Не глядя по сторонам, Скавр прошел к высокому губернаторскому креслу и уселся, положив руки на стол, богато украшенный резьбой.

В последние годы это кресло сменило немало хозяев. Один-два законных губернатора, Ономагул, Дракс, возможно, Метрикий Зигабен… И вот теперь — Скавр. Но пусть уж лучше Скавр, чем Явлак, подумал трибун.

Офицеры встали у него за спиной: Гай Филипп, Юний Блез, Секст Муниций… Вядессиан в отряде римлян представлял Ситта Зонар. Многие взгляды привлек к себе Гагик Багратони — внушительный, могучий, в полном вооружении, в васпураканскнх доспехах. Лаон Пакимер поглядывал по сторонам с таким видом, будто увидел нечто забавное.

Наконец Марк поднялся, обвел глазами собравшихся. Гарсавране ответили ему молчаливыми взглядами. На некоторых, как и надеялся Марк, демонстрация произвела соответствующее впечатление. Другие же глядели с откровенной скукой. Несколько человек были настроены явно враждебно. Что ж, совсем неплохо. Смешанная компания. Ничуть не хуже той, с которой он сталкивался в городском совете Медиолана. (Кажется, минула вечность, так давно это было!..)

Марк глубоко вздохнул. На мгновение его охватил ужас, когда он вдруг понял, что забыл начало речи. Но вот он заговорил и сразу успокоился:

— Многоуважаемые владетели! Я призвал вас сегодня на совет и потому прошу чрезвычайно внимательно выслушать все то, что будет вам сообщено. Коварством и предательством еретики-намдалеки подчинили себе западные земли — неотъемлемую часть Империи Видесс. Их барон Дракс собирал с вас дань. Он жег и грабил ваши деревни, он наложил руку на ваш прекрасный город во время своего подлого мятежа. Он высасывал соки из крестьян, он пытал и убивал невинных людей. И посему странно мне видеть, как вы столь легко позволили ему обмануть себя. Он ввел вас в заблуждение. Он хотел, чтобы вы оплатили ему деньгами то, что уже было оплачено вами — кровью! Намдалени причинили вам немалый ущерб. Какие же «блага» может принести вам мятеж — какие «блага», кроме убийств, грабежей и пожаров?

Марк едва сдержал смех, когда случайно взглянул на толстяка — это был богатый виноторговец, — выпучившего глаза от изумления. Бедняга никогда не слыхивал, чтобы чужеземец был в состоянии выговорить что-нибудь более связное, нежели «налей мне еще одну кружечку». Трибун ощутил подъем.

— Теперь же напасть усугубилась. Те, кто помогал намдалени, подверг вас вторичному разорению. Подумайте! При этом они сохранили свою собственность в целости и невредимости.

Эта фраза была рассчитана на то, чтобы посеять в рядах гарсавран взаимную подозрительность.

— Одновременно с тем они продолжают выпрашивать защиты у Империи, а ответственность за свои действия стремятся переложить на невиновных. Ну так что? Какая вам выгода, многоуважаемые владетели, позволять тем, кто зажирел под крылом мятежника, наживаться за ваш счет? Так, с благословения Фоса, — продолжал Марк фразой, которую присоветовал ему Стипий и до которой сам трибун вряд ли бы додумался, — этот подлый предатель-намдалени попался в руки наших смертельных врагов. Мы избавлены от его зла, но где уверенность в том, что он не выскользнет, как дым из печи? Где гарантии, что он не вырвется и не обратит на нас свои коварные помыслы? Ныне же те, кто схватил его, назначили за него цену.

Увидев, что Скавр подошел к главному, гарсавранские богатеи напряглись.

— Если бы Его Императорское Величество Автократор не был занят военными действиями столь далеко отсюда, если бы грязный варвар Явлак дал мне отсрочку, я непременно поспешил бы в столицу и собрал там необходимую для выкупа сумму. Но вы сами видите — это невыполнимо. Всех необходимых для этой цели денег у меня сейчас нет. Поэтому выход лишь один: каждый из вас должен пожертвовать некоторым количеством ваших — я надеюсь, немалых — средств, исходя из индивидуальных возможностей каждого. Иначе йезды, ожидая выплаты, расклюют ваши земли, точно грифы. Ситуация именно такова, объявляю о сем официально и со всей ответственностью. Взятые сейчас государством взаймы деньги будут возвращены вам Императором.

