Глава восьмая

Большая телега поскрипывала, катясь по степи. Ее колеса были в рост взрослого мужчины. Скрестив ноги, Горгид сидел на телеге, поверх груды пестрых одежд из козьей шерсти. Грек затачивал стиль«Стиль — заостренный стержень из кости, металла или дерева, которым писали на восковых дощечках или бересте. — Примеч. перев.» острым наконечником меча, усмехаясь при мысли о Гае Филиппе: старший центурион небось полагал, что для оружия путешественник найдет иное, более подходящее применение.

Горгид потрогал наконечник стиля пальцем. Нормально. Взял табличку, покрытую воском. Надо же, как небрежно затер воск после того, как переписал заметки на пергаментный чистовик.

Задумавшись, грек потеребил мочку уха. Затем стиль быстро побежал по табличке, оставляя тонкие спиральные завитки снятого воска.

«Сравнительно с Видессом и Иездом великие степи значительно превосходят все цивилизованные государства по территориальным ресурсам. Если бы кочевники севера сумели каким-то образом объединиться под властью одного сильного вождя, то ни один народ не смог бы устоять перед ними. Однако управление у варваров лишено какой бы то ни было мудрости. Кочевники совершенно не используют гигантские пространства своих степей и оставляют втуне доступные им возможности».

Грек перечитал написанное. Совсем неплохо. Суховато и внятно. Немного напоминает Фукидида. Почерк у Горгида был мелкий и очень аккуратный.

Как будто это имеет хоть какое-то значение! Он фыркнул. Во всем этом чужом мире только он один и умел читать по-гречески. Хотя нет, не совсем так: Скавр тоже смог бы одолеть этот текст. Правда, с некоторыми усилиями. Но Скавр — в Видессе, неправдоподобно далеко от этого медленно продвигающегося по степи каравана.

Гуделин тоже делал какие-то заметки. Скорее всего, сочинял речь, которую намеревался произнести перед отцом Арига — Аргуном, каганом клана Серой Лошади. Скоро уже они предстанут перед ним. Самое долгое — через два дня.

Ланкин Скилицез, уютно свернувшись на толстой овечьей шкуре, сладко спал. И похрапывал во сне. Время от времени телега подскакивала на камнях, но это не могло его пробудить. Стиль Горгида вновь побежал по табличке.

«Неудивительно, что при таком положении дел аршаумам удалось вытеснить хаморов в восточную часть степи. Эта степь простирается столь далеко, что люди даже не знают, что происходит в ее дальних пределах. Аршаумы гораздо лучше приспособлены к кочевой жизни, нежели хаморы. Палатки аршаумов („юрты“ на их языке) устанавливаются на больших телегах. Таким образом, они не тратят времени на то, чтобы разбить лагерь. Кочевники вечно следуют за стадами коров, отарами овец, табунами лошадей, подобно тому, как стая дельфинов следует за косяками рыбешек».

Последнее сравнение показалось Горгиду очень удачным. Он перевел его на видессианский язык для Гуделина. Чиновник выразительно закатил глаза.

— Сравнение с акулами было бы куда удачнее, — сказал он. И пробормотал: — Ох, варварство…

Горгид счел за благо решить, будто последние слова относятся не к нему самому, а к аршаумам. И снова заскрипел по восковой табличке:

«Поскольку степные народы разобщены, то как Видесс, так и Иезд пытаются завоевать их, клан за кланом. Привлекая на свою сторону столь сильных и значительных каганов, как Аргун, обе державы надеются оказать таким образом влияние на менее могущественных вождей, чтобы те присоединились к своим влиятельным соседям».

Горгид отложил стиль и спросил у Гуделина:

— Как ты думаешь, что собирается предпринять этот Боргаз?

Скилицез неожиданно приоткрыл один глаз.

— Ничего хорошего для нас, — молвил он и снова погрузился в сон.

— Боюсь, он прав, — вздохнул Гуделин.

Одновременно с видессианами в страну аршаумов прибыл посол из Иезда. Он также намеревался перетянуть Аргуна на свою сторону. Пока что каган не сделал никакого выбора. Он предусмотрительно держал Боргаза подальше от посланников Видесса.

