— Клянусь духами покойных Императоров, мы действительно задали им! — ликующе произнес Ксарол.

Пилот оказался прав. Над завесой, которой дойч-тосевиты окружили Плоешти, неожиданно поднялись клубы черного маслянистого дыма. Новый дым смешивался с прежним, и сквозь эту пелену Гефрон видел тусклые оранжевые вспышки многочисленных огненных шаров. Они разрастались, словно внизу распускались большие зловещие цветы,

— Да, Большие Уроды будут долго оправляться от ущерба, — радостно согласился командир полета.

Он передал на базу радиосообщение об успешном рейде, затем вернулся на частоту переговоров между истребителями:

— Теперь летим домой.

— Если бы только у нас был настоящий дом на этом холодном грязном шаре… — заметил Ролвар.

— Часть планеты — более южные широты — довольно приятное место, — ответил Гефрон. — Даже здесь во время их лета не так уж плохо. Разумеется, нынешние условия — совсем иное дело. Уверяю вас, замерзшая вода для меня столь же отвратительна, как для любого здравомыслящего самца.

Гефрон вывел истребитель на обратный курс. Вскоре его радар показал присутствие в воздухе самолетов Больших Уродов, через строй которых они прорывались на пути к нефтеочистным сооружениям. Туземные самолеты не устремились тогда вслед за истребителями. Вместо этого они курсировали вдоль трассы возможного обратного полета, и пока Гефрон и его товарищи бомбили Плоешти, тосевита успели набрать высоту.

Гефрон и сейчас был бы рад проскочить незамеченным, но один из Больших Уродов засек его. Скорее всего, тосевитские самолеты не имели радаров, зато у них была радиосвязь и то, что видел кто-то один, сразу же узнавали все остальные. Тосевита развернулись и двинулись в атаку на звено истребителей.

Вражеские самолеты приближались с пугающей быстротой. Пусть Большие Уроды летели на примитивных самолетах, но они летели лихо и смело, направляясь прямо к Гефрону и его соратникам. Командир полета выпустил свою предпоследнюю ракету, а через какое-то время — последнюю. Число тосевитских самолетов сократилось на два. Остальные продолжали приближаться.

На верхнем дисплее Гефрон увидел, как задымился еще один вражеский самолет, потом еще. Ролвар и Ксарол мастерски стреляли из пушек. Но Большие Уроды тоже стреляли. Поверх дисплея, сквозь ветровое стекло командир полета видел бледные вспышки их пулеметов. Он повернул нос своего истребителя к ближайшему Большому Уроду и выпустил короткую очередь. Из двигателя вражеской машины повалил дым; самолет стал падать.

Наконец звено истребителей оторвалось от орды тосевитов. Гефрон протяжно и облегченно вздохнул: Большим Уродам нечего и мечтать угнаться за ними. Он включил переговорное устройство:

— Друзья, у вас все в порядке?

— Все в порядке, командир полета, — доложил Ролвар. Однако Ксарол сказал:

— У меня не все в порядке. В стычке с Большими Уродами в мой самолет попало несколько снарядов. Частично повреждено электроснабжение пульта управления. Я теряю давление в аварийной системе поддержки. Не уверен, что мне удастся дотянуть до базы.

— Сейчас я сам посмотрю, что с вашим самолетом. Гефрон набрал высоту и сбросил скорость, позволив Ксаролу пролететь впереди. Увиденное заставило командира недовольно зашипеть. У самолета его соратника была снесена часть хвоста, а правое крыло и фюзеляж были прошиты рядом отвратительно крупных дыр.

— Вы не просто получили несколько ударов, Ксарол, вас изрядно потрепали. Сумеете продолжать полет?

— В течение некоторого времени, но удерживать высоту становится все труднее.

— Делайте все, что в ваших силах. Если сумеете сесть на одном из наших аэродромов, у Расы будет возможность починить ваш самолет, вместо того чтобы списывать его.

— Я понимаю, командир полета. Раса уже потеряла на Тосев-3 намного больше боевой техники, чем допускали самые пессимистические прогнозы.

