– Хорошая у тебя команда, – заметила Мирран. Она сидела рядом с Аргиросом, который правил первой повозкой, груженной вином. В последней из четырех повозок ехал Евстафий Рангабе – все единодушно согласились, чтобы он сам единолично нянчился с адским порошком. Если по несчастью повозка взорвется, думал магистр, она убьет скакавших сбоку охранников и разнесет все остальное, но иногда иллюзия безопасности успокаивает.

Аргирос криво усмехнулся: то же можно сказать и об иллюзии командования.

– Они теперь пляшут под твою дудочку, – проворчал магистр.

Он потерял бы самообладание, если бы Мирран опять стала острить и умничать, но она лишь кивнула.

«Все же она – профессионал», – напомнил себе Василий.

Он волновался, выпустит ли их стража через ворота (неизвестно, остались ли стражники у ворот или же они покинули пост и присоединились к грабежам). Стража оказалась на месте и подняла тревогу, но офицер махнул Аргиросу рукой, давая разрешение на проезд.

– Бежите при первой возможности, верно? – спросил офицер. – Я вас не осуждаю – я б на вашем месте сделал то же самое.

– Вряд ли, если бы знал, куда мы собираемся, – заметил Аргирос, когда они отъехали достаточно далеко, чтобы офицер не мог расслышать.

Мирран захихикала.

В двух милях от Дарьяла магистр объявил остановку.

– Мы уже далеко, – сказал он. – Городские беспорядки здесь не опасны, а нам надо отдохнуть, чтобы утром быть готовыми ко всему. А еще нам надо выяснить суть плана, которому мы должны следовать.

Аргирос жестко взглянул на Мирран. Как и Корипп.

– А зачем? – резко спросил североафриканец. – Теперь, когда ее не может защитить Гоарий, почему бы не бросить ее на съедение собакам и не отправиться по своим делам?

Несколько солдат гукнули в знак одобрения.

Мирран прямо смотрела в ответ, ничуть не испугавшись.

– Я могла бы напомнить: если бы не я, солдаты Гоария уже схватили бы вас, – сказала она.

– Если бы не ты, – парировал Корипп, – солдаты Гоария в первую очередь нами бы даже не заинтересовались.

Опять многие его товарищи оторвались от работы по устройству лагеря и одобрительно закивали.

– Она могла бы выдать нас аланскому царю в любое время, – заметил Аргирос. – Но не выдала.

– Пока это служило ее целям, – упрямо возразил Корипп.

– Это верно, но разве ты хочешь сказать, что это не служило и нашим целям? Или ты хочешь, чтобы киргизы бесчинствовали в Месопотамии и впредь пасли свои стада в Каппадокии? Они угрожают нам так же, как и Персии. И если тебе так не терпится избавиться от Мирран, выскажи свой план, как нам удержать кочевников.

Аргирос надеялся, что у североафриканца нет такого плана.

Когда Корипп опустил взгляд, магистр понял, что он выиграл. Однако его подчиненный не собирался покорно сдаваться.

– Может быть, – сказал он, – мы опоим негодяев, а потом…

Корипп не договорил – так иссякает вода в водяных часах, если их забыли наполнить.

– А потом? – подогнал Аргирос. – Проникнуть во все их шатры и перерезать им глотки? Только боюсь, что их многовато для нас. Если у тебя нет своих идей, то убить того, у кого они есть, представляется мне расточительным.

Корипп отдал честь с сардонической насмешкой, покачал головой и отправился помогать разводить костер.

Мирран коснулась руки Аргироса. В темноте ее глаза казались огромными.

– Спасибо тебе, – шепнула она. – В нашем деле привыкаешь к угрозе неожиданного конца, но мне уже было бы все равно. Уж лучше бы мне сразу размозжили голову.

Аргирос когда-то сам был солдатом и знал, о чем она говорила. Он пробормотал что-то, на мгновение смутившись от мысли о том, что могли сделать с женщиной солдаты.

– Почему ты решил спасти меня? – Мирран по-прежнему говорила тихо, но в глазах ее вновь вспыхнула искра иронии. – Конечно, не потому, что мы когда-то на короткое время стали любовниками?

Она всмотрелась в лицо Василия.

– Ты краснеешь? – спросила она с недоверием и восторгом.

– Это всего лишь красный отсвет факелов, – холодно ответил Аргирос. – Ты говорила, что знаешь, как остановить киргизов. Больше никто этого не заявлял. Поэтому тебя стоит сберечь, если не из-за чего-нибудь еще.

– Чего-нибудь еще, – повторила она, подняв бровь. – По крайней мере, за это вежливое добавление я у тебя в долгу.

Магистр воздержался от сердитого ответа. У Мирран был дар все время держать его в растерянности, даже если, как сейчас, сила была на его стороне. Ни одна женщина после давно умершей жены так не манила его, хотя Мирран сильно отличалась от Елены. С Еленой Аргирос чувствовал себя уютнее, спокойнее, чем с какой-либо другой женщиной. Окружавшая Мирран атмосфера риска и опасности не была присуща обстановке, в которой магистр с ней встречался; это было в самом характере персиянки. Подобно первой чарке чудо-вина, это казалось Аргиросу непривычным и потрясало его.

Чтобы скрыть свою неловкость, он вернулся к текущим задачам.

– Так в чем же состоит твой драгоценный план?

Она молчала. Магистр добавил:

– Каким бы он ни был, я обещаю, что не перережу тебе горло и не причиню иного вреда после того, как ты расскажешь.

Мирран смотрела на него.

– Если бы твой востроглазый друг дал мне такое обещание, я бы его оценила. А ты… с твоим продолговатым, печальным лицом, ты напоминаешь мне святых, изображения которых я видела в христианских церквах. Могу ли я тебе верить в таком деле? Твое заверение мне кажется недостаточным.

– Как ни жаль, но я не святой.

Как будто в доказательство этого признания, нахлынули воспоминания о ее губах, коже, о ее прикосновениях. С раздражением Василий подавил их.

Легкая улыбка на лице Мирран подсказывала ему, что она тоже погрузилась в воспоминания. Но улыбка исчезла, и лицо ее стало задумчивым и помрачнело.

– Чтобы рассказать, я должна тебе верить, но твоя страна и моя – враги. Пусть ты попадешь в огонь в Доме лжи, если введешь меня в заблуждение.

– Я могу поклясться Богом и Его Сыном, если хочешь.

– Нет, не стоит. Клятва – это всего лишь человек, стоящий за ней, и ты меня вполне устраиваешь без нее.

Но она по-прежнему молчала. Аргирос уже потерял терпение. Она затряслась от смеха.

– Сложность в том, что план не очень хорош.

– Позволь мне сначала выслушать.

– Ладно. Вообще-то мы уже говорили об этом однажды во дворце Гоария. Ты сказал, что помнишь, как белые гунны заманили и уничтожили царя царей Пероза и его армию, как они вырыли ров с единственным узким перешейком, а потом замаскировали его. Они бежали по оставленному перешейку, а потом набросились на смущенную армию царя царей, когда первые ее ряды с разбега провалились в ров. Я рассчитывала сотворить нечто подобное с киргизами. У них всегда низкая дисциплина, а если их напоить твоим вином, пьянее пьяного, то…

Аргирос кивнул. План дерзкий, жестокий и мог быть осуществлен на практике – все это, по мнению Аргироса, вполне соотносилось с Мирран.

– Ты видишь изъян? – спросил он мягко, как только мог.

– По правде говоря, даже два, – ответила она. – У нас нет достаточно людей, чтобы выкопать ров, и нет армии, даже если бы ров был выкопан.

– Да, в том-то все и дело, – сказал магистр.

– Знаю, знаю, знаю. – Горечь и тени от огня омрачали лицо Мирран. – В последнее время я твердила Гоарию, что он потеряет страну, если не будет держать кочевников в узде; я надеялась использовать дарьяльский гарнизон, чтобы осуществить свой замысел. Но царь до сих пор думает, что киргизы вынесут его к славе на своих плечах, – или думал, пока не начался мятеж. По-моему, он и сейчас еще верит в это. Он перестал общаться со мной вне спальни с тех пор, как я перестала повторять ему то, что он желал услышать.

Она вскинула голову и пристально посмотрела на Аргироса.

– И вот я здесь, в твоей власти.

Он не отвечал, прикрыв глаза и погрузившись в свои мысли.

– Большинству мужчин я бы просто сразу предложила пойти со мной в палатку. Почему-то я не думаю, что с тобой это поможет мне спастись.

Он как будто не слушал ее. А потом вышел из глубокой задумчивости и ответил:

– Нет, это худшее, что ты могла бы сделать.

Злобный взгляд Мирран окончательно привел магистра в чувство, и он спешно добавил:

– Моя команда взбунтуется, если решит, что я держу тебя ради собственного удовольствия.

Мирран глянула на Кориппа и вздрогнула.

– Хорошо. Не сомневаюсь, что ты прав. Что теперь?

– Я скажу тебе утром.

Магистр поманил рукой пару своих товарищей.

– Проследите, чтобы она не сбежала, но не изводите ее. План заслуживает большего внимания, чем я предполагал.

Солдаты отдали честь и увели Мирран.

Аргирос подозвал Кориппа и долго беседовал с ним. Если в постепенно выстраивавшемся в голове магистра плане оставались просчеты, суровый североафриканец должен их заметить. Корипп заметил. Для проверки Аргиросу пришлось разбудить Евстафия Рангабе. Зевая так широко, что и лев бы перепугался, Рангабе предложил поправки и тут же задремал сидя. А магистр и Корипп продолжали отрабатывать детали.

Наконец Корипп вскинул руки к небу.

– Отлично! – взревел он, едва не разбудив Рангабе. – Для этого мы и явились – я думаю, нужно попробовать. Кто знает? Может быть, мы даже останемся живы.

Небольшой обоз из повозок и приличное количество вьючных лошадей упорно продвигались на север. Всадники по бокам животных выглядели усталыми: очередная скучная поездка, в каких они бывали уже много раз.

«Если мне суждено вернуться в Константинополь, – подумал Аргирос почти серьезно, – мне нужно попробовать играть на сцене. Что-нибудь из Еврипида.»

Глядя вперед исподлобья, магистр видел киргизских разведчиков. Он наблюдал за ними уже некоторое время, а они – за обозом. У Василия достаточно всадников, чтобы отпугнуть приближавшихся по одиночке и по двое разведчиков. Но он прикидывался, что не замечает их.

И на пыльное облако впереди Аргирос не обращал внимания так долго, как только мог. Когда сквозь пыль показались люди в мехах и коже на небольших степных лошадках, он натянул вожжи и остановил повозку.

– Мы только что поняли, что перед нами вся чертова киргизская армия, – крикнул он товарищам, точно настоящий режиссер, напоминающий актерам, как играть роли. – Теперь можем испугаться.

– Вы что-то слишком поздно, – сказал кто-то. Римляне толпой понеслись прочь, изображая панику и замешательство, – во всяком случае, в представлении Аргироса. Его собственная роль включала: спрыгнуть с повозки, обрезать ремни на вьючной лошади, взобраться на нее и устремиться вслед за своими товарищами на юг.

Киргизские разведчики погнались следом. Мимо просвистело несколько стрел. Один из кочевников вывалился из седла; Корипп был конным лучником не хуже любого степняка. Это помогло остановить погоню, но Аргирос и не предполагал, что она затянется надолго. Киргизские разведчики тоже люди – они захотят получить свою долю добычи с того, что оставили сумасшедшие торговцы.

Аргирос оглянулся через плечо – осторожно, как будто он не привык ездить на лошади без стремян. Один кочевник нагнулся, чтобы рассмотреть разбитые кувшины, которые Аргирос сбросил со своей лошади. Их содержимое еще могло остаться в черепках. Киргиз вдруг подпрыгнул и стал азартно показывать пальцем на навьюченных лошадей и на повозки. Аргиросу не было нужды слышать его крики, чтобы понять их смысл. Кочевники накинулись на оставленное чудо-вино, точно пчелы на розы.

О дураках, что бросили такое чудесное сокровище, тут же забыли. Вскоре уже можно было остановиться и взглянуть назад, не опасаясь погони. Корипп отрывисто рявкнул – так уж он смеялся.

– После такого улова эти мерзавцы уж точно получат все добро цивилизации, о котором они мечтали.

– Пожалуй, да, – согласился Аргирос. Эта мысль расстроила его.

Один из солдат прикрылся рукой от солнца, пристально вглядываясь в сторону киргизов. Он выругался с досады и повернулся к командиру.

– Вы можете получить вид лучше, господин?

– Посмотрим.

На ремне у Аргироса, помимо обычных предметов вроде ножа, дубинки и сумки, был один любопытный прибор: трубка, плотно вставленная в другую, с блестящим выпуклым стеклом на обоих концах. Он снял ее с крепления, поднял к глазу и частично вытащил тонкую трубку из толстой.

Видимое изображение было перевернуто вверх ногами и окаймлено ореолом из неестественных красок, но через трубу казалось, что киргизы вдруг переместились на расстояние вытянутой руки. Ремесленникам Константинополя пока не удавалось изготовить достаточно качественные линзы – самые дальнозоркие были у римских генералов. Однако ученые имперского университета уже разглядели в небе некоторые вещи, которые их озадачили и даже, по слухам, поколебали их веру. Только потому, что Аргирос первым узнал о подзорной трубе, ему позволили теперь ею пользоваться.

Он наблюдал, как знатные киргизы – а кое-кто из них познакомился с чудо-вином в Дарьяле – пытались соблюсти достоинство и отстраниться от повозки. Они опоздали. Слишком многие кочевники-простолюдины уже вкусили крепкого зелья. Тот, кто попробовал, хотел еще; тот, кто еще не пил, хотел попробовать. Даже при самых подходящих обстоятельствах кочевники подчинялись приказам лишь при условии, что те им были по нраву. А сложившаяся ситуация к подчинению не располагала. Аргирос довольно улыбнулся.

– Все они хотят своей доли, – сообщил он.

– Хорошо, – сказал Корипп.

Остальные кивнули, но без особого энтузиазма. Если бы они не осуществили первую часть плана, было бы нельзя двигаться дальше. Самые опасные этапы оставались впереди.

Римляне скакали назад в сторону Дарьяла. Евстафий устанавливал на место последнюю повозку, сильно отличавшуюся от остальных. С ним было двое всадников; к лошади одного из них привязали лошадь Мирран. Аргирос велел расстрелять персиянку, если та попытается бежать, и предупредил ее о своем приказе. И все же он с облегчением увидел ее рядом с солдатами. Приказы редко что-то значат для таких, как она.

– Ты выбрал места? – спросил магистр у Рангабе.

Ремесленник кивнул.

– Шесть, по три с каждой стороны.

– Василий, что за игры затевают эти сумасшедшие? Они не хотят разговаривать со мной, – возмутилась Мирран. – Они вовсе не следуют тому, о чем мы с тобой говорили. Все, что они сделали, – вырыли отверстия и запихали в них кувшины с твоим крепким вином. Что путного можно… – Мирран остановилась посреди фразы. Ее острые карие глаза устремлялись то на Аргироса, то на повозку. – А вино ли в них? Там, в Дарасе, ты устроил какой-то фокус Ахримана…

Аргирос сказал бы «фокус сатаны», но он ее прекрасно понял. Он мог предполагать, что она уловит связь. Его и без того высокое уважение к уму Мирран возросло еще на одну отметку.

