Глава 9

Констанс покачала головой. Он что, хочет уговорить ее выйти за него замуж? Если так, то она сумеет противостоять. И что бы он не говорил, она не имеет права рушить его карьеру.

«Я мечтал стать дипломатом с двенадцати лет», — эти слова Сиднея она хорошо запомнила. Да, в его объятиях она познала рай. Да, of просил ее руки. Но она не должна соглашаться Любовь — это еще и ответственность. Дрейк не виноват ни в чем, кроме того что привязан « ней. Констанс подумала, что не переживет, если когда-нибудь увидит на лице Сиднея упрек и сожаление о содеянном.

— Я хочу тебя кое с кем познакомить, — спокойно проговорил Сидней.

— Познакомить? С кем?

— Его имя тебе ничего не скажет. Пойдем.

— Мне надо переодеться… Улыбка смягчила суровое выражение его лица.

— Ты и так прекрасно выглядишь, — заверил он ее.

Увидев решимость в его взгляде, Констанс поднялась. Если бы ее родители подумали о последствиях содеянного, о расплате, доставшейся их дочери…

— А потом ты оставишь меня в покое? — спросила она.

Он хитро заулыбался.

— Только если ты этого сама захочешь. Они прошли немного по коридору, затем Сидней постучал в одну из дверей. Им ответили по-русски.

Сидней сказал по-английски:

— Она здесь.

Дверь открылась. На пороге стоял человек. Он был маленький и лысый, с пронзительными темными глазами, высокими славянскими скулами. В его манере держаться угадывался бывший военный.

Сидней слегка подтолкнул ее, чтобы она вошла в помещение. Его ладонь показалась ей горячей даже через платье.

— Это Анатолий Савченко, — официально представил он незнакомца. — Мистер Савченко, это Констанс Маккинон, урожденная Кармайкл. Как я понимаю, в Гонконге вы были знакомы с ее родителями?

Русский спокойно протянул ей руку, она машинально ответила на его приветствие, при этом непонимающе и растерянно посмотрев на Сиднея.

— Очень приятно, мистер Савченко, — проговорила она, не понимая, что происходит.

Его рукопожатие было крепким и теплым. В темных глазах промелькнуло сочувствие.

— Не смотрите на меня как на врага. Долгие годы я воспринимал ваших соотечественников точно так же. Но тогда и вы, и мы не сомневались, что таким образом решаем судьбы мира, — сказал он на хорошем английском. — Теперь, к счастью, те времена далеко позади.

Констанс насторожилась, пристально посмотрела на Савченко и неуверенно сказала:

— Наверное, вы правы.

— Мой друг Сидней рассказал мне, что ваши родители якобы шпионили в пользу Советов в Гонконге.

Констанс была не в силах посмотреть на Сиднея.

— Это было давно, — сказала она. — Вы сами сказали, что теперь это уже не имеет значения — А я думаю, что имеет, — сказал он. — И мистер Дрейк думает так же, раз он уговорил меня прилететь сюда из Москвы только для того, чтобы сказать вам, что ваши родители на нас никогда не работали. Их подставили и, боюсь, убили, поскольку они слишком много знали.

Все поплыло у Констанс перед глазами. Она тяжело вздохнула, а Сидней обнял ее за плечи, чтобы поддержать.

Русский сочувственно посмотрел на нее и продолжил:

— К сожалению, такие вещи нельзя сообщить в какой-то более мягкой форме.

— Ничего, со мной все в порядке, — выдавила она, стараясь говорить ровно. — Но откуда вы это знаете, мистер Савченко?

— Знать такие вещи — моя профессия, — ответил он. — Ваш отец владел информацией, которая не входила в круг его обязанностей, и это кому-то не понравилось. Они с вашей матушкой коллекционировали живописные полотна прошлого века. У вас сохранилась коллекция?

— Нет, — невнятно пробормотала Констанс. — Я не знаю, что с ней стало.

— Очень жаль. Коллекция была хороша. Ваш отец отлично знал и разбирался в живописи, чувствовал подделку издалека. Обмануть его было невозможно. И вот он заметил, что на рынке Гонконга появляется много подлинников, которые, как он знал, находятся в европейских коллекциях, в частности в Советском Союзе, и считаются национальным достоянием. Разумеется, он уведомил свое начальство, но повлиять на ситуацию никак не мог. Однако, продолжая расследование, он выяснил, что некий китайский клан занимается контрабандой произведений искусства. Это был чрезвычайно выгодный бизнес. И этот клан решил устранить вашего отца как помеху.

— Значит, они подставили его, — тихо проговорила Констанс. — Но зачем они приплели сюда Советский Союз?

— Они определенно не желали, чтобы смерть ваших родителей имела какое-то отношение к Китаю, — ответил он. — В то время логично было выбрать Россию.

— Но зачем такой спектакль? Почему их просто не убили?

— А вы сами подумайте, мисс Маккинон, зачем им хотя бы малейшее упоминание о незаконном рынке антиквариата, ведь тогда китайское правительство не осталось бы в стороне и не позволило бы, чтобы из страны утекали ценности. Поэтому они приняли довольно простое решение — убрать ваших родителей и имитировать самоубийство, чтобы избежать международного скандала. Они даже передали мне несколько имен агентов. Смерть агентов должна была придать этому спектаклю достоверность.

Из глаз Констанс заструились слезы.

— А почему они не убили и меня тоже? Я спала в их комнате, когда это случилось.

— Это были профессионалы, — не без сочувствия объяснил русский. — Вас им незачем было убивать. Вы ничего не знали.

Сидней сказал:

— Все кончено, Констанс. Да, теперь твоих родителей нет и их, к сожалению, не вернуть, но они не были предателями, понимаешь? Они были честными людьми, и ты можешь ими гордиться. Они достойны этого.

У Констанс все перемешалось в голове. Казалось бы, ей должно стать легче, но она пока не могла осознать все, что только что услышала. Она посмотрела на русского:

— Откуда вы все это знаете?

— Я вам уже сказал, это моя работа. Я должен был все выяснить. Ведь была создана версия, что их завербовал Советский Союз и они работали на нас. Мне пришлось покопаться в архивах, я встречался со многими людьми, чтобы доказать непричастность ваших родителей к шпионской деятельности. Для погибших теперь уже ничего не исправишь, но зато ваш друг мистер Дрейк сделал все возможное для вас.

Констанс встала и улыбнулась.

— Спасибо вам за все, что вы сделали, мистер Савченко.

— Не нужно меня благодарить. Я сделал только то, что должен был сделать, а вот у мистера Дрейка есть талант добиваться цеди, которую он ставит перед собой. — Его темные глаза сверкнули. — Рад был познакомиться с вами, мисс Маккинон. Ваш отец был порядочным и честным человеком, а мать — очаровательной и остроумной дамой. Они мне очень нравились.

Констанс была потрясена.

— Спасибо. Я никогда не смогу отплатить вам за то, что вы для меня сделали.

— н хитро улыбнулся.

— Отплатите мистеру Дрейку, он это заслужил.

Констанс смотрела, как они на прощание пожимают друг другу руки. Кажется, она тоже сказала «до свидания». Потом она плохо помнила, как добралась до номера Сиднея.

— Я закажу чай, — сказал он. — Или лучше чего-нибудь покрепче?

— Нет, лучше чай, если можно.

На нее нахлынули воспоминания о погибших родителях, о горьких попреках тетки, и она заплакала от боли и гнева.

И тут ее обхватило теплое кольцо его рук. Сидней притянул Констанс к себе и сказал:

— Ну успокойся. Теперь все позади. — И насмешливо прибавил:

— Зато теперь ты никогда не можешь сказать, что я люблю тебя только за красоту. Сейчас ты выглядишь как пугало, но я люблю тебя еще больше. А чай скоро принесут.

— Мне нужно умыться, — смутившись, сказала она.

Он улыбнулся.

— Я подожду.

В ванной она увидела, что действительно похожа на пугало с заострившимся лицом и красными глазами. Умывание холодной водой не слишком помогло. Зато плакать она перестала.

И все же… Ведь мистер Савченко вряд ли станет оповещать весь мир о том, как тогда было пело. И карьера Сиднея все равно будет испорчена.

Высморкавшись, Констанс вернулась в комнату. Поднос с чаем уже ждал ее.

— Вот и опять красавица, — увидев ее, заметил Сидней и улыбнулся уголками губ.

