ГЛАВА 12

Уссмак проклинал день, когда Раса впервые открыла Тосев-3. Он проклинал день, когда благополучно вернулся автоматический разведывательный корабль, посланный Расой в этой жалкий мир. Уссмак проклинал день, когда вылупился на свет, день, когда отправился в холодный сон, и день своего последующего пробуждения. Он проклинал Крентела. Уссмак не переставал осыпать его мысленными проклятиями с того самого дня, как этот непревзойденный идиот заменил Встала. Уссмак проклинал Больших Уродов за то, что они убили Вотала, а потом и Телерепа, но оставили в живых Крентела.

Но больше всего он проклинал грязь. Танк, которым управлял Уссмак, был построен в расчете на трудные условия. В целом машина с ними справлялась. Но поверхность Тосев-3, планеты более влажной, чем любой из миров Империи, была обильно покрыта смесью воды и грязи. Эта смесь занимала куда более обширную площадь и была куда более липкой и вязкой, чем могли себе представить инженеры Расы.

Уссмак надавил ногой на акселератор. Танк пополз вперед. Пока он хоть чуть-чуть двигался, все было в порядке. Но стоило подольше задержаться на одном месте, как машина начинала тонуть. Гусеницы были достаточно широкими, чтобы удержать танк на любой нормальной поверхности. Но тосевитское липкое и вязкое месиво слишком отличалось от нормы.

Уссмак снова надавил на акселератор. Танк плыл по болоту. Гусеницы разбрасывали жижу во все стороны. Она попала (каким образом — одним только покойным Императорам известно) в смотровой перископ Уссмака. Он нажал кнопку. Струя моющего средства очистила бронированное стекло. Хоть здесь повезло — не придется открывать люк и высовывать голову в этот холодильник. — Крентел тоже сидел с закрытым куполом башни. Обычно командир стоял, высунувшись, насколько возможно. Хотя Уссмак и считал нового командира виновным во многих ошибках, здесь он не упрекал Крентела. Кому захочется обмораживать дыхательные пути?

Уссмак в очередной раз не позволил утонуть танку, дернув машину вперед. «А ведь дела могли бы обернуться и хуже», — подумал он. Его вполне могли сделать водителем грузовика. Этим колесным машинам, которые его танк должен был прикрывать, на болоте приходилось несравненно тяжелее. Уссмаку уже довелось вытаскивать тросом два или три грузовика, когда они погружались в зловонную жижу едва ли не по брюхо. Дополнительное защитное покрытие делало эти машины тяжелее и прибавляло хлопот С выполняемым ими заданием.

Уссмак вполне мог оказаться одним из тех бедняг в противорадиационных костюмах, которые хлюпали по твердеющей тосевитской грязи и вылавливали кусочки радиоактивного материала, обнаруженного искателями. Костюмы поисковых отрядов не обогревались — никто не предвидел такой необходимости (как не предвидел и того, что Большие Уроды окажутся способными уничтожить корабль «Шестьдесят седьмой Император Сохреб»). Поисковикам приходилось работать посменно: пока одна группа работала, другая приходила в себя на обогревательном пункте.

Из пуговки внутренней связи, прикрепленной к слуховой диафрагме Уссмака, зазвенел голос Крентела:

— Водитель, соблюдать повышенную бдительность. Я только что получил сообщение о возможности появления бандитской группы тосевитов. На наше славное звено танков ложится непосредственная ответственность по охране операции.

— Как скажете, командир, — ответил Уссмак. — Будет исполнено.

Уссмак силился и не мог понять: как можно соблюдать повышенную бдительность, когда он сидит в наглухо задраенном танке и способен видеть только прямо перед собой. Может, Крентелу все же стоит открыть люк, высунуться и осмотреться по сторонам?

Уссмака подмывало высказать эти мысли командиру, но он решил не усугублять положение. Раса не поощряла критику подчиненными своих начальников — такой путь вел к анархии. Вдобавок Уссмак сомневался, что Крентел стал бы слушать. Похоже, его командир думал, что сам Император дал ему ответы на все вопросы, И наконец, Уссмак испытывал все нарастающее чувство оторванности от происходящего с тех пор, как погибли два его товарища по экипажу. Новый командир, будь он достойной заменой Вотала, приложил бы все силы, чтобы создать сплоченный экипаж. Крентел же обращался с ним просто как с одним из механизмов. Машинам от такого отношения больно не бывает.

Действуя подобно машине, Уссмак всеми силами старался вести танк наилучшим образом. Он нашел участок, где еще оставалось достаточно много травы. Не той, зеленой и живой, а желтоватой, засыхающей. Но ее покров был достаточно плотным, и гусеницы вязли здесь с меньшей быстротой.

Вдали показалась стена низких, чахлых деревьев. Их голые ветки тянулись к небу, словно тощие умоляющие руки. Когда начались дожди, деревья сбросили листву. Уссмак недоумевал по этому поводу; такое казалось ему нелепым. На его Родине ни одно дерево не допускало подобного расточительства.

Он скучал по Родине. Когда Уссмак укладывался в капсулу для холодного сна, идея превращения Тосев-3 в подобие их собственного мира выглядела прекрасной и благородной. Но все, что он увидел после выхода из капсулы, кричало совсем об ином. Завоевание оказалось совсем не таким легким, как всем им думалось прежде. Столкнувшись с неподатливостью Больших Уродов, Уссмак только удивлялся, как Раса смогла завоевать Работев-2 и Халесс-1.

Позади Уссмака послышалось слабое жужжание точных механизмов: это развернулась башня. Застрекотали спаренные пулеметы.

— Мы должны уничтожить каждого Большого Урода, прячущегося в деревьях, — со своим обычным пафосом провозгласил Крентел.

Однако на этот раз тон командира не подействовал на Уссмака раздражающе. Крентел действительно поступал разумно — делай он так почаще, Уссмак был бы доволен даже здесь, в этом холодном и влажном мире, похожем на громадный ком грязи.

***

Менее метра отделяло голову Генриха Егера от проносившихся с визгом пуль. Если на березах еще и оставались листья, пулеметные очереди срезали последние из них. В нынешней ситуации опавшие листья помогли ему укрыться от танка ящеров, который вел огонь.

От мокрой земли и мокрых листьев одежда на Егере набухла. Дождь хлестал по спине и струйками стекал за шиворот. Одна из пуль, отскочив рикошетом от ствола березы, обрызгала его лицо грязью.

Позади раздался негромкий смешок Георга Шульца:

— Ну что, майор, небось горюете по тем временам, когда мы не плавали, как пехота, в таком дерьме?

— Раз уж ты заговорил об этом, то да.

Ощущения Егера касались не просто многочисленных неудобств, которые приходилось испытывать здесь, на этом пространстве, открытом всем стихиям природы. Без танковой брони он чувствовал себя голым и беззащитным. Внутри своего «Т-3» он лишь посмеивался над пулеметными очередями. Сейчас же они могли прошить его драгоценное, нежное тело с той же легкостью, как и все остальное, что встречалось на их пути.

Егер чуть приподнял голову — ровно настолько, чтобы рассмотреть танк ящеров. Похоже, танк с величайшим безразличием относился ко всему, что рассчитывал совершить против него обычный солдат-пехотинец. И Егер вдруг понял, в какое отчаяние должен был повергать его собственный танк русскую или французскую пехоту, которая безуспешно пыталась остановить бронированную громадину. Да, теперь та же участь выпала ему самому.

Должно быть, партизан, примостившийся рядом с Егером, прочел его мысли.

— Такие вот делишки, товарищ майор. Что будем делать с этой дерьмовиной?

— Пока что подождем, — ответил Егер. — Если, конечно, вы не горите желанием умереть немедленно.

— После всего того, что за эти полтора года я получил от ваших нацистских придурков, смерть меня волнует меньше всего, — ответил партизан.

Егер повернул голову, бросив сердитый взгляд на союзника, с которым всего несколько месяцев назад у них мог бы состояться совсем иной разговор. Партизан, худощавый человек с большим носом и бородой с проседью, ответил не менее сердитым взглядом.

— Поверьте, для меня это столь же иронично, как и для вас, — сказал Егер.

— Иронично?

Партизан вскинул кустистые брови. Егеру было трудно понимать его речь. Этот человек говорил не по-немецки, а на идиш, и примерно каждое четвертое слово было майору незнакомым.

— Срал я на вашу иронию. Я спрашивал у Бога, могут ли дела стать еще хуже, чем при вас, немцах, и Ему пришлось сойти и показать мне. Пусть это будет вам уроком, товарищ нацистский майор: никогда не молите о том, что вам совсем не нужно, не то обязательно это получите.

— Верно, Макс, — ответил Егер, вопреки себе слегка улыбнувшись.

В одном ряду с евреями он не воевал со времен Первой мировой войны. Егер относился к ним с достаточным презрением. Однако сейчас от слаженности действий с этим евреем, возможно, зависит его жизнь.