– Ну, без армии мы вынуждены слегка перестроиться, – сказал он.

– Доброму богу Ормузду известно, что это так.

Вдруг неожиданно Мирран улыбнулась магистру:

– Можешь не волноваться, что теперь я сбегу, дорогой Василий. Я не упущу это зрелище ни за что на свете…

«И расскажешь новость царю царей», – в уме добавил Аргирос.

– Будем надеяться, что ты увидишь что-нибудь интересное, – сказал он.

Магистр знал, что она достаточно умна, чтобы добавить: если нет, то остальное уже неважно, потому что тогда – смерть.

Он отобрал шестерых солдат и отправил их обратно к выкопанным отверстиям. Двоим приказал сторожить Мирран. Что бы она ни говорила, он не хотел рисковать. Евстафий Рангабе, разумеется, не расстался со своей телегой.

Оставалось – Аргирос высчитал по пальцам – пятнадцать человек. Хотел бы он иметь раза в четыре больше. Но от желания ничего не зависело.

– Удвойте запас стрел в колчанах, – сказал он тем, кто был в наличии.

Тогда у каждого будет по восемьдесят стрел, и даже если каждая достигнет цели, едва ли удастся сразить пятую часть киргизов.

Сколько времени понадобится кочевникам, чтобы основательно напиться? Конечно, не так много, как они сами думают. Аргирос оценил положение солнца. Он не мог тянуть до наступления ночи. Но надеялся, что и не придется.

Корипп прослужил в имперской армии больше времени, чем Аргирос. Глаза их встретились; оба решили: момент созрел. Магистр поднял правую руку. Его соратники бросились к лошадям и снова поскакали на север следом за командиром.

Они ехали в молчании, остерегаясь киргизских разведчиков. Сидя верхом, Аргирос смотрел в подзорную трубу, хотя от этого его слегка мутило. Он не увидел ни одного разведчика. Его уверенность окрепла, но лишь чуть-чуть. Если кочевники настолько увлеченно заливали за воротник свою неожиданную добычу, что не позаботились о разведке, так тем лучше.

Всадники поднялись на небольшую возвышенность. Корипп внезапно разразился громким смехом.

– Посмотрите-ка на них! – воскликнул он. – Это точно пчелиный рой вокруг горшка с медом.

Подходящее сравнение. Киргизы вились вокруг покинутой повозки и вьючных лошадей огромным беспорядочным клубком. Аргирос вновь поднял подзорную трубу и увидел, как кувшины ходили из рук в руки. Он наблюдал, как один кочевник с глупым выражением на лице сполз с лошади. Другой нагнулся к упавшему парню, чтобы выхватить у него кувшин.

– Они созрели, насколько это возможно, – сказал магистр. – А теперь опрокинем горшок с медом – и надеюсь, что нас не ужалят.

Некоторые киргизы, должно быть, заметили приближение Аргироса и его спутников, но не подняли тревоги. Ни один здравомыслящий противник не подойдет к врагу, неимоверно превосходящему числом, – это все равно что мыши беспечно прыгнуть в пасть лисице.

Магистр обозначил линию своего фронта чуть ближе дистанции полета стрелы. Он взмахнул рукой. Как и его ребята, натянул тетиву до уха, выстрелил и тут же достал из колчана новую стрелу.

Они успели выпустить по три-четыре стрелы, когда шум со стороны киргизов начал меняться в тембре. Кто-то из кочевников завопил от боли; другие закричали, указывая пальцами на докучавших им маньяков-самоубийц. Так кто-нибудь мог бы указывать и ругаться на писклявого кусачего комара.

Несколько степняков принялись стрелять в ответ – те, кто случайно смотрел в правильном направлении, кто не был зажат своими товарищами и кто пока оставался достаточно трезв, чтобы вспомнить, как пользоваться луком.

Аргирос с соратниками методично опустошали свои колчаны, стреляя в плотную толпу. Римляне, знавшие несколько фраз на киргизском языке, выкрикивали в адрес кочевников оскорбления. В их планы не, входило нанести удар и скрыться – нужно было, чтобы их заметили.

