— О Йенсе? Нет, ничего. — Барбара держалась, но ее лицо начало дрожать. Когда она заговорила вновь, в ее голосе звучало… нет, не беспокойство, а страх. — Он должен был вернуться давным-давно. Вы знаете, все сроки истекли уже тогда, когда вы привели этих уродцев в кабинет доктора Баркетта. И если в ближайшее время Йенс не появится…

— Профессор Ферми сообщил мне, что проект собираются перевести из Чикаго.

— Я не была уверена, что вы знаете, и не хотела говорить лишнее, если бы вам об этом было неизвестно, — ответила Барбара. — Ведь это было бы ужасно, если бы Йенс вернулся только лишь затем, чтобы обнаружить, что больше нет никакого Метлаба, правда?

— Может случиться, не будет и Чикаго, — сказал Иджер. — Со слов Ферми я узнал, что линия фронта уже близ Авроры.

— Я об этом не слышала. — Барбара поджала губы. На переносице появилась выступившая от тревоги морщинка. — Они… наступают.

— Что вы будете делать? — спросил Сэм. — Поедете со штатом Метлаба, когда они снимутся?

— Просто не знаю, — призналась Барбара. — Фактически я шла сюда поговорить об этом. Для меня держат место, но я не знаю, воспользуюсь ли этой возможностью. Будь я уверена, что Йенс вернется, я бы осталась, невзирая ни на что. Но он уже так давно отсутствует, что мне все тяжелее верить в это. Я стараюсь, но…

Она опять замолчала и полезла в сумочку за платком. Иджеру хотелось обнять эту женщину. Но из-за двух ящеров, стоящих между ними, объятия были неосуществимы. Впрочем, даже без ящеров это все равно выглядело бы глупо. Барбара решила бы, что он просто ухлестывает за ней, и по крайней мере наполовину была бы права. Сэм даже не сказал ей, что Ферми предложил ему эвакуироваться вместе с персоналом Металлургической лаборатории. Чувствуя себя неуклюжим и бесполезным в данной ситуации, Иджер промямлил:

— Барбара, я надеюсь, он все-таки вскоре вернется.

— Боже мой, я тоже надеюсь. — Ее пальцы скрючились, красный лак на ногтях делал их похожими на кровавые когти. Лицо Барбары исказилось. — Пусть обрушится Божье Проклятье на ящеров за то, что они появились здесь и уничтожают все, что люди пытались сделать, пока оставались людьми. Даже трудные времена — они были нашими трудными временами, а не чьими-то.

Ульхасс и Ристин научились английскому почти в той же степени, в какой Иджер усвоил их язык. Вспышка гнева у Барбары заставила их вздрогнуть.

— Не волнуйтесь, — успокоил их Сэм. — С вами ничего не случится.

Он понимал чувства Барбары: подобный гнев был знаком и ему самому. Но постоянное общение с пленными ящерами заставило его начать думать о них как о людях. Иногда — почти как о друзьях. Он ненавидел ящеров в целом, но не испытывал индивидуальной ненависти. И от этого ощущал определенную неловкость.

Кажется, Барбаре тоже стало неловко. Она уже научилась отличать одного пленника расы пришельцев от другого.

— Не беспокойтесь, — сказала она двум подопечным Иджера. — Я знаю, тут нет вашей личной вины.

— Да, вы это знаете, — произнес Ульхасс своим шипящим голосом. — Но что бы мы делали, если бы вы не знали? Ничего. Мы… как это у вас говорят?.. в вашей схватке?

— Хватке, наверное, — подсказал Иджер. — Или ты подразумевал, «B вашей власти»?

— Я не знаю, что я подразумевал, — заявил Ульхасс. — Это ваша речь. Вы учите, мы учимся.

— Они такие, — объяснил Барбаре Иджер, пытаясь найти менее эмоциональную тему для разговора. — В настоящий момент они наши узники. Это значит, что мы как бы стали их высшим командованием и все наши слова принимаются как приказ.

