стороны могли быть только людьми Варатеша. Через несколько минут разъезд увидел на северо-западе столб пыли. Рамбехишт прищурился, оценивая размеры пыльного облака.

— Пятнадцать, — сказал он. — И двадцать рядом с ними. Может, и больше, считая запасных коней.

В таком случае их силы были приблизительно равны. Командир врага также сосчитал силы своего противника, потому что вдруг резко повернул назад и отступил как можно быстрее, не решаясь приблизиться на более короткое расстояние.

Батбайян испустил радостный крик и хлопнул Виридовикса по плечу.

— Хитрость сработала!

— Почему бы ей было и не сработать? — веско отозвался кельт, раздуваясь от гордости. Кочевники осыпали его похвалами. Даже мрачный Рамбехишт удостоил его холодной улыбки, что было особенно приятно Виридовиксу.

Шесть коров, которых хаморы Таргитая вели на веревке, воспользовались заминкой и остановились, чтобы сорвать несколько пучков травы. К хвосту каждого животного был привязан куст или связка хвороста, так что при движении они пылили, как дюжина всадников.

— Эти дурни решили, что за ними гонится целая армия, — усмехнулся кельт.

— Да. Они доложат об этом своему вожаку, — сказал Рамбехишт.

— Нам нужно выслать еще несколько таких же разъездов, — сказал Батбайян. — Они побегут от стольких теней, что не поймут, когда мы по-настоящему двинемся на них.

Он восторженно посмотрел на Виридовикса.

Весьма довольные собой, разведчики разбили лагерь у небольшой речки. Чтобы отметить такое приятное событие, как отступление врага, Рамбехишт зарезал одну из коров.

— Сегодня вечером у нас будет неплохое жаркое, — сказал он.

Виридовикс в недоумения почесал голову.

— Я тоже люблю тушеное мясо. Но как ты собираешься его тушить? Здесь нет никакого топлива. И котелка у тебя нет.

— Протушится и так, — ответил кочевник.

— Ну да? Так вот и протушится? — фыркнул кельт возмущенно, думая, что над ним потешаются. — А утром эта дохлая корова обрастет перьями и чирикая улетит?

Но Рамбехишт взялся за дело вполне серьезно. Он распорол брюхо корове, и двое кочевников, вытащив внутренности, бросили их в реку. Вода заблестела серебряной чешуей: рыбки всех цветов и размеров жадно набросились на неожиданное угощение. Две большие черепахи с тяжелыми коричневыми панцирями упали в воду, также желая поживиться. Еще одна сидела у самой воды и немигающим взглядом смотрела прямо на Виридовикса. Потом моргнула — раз, другой.

Рамбехишт доказал, что слова у него не расходятся с делом. Руки хамора были по локоть в крови. Он срезал крупные куски мяса и сложил из костей большую горку. К удивлению кельта, он стал поджигать их, как хворост. Вскоре, благодаря жиру и костному мозгу, кости уже пылали веселым огнем. Затем хамор бросил куски мяса в мешок, сделанный из сырой коровьей шкуры, добавил туда воды из речки и подвесил этот своеобразный котелок над огнем на копье.

Запах мяса щекотал ноздри голодных людей, смешиваясь с более резким запахом горящей кости. Многие кочевники положили длинные полосы сырого мяса под седло, чтобы они там провялились, пока сами хаморы будут ехать верхом. Кельт отказался подражать им в этом.

— Я предпочитаю соль или горчицу, благодарю покорно. У лошадиного пота несколько иной привкус.

Но то, что приготовил Рамбехкшт, было очень вкусно.

— Снимаю перед тобой шапку, — сказал ему Виридовикс. Он действительно отложил в сторону свою покрытую бронзовыми полосами коническую шапку из жесткой кожи.

Виридовикс громко, с наслаждением рыгнул. Как всякий кочевник, Рамбехишт принял это за комплимент и наклонил в ответ голову.

Погладив себя по животу, кельт поднялся и прошел несколько шагов вверх по течению, подальше от грязи (римляне приучили его к этой предосторожности). Вода была холодной, прозрачной и очень вкусной, немного сладковатой.

Виридовикс вытер усы и посмотрел на большую черепаху — та все еще сидела на том же камне. Хлопнув руками по бокам, кельт крикнул: «У-у-у!..» Перепуганная черепаха судорожно дернула ногами, словно пытаясь уплыть, не сходя с камня. Через мгновение она собралась с духом и прыгнула в речку.

— Вот какой я страшный и грозный, — засмеялся Виридовикс. Он вспомнил шуточку, которую Ариг отмочил в Присте, и посмотрел на черепаху, которая отплывала от берега. — Бедняжка! Если бы ты была маленькой лягушкой, ты могла бы отомстить всем нам одним маленьким кваком.

Варатеш недовольно выслушал разведчика. Тот, запинаясь, бормотал:

— Это орда, целая орда. Судя по тому, сколько пыли они поднимают, их не меньше сотни. Они движутся сюда! Можешь мне поверить: если бы мы остались там, я не смог бы рассказать тебе об этом.