Он сел.

Гарсавране явно не желали расставаться со своим золотом. Впрочем, этого и следовало ожидать.

Толстый виноторговец выразил общее мнение одной фразой:

— Что?.. Вернет нам наши деньги? Спроси стригаля, возвращает ли он овцам назад их шерсть.

Марк отметил, что в этих словах имелась изрядная доля правды. Как всякое государство, Видесс куда охотнее брал, нежели отдавал.

Но ответил виноторговцу так:

— У меня есть кое-какое влияние в столице. Я не имею обыкновения забывать о тех, кто мне помог однажды.

Это они поняли. Отношения «патрон — клиент» были в Видессе менее распространены, чем в Риме, но они существовали.

Однако собравшиеся в губернаторском дворце люди обладали и властью, и богатством. Им не очень-то улыбалось попасть в зависимость от кого бы то ни было. И уж тем более — от чужеземца-наемника.

Тогда заговорил Ситта Зонар:

— У этого человека есть странная привычка выполнять обещания.

Он рассказал о том, как легионеры сдержали намдалени, не пустив их на холмы. И о том, как была организована партизанская война в долинах для сопротивления захватчикам…

— Это мало похоже на казнокрадство, — добавил Зонар.

— Нет ничего более невозможного, чем обчистить казну, — заявил виноторговец и неприятно засмеялся.

Но его сотоварищи выслушали повесть Зонара внимательно. Зонар был видессианином. Они были склонны поверить ему скорее, чем трибуну.

Один из местных землевладельцев, тощий, почти совершенно лысый, согбенный от старости, с кряхтеньем поднялся на ноги, опираясь на посох. Старик гневно уставил на Скавра высохший палец.

— Так это ты научил наших крестьян заниматься грабежами!.. — завизжал он. Кривой нос и легкий белый пух на голове придавали ему почти забавное сходство с разъяренным старым грифом. — Два моих колодца испорчены, несколько стад похищено, моего управляющего выкрали и поставили ему клеймо на лоб, как быку. Так вот кто обрушил на меня все эти беды!..

Он даже выпрямился и потряс посохом.

Из угла кто-то громко произнес:

— Помолчи, Скептидий. Будь ты почестнее и помягче со своими крестьянами хотя бы последние пятьдесят лет, тебе не пришлось бы сейчас плакаться.

— Что?.. — Не расслышав ядовитой реплики, Скептидий снова накинулся на Скавра. — Вот что я тебе скажу, господин хороший: да я лучше снюхаюсь с намдалени, чем стану иметь дело с тобой, ты!.. Забери меня Скотос под лед, если я так и не поступлю. Не желаю иметь никаких дел с тобой и тебе подобными!

Он заковылял прочь. Двое или трое видессиан последовали за ним.

— Постарайтесь отговорить его от столь опрометчивого шага, — сказал Марк. — Чем большее число кредиторов разделят между собой сумму, тем меньше придется платить каждому.

— А как ты поступишь, если мы откажемся? — спросил один из купцов. — Возьмешь наше золото силой? Ну?.. Что ты будешь делать?

Трибун ждал этого вопроса.

— Ничего, — быстро сказал он. — Коль скоро вы в вашей великой мудрости решитесь не помогать мне вообще, то я тоже вообще ничего не буду делать.

Эти слова привели слушателей в полное замешательство. Гарсавране начали недоуменно переговариваться, перебивая друг друга и как будто забыв о трибуне.

— Он не заставит нас платить?

— Не станет вымогать?

— Вот это да! Что это за хитрость?

— Да провались он под лед!..

— Пусть платит варварам из своего кармана!

Последняя фраза высказывалась особенно настойчиво.

