– Кофе? – предложил Арнольд, показывая на кофейник, стоявший на асбестовой клетке с саламандрой.
– Нет, спасибо, – отказался я. Лучше хлебнуть серной кислоты, чем неизвестно какую дрянь, которая подогревается целый день. Попробуем еще раз: – Вы тоже считаете, что нужно провожать меня в сортир, если случится такая надобность?
– Разумеется. Таковы правила. Ведь у вас «талисман посетителя», верно? Надеюсь, вы не возражаете, если я выпью чашечку?
Кофе с виду был густым, темным и маслянистым, точь-в-точь как я и предполагал. Одного запаха хватило, чтобы у меня затрепетали ноздри. Поставив чашку, магистр спросил:
– Так что же мы такого натворили, что АЗОС удостоило нас своим вниманием?
Он не добавил «на сей раз», но это ясно слышалось в его словах.
– Не знаю, что натворили именно вы, – ответил я. – Знаю лишь, что чьи-то токсичные заклинания просачиваются с Девонширской свалки и тот, кто несет за это ответственность, убил нескольких монахов, чтобы сохранить тайну.
После этих слов Арнольд стал весь внимание. Но соображал он очень быстро.
– Пожар в монастыре святого Фомы связан с этим делом, да? – спросил он. – Грязная история, очень грязная.
– Да. – Я предпочел не вдаваться в подробности. Ему ни к чему знать, что я тоже в какой-то мере причастен к этому пожару. Я достал свою таблицу. – По моим сведениям, магистр Арнольд, «Локи» сбрасывает на Девонширскую свалку больше токсичных заклинаний, чем кто-либо другой. Здесь перечислены лишь те, которые вы сами указали.
– Для протокола, – громко произнес Арнольд. – Я отрицаю, что существуют какие-либо другие. – Его тон, такой же искренний, как у Тони Судакиса, подсказал мне (на случай, если я еще не был уверен), что рядом с нами Подслушник.
Тон магистра понравился мне еще меньше, потому что я знал: уж он-то в отличие от Судакиса явно не на моей стороне. Все, чего хотел Арнольд, – это играть со своими проектами, какими бы последствиями это ни грозило. Нельзя сказать, чтобы я сомневался в их ценности. Как я уже говорил, меня самого страшно интересуют космические программы. Но никому не дозволено пачкать в доме, а потом говорить, что руки у него чисты.
– Для протокола, – ответил я точно так же громко и дерзко. – Я вам не верю.
У Арнольда глаза на лоб полезли: думаю, никто давно так с ним не разговаривал. Я дал ему побеситься еще несколько секунд и спросил:
– Вы со всей ответственностью утверждаете, что в «Кобольдовых разработках» не производят ничего особо секретного, что заслуживало бы внимания АЗОС?
Улыбка мигом исчезла с лица магистра.
– В каких это «Кобольдовых разработках»? – Он отвел взгляд. Это предприятие посреди пустыни – секрет Полишинеля. – Если это слишком секретно, чтобы вносить в ведомости, то секретно и для того, чтобы обсуждать с вами, инспектор. Вы должны отнестись к моим словам с пониманием.
– Я не собираюсь продавать ваши тайны китайцам или украинцам, – заверил его я. – Вы тоже обязаны это понять, как и то, что обстановка в окрестностях Девонширской свалки становится опасной. – Я передал ему доклад о врожденных пороках, наблюдаемых рядом со свалкой. По мере того как Арнольд читал, его лицо кривилось все больше и больше, будто он жевал незрелый лимон. – Теперь вы понимаете, что я имел в виду, магистр?
– Да, конечно, у вас там явно неладно. Но я не верю, что Космический отдел «Локи» причастен к случившемуся. Если позволите, я объясню вам, почему.
– Прошу вас, – сказал я. Еще никто из моих прежних собеседников не признал свою причастность к утечкам токсичных заклинаний.
– Благодарю. – Арнольд сжал пальцы – жест, вероятно, скорее задумчивый, нежели молитвенный. – Я думаю, что утечка токсичных заклинаний происходит скорее всего через оградительную систему свалки, а не воздушным путем.