Сохранение оставшихся боевых машин с каждым днем приобретало все большее значение.

Но Ксаролу не повезло. Ему удавалось удерживать самолет в воздухе, пока звено не достигло территории, контролируемой Расой. Гефрон уже сообщил по радио на ближайший аэродром о случившемся с машиной его подчиненного, как вдруг Ксарол спешно передал:

— Мне очень жаль, командир полета, но у меня не остается иного выбора, кроме как катапультироваться.

Через несколько секунд бело-голубая вспышка возвестила о конце истребителя.

Когда Гефрон сел в Варшаве, то узнал, что его товарищ благополучно катапультировался и добрался до своих. Это было приятно слышать. Но когда в следующий раз Ксаролу придется лететь, откуда он возьмет самолет?

***

По всему Нейпервиллю слышалась ружейная канонада. Остолоп Дэниелс скрючился в окопе перед развалинами питейного заведения «Не проходи мимо». Едва стрельба стихала, он высовывал свой пистолет-пулемет над внешним краем окопа, пускал короткую очередь в направлении ящеров и тут же убирал оружие.

— А сегодня довольно тихо, правда, сержант? — сказал Кевин Донлан, когда в ответ на одну такую очередь Остолопа раздался целый шквал вражеского огня.

Аванпосты ящеров находились всего в нескольких сотнях ярдов к востоку.

Как только над головой заскулили пули, Остолоп прижался лицом к земляной стенке окопа.

— И это ты называешь «тихо»? — спросил он. И тут же подумал что обидел мальчишку своим ледяным сарказмом.

Но Донлан не обиделся:

— Да, сержант, я считаю, что сегодня тихо. Лишь пальба из винтовок. Только она на протяжении всего дня. Уж можете мне верить, я бы обязательно услышал артиллерийский залп.

— Я тоже сегодня что-то не слышал пушек. Их автоматическое оружие — также не из приятных, но люди больше гибнут от снарядов. — Дэниелс, замолчал, мысленно прокручивая прошедший день. — Знаешь, ты прав, а этого даже не заметил. Они ведь сегодня практически не лупили из пушек, правда?

— Похоже, что так. Как вы думаете, что бы это могло значить?

— Черт меня подери, если я знаю. — Остолоп жалел, что у нет ни сигареты, ни жевательного табака, ни даже трубки. — Пойми меня правильно. Я не жалею, что нас сегодня не угощают разрывными. Но почему они прекратили стрелять… этого, сынок, я не знаю даже приблизительно.

Чем больше Дэниелс думал об этом, тем сильнее беспокоился. Ящеры не посылали против них пехоту. Сила пришельцев всегда заключалась в их оружии: танках и самоходных орудиях. И если даже с такой техникой они…

— Может, наши действительно понатыкали им гвоздей в задницу, заставив отступить?

— Может, — неуверенно произнес Дэниелс. Он отступал под натиском пришельцев с того самого момента, как выбрался из развороченного поезда. Мысль о том, что другие войска способны наступать на ящеров, была оскорбительной для его самолюбия. Значит, все, что он делал, все, что сделал сержант Шнейдер (а уж это был величайший солдат из всех, когда-либо существовавших)… — все это было недостаточно хорошо. Верить в такое ой как не хотелось.

Позади него, со стороны Чикаго, американская артиллерия открыла сплошной огонь по позициям ящеров. То был странный и довольно хитрый обстрел: сначала с одного места, потом с другого. Ничего похожего на целый ливень снарядов, чем отличались сражения во Франции. Здесь же, если орудие стреляло с одной позиции более двух-трех раз, ящеры засекали его местонахождение и уничтожали. Остолоп не знал, как они это делали, но знал, что дело обстоит именно так. Он видел слишком много убитых артиллеристов и покореженных орудий, чтобы у него еще оставались сомнения.