Когда внешние ряды кочевников оторвались от повозок, крошечный отряд магистра отступил на соответствующее расстояние, продолжая осыпать киргизов стрелами. Все больше кочевников устремлялись за обидчиками.

Аргирос крикнул самое чудовищное проклятие, какое только знал, развернул и пришпорил лошадь. Это бегство отличалось от предыдущего, когда они бросили повозки с вином; теперь кочевники погнались всерьез.

Один из римских солдат вскрикнул – из его плеча торчала стрела. Магистр предполагал возможные потери в своем отряде, потому что из такой тучи стрел в воздухе хотя бы некоторые должны попасть в цель. Да и лошади кое у кого из кочевников резвее, чем у некоторых из людей Аргироса. Слыша за спиной звон тетивы тысяч луков, он уповал на то, что хотя бы у кого-то из его товарищей лошади быстрее киргизских. Если бы погоня растянулась дальше полутора миль – расстояния до повозки Евстафия Рангабе, – тогда вряд ли кто-то из людей магистра остался бы в живых.

Он взглянул вперед и вправо. Там за кустом прятался один из константинопольцев. Если не знать, где искать, то обнаружить его почти невозможно. Только отставшие киргизы, которые с пренебрежением отнеслись к приказу, могли случайно наткнуться на укрывшегося парня.

Аргирос сосредоточился на непосредственной задаче. Он не видел, как его соотечественник поднес зажженную свечу к промасленной тряпице, и только боковым зрением уловил, что солдат вскочил и кинулся к другому отверстию, вырытому неподалеку.

Адский порошок в закопанных горшках взорвался с грохотом сильнее и оглушительнее громового. Земля, камни и кусты взлетели на воздух из образовавшейся воронки.

Лошадь Аргироса встала на дыбы, и он с трудом справился с ней. Магистр и остальные римляне уже сталкивались с адским порошком и знали, какой жуткий звуковой эффект он производит. Не успел Василий об этом подумать, как слева от киргизов взорвался другой заряд. Этот взрыв должен был совпасть с первым. Почти так и вышло, и Аргирос обрадовался.

Кочевники, застигнутые врасплох, как и их кони, шарахнулись прочь. Это сбило их плотнее и осложнило продолжение погони. Однако киргизы были смельчаками, их непросто напугать чем-то непонятным. Они продолжили преследование.

Следующие два взрыва разразились почти одновременно, едва римляне успели проскакать мимо другого комплекта заготовленных зарядов. Эти заряды располагались ближе-друг к другу и к дороге. Аргирос ощутил грохот не только ушами, но и всем телом. И опять ему пришлось усмирять лошадь и заставлять ее подчиняться.

Магистр повернулся в седле, чтобы взглянуть на киргизов. Теперь они сжимались еще плотнее, стараясь удалиться от взрывов с обеих сторон. Две лошади столкнулись и упали вместе с всадниками, а другие, не в силах остановиться, спотыкались о них. Теперь люди магистра увеличивали отрыв от кочевников, и только передние всадники степняков, вырвавшиеся вперед из основной массы, представляли угрозу. Василий вытащил стрелу и попробовал парфянский выстрел в одного из преследователей. Он промахнулся, выругался и снова сосредоточился на гонке.

Римляне, отвечавшие за третий комплект зарядов, рассчитали время почти с научной точностью. Они ждали, пока их соратники проскачут мимо, чтобы пустить в ход свои порции адского порошка. Эта пара зарядов находилась так близко к дороге, что Аргироса осыпало грязью. Лошадь понеслась так, словно ее пришпорили. В свою очередь, лошадки кочевников заупрямились, когда перед ними раздался ужасающий грохот.