– Возможно, – осторожно согласился я. – И что же? Он кивнул с таким видом, будто отыграл у меня очко.
– Нетрудно догадаться. Я не разглашу тайну, если скажу, что заклинания Космического отдела чрезвычайно по своей природе летучи, таковы же и отходы. И это неудивительно, принимая во внимание род нашей деятельности, не так ли?
– Наверное, так. – Я пожал плечами. – Ведь ваш консорциум пытается вынести птицу Гаруду за пределы атмосферы?
Сработало! Магистр закрутился, как священная колесница – и это, если учесть, о каком проекте мы говорили, не самое плохое сравнение. «Локи» занимался двумя этапами проекта, и второй (в основном потому, что был связан с ледяными ундинами) делился на две части.
– Во-первых, мы проводим эксперименты с новыми заклинаниями, относящимися к самой птице Гаруде. – Арнольд указал на картину, висевшую на стене за его спиной: так художник представлял Птицу, поднимающую груз на низкую орбиту, изгиб земной поверхности и черноту космоса, окружающую ее. Даже на этой картине на Птицу стоило посмотреть. Представьте себе птицу Рух, увеличенную в четыре раза, потом увеличьте ее еще вчетверо – да птица Рух ей в птенцы годится! На секунду я позабыл о своем расследовании и почувствовал себя мальчишкой с воздушным змеем.
– В любом случае птица Гаруда обладает сильнейшими магическими свойствами, – продолжал Арнольд. – Это необходимо, иначе такая большая масса не сможет оторваться от Земли. Мы должны пересмотреть все системы заклинаний и разработать новый комплект магобеспечения для работы в верхних слоях атмосферы и вне ее. Вы следите за моей мыслью?
– Еще бы, конечно, – ответил я. – А как насчет второго этапа, о котором вы говорили? Это связано с сильфами?
– Верно. Оказывается, наши модели показывают, что ?????-Q…
– Что-что?
– Максимальное динамическое давление на Птицу, – раздраженно пояснил магистр и, поскольку я не понял ни слова, добавил еще более раздраженно: – Максимальное сопротивление воздуха.
– А-а!
Я перебил ход мыслей Арнольда. Он бросил на меня злобный взгляд, словно маг, забывший ключевое слово как раз в тот момент, когда вызываемый им демон уже начал появляться в пентаграмме. Но коль скоро я в отличие от демона не оторвал ему голову, он вновь собрался с духом.
– Как я и говорил, давление ?????-Q на птицу Гаруду в атмосфере довольно низкое из-за влияния сильфов на любого путешественника воздушных стихий.
– Сильфы всегда были такими, – согласился я. – И как вы собираетесь заставить их вести себя иначе?
– Я уже говорил: мы подходим к этому вопросу с двух сторон…
Магистр вытащил из верхнего ящика стола альбом и наглядно мне все продемонстрировал. Не будь Арнольд аэрокосмическим заклинателем, он назвал бы это методом кнута и пряника. По сути, речь шла о поощрениях и наказаниях сильфов. Первое заключалось в том, что сильфов, обитающих над взлетной площадкой, пытались ублажить и отвлечь от пролетающей мимо Птицы. Как и большинство планов, продуманных лишь наполовину, этот выглядел просто замечательным на пергаменте. Беда в том, что сильфы по природе своей счастливы, беззаботны и… переменчивы, как ветер. Самое сложное – заставить их сохранять приятное расположение духа.
По моему мнению (с ним, видимо, магистр Арнольд не согласится), силовые методы воздействия на сильфов – путь куда более разумный. Припугните их высшими Силами – и у вас появится шанс принудить этих духов воздуха вести себя прилично во время подъема Птицы. Правда, ненадолго: сильфов не изменишь, но, с другой стороны, надолго и не нужно.
– Чтобы психологическая атака на сильфов была успешной, необходима точная коррекция времени, – продолжал между тем Арнольд. – Если начать запугивать их слишком рано, они в самый ответственный момент все забудут; слишком поздно – уже бесполезно. Мы пока находимся в процессе создания заклинательной системы, которая позволила бы свести вмешательство сильфов к минимуму.
– Ваши проекты все еще на стадии разработки? Означает ли это, что никаких отходов от них не может быть в моем списке?
– Позвольте взглянуть. – Магистр просмотрел мою таблицу так же внимательно, как я минуту назад изучал его альбом. – Нет. Некоторая часть побочных продуктов от взаимодействия с Вельзевулом поступает из нашего отдела.
Я вспомнил рой мух на Девонширской свалке и содрогнулся. Чтобы привлечь к сотрудничеству Вельзевула, требуется самая могущественная и самая опасная магия.
– По-моему, – тихо сказал я, – вы стреляете из пушки по воробьям… Неужели нужно обращаться к Везельвулу для того лишь, чтобы разогнать ничтожных духов воздуха?
Я думал, что задавать подобный вопрос бесполезно, что Арнольд примется морочить мне голову своим техническим жаргоном, пока я не сдамся и не уйду. Но я его недооценивал.
– Да это же вполне обоснованно! Мы обращаемся к Повелителю Мух и просим его напускать полчища своих подданных на сильфов, чтобы отогнать их с пути следования птицы Гаруды.
– С размахом мыслите. – Тут мне в голову пришла еще одна мысль. – А как вы добиваетесь, чтобы мухи набрасывались только на сильфов и не трогали Птицу?
Магистр Арнольд тонко улыбнулся.
– Я уже сказал, что это приблизительная и самая общая схема. Подробности сделок с дьяволом вовсе не так просты. Ведь он, извините за каламбур, дьявольски умен.
– Да уж… – Я решил, что продолжать не стоит, На его месте я придумал бы какой-нибудь другой способ отвлечь сильфов. Немного погодя я спросил: – Существует ли вероятность, что отходы от ваших сделок с Вельзевулом протекают сквозь подземную предохранительную систему свалки? Они ведь не такие летучие, как те, о которых вы говорили сначала.
– Наверное, не такие, – невесело сказал Арнольд, видимо, размышляя над моими словами. Я даже подумал о нем лучше. Но магистр все же попытался сделать хорошую мину при плохой игре: – И все равно, инспектор Фишер, вы не можете утверждать, что просачиваются именно наши отходы. До тех пор, пока вы не докажете, что это так, надеюсь, вы простите мне мои сомнения.
– Ладно, все понятно, – сказал я.
Нужно обследовать все окрестности свалки с чувствительным детектором заклинаний, проверяя воздух и землю, огонь и воду на наличие магических загрязнений. Придется нарушить данное Чарли Келли обещание действовать осторожно.
Я поднялся, собираясь уйти, но вспомнил о демоне, заключенном в «талисмане посетителя». Повернувшись, я чуть не столкнулся нос к носу с магистром Арнольдом. Он шел следом.
– Спасибо, – сказал я.
– Ничего, не стоит, – сухо ответил он. – Мое душевное спокойствие будет нарушено, если я не доставлю вас к выходу в целости и сохранности. Только представьте, сколько всяких бумажек придется исписать, если инспектор Агентства Защиты Окружающей Среды будет до смерти искусан охранной системой «Локи». В этом случае я долго не смогу заниматься своей работой.
Я собаку съел на бюрократических процедурах АЗОС и поэтому был уверен, что он абсолютно прав насчет «бумажек». Потом случайно оброненные слова магистра вдруг зазвенели, как гонг, в моем мозгу.
– Искусан насмерть?! – Я проглотил слюну. – Охранник не упомянул об этой маленькой детали.
– А должен был, – с удовольствием протянул Арнольд. Наверное, заметил, как я изменился в лице. – Опережая ваш вопрос, инспектор, скажу, что у нас есть разрешение использовать подобные смертоносные Силы в нашей системе безопасности, потому что природа почти всего, чем мы тут занимаемся, весьма деликатна. Если пожелаете, буду счастлив показать вам копию этого разрешения.
– Благодарю, не стоит.