Остолоп ждал, когда вражеские батареи откроют ответный огонь. С циничным чувством самосохранения, которое быстро развивается у солдат, он скорее предпочел бы, чтобы цели артиллерии ящеров оказались в нескольких милях позади него. Только бы не получать их увесистые подарки» прямо к себе в траншею.

Американские снаряды продолжали падать на ящеров. Когда прошло полчаса и не раздалось ни единого ответного выстрела, Дэниелс сказал:

— Знаешь, парень, ты скорее всего прав. Чертовски приятнее чувствуешь себя, когда пускаешь эти штучки, а не принимаешь их на себя. Как ты думаешь?

— Вы правы на все сто, сержант, — радостно согласился Донлан.

К окопу, где они находились, подбежал запыхавшийся солдат.

— Сержант и вы, рядовой, сверьте часы. Мы наступаем на их позиции…

— он взглянул на свои часы, — через девятнадцать минут.

Он выскочил и помчался к следующему окопу.

— У вас есть часы? — спросил Донлан.

— Да, — рассеянно ответил Остолоп.

Наступление на ящеров! Такого приказа он не слышал с самой Шаббоны, пройдя половину штата. Тогда наступление было провальным. Однако теперь…

— Может, мы действительно вышибем их отсюда? Черт подери, надеюсь, что вышибем.

***

Персональным автомобилем генерала Паттона был большой, неуклюжий «додж» — командно-рекогносцировочная машина. Прежде их называли джипами, пока это имя не перешло к маленьким, почти квадратным «виллисам». На генеральской машине был установлен пулемет пятидесятого калибра, что позволяло Паттону не только командовать, но и отстреливаться.

Йенсу Ларсену, который жевал на заднем сиденье крекеры и старался не привлекать к себе внимания, пулемет казался излишним. Однако его мнения никто не спрашивал. Насколько Йенс мог понять, в армии вообще не спрашивали чьего-либо мнения. Ты или отдаешь приказы, или идешь и делаешь то, что тебе велят.

— Я искренне сожалею, что вас бросили на передовую, доктор Ларсен, — сказал Паттон. — Вы представляете слишком большую ценность для страны, чтобы подвергать вас такому отчаянному риску.

— Все в порядке, — ответил Ларсен. — Я это пережил. — «Каким-то образом», — добавил он про себя. — А теперь куда мы направляемся?

— Видите вон то высокое здание на холме? — спросил Паттон, показывая сквозь лобовое стекло машины. На равнинах прерий центрального Иллинойса все, что хоть немного выступало над землей, уже было заметным. Паттон продолжал:

— Здание принадлежит штаб-квартире Государственной страховой компании фермерских хозяйств, а город… — генерал сделал выразительную паузу, — город, доктор Ларсен, называется Блумингтон.

— Наша цель?

Ларсен надеялся, что генерала Паттона не оскорбит удивление в его голосе. С самого момента появления ящеров на Земле они казались почти непобедимыми. Йенс не осмеливался верить, что Паттон сможет не только организовать наступление, но и завершить его.

— Наша цель, — с гордостью ответил Паттон. И, словно отвечая на невысказанную мысль Йенса, добавил:

— Как только мы проломили их панцирь, за ним оказалась пустота. Несомненно, мы испытывали страх, атакуя столь могущественного врага. Но они сами выказали замешательство и страх, и не в последнюю очередь потому, что на них напали.

Громоздкая рация, укрепленная за передним сиденьем, подала писклявый сигнал. Паттон взял наушники и микрофон. Он слушал где-то в течение минуты, затем тихо выдохнул одно слово:

— Изумительно. — Генерал снял наушники и снова повернулся к Ларсену:

— Наши разведчики встретили передовые части армии генерала Брэдли к северу от Блумингтона. Теперь вражеские силы, наступавшие на Чикаго, зажаты нами в стальное кольцо.

— Это замечательно, — сказал Ларсен. ^ Но останутся ли они запертыми?

— Справедливый вопрос, — заметил Паттон. — Вскоре мы это узнаем. Донесения говорят о том, что бронетанковые силы, которые использовали ящеры, чтобы пробивать себе путь к Чикаго, теперь повернули в обратном направлении.