— Доктор Баркетт говорил о том же, — кивнув, сказала Барбара. Она повернулась к ящерам:

— Ваш народ пытается взять всю нашу планету под свою власть. Вы удивляетесь, что мы не любим вас?

— Но мы — Раса, — сказал Ристин. — Это наше право. Иджер научился распознавать интонацию в голосах ящеров. В голосе Ристина он ощутил удивление: как это Барбара может сомневаться в подобном «праве»?

Иджер щелкнул языком. Оба пленника повернули к нему свои глаза. Сэм пользовался этим звуком, когда хотел привлечь их внимание.

— Вы вскоре убедитесь, что на нашей планете далеко не все согласны с этим вашим «правом».

***

Теэрц очень жалел, что при катапультировании его кресло не заклинило. Лучше погибнуть вместе с самолетом, чем упасть прямо в руки ниппонцев. У них, в отличие от народа Расы, не было когтей, но от этого их «объятия» не становились более радушными.

Теэрц очень быстро узнал, каковы ниппонцы. Еще до того, как его привезли в Харбин, иллюзии насчет достойного обращения с пленными развеялись, словно дым. Но поскольку Теэрц видел, как ниппонцы обходятся с соплеменниками, его это не слишком удивило.

Конечно, остальные тосевитские империи тоже были варварскими. Но у их вождей хватало здравого смысла понимать, что война — дело рискованное, где ситуация в любой момент может измениться к худшему, и что обе стороны подвержены риску потерять своих пленных. Однако от ниппонских солдат ожидалось, что прежде, чем попасть в плен, они покончат жизнь самоубийством. Это было довольно скверно. Но что еще хуже, ниппонцы считали, что их враги руководствуются теми же правилами, и презрительно называли пленных трусами, заслуживающими самого худшего обращения.

Теэрц оглядел себя. Начиная с шеи и до самого паха, у него под кожей проступали все ребра. Пища, которой его кормили, была грубой, и давали ее не слишком много. Пилот подозревал, что, если бы он не был нужен ниппонцам для допросов, его предпочли бы вообще не кормить.

Дверь маленькой комнаты, где его держали, со скрипом повернулась на ржавых петлях. Вошли двое вооруженных охранников. Теэрц вскочил на ноги и поклонился им. Однажды, когда он забыл это сделать, охранники избили его. С тех пор он не забывал.

Вслед за охранниками в тесной вонючей камере появился офицер, который привез его в Харбин. Теэрц снова поклонился, на этот раз ниже. Ниппонцы чрезвычайно щепетильны относительно подобных церемоний.

— Добрый день, майор Окамото. Надеюсь, вы хорошо поживаете? — спросил Теэрц.

— Хорошо.

Окамото не стал спрашивать, как поживает Теэрц, здоровье пленника его не интересовало. Он перешел с ниппонского на язык Расы. Несмотря на сильный акцент, говорил он все более бегло.

— Ты немедленно отправишься со мной.

— Будет исполнено.

Окамото повернулся и вышел из камеры. Будучи, по тосевитским меркам, низкорослым, он все равно возвышался над Теэрцом. Ниппонские солдаты тоже были выше любого представителя Расы. Штыки, примкнутые к дулам их винтовок, выглядели очень длинными, холодными и острыми. Шевельнув винтовками, охранники показали, чтобы он шел впереди.

Когда Теэрц оказался на улице, его резануло холодом. Ему всегда было холодно, даже внутри зданий. За стенами же тюрьмы царил настоящий полярный холод. С неба падали кусочки замерзшей воды в виде пушистых хлопьев. Эти хлопья оседали на почве, на деревьях, на домах. Они покрывали все вокруг белым слоем, помогающим скрывать присущее этому миру уродство.

Теэрц сильно дрожал. Окамото остановился и отрывистым голосом что-то приказал охранникам. Один из них ненадолго опустил винтовку, вытащил из мешка одеяло и обернул вокруг Теэрца. Пленный пилот завернулся в него как можно плотнее. Постепенно дрожь прекратилась.

— Тебе повезло, что ты важный пленник. Иначе ты бы у нас померз.

