После сборки лафета дальнейший монтаж пошел быстрее. На свои места подняли люльку ствола, казенник, части самого ствола. Когда наконец "Дора" была целиком собрана, Беккер с восхищением оглядел гигантскую пушку. Лафет этого восьмидесятисантиметрового чуда инженерной мысли достигал пятидесяти метров в длину и одиннадцати в высоту; длина одного ствола равнялась тридцати метрам.
      Где-то за завесой дыма, с большой высоты, раздался скулящий звук пролетающего самолета ящеров. Плечи Беккера поникли, руки сжались в бесполезные в этой ситуации кулаки.
      - Боже, - взмолился он, - только не сейчас, мы ведь так близки к завершению!
      Михаэль Аренвальд похлопал его по плечу:
      - Они и прежде летали над нами. Карл. Все будет в порядке, вот увидишь.
      На них не упало ни единой бомбы; ни одной ракеты не разорвалось возле лафета пушки. Кран поднял из грузового вагона семитонный снаряд, имевший в длину почти пять метров, повернул длинную стрелу и поместил груз в казенную часть пушки.
      Казенная часть приняла снаряд и захлопнулась с лязгом, напоминающим грохот в заводском цеху. Когда ствол пушки медленно поднялся, весь батальон разразился ликующими криками. Аренвальд рассмеялся:
      - Как будто встал самый большой член в мире.
      - А ты прав: процесс одинаков, - отозвался Беккер. Достигнув наклона почти в сорок пять градусов, ствол остановился. Беккер вместе со всеми отвернулся, заткнул уши и открыл рот.
      Выстрел оказался совершенно непохожим на ожидания Беккера. Он целиком высосал воздух из легких и тряханул так, как терьер трясет крысу. Оглушенный, Беккер зашатался, споткнулся и тяжело осел на землю. Голова гудела. Он не был уверен, что после этого титанического рева сможет что-либо слышать. Но видеть он мог. Скрючившись на земле рядом с ним, Михаэль Аренвальд держал поднятыми вверх большие пальцы обеих рук.
      Оператор радара транспортного корабля "Шестьдесят седьмой Император Сохреб", стоящего на поверхности Тосев-3, вперился в экран и неодобрительно зашипел. Дребезжащий звук автоматической системы оповещения раздался прежде, чем Бретлан закричал:
      - Ракета на подходе!
      Их уже предупредили, что Большие Уроды балуются с ракетами, но он никак не ожидал встретиться с одной из этих игрушек так скоро. Он ошеломление устремил глазные бугорки к потолку. Вот уж действительно, Большие Уроды совсем не похожи на Расу. Как они быстры...
      Тосевитская ракета не менее быстро преодолела расстояние до приземлившихся космических кораблей. Челюсти Бретлана снова раскрылись, на этот раз от удовольствия. Значит, тосевиты додумались до управляемых снарядов? Замечательно, но они еще не знают, что такие снаряды тоже можно уничтожать.
      Едва эта мысль шевельнулась в мозгу Бретлана, радары показали запуск ракет для перехвата и уничтожения туземного оружия. Бретлан засмеялся:
      - Вам, Большие Уроды, придется выдумать что-нибудь получше.
      Обычный снаряд, как правило, имеет тонкие стенки, ибо лишний вес снижает его баллистические характеристики. Если в него попадает другой снаряд, или даже осколок, чаще всего это выводит его из строя.
      Однако снаряды для "Доры" приходилось одевать в броню, чтобы они смогли выдержать чудовищную силу, выбрасывавшую их из ствола орудия.
      Ракета ящеров взорвалась в нескольких метрах от летящего гиганта. Осколки ее отскочили от блестящей поверхности. Вторая ракета, прежде чем взорваться, ударилась в снаряд и, закружившись, развалилась.
      Снаряд как ни в чем не бывало продолжал лететь.
      Бретлан следил за радарным экраном, не веря своим глазам. К недоверию в равных количествах примешивались ужас и удивление.
      - Такое просто невозможно, - повторял он.
      Но факт оставался фактом: тосевитский снаряд сокрушал все, что Раса посылала ему наперехват, и продолжал двигаться. Он летел прямо на Бретлана.
      - Император, спаси и сохрани! - заскулил Бретлан и скользнул под свое кресло, приняв положенную по уставу защитную позу в случае нападения с воздуха.
      Снаряд упал примерно в десяти метрах от "Шестьдесят седьмого Императора Сохреба", угодив прямо в хранилище особо взрывоопасных веществ. За микросекунды все вокруг превратилось в море острых как бритва, раскаленных осколков всех форм и размеров.
      Как и все звездолеты эскадры пришельцев, "Шестьдесят седьмой Император Сохреб" использовал энергию атомного реактора. Но так же, как и большинство находившихся на поверхности Тосев-3 кораблей, значительную часть этой энергии он расходовал на электролиз воды и получение кислорода и водорода. Они служили топливом для воздушных и наземных машин Расы.
      Когда прогремел взрыв, все вокруг взвилось высоко в небеса. Бретлан и его кресло исчезли бесследно.
      Огненный пар был достаточно громадным, чтобы его увидели за шестьдесят километров. Когда он осветил северный горизонт, люди из батальона тяжелой артиллерии "Дора" закричали от радости - их громкие крики услышал и оглушенный Карл Беккер.
      - Попал! Попал! Попал! - вопил он и кружился в безумной пляске вместе с Михаэлем Аренвальдом.
      - Да это лучше оргазма! - орал Аренвальд.
      Командующий батальоном взобрался на массивный лафет и поднес к губам мегафон.
      - Всем по местам! - громогласно осадил он одуревших от радости подчиненных. - Мы должны ударить по ящерам еще раз, прежде чем они ударят в ответ.
      Вряд ли можно было придумать что-нибудь лучше этих слов, чтобы привести батальон в чувство. .Работа снова закипела. В отличие от танковой пушки, "Дора" не обладала возможностью разворачиваться. Поэтому дизельный локомотив, прицепленный к переднему концу лафета, проехал несколько метров по плавному изгибу рельсов и переместил громадину весом в полторы тысячи тонн на следующую, заранее выбранную огневую позицию.
      Как только машинист остановился возле метки, нанесенной на рельсы, Беккер стремглав бросился вперед, чтобы убедиться, не нарушилось ли от поворота и перемещения равновесие лафета. Пузырьки жидкостных уровней на всех четырех углах лафета не сдвинулись ни на миллиметр. Беккер махнул рукой:
      - Все в порядке!
      Длинный ствол поднялся на один-два градуса. Кран уже вынимал из казенной части пустую гильзу от первого снаряда.
      - Разойдись! - закричал сверху крановщик. Люди поспешно разбежались. Гильза шлепнулась на землю неподалеку от лафета. Такой способ удаления пустых гильз противоречил инструкциям, зато был самым быстрым. Кран повернулся за новым снарядом.
      Карл Беккер следил за часами. Через двадцать девять минут после того, как "Дора" заговорила в первый раз, ее голос раздался вторично.
      Крефак явственно ощущал жар от горевшего "Шестьдесят седьмого Императора Сохреба", хотя его ракетная батарея находилась на приличном расстоянии от несчастного корабля.
      Крефак также чувствовал жар и от своего командира, который бурно обсуждал свою неудавшуюся попытку сбить снаряд Больших Уродов. Он все сделал совершенно правильно. Батарея по крайней мере дважды перехватила тосевитский снаряд. Записи с радаров это подтверждают. Но почему там, где буквально мгновение назад горделиво высился космический корабль, теперь осталась липа груда дымящихся обломков?
      Один из операторов у радарного экрана испуганно зашипел.
      - Эти твари, рожденные не из яйца, запустили новый снаряд! - воскликнул он.
      Крефак с оторопелым удивлением уставился в экран. Хватило и одной катастрофы, но вторая... Он не мог представить себе, что будет, если. Он не хотел этого представлять. Его голос повысился до пронзительного крика, что совершенно не подобало офицеру:
      - Сбить!
      Шум пусковых установок доказывал, что компьютеры не стали дожидаться его приказов. Крефак подбежал к экрану, отыскал летящие ракеты. Как и прежде, они подошли прямо к цели, взорвались и... исчезли. С таким же успехом их можно было вообще не запускать. Тосевитский снаряд продолжал неотвратимо двигаться установленным курсом.
      Чуть ниже радарного экрана, отмечавшего путь снаряда, находился другой экран, который определял наземную цель, куда направлялся снаряд.
      - Нет! - со свистом выпустил воздух Крефак. - Ради Императоров, запускайте новые ракеты!.
      - Высокочтимый начальник, батарея израсходовала все снаряды; которые имелись на пусковых площадках, - беспомощно ответил подчиненный. - Ждем новых.
      Он тоже взглянул, куда был нацелен тосевитский снаряд.
      - О нет, только не в "Пятьдесят шестого Императора Джоссано"!
      Бугорки его глаз задрожали от страха, когда он посмотрел на Крефака.
      - Да, снаряд летит именно сюда, а у нас на борту хранится большая часть запасов ядерного оружия. Чтобы не сталкиваться с вероломными сюрпризами при колонизации этой вонючей планеты, нужно было бы стерилизовать ее и раз и навсегда избавиться от тосевитов. Мы...
      Его голос потонул в грохоте взрывающегося снаряда, а затем в более мощном грохоте, поглотившем все.
      "Пятьдесят шестой Император Джоссано" взорвался таким же образом, как взорвался "Шестьдесят седьмой Император Сохреб". Атомное и водородное оружие хранилось в самом сердце корабля, в бронированном отсеке особой прочности. Но это не спасло опасный груз. Когда "Пятьдесят шестой Император Джоссано" загорелся, детонаторы, которые приводили к быстрому соединению крупных, тщательно обработанных кусков плутония, начали взрываться, словно обычные снаряды в горящем танке.
      Сами атомные бомбы не взорвались: пусковые заряды не сработали. Однако корпуса бомб были повреждены, а слитки плутония - разбиты, покорежены и разбросаны по большому участку тосевитской суши. Взрывы, один за одним, сотрясали остов "Пятьдесят шестого Императора Джоссано"...
      Наверное, этот плутоний ног бы стать самым ценным металлом на Земле, если бы хоть один человек знал, где его отыскать и что с ним потом делать.
      Артиллеристы "Доры" разразились новыми криками ликования. На этот раз они не тратили времени на дурацкие пляски, наблюдая далекое зарево, а немедленно приступили к перезарядке.
      Михаэль Аренвальд прокричал Беккеру в ухо:
      - Шесть! Разве я не говорил тебе, что мы выпустим шесть снарядов? Шесть и выпустим!
      - Нам дважды повезло, - сказал Беккер. - Это больше, чем я ожидал. Возможно, мы выпустим еще один снаряд; говорят, цифра "три" приносит удачу... Даже если он будет последним, все равно здорово!
      Пронзительный звук в небе Беккер принял за звон в собственной голове после второго выстрела гигантской пушки. Дизельный локомотив уже переместил "Дору" на новую огневую позицию. Беккер двинулся к лафету, чтобы проверить, не сбились ли уровни.
      Взрыв первой бомбы в нескольких метрах позади швырнул Беккера прямо на металлическую стойку лафета. Он почувствовал, что у него сломаны нос, скула и несколько ребер. Беккер открыл рот, чтобы закричать. Следующая бомба взорвалась еще ближе.
      Квартира Йенса Ларсена находилось в нескольких кварталах к западу от чикагских боен. Соседство было не из приятных, но его прельстила удивительно низкая цена на жилье. В тот день неугомонный чикагский ветер дул с запада. Через несколько дней он начал дуть со стороны озёра Мичиган, и Йенс все понял. Но к тому времени было слишком поздно - он уже подписал контракт и заплатил деньги.
      Ветер дул с озера и в тот день, когда в город приехала его жена Барбара. Он до сих пор помнил ее округлившиеся глаза. Свое отношение к запаху она выразила поднятыми бровями и четырьмя словами:
      - Пахнет духами "Испуганная корова".
      Ветер дул с озера и нынешним вечером, однако Ларсен едва ли ощущал терпкую навозную вонь. Ему было не до того. Самолеты ящеров опять появились над Чикаго. Йенс ловил на трескучих коротких волнах Англию и слушал голос Эдварда Мэрроу, с хрипотцой объявлявший неизменное: "Говорит Лондон". Таково было волшебство Мэрроу, благодаря которому Йенс представлял, что понимает, каково быть жителем Лондона во времена блицкрига. Теперь он понимал это намного лучше.
      С пронзительным визгом пронеслись еще несколько самолетов, упали новые бомбы, причем, судя по дребезжанию стекол, совсем неподалеку. Йенс и Барбара прижались друг к другу, сидя под кухонным столом. Бомбоубежищ в Чикаго не было.
      - Снова колошматят по бойням, - прошептала ему на ухо Барбара.
      - Бьют по всему, куда ведут рельсы, - кивнул Йенс. Ящеры методично бомбили все транспортные узлы, а Чикаго как раз и являлся таковым. К тому же город находился неподалеку от базы ящеров, расположившейся на стыке Иллинойса, Миссури и Кентукки. Из-за двух этих обстоятельств городу здорово доставалось.
      В двухкомнатной квартире Ларсенов горели лишь две свечи. Их свет не пробивался сквозь одеяла, навешенные на окна с целью маскировки. Для электрического света одеяла вряд ли послужили бы надежной преградой, но электричество теперь включалось редко. Ларсен еще раз порадовался, что в доме старомодный ледник, а не капризный электрический холодильник. Пока торговец льдом ходит по квартирам, у них с женой будут свежие продукты.
      В какофонию звуков вносило свою лепту и тявканье противовоздушных орудий, до обидного малочисленных и до обидного неэффективных. Осколки молотили по крышам, словно град раскаленного металла. Воздушные сирены выли, как души грешников.
      Через какое-то время Ларсен заметил, что больше не слышит самолетов ящеров, хотя канонада продолжалась. Видимо, зенитчики палили наугад.
      - Кажется, кончилось, - сказал Йенс.
      - На этот раз, - ответила Барбара. Он чувствовал, как у нее из-за бомбежки трясутся руки. Его и самого трясло. Одна за другой сирены умолкли.
      - Не знаю, сколько еще я смогу это выдержать, - проговорила Барбара.
      Ее голос дрожал от скрытого напряжения, как туго натянутая струна.
      - Англичане ведь не падают духом, - сказал Йенс, снова вспомнив голос Мэрроу.
      - Одному Богу известно, как им это удается. А я не могу, - ответила Барбара.
      Она обняла мужа.
      Будучи очень рациональным молодым человеком, Йенс раскрыл рот, чтобы объяснить жене, какие ужасные бомбежки переносит Лондон, а также что ящеры почему-то в значительно большей степени, чем нацисты, предпочитают бомбить гражданские объекты, однако пружинистое, крепкое тело его жены, крепко прижатое к нему, смешало все его мысли, и вместо объяснений Ларсен просто поцеловал Барбару.
      Она тихо и сдавленно простонала. От страха, от желания или от того и другого одновременно - он не знал. Барбара провела теплой ладонью по его лицу. Он накрыл ее своим телом, стараясь не удариться головой о столешницу. Когда их поцелуй наконец прервался, Йенс спросил:
      - Может, пойдем в спальню?
      - Нет, - ответила жена, удивив его. Потом игриво добавила: - Давай займемся этим прямо здесь, на полу. Это напомнит мне о том, как мы проводили время на заднем сиденье твоего старого "шевроле".
      - Идет, - согласился Йенс и немного отодвинулся. - Поднимись чуть-чуть.
      Когда Барбара приподнялась, Йенс одной рукой расстегнул пуговицы на задней стороне ее блузки и отцепил застежку лифчика. Он не занимался этим с тех пор, как они поженились, однако та легкость, с какой Йенс все проделал, показывала, что его рука тоже помнит заднее сиденье "шевроле". И блузку, и лифчик он отшвырнул в сторону.
      - Приподнимись еще раз.
      Он медленно стянул с нее трусики. Вместо того чтобы снимать юбку, Йенс просто задрал ее вверх. Это заставило Барбару снова засмеяться. Она целовала мужа долго и медленно.
      На какое-то время оба позабыли про ужас, царивший снаружи занавешенных окон.
      - Нужно было снять с тебя юбку, - сказал он. - Теперь она вся потная.
      - Она? А я?
      Барбара уперлась руками в грудь мужа, словно желая высвободиться. Он быстро поднялся на локти и колени и вот тут-то ударился затылком о столешницу, да так, что из глаз посыпались искры. Йенс выругался, сначала по-английски, а затем по-норвежски - на языке, который усвоил от своего деда.
      В это время зазвонил телефон.
      Ларсен от удивления вздрогнул - он не думая, что телефон работает. Это стоило ему новой встречи затылка со столешницей. На сей раз его ругательства полились исключительно на норвежском. С брюками, сползшими на лодыжки, он поковылял в спальню.
      - Да! - раздраженно прорычал он в трубку, словно звонивший был виноват в набитых шишках.
      Голос с иностранным акцентом, прозвучавший на другом конце провода, немедленно охладил его пыл.
      - Да, доктор Ферми, - ответил он и поспешно схватился за брюки, - я слушаю.
      Естественно, Ферми не мог его видеть, но Ларсену было неловко разговаривать с гениальным физиком, стоя со спущенными штанами.
      - Спасибо, у нас опять все спокойно.
      - Спокойно? - с горечью переспросил Ферми. - В сегодняшнем мире это слово лишено смысла. Когда мы с Лаурой четыре года назад приехали сюда, мне казалось, что в словах "спокойствие", "безопасность" есть смысл, но я ошибался. Но забудем об этом. Я звоню по другой причине. Сцилард считает, и я с ним согласен, что мы все должны встретиться завтра, причем рано утром. В семь часов. Если бы он мог, то назначил бы на шесть.
      - Я приду, - пообещал Йенс. - А что случилось?
      - Ящеры идут на Чикаго. Если они появятся здесь, все, что мы делали, пропадет. А времени у нас в обрез.
      - Я приду, - снова сказал Ларсен.
      - Хорошо, - ответил Ферми. - Я должен проститься: нужно сделать еще звонки, пока телефоны работают. Встретимся утром.
      Ферми повесил трубку, даже не попрощавшись. Ларсен сел на кровать и глубоко задумался. Его брюки опять сползли. Но он этого не заметил.
      В спальню вошла Барбара. В руках она держала зажженную свечу. За окном в ночном воздухе выли пожарные сирены: пожарные делали все, чтобы потушить огонь, вызванный налетом ящеров.
      - Что случилось? - спросила Барбара. Она бросила блузку и нижнее белье в плетеную корзину для грязного белья и закрыла крышку.
      - Завтра большое собрание, - ответил Йенс и пересказал жене разговор с Ферми.
      - Приятного мало, - сказала Барбара.
      Она не знала, чем в действительности занимается ее муж, работая под трибунами Стэгфилда. Когда они встретились в Беркли, Барбара изучала средневековую английскую литературу. Но о значимости атомного проекта она имела представление.
      Барбара поставила свечу в серебряный подсвечник на туалетном столике. Подсвечник был свадебным подарком Ларсена; он никогда не думал, что эта вещь им действительно понадобится. Обеими руками Барбара стянула с себя юбку и тоже отправила в корзину. Бросив взгляд на мужа, она заметила:
      - А ты так и не натянул брюки.
      - Натягивал. Должно быть, опять сползли.
      - Так мне переодеться в халат или нет?
      Йенс задумался. Конечно, собрание начнется рано, но если он вольет в себя достаточно кофе, то как-нибудь проснется. Обнаженная Барбара при свете свечи заставила его позабыть о завтра.
      - Нет, - сказал он. - Иди ко мне.
      - Прекрасно. Но на этот раз и ты сними рубашку.
      Когда на следующее утро Ларсен направился в Чикагский университет, транспорт не работал: ни автобусы, ни городская железная дорога. Лишь редкие из-за дефицита бензина машины осторожно пробирались по улице.
      Йенс прошел мимо уполномоченного противовоздушной обороны. Тот кивнул. На плече у него болталась винтовка, на голове красовалась металлическая каска британского образца, а на рукаве - повязка с надписью: "Гражданская оборона". Эти уполномоченные повырастали, как грибы после дождя, когда Пёрл-Харбор на несколько недель вызвал панику. Но их служба оказалась ненужной, и они столь же быстро исчезли. Однако сейчас в них появилась настоящая потребность. Этот человек выглядел так, словно месяц не спал. Лицо его покрывала сероватая щетина, из угла рта свешивалась погасшая сигарета.
      Час быстрой ходьбы - и Йенс добрался до университетского городка. Хотя он и считал Ходьбу полезной, но начинал серьезно подумывать о покупке велосипеда. "И чем раньше, тем лучше, - решил он. - Лучше приобрести велосипед прежде, чем аналогичная идея придет в голову многим и цены будут взвинчены до предела". Йенс не мог себе позволить тратить ежедневно по два часа на путь до работы и обратно.
      Здание Экхарт-Холла стояло в юго-восточном углу университетского городка. Оно было довольно новым: его построили в 1930 году, однако кондиционеров в нем не было. Окна в аудитории распахнуты, чтобы теплый ветерок с улицы разогнал воздух, застоявшийся в помещении. Учитывая ранний час, кто-то поставил на столик под окнами большой кофейник и поднос со сладкими булочками.
      Ларсен прямиком направился к столику, налил себе в бумажный стаканчик черного горячего кофе и жадными глотками выпил. Потом схватил булочку и налил второй стакан.
      Пока он шел с кофе и булочкой, выбирая, где сесть, то думал, сколько еще будут еще существовать в Чикаго подобные веши. Кофе был импортным и что-то, положенное в булочку, тоже, например корица. Сколько еще сможет продержаться торговля, когда базы ящеров распространяются по Соединенным Штатам, словно злокачественная опухоль?
      Ларсен кивнул Энрико Ферми. Итальянский физик вытирал рот бумажной салфеткой. "Целлюлозу, из которой делают такие салфетки, тоже импортируют", подумал Йенс.
      - Будем наслаждаться жизнью, пока это возможно, - сказал Ларсен и объяснил, почему произнес эту фразу.
      Ферми кивнул. Благодаря лысеющей голове и овальному лицу он и в самом деле смахивал на "яйцеголового". Он выглядел намного старше, чем на сорок один год. Улыбка Ферми была мягкой и немного грустной.
      - Интересно, как близки были бы к управляемой реакции немцы, если бы у Гитлера хватило ума оставить в покое кое-кого из одареннейших людей страны и позволить им работать на него, - сказал Ларсен.
      - Я никогда особо не интересовался политикой, но мне всегда казалось, что фашизм и разум - вещи несовместимые, - ответил Ферми. Он повысил голос, обращаясь к подошедшему человеку: - А ты, Лео, как думаешь?
      Лео Сцилард был невысоким и коренастым. Костюм с накладными плечами лишь подчеркивал особенности его фигуры.
      - О чем вы спрашиваете, Энрико? - поинтересовался он.
      Когда Ферми повторил свою фразу, Сцилард, прежде чем ответить, почесал широкое, полное лицо.
      - Я считаю, что авторитаризм в любой форме приносит науке зло, поскольку его постулаты нерациональны. Да, нацисты зажимают науку, но всякий, кто думает, что американское правительство, а значит, и его проекты вроде нашей так называемой "металлургической лаборатории" свободны от подобного первозданного идиотизма, сам не слишком умен.
      Ларсен горячо закивал в знак одобрения. Если бы Вашингтон действительно верил в то, чем занимается "Метлаб", на исследования выделяли бы в три раза больше денег и оказывали бы им поддержку с того самого дня, когда Эйнштейн впервые доказал возможность искусственного высвобождения атомной энергии.
      Вдобавок кивки помогли Ларсену сохранить серьезное лицо. Сцилард был блестящим, культурным человеком и вел себя соответствующим образом. Однако акцент венгерского учёного все время напоминал Йенсу говор Белы Лугоши в фильме "Дракула". Ларсен не раз гадал про себя, видел ли Сцилард этот фильм, но спросить не хватало духу.
      Поодиночке и вдвоем подходили новые участники собрания. Каждые несколько минут Сцилард озабоченно поглядывал на часы: он считал, что бомбежки пришельцев из другого мира не есть достаточно уважительная причина для пропуска важного собрания. Наконец, где-то около половины восьмого, Сцилард решил, что ждать больше не стоит. Он Громко сказал:
      - Вопрос сегодня стоит так: что является правильной линией поведения для нас, когда наступление ящеров угрожает Чикаго? Следует ли свернуть все исследования и искать новое и более безопасное место, принимая во внимание потерю времени, сил и, по-видимому, также материальных средств, которые повлечет за собой переезд? Или же следует попробовать убедить правительство защищать наш город, зная при этом, что армия может потерпеть поражение. Кто хочет высказаться?
      Поднялся Джералд Себринг.
      - Все, что мы здесь делаем, вскоре может дать плодотворные результаты. Разве же так, коллеги? Если нам придется сейчас сворачиваться, мы потеряем год, может, больше. Не думаю, что мы можем согласиться на это.
      Несколько человек кивнули. Ларсен поднял руку. Лео Сиилард заметил и ткнул в его направлении указательным пальцем. Йенс сказал:
      - Мне кажется, что здесь не должно быть предложений "духе "или-или". Мы можем продолжать интенсивно работать здесь и одновременно готовиться покинуть город.
      Йенс обнаружил, что его язык не завернулся сказать:
      "Если ящеры возьмут Чикаго".
      - Это разумное и практичное предложение, - согласился Сцилард. - Например, химическое извлечение плутония, хотя и требует точнейших весов, может производиться в любом месте. Не последнюю роль в атом играет тот факт, что у нас пока еще слишком мало сырья. Однако другие направления исследований, а в частности - реактор, который вы сооружаете...
      - Уничтожение реактора будет самой большой утратой, - продолжил за него Ферми. - Особенно если впоследствии окажется, что в этом не было необходимости. Нам крайне необходимо превзойти величину k-фактора, равную единице, достигнув показателя не менее одного и четырех-сотых. Свернуть работу именно сейчас, когда мы наконец оказались на пороге создания управляемой цепной реакции, было бы очень печально.
      - Кроме того, назовет ли хоть кто-нибудь такое место, где мы будем в безопасности от ящеров? - спросил Себринг. Его трудно было назвать красавцем: вытянутое лицо, кустистые брови, торчащие зубы. Однако он, как всегда, говорил решительно и серьезно.
      После него снова заговорил Сцилард:
      - Итак, согласны ли мы с предложением Йенса, который считает, что нам следует оставаться в Чикаго, пока это возможно, и одновременно принять все меры для подготовки к эвакуации на случай чрезвычайных обстоятельств?
      Собравшиеся молчали. Сцилард щелкал языком между зубами. Когда он нарушил молчание, голос его звучал сердито:
      - Мы здесь не решаем вопросы в авторитарной манере. Те, кто считает, что покинуть город было бы разумнее, пусть приведут свои аргументы. Если можете, убедите нас, и, если сумеете доказать свою правоту, мы так и поступим.
      Артур Комптон, руководитель металлургической лаборатории, сказал:
      - Мне думается, Лео, что Себринг великолепно сформулировал суть: есть ли такое место, где мы могли бы скрыться, не опасаясь преследования ящеров?
      - Если мы решили, что Чикаго необходимо оборонять, - заметил Сцилард, - то должны убедить в этом и армию.
      - Армия в любом случае будет стремиться удержать Чикаго, - сказал Комптон. - Этот город - центр, вокруг которого вращаются Соединенные Штаты, и военные об этом знают.
      - Еще важнее, - негромко добавил Ферми, - учитывая то, чем мы здесь занимаемся: это центр, вокруг которого вращается весь мир, а вот этого армия не знает. Мы должны послать кого-то из нас, чтобы рассказать им.
      - Нужно послать двоих, - заявил Сцилард, и Ларсен сразу же понял, что они с Ферми заранее разработали эту стратегию. - Мы должны послать двоих человек отдельно друг от друга, на случай, если один по дороге столкнется с какими-либо непреодолимыми препятствиями. Повсюду идет война, и случиться может всякое.
      Теперь пришел черед говорить Ферми, словно их разговор со Сцилардом был диалогом из заранее заученной пьесы:
      - Нужно отправить коренных американцев. Их военное командование скорее всего выслушает более внимательно, чем кого-либо из иностранцев, кого-то из чужаков, выходцев из вражеских стран, кому нельзя полностью доверять даже сейчас, когда вторглись настоящие чужаки - ящеры.
      Ларсен кивнул - к сожалению, что в основе слов итальянца лежала правда. В это время Себринг поднял руку и сказал:
      - Я поеду.
      - И я - тоже, - услышал Ларсен собственный голос. Он удивленно замигал, ибо не знал, что способен вызваться добровольцем, пока эти слова не вылетели у него изо рта. - Уолт Зинн сумеет управиться с этой шайкой прохвостов, что строят реактор.
      - Пока мне удается спасать их от тюрьмы, я сумею с ними поладить, согласился Зинн. То, как он выговаривал предлог "от", выдавало его канадское происхождение.
      - Значит, решено, - удовлетворенно потер руки Сцилард. Ферми также выглядел довольным. Сцилард продолжал: - Вы отправитесь так можно скорее. Один из вас поедет на машине... На автомобиле поедете вы, Йенс. Вы, Дже-ралд, отправитесь поездом. Надеюсь, вы оба доберетесь до Вашингтона целыми и невредимыми. И еще надеюсь, что, когда вы туда прибудете, Вашингтон по-прежнему будет находиться в руках людей.
      От его слов по спине Ларсена пробежали мурашки. До сих пор он не представлял себе ящеров, марширующих по Пенсильвания-авеню, мимо Белого дома. Но если они могут двигаться на Чикаго, значит, они в состоянии двинуться и на
      Вашингтон. Интересно, эти захватчики из иного мира хоть соображают, что там находится столица Соединенных Штатов?
      Глядя на довольное выражение лица Сциларда, он понял, что венгр получил именно то, чего хотел. При всей его преданности демократии Сцилард манипулировал собранием, как прихлебатель одного из чикагских политиканов. Ларсен усмехнулся. "Ну, если это не демократия, тогда что же?"
      - Господин адмирал, могу доложить о том, что одна загадка разгадана, сказал Кирел.
      - Это приятное разнообразие, - отрезал Атвар. Чем больше он воевал с Тосев-3, тем более желчным становился. Но надо проявлять сдержанность. Да, все подчинялись Императору, но находившиеся ниже его соперничали между собой: интриги между офицерами не были редкостью. И потому Атвар смягчил тон:
      - Итак, что же нового вы узнали о Больших Уродах?
      - Наши технические специалисты обнаружили, почему мощные ядерные бомбы, которые мы применили во время первого удара, не сумели полностью уничтожить радиосвязь тосевитов.
      Кирел подал знак одному из таких специалистов, который вплыл в кабинет Атвара с добытым тосевитским радиоприемником. Атвар усмехнулся: