- Слушай внимательно. Отведи барышень к деду Георге. Охраняй их там от собак, слышишь?
      - Да, целую руку!
      Шарабан тронулся. Стоя на ступеньках, Ольгуца следила за ним насмешливым взглядом, пока его окончательно не поглотила пыль... Моника еще долго провожала его глазами, точно невеста норвежского рыбака своего суженого.
      - Пошли, Моника!
      - Пошли, - вздохнула Моника.
      - Ну, пойдем, что ли! - вмешалась Аника.
      - Что ты собираешься делать?
      - Отвести вас к деду Георге.
      - Отвести меня?
      - Так велела барыня...
      - А я тебе приказываю вытирать пыль в доме... Пошли, Моника!
      - Целую руку!
      Глаза Аники, повинуясь госпоже Деляну, с улыбкой глядели вслед красному платью, освещенному солнцем, а ее тело, прикованное к лестнице, уже готовилось выполнить приказание барышни с повадками лукавого бесенка.
      - А теперь и прилечь не грех, - зевнула Профира.
      Два взгляда, следившие за двумя яркими платьями, встретились в воротах: взгляд Аники с крыльца и деда Георге - с завалинки.
      Синее и красное платья, точно два цветка, мелькали на белой дороге, но вдруг красное платье резко остановилось. Синее находилось в нерешительности. Тем временем красное платье свернуло с дороги в поле.
      Синее платье махало красному, показывая, что к дому деда Георге гораздо ближе по дороге, чем по полю.
      Дед Георге улыбнулся.
      И вдруг синее платье устремилось за красным, словно синяя бабочка, привлеченная красным маком.
      Дед Георге во весь дух помчался в сторону сада. Смолоду крепко запомнилось ему, что красные платья никогда не останавливаются у ворот.
      Дед Георге притаился в траве у высокой изгороди в глубине сада и стал ждать.
      - Гневаться станет барышня! - пробормотал он с улыбкой... - Ага!
      Послышался голос Ольгуцы.
      - Ты любишь ходить через ворота?
      - Да, Ольгуца, почему бы и нет?
      - А почему бы и да?
      - Не знаю! Я так привыкла.
      - Очень плохо!
      - Почему, Ольгуца?
      - Потому что только старики ходят через ворота. А я нет!
      - Ты перелезешь через изгородь?
      - Конечно... Но только не сегодня, я боюсь порвать платье.
      - Тогда как же быть?
      - Я знаю как.
      Дед Георге нахмурился.
      - Ээ!.. Здесь не пройти!! - воскликнула Ольгуца.
      - Почему?
      - Заделали ее.
      - ..?
      - Дырку в заборе.
      - Аа!.. Видишь, Ольгуца! Лучше бы мы пошли по дороге!
      - Да! Конечно! Чтобы совсем запылиться!.. Но почему он ее заделал?
      - Не знаю, Ольгуца!
      - А я знаю!
      - Так почему?
      - ...Бедный дед Георге! К нему в сад повадились ходить свиньи! Ну, конечно! Вот ему и пришлось заделать дыру.
      - Ах ты, голубка! И не рассердилась на дедушку, - тихо прошептал дед Георге.
      - Что же нам теперь делать?
      - Пойдем туда.
      - К воротам, - улыбнулась Моника.
      - Ээ! К воротам... Где сумеем, там и войдем!
      - Как хорошо, дед Георге, что ты заделал дыру! Я показала Монике, где ходят свиньи!
      Дед Георге поджидал их, стоя у завалинки и тяжело дыша.
      - Ничего, дедушка опять сделает так, как было!.. Пожалуйте в дом, отдохните в холодке.
      Красное платье вошло в дом следом за синим, как и положено в гостях.
      - Видишь, Моника, это варенье из грецких орехов...
      - Я вижу!
      - Видишь! Сначала попробуй, вот тогда и увидишь!.. Дай, дед Георге, я подержу поднос.
      - Как можно, барышня! Кушайте и запивайте холодной водицей...
      - А ты, дед Георге?
      - Благодарю покорно, барышня! Я уже старый... Мне ничего не нужно!
      - Ты хочешь меня обидеть, дед Георге?
      - Ну, уж возьму!
      - Видела, какое варенье? - строго посмотрела Ольгуца на Монику.
      - Очень вкусное! Спасибо, дед Георге!
      - Такого варенья больше нигде не найдешь! - решительно произнесла Ольгуца, по-прежнему глядя на Монику.
      - И tante Алис варит очень хорошее варенье!
      - Да что ты понимаешь! Такого варенья никто не варит! Это точно!
      Дед Георге провел ладонью по усам... Та же кухарка варила и ему варенье.
      - А теперь садись, - пригласила Ольгуца Монику... - Это лавка. Верно, дед Георге?
      - Верно! Все-то знает наша барышня!
      - Видишь, Моника!
      - Ольгуца, как хорошо пахнет!
      - Еще бы! Пахнет очень хорошо... Ага!.. Где же они, дед Георге?
      - Что, барышня?!
      - Будто я не знаю!
      - Что?!
      - От Оцэлянки?
      - Оцэлянка?!
      - Конечно, от Оцэлянки!
      Вскарабкавшись, по заведенному обычаю, на плечи к деду Георге, Ольгуца сняла миску с балки.
      - Конечно! Только у деда Георге и бывают такие груши.
      - У деда Георге?
      - Ну да!
      - А ты говорила, что они от Оцэлянки.
      - Какое это имеет значение! - рассердилась Ольгуца... - У Оцэлянки они только вызревают!
      - Дедушка даст вам полотенце... чтобы не запачкались... уж очень они сочные!
      - И сладкие! - добавила Моника, откусывая кусочек груши и держа носовой платок наготове.
      - И спелые! - расхваливала Ольгуца, с гордостью поглядывая на капли сока, упавшие на полотенце.
      - Дедушка сам выбирал!.. Жалко, что от Оцэлянки, - тихо вздохнул дед Георге.
      - Дед Георге, покажи книги!.. Моника их не видела!.. Посмотри, что есть у деда Георге!
      - Всякое старье, барышня, - улыбнулся старик, с благоговением снимая со столика под иконой старинную книгу.
      - Ольгуца, а это от меня! - обрадовалась Моника, увидев шелковую закладку между открытыми страницами.
      - Да... Деду Георге нужна была закладка для книги!
      - И у бабушки была точно такая!
      - Конечно... как и у деда Георге.
      Ольгуца и Моника тесно придвинулись друг к другу на лавке. Старая Библия своей закопченной обложкой расположилась на красном и синем платье... Дед Георге сел на круглую скамеечку у ног девочек. Ольгуца осторожно перевернула страницу. В самом начале следующей страницы на черном фоне пылала красная буква, словно гвоздика в окошечке монастыря...
      - Видишь, Моника?! Читай, если можешь.
      - А ты можешь?
      - Ээ!.. Только дед Георге может.
      - Ты правда умеешь, дед Георге?
      - Умеет дедушка, умеет. Это - кирилловская грамота.
      - Даа?
      - Конечно. Это очень трудно, - покачала головой Ольгуца.
      Они разговаривали приглушенно, как у печной дверцы.
      - Дед Георге, мне хочется послушать, как ты читаешь! - попросила Моника, перекидывая на спину косы.
      - Конечно. Почитай, дед Георге!
      - Только очки надену.
      - И у бабушки тоже были очки.
      - Конечно, как и у деда Георге!
      - Ольгуца, как хорошо у деда Георге!
      - Конечно, очень хорошо.
      Дед Георге откашлялся, вздохнул и, держа Библию на растопыренных ладонях, торжественно откинул назад голову.
      - Правда, дед Георге красивый?
      - Да, Ольгуца, - шепотом ответила Моника... - Будем слушать!
      "Каждый год родители Его ходили в Иерусалим на праздник Пасхи. И когда Он был двенадцати лет, пришли они также по обычаю в Иерусалим на праздник. Когда же, по окончании дней праздника, возвращались, остался отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и матерь Его..."
      Скрестив руки на коленях, девочки слушали деда Георге...
      "И, не нашедши Его, возвратились в Иерусалим, ища Его. Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их. Все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его".
      - Дитятко! - вздохнул дед Георге, глядя на Ольгуцу.
      - Дед Георге, а у мудрецов были длинные бороды?
      - И белые, барышня.
      - И они его спрашивали?
      - Спрашивали.
      - И он всем отвечал?
      - Отвечал и сам тоже спрашивал.
      - Конечно, дед Георге... И ставил их всех в тупик.
      - Ставил, барышня, еще бы!
      - А он не дергал их за бороду?
      - Не дергал, барышня, - улыбнулся дед Георге.
      - Потому они его и убили.
      - Да, убили, - помрачнел старик.
      - Дед Георге, читай дальше, - прошептала Моника.
      "И, увидев Его, удивились; и матерь Его сказала Ему: Чадо! что Ты сделал с нами? вот, отец Твой и я с великою скорбию искали Тебя. Он сказал им: зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему? Но они не поняли сказанных Им слов..."
      - Конечно... Дед Георге, а они его не наказали?
      - Нет, барышня. Сына Божьего? - испугался дед Георге, осеняя себя крестом.
      - Но ведь они не знали, дед Георге.
      - Но Господь знал!
      ..."Иисус же преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков".
      Дед Георге поднял глаза от Библии и посмотрел на девочек. Счастье переполняло его душу. В домике деда, у него на глазах, трое детей росли в любви у Бога, но в стороне от людей... И только один из них должен был умереть на кресте: сын Божий.
      * * *
      - Дед Георге, а ты нам феску не показал!
      - А вот она, - турецкая феска.
      - Видишь, Моника, это называется феской, - пояснила Ольгуца.
      - Я знаю, Ольгуца! Как же!.. И у бабушки тоже была феска от дедушки.
      - Неужели!
      - Правда, Ольгуца! Она была точно такая же: красная, с черной кисточкой.
      - Ээ! Она была куплена в Констанце. И у меня была такая же. А феска деда Георге - от самих турок.
      - От турок?
      - Ну да! После битвы.
      - Правда, дед Георге?
      - Правда, барышня. После Плевны она у меня.
      - Ты был в Плевне, дед Георге?
      - Конечно, был. Это я тебе точно говорю! У деда Георге и ордена есть.
      - Правда?
      - Правда, есть!
      - Хорошо на войне, дед Георге?
      - Эх!.. Чтоб ей пусто было!.. Гибнут бедные лошади, - горе горькое, и люди... Чтоб ей пусто было!
      - А ты не погиб, дед Георге?
      - Конечно, не погиб, - возмутилась Ольгуца. - Ты что, хочешь, чтобы я рассердилась?
      - Вот я, живой... Не серчайте, барышня... Пой-дем-ка лучше в сад.
      - Дед Георге, если бы я была твоей дочкой и плохо вела себя, ты бы меня побил?
      - Боже упаси!
      - Вот видишь, Моника!.. А почему ты не куришь трубку, дед Георге?
      - Запах плохой от курева.
      - Неправда! Мне нравится... и Монике тоже.
      - Ничего, и так хорошо. А сейчас дедушка вам что-то покажет в саду.
      - Пошли, Моника... Что ты собираешься делать, дед Георге? встревожилась Ольгуца, видя, что он протягивает руку к ее шляпе.
      - Хочу дать вам шляпу, барышня.
      - Не трогай мою шляпу, дед Георге!
      - Хорошо, не буду!.. А что там в шляпе, огонь?
      - Огонь, дед Георге, огонь! - плутовски поглядела на него Ольгуца.
      - Пойдем, Ольгуца?
      Дед Георге украдкой взглянул на замок сундука...
      - Заперт, дед Георге, не бойся. А когда ты мне покажешь, что внутри?
      - Да недолго уже осталось, барышня, - улыбнулся загадочно дед Георге.
      Ольгуца ждала, когда все уйдут.
      - Закрой за собой дверь, Моника.
      Оставшись одна, Ольгуца достала из шляпы трубку, завернутую в промокательную бумагу, протерла ее подолом своего нового платья и принялась искать что-то в комнате... На почетном месте, под иконой, рядом со святыми книгами, лежал подарок Ольгуцы: коробка с табаком. Открыв крышку, Ольгуца развернула красную шуршащую бумагу, положила трубку поверх ароматного табака и закрыла коробку.
      - Дед Георге, - окликнула старика Ольгуца, догоняя их в саду, - теперь я знаю, почему ты заделал дыру в огороде.
      - ..?
      - Не притворяйся, дед Георге. Вот они, за ореховым деревом. Ты хотел доставить мне радость!.. Я знала, что ты заделал дыру не из-за свиней!
      - Что ты говоришь, Ольгуца?
      - Разве ты не видишь, Моника? Качели, Моника! Давай я покачаю тебя! Merci, дед Георге.
      У Оцэлянки были груши, пахнущие базиликом, да не было качелей... Дед Георге раскурил трубку и пошел в глубь сада открывать заделанную дыру в огороде.
      - Ольгуца!
      - Тсс!
      - Ольгуца!
      - Ты боишься?
      - Не боюсь, но...
      - Держись за меня.
      Ольгуца взобралась с ногами на качели, руками крепко ухватившись за деревянные поручни. Качели отчаянно заскрипели. Монике было видно то небо, то землю, то синее, то зеленое. Она крепко обняла Ольгуцу за ноги... А качели знай себе: скрип-скрип... То вверх, то вниз... с синим ангелом у ног красного чертенка.
      - Ой, Ольгуца!
      - Не бойся.
      - Ольгуца, мы падаем!
      - Я не дам тебе упасть!
      - Ольгуца!
      - Моника!
      Моника зажмурила глаза. У Ольгуцы пылали щеки.
      - Остановитесь, барышня, голова закружится, - пытался усмирить ее дед Георге, руками спуская качели с небес на землю.
      - Дед Георге, я хочу научиться ездить верхом, - крикнула Ольгуца, постучав ногой по остановившимся качелям.
      - Дедушка вас научит, только отдохните чуток.
      - Уф! Очень хорошо, но больше я так не могу! - выдохнула Моника, возвращаясь из бурного моря в тихую гавань.
      - Я уже отдохнула, дед Георге. Сейчас опять начну. И ты со мной, дед Георге!
      - Постой, я слезу! - вскрикнула Моника.
      - А теперь смотрите на меня, - сказала Ольгуца, вставая во весь рост на фоне закатного неба, - под цвет ему.
      - Уж больно вы разгорячились, барышня.
      Лежа на домотканом коврике у завалинки, Ольгуца улыбалась и тяжело дышала, положив голову на колени Монике.
      - Не могу больше! Уф! Больше не могу! Дед Георге, напомни... я тебе кое-что скажу. Моника, положи сюда руку.
      - Ой, как у тебя сердце бьется!
      Сердце колотилось так, что целый букет пионов мог бы облететь, если бы его положили на грудь Ольгуце. Рука Моники опустилась ей на лоб.
      - Дай мне воды, дед Георге... Побольше.
      - Упаси Бог! Вы хотите заболеть, барышня?
      - Дай, дед Георге, не откажи!
      Дед Георге со вздохом пошел в дом.
      - Ты совершенно ужасна, Ольгуца!
      - Ну уж!
      - Да. У меня голова кружится!
      - Не может быть! Тебе так кажется... А я бы хотела большие-пребольшие качели, отсюда и до самых Ясс. Ты знаешь, что я сделала бы?.. Я бы взяла деда Георге и одним махом перенесла его в Яссы.
      - Ты взяла бы его отсюда?
      - Когда начнутся занятия, не теперь. А потом я бы взяла школу и бросила ее в пруд, а на место школы поставила дом деда Георге...
      Они замолчали, каждая думала о своем... Моника представила себе такие качели, которые отнесли бы ее на небо к бабушке.
      "Без Дэнуца?.."
      "Без бабушки?.."
      Моника посмотрела в сторону барского дома. Скоро должен вернуться Дэнуц... И к ее душе прихлынула радость, словно кровь к щекам... Пустые качели взмыли к небу.
      Голос Ольгуцы энергично произнес:
      - Послушай, Моника, я бы хотела качели отсюда и до Америки. Ты знаешь, что в Америке течет самая большая река в мире? Я перенесу ее в Румынию.
      - А если она больше, чем Румыния?
      - Ничего! А в Румынии сделаю царем деда Георге.
      - А ты?
      - Я буду царицей... Но я буду и на качелях качаться.
      - А что ты сделаешь с королем Каролем?
      - Не знаю... Превращу его в статую, и дело с концом!.. Дед Георге, ты забыл про меня! Дед Георге, пить хочу!
      - А вот он, дедушка!