Бандитский вожак прикусил губу, задумавшись. Каким же образом Таргитаю удалось собрать такую большую армию? Семь разъездов сообщили ему о приближении огромной орды. Пусть даже донесения преувеличивают в два раза (Варатеш делал такую скидку, как всякий вождь, не лишенный логики) — враги все равно обладают огромной силой. Если Таргитай будет и дальше сжимать его, он оттеснит банду к самому Шауму. Или даже за Реку! Варатеш мысленно взвесил риск: кто более опасен — Таргитай или аршаумы? Одно дело — кратковременный налет на Шаумкнил, другое — попытка утвердиться в Шаумкииле…

Тяжело ступая по пыли кожаными сапогами, Авшар, в развевающихся белых одеждах, вышел из своей палатки. Быстрым шагом он двинулся к главарю бандитов. Варатеш не сумел удержаться от дрожи. Разведчик, который знал об Авшаре куда меньше, чем Варатеш, в страхе отпрянул от князя-колдуна.

— О чем он брешет, этот трусливый пес? — спросил Авшар. Голос колдуна звучал холодно и издевательски.

Варатеш взглянул на закрытое покрывалом лицо. Он больше не жалел, что не может видеть скрытых за белым полотном глаз.

Бандитский вождь повторил донесение разведчика, присовокупив к этому свои собственные опасения.

— Откуда они взяли столько людей?

Авшар потер руки в железных перчатках и резко повернулся к разведчику:

— Кто начальник твоего разъезда?

— Савак.

— Савак? Тогда ты воистину трус.

Разведчик было запротестовал, но Авшар вместо ответа ударил его носком сапога в живот. Бандит упал на землю, скорчившись от боли. С подчеркнутым презрением Авшар повернулся к нему спиной. За подобное оскорбление кочевник убил бы любого из своих товарищей — даже самого Варатеша. Но от Авшара он отполз в страхе.

Колдун вновь обратился к Варатешу — как бы снисходя до объяснения:

— Твой сбежавший огненноволосый пленник идет сюда вместе с «армией», от которой, поджав хвосты, удрали трусливые псы Савака. Моя магия легко может увидеть его с небольшого расстояния. Рассказать тебе, какое чудо увеличило армию Таргитая?

— Да.

Варатеш сжал кулаки. Его жгло презрение Авшара. При упоминании о Виридосиксе он вонзил ногти себе в ладони. Варатеш совсем не хотел вспоминать о том, как кельт одолел его. Все пошло вкривь и вкось с тех пор, как этот рыжеусый мошенник появился в степях…

Когда князь-колдун удалился, Варатеш несколько минут стоял, словно вырубленная из камня статуя. Он изнемогал от гнева. Его обманули — и таким простым, таким детским трюком!

— Коровы?.. — прошептал он наконец. — Связки хвороста?..

Внезапно он понял все. Все отряды Таргитая, должно быть, такие же! Варатеш заревел:

— Хо-о! Вы, волки!..

— Ага, этот парень вернулся, — сказал Виридовикс.

Его товарищи спокойно сидели на лошадях. Всадник приближался. Целую неделю они запугивали разъезды Варатеша, не вступая в бой. Сейчас они хотели повторить удачный трюк. Однако когда Рамбехишт увидел облако пыли позади своего разведчика, улыбка сползла с его губ. Лицо сурового хамора стало озабоченным.

— Их много, очень много на этот раз, — сказал он, натягивая лук. Остальные хаморы сделали то же самое.

— Значит, подеремся, да? — возбужденно спросил кельт. Рамбехишт бросил ему:

— Они здесь не для того, чтобы поменяться с нами одеждой. — И закричал: — Всем растянуться цепью! Быстрее, пока еще есть время! Октамас, отступи с запасными лошадьми! И отгони в сторону коров, они больше не нужны!

Всадники быстро приближались. Вот уже видны стали фигуры людей на лошадях… Команда Рамбехишта «растянуться» слегка озадачила Виридовикса. Привыкший к пехотным сражениям, он инстинктивно стремился собрать все силы в кулак.

Затем первая стрела свистнула возле его уха. Виридовикс вдруг понял: прямая атака сомкнутым строем привела бы к тому, что их почти сразу перебили бы стрелами.

Кочевники посылали стрелы во все стороны с невозможно большого расстояния. Люди кричали, кони рушились на полном скаку, пораженные насмерть. Это была смертельная и прекрасная игра.

Кельт, неопытный наездник, вооруженный только мечом, не слишком помогал сейчас своим товарищам. Виридовикс не знал маневренного степного боя. В первые минуты стычки это едва не стоило ему жизни.

Воины Варатеша численностью превосходили разъезд Рамбехишта в несколько раз. Хаморы Таргитая быстро отступили.

В представлениях Виридовикса отступление и поражение были одним и тем же. Поэтому он не двигался с места и только с вызовом рычал на бандитов, пока Батбайян не крикнул ему:

— Отходи же, болван! Ты что, не хочешь больше увидеть Сейрем?

Это имя вразумило кельта как ничто иное. Было уже почти поздно отступать. Один из бандитов обогнал кельта и повернулся в седле, желая выстрелить. Виридовикс ударил коня пятками и быстро помчался вперед. Стрела свистнула у него за спиной.

— Попробуй еще, паршивец! — крикнул Виридовикс, внезапно развернув лошадь прямо на кочевника.