Неожиданно Горгиду пришла в голову удачная мысль. Он отложил стиль и табличку и высунул голову из юрты.

Агафий Псой медленно ехал на лошади позади телеги. Увидев грека, он приветственно кивнул. Псой и его солдаты держались постоянно настороже — они не доверяли кочевникам охранять посольство, а йездов не без оснований подозревали в том, что те могут совершить какую-нибудь подлость.

Грек обратился к молодому кочевнику, который управлял лошадьми, тянущими повозку с юртой.

— Да умножатся твои стада, — вежливо произнес он, пустив в ход свои уже неплохие познания в языке аршаумов.

— Да будут тучными твои животные, — столь же вежливо отозвался кочевник.

Как все аршаумы, он был невысок и худощав, но обладал при этом недюжинной силой. У него было плоское, скуластое, почти безбородое лицо. Тяжелые веки и складки у глаз оставляли такое впечатление, будто он постоянно щурится. Когда он улыбнулся, грек увидел белоснежные зубы и удивился этому.

Шерстяные штаны и кожаная куртка аршаума были украшены замшевыми полосками и разноцветными кисточками. На поясе он носил кривой меч и кинжал, за спиной — колчан со стрелами. Лук лежал рядом на деревянном сиденье. От кочевника исходил сильный запах прогорклого масла, которым он смазывал свои жесткие прямые черные волосы.

Солнце уже клонилось к западу, к низкой цепи холмов на горизонте. Эти холмы были первой переменой в пейзаже, что Горгид увидел за несколько недель пути. Позади простиралась голая однообразная степь.

Двое всадников неслись к каравану с запада, один — прямо к видессианскому посольству, другой — к юрте Боргаза, над которой колыхался флаг Иезда: черная пантера в прыжке на ржавом кровавом фоне. Да, умно — иметь при себе флаг своей державы. Неплохо было бы Туризину подумать об этом загодя.

Гонец обратился к греку на своем языке, но Горгид только покачал головой: он не понял. Кочевник пожал плечами и попытался заговорить на плохом хаморском. Почти никто из аршаумов не знал видессианского. Горгид нырнул обратно в юрту и разбудил Скилицеза — тот свободно изъяснялся на местном наречии. Ворча, Скилицез выбрался наружу.

— Сегодня вечером мы предстанем перед шаманами, — сообщил он, после кратких переговоров с гонцом, своим спутникам. — Аршаумы хотят очистить нас от злых духов, прежде чем допустить к своему владыке.

Скилицез хорошо знал обычаи степняков, и предстоящая церемония не была для него новостью. Тем не менее его лицо стало более хмурым, чем обычно.

— Язычники, — процедил он сквозь зубы и очертил знак Фоса у сердца.

Гуделина, казалось, нимало не заботило то обстоятельство, что нынче же вечером ему надлежало пройти через странный чужеземный обряд, пусть даже и языческий.

Гонец все еще разговаривал с возницей, который правил юртой. Несмазанные ободы скрипели, телега неостановимо катилась на юг.

Горгид вопросительно глянул на Скилицеза. Тот объяснил:

— Нас везут к шаманам.

Примерно час спустя телега вошла в широкую долину, Оглянувшись, грек заметил телегу Боргаза — она тащилась примерно в двухстах метрах позади видессиан. Дважды аршаумы объезжали телеги, желая убедиться, что солдаты Псоя не смешиваются с йездами, охраняющими Боргаза. Остальные телеги, сопровождающие оба посольства, уже свернули к лагерю Аргуна.

Одинокая юрта на колесах стояла в долине. Лошади мирно паслись рядом. Из юрты вышел человек с факелом в руке. Горгид был слишком далеко, чтобы разглядеть все детали, но все же заметил: одежда на этом человеке была довольно необычной.

Возница сказал греку:

— Войди внутрь.

Скилицез объяснил:

— Если мы раньше времени увидим их священный костер, это может разрушить чары.

Горгид нехотя повиновался. Если ему не будет дозволено наблюдать, то как, спрашивается, он сможет изучать степные обычаи?

Горгид слышал треск хвороста в пламени костра. Слышал он, как Боргаз занял указанное ему место.