— И двигаются прямо на нас?

Йенс ощутил страх, похожий на тот сопровождающийся недержанием мочи ужас, когда он отвлекал на себя внимание танка ящеров, чтобы парень с базукой смог подкрасться и уничтожить зловещую громадину. Он вспомнил рокот американских танков, впоследствии подбитых этим чудовищем, а также остовы сожженных боевых машин, торчащие по заснеженным равнинам Индианы и Иллинойса. Если масса вражеских танков двигается сюда, как Вторая танковая армия собирается их остановить?

— Понимаю вашу озабоченность, доктор Ларсен, — сказал Паттон. — Но активные сражения с одновременным удержанием стратегически важных оборонительных рубежей должны вызвать тяжелые потери с вражеской стороны. А отряды пехоты, стреляющие из засады противотанковыми ракетами, станут для ящеров угрозой, с которой они до сих пор не сталкивались.

— Очень надеюсь, что так оно и будет, — сказал Ларсен. — Только, сэр, если они движутся со стороны Чикаго, когда же я смогу попасть в город и узнать, что стало с Металлургической лабораторией?

«И что куда важнее, как там Барбара», — подумал он. Однако Йенс уже усвоил, что вероятность получить от Паттона желаемое возрастает, когда личные заботы выводятся за скобки уравнения.

— Разумеется, уничтожив танковые силы ящеров, — величественно произнес Паттон, — мы сделаем с ними то же, что Роммель многократно проделывал с англичанами в пустыне: заставим их тратить боеприпасы, обстреливая наши огневые позиции, которые мы же им и укажем. И не только это. Дальше к востоку наши силы перешли в наступление и выбивают ящеров из Чикаго. Скорее всего, там будет бойня.

«Только кто кого будет бить?» — подумал Йенс. Танки ящеров не были похожи на медлительные, громоздкие и ненадежные машины, на которых воевали американцы. Достаточной ли окажется оборона, чтобы сдержать их, если ящеров угораздит двинуться еще куда-нибудь?

И словно в подтверждение его тревог, впереди, в полумиле, низко пролетел вражеский вертолет, похожий на механическую акулу. Он выпустил ракету, собираясь взорвать какой-то американский полутягач, а заодно — и немалое количество находящихся в нем людей. Паттон выругался и застрочил из своего тяжелого ручного пулемета. Шум был оглушительным, словно Йенс стоял возле отбойного молотка. Трассирующие пули показывали, откуда целит генерал» но вражеский разбойник не обращал на них внимания.

И вдруг нечто куда более мощное, чем пулемет пятидесятого калибра, ударило по вертолету и, скорее всего, попало в него. Вертолет неуклюже завертелся в воздухе. Паттон едва не отстрелил ухо своему водителю, стараясь удержать вражескую машину на мушке. Вертолет зигзагами понесся прочь, на запад, туда, где ящеры по-прежнему сохраняли контроль над позициями.

Возможно, в него попал еще один снаряд. Возможно, общее число пуль, выпущенных Паттоном и всеми остальными американцами окрест, сделало свое дело. А может, вражеский пилот, находясь под интенсивным обстрелом, просто допустил ошибку. Винт машины задел дерево. Вертолет перекувырнулся и рухнул на землю.

Паттон заорал, как сумасшедший. Йенс и водитель джипа тоже восторженно заорали. Генерал хлопал физика по спине.

— Видите, доктор Ларсен? Вы видите? — кричал он. — Они не настолько уж неуязвимы.

— Выходит, что так! — согласился Йенс.

Правда, танки ящеров обладали большей огневой мощью и имели больше брони, чем их вертолеты. Возможно, и они не являлись неуязвимыми, хотя с виду казалось иначе… до тех пор, пока эта отчаянная базука не подбила один из них. И то снаряд не пробил переднюю броню танка, а был направлен в моторный отсек, имевший не такую прочную защиту.

