Сага о Криспе (№3) - Император Крисп

Эврип же ответил ему так:

— Хочешь надеть синюю рясу и прожить жизнь монахом? Валяй, старший брат, но такая жизнь не для меня.

Пожелай Фостий провести жизнь в монашестве, устроить это было бы несложно.

Но подобные мысли приходили ему в голову по единственной причине — Фостию хотелось оказаться подальше от отца. Ему не хватало ни стремления стать монахом, ни монашеской смиренности. Нельзя сказать, что его привлекало умерщвление плоти, — скорее, совокупление без любви или по расчету обычно казалось ему более умерщвляющими, чем никакое.

Фостий часто задумывался над тем, как вести себя, когда Крисп решит его женить. Он радовался, что этот день еще далек, поскольку не сомневался — отец подберет ему невесту, исходя из интересов императорского дома, а не из заботы о его счастье.

Иногда такие браки удавались не хуже прочих. А иногда…

Он повернулся к Ватацу:

— Друг мой, ты и сам не знаешь, насколько тебе повезло, что ты родился в обычной семье. Как часто мне кажется, что мое происхождение скорее клетка или проклятие, чем предмет для зависти.

— Ах, ваше младшее величество, вино опечалило вас, вот и все. — Ватац повернулся к лютнисту и свирельщику, наигрывавшим что-то негромкое и спокойное, щелкнул пальцами и возвысил голос:

— Эй, парни, сыграйте что-нибудь повеселее, а то его величество заскучал.

Музыканты быстро посовещались, сблизив головы, затем свирельщик отложил свой инструмент и взял похожий на котелок барабан.

Когда его ладони ударили по натянутой коже, во всем зале поднялись головы.

Лютнист взял резкий звонкий аккорд.

Фостий узнал васпураканский танец, но радости ему это не прибавило.

Вскоре почти все гости уже танцевали, хлопая в ладоши и что-то выкрикивая в такт музыке. Фостий остался сидеть на месте, даже когда Ватац приглашающе подергал его за рукав. Пожав плечами, Ватац наконец сдался и присоединился к танцующим. «Он прописал мне лекарство, которое годится только ему», — подумал Фостий.

Впрочем, ему и не хотелось веселиться. Досада его вполне устраивала.

Когда Фостий встал, танцующие радостно закричали, но он не стал к ним подходить. Он вышел через распахнутые бронзовые двери Зала девятнадцати лож, спустился по низким и широким мраморным ступеням и взглянул на небо, определяя время по высоте бледного ущербного диска луны.

Примерно пятый час ночи, решил он — скоро полночь.

Фостий опустил глаза. Императорскую резиденцию от прочих зданий дворцового комплекса отделяла вишневая роща — чтобы у Автократора и его семьи возникала хотя бы иллюзия уединенности.

Сквозь ветви деревьев Фостий разглядел окно, ярко освещенное свечами или лампами, и кивнул. Да, Крисп работает и с крестьянским упорством ведет битву с огромностью империи, которой правит.

Свет в окне погас. Даже Криспу приходилось уступать сну, хотя Фостий не сомневался, что отец отказался бы и от сна, если бы мог.

Из окна зала высунулась чья-то голова.

— Возвращайтесь, ваше младшее величество, — услышал Фостий слова, произнесенные слегка заплетающимся от вина языком. Веселье только началось.

— Веселитесь без меня, — бросил Фостий и пожалел, что вообще собрал сегодня приятелей. Легкость, с какой они предавались веселью, лишь усугубляла его мрачность.

Он рассеянно прихлопнул москита; в темноте снаружи их было меньше, чем в освещенном зале. Когда в императорской резиденции погасли последние лампы, здание за вишневой рощей растворилось в темноте. Фостий медленно зашагал в ту сторону; ему не хотелось заходить, не убедившись, что отец уже отправился спать.

У входа стояли стражники-халогаи. Высокие светловолосые северяне, узнав Фостия, отсалютовали ему, подняв топоры.