Уверенность, прозвучавшая в голосе магистра, ясно говорила, что он не блефует. И если бы мне вдруг захотелось проверить, я мог спокойно сделать это в Доме Уголовного и Магического Суда.
– Но посетителей следует предупреждать об этом до того, как они проникнут в секретную зону, сэр! Они постараются более тщательно соблюдать правила.
– Ах, ну оно и так все прекрасно! За последние две недели мы еще никого не потеряли. – На его аэрокосмическом лице отсутствовало всякое выражение. Сначала я принял его слова всерьез, потом немного поразмыслил и лишь тогда заметил, что уголки его губ дрогнули и изогнулись. Я фыркнул. Неплохо он меня подловил.
Арнольд проводил меня до двери, через которую мы вошли. Оказавшись снаружи, я первым делом сорвал талисман (наконец-то) и едва не швырнул его в охранника.
– Вы не сказали мне, что это смертельно опасно! – зарычал я.
– Если вы явились с добрыми намерениями, сэр, то вам и не надо этого знать. И если с дурными – тоже не надо.
Хватая воздух ртом, я выполз на улицу, к своему ковру, и отправился восвояси. Было еще рано, но если бы я подался куда-нибудь еще и исполнил свои обычные песни и пляски, то отработал бы сверхурочно. Накануне я и так уделил работе слишком много внимания. Я рассудил, что если сложить вчерашний день с сегодняшним, то как раз получатся два нормальных. Такая логика – явное последствие зороастрийского обеда, но в тот момент она меня вполне устраивала, Час пик еще не наступил, и я быстро добрался до Хауторна, И конечно, остаток дня бестолково прослонялся по квартире. Обычно мне и одному есть чем заняться, но сейчас ничего не выходило. Ходить по магазинам не хотелось. Кроме того, приближался очередной день расплаты (за жилье, конечно, а вы что подумали?). Предыдущий оставил самые кошмарные воспоминания. Злые духи изгрызли мой банковский счет.
Я решил сделать хоть что-нибудь, чтобы положить в карман лишнюю крону, а не вынуть ее. У меня скопилось три или четыре пакета с пустыми алюминиевыми банками, на которые я постоянно натыкался под умывальником и в кладовке. Я вытащил их на свет Божий (сразу освободилось место для новых!), отнес на ковер-самолет и отправился в ближайший центр переработки материальных отходов. «БЕРЕГИТЕ ОКРУЖАЮЩУЮ СРЕДУ И ЭНЕРГИЮ, – гласил плакат, вывешенный снаружи, – ПЕРЕРАБАТЫВАЙТЕ АЛЮМИНИЙ». Я поволок банки вверх по лестнице, одобрительно кивая. Некоторые предприятия набивают себе цену, утверждая, что благотворно влияют на окружающую среду, – и бессовестно лгут, но те, кто занимается переработкой вторсырья, к ним, конечно, не относятся.
Парень в приемном зале бросил банки на весы и сверился с маленькой табличкой, прикрепленной к стене.
– Две шестьдесят, – объявил он.
Мелочь я ссыпал в карман, а две кроны бережно уложил в бумажник.
– Спасибо, дружище.
– Заходите почаще. Надеюсь скоро увидеть вас снова. Вы облегчаете жизнь магам.
Я согласно кивнул. Работая в АЗОС, я знал об этом куда больше, чем он. Переработанный алюминий позволяет магам использовать закон подобия, чтобы извлекать металл непосредственно из руды – это гораздо дешевле и более энергетически целесообразно, чем алхимия, к которой они вынуждены прибегать, когда работают без алюминиевого образца. Не говоря уже о нелепом и дорогом механическом процессе, с помощью которого алюминий извлекают из содержащих его пород. Без магии мы, наверное, и не узнали бы, какой это замечательный и полезный металл – алюминий.
Конечно, две с половиной кроны не покроют счет из Департамента Воды и Энергии, который я обнаружил в почтовом ящике. По сравнению с прошлым месяцем он опять вырос. Департамент уведомил в пояснительной записке, что плата за пользование саламандрой повысилась еще на три процента. Жизнь дорожает не по дням, а по часам.