— Да, доктор Ларсен, теперь уже недолго осталось до той минуты, когда вы сможете вступить в Чикаго как победитель, — гремел Паттон. — Если вы намерены это сделать, ей-богу, сделайте это с блеском!

Йенсу было наплевать на вкус. Он бы с радостью вошел в Чикаго голым и чумазым, окажись это единственный способ туда попасть. И если Паттон будет и дальше препятствовать ему, он просто самовольно покинет армию и отправится в город пешком.

«А почему бы нет? — подумал Йенс. — В конце концов, я же не солдат».

***

Атвар увеличил масштаб карты. Передвижения сил Расы были отмечены красными стрелками. Маневры Больших Уродов отмечались стрелками размыто-белого цвета, отражавшими неопределенность разведданных.

— Даже не знаю, получится ли вызволить наши войска оттуда или нет, — недовольно прошипел главнокомандующий.

Кирел тоже внимательно вгляделся в карту:

— Господин адмирал, это и есть тот самый карман, в который тосевиты с меньшего континентального пространства затянули наши штурмовые силы?

— Да, — ответил Атвар. — Там нам преподали урок: никогда не увлекайся атакой чрезмерно — можешь позабыть о флангах.

— Справедливо, — Кирел оставил один глаз смотреть на карту, повернув другой к Атвару. — Простите меня, господин адмирал, но прежде я не видел, чтобы вы были столь… воодушевлены нашими неудачами в этой не-империи, называемой Соединенными Штатами.

— Вы меня не правильно поняли, командир корабля, — резко ответил Атвар, и Кирел в знак извинения опустил глаза. Главнокомандующий продолжал:

— Я не испытываю ликования, видя, как наши доблестные самцы подвергаются опасности со стороны Больших Уродов. Более того, я надеюсь, что мы все еще в состоянии спасти многих из тех, кто там оказался. Когда эта жуткая погода наконец изменится, нашим самолетам нужно будет постараться пробить эвакуационный коридор, через который мы смогли бы осуществить отход. Если это не удастся, данную задачу придется выполнять танкам.

— За время боев мы потеряли огромное число боевых машин, — сказал Кирел.

— Знаю. — Это была болевая точка Атвара. Без танков силам Расы на поверхности планеты придется столкнуться с еще большими трудностями, выполняя столь необходимую спасательную операцию. — Большие Уроды опять придумали что-то новое.

— Они все время придумывают что-то новое. Кирел произнес свои слова с таким раздражением, словно проклинал тосевитов за их изобретательность. У Расы было немало причин для подобных проклятий. Будь Большие Уроды не столь щедры на выдумки, весь Тосев-3 давным-давно оказался бы присоединенным к Империи.

— Как и в случае большинства их изобретений, здесь нам требуется определенное время, чтобы разработать надлежащие контрмеры, — сказал Атвар.

«И они снова будут разработаны только к тому времени, когда Большие Уроды изобретут очередное новое оружие, — подумал он, — против которого эти меры уже не сработают».

— Знаете, командир корабля, учитывая, насколько реальное состояние этого мира отличается от предсказанного на основе разведывательных полетов, мы должны радоваться, что нам еще не так часто прищемляют хвост.

— Вы совершенно правы, господин адмирал. Однако, судя по голосу, Кирел вовсе не был в этом убежден.

— Если вас удивляют мои слова, командир корабля, могу вас уверить, что я вовсе не начал принимать имбирь, как это могло бы показаться. Я не страдаю от нездоровой самоуверенности, вызываемой этим наркотиком. Наоборот, у меня есть веские причины для воодушевления. Смотрите.

Когтистым пальцем он нажал кнопку. Пространственная карта исчезла с экрана. Ее место заняла видеозапись, сделанная видеокамерами истребителей… Сквозь завесу дыма вниз летели бомбы. Вскоре внизу появились вспышки, и в небо устремились новые клубы дыма. Угол съемки резко смещался по мере того, как истребитель ускользал от безуспешных попыток тосевитов сбить его.

— Это — охваченный пламенем тосевитский нефтеочистительный завод, — объявил Атвар. — Один из тех, которые снабжают Дойчланд горючим. За последние дни мы повредили несколько таких фабрик. Если мы будем продолжать в том же духе, все превратности, от которых страдают наши войска вблизи этого города Чикаго, окажутся несущественными в сравнении с нехваткой горючего, ожидающей Больших Уродов.

— Насколько сильный ущерб причинен их заводам на фоне общего уровня производства горючего? — спросил Кирел.

Атвар снова прокрутил запись. Он наслаждался зрелищем охваченных пламенем вражеских объектов.

— Разве эти съемки не говорят сами за себя? С момента нашей атаки небо над этим… Плоешти застилает дым. Это значит, что Большим Уродам до сих пор не удалось погасить устроенные нами пожары.

— Но дым наблюдался над этими местами и до атаки, — упорствовал Кирел. — Разве он не является частью общих маскировочных усилий тосевитов?

— Съемки в инфракрасных лучах указывают на обратное, — сказал Атвар.

— Некоторые пожары продолжают бушевать с того самого момента, как их зажгли наши бомбы.

— Это хорошая новость, — согласился Кирел.

— Наилучшая из всех возможных новостей. Причем та же картина наблюдается и на других предприятиях тосевитов, — сообщил главнокомандующий. — Оказывается, уничтожать эти заводы намного легче, чем я предполагал, когда мы только начинали серию ударов по ним. До этого момента война за Тосев-3 находилась в равновесии, но теперь мы решительно опрокидываем его в нашу пользу.

— Да будет так. — Вечно осторожный Кирел не принимал ничего нового до тех пор, пока груз доказательств не вынуждал его это сделать. — От успеха этих мер зависит будущее Расы. Ведь корабли с поселенцами уже летят сюда вслед за нами.

— И пусть летят. — Атвар еще раз воспроизвел запись горящего нефтеочистительного завода. — Клянусь Императором, мы будем готовы их встретить.

В знак почтения перед верховным правителем Атвар опустил глаза. Кирел сделал то же самое.

***

Генерал Джордж Паттон направил пулемет своего джипа в воздух и нажал гашетку. Он стрелял и кричал, пытаясь голосом перекрыть шум пулемета. Через несколько секунд генерал прекратил пальбу и повернулся к Йенсу Ларсену. Он стал тузить физика кулаками и орать:

— Ей-богу, напучилось! Мы удержали этих сукиных сынов!

— Да, удержали! — Ларсен знал, что в его голосе больше удивления, чем ликования, но здесь он ничего не мог поделать. Удивление — вот что испытывал он сейчас.

Паттон не рассердился. Йенс подумал, что нынешним утром ничто не способно рассердить генерала.

— Это величайшая победа в войне против ящеров, — сказал он.

Если быть объективным, это была первая и единственная победа в войне против инопланетных захватчиков, но Йенс не хотел омрачать радостные чувства генерала столь прозаическим напоминанием.

— Теперь мы знаем, что их можно бить. И знаем, как их можно бить. А значит — мы будем бить их снова и снова.

Если уверенность имела какое-то материальное воплощение, то Паттон являл его образец. Генерал выглядел так, словно сошел с плаката, призывающего вступать в армию. Как и всегда, его подбородок был чисто выбрит, форма находилась в опрятном состоянии, сапоги сияли. От генерала пахло туалетным мылом «Слоновая кость» и лосьоном после бритья.

Как Паттону удавалось оставаться таким чистюлей в ходе тяжелых боев, это лежало вне пределов понимания Ларсена, чья физиономия напоминала проволочную щетку, замызганное и заляпанное пальто помогало сливаться с местностью (на что он искренне надеялся), а порванные шнурки на ботинках вообще не завязывались. Паттон утверждал, что у опрятного солдата и моральный дух выше. Вид генерала лишь напоминал Йенсу, каким замарашкой выглядит он сам.

— Чертовски жаль, что кое-кому из ящеров удалось сбежать, — сказал Йенс.

— Вы правы, — согласился Паттон. — Я утешаюсь мыслью, что совершенство — это качество, присущее лишь Богу. Наши пехотинцы преследуют бегущего противника. — Генерал указал на торчавший неподалеку обгорелый танк ящеров. — И потому многие их танки закончили войну вот так.

Ларсен вспомнил подбитые «шерманы» на подступах к тому вражескому танку, который он помогал уничтожать.

— Многие наши танки закончили ее аналогичным образом, сэр. Вам известно соотношение потерь?

— Примерно двенадцать к одному, — быстро ответил Паттон.

У Йенса широко раскрылся рот; он не думал, что список жертв столь велик. Паттон махнул ему рукой:

— Прежде чем вы начнете сокрушаться по этому поводу, доктор Ларсен, позвольте вам напомнить, что такое соотношение без всяких преувеличений является наилучшим из достигнутых нами в войне против ящеров. Если мы сможем его удержать, окончательная победа будет за нами.

— Но…

Экипаж вражеского танка состоял из трех ящеров, экипаж «шермана» — из пяти человек. Значит, соотношение потерь в живой силе было еще более угнетающим, чем в технике.

— Знаю, .что вы скажете, знаю. — Паттон отсек возражения Йенса прежде, чем они прозвучали. — Однако мы продолжаем выпускать танки, а ящерам, насколько я знаю, неоткуда восполнить свои потери. То же самое и с живой силой: ряды наших войск пополняются, тогда как их — нет.

На подбитый вражеский танк забрались двое людей с нашивками сержантов технической службы. Один из них внимательно разглядывал через открытый люк внутренности башни. Потом он позвал своего спутника, который тоже просунув голову в люк, чтобы посмотреть самому. Паттон с сияющей улыбкой глядел на них.

— Видите, с каждой новой их машиной, которую мы изучаем, мы учимся лучше уничтожать вражеские танки. Говорю вам, доктор Ларсен, мы склоняем чашу весов в нашу пользу.

— Надеюсь, вы правы. — Йенс решил ковать железо, пока оно горячо. — Сэр, поскольку в этом сражении мы победили, могу я, наконец, получить разрешение отправиться в Чикаго и узнать, что стало с Металлургической лабораторией?

Генерал нахмурился. Он был похож на игрока в покер, решающего, воспользоваться ли картами, что у него на руках, или сбросить их. Наконец он сказал:

— Полагаю, доктор Ларсен, что у меня нет обоснованных возражений на этот счет. Несомненно, наша страна нуждается в вашей работе над проектом.

Генерал ни словом не обмолвился о том, чем занимается Метлаб, даже в присутствии одного лишь водителя. «Безопасность», — подумал Йенс.

Я также хочу поблагодарить вас за вашу самоотверженность и мужество,

— продолжал Паттон, — с которыми вы переносили пребывание у нас.

Ларсен вежливо кивнул, хотя самоотверженностью тут и не пахло, особенно с его стороны. HJMCTO он был вынужден подчиниться более могущественной силе. Сетовать на это задним числом — лишь портить свою репутацию.

— Я дам вам сопровождающих до города, — сказал Паттон. — Там, где вам придется ехать, шляется еще достаточно ящеров.

— Сэр, вашим предложением вы оказываете мне честь, но все же я предпочел бы отклонить его, — ответил Ларсен. — Разве путешествие с сопровождающими вместо большей безопасности не сделает меня более заметной целью? Я бы лучше раздобыл велосипед и поехал один.

— Доктор Ларсен, вы являетесь национальным достоянием, что в определенной степени заставляет меня нести ответственность за вашу дальнейшую судьбу. — Паттои закусил нижнюю губу. — Но, возможно, вы правы, как знать наперед? Вы хотите отказаться даже от такой помощи, как подыскание вам велосипеда и сопроводительное письмо от меня?

— Нет, сэр, — моментально ответил Йенс. — Я буду очень признателен и за то, и за другое.