      Спрятавшись за дверью, он медлил, выжидая, пока Ольгуца немного успокоится.
      - Нехороша вода, барышня. Я оставил открытым ведро, и в него попали мухи. Испортили воду.
      - Дед Георге!
      - Правда, барышня!
      - Дед Георге, умираю, хочу пить!
      - А груши, барышня?
      - У тебя еще есть?
      - Есть у дедушки еще корзинка.
      - Давай съедим, дед Георге.
      - И я так думаю.
      - Вкусные!
      - Сладкие!
      - Лучше, чем вода, мои барышни!
      - И вода тоже хороша, дед Георге, да мухи в нее, говорят, попали.
      - Раз дедушка говорит...
      - Ты их, видно, во дворе поймал, потому что в доме нет мух, дед Георге!
      - Вот ей-ей!
      - Пожалуй, поверю тебе на слово, дед Георге. Когда хочется пить, и груши бывают хороши!
      - Все-то знает дедушкина барышня!
      - Дед Георге, что это за шум?
      - Да ребятишки... Видать, повздорили. Ребята!
      - Они дерутся, дед Георге?
      - Да нет! Так, балуются.
      Ольгуца вскочила на ноги, огляделась вокруг и бросилась к воротам.
      - За что ты его бьешь, не стыдно тебе?
      Двое мальчишек, чуть повыше ростом, чем Ольгуца, молча яростно дрались, слышалось только их тяжелое дыхание. Рядом с ними совсем маленький мальчик в одной рубашке так кричал и вопил, словно его для этого наняли.
      - А ты что кричишь?
      Малыш замолчал, вытирая нос тыльной стороной ладони.
      - Вот я вам сейчас покажу! Вы почему деретесь?
      - ...
      Оба мальчика свирепо уставились на Ольгуцу, как два бычка при виде красного плаща тореадора.
      - Вы что, языки проглотили, не слышите? - вмешался дед Георге.
      - Да я его трахнул!
      - Я его маленько саданул!
      - Как тебя зовут?
      - Ионикэ.
      - А тебя?
      - Пэтру.
      - А ты почему плакал? - обратилась Ольгуца к малышу.
      - Он мой брат, - пояснил по-прежнему мрачный Пэтру.
      - А что вы ему сделали?
      - Ольгуца, скажи, чтобы он вытер ему нос. Смотри, какие у него глаза, прошептала Моника, указывая на голубые глаза и несчастный нос малыша.
      - Слышишь, вытри нос брату!
      - Зачем?
      - А затем, что он твой брат! - насупилась Ольгуца, передразнивая его.
      Рубашка малыша, превратившись в носовой платок, открыла голое пузо...
      - Ты, лягушонок, не плачь! А вы ступайте за мной.
      - А что мы такое сделали? - испугались мальчишки, не зная, как лучше поступить: подчиниться приказанию или пуститься наутек.
      - Делайте, что вам барышня велит!
      Дед Георге ласково прихватил обоих за загривок и повел к себе во двор. Моника шла следом, держа за руку малыша. Все остановились у завалинки. Ольгуца, усевшись по-турецки на ковер, строго посмотрела на них и отчетливо проговорила:
      - Дед Георге, а теперь оставь их со мной.
      Дед Георге отпустил мальчишек и тихонько подтолкнул их к Ольгуце. Малыш снова заплакал.
      - А ты замолчи! Моника, дай ему грушу... Я вас сейчас буду судить.
      Мальчики враждебно поглядели друг на друга и потупились. Дед Георге посмеивался, поглаживая белые усы.
      - Кто первый начал драку?
      - ...
      - Пэтру, ты начал? - пристально взглянула на него Ольгуца.
      - Будто я один!
      - Скажи, почему ты полез в драку?
      - Пускай он скажет!
      - Нет, ты скажи, ведь я тебя спрашиваю.
      - Он меня свиньей обозвал, - пробурчал Пэтру, стиснув кулаки.
      - А ты зачем обозвал меня цыганом? - вскипел Ионикэ.
      - Ты стянул у меня ушки!
      - А откуда у вас пуговицы? - рассердилась Ольгуца.
      Пэтру поглядел на Ионикэ. Ионикэ смерил взглядом Пэтру... Потом обе головы одновременно повернулись к деду Георге... Дед Георге встретился глазами с Ольгуцей и поник головой.
      - Ага!.. Значит, вы играете в пуговицы вместо того, чтобы заниматься делом.
      - ...
      - Сколько у вас пуговиц?
      - У меня ни одной; он меня обокрал! - закричал Пэтру на Ионикэ, внезапно охрипнув.
      - А у тебя сколько пуговиц?
      - Что я, считал?!
      - А у тебя, Пэтру, сколько было пуговиц?
      - Ему лучше знать, он меня обокрал!
      - Давай сюда пуговицы!
      Ионикэ покосился на ворота, готовясь задать стрекача.
      - Делай, как велит барышня, Ионикэ. Она твоя хозяйка, - посоветовал дед Георге.
      Ионикэ тяжело вздохнул, пожал плечами, так что стала видна его тонкая талия, перетянутая красным поясом, и вытащил узловатую связку, звеневшую пуговицами, словно детский кошелек.
      - Больше у меня нет!
      - Давай сюда!
      Лоб у Ионикэ покрылся морщинами...
      - Моника, развяжи ты...
      Ионикэ не сводил глаз с Моники. По мере того как развязывались один за другим узелки, кулаки у Ионикэ сжимались все крепче... Пэтру отошел в сторону.
      - Хэ... хэ... ххх! Хэ... хэ... ххх! - опять захныкал братишка Пэтру.
      - Дед Георге, дай ему еще одну грушу... дай две, только пусть замолчит!
      Моника протянула Ольгуце в сложенных ковшиком ладонях развязанный узелок с пуговицами.
      - Моника, ступай в дом и подели их пополам.
      - Не пускай ее, дед Георге, - в один голос завопили мальчики, готовые броситься за Моникой.
      - Ну-ка!
      Ольгуца встала с ковра и внимательно разглядывала их.
      - Так, значит, дед Георге дал вам пуговицы...
      - Он дал нам! - встрепенулись мальчишки.
      - Вам, вам! А зачем он вам их дал?..
      - Для игры! - ударили они себя кулаками в грудь.
      - А вы что делали?
      - Как что?
      - Как что?.. Кто дрался, я или вы? Ну-ка, отвечайте...
      Голые пятки Ионикэ буравили землю... Большой палец на ноге у Пэтру с недоумением поднялся вверх.
      - Значит, вместо того чтобы играть в пуговицы деда Георге, вы воровали их друг у друга.
      - Он воровал у меня!
      - Это мои ушки! Говори, чего стоишь, как истукан!
      - Ты воровал у меня!
      - А теперь моя очередь говорить... Значит, вы друг у друга воровали и подрались... А вот дед Георге возьмет назад пуговицы, раз вы его не слушаетесь. Верно, дед Георге?
      Дед Георге оказался под обстрелом трех пар глаз.
      - Выходит, так! - вздохнул он, не спуская глаз с Ольгуцы.
      - А теперь дайте мне на вас поглядеть!
      Пэтру выдохнул. Ионикэ почесал у себя в затылке.
      - Значит, вы молчите! Хорошо. Тогда буду говорить я... В каком ты классе, Пэтру?
      - Откуда я знаю?
      - Не знаешь? Тогда я отдам Ионикэ твои пуговицы. Скажи, Ионикэ, ты в каком классе?
      - В четвертом, - поспешил ответить Ионикэ.
      - А я будто не в четвертом! - встрепенулся Пэтру.
      - Значит, в четвертом, как и я. Хорошо. А теперь я задам вам вопрос: кто сразу ответит, получит пуговицы деда Георге. Поняли?
      Мальчики напряглись, словно перед соревнованием по бегу.
      - Я готова, Ольгуца, - сообщила Моника, показывая сжатые кулачки.
      - Я тоже... Сколько будет пятьдесят три помножить на семьдесят один? Пожалуйста.
      Моника, Пэтру и Ионико вытаращили глаза и раскрыли рты, глядя на Ольгуцу. Дед Георге в изумлении покачал головой.
      - Единожды три равно трем. Единожды пять равно пяти, - начали считать вслух Пэтру и Ионикэ, повернувшись спиной друг к другу и записывая в воздухе цифры.
      - А ты-то сама знаешь, Ольгуца? - шепотом спросила Моника.
      - А ты?
      - Я не знаю.
      - И я тоже.
      - Ой, Ольгуца!
      - Будто они знают! Вот дураки! Ты посмотри, как они ломают себе голову.
      - У меня нет ни доски, ни грифеля! - с горечью сообщил Пэтру.
      - Я пойду в деревню и принесу готовый ответ, - вызвался Ионикэ.
      - Значит, не знаете! Вы учитесь в четвертом классе и не знаете таблицы умножения. Почему вас не оставили на второй год?
      Мальчики слушали ее со страхом и покорностью.
      - Значит, только я знаю. Ну-ка, скажите, чьи будут пуговицы?
      - ... - горько вздохнули они.
      - Мои, потому что только я знаю ответ. Моника, давай их сюда.
      - И даже платок не отдадите? - робко спросил Ионикэ.
      - Отдай ему платок, Моника... А теперь уходите! Ну, чего вы ждете?
      - Пошли!
      - Пошли!
      - Эй, Пэтру, будешь в следующий раз драться?
      - Зачем?
      - А ты, Ионикэ?
      - Эгей! - вздохнул Ионикэ.
      - Идите сюда... Да идите же, а то я рассержусь.
      Мальчики подошли, понурив головы.
      - Ну-ка, протяните руку.
      Кулак Пэтру поглотил пуговицы. Ионикэ смотрел на свою долю с таким выражением, словно собирался сказать "прощайте" вместо "добро пожаловать", и переводил взгляд со своей ладони на кулаки Пэтру.
      - Моника, дай мне шесть груш.
      Моника выбрала груши и, держа их за хвостики, протянула Ольгуце.
      - Пэтру, вот тебе две груши, и не давай больше Ионикэ пуговицы, а тебе, Ионикэ, я дам четыре груши, ты таких никогда не пробовал. Положи пока пуговицы, - никто их не возьмет, - и ешь груши... И уймись, не то я рассержусь!
      - Благодарите барышню, медведи!
      - Целую руку!
      - Цел... рку!
      - Поцелуйте барышне руку, она ведь вас рассудила.
      На руках Богини Правосудия с завалинки дома деда Георге запечатлелся поцелуй подсудимых.
      - Моника, дай мне платок!
      - Вот. Зачем он тебе?
      - У меня руки липкие, - сдержанно улыбнулась Ольгуца, сходя со своего пьедестала.
      - Барышня, вон идет за вами Аника.
      - Опять Аника!
      - Она вас зов...
      - Я знаю. Ты зачем пришла?
      - Вас зов...
      - Я знаю. Пойдем со мной.
      Аника вошла в дом следом за Ольгуцей.
      - Я потеряла платок. Поищи-ка его. - И Ольгуца захлопнула за собой дверь, оставив Анику внутри. - Повесь замок, дед Георге.
      - А когда ее можно выпустить? - развеселился дед Георге.
      - Когда мы дойдем до ворот дома.
      - Так и сделаем.
      - Дед Георге, ты обещал мне напомнить!
      - ...
      - Вот видишь!.. Почему ты не кладешь в табак морковь, как папа?
      - Я положу, барышня.
      - Положи, дед Георге, морковь вбирает в себя влагу, - серьезно пояснила она.
      - Барышни, когда вы опять придете к дедушке?
      - Когда ты нас позовешь, дед Георге?
      - Я вас зову!
      - Тогда мы придем завтра.
      - Барышня, я поправил забор! - многозначительно подмигнул дед Георге.
      - Свиньи войдут в сад!
      - Ну и пусть их! Теперь у дедушки есть качели.
      - Барышня Ольгуца, а платка нигде нет, - сообщила Аника, выглядывая из окна.
      - Поищи как следует!
      С порога барского дома красное и синее платья помахали деду Георге.
      - Теперь можешь идти, - улыбнулся дед Георге, выпуская на свободу Анику.
      - А где барышни?
      - Ищи ветра в поле!
      Дед Георге отправился следом за Аникой. Спустились прозрачные сумерки. Первая вечерняя звезда глядела на землю светло и приветливо, подобно той, что воссияла когда-то над яслями в Вифлееме.
      Дед Георге обернулся и посмотрел назад. В ворота деревенских домов на закате въезжают обычно телеги, запряженные волами, и входят люди с серпами, мотыгами или топорами.
      В ворота дома деда Георге вошла, а потом вышла сказка.
      Над домом деда Георге склонился ангел или, быть может, аист.
      * * *
      - Ну, как было в гостях, Моника?
      - Очень хорошо, tante Алис! Жалко, что не было Дэнуца.
      III
      ГЕРР ДИРЕКТОР
      - Мама, ты слышишь? - спросила Ольгуца, жуя сливу.
      - Что?
      - Прислушайся, мама...
      - Цц! Я слышу, как Дэнуц ест арбуз. Дэнуц, так едят только раков, и то если не умеют иначе.
      Госпожа Деляну заставляла сына каждое блюдо есть так, как принято. Дэнуц путал эти правила или забывал их. Поэтому стоило ему почувствовать на себе пристальный взгляд матери, как он принимался торопливо есть, обжигаясь, суп или целыми кусками, не разжевывая и давясь, заглатывал мясо.
      Ольгуца ногой толкнула под столом Монику. Моника в ответ только вздохнула, сохраняя нейтралитет. В этот момент Дэнуц как раз дошел до сочной, огненно-красной сердцевины арбуза. Раздавив языком о нёбо холодный кусок, он вытер губы и внимательно посмотрел на сестру.
      - Ты мне не даешь спокойно есть!
      - Я? Хм! Мама тебе сделала замечание!
      - Да! У меня от твоих слив в ушах гудит, но я тебе ничего не говорю.
      Брови у Ольгуцы поднялись вверх.
      - ...! Я каждый день слышу, как ты ешь, то же говорит и мама; я уже привыкла... Я имела в виду другое.
      Брови опустились на место. Ольгуца раскусила еще одну сливу. Щеки у Дэнуца сделались пунцовыми, как сердцевина арбуза.
      - Папа, ты ничего не слышишь?
      - ..?
      Все прислушались к шуму за окном. У Ольгуцы от напряжения сощурились глаза, как бывает у близоруких людей... Громкий, басистый рев быков заглушал стрекотание кузнечиков и пение цикад, словно басы в церковном хоре - нежное сопрано.
      - Бээ-бээ... Неужели вы не слышите? - вышла из себя Ольгуца.
      - Быки как быки! - с сарказмом произнес Дэнуц.
      Ольгуца поглядела на брата, энергично тряхнула головой и снисходительно улыбнулась.
      - Дэнуц, ты груб. Я тебе уже говорила.
      И она торжественно встала из-за стола, держа в руках салфетку, словно глава присяжных заседателей - судебный приговор.
      - Ведь это Герр Директор на автомобиле. Спорим? Неужели не слышите? Бээ-бээ!.. Разве быки так ревут? - спокойно осведомилась она у брата.
      Позабыв про арбуз и про оскорбление, Дэнуц выбежал во двор, даже не сняв салфетку, за ним - госпожа Деляну и Профира.
      - Я совершенно уверена, папа! Ну почему ты мне не веришь?
      - Я верю, Ольгуца! - улыбнулся господин Деляну, стряхивая салфетку. - У тебя, как и у мамы, абсолютный слух.
      - Ты надо мной смеешься?
      - Вовсе нет! Но скажи, как ты научилась отличать автомобильный рожок от мычания коровы? Ведь автомобили у нас можно пересчитать по пальцам!
      - Я их не люблю, папа.
      - Ерунда!
      - Правда, папа, я люблю лошадей.
      - А как же Григоре? Ведь он автомобилист!
      - Я его очень люблю!..
      - Ольгуца, а кто такой Герр Директор?
      - Ваш второй отец, - отвечал с улыбкой господин Деляну, стоя на пороге.
      - Моника, ты слышишь, что говорит папа? Ты должна полюбить Герр Директора.
      - Я ведь даже не знаю его, Ольгуца!
      - Что за важность! Зато я его знаю. А ты мой друг.
      - Ольгуца, почему ты зовешь его Герр Директор? Он немец?
      - Ни в коем случае!.. Это папин брат!.. Я его так в шутку зову, но ему нравится. И ты зови его Герр Директор.
      - Он директор школы?
      - Как тебе не стыдно так говорить?.. Я бы этого не вынесла!..
      Заметив недоеденную сердцевину арбуза, Ольгуца принялась втыкать в нее зубочистки.