Теэрц с удовольствием отказался бы от такого везения. Более значительным показателем его важности было транспортное средство, ожидающее возле тюрьмы, чтобы отвезти его на очередной допрос. Машина была шумной и дурно пахнущей. Ее движение напоминало потерявший управление истребитель, который вот-вот разобьется. Но это устройство передвигалось хотя бы силой мотора, а не ногами одного из Больших Уродов, крутившего педали настолько усердно, что даже на таком морозе ему становилось жарко. Еще лучше, что у этой машины была закрытая кабина.

Один из охранников уселся за руль. Другой сел на переднее сиденье рядом с ним. Майор Окамото расположился позади водителя, а Теэрц — позади второго охранника. У Окамото не было винтовки с длинным штыком, зато он был вооружен одновременно мечом и пистолетом. Но даже если бы Теэрцу и удалось каким-то образом справиться с ним, — что дальше? Как бы он сумел выскользнуть из этой переполненной Большими Уродами клетки, не оказавшись пойманным и не столкнувшись с худшей участью, нежели та, от которой он страдал сейчас?

«Клетка — подходящее слово для Харбина», — думал Теэрц, пока военная машина медленно ехала по узким и кривым улочкам города. По размерам это был юрод, но не по плану, считал Теэрц. Скорее всего плана его постройки вообще не существовало. Улицы хаотично расходились во все стороны. Большие, внушительные здания соседствовали с жалкими лачугами. То здесь то там груды развалин свидетельствовали об успешных бомбардировках, проведенных Расой. На расчистке завалов работали полуодетые Большие Уроды, разбирая их по кирпичику.

Теэрц с тоской подумал о Росспане — городе на далекой Родине, в котором он вырос. Сияние солнца; тепло, чисто, на дорогах достаточно места для машин, а на тротуарах — для пешеходов. Теэрц считал все это само собой разумеющимся, пока не оказался на Тосев-3. Теперь, видя совсем иной, жуткий пример, он понимал, насколько счастлив был тогда.

Грузовик, который с грохотом катился впереди их машины, наехал на одно из бродячих животных, каких было немало на улицах Харбина. Отчаянный предсмертный крик животного прорвался сквозь громкий шум мотора. Этот шум был основным звуком уличного движения в Харбине. Грузовик и не подумал остановиться, когда животное оказалось под колесами. Теэрцу пришло в голову, что он не остановился бы и в том случае, если бы наехал на одного из Больших Уродов.

Здесь такое вполне могло случиться. Если в Харбине и существовали какие-то правила движения, Теэрц их пока не заметил. Моторные транспортные средства проталкивались, как могли, сквозь скопления запряженных ездовыми животными больших и малых повозок и сквозь еще более плотные толпы тосевитов, идущих пешком с грузом, привязанным к концам палок, и едущих на двухколесных средствах передвижения, которые с виду грозили вот-вот опрокинуться, но не падали. На улицах попадались тосевиты, везущие других тосевитов в педальных повозках и в тележках, куда впрягались, словно ездовые животные. Иногда, на особо безумных перекрестках, встречался ниппонец в белых перчатках и со специальной палочкой в руке, пытающийся внести немного порядка в этот хаос. Только вот подчиняться ему никто не спешил.

Теэрц понял, что Харбин — своеобразное место даже по тосевитским меркам, а уж это что-то значило. Среди толпы резче всего бросались в глаза ниппонские военные. В городе, расположенном невдалеке от линии фронта, это было неудивительно. Удивительным было то, как они обращаются с Большими Уродами, не имеющими военной формы. Для неискушенных глаз Теэрца эти туземцы ничем не отличались от них, за исключением одежды.

Чем дальше на восток двигалась машина, везшая Теэрца, тем чаще он замечал на улицах иную разновидность Больших Уродов. У этих кожа была розового цвета, а на головах — светло-коричневые и даже желтые клочья то ли пуха, то ли меха, то ли чего-то еще. Они были менее шумными, чем смуглые туземцы, составлявшие большинство местного населения, и занимались своей работой с какой-то безучастностью. Это удивило Теэрца.