Окажись он злоумышленником, их топоры тоже поднялись бы, но не для приветствия.

Как и всегда, возле входа находился один из дворцовых евнухов.

— Добрый вечер, ваше младшее величество, — произнес он, вежливо кланяясь.

— Добрый вечер, Мистакон, — отозвался Фостий. Из всех евнухов-постельничих Мистакон был к нему ближе всего по возрасту, и потому Фостию казалось, что он понимает его и сочувствует ему более, чем остальные. Ему даже в голову не приходило задуматься о том, что чувствует сам Мистакон, чья созревшая мужественность, образно говоря, завяла еще на лозе. — Отец спит?

— Да, он в постели, — ответил Мистакон тем странно бесцветным голосом, к которому прибегают евнухи, желая намекнуть на двойной смысл сказанного.

Впрочем, сегодня вечером Фостию, было не до тонкостей. Он испытывал лишь облегчение — удалось прожить еще один день, не встретившись с отцом.

— Я тоже пойду спать, почтенный господин, — сказал он, назвав особый титул Мистакона в иерархии евнухов.

— Все уже готово, ваше младшее величество, — произнес Мистакон, что по сути являлось тавтологией: Фостий был бы потрясен, если бы в его комнате хоть что-то оказалось не готово. — Окажите любезность следовать за мной…

Фостий зашагал вслед за постельничим по коридорам, где мог ориентироваться хоть с завязанными глазами. В свете факелов свидетельства долгих столетий имперских побед казались какими-то выцветшими и нечеткими. Конический шлем, некогда принадлежавший Царю царей Макурана, стал просто куском железа, а картина, на которой видесские войска штурмом брали стены Машиза — обычной мазней. Фостий потряс головой. То ли он просто устал, то ли освещение подшучивает над его зрением.

Для своей спальни Фостий выбрал помещение как можно дальше от спальни Криспа, в самом дальнем уголке императорской резиденции. Оно пустовало множество лет, а то и веков, пока Фостий, вскоре после того, как у него начала пробиваться борода, не устроил там убежище от отца.

Дверь в его спальню была распахнута, проем заливал масляно-желтый свет горящей внутри лампы.

— Ваше младшее величество желает чего-нибудь? — спросил Мистакон. — Возможно, немного вина или хлеба с сыром? Я могу спросить также, не осталась ли еще баранина, которую подавали вашему отцу?

— Нет, не утруждайся, — вырвалось у Фостия резче, чем он намеревался ответить. Он тут же смягчил голос:

— Спасибо, я сыт. И хочу просто отдохнуть.

— Как пожелаете, ваше младшее величество.

Мистакон поплыл по коридору. Как и многие евнухи, он был мягок телом и полноват. Обутый в мягкие шлепанцы, он передвигался бесшумно, мелкими семенящими шажками. Развевающие полы одежды делали его похожим на разукрашенный купеческий корабль, идущий под полными парусами.

Фостий закрыл и запер дверь, потом разделся и снял сандалии.

Как и обувь отца, они тоже были красными — пожалуй, это единственная императорская прерогатива, которую мы разделяем, с горечью подумалось ему.

Юноша бросился на постель и задул лампу. В спальне стало темно, и Фостий уснул.

Ему приснился сон. Фостию часто снились яркие сны, а этот оказался особенно четким. Обнаженный и толстый, он расхаживал внутри какого-то огороженного пространства. Повсюду лежала еда — баранина, хлеб, сыр, бесчисленные кувшины с вином.

Над деревянной оградой показалась голова отца. Крисп удовлетворенно кивнул и… достал охотничий лук.

Фостий мгновенно проснулся. Сердце колотилось, тело заливал холодный пот.

На мгновение ему показалось, что окружающая его темнота означает смерть, но потом он полностью пришел в себя и начертил на груди солнечный круг Фоса в благодарность за то, что сон не обернулся явью.