Пулемет на танке ящеров прекратил поливать лес огнем. Башня развернулась в другую сторону. Егер только позавидовал скорости, с какой совершался разворот. Если бы у него была такая машина, он сумел бы ею воспользоваться по-настоящему. Но сейчас она находилась в бездарных лапах ящеров, которые едва ли соображали, как ею пользоваться.

Танк медленно полз по раскисшему чернозему вперед. За прошлогоднюю осень и эту весну Егер достаточно познакомился с русскими хлябями. Грязь моментально облепляла танк целиком. Теперь Егеру было приятно смотреть, как в той же грязи барахтается танк ящеров.

Его внимание переместилось с танка на грузовики и охраняющих их солдат. Этим грузовикам, как и любым колесным машинам, путешествие по бездорожью давалось тяжело. Московский подполковник НКВД оказался прав: машины были необычно тяжелыми. Почти беспрерывно то один солдат ящеров, то другой (в блестящих серых костюмах, скрывавших их с головы до когтей на ногах, они выглядели еще более чужеродными) подходили с разных сторон к грузовикам и укладывали что-то внутрь. Что именно — издалека Егеру было не разобрать.

«Надеюсь, нам не понадобится захватывать грузовик», — подумал он. Принимая во внимание состояние того, что русские из-за отсутствия какого-нибудь более отвратного слова называли дорогами, майор не был уверен, что отряд сможет захватить грузовик ящеров.

Тщательно замаскированный среди высокой пожухлой травы немецкий пулемет открыл огонь. Несколько ящеров упали. Некоторые бросились бежать, но другие, более сообразительные или опытные, распластались на земле, как это сделали бы люди. Веером разлетелись осколки, когда одна-две пули угодили в лобовое стекло грузовика. Что случилось с водителем, Егер не видел.

Командиру танка ящеров понадобилось больше времени, чем солдатам, чтобы заметить очередь пулемета. Этот идиот вдобавок наглухо задраил башенный люк. Случись это в его экипаже, Егер бы понизил такого растяпу в звании (не говоря уже о соответствующей процедуре для его ушей и, возможно, задницы) за подобную глупость. А может, то была трусость?

Когда танк ящеров наконец соизволил обратить внимание на пулеметное гнездо, он поступил именно так, как и рассчитывал Егер. Вместо того чтобы остаться на месте и уничтожить пулемет несколькими залпами из пушки, танк двинулся вперед, открыв ответный огонь из своего пулемета.

Немецкий пулемет смолк. Это встревожило Егера. Если пулеметные очереди ящеров и дальше будут полосовать по лесу, партизанскому отряду придется отступить и составить новый план. Но тут невидимый пулемет застрекотал вновь, теперь ведя огонь прямо по приближающемуся танку.

Пулемет исполнял отвлекающую роль; в остальном он был бесполезен. Егер следил, как пули отскакивают от непробиваемой брони передней части танка и летят прочь. Однако вся эта напрасная трата боеприпасов и была задумана как внешний эффект: требовалось убедиться, что командир вражеского танка слишком уж серьезно отреагирует на пулеметное гнездо, чтобы побеспокоиться о чем-либо еще.

— Черт меня дери, если он не заглотает наживку, герр майор! — торжествующе прошептал Георг Шульц.

— Да, похоже, он клюнул, — рассеянно отозвался Егер.

Он смотрел, как танк полз по грязи, пока не оказался почти у самой кромки леса. Тогда заговорило главное танковое орудие, отчего у Егера зазвенело в ушах. За немецким пулеметным гнездом взметнулся фонтан грязи, но пулемет продолжал вести ответный огонь.

Егер повернулся, чтобы взглянуть на Макса.

— А храбрые там ребята… — заметил он.

Ствол пушки вражеского танка опустился примерно на сантиметр, раздался новый залп. На этот раз пулемет был выведен из строя. «Какой удивительно бескровный термин, — подумал Егер, — для описания того, как два человека внезапно превращаются в изуродованные куски сырого мяса».

Но Отто Скорцени, выскочив из-за берез, уже со всех ног несся к вражескому танку. Должно быть, командир машины ящеров смотрел в свой передний башенный перископ, ибо он так и не увидел, как рослый эсэсовец приближается к его танку сзади. Из-под ног бегущего Скорцени разлетались брызги жижи. Расстояние в несколько сотен метров он покрыл с такой скоростью, что ему позавидовал бы олимпийский спринтер.

Едва он приблизился, громадная машина тронулась с места. Скорцени вскарабкался на броню танка, швырнул взрывпакет в башню и кубарем скатился вниз. Раздался взрыв. Башня дернулась, словно ее лягнул мул. Из моторного отсека взметнулись голубые языки пламени. В передней части танка открылся аварийный люк. Оттуда выскочила фигурка ящера.