Он повернулся к майору Окамото.

— Эти бледные тосевиты, — тяжкий опыт научил его использовать в разговоре с Большими Уродами такую форму обращения, — можно мне спросить, откуда они происходят?

— Нет, — рявкнул Окамото. — Пленным запрещены расспросы. Никаких вопросов с твоей стороны, слышишь? Выполняй!

— Будет исполнено, — сказал Теэрц, изо всех сил стараясь не сердить майора.

Какая-то малая часть Теэрца, не испытывающая голода и страха, утверждала, что этот Большой Урод глуп. Ведь Теэрц не сможет убежать, чтобы выдать подобные сведения. Однако Окамото не выносил споров, и Теэрц больше не раскрыл рта. Машина подъехала к зданию, с которого свисали ниппонские флаги; на каждом — красный круг на белом фоне. Несколько противовоздушных орудий устремили свои стволы к небу. Вокруг них громоздились мешки с песком. Когда Теэрц летал на истребителе, то обычно смеялся над таким жалким оружием. Когда же Большие Уроды сбили его самолет, Теэрца перестали смешить подобные вещи.

Охранники вышли из машины. Один из них открыл дверцу со стороны Теэрца и отскочил в сторону, чтобы другой охранник имел возможность направить на пилота винтовку.

— Выходи! — закричали они по-ниппонски.

И Теэрц вышел, как всегда удивляясь, что Большие Уроды считают его, безоружного и жалкого, настолько опасным. О, как бы он хотел, чтобы их опасения оправдались….

Но Большие Уроды, к сожалению, ошибались. Теэрц позволил им ввести его в здание. Лестница не соответствовала ни его росту, ни шагам. Но он кое-как вскарабкался наверх; следственный кабинет находился на третьем этаже. Теэрц вошел туда с внутренней дрожью. Ему уже пришлось переживать здесь тяжкие минуты.

Между тем Большие Уроды, что сидели за столом сегодня, судя по знакам различия, были пилотами. Это немного успокоило Теэрца. Если допрашивающие

— летчики, можно предположить, что они станут расспрашивать его об истребителе. По крайней мере он знает, как отвечать им. Прежние следователи терзали его вопросами о боевых машинах Расы, тактике боя на местности, автоматическом оружии и даже о дипломатических контактах с другими тосевитскими империями. Теэрц уверял их, что ничего не знает обо всем этом, а они наказывали его, хотя он говорил правду.

Наученный прежними посещениями, он поклонился группе следователей и затем майору Окамото, являющемуся у них переводчиком. Следователи не ответили поклоном, для них он был пленным, лишенным право на какое-либо проявление уважения. Большой Урод, сидящий посередине, выпустил поток отрывистых ниппонских слов. Окамото перевел:

— Полковник Дои интересуется тактикой, которую применяют ваши истребители против наших самолетов.

— Теэрц поклонился тосевиту, задавшему вопрос:

— Тактика проста. Вы приближаетесь к противнику как можно ближе, предпочтительно сверху и сзади, чтобы вас не обнаружили. Затем уничтожаете его с помощью ракет или пушечных снарядов.

— Правильно, это тактика любой успешной атаки истребителя, — кивнул Дои. — Но как вы этого добиваетесь? Где именно размещаете своего командира? Какова его роль в атаке?

— Обычно мы летаем по трое: впереди самолет командира и два самолета сзади. Но во время боя каждый выполняет самостоятельные действия.

— Что? Это какая-то чепуха, — воскликнул Дои. Теэрц повернулся и нервозно поклонился Окамото, надеясь задобрить его:

— Пожалуйста, скажите полковнику, что это было бы чепухой для его самолета, однако наши самолеты превосходят тосевитские, а потому я говорю правду.