Денег, вырученных за жестянки, хватило бы разве что на бутерброд, да и то без хрустящего картофеля. Сразу за углом центра переработки виднелась забегаловка «Золотой шпиль». Я отправился туда и потратил все, что заработал, и еще немного. Не очень изысканно, конечно, но когда в основном питаешься в одиночку, на это не обращаешь внимания.
Рядом с «Золотым шпилем» стоял автомат для продажи газет. Им заправлял такой же маленький жадный бесенок, как и те, что ютятся в таксофонах. Я бросил в лапку мелочь и вытащил «Тайме». Попытайся я вытянуть больше одной газеты, бесенок завизжал бы, как резаный. Стыдно, конечно, прибегать к таким мерам, но что поделаешь! Такова жизнь в большом городе.
Вернувшись домой, я открыл пиво и выпил, пока читал газету. Меня заинтересовала небольшая заметка: брат Ваган обратился к кардиналу Энджел-Сити за разрешением применить косметическую магию для лечения монаха, сильно пострадавшего от пожара в монастыре.
Я помолился, чтобы кардинал разрешил операцию. Косметическая магия в наши дни творит чудеса. Если у врачей и магов есть портрет человека, сделанный незадолго до того, как его внешность пострадала, они могут использовать закон подобия и вернуть образ туда, где ему надлежит быть. Конечно, полного сходства добиться не удается, но все же пострадавший от пожара перестает быть ходячим кошмаром.
Беда в том, что кардинал Энджел-Сити – твердолобый ирландец – уж очень серьезно относится к таким понятиям, как умерщвление плоти и Божья воля. Он рассмотрел просьбу брата Вагана, но «нельзя ручаться за последствия подобного вмешательства». Он имеет основания полагать, что Господь захотел, чтобы монах был изувечен, и кто мы, чтобы спорить с Ним?
Такая позиция мне никогда не нравилась. На мой взгляд, если бы Господь хотел, чтобы жертвы пожара навеки оставались изуродованными, он не позволил бы появиться косметической магии. Но я всего-навсего чиновник АЗОС, а не теолог (и уж тем более не католический теолог). Что я могу знать о воле Божией?
О представлении со святым Георгием и Змием в мельчайших подробностях рассказывалось в рубрике развлечений (интересно, что об этом думает кардинал?). Я не слишком приглядывался к красотке, выступавшей близ голливудского шоссе, и не могу сказать, сваливалась ли с нее мини-туника в рекламных целях. И не собирался вновь посетить назойливое светомагическое шоу, чтобы проверить это. Так что рекламный трюк «с клубничкой» стоил этой компании потери по меньшей мере одного платежеспособного клиента.
***
Когда на следующее утро я отправился на работу, вдоль Конфедерального здания маршировало еще больше пикетчиков, протестующих против чесночной травли средиземноморских вампиров. Я покачал головой, возносясь в лифтовой шахте на свой этаж. Некоторые не в состоянии перетерпеть временные неудобства ради долговременной пользы.
Добравшись до стола, я набросился на бумаги, как одержимый. Если бы здесь появился священник, он, наверное, решил бы, что из меня в пору изгонять бесов. Но я энергично пробивался сквозь залежи, чтобы выкроить время и вплотную заняться расследованием дела о Девонширской свалке. После обеда я собирался отправиться в «Шоколадную ласку».
Благими намерениями вымощена дорога… сами знаете куда.
Только мне удалось добиться того, что сквозь море пергаментов проглянула столешница, как завопил телефон. В отличие от многих моих знакомых меня редко посещают предчувствия. Но на сей раз я почуял беду. В последнее время телефон нечасто радовал меня приятными известиями.
– Дэвид Фишер, Агентство Защиты Окружающей Среды.
– Мистер Фишер, это Сьюзен Кузнецова из Управления Физического и Духовного Здравоохранения Княжества…
– Да? – Никогда о ней не слышал.