— Не нужно мне льстить. Его брови поднялись.

— Я никогда не прибегаю к лести, тебе пора бы это знать.

— Для дипломата это нехарактерен.

— А я уже и не дипломат, — сказал он небрежно. Настолько небрежно, что Констанс не сразу осознала всю важность его слов.

Затем она воскликнула:

— О Господи! Это Карсон, да? Этого я и боялась…

— Ради Бога, Констанс, — перебил ее Сидней, — ну почему ты думаешь, что все на свете происходит из-за тебя? Я сам отказался от должности.

Констанс замерла в вопросительной позе.

— Налей мне чаю, и я тебе все расскажу. Сидней подождал, пока Констанс выполнила его просьбу, затем сел, вытянув длинные ноги Его профиль четко вырисовывался на фоне темно-зеленых занавесок.

— Я ушел в отставку, потому что вынужден был выбирать между карьерой и тобой, — сказал он. — Ты для меня важнее.

— Этого-то я и боялась.

— Я знаю. Ты так настойчиво стремилась к самопожертвованию и мученичеству, что тебе; даже в голову не пришло спросить, чего же хочу я.

— Я просто не…

— Что — не? Нет, я не виню тебя. Скажи, почему ты всегда так нервничала, если тебе приходилось работать с дипломатами?

Констанс удивленно посмотрела на него.

— Я ведь знала, что из-за моего прошлого ко мне могут отнестись подозрительно.

И это после десяти лет работы в самых разных организациях! Тебе не кажется, что это уже чересчур?

— Нет, — с достоинством ответила Констанс. — Таковы правила игры.

— А тот дурак, который в тебя влюбился, боялся сделать и шаг, не посоветовавшись со своим доисторическим дядюшкой, который до сих пор думает, что разведенных не принимают в приличные университеты.

— Но ведь мистер Маккуин все-таки послал тебя, чтобы разузнать обо мне побольше! — гневно воскликнула она.

— Да, но он просто перестраховался. Но буквально на следующий день все мы решили, что предательство твоих родителей не имеет к тебе отношения, а причины, по которым ты сменила фамилию, вполне понятны.

— Ты насмехаешься над Фрэнком, но ты тоже оставил меня.

— Ты забыла, что я сделал тебе предложение, уже зная, кто ты. А уехал я тогда, потому что был в ярости, ведь ты не увидела разницы между мной и этим Кларком. И ты была непреклонна в своем решении. Тогда я попытался забыть тебя, хотя уже понимал, что люблю тебя и хочу быть с тобой всегда. Я хотел тебя и восхищался тобой. Потом я понял, что без тебя стра-1аю. Твой отказ лишил меня обычной уверенности в своих силах. При мысли о том, что дальше мне придется жить без тебя, у меня ныло сердце.

— Все это глупости, — неуверенно проговорила Констанс.

— Эти глупости я делал из-за тебя, — сказал он спокойно, видимо уже смирившись с этим фактом. — Моя злость прошла, обида тоже… — Он чуть улыбнулся. — Я решил выяснить причины твоей непреклонности. Для этого нужно было ехать в Австралию.

Она была не в силах посмотреть на него.

— Я скоро поеду туда. У меня уже заказан билет.

— Правда? Зачем, если ты так ненавидишь эту страну?

— Это не так! Но дело не в этом. Я хочу съездить туда, потому что Австралию любишь ты, — сердито сказала она. — А после того как я увидела тебя с Джастин… Почему ты был с ней? спросила она. — Я видела вас у Метрополитена. Когда она споткнулась, ты обнял ее, и так вы ушли.

— Ты ревновала? — мягко спросил он. Констанс замялась, потом решительно посмотрела на него.

— Я едва с ума не сошла.

— Вот и хорошо. — Сидней расправил плечи и хмуро улыбнулся. — Теперь у тебя есть некоторое представление о том, что чувствовал я, когда ты сравнивала меня с Кларком.

— Но я никогда…

— Не правда. Ты сравнивала нас постоянно. Ты даже думала, что я брошу тебя так же, как и он. Не могу передать тебе, как я злился. Я люблю женщину всей душой, а она вбила себе в голову, что я брошу ее из-за того, что когда-то натворили ее родители.

— Но я не согласна, что мой страх за твою карьеру не имеет оснований.