Только у толстого виноторговца хватило ума осведомиться у римлянина:

— Что ты хочешь этим сказать — «я тоже вообще ничего не буду делать»?

— Только одно. — Марк был воплощенная невинность. — Я уйду и уведу моих солдат в Видесс, поскольку мои дела на Западе окончены. Во всяком случае, мне так кажется.

Это заявление вызвало еще большее замешательство.

— Но кто же в таком случае защитит нас от йездов? — выкрикнул кто-то.

— Почему я? — резко спросил в ответ Марк.

— Клянусь Фосом! — воскликнул один из видессиан. — Ты потратил достаточно красивых слов, расписывая свою великую преданность Империи.

За спиной Скавра усмехнулся Гай Филипп.

— А теперь, когда речь заходит о защите граждан Империи, ты трусливо удираешь?

Знать и купцы одобрительно загудели. Все, кроме виноторговца. Толстяк глядел на трибуна с неохотным одобрением. Человек острого ума, он не мог отказать в уважении этому наемнику.

— Да? Вы — граждане Империи? Что-то незаметно. Если вы действительно граждане, то и действовать должны соответственно, — сурово ответил Марк и хлопнул ладонью по столу. — Ваша драгоценная Империя наливала вас жирком. Она хранила ваше процветание дольше, чем вы даже можете припомнить. Сомневаюсь, чтобы у вас была причина жаловаться на это. И вот пришла беда, потребовалась ваша помощь. Что же вы делаете? Вы пищите, как телята, потерявшие свою мамашу. Клянусь вашим Фосом, друзья мои, если вы сами не хотите пальцем шевельнуть, почему другие должны оказывать вам какое-то содействие? Вот что я скажу вам. Если через десять дней я не получу необходимой суммы, пусть даже не будет доставать одного золотого, клянусь — я действительно уйду отсюда. И тогда вы сможете вести переговоры с Явлаком, как вам вздумается. Всего вам доброго. Желаю удачи.

Он вышел из зала в сопровождении своих офицеров, оставив позади себя гробовую тишину.

— Выпороть бы тебя за велеречивость, — заметил Гагик Багратони, когда они вышли на улицу, залитую полуденным солнцем. — Да, они довольно долго наливались жирком. Это ты правильно заметил. Думаю, они заплатят.

— Не стоило мне унижать тебя, ввязывая в это дело, — сказал накхарару Марк. — Васпуракан — пограничная страна. Вы хорошо знаете, как поступают настоящие люди в трудную минуту. — Скавр вздохнул. — Если я восхищаюсь Империей, которая сумела так долго охранять безопасность своих подданных, то, наверное, мне не стоит винить имперцев за то, что они так эгоистичны. У них никогда не было причин думать иначе…

Уголком глаза Скавр уловил какое-то странное движение. Он резко повернулся к Гаю Филиппу.

— Во имя всех богов!.. Что ты делаешь?

Старший центурион виновато поджал губы. Тонкое острое лезвие кинжала осталось в зазоре между мраморными блоками колонны у входа в здание.

— Я давно собирался проверить, — сказал он сердито. — Ты, наверное, и сам не раз слышал, как солдаты говорили, будто эти колонны так великолепно созданы, что между блоками и ножа не просунешь? Я всегда считал, что это вранье.

Он вытащил из зазора кинжал. Марк воздел глаза к небу.

— Твое счастье, что с нами нет Виридовикса. Если бы он тебя увидел, его насмешкам не было бы конца. Колонны!.. Боги милосердные!..

Всю дорогу назад, пока они шли к лагерю легионеров, Скавр тихонько усмехался себе под нос.

На следующее утро пред очи трибуна явилась весьма представительная делегация гарсавран. Доложили, что возникли трудности. Денег может не хватить. Обман был таким наивным, что Марк едва не расхохотался им в лицо.

— Идемте, друзья мои.

Они направились в резиденцию губернатора. Бедные гарсавранские богатей не знали, конечно, что наемник-варвар провел всю зиму над налоговыми ведомостями столицы и излазил все ловушки имперской финансовой системы. Марк распутал местные денежные бумаги с такой легкостью, будто это было детской игрой. Через полтора часа он вышел из налогового ведомства и вручил горожанам свиток. Те не зря нервничали: вся сумма была обнаружена и указана вплоть до последней мелкой монетки. В глазах гарсавран появилось и так и не исчезло изумление. Они взяли документ и ушли.

Через две недели после этого Скавр получил всю сумму целиком.

В последние месяцы трибун, поглощенный кампанией против намдалени, мало времени проводил с семьей. Он знал, конечно, что уделяет Хелвис недостаточно внимания. Но иногда ему казалось, что она ничего не имеет против одиночества. По крайней мере, пока они были врозь, очи не ссорились. Хелвис так и не смогла побороть неприязни к выбору мужа. Кроме того, по мере того как развивалась ее беременность, ослабевало ее влечение к нему. То же самое было и раньше, когда она носила Дости. Скавр переносил это как умел.

Но однажды, когда они с Хелвис сидели вдвоем в палатке в полевом лагере, разбитом у Гарсавры, им волей-неволей пришлось заговорить друг с другом. Было слишком глупо делать вид, будто ничего не происходит. Хелвнс тревожилась за Сотэрика, который находился в плену у йездов. В тот день Скавр отправил хорошо вооруженный отряд к кочевникам. Легионеры сопровождали мешки с золотом, на которые следовало выкупить пленных намдалени у Явлака.

— Когда они попадут к тебе в руки, — начала Хелвис, — мой брат и другие… Что ты собираешься делать с ними?

— Держать в плену. Отправлю донесение Туризину. Пусть он и принимает решение.

Марк ожидал вспышки гнева. Но по лицу Хелвис потекли слезы. Марк был ошеломлен. С трудом поднявшись на ноги, Хелвис обняла его и прошептала дрожащим голосом:

— Спасибо, спасибо!..

— Ну, ну… Что ты плачешь? — Марк взял ее за плечи и слегка отодвинул от себя, чтобы видеть ее лицо. — Неужели ты подумала, что я убью их на месте?

— Откуда мне знать?.. После того, что ты сказал тогда, в лагере… после битвы… — Хелвис не сумела найти нужных слов и начала по-иному. — После той битвы я боялась… Я боялась, что ты это сделаешь…

Ее взгляд скользнул по иконе святого Нестория, стоявшей на походном алтаре.

— Благодарю тебя, — прошептала она святому, — благодарю за спасение Сотэрика.

Марк ласково взъерошил ее волосы.

— Тогда я сказал это в гневе. Дурные страсти не могут служить оправданием, и я стыжусь необдуманных слов. Хелвис, у меня духа не хватит стать мясником. Я, честно говоря, думал, что ты это хорошо знаешь.

— Я тоже раньше думала… что достаточно тебя знаю…

Она придвинулась ближе, коснувшись его животом и грудью. Вглядываясь в лицо Марка, Хелвис попыталась прочесть его мысли.

— Мы столько времени прожили вместе… Но иногда я думаю, что до сих пор совсем, совсем тебя не знаю, Марк.

Он крепко обнял ее. Он и сам чувствовал то же самое. Холодность и отчуждение последних дней не помогли им встать ближе друг к другу. Но даже сейчас Марк не сказал ей всего, что было у него на уме. Туризин Гавр, Автократор Видессиан, вряд ли проявит снисходительность по отношению к пленным вождям мятежа. Милостей святого Нестория явно не хватит для того, чтобы спасти Сотэрика от возмездия.

«Выкуп доставлен. Будем в Гарсавре через три дня». Записка была написана по-латыни, лаконично и ясно. Марк перечитал ее дважды, прежде чем обратил внимание на то, что латинская буква "А" была заменена видессианским эквивалентом. Медленно, но верно Империя накладывала на римлян свой неизгладимый отпечаток.

На утро третьего дня хатриш доложил трибуну, что легионеры и выкупленные пленники находятся в двух часах пешего перехода от Гарсавры.