Егер не обращал внимания на вражеского солдата. Он следил за тем, как Скорцени возвращается назад, под прикрытие леса. Затем его взгляд снова скользнул к Максу.

— Этот эсэсовский придурок не просто храбрый, он сумасшедший, — не удержался от восхищения Макс.

Поскольку с момента в встречи в Москве Егер думал о Скорцени то же самое, он уклонился от спора. Как и все бойцы отряда, он схватил винтовку, вскочил на ноги и побежал к ящерам из поискового отряда, крича во всю мощь легких.

Громоздкие защитные костюмы делали ящеров медлительными и неуклюжими. Они падали, словно кегли. Егер задумался, насколько безопасно для него самого хлюпать в грязи с единственной защитой в виде шлема, но его размышления длились не более секунды. Куда важнее было не заработать пулю.

— Давай, давай, вперед! — кричал Егер, указывая на грузовик, подбитый немецким пулеметом.

Добравшись до него, Егер увидел: одна из пуль, пробивших лобовое стекло, заодно разнесла и голову водителя. Месиво из крови и мозгов, разбрызганное по кабине, по виду не отличалось от крови и мозгов человека, убитого аналогичным образом.

Убедившись, что водитель мертв, Егер поспешил к задней части грузовика. Засов на двери фургона почти не отличался от засова любого земного грузовика. Партизаны уже открыли его. Егер заглянул внутрь грузового отсека, освещенного флюоресцентными трубками, тянущимися по всему потолку.

Маленькие бесформенные кусочки металла, облепленные грязью, которые лежали на полу фургона, едва ли стоили затраченных ящерами усилий по их извлечению. Но именно за этими кусочками охотились люди из отряда. Если ящеры так дорожат своими обломками, значит, неспроста.

Помимо винтовки, Макс захватил с собой саперную лопатку. Ею он зачерпнул несколько безобидных на вид комочков грязи и бросил в обитый свинцом деревянный ящик, который приволокли сюда двое партизан. Едва ящик был наполнен, партизаны захлопнули крышку.

— Давайте-ка убираться отсюда, — разом произнесли все .трое.

Такое решение, надо сказать, было своевременным. Где-то километрах в полутора находился еще один танк ящеров. Теперь он начал двигаться в сторону отряда. И сразу же застрочил его башенный пулемет. Вдогонку убегавшим людям захлопали пули. Один из бегущих со стоном упал.

Пулеметный огонь, который велся с большого расстояния, был не слишком эффективен против отдельных людей, но зато он мог «прореживать» войска, оказавшиеся на открытой местности. В 1916 году Егер воевал на Сомме. Тогда немецкие пулеметы не то что «прореживали», а просто косили ряды наступавших англичан. В отличие от тех смелых, но глупых англичан, воевавших четверть века назад, партизаны не наступали на опутанные колючей проволокой заграждения, а бежали под прикрытие леса. Они были почти у цели, когда один из несущих «свинцовый ларец» выбросил вперед руки и ничком повалился на землю. Егер находился всего в нескольких метрах. Он подхватил рукоять, выпущенную погибшим. Для своих размеров ящик был неимоверно тяжелым, но не настолько, чтобы его не поднять. Егер вместе с русским партизаном, держащим вторую рукоять, побежали дальше.

Звук опавших листьев, хлюпающих под ногами, был одним из прекраснейших звуков, когда-либо слышанных Егером. Этот звук означал, что они достигли леса. Егер вместе с напарником запетляли меж стволов, пытаясь как можно лучше скрыться.

Позади них танк ящеров продолжал стрелять, но по звуку не ощущалось, чтобы он приближался. Егер повернулся к напарнику.

— Думаю, их танк засосало по пузо, — сказал он.

Егер чувствовал, как в нем нарастает удивительная уверенность. С тех самых пор, как он услышал об этой миссии от подполковника НКВД в Москве, Егер рассматривал ее как самоубийственную. Это не остановило его от участия в ней. Война сплошь состояла из самоубийственных миссий, и если они служат делу, то чаще всего игра стоит свеч. Но сейчас Егер начинал думать, что он действительно может выбраться отсюда живым. И тогда… Ладно, насчет «тогда» он побеспокоится потом. Если у него будет «потом», в котором можно побеспокоиться о «тогда».

Жужжание над головой мгновенно вернуло все его страхи. Зная, что это глупо и опасно, Егер оглянулся через плечо. За те считанные доли секунды, что он смотрел, вертолет значительно приблизился. Сверху застрекотали пулеметы. Да, этой машине грязь нипочем. Она могла парить над оголенными деревьями и поливать нападавших огнем.