Возница подозвал кого-то. Ответ послышался сразу же. Отвечал старик.

— Можно выходить, — сказал Скилицез. Он повернулся и изумленно воззрился на Гуделина: — Фос милосердный! Ты что, до сих пор сочиняешь свою дурацкую речь?

— Всего лишь пытаюсь подобрать правильный антитезис, дабы сбалансировать прелюбопытнейший силлогизм, — невозмутимо отозвался бюрократ. Он нарочито важно черкнул еще одну заметку, исподтишка наблюдая за Скилицезом. Офицер уже пыхтел от злости. — Так. Пожалуй… сойдет! Многое, увы, будет безвозвратно утрачено при переводе… Что ж, пошли, Ланкин. Я не собираюсь заставлять их ждать, не знаю, как ты.

Как бы в подтверждение своих слов, чиновник первым откинул полог. Боргаз также выходил уже из своей юрты. Горгид почти не обращал на него внимания. Его внимание было полностью поглощено шаманами аршаумов.

Их было трое. Двое держались прямо — молодые, здоровые люди, третий же словно пригнулся под тяжестью прожитых лет. Должно быть, это он разговаривал с возницей. На всех троих были халаты из мягкой замши. Их необычная одежда, доходившая до колен, была покрыта таким количеством замшевых полосок, что казалась скорее лохматой звериной шкурой, нежели человеческим одеянием. Лица шалманов скрывали деревянные, обтянутые кожей маски духов — оскаленные, ярко раскрашенные в зеленый, фиолетовый и желтый цвета.

Озаренные сполохами костров, шаманы начали пляску. Время от времени они выкликали друг друга по именам. Голоса, искаженные масками, отзывались гулким эхом.

Горгид наблюдал за этой сценой с большим интересом, Скилицез — подозрительно. Пикридий Гуделин поклонился старшему шаману столь почтительно, словно перед ним был Бальзамон, Патриарх Видесса. Старый аршаум, неловкий в диковинной одежде, ответил поклоном и что-то произнес.

— Неплохо проделано, Пикридий, — нехотя признал Скилицез. — Этот старый хрыч говорит, что поначалу не знал, с кем увидеться сперва, а с кем потом: с йездами или с нами. Однако твои изысканные манеры помогли ему сделать правильный выбор.

Гуделин снова поклонился — так низко, как только позволяла его округлая фигура. Чернильная душа, он знает толк в помпезности, подумал Горгид. И дипломат искусный, не отнимешь.

Однако искусным дипломатом был, в своем роде, и Боргаз. Он сразу увидел, что не может повлиять на решение шамана. Поэтому йезд даже не попытался что-либо сделать. Он скрестил на груди руки, как бы желая подчеркнуть, что случившееся его не касается. Горгид следил за ним уголком глаза.

Шаманы выпевали у костра заклинания и бросали в пламя благовония, наполнившие воздух сладковатым запахом. Старик ударял при этом в бронзовый колокольчик.

— Отгоняет демонов, — доложил Скилицез.

Затем старший шаман достал маленький кожаный мешочек и высыпал в костер его содержимое. Огонь вспыхнул нестерпимо ярко. Белизна пламени на миг ослепила Горгида. От жара на лбу у грека выступил пот. Шаман — темное неясное пятно на фоне пылающего костра — приблизился к видессианам и заговорил.

— Что? — вдруг выкрикнул Скилицез по-видессиански. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и перейти на язык аршаумов.

Шаман повторил, махнув при этом рукой, как бы желая сказать: «Это же совсем просто, понимаете?»

— Ну?! — требовательно спросил у Скилицеза Гуделин.

— Если я правильно его понял… Боюсь, я понял его правильно, — начал Скилицез. — Он хочет, чтобы мы доказали, что не желаем Аргуну зла… Мы должны доказать чистоту своих намерений… — Он запнулся. — Мы должны пройти через костер. Если наши намерения действительно чисты, сказал шаман, то с нами ничего не случится. Если же нет… — Офицер заколебался и резко заключил;…то огонь сделает то, что обычно делает огонь.

— Вот так неожиданность. Гм… Я, пожалуй, с удовольствием отклонил бы честь быть первым, — произнес Гуделин.

Скилицез не дрогнул бы перед лицом любой опасности. Но сейчас этот закаленный офицер был близок к панике при одной только мысли о том, что придется довериться чарам какого-то язычника.

Горгид, скептик по натуре, обычно не верил тому, в чем не убедился на собственном опыте. Однако сейчас он почему-то не чувствовал никакого страха. Это удивило грека. Он вдруг поймал себя на том, что наблюдает за шаманом так внимательно, будто старик был его пациентом. А шаман просто излучал уверенность в собственных силах. Эта уверенность горела ярче костра, куда он только что бросил щепотку волшебного порошка.

— Думаю, ничего дурного с нами не случится, — сказал Горгид. Ответом ему были два одинаково несчастных взгляда — Скилицеза и Гуделина. В первый раз за долгое время путешествия солдат и чиновник пришли к полному единодушию.

Только теперь старый аршаум понял наконец, что видессиане колеблются. Приветливо махнув рукой, дабы ободрить смятенное посольство, шаман неуклюже зашагал к костру, миг — и пламя охватило его со всех сторон.

Однако смертоносный огонь не коснулся шамана. Старик сделал несколько шагов, потоптался в самой середине костра. Посольство Империи и стоявший неподалеку Боргаз смотрели на него во все глаза.

Когда старый аршаум вышел из пламени, они увидели: ни клочка на его лохматой одежде не обгорело. Шаман снова махнул рукой, приглашая последовать его примеру.

Несомненно, Гуделин был наделен своеобразным мужеством. Собравшись с духом, он сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Не для того я добрался до самого края карты, чтобы пострадать от кочевника.

Он быстро приблизился к костру. Старый шаман дружески похлопал его по плечу, взял за руку и ввел в огонь. Языки пламени охватили обоих со всех сторон. Ланкин Скилицез прикусил губу, когда сквозь веселое потрескиванье костра донесся торжествующий голос Гуделина:

— Цел и невредим. Благодарю. Чувствую себя не хуже плохо прожаренного мяса.

Скилицез стиснул зубы и шагнул вперед. Невозмутимый шаман появился перед ним из пламени. Офицер начертил знак Фоса у сердца и принял протянутую руку шамана.

Через несколько минут от вернулся из пламени и доложил, лаконичный, как всегда:

— В порядке.

Затем старый шаман кивнул Горгиду. Несмотря на всю свою уверенность, грек ощутил легкую дрожь. В свете ослепительного белого пламени он сузил глаза. Интересно, сколько потребуется времени, чтобы жалкая улыбка Гуделина стала вновь нормальной? Однако рука старого шамана была холодной и твердой, она настойчиво тянула в огонь.

Как только Горгид вошел в костер, ощущение жара пропало. Было слегка прохладно, как в летний вечер. Он даже не вспотел. Грек раскрыл глаза. Белый свет окружал его, но не слепил. Глянув себе под ноги, он обнаружил, что не касается ногами красных углей. Шалман рядом с ним что-то тихо выпевал. Впереди была темнота. Ночь казалась еще более черной по сравнению с ярким светом, что окружал их.

Горгид неловко вывалился из костра. Гуделин подхватил грека и помог ему обрести равновесие. Как только глаза снова привыкли к темноте, Горгид увидел, что Скилицез завороженно глядит на костер.

— Только свет, — шептал офицер, потрясенный пережитым. — Это, должно быть, свет рая, исходящий от милосердного Фоса.

Гуделин был настроен более прозаически.

— Если все это имеет хоть какое-то отношение к Фосу, то огонь сделает из негодяя Боргаза свежий бифштекс, чем окажет нашей богоспасаемой Империи неоценимую услугу.

Горгид тоже втайне надеялся на это. Но через несколько минут шаман вышел из костра рука об руку с посланником Иезда. На этот раз грек внимательно посмотрел на Боргаза. Да, Вулгхаш, каган Иезда, не отправил к Аргуну какого-то мелкого князька-полуварвара. На подобную оплошность нечего было и рассчитывать. Предками Боргаза, несомненно, были макуране, древний народ с великой историей. Государство Макуран много веков было ровней Видессу. А потом из степей туда хлынули йезды…