— Отлично! — выдохнул Марк с облегчением. Значит, Явлак все-таки не нарушил условий договора. Что ж, еще одно препятствие долой.

Желая припугнуть упрямых намдалени, засевших в крепости, Марк прошагал мимо них маршем. В городе осталось лишь небольшое число солдат, чтобы в случае вылазки из крепости отбить нападение. Люди Княжества наблюдали за действиями римлян со стен своей крепости. Ничего, голубчики, скоро вы здорово проголодаетесь. Вот тогда мы с вами и покончим, думал Марк.

На небольшом удалении от Гарсавры местность начала подниматься. Солдаты Скавра двигались к центральному плато. Аранд, тихий и величавый в долине, теперь бурно кипел, проносясь через бесконечные пороги. Громадные камни исчезали в клочьях белой пены. Гарсавра стояла на месте слияния Аранда и его самого большого притока — Эризы, бежавшей с севера.

Проводник вел Скавра по южному берегу Аранда. В летнее время реки были единственным источником воды на плато.

И вот впереди заклубилось широкое, низкое облако пыли, вздымавшееся над пешей колонной. Марк с улыбкой переглянулся с хатришем. Тот поднял вверх большой палец — Пакимер, а за ним и его солдаты переняли у римлян этот одобрительный жест.

Построившись в каре, легионеры поместили выкупленных в центре. С флангов отряд прикрывали лучники-хатриши, одинаково готовые защитить колонну от нападения всадников, буде те появятся, и пристрелить любого пленного намдалени, если у того хватит дурости совершить попытку к бегству.

Юний Блез отдал честь трибуну. У младшего центуриона был такой вид, будто он безмерно счастлив снять с плеч тяжелую ношу.

— Они все здесь. Все, кто еще жив. Так… триста и э-э… Да, триста семнадцать. Двадцать два человека умерли по дороге. Они были тяжело ранены. Не думаю, чтобы йезды хорошо ухаживали за ними. Я решил не оставлять их тела, — добавил Блез возбужденно.

— Ты поступил совершенно правильно, — сказал Марк и увидел, как широкое крестьянское лицо Юния Блеза осветилось радостью. Да, пожалуй, Блез боится поручений, чреватых большой ответственностью.

Итак, свершилось. Намдалени в руках Марка. Теперь они мало походили на тех алчных, горделивых воинов, что собирались оторвать от Видесса плодородные западные провинции. Клочковатые бороды, бледные, измученные лица… Многие пленники держались неестественно прямо. Марк видел, каких трудов стоило им не терять мужества. Почти все хромали — одни от ран, но большинство потому, что йезды сняли с них сапоги. Ноги пленных, обмотанные тряпками, кровоточили. Одежда превратилась в лохмотья. Кольчуги стали добычей кочевников. Когда намдалени, один за другим, проходили мимо Скавра, глаза их были пустыми и равнодушными.

Вот он, вкус победы. Марк чувствовал себя кем-то вроде пожарника Красса — тот тоже умел извлекать сверхдоходы из чужих несчастий, скупая по дешевке сгоревшие дома.

Взгляд поневоле задерживался то на одной, то на другой необычной фигуре.

Метрикий Зигабен сохранил щегольские черные усики, но выражение полного отчаяния, застывшее на его лице, выделяло несчастного узурпатора даже в этом море страдания. Он не поднял головы, когда Скавр окликнул его.

За Зигабеном ступал Дракс. Короткая бородка барона порыжела, словно была выпачкана в крови, левая рука обмотана грязной тряпкой. Дракс встретился со Скавром глазами. Взгляд побежденного был почти безжизненным.

Среди ковылявших пленников резко выделялся старый вояка Файярд, который служил когда-то под началом Xемонда. Он шагал прямо и ровно и отдал трибуну четкий салют, сопроводив его пожатием плеч, как бы желая сказать: «Знал я, что мы снова встретимся, да только вот не ведал, что при таких поганых обстоятельствах…» Каким-то образом этому человеку удалось оставаться истинным воином — что бы ни ждало его впереди, он держался молодцом.