— Теперь придется согласиться, — твердо сказал он.

Констанс закусила губу.

— Хватит «изводить себя чувством вины, — прочитав ее мысли, безжалостно отрезал он. — Я все равно добьюсь, чтобы ты наконец поняла, что не можешь быть в ответе за все, что происходит в этом мире. Я был с Джастин, потому что она хотела уговорить меня не уходить в отставку. Мы с ней встретились в музее. Кстати, я подумывал о том, чтобы уйти с этой работы еще тогда, когда мы впервые встретились с тобой.

Констанс с интересом смотрела на него. Такого Дрейка она еще не знала. Ей хотелось понять его и поверить каждому его слову.

— Это правда?

— Констанс, подумай, зачем мне тебе лгать? — Его лицо оставалось каменным, но в глазах вспыхнули теплые огоньки. — Ты должна мне верить, — ласково сказал он. — Потому что, если ты не поверишь мне сейчас, ты никогда не научишься доверять мне. А мне так нужно твое доверие, любимая.

Ее сердце забилось где-то в горле. Она чувствовала, что ей нужна его искренность не меньше, чем ему ее доверие.

— Я верю тебе, — тихо произнесла она. — Это правда, Сидней.

Он с облегчением вздохнул.

— Слава Богу! Я предполагал, что будет трудно тебе все объяснить, но не думал, что настолько.

Он шагнул к Констанс, обнял ее и прижал к себе так сильно, что ей показалось, будто его сердце бьется у нее внутри.

— Дорогая, — тихо сказал он. — Никогда не сомневайся в том, что я говорю тебе правду. Если бы мне нужно было все отдать ради тебя, я сделал бы это с радостью.

Он подхватил ее на руки и отнес на диван. Там они уютно устроились, обняв друг друга.

— Наверное, будет справедливо сказать, что мое детство тоже оказало на меня большое влияние. — Он говорил сухо, словно издеваясь над собой. Но Констанс поняла, что это его по-настоящему волнует. — Пока я пытался разобраться в твоем детстве и искал Савченко, я много думал. Мой отец оставил после себя огромное состояние. Половина ушла в фонд его имени. На остальные деньги я создал благотворительный фонд, который помогал способным, талантливым молодым людям получить соответствующее образование. Я увлекся этой деятельностью. И постепенно дипломатия стала меня интересовать все меньше и меньше.

— Но почему?

Сидней иронично улыбнулся.

— Я начал понимать, что выбрал карьеру дипломата для того, чтобы не быть похожим на своего отца. Я любил его, но и презирал с высокомерием, которое часто присуще подросткам. Он был неординарным человеком, сильным, реши-, тельным и энергичным. Я не помню, сколько мне было лет, когда я понял, что моя мать расчетливо пользуется своей сексуальностью, обаянием и умом, чтобы держать его при себе. Мое рождение тоже входило в эту схему.

— Сидней…

— Констанс, она сама сказала мне об этом. Она прекрасно осознавала, что отец не сможет развестись, но она хотела его привязать к себе на всю жизнь. Поэтому на свет появился я.

— Наверное, он очень любил ее, — сказала она.

— Он любил свою иллюзию, любил беззаветно, отчаянно, безгранично, самозабвенно. Да, моя мать была умна. Она, кстати, была очень откровенна со мной, посвящала в женские тайны и хитрости. Она считала, что мне в жизни пригодится знание женской психологии.

Наверное, его мать сама не понимала, что развращает его, воспитывая с детства цинизм.

— Да, — подтвердил Сидней, перехватив ее сочувственный взгляд, — теперь я понимаю, что все женщины разные. Есть такие, для которых самое важное — устроить благополучную жизнь, подороже продав себя. Но есть и другая категория. Это женщины, тонко чувствующие, интеллектуально развитые, а главное, приносящие себя и свою любовь в жертву ради любимого человека. И мне посчастливилось встретить такую женщину. — Он с нежностью посмотрел на тихо сидящую рядом Констанс. — Тогда же я считал, что второй тип женщин существует только в книгах, их придумали писатели, чтобы волновать умы молодых людей. Я был уверен, что каждая женщина хочет себя подороже продать, и только. Надо сказать, мне и встречались подобные женщины. Может быть, поэтому я до сих пор не женат. Затем я встретил тебя. И все мои представления полетели в тартарары. Я увидел тебя, — медленно продолжал Сидней, — и мое сердце наполнилось любовью к тебе.