Впереди показалась повозка Рангабе. Евстафий соскочил с нее и побежал в укрытие за скальным выступом, где, как предположил Аргирос, двое солдат караулили Мирран. Магистр надеялся, что Рангабе тщательно рассчитал длину свечи, которую зажег и оставил над одним из горшков в повозке. В голове мелькнула мысль, что надежды тут мало. Лошадь Аргироса неслась галопом, и из-за бешеной тряски молитва Василия была беззвучна, но искренна.

Вокруг повозки заманчиво расставлены откупоренные кувшины с вином. Римляне на них не обратили никакого внимания. Киргизы же восторженно закричали, заметив знакомые кувшины. Большинство степняков потянули удила, чтобы остановить лошадей. Пить проще и веселее, чем гнаться за сумасшедшими разбойниками, которые еще и стреляют.

Несколько римских всадников уже ныряли за скалу, где нашел пристанище Рангабе; другие спешивались и бежали за ними. Аргирос остановился, соскочил с лошади. В землю на расстоянии ладони от его ноги вонзилась стрела. На беду, не все кочевники задержались ради выпивки.

Магистр выглянул из-за валуна и через головы нескольких отставших римлян послал стрелу в преследователей. Он определил на ощупь, что в колчане осталось только три стрелы, и достал еще одну. Нет смысла беречь их, если с повозкой будет что-то не так.

– Еще долго? – крикнула Мирран.

– А что ты меня спрашиваешь? – ответил он с раздражением. – Это Рангабе зажег свечку – почему бы не спросить…

Потом он уже не помнил, сказал ли он «у него» или нет. Он считал громким и устрашающим взрыв пары кувшинов; но теперешний звук вызвал в его воображении картину конца света. Земля под ногами задрожала. Василий бросился наземь лицом вниз, глазами в пыль и зажав уши руками. И ему не было стыдно; остальные римляне поступили точно так же.

Однако он был командиром. Чувство собственного достоинства заставило его вскочить на ноги без промедления – он не желал, чтобы солдаты видели его распростертым в пыли. Он стряхнул землю с кольчуги и стал карабкаться на скалы, чтобы взглянуть на результаты взрыва.

Аргирос заметил, что двое уже наблюдали сверху. Один – Евстафий-Рангабе. Это не задевало магистра; если кто и мог принимать адский порошок как должное, так это тот, кто уже несколько лет занимался этим веществом. Но второй оказалась Мирран.

Однако досада владела им всего мгновение. Мирран бросилась в его объятия и одарила поцелуем, который поразил Василия почти так же, как адский порошок. Губы коснулись его уха. То была не ласка; он чувствовал движения губ – она что-то говорила. Аргирос встряхнул головой. По крайней мере в эту минуту он был глух. Он пожалел, когда Мирран отстранилась от него, но она не отодвинулась далеко. Просто она хотела, чтобы он мог прочесть по губам, что она говорила.

– Получилось! – кричала она снова и снова. – Получилось!

Это помогло ему прийти в себя.

– Я хочу посмотреть, – сказал он, как и Мирран, преувеличенно артикулируя звуки: очевидно, она сейчас слышала вряд ли лучше его.

Аргирос выглянул из-за груды камней, за которой он скрывался.

– Матерь Божья, помилуй! – прошептал он. Его рука непроизвольно коснулась лба и скользнула к груди в крестном знамении.

Аргирос был солдатом; он прекрасно знал, что война – это вовсе не приукрашенное драматическое и достославное приключение, как ее рисуют эпические поэты. И все же он не ожидал увидеть зрелище, показавшееся из-под завесы едкого дыма.

Далеко не все киргизы погибли от грандиозного взрыва. Подавляющее большинство их скакало на север. По тому, как они отчаянно пришпоривали и хлестали лошадей, Аргирос решил, что они уже не сунутся на эту сторону прохода. Теперь магистр смог оценить свой поразительный успех.

Когда Аргирос обдумывал план, который эфталиты применили против царя царей, он пришел к выводу, что нужно заставить киргизов сгрудиться плотнее, чем обычно. Эту задачу выполнили заряды – они вывели кочевников к повозке.