Сотэрик будто шест проглотил. Иездам не удалось выбить из него упрямства и жесткости, которые поразили Марка еще в первую их встречу. Борода и оборванный вид добавили ему возраста — Сотэрик выглядел намного старше своих неполных лет. Брат Хелвис пронзил Скавра яростным взглядом. Сам отнюдь не мягкий человек, он не ожидал сочувствия по отношению к себе.

— Предатель! — выкрикнул он. Трибун ни секунды не сомневался в том, что брат Хелвис считает легионеров отступниками.

Странное слово в устах Сотэрика — особенно после битвы при Сангарии. Но брат Хелвис был воистину преисполнен уверенности в своей непогрешимости. Чувство собственной правоты ослепляло его. Кое-что из этого было и в Хелвис. Но, к счастью, не так уж много, подумал Марк с благодарностью.

— Стипий, — обратился трибун к жрецу-целителю, — прошу тебя, сделай для них все возможное.

Не все раны были получены островитянами на поле боя. То и дело Марк видел следы от ударов бича, раскаленного железа — йезды все-таки пытали некоторых пленников.

— Не слишком ли много ты от меня хочешь? — заворчал жрец. Сейчас его тон странным образом напомнил Скавру обычное ворчание Горгида. — Многих я вылечить не смогу. Раны воспалились… К тому же они наши враги и еретики…

— Было время, когда они сражались за Империю, — напомнил Марк. — Многие сделают это снова — с твоей помощью.

Стипий оскалился. Скавр уже приготовился вступить в долгий спор, но тут жрец повернулся к нему спиной и, расталкивая легионеров Блеза, поспешил к раненым намдалени.

Гай Филипп изо всех сил прятал улыбку.

— Что это с ним? Неужто ему всегда надо порычать на здоровых, прежде чем накинуться на больных?

— Ты и сам, как я погляжу, веселый собеседник. Пусть боги помогут легионеру, который попался тебе под руку в дурную минуту, — усмехнулся Скавр.

День уже клонился к вечеру, когда легионеры и их пленники подходили к Гарсавре. Скавр нарочно провел их мимо намдаленской крепости как живую угрозу. Он желал намекнуть защитникам последнего оборонительного рубежа намдалени, что эти пленные могут стать, в случае чего, заложниками римлян.

Однако расчет Марка не оправдался. При виде крепости пленные испустили вопль радости. Со стены понеслись ответные крики. Сотэрик бросил на Марка торжествующий взгляд.

Раздраженный, трибун провел отряд по центральной улице Гарсавры к рыночной площади, желая устроить зрелище для горожан. Но и это решение было не слишком удачным. Гарсавране любили подобные зрелища куда меньше, нежели избалованные столичные жители. Улицы были полупустыми. Отряд шагал мимо общественных бань, мимо резиденции местного прелата, к кирпичному зданию, выкрашенному в желтый цвет и увенчанному золотым куполом, — оно было не менее внушительным, чем губернаторский дворец. Стук подбитых гвоздями сапог по каменной мостовой почти заглушался аплодисментами — немногочисленные прохожие рукоплескали пленным. Большинство же горожан вообще усиленно не обращало внимания на весь этот парад.

Но всеобщее «безразличие» отнюдь не означало, что гарсавране не заметили прибытия пленников-намдалени. Город начал тяжело дышать, как человек, наевшийся волчьих ягод. То и дело на улицах вспыхивали короткие схватки.

Одна группа воинственно настроенных горожан пыталась тут же, на месте, растерзать пленных мятежников. Марк не без отвращения обнаружил среди возмущенных патриотов не только тех, кто ненавидел намдалени открыто и с самого начала, но и тех, кто сотрудничал с ними, пока те удерживали Гарсавру. Видимо, последние желали убрать свидетелей своего предательства.

— Они, похоже, были бы рады лизать сапоги самому Явлаку, — заметил трибун.

— А мы на что? — резонно возразил Гай Филипп. — Мы здесь как раз и нужны для того, чтобы у них не появилось такой возможности.

Старший центурион обладал достаточным запасом цинизма, чтобы не огорчаться при виде человеческой низости.

Но если половина горожан рвалась поджарить намдалени на медленном огне, то другая половина столь же яростно мечтала освободить их и вновь зажечь пламя мятежа.

Марк уже начал подумывать о том, чтобы покончить с проклятой крепостью намадалени — сколько бы человек ни пришлось положить под ее стенами. Он был уверен, что время от времени люди из этого укрепления проникают в город. У Гарсавры не было стен, а у Марка недоставало людей, чтобы перекрыть лазутчикам кислород. Да и далеко не все горожане поддерживали римлян. Присутствие в городе большого количества намдалени постоянно напоминало теперь Гарсавре об их кратком правлении. Казалось, каждый третий дом украсился надписью углем: «Дракс — защитник».

Трибун спешил подготовить пленников для скорейшей отправки на восток. Пока они были больны и истощены, это было бессмысленно — многие погибли бы по дороге. Марк справедливо полагал, что, как только основная масса пленных покинет Гарсавру, беспорядки поутихнут.

При этом Марк намеревался продемонстрировать горожанам, что сами островитяне склоняются перед властью Империи. На эту мысль его навели некоторые римские и видессианские традиции. Скавр замыслил впечатляющую церемонию.

На рыночной площади он установил два римских копья, соединил с ними третье, создав таким образом ворота. Верхняя перекладина лежала чуть ниже человеческого роста. На этом сооружении он установил портрет Туризина Гавра. Затем собрал всех пленников-намдалени, за исключением Дракса, его старших командиров и несчастного Метрикия Зигабена, и выстроил их перед изображением Императора. Легионеры с обнаженными мечами и хатриши с луками наготове стояли между колонной пленных и горожанами, наблюдавшими со стороны.

— Как вы наклоняете голову, проходя под этим ярмом, — сказал Скавр пленным (и горожанам!), — так вы склонитесь перед законным Автократором Видессиан, Туризином Гавром!

Один за другим намдалени наклонялись перед римским копьем, на котором стояло изображение Императора. Когда они появлялись на другой стороне «ворот», Стипий приводил их к присяге. Островитяне произносили проклятие на себя, свою семью и род, которое постигнет их, если они вновь поднимут оружие на Империю или допустят, чтобы это сделали другие. И один за другим намдалени громко, отчетливо произносили: «…И на это мы ставим свои души».

Жрец злобно смотрел на каждого еретика, однако молчал. Марк был доволен. Люди Княжества будут держаться клятвы, данной согласно их собственным обычаям. Если бы они клялись теми словами, к которым вынудили их имперцы, они могли бы счесть себя вправе объявить впоследствии такую клятву недействительной.

Обряд покорности прошли уже две трети пленных, когда Стипий вдруг качнулся посреди присяги и мешковато рухнул на землю. Поскольку на церемонии он то и дело нализался вином, Марк обозлился не на шутку. Двое римлян оттащили жреца в сторону. Несколько легионеров бросились за прелатом Гарсавры. Он пришел — седобородый, вежливый старик по имени Лавр.

Намдалени смеялись и перешучивались. Лавр быстро проглядел глазами присягу, после чего кивнул и начал читать ее вслух с самого начала. Файярд крикнул:

— Святой отец, это мы уже говорили!

— Не думаю, что тебе повредит, если ты повторишь это еще разок, — невозмутимо отозвался Лавр.

Наконец настал благословенный день, когда Скавр отправил в столицу почти всех пленных намдалени. Их сопровождал отряд в тридцать хатришей. Лучники следили за тем, чтобы никто из пленных не бежал. Кроме того, они должны были защищать их от партизан Расса Симокатты. Намдалени, проходившие по сельской местности безоружными или малочисленными, подвергали свою жизнь смертельной опасности.

То и дело трибуну вспоминался разговор с Баили, когда тот приходил к нему на холмы, полный горечи и недоумения. Да, отчасти Баили был прав. Дракс разбит, но партизаны и не думают прекращать свою деятельность. Что ж, сказал себе Скавр, вспоминая мудрое присловье Лаона Пакимера, сперва одна война, потом другая.

Баили и другие командиры мятежа представляли собой отдельную проблему. И немалую. Марк не отослал их вместе с остальными на восток. Он опасался, как бы этим людям не удалось освободиться. Они слишком опасны, чтобы позволить им разгуливать на свободе. Поэтому Скавр содержал их под замком в губернаторской резиденции. Их судьбу должен будет решить Туризин.

Но и этот выход был не идеален. Едва гарсавране узнают, где находятся Дракс и другие, город может взорваться новым мятежом, который станет продолжением всех старых.

Метрикий Зигабен прислал Скавру просьбу отделить его от намдалени, которые силой навязали ему роль узурпатора. Трибун согласился. Зигабену он сочувствовал от души — в отличие от Дракса и Сотэрика.

Единственный намдалени, который вызывал у Марка сострадание, был Тургот из Сотэвага. Тот просто места себе не находил, тоскуя по своей подруге Мавии. Скавр вспомнил ее — красивую белокурую девушку. Она была почти в два раза моложе Тургота. Когда островитяне отправились в поход на йездов, Мавия оставалась с другими женщинами в Гарсавре. Узнав о разгроме намдалени, Мавия, скорее всего, бежала из города. Это тоже было частью жизни наемника. Марк узнал об этой стороне своей новой жизни после Марагхи. Но Тургот даже слышать о таком не желал. Он клялся, что Мавия обещала ждать его…

Неделя таких разговоров — и терпение Дракса лопнуло.

— Ну, и чего стоят бабские обещания? — спросил он резко.

Об этом споре часовые рассказали Марку. Трибун вдруг подумал, что слова Дракса внезапно приоткрыли более глубокую натуру, чем обычно позволял увидеть барон. Слишком умело он прятал свои чувства под фасадом невозмутимости.

У римлян не практиковались длительные тюремные заключения. Обычно римское правосудие прибегало к плетям, штрафу или ссылке. Легионеры не были опытными тюремщиками, и порой им приходилось дорого платить за обучение. Однажды утром часовой разбудил Скавра и доложил, что камера Метрикия Зигабена пуста.

— Проклятие!.. — Трибун вскочил с постели.

Хелвис что-то сонно пробормотала. Трибун набросил на плечи плащ и выскочил из палатки, закричав буккинаторам, чтобы те вставали и трубили тревогу.

Когда послышался первый плач испуганного Дости, Марк уже бежал по лагерю, раздавая приказы поисковым группам. При этом он мрачно думал о том, что бродить по Гарсавре, обшаривая дом за домом, — занятие безнадежное.

Но когда легионеры отыскали беглеца — довольно быстро, кстати, — ситуация проще не стала. Зигабен обнаружился коленопреклоненным у алтаря главного храма Фоса в Гарсавре. Храм находился неподалеку от резиденции гарсавранского прелата. Вцепившись в алтарь побелевшими пальцами, бывший узурпатор кричал: «Убежище!» Он повторял это слово снова и снова.

Возле храма собрались горожане. Эти благочестивые люди явно не хотели бы видеть, как Зигабена силой оторвут от алтаря и поволокут обратно в тюрьму. Да и сами легионеры не слишком рвались входить в храм. Некоторые уже начали поклоняться Фосу. Святыни Фоса были убежищем для любого — сходный обычай имелся и в Риме.

Прелат Лавр, потирая глаза, подошел к храму одновременно с Марком. Завидев трибуна, Лавр преградил ему путь. Обведя круг у груди, прелат громко сказал:

— Ты не имеешь права забрать отсюда этого человека. Он просит убежища у Доброго Бога.

— Могу я, по крайней мере, войти и поговорить с ним? — спросил Скавр. — Я войду один.

Мягкость его тона удивила прелата. Лавр на миг призадумался, потирая бритую макушку.

— Пожалуй, да… Только оставь оружие.

Марк заколебался. Ему очень не хотелось расставаться с галльским мечом. Наконец он снял пояс и ножны и передал их командиру римского взвода, силачу по имени Флор.