Они появлялись повсюду, почти в каждом месте на Земле. Они завоевывали и порабощали, убивали и грабили, но главной их целью была земля. В их собственном мире пригодное для жизни пространство было весьма ограничено.