– Мистер Фишер, я звоню из чатсуортской мемориальной больницы. Я собиралась известить Сан-Фердинандскую общину святого Фомы, как обычно в подобных случаях, но из-за трагедии, которая недавно произошла там, это оказалось невозможным. Когда я позвонила в монастырь святого Фомы Восточной части Энджел-Сити, мне посоветовали обратиться к вам.
– По какому поводу? – В ту минуту я совершенно не думал о Девонширской свалке. Но не успела ответить моя собеседница, как я мгновенно сопоставил то, где она работает, откуда звонит, вероятную причину, по которой ей понадобился монастырь святого Фомы, и то, почему ее скорее всего отослали ко мне. – Только не говорите мне, мисс Кузнецова…
– Боюсь, это так, мистер Фишер. У нас в больнице только что родился ребенок с апсихией.
Глава 4
Я плохо разбираюсь в младенцах – сказывается отсутствие опыта. Дайте нам с Джуди еще несколько лет, и, надеюсь, мы с этим разберемся. Ах да, ведь у моего брата в Портленде двухгодовалая дочь, а еще у меня в тех краях несколько малолетних двоюродных братишек и сестренок. Тем не менее все подгузники, которые я поменял, можно сосчитать на пальцах одной руки.
Поэтому бедный маленький Хесус Кордеро
(горькая ирония, заключавшаяся в этом имени, ошеломила меня), на мой взгляд, не слишком отличался от любого новорожденного младенца. Он лежал в своей колыбельке, беспорядочно суча ручками и ножками, словно не мог понять, что это такое и что с ними делать. Единственное, что сразу бросалось в глаза, так это черные-пречерные волосы, украшавшие его головку.
Его мать сидела на краю кровати рядом с колыбелькой. Ей было лет девятнадцать-двадцать, не больше. Ее можно было бы даже назвать хорошенькой, не будь она столь измучена родами. На ее плече лежала рука мужа. Он был примерно ее возраста и одет, как поденщик. Они переговаривались по-испански. Интересно, они законным путем попали в Конфедерацию? Но еще больше меня заинтересовал вопрос, насколько ясно они осознают, что случилось с их маленьким Хесусом.
В палате была и Сьюзен Кузнецова – женщина средних лет, изящная, как шкаф, – сразу видно, не из тех, кто занимается всякими глупостями, – и священник отец Флэнэган – пухлый, рыжий коротышка. Он тоже бегло говорил по-испански. В наши времена в Энджел-Сити без испанского не проживешь.
– Диагноз еще под вопросом, святой отец? – спросил я.
– Увы, нет. Бедный малыш! – ответил священник. Слушая его, я размышлял, можно ли вообще говорить по-испански без акцента. Но все посторонние мысли разом исчезли, когда он сказал:
– Вчера вечером я, как обычно, проходил по детскому отделению, благословляя новорожденных моей конфессии. И вдруг… ну, лучше посмотрите сами, инспектор.
Он снял с себя распятие, приложил его к щеке младенца и проговорил что-то по-латыни. Это, конечно, не иудейский обряд, но я знал, чего все ожидали. Ребенок, только что пришедший в мир, безгрешен, поэтому крест должен на мгновение засиять, символизируя связь между благодатью Божией и невинностью младенческой души. Ведь не просто так новообращенные скандинавы говорят о Белом Христе.
Вот только здесь мы не увидели ничего. С таким же успехом можно было приложить к щеке младенца кусок дерева или металла. Но распятие – один из самых могущественных мистических символов Нашего Мира… Маленький Хесус лишь повернул головку в надежде, что это материнская грудь.
Очень осторожно, очень печально священник вновь приложил распятие к его щеке.
– Утром отец Флэнэган сразу же позвал меня, – сказала Сьюзен Кузнецова. – Конечно, я немедленно пришла. Тогда он повторил проверку. В моем присутствии, а я провела свои анализы, чтобы исключить возможность ошибки. Этот малыш, здоровый и нормальный во всех остальных отношениях, лишен души.