Теэрцу не понравилось ворчание, с которым полковник встретил его слова. Один из глазных бугорков пленника непроизвольно повернулся к набору отвратительных инструментов, висящих на стене позади него. Когда Расе требовалось допросить кого-то из своих членов, либо работевлянина, либо халессианца, подозреваемого накачивали лекарствами, а затем вытаскивали из него все сведения. Сейчас врачи упорно трудились над созданием лекарств, которые позволили бы делать то же самое и с Большими Уродами. Ниппонцы были более примитивными и более жестокими, Методы получения сведений через причинение боли остались в далекой пыли веков древней истории Расы. Однако ниппонцы оказались хорошо знакомыми с подобными методами. Теэрц подозревал, что с ним могли бы обойтись намного суровее, будь он одним из их племени. Но поскольку он был пришельцем из другого мира и представлял для ниппонцев ценность, они действовали не так круто, боясь умертвить его раньше, чем сумеют выжать все интересующие сведения. Однако даже такие их действия были достаточно гадкими.

Теэрц почти возликовал, когда Большой Урод по имени Дои переменил тему:

— Каким образом ваши ракеты продолжают преследовать самолет, несмотря на его самые непредсказуемые маневры?

— Двумя способами, — ответил Теэрц. — Некоторые из ракет наводятся на тепло двигателя преследуемого самолета, тогда как другие используют радар.

Перевод на ниппонский звучал намного длиннее, чем слова Теэрца. Ответ полковника Доя также оказался длинным, и майор Окамото не раз спотыкался, переводя его на язык Расы. В сжатом виде это звучало так:

— Полковник велит тебе более подробно рассказать об этом радаре.

— Вы хотите сказать, ему неизвестно, что это такое? — спросил Теэрц.

— Не дерзи, иначе знаешь, что тебя ждет! — огрызнулся майор. — Он велит тебе более подробно рассказать нам об этом радаре. Выполняй.

— Тосевиты Дойчланда, а также американские и британские тосевиты пользуются радаром, — сообщил Теэрц, стараясь, чтобы это прозвучало самым невинным образом.

Когда его слова перевели, у всех троих следователей вырвались возгласы изумления. Теэрц спокойно стоял, ожидая, пока стихнет шум. «Значит, — думал он (и с готовностью допускал это), — даже по тосевитским стандартам, ниппонцы являются дикарями».

— Продолжай, пленный, — потребовал Дои. — Расскажи, как ты пользуешься этим устройством.

— Будет исполнено. — Теэрц поклонился, с неохотой отдавая Большому Уроду дань уважения за то, что тот не стал скрывать невежество ниппонцев.

— Мы выпускаем пучок лучей, подобных лучам света, только с большей длиной волны, затем засекаем лучи, отразившиеся от предметов, в которые они ударили. Так мы определяем расстояние, скорость, высоту и азимут целей.

Ниппонцы снова оживленно заговорили между собой, прежде чем к Теэрцу обратился тот, что сидел слева. Окамо-то перевел:

— Подполковник Кобаяши говорит, ты должен помочь нашим специалистам построить одну из таких радарных установок.

— Я не могу этого сделать! — быстро произнес Теэрц, испуганно глядя на Кобаяши.

Представляет ли себе этот Большой Урод, чего он требует? Даже имея в своем распоряжении инструменты, запасные части и иные приспособления уровня Расы, Теэрц не смог бы не то что построить, но даже обслуживать радарную установку. Ожидать, чтобы он сделал это с тем хламом, который у тосевитов зовется электроникой, было безумием.

Кобаяши произнес несколько слов, смахивающих на угрозу. Они зазвучали еще более угрожающе, когда Окамото перевел их на язык Расы:

— Ты отказываешься?

И вновь глаза Теэрца невольно скользнули к орудиям пыток, висящим у него за спиной.

— Нет, я не отказываюсь. Я этого не умею. — Он произнес эти слова так быстро, что Окамото заставил его повторить их. — Я не обладаю знаниями ни по радару, ни по вашим видам устройств. Я пилот, а не радарный оператор.

— Хонто? — спросил Кобаяши у Окамото. Это было одним из ниппонских слов, известных Теэрцу. Оно означало: «Это правда?» Пилот с опаской дожидался ответа переводчика. Если Окамото решит, что Теэрц лжет, ему опять придется испытать на себе действие какого-нибудь из тех инструментов.

— Хонто, хай, — сказал Окамото. — Да, это правда. Теэрц изо всех сил старался не показать своего облегчения, как до этого пытался не выказывать страх.

— Какая польза от этого ящера, — сказал Кобаяши, — если он может лишь болтать о своих чудесах, не будучи в состоянии поделиться знаниями о них?

Облегчение Теэрца моментально сменилось страхом. Ниппонцы сохраняли ему жизнь главным образом потому, что были заинтересованы в том, чему он может их научить. Если они решат, что ничему от него не научатся, то без колебаний убьют его.

Полковник Дои говорил достаточно долго. Теэрц совершенно не представлял, о чем идет речь, поскольку вместо перевода Окамото включился в дискуссию, разгоревшуюся после того, как старший офицер закончил свою речь. Голоса ниппонцев звучали все громче. Несколько раз мясистые пальцы тосевитов указывали на Теэрца. Он всеми силами старался не дрожать. Любое проявление слабости может грозить ему смертью.

Неожиданно за стенами башни, где его допрашивали, раздался грохот противовоздушных орудий. Резкий звук истребителя над крышей был невероятно громким и пугающим. Глухие удары падающих бомб заставляли вздрагивать пол, словно при землетрясении. Если Раса наметила это здание к уничтожению, Теэрц может оказаться убитым вместе с ниппонцами. Какая жуткая участь — погибнуть от оружия соплеменников!

Теэрц был вынужден признать, что ниппонские офицеры держатся мужественно. В то время как здание ходило ходуном, они сидели неподвижно. Полковник Дои посмотрел на Теэрца и что-то сказал. Майор Окамото перевел:

— Полковник говорит, что если в следующее мгновение он присоединится к своим предкам, то будет счастлив… нет, получит удовольствие, что ты отправишься вместе с ним.

Возможно, слова Доя имели целью напугать Теэрца. Вместо этого они доставили ему один из редких моментов удовлетворения, которые он испытал с тех пор, как его самолет проглотил несъедобные ниппонские пули. Он поклонился вначале Дою, затем Окамото:

— Скажите полковнику, что я чувствую то же самое, только мы поменялись ролями.

Было слишком поздно сожалеть об этих дерзких словах; он уже произнес их.

Окамото перевел. Вместо того чтобы рассердиться, полковник Дои привстал со стула. То было выражением интереса. Не обращая внимания на грохот разрывов, он спросил:

— Это действительно так? И что же, по-твоему, произойдет с тобой, когда ты умрешь?

Будь лицо Теэрца столь же гибким, как у тосевитов, он бы широко улыбнулся. Наконец-то ему задали вопрос, на который он сможет ответить, не навлекая на себя дополнительных неприятностей!

— Когда мы заканчиваем наш здешний путь, наши души присоединяются к тем Императорам, которые управляли Расой в прошлом, чтобы мы могли продолжать служить им.

Теэрц не просто верил этому, он был убежден в этом так же, как в том, что нынешним вечером данная часть Тосев-3 отвернется от лучей своей звезды. Миллиарды разумных существ трех видов, населяющих три мира, разделяли его убеждения.

Когда ответ Теэрца перевели, полковник Дои высказался достаточно дружелюбно» — такое Теэрц слышал от следователя впервые.

— Мы имеем примерно те же верования. После смерти я буду удостоен чести служить моему императору так же, как служу при жизни. Интересно, воюют ли души наших умерших против ваших душ?

Последняя фраза обеспокоила Теэрца. Тосевиты в их материальном облике и так доставляли немало беспокойств, и он старался не думать о том, что Императоры прошлого вынуждены воевать против вражеских душ. Потом он просиял. Вплоть до самого последнего времени Большие Уроды не были промышленно развиты. Если варварские души осмелятся напасть на души Расы, последние их непременно уничтожат.

Он не стал говорить этого полковнику Дою.

— Может быть и так, — сказал Теэрц, что звучало намного безопаснее. Затем перевел взгляд на Окамото. — Пожалуйста, спросите у полковника, могу ли я задать ему вопрос, никак не связанный с запрещенными расспросами?