Это помогло ему успокоиться, пока он не подумал о своем положении при дворе. Фостий вздрогнул. Быть может, сон все же имел какое-то отношение к реальности.

* * *

Заид опустился перед Криспом на колени, затем на живот и коснулся лбом ярких квадратиков мозаичного пола.

— Вставай, вставай, — нетерпеливо бросил Крисп. — Сам знаешь, мне не нужны эти церемонии.

Волшебник встал с той же легкостью, с какой опускался.

— Знаю, ваше величество, — ответил он. — Но и вам известно, какое уважение маги проявляют к ритуалам. Без них наше искусство рассыпалось бы прахом.

— Ты мне уже много раз об этом говорил. С ритуалом мы покончили. Теперь сядь и расслабься. Давай поговорим.

Он махнул рукой, указывая Заиду на стул в той же комнате, где накануне работал.

Вошел Барсим с кувшином вина и двумя хрустальными кубками.

Вестиарий налил императору и магу, поклонился и вышел. Заид насладился букетом вина, отпил глоток и улыбнулся:

— Прекрасное вино, ваше величество.

— Да, приятное, — подтвердил Крисп, пригубив из кубка. — Боюсь, впрочем, что настоящего знатока из меня никогда не получится. Это вино настолько лучше того, которое я привык пить в молодости, что теперь я с трудом отличаю просто хорошее вино от лучшего.

Заид вновь отпил из кубка, на сей раз сделав глоток побольше.

— Позвольте вас заверить, ваше величество, что вино в наших кубках — одно из лучших.

Маг был высок и худощав, лет на десять младше Криспа — в его черной бороде пробивались лишь первые седые волоски. Крисп помнил его еще тощим восторженным юношей, уже тогда полным таланта. И с годами этот талант не угас.

Вернулся Барсим, на сей раз с позолоченным подносом, на котором стояли две миски.

— Для начала каша с солеными анчоусами, ваше величество, высокочтимый господин.

Каша оказалась пшеничной, шелковисто-нежной и обильно сдобренной сливками.

Анчоусы добавляли ей пикантности. Крисп знал, что попроси он повара приготовить простую комковатую ячменную кашу, тот бы с отвращением уволился. Император, конечно, понимал, что такая каша, как и вино в его кубке, вкуснее обычной, но иногда тосковал по пище, на которой вырос.

Когда его миска наполовину опустела, он сказал Заиду:

— Я вызвал тебя сегодня, потому что получил из западных провинций сообщение о распространившейся там новой ереси. И весьма неприятной.

Он протянул магу письмо Таронития. Заид прочитал его, сосредоточенно нахмурив брови, потом поднял глаза на Криспа:

— Да, ваше величество, если словам святого отца можно полностью доверять, то эти фанасиоты и в самом деле весьма неприятные еретики. Но, хотя между религией и волшебством и имеется весьма существенное сходство, я бы на вашем месте первым делом обратился к церковным авторитетам, а не к мирянину вроде меня.

— В большинстве случаев я бы так и поступил. Фактически я уже велел вселенскому патриарху послать в Питиос священников. Но эти еретики показались мне настолько злобными — если, как ты уже сказал, Таронитию можно верить, — что я стал гадать, нет ли связи между ними и нашим старым приятелем Арвашем.

Заид сжал губы, потом шумно выдохнул. Арваш — возможно, его истинным именем было Ршава — в первые годы правления Криспа наносил империи жестокие удары на севере и востоке. Он был, по всей видимости, священником-ренегатом Фоса, переметнувшимся на сторону темного бога Скотоса и за счет этого продлившим свою злобную жизнь более чем на два века. Заид вместе с другими магами помогал имперским войскам одолеть халогаев, захвативших Плискавос в Кубрате. Возглавлял их Арваш, чья колдовская сила в этой схватке оказалась почти уничтоженной, но захватить его живым или мертвым в тот раз не удалось.

— И чего же именно вы хотите от меня, ваше величество? — спросил Заид.