Слезы навернулись мне на глаза. Кошмар какой! Бедный малыш, он даже согрешить не сможет! Ужасная несправедливость! Даже Сатана с этого ничего не получит: ведь когда Хесус Кордеро умрет, он просто исчезнет. Что это значит? Насколько я могу судить, только то, что мы вообще мало что в этом во всем понимаем.
– Сэр, – обратился я к отцу ребенка (его звали Ра-моном, а его жену – Лупе), – могу я задать вам несколько вопросов? Возможно, мне удастся узнать, почему с вашим сыном приключилось это несчастье.
– Si, спрашивайте, – согласился он. Он понимал по-английски, хоть и не очень умело на нем говорил. Его жена кивнула, показывая, что тоже поняла меня.
Прежде всего я спросил их адрес. Я не удивился, услышав, что они живут всего милях в двух от Девонширской свалки (а больница – в пяти-шести милях от нее). Затем я попытался выяснить, не пользовалась ли Лупе Кордеро какими-нибудь колдовскими снадобьями во время беременности. Она покачала головой:
– Nada
.
– Совсем никакими? – не отступал я. Ведь магия настолько для нас привычна, что порой мы даже не задумываемся об этом. – Вы принимали только самые обыкновенные лекарства?
Она быстро заговорила по-испански. Отец Флэнэган помог мне:
– Она говорит, что не принимала никаких лекарств вплоть до родов – просто не могла их себе позволить.
Я мрачно кивнул: нынче это часто случается с бедными иммигрантами.
– Правда, по утрам я себя плохо чувствовала и обратилась за помощью к курандеро
, – объяснила Лупе с помощью священника.
– Вероятно, он дал ей что-то вроде ромашкового чая, – пояснил отец Флэнэган. – Лишь немногие курандеро рискуют связываться с Чем-нибудь Значительным.
– Вероятно, – согласился я, – но мне нужно быть в этом уверенным. Миссис Кордеро, вы можете сообщить мне имя и адрес этого человека?
– Не помню, – ответила она по-английски. Ее лицо сразу стало суровым. Я догадался, что это был кто-то из ее родной деревни в Империи Ацтеков, кто-то, кого она не хотела подвести.
Я сделал еще одну попытку:
– Миссис Кордеро, возможно, лекарство, которое вы принимали, каким-то образом вызвало апсихию у вашего ребенка. Мы хотим проверить это, чтобы убедиться, что подобное несчастье не постигнет кого-нибудь еще.
– Не помню, – повторила Лупе.
Ее лицо было словно отлито из бронзы. Я понял, что мне не удастся получить ответ. Я поймал взгляд отца Флэнэгана. Он едва заметно покачал головой. Может быть, священник попытается поговорить с ней позже или расспросить соседей? Так или иначе, решил я, но скоро я узнаю то, что хочу знать.
Рамон Кордеро склонился над кроваткой и поднял сына. Судя по тому, как ловко он пристроил младенца на согнутой руке, это был не первый его ребенок.
– Nino lindo, – нежно произнес он. Отец Флэнэган перевел так же ласково:
– Красивый мальчик.
Маленький Хесус и вправду был прехорошенький.
– Радуйтесь ему, как только можете, – печально произнес я. – Любите его крепче. Это все, что у него есть. Пусть он будет счастлив здесь.
– Хороший совет, – заметила Сьюзен Кузнецова. Она заговорила по-испански так же бегло, как отец Флэнэган, потом перевела для меня: – Я сказала, что многие апсихики многого достигли на Этом свете, словно возмещая то, что они не будут жить после смерти. Художники, писатели, заклинатели…
Сьюзен сказала правду, но не всю. Существуют неоспоримые доказательства того, что предводитель германцев во время Второй Магической войны родился апсихиком и что он был зачинщиком самых кровавых зверств и жестокостей именно потому, что не страшился посмертной участи. Хотя кто захочет сообщать такое родителям апсихика…
Малыш изогнулся, замолотил кулачками и пробудился с воплем, похожим на тот, который издает мелкий бес, не желающий повиноваться заклинателю. Лупе протянула к нему руки, и муж передал ей Хесуса. Когда она распахнула больничный халат, чтобы покормить младенца, я уставился на мыски ботинок. Вопль стих, сменившись энергичным чмоканьем.
– Tiene mucho hambre, – сказала Лупе. – Он очень проголодался. – Она была горда и счастлива, как и положено новоиспеченной матери. Нет, она пока не осознала беды, которая стряслась с ее малышом.
Я постоял там еще несколько минут, раздумывая, не стоит ли рассказать им о «Шипучем джинне». Может – если будет на то воля Божия, – Рамзан Дурани и его предприятие сумеют заполнить пустоту внутри маленького Хесуса Кордеро. Но больше всего меня беспокоили созданные им небольшие, но схожие пустоты в других душах. Он не признал этого открыто, но все же согласился, что исследования находятся еще на экспериментальной стадии.
В конце концов я решил промолчать. Отчасти потому, что не хотел вселять в родителей Хесуса бесплодную надежду. Кроме того, я надеялся, что хоть малышу и не придется уповать на вечную жизнь, он не расстанется с бренным телом завтра или через год. У него еще есть время, пока Дурани наладит свою джинную инженерию.
Не знаю, как бы я себя чувствовал, имей я дело с семидесятилетним немощным апсихиком, стоящим одной ногой в могиле. Перевесит ли благо от обретения им души (при удачной операции, конечно) зло, причиненное другим душам (если все не получится так красиво, как уверял Дурани)?
Короче, я был ужасно рад, что Хесус еще ребенок.
Лупе прижала младенца к плечу и похлопала по спинке. Через несколько мгновений он отрыгнул воздух с таким громким звуком, какого я не ожидал от столь тщедушного существа.
– Когда вы выпишетесь из больницы? – спросил я мать.
– Manana (завтра), – ответила она.
– Я хотел бы заглянуть к вам после обеда. У меня есть карманный магический детектор, так что я смогу посмотреть, не водятся ли в ваших краях токсичные заклинания. А еще хотелось бы взглянуть на то зелье, которое вы получили у вашего курандеро.
По лицу Лупе я понял, что она уловила не все, сказанное мною. Отец Флэнэган тоже это понял. Он перевел ей мои слова.
Лупе с Рамоном переглянулись.
– А других вопросов вы не будете задавать? – поинтересовался отец малыша.
Стало быть, они действительно нелегальные иммигранты.
– Ни единого, – пообещал я. Их положение меня не касалось. Мне нужно только выяснить, почему их сын родился без души, – Бог свидетель.
– Вы не перекрестились, – подозрительно заметил Рамон.
Отец Флэнэган вопросительно взглянул на меня.
– Скажите им, что я иудей, – попросил я. Лицо святого отца прояснилось. Уверен, ему нет никакого дела до моих убеждений, меня тоже не интересовали его взгляды. Но мы оценили откровенность друг друга. Священник заговорил с Кордеро слишком быстро, и я ничего не понял, но, когда он закончил, они оба кивнули. Лупе сказала:
– Вы идите, смотрите, находите. Мы доверять вам. Падре говорить, что мы доверять вам. Лучше ему быть прав. – Он прав, – подтвердил я, спеша закончить этот разговор. Если бы я поклялся еще чем-нибудь, Кордеро могли бы подумать, что доверять первой клятве нельзя. Отец Флэнэган медленно кивнул: он все понял.
– И к тому же Хесус родился на территории Конфедерации, – вмешалась Сьюзен Кузнецова, – поэтому он ее полноправный гражданин и находится под защитой всех ее законов. Когда она перевела свои слова на испанский, Кордеро засияли – эта мысль им понравилась. Дама из Управления Физического и Духовного Здравоохранения тихо добавила:
– Хотелось бы, чтобы наши законы могли сделать больше для бедного малыша. – Эти слова ни она, ни отец Флэнэган не перевели.
Я попрощался, получив визитную карточку мисс Кузнецовой, и помчался обратно в контору. Увы, за время моего отсутствия никакие эльфы не очистили волшебством мой стол. Но меня это и не заботило. Пусть себе постоит захламленным. Я поднял трубку и позвонил Чарли Келли.