— Хай, — разрешил Дои.

— Все ли тосевиты имеют одинаковые представления о том, что происходит после смерти?

Несмотря на дарящий вокруг хаос, эти слова вызвали у ниппонских офицеров приступы отчаянного смеха.

— У нас столько же верований, сколько империй, а может, и больше, — ответил через майора Окамото Дои. — Однако только наши, ниппонские верования являются правильными.

Теэрц вежливо поклонился. Он не собирался противоречить, но ответ Доя его не удивил. Естественно, Большие Уроды имеют различные мнения относительно загробной жизни. Насколько Теэрц мог судить, Большие Уроды имеют различные мнения обо всем. Когда пришла Раса, все их маленькие, наспех созданные империи воевали между собой. Неудивительно, что их жалкие, наспех скроенные верования тоже воюют друг с другом. Потом его презрение пошло на убыль. Все это немыслимое разнообразие верований, языков и империй Больших Уродов, как ни странно, могло оказаться источником их силы. Они столь яростно соперничали друг с другом, что менее эффективные способы такого соперничества попросту отбрасывались прочь. Возможно, поэтому дикари, размахивающие мечами, которых Раса ожидала встретить, более не населяют Тосев-3…

Как любой здравомыслящий член Расы, Теэрц автоматически полагал, что единство и стабильность являются желаемыми уже сами по себе. Пока он не попал на Тосев-3, у него не было причин предполагать обратное. Теперь словно холодный ветер пронесся сквозь его мысли. Он задумался о том, какую же цену заплатили члены Расы, а вместе с ними халессианцы и работевляне, за безопасную и комфортабельную жизнь. До высадки на Тосев-3 это не имело значения. Теперь это стало значимым. Даже если завтра высокочтимый главнокомандующий Атвар распорядится поднять все до единого корабли с этой холодной и залитой грязью планеты (чего, разумеется, высокочтимый главнокомандующий не сделает), Раса не отделается от тосевитов. В один прекрасный день — и явно раньше, чем этого могут ожидать на Родине, — звездолеты, полные свирепых и диких Больших Уродов, отправятся туда, куда улетел Атвар.

Что остается предпринять? Единственным решением, пришедшим Теэрцу на ум, было завоевать тосевитов и вобрать их в Империю, чтобы их склонность к соперничеству утихла навсегда. В случае неудачи… ему не хотелось думать о том, что может произойти в случае неудачи. Еще одним превосходным решением, к которому он пришел, была стерилизация планеты. Это обезопасило бы Империю. Все остальные решения выглядели много хуже.

Бомбардировка прекратилась; звук реактивного истребителя Расы растаял вдали. На улицах Харбина несколько ниппонцев продолжали стрелять из винтовок по воображаемым целям.

— Отбой, — сказал подполковник Кобаяши. — Пока не явятся снова.

— Тогда давайте возобновим допрос, — предложил полковник Дои.

Он снова повернул лицо к Теэрцу. Слабые и неподвижные глаза полковника не могли нормально видеть без дополнительных стекол. Какое бы дружелюбие и признание Теэрца разумным существом, равным себе, он ни проявлял, обсуждая природу потустороннего мира, все это теперь исчезло столь же внезапно, как и проявилось.

— Мы говорили о радарных установках. Я нахожу твой ответ уклончивым и неудовлетворительным. Если ты не перестанешь морочить нам голову, будешь наказан. Майор Окамото…

Теэрц внутренне сжался, зная, что его ждет. Окамото поклонился Дою, затем вышел вперед и ударил Теэрца по лицу, попав ему прямо в бугорок левого глаза. Теэрц зашатался. Однако, восстановив равновесие, он лишь поклонился Окамото, хотя охотнее убил бы этого ниппонца.

— Прошу вас, скажите полковнику, я постараюсь наилучшим образом ответить на его вопросы, но я не обладаю интересующими его знаниями.

Окамото перевел эти слова.

— Скорее всего, ты лжешь, — произнес Дои. — Майор… Окамото вновь ударил Теэрца. Пока пленник лихорадочно пытался придумать какой-нибудь ответ, который удовлетворил бы Доя, Окамото занес свою руку для следующего удара. Теэрцу подумалось, что, в конце концов, смерть от бомб Расы была бы не такой уж и страшной.

***

— Сейчас уже можно считать достоверным фактом, что Большие Уроды имеют достаточно знаний, чтобы создать собственное ядерное оружие, — сказал Атвар. В его голосе улавливалась та пугающая неотвратимость, с какой врач сообщает пациенту, что жить тому осталось крайне мало.

Собравшиеся командиры кораблей беспокойно заерзали. Атвар попытался представить, какие худшие новости он мог бы им сообщить. Может, то, что Большие Уроды взорвали ядерное устройство под одним из кораблей Расы, находящимся на поверхности? Впрочем, это сразу стало бы известно и без его помощи.

— Господин адмирал, — спросил Страха, — почему наши меры безопасности оказались настолько неэффективными, что позволили тосевитам совершить нападение на группу поиска ядерных материалов?

Однако Атвара больше интересовало, почему его собственные меры безопасности оказались настолько неэффективными, что Страха узнал про налет Больших Уродов.

— Расследования продолжаются, командир корабля, — сухо ответил Атвар.

Заодно он расследовал, каким образом Страха узнал о случившемся, но упомянуть об этом воздержался.

— Простите меня, господин адмирал, но я был бы благодарен, если бы узнал об этом больше подробностей, чем вы сообщили, — не унимался Страха.

— Простите меня, командир корабля, но у меня имеются трудности в получении этих подробностей. — Прежде чем Страха сумел бросить новую саркастическую фразу, Атвар продолжил:

— Есть одна неприятная особенность, которую мы определили у Больших Уродов. Хотя мы обладаем более совершенной технологией, в плане тактики они являются лучшими солдатами, нежели мы. Мы изучали войну в теории и на учениях, они — рискуя собственными жизнями. Теперь мы на горьком опыте узнаем, в чем состоит различие.

— Господин адмирал, разрешите мне привести пример этого, — сказал Кирел, поддерживая главнокомандующего. — Внутри и вокруг нескольких наших позиций мы установили датчики, обнаруживающие тосевитов по запаху мочевой кислоты, являющейся одним из отходов их обмена веществ. Ее концентрация в воздухе позволяет нам вычислить количество находящихся в данном месте Больших Уродов.

— Подобные вычисления основываются на стандартных методах, применяемых на Родине, — вызывающим тоном произнес Страха. — Почему вы заговорили об этом сейчас? Какое отношение это имеет к нашим неудачам?

— Такое, что тосевиты не мыслят в привычных нам понятиях, — ответил Кирел. — Должно быть, они каким-то образом узнали о наших датчиках. Возможно, натолкнулись на один из них. И узнали, как те действуют.

— Неужели? — удивился Страха. — Полагаю, в этой истории есть суть.

— Конечно есть, — заверил его Кирел. — Тосевиты начали опорожнять свои жидкие отходы прямо на датчики.

— Отвратительно, — сказал Страха. По крайней мере в этом Атвар был с ним согласен. Развиваясь в условиях более жаркой и сухой планеты, чем Тосев-3, Раса не тратила воду понапрасну. Экскременты выделялись в твердом, аккуратном виде. Неудивительно, что Большие Уроды, содержащиеся в плену на кораблях, перегружали канализационные системы.

— Да, отвратительно, но наводит на размышления, — ответил Кирел. — Кое-кто из наших дежурных операторов начал метаться в панике: мол, прямо на их позиции надвигается четыре миллиарда тосевитов. По нашим подсчетам, это примерно вдвое больше всего населения Тосев-3, но именно такую цифру сообщили промокшие, испачканные и перегруженные датчики. И пока мы не знали, как реагировать на эти пугающие данные. Большие Уроды уже подготовили нам сюрприз в другом месте. Разве кому-либо из нас мог прийти в голову такой замысел?