— Хорошо, — сдержанно улыбнулся Паттон. Потом он махнул рукой, привлекая внимание нескольких солдат, находившихся неподалеку. Они подбежали к машине, чтобы узнать, зачем их зовет генерал. Когда он объяснил, солдаты кивнули и двинулись в разные стороны исполнять его поручение. Ожидая их возвращения, генерал вытащил лист гербовой бумаги, украшенный двумя золотыми звездами («Удивительно, что у него до сих пор водятся такие вещи», — подумал Йенс) и авторучку. Прикрывая другой рукой лист от падающего снега, генерал что-то быстро написал, затем подал бумагу Ларсену:

— Этого достаточно?

Йенс прочитал и удивленно поднял брови. Это было больше, чем просто сопроводительное письмо. Написанное генералом не только приказывало военным властям кормить Йенса, но и наделяло его самого властью, позволяющей почти что «казнить и миловать». Ларсен не хотел бы оказаться на месте солдата, о котором Паттону стало бы известно, что тот не обратил внимания на генеральский приказ. Йенс сложил бумагу и спрятал ее в карман.

— Благодарю вас, сэр. Это очень щедро с вашей стороны.

— Знаю, вам тяжело приходилось со мной с того самого момента, как вы оказались в моем кабинете. Я не извиняюсь, нужды войны были важнее ваших потребностей. Но я постараюсь, насколько возможно, исправить положение.

Где-то через полчаса солдаты возвратились, прикатив Йенсу на выбор четыре или пять велосипедов. Никто и словом не обмолвился о необходимости вернуть выданную ему винтовку, поэтому Ларсен оставил «спрингфилд» себе. Он сел на выносливый «швинн» и поехал в северо-восточном направлении.

— Чикаго, — мысленно повторял Йенс, двигаясь вперед.

Он улыбался, радуясь, что наконец-то расстался с армией. Однако улыбка вскоре сошла с его губ. Местность между Блумингтоном и Чикаго дважды оказывалась в зоне боев: вначале, когда ящеры двигались к озеру Мичиган, а затем — когда они пытались пробиться сквозь кольцо, в которое их зажали Паттон и Брэдли. Ларсен собственными глазами видел, до чего ужасны последствия войны.

Единственное, что знал Йенс о городке Понтиак в штате Иллинойс, было выражение «из Понтиака». Оно означало, что некто провел определенное время в тюрьме штата, находившейся на южной окраине города. Бомбардировки превратили тюрьму в груду развалин. Сразу же за ее воротами лежали обломки американского истребителя, от которого уцелел лишь задранный к небу хвост.

Сам город был не в лучшем состоянии. На закопченных стенах здания окружного суда виднелись шрамы от пулеметных очередей. Ларсен чуть не свалился, наехав на изуродованную бронзовую плиту, валявшуюся на улице. Он слез, чтобы прочитать надпись. Оказалось, плита украшала пирамиду из валунов ледникового периода — памятник в честь индейского вождя, давшего Понтиаку свое имя. Йенс оглядел лужайку перед зданием суда. Пирамиды не было: виднелись лишь разбросанные и разбитые камни. Ларсен поспешил как можно быстрее убраться из города.

Вдали почти постоянно слышалась стрельба. На расстоянии она звучала по-идиотски весело, словно хлопки фейерверков по случаю Дня независимости. Однако эти негромкие хлопки означали, что кто-то пытается кого-то убить.

На следующий день Йенс прикатил в Гарднер — небольшой городишко, окруженный горами доменного шлака. Гарднер едва ли был симпатичным местом и до того, как по нему прокатились волны боев, но сейчас он стал еще хуже. На одной из шлаковых горок развевался звездно-полосатый флаг. Когда Ларсен увидел копошащихся у какого-то здания солдат, он решил испытать письмо Паттона.

Оно произвело волшебное действие. Солдаты положили Йенсу большую миску тушеного мяса с картошкой, которое ели сами, дали запить это глотком жидкости, сильно напоминающей самогонку, и забросали вопросами о генерале, подпись которого красовалась на листе бумаги.