Бум, бум, бум! Из-за деревьев по вертолету ударила двухсантиметровая противовоздушная пушка. Имея легкий лафет, созданный для войны в торных условиях, пушка состояла из двадцати семи узлов, переносимых, людьми. Егер сам нес сюда один из таких узлов. Орудие было немецким, и его расчет состоял из немцев. То было одной из причин, почему советские власти решили вместе со своими партизанами включить в этот отряд людей из вермахта.

На какое-то время вертолет ящеров просто повис в воздухе, словно не веря, что партизаны способны на серьезную атаку. Он был защищен от винтовочных пуль, но не от зенитных снарядов.

Вертолет попытался атаковать зенитку, однако было слишком поздно. Пушка продолжала стрелять. Словно тонущий корабль, вертолет накренился на один бок и рухнул вниз.

Лес наполнился ликующими криками бойцов отряда. Макс помахал в воздухе кулаком и заорал:

— Нате-ка вам, суки!..

Следующую тираду, произнесенную на идиш, Егер не понял, но слова Макса звучали словно взрывы. Майор и сам закричал, потом моргнул. Одно дело сражаться бок о бок с евреем — это диктовалось тактическими интересами. Но то, что ты, оказывается, соглашаешься с ним и он, возможно, даже нравится тебе как человек, — это уже совсем другое. Егер решил, что, если останется в живых, потом поразмыслит над этим.

Пробираясь между деревьями, к ним подошел Отто Скорцени. Даже заляпанный грязью, даже в пятнистой маскировочной форме, он ухитрялся выглядеть щеголеватым.

— Дурачье набитое, пошевеливайтесь! — закричал Скорцени. — Если мы сейчас же не уберемся отсюда, потом будет поздно. Думаете, ящеры будут сидеть с поднятыми обрубками хвостов и ждать? Если вы так думаете, вы покойники!

Как обычно, Скорцени будоражил вокруг себя всех. Несомненно, красные партизаны по-прежнему ненавидели его, но кто станет спорить с человеком, который собственными руками уничтожил танк ящеров? Бойцы поспешили в глубь леса.

Тем не менее достаточно скоро Егер вновь услышал в небе рокот приближающихся вертолетов. Он оглянулся и увидел две машины. На этот раз немцы, обслуживавшие зенитку, повели дальний огонь, надеясь побыстрее сбить один из вертолетов, чтобы затем более обстоятельно заняться другом. Зенитчики также надеялись оттянуть стрельбу с вертолетов на себя и уберечь своих спешно уходящих товарищей.

Вертолеты разделились и пошли на заход поодиночке, чтобы атаковать зенитку с противоположных сторон. Егер пожалел, что это не большая восьмидесятивосьмимиллиметровая пушка. Та сшибла бы вертолеты, словно мух. Но такую пушку на себе не унесешь. Она имела ствол длиной почти в семь метров и весила более восьми тонн. Так что придется отдуваться горной зенитке-коротышке.

Один из вертолетов взорвался в воздухе, разбрасывая горящие обломки над деревьями. Другой устремился в атаку. Егер наблюдал, как трассирующие снаряды пушки выгнулись в яростную дугу и затем ударили по второму вертолету.

Неожиданно двухсантиметровая зенитка смолкла. Но вертолета тоже не было слышно. Внушительный грохот, раздавшийся через несколько секунд, объяснил причину. Орудийный расчет честно выполнил свой долг — лучше, чем кто-либо отваживался надеяться, когда разрабатывался план этой операции.

Партизан, который вместе с Егером нес покрытый свинцом ящик, был изможден до предела. Он шатался, спотыкался и ловил ртом воздух, словно готов был свалиться замертво. Егер сердито крикнул ему:

— Пусть вас заменит кого-нибудь, кто в состоянии нести груз, прежде чем вы завалите операцию и нас обоих убьют.

Партизан кивнул в знак благодарности и поставил ящик на землю, оглядываясь в поисках помощи. К ящику поспешил Георг Шульц.

— Герр майор, я разделю с вами ношу, — сказал он, кивком указывая на ящик.

— Нет, дай мне.

Это был Макс, еврейский партизан-сквернослов. Он не был рослым и вряд ли обладал такой же силой, как Шульц, но отличался жилистостью и выносливостью. При всех прочих равных обстоятельствах Егер предпочел бы нести ящик в паре со своим стрелком, однако все прочие обстоятельства не были равными. Успех операции зависел от сотрудничества между уцелевшими немцами и русскими. Если неведомый драгоценный груз понесут два немца, это может заставить красных всерьез задуматься, не пустить ли их в расход.