Я хотел тебя так, что у меня кровь бурлила в жилах. Я был готов сделать для тебя все, что угодно, — убить, умереть. Я влюбился с первого взгляда. Можешь себе представить, как это меня напугало. Все принципы, по которым я строил свою жизнь, рухнули. Это было словно какое-то возмездие. К тому же я увидел в тебе женщину благородную, трепетную и нежную. Ты вызывала не только любовь, но и уважение.

— Я не верю в любовь с первого взгляда, — нахмурившись сказала Констанс. — В страсть — да, но любовь должна расти постепенно.

— Вначале я тоже так думал, — согласился он. — Думал, что это просто страсть и желание. К тому времени, как мы уехали с переговоров, я уже понял, что должен быть с тобой. Тогда я расчетливо попытался заманить тебя обратно. Я думал, что если сразу скажу, будто у нас нет будущего, то это не будет нечестным по отношению к тебе.

— Что ж, у тебя все получилось, — отстраняясь, сердито сказала Констанс.

— Но ты все изменила, — снова притягивая ее к себе, сказал Сидней. — Я думал, ты будешь протестовать, захочешь от меня чего-то большего, обещаний, а ты спокойно согласилась на кратковременный роман, хотя в душе переживала, я видел это. Но ты боялась доставить мне неприятности.

— Мне было больно, — медленно проговорила она. — Но я понимала, что у нас нет будущего.

— Я ненавидел Кларка, — откровенно продолжал он. — Ничего толком о нем не зная, кроме того что он был твоим любовником, я уже ненавидел его. Это был опасный признак. А постом… заниматься с тобой любовью, быть рядом с тобой — это было все равно что обрести рай. Я уже знал, что ты обаятельная, спокойная, умная, что ты умеешь сочувствовать другим, как той женщине с маленькой дочкой…

Он немного помолчал, перевел дыхание и продолжил:

— Я самонадеянно думал, что неуязвим, но ты завладела моим сердцем. Я постоянно хотел заниматься с тобой любовью, а по ночам смотрел, как ты спишь. Хотел, чтобы больше жизнь не наносила тебе обид. Чтобы у нас с тобой были дети. Я осознал серьезность своих чувств тогда, когда понял, что слышать твой смех мне так же приятно, как заниматься с тобой любовью.

— И тебя это испугало, — тихо вставила Кон-станс.

— Страшно испугало. Дни, проведенные с тобой в коттедже, словно сон наяву. А когда я захотел вернуться в реальную жизнь и предложил тебе выйти за меня замуж, то получил отказ. Я не собирался делать тебе предложение, просто вдруг понял, что больше не смогу жить без тебя.

— Я же на самом деле считала, что разрушу твою карьеру, — сказала Констанс, все еще не веря, что ее кошмар кончился и что Сидней предлагает ей невероятное счастье и радость в будущем.

— Я понимаю. Но ты не верила, что я тебя люблю.

— Разве я могла поверить? Ты даже ни разу не намекнул мне о своих чувствах.

— Для меня это было слишком важно, я боялся даже говорить об этом. Я был потрясен и обескуражен, когда ты решила, что я просто уйду из твоей жизни, как этот идиот Кларк. И еще я думал, что твои родители просто предлог, чтобы от меня избавиться.

Она удивленно посмотрела на него.

— Как ты мог такое подумать?!

— Но в этом был свой резон, — возразил Сидней, прижимая ее крепче к себе. — В особенности после того, как я пытался убедить тебя, что давний скандал не помешает нашему будущему, а ты решительно не желала мне верить. Ты явно ждала, что я скажу: «Дорогая, это было здорово, ты очень хороша в постели, но, прости, из-за твоих родителей ты не можешь быть моей женой». И я не мог найти слов и аргументов, чтобы разумно убедить тебя в обратном. Позже я понял, что ты не станешь моей женой, пока я на дипломатической службе. А за двумя зайцами, как известно, не угонишься. — Его губы дернулись в улыбке. — Хотя моя работа нравилась мне все меньше и меньше, мне все же понадобилось время, чтобы примириться с мыслью об отставке.