— Ты возглавляешь Чародейскую коллегию, друг мой, и ты всегда был чувствителен к особенностям практикуемой Арвашем магии. И если кто способен выяснить, не колдовство ли Арваша стало причиной появления фанасиотов, то это именно ты. Возможно ли это установить по тому немногому, чем мы располагаем? — Крисп постучал пальцем по письму Таронития.

— Интересный вопрос, — отозвался Заид и задумался, глядя скорее сквозь Криспа, чем на него. — Пожалуй, это можно проделать, ваше величество, — сказал он наконец, — хотя потребуются весьма тонкие волшебные действия. Основным магическим принципом можно назвать закон сходства — иными словами, одинаковые причины приводят к одинаковым последствиям.

В данном случае, как мне кажется, наиболее эффективной станет инверсия этого закона в попытке установить, проистекают ли одинаковые последствия нынешние и прошлые беспорядки и нанесенный действиями Арваша ущерб империи — из одинаковых причин.

— Ты лучше меня знаешь свое дело, — ответил Крисп. Он никогда не пытался изучать теорию магии; для него имели значение только результаты, получаемые посредством волшебства.

Заид, тем не менее, продолжил объяснение, желая, наверное, обдумать вслух возникшую у него идею:

— Подходящим может оказаться и закон сродства, Если Арваш находился в физическом контакте с кем-либо из фанасиотов, а тот, прямо или косвенно, вступал в контакт со священником Таронитием, то следы этих контактов могут проявиться на лежащем перед нами пергаменте. При обычных обстоятельствах два или три промежуточных контакта безнадежно исказили бы природу исходного. Однако сила Арваша, а также наше понимание сущности его силы, настолько велики, что даже еще несколько промежуточных контактов вряд ли помешали бы обнаружению.

— Как скажешь, — охотно согласился Крисп. Вероятно, лекции, которые Заид читал в Чародейской коллегии, научили его излагать основы магического искусства столь ясно, что они становились понятными даже Автократору, не имевшему ни способностей, ни интереса к практической магии. — И сколько тебе потребуется времени на подготовку?

Взгляд Заида вновь стал отрешенным.

— Письмо, разумеется, я заберу с собой. Затем мне нужно будет выяснить точную обстановку, в которой можно начинать магические действия, собрать необходимые материалы… конечно, не обязательно в такой последовательности.

Будь сейчас война, ваше величество, я попробовал бы уже завтра или даже сегодня вечером. Однако я буду больше уверен в результате, если затрачу на подготовку день или два.

— Готовься столько, сколько сочтешь необходимым, — сказал Крисп. — Если за фанасиотами стоит Арваш, нам необходимо это знать. А если создастся обратное впечатление, то мы должны быть уверены, что он не пустил в ход магию, маскируя свое участие.

— Совершенно верно, ваше величество. — Заид сунул письмо Таронития в мешочек на поясе, затем встал и начал было простираться перед Криспом, как того требовал этикет перед уходом от Автократора. Крисп махнул рукой, чтобы волшебник не утруждал себя церемониями. Кивнув, тот добавил:

— Я приступлю к работе немедленно.

— Спасибо, Заид. И если Арваш к этому причастен… — Крисп оборвал себя на полуслове. Если Арваш вновь начал мутить воду, то Крисп не заснет спокойно, пока не одолеет принца-колдуна… или пока тот не одолеет его. В последнем случае его сон станет вечным. Заид понимал это не хуже Автократора.

— Так или иначе, ваше величество, но мы все узнаем, — пообещал он и торопливо вышел — подготавливать магическую процедуру для обнаружения Арваша.

Крисп прислушивался к его шагам в коридоре, пока они не стихли.

Он считал, что ему повезло, раз ему служат такие люди, как Заид. Когда его ненадолго оставляла скромность, он также начинал думать, что их присутствие отражает качество его правления: разве столь порядочные и способные люди станут служить злобному и глупому хозяину?

Крисп встал, потянулся и тоже вышел в коридор. Навстречу шел Фостий. Оба остановились — Крисп в дверях, а его наследник посередине коридора.

Фостий, кроме всего прочего, был для Криспа живым напоминанием о том, что править он будет не вечно. Крисп помнил, как брал новорожденного у повитухи и носил его на руках. Ныне они почти сравнялись ростом; Фостий не дотягивался до отца на дюйм-другой, но и Дара тоже была ниже мужа.

Фостий был и живым напоминанием о своей матери. Убери аккуратно подстриженную темную бороду — теперь уже густую и вьющуюся, как у мужчины, — и увидишь лицо Дары: его черты были не столь рублеными, как у Криспа, а во внутренних уголках глаз виднелась такая же четкая складочка, что и у матери.

— Доброе утро, отец, — сказал он.

— Доброе утро, — ответил Крисп, гадая, как и всегда, он ли отец ему. Юноша не походил на него, но и на Анфима тоже. В нем, несомненно, не было прирожденной настойчивости Криспа; когда отец попытался показать парню, как управляют империей, Фостий быстро потерял к этому занятию интерес. Крисп весьма сожалел об этом, но в свое время насмотрелся на Анфима и понимал, что из человека нельзя сделать правителя против его воли.

Утренним приветствием разговоры Криспа и Фостия обычно и ограничивались.

Крисп ожидал, что Фостий и сейчас, как обычно, пройдет мимо, не сказав больше ни слова, но сын удивил его вопросом:

— Что вы в такую рань обсуждали с Заидом, отец?

— В западных провинциях возникли проблемы с еретиками.

Крисп произнес эти слова спокойно, не желая, чтобы Фостий заметил его встревоженность. Если у парня есть желание учиться, то он преподаст ему урок.

Но скорее всего, с легкой печалью подумал Крисп, Фостий спросил лишь потому, что увидел Заида — волшебник был для него кем-то вроде любимого дядюшки.

— А что за ересь?

Крисп, вспомнив письмо Таронития, объяснил, насколько смог, суть фанасиотской ереси. Второй вопрос удивил его меньше первого; теология была в Видессе любимым интеллектуальным упражнением. Миряне, обсуждавшие святые заповеди Фоса, не боялись спорить даже со вселенским патриархом.

Фостий задумался, потирая подбородок унаследованным от отца жестом, потом сказал:

— Рассуждая теоретически, отец, я согласен с тем, что их доктрины кажутся суровыми, но это вовсе не означает, что их вдохновил Скотос. Возможно, последователи Фанасия не правильно поняли, как следует эти доктрины воплощать, но…

— В лед все теории! — рявкнул Крисп. — Для меня важно, что эти маньяки рыщут по стране и убивают всех, кто с ними не согласен. Так что прибереги свои драгоценные теории для школьного класса.

— Я просто хотел сказать… — Фостий поднял руки. — А, какой смысл? Ты все равно не станешь слушать.

Что-то сердито бормоча, он пошел прочь по коридору.

Старший Автократор вздохнул, глядя ему вслед. Может, было бы лучше, если бы они ограничились приветствиями — тогда не пришлось бы и ссориться. Но Крисп никак не мог понять, как Фостий ухитрился найти добрые слова для еретиков-бандитов.

Наследник уже скрылся за поворотом коридора, и Крисп лишь тогда вспомнил, что оборвал парня и не дал ему закончить мысль о фанасиотах.

Он снова вздохнул. Придется извиниться при следующей встрече.

Но Фостий, скорее всего, извинения тоже воспримет не правильно, и все выльется в очередную ссору. Что ж, будь что будет. Крисп был согласен рискнуть.

Мысль догнать сына и извиниться сразу пришла к нему с опозданием — Фостий уже вышел из императорской резиденции.

* * *

Следующие два дня Крисп был не в состоянии уделить все свое внимание государственным делам. Всякий раз, когда к нему приходил посыльный или евнух, Автократор тут же забывал о текущей проблеме, надеясь услышать весть о том, что у Заида все готово. Его неизменно постигало разочарование, и он раздраженно возвращался к работе. Ни один преступник не получил помилования, пока Заид готовился к волшебству.

Когда наконец — в течение двух обещанных дней, хотя Крисп пытался этого не замечать — Заид управился с подготовкой, он сам пришел сообщить об этом императору. Крисп с облегчением отшвырнул очередной налоговый отчет.

— Веди меня, высокочтимый господин! — воскликнул он.

В жизни Автократора имелась одна проблема — переход из одного места в другое автоматически превращался в церемонию. Крисп не мог просто прийти вместе с Заидом в Чародейскую коллегию. Увы, его повсюду должен был сопровождать отряд телохранителей-халогаев, что вполне разумно, и двенадцать зонтоносцев с яркими шелковыми полотнищами, издалека указывающими на приближение августейшей особы что, по мнению самой особы, было попросту глупостью. Заняв трон, он начал упорную борьбу с бессмысленными церемониями, но давно понял, что проигрывает битву, — обычаи оказались куда более упорным противником, чем даже кровожадные варвары Арваша.

Наконец, после не очень долгой, но все же задержки, Крисп перешагнул порог палаты Заида в Чародейской коллегии. Вместе с ним и волшебником туда же вошел светловолосый северянин с топором, двое других остались снаружи у двери, а остальные — на улице вместе с зонтоносцами.

Заид извлек пергамент, на котором Таронитий записал обвинения против фанасиотов, а затем второй лист, уже пожелтевший от времени. Заметив удивленно приподнявшиеся брови Криспа, он пояснил:

— Я взял на себя смелость сходить в архив, ваше величество, и отыскать там документ, написанный Арвашем лично. Первой моей задачей станет сравнение обоих документов — действительно ли в них заключена сходная угроза.

— Понятно, — более или менее искренне отозвался Крисп. — Прошу тебя, продолжай так, будто меня здесь нет.

— Непременно, ваше величество — ради моей же безопасности.

Крисп кивнул. Он прекрасно понял смысл сказанного Заидом.

Корону он захватил именно после того, как Анфим, желая уничтожить противника с помощью колдовства, произнес заклинание, погубившее его самого.

Заид негромко прочитал молитву Фосу, потом очертил напротив сердца солнечный круг. Крисп повторил его жест. Халогай не стал этого делать; подобно большинству своих соотечественников, оказавшихся в столице Видесса, он продолжал веровать в яростных и мрачных богов своего народа.

Волшебник достал из накрытой крышкой чаши два красновато-коричневых сморщенных предмета.

— Высушенное сердце и язык дельфина, — пояснил он. — Они придадут моим чарам неотразимую силу.

Он отрезал ножом несколько полосок и бросил их в неглубокую чашу с голубоватой жидкостью. С каждым новым кусочком голубизна усиливалась.

Взяв левой рукой серебряную палочку, Заид помешал смесь, одновременно делая пассы правой рукой. Он нахмурился.

— Я уже ощущаю зло, — напряженно проговорил он. — Осталось выяснить, исходит оно от одного пергамента или от обоих.

Вынув палочку, он нанес пару капель голубой жидкости на уголок письма из архива. Пятно мгновенно стало ярко-красным, похожим на свежепролитую кровь.

Заид непроизвольно попятился.

— Клянусь благим богом, — потрясенно пробормотал он. — Я и не ожидал такой мощной реакции. Зеленого цвета, быть может, желтого, но… — Он смолк, глядя на письмо Арваша так, словно у него выросли клыки.

— Полагаю, письмо Таронития тоже проявит такую же реакцию, если Арваш причастен к бесчинствам фанасиотов? — спросил Крисп.

— Я искренне надеюсь, что магический раствор не станет красным, ваше величество. Это будет по сути означать, что Арваш рыскал вокруг храма, когда Таронитий писал это письмо. Но изменение окраски укажет на степень отношений между Арвашем и новыми еретиками.

Волшебник осторожно нанес немного голубой жидкости на письмо Таронития. Крисп подался вперед, желая увидеть, как изменится ее цвет. Он не знал, станет ли она красной, но ожидал увидеть явное изменение. Заид, судя по его словам, тоже.

Но жидкость осталась голубой.

Оба не сводили с нее глаз; даже халогай составил им компанию.

— И долго нам ждать, когда изменится цвет? — поинтересовался Крисп.

— Если бы ему предстояло измениться, ваше величество, то это бы уже произошло, — ответил Заид и тут же добавил:

— Мне всегда следует помнить, что Арваш истинный мастер маскировки и фальсификации. Не исключено, что он смог исказить результат этой проверки, невзирая на использованное мною сердце дельфина. Но имеется и способ перекрестной проверки, на который, как мне кажется, он при всем желании повлиять не может.

Волшебник взял оба пергамента и сложил их так, что оба влажных пятна соприкоснулись.

— Поскольку сущность Арваша явно присутствует в одном из этих писем, она не может не извлечь из другого письма даже ничтожные количества самой себя, если они там имеются.

Выдержав пергаменты прижатыми полминуты, он разъединил их.

Голубое пятно на письме Таронития осталось голубым, а не превратилось в зеленое, желтое, оранжевое, красное или даже розовое. Заид разглядывал его с изумлением. Криспом же овладело не только удивление, но и сильная подозрительность.

— Так по-твоему выходит, что Арваш не имеет никакого отношения к фанасиотам? Мне трудно в такое поверить.

— Мне тоже, ваше величество, — согласился Заид. — Если вы спросите мое мнение, то я отвечу, что связь между Арвашем и фанасиотами весьма вероятна. Однако моя магия, кажется, вновь утверждает нечто другое.

— Но верна ли твоя магия, или же тебя попросту ввели в заблуждение? — потребовал ответа император. — Можешь ли ты уверенно ответить на любой из моих вопросов — да или нет? Я знаю, ты понимаешь, насколько это важно, и не только для меня, но и для настоящего и будущего империи.

— Да, ваше величество. Столкнувшись лицом к лицу с Арвашем, увидев сотворенное им зло, и то зло, к которому он подтолкнул последовавших за ним, я хорошо знаю, насколько вам хочется быть уверенным в том, придется ли вам — и нам — иметь с ним дело вновь.

— Хорошо сказано, — согласился Крисп. Вряд ли он сумел бы говорить столь рассудительно. Но правда заключалась в том, что едва он прочел письмо Таронития, как страх перед Арвашем всплыл в его сознании подобно призраку из романа, которыми торговали на площади Паламы. И что бы ни говорили о фанасиотах магические испытания Заида, собственный страх звучал в его душе еще громче.

Поэтому он спросил:

— Высокочтимый господин, известны ли тебе другие магические средства, при помощи которых можно проверить истинность уже полученных результатов?

— Надо подумать, — ответил Заид и на несколько минут предался размышлениям, застыв посреди кабинета неподвижно, словно статуя. Внезапно он просиял:

— Я кое-что вспомнил.

Он торопливо подошел к стоящему у стены шкафу и принялся рыться в выдвижных ящичках.

Халогай подошел и встал между Заидом и Криспом — на случай, если волшебник внезапно выхватит кинжал и попытается убить Автократора. Он поступил так зная, что Заид — давний и верный друг Криспа и что в его палате наверняка имеется оружие куда более опасное, чем какой-то нож. Крисп улыбнулся, но не попросил северянина отойти, зная, что тот выполняет свои обязанности так, как полагает нужным.

— Нашел! — радостно воскликнул Заид, оборачиваясь. В руке у него оказался не кинжал, а гладкий полупрозрачный белый камень. — Это никомар, ваше величество — разновидность алебастра. Если на него правильно воздействовать, он способен порождать одновременно победу и дружбу. С его помощью мы проверим, существует ли, образно говоря, дружба между этими письмами. И если да, то мы узнаем, что Арваш действительно приложил руку к ереси фанасиотов.

— Алебастр, говоришь? — Крисп подождал, пока Заид кивнул. — В императорской резиденции некоторые из панелей под потолком тоже сделаны из алебастра, чтобы там было светлее. Тогда почему же под моей крышей не обитают постоянно… э-э… победа и дружба? — Ему вспомнились бесконечные ссоры с Фостием.

— Я ведь говорил, что камень проявляет свои достоинства после правильного воздействия на него, — с улыбкой ответил Заид. — Процедура эта не из легких, а эффект не длится долго.

— Понятно. — Крисп понадеялся, что разочарование в его голосе не прозвучало слишком явно. — Что ж, в таком случае начинай и делай, что нужно.

Волшебник произнес молитву над поблескивающим кусочком никомара и смазал его приятно пахнущим маслом, словно производил его в прелаты или императоры.

Криспу стало интересно, сумеет ли он заметить изменение в камне, ведь даже человек без всяких магических талантов способен ощутить живительный поток, связывающий священника-целителя и пациента. Для него, впрочем, никомар остался просто камнем. Оставалось верить, что Заид знает свое дело.

Закончив делать пассы, для которых, по мнению Криспа, потребовались пальцы без суставов, Заид сказал:

— Теперь, с благословения благого бога, можно и начать. Сперва я проверю письмо, написанное Арвашем.

Он приложил никомар к месту, куда прежде наносил капельку магической жидкости. Камень ярко осветился изнутри пронзительной краснотой.

— Камень засвидетельствовал то, что нам уже известно, — заметил Крисп.

— Именно так, ваше величество, — подтвердил Заид. — Это заодно указывает мне, что никомар действует, как ему и положено. — Он снял тонкую пластинку камня и подержал ее над бронзовой жаровней, где курился ладан. Дым с резким запахом медленно поднимался к потолку. Крисп даже не успел спросить, зачем это нужно, как Заид пояснил:

— Я окуриваю никомар, чтобы удалить из него флюиды пергамента, которого он только что касался. Теперь в предстоящем нам решающем опыте действие закона сродства не повлияет на результат. Понимаете?

Не дожидаясь ответа, волшебник положил отполированный алебастр на письмо Таронития. Крисп ожидал увидеть новую красную вспышку, но сквозь полупрозрачный никомар просвечивало лишь размытое голубое пятно.

— И что это означает? — спросил Крисп. Он и надеялся, и опасался услышать от Заида ответ, отличающийся от очевидного.

— Это означает, ваше величество, что, насколько я могу судить по результатам магических испытаний, между фанасиотами и Арвашем никакой связи не существует.

— Мне до сих пор в это трудно поверить, — молвил Крисп.

— И мне тоже, как я уже упоминал. Но если бы вам пришлось выбирать между верой в то, что вам кажется, и тем, что подтверждено доказательствами, то что вы выберете? Полагаю, я знаю вас достаточно хорошо и могу предсказать ваш ответ, если бы речь шла о юридической, а не магической проблеме.

— Тут ты меня победил, — признался Крисп. — Выходит, ты настолько уверен в результатах своих магических манипуляций?

— Уверен, ваше величество. И если бы здесь не был замешан Арваш, то хватило бы и первой проверки. А раз этот результат подтвердил и никомар, то я готов жизнью ручаться за его точность.

— А ведь ты и в самом деле рискуешь жизнью, — заметил Крисп, слегка помрачнев.

Заид на мгновение удивился, затем кивнул:

— Да, верно. Арваш, если он вновь взялся за старое, способен навести ужас даже на храбрецов. — Он плюнул себе под ноги, отвергая злобного бога Скотоса, которого Арваш выбрал себе в покровители. — Но, клянусь Фосом, владыкой благим и премудрым, я вновь повторяю, что Арваш никоим образом не связан с фанасиотами. Пусть эти еретики и сбились с истинного пути, но сбил их не Арваш.