Вблизи воронки, на месте которой стояла телега, можно было опознать несколько фрагментов человеческих и лошадиных трупов. Как ни странно, но один из кувшинов с вином, которое помогло завлечь кочевников на их погибель, остался цел. Правда, он был забрызган красным, как и почти все вокруг.

Аргирос предвидел, что сам взрыв и сопровождавший его грохот устрашат киргизов, если они окажутся рядом, и надеялся на это. Он не подумал о том, что из-за взрыва адского порошка вокруг с ужасной скоростью разлетятся осколки повозки и кувшинов, и о том, к каким последствиям это приведет.

Результат, в особенности если смотреть сверху и под увеличением подзорной трубы, напоминал разве что сюрреалистическую картину ада в проповеди монаха-фанатика. Люди и лошади, изуродованные и истекавшие кровью, корчились и беззвучно кричали. Эта тишина почему-то казалась страшнее всего; шли минуты, и она начала отступать: к Аргиросу постепенно возвращался слух.

Несмотря на этот ужас, магистр понимал восторг Мирран перед открывшейся панорамой. Еще никогда два десятка человек не побеждали и не уничтожали вражеских армий. Подвиг спартанцев при Фермопилах померк перед этим.

Люди Аргироса один за другим собирались с силами, чтобы взглянуть на плоды своих трудов. Большинство реагировало с тем же смешанным чувством трепета, страха и гордости, какое испытывал магистр. Другие старались подражать бесстрастному виду Рангабе. Ремесленник взирал на жуткое зрелище, как на конечный этап какого-нибудь сложного геометрического построения, доказательство которого уже превратилось в некую абстракцию.

Со своей стороны, Корипп как будто сожалел, что кровавая бойня не достигла больших масштабов.

– Некоторые из них будут умирать долго, – крикнул он в сторону Аргироса с нескрываемым наслаждением.

Взгляд Кориппа сейчас не казался холодным.

«Он такой же дикарь, как и киргизы, – подумал Аргирос, – единственная разница – в выборе хозяев».

Из Кориппа вышел бы страшный враг, и магистр радовался, что он с ним сражался на одной стороне.

Эта мысль заставила Василия вновь обратить внимание на стоявшую рядом женщину. Мирран, должно быть, обладала способностью проникать в его мозг.

– Теперь, когда с ними покончено, как ты собираешься поступить со мной?

Ее интонация изменилась. И это было связано не только с волнением о собственной судьбе. Она уже несколько минут рассматривала последствия взрыва, а длительное созерцание такого зрелища могло отрезвить любого, кто не обладал черствой душой Кориппа.

Магистр так долго не отвечал, что Мирран глянула на него в сомнении, расслышал ли он ее вопрос. Она сжала губы, когда поняла, что он слышал.

– Если ты намерен убить меня, убей сразу – не отдавай на забаву твоим солдатам. Если бы мы, пленник и хозяин положения, поменялись местами, я бы сделала для тебя то же самое. – Каким-то образом ей удалось даже издать короткий смешок. – Мне претит просить пощады, крича во всю мощь, но у меня звенит в ушах, ничего не могу поделать.

– Конечно. Я верю, что ты бы убила меня сразу, – задумчиво произнес Аргирос, хотя он знал, что свирепостью палачей царя царей пугали детей по всей империи.

Магистр опять умолк. Он думал о том, что делать с Мирран, с самого отъезда из Дарьяла, но так и не нашел окончательного ответа. Теперь, под ее пристальным взглядом, надо было отвечать. Наконец скорее для себя самого, чем для нее, он сказал:

– Я думаю, что возьму тебя с собой в Константинополь.

– Как хочешь.

Мирран всячески старалась придать своему голосу безразличный тон. Но ее лицо побледнело под загаром: изобретательностью палачей императора пугали детей по всей Персии.

– Думаю, ты меня неправильно поняла.

Как и Мирран, Аргиросу казалось непривычным разговаривать, до предела напрягая легкие, но выбора не было. Он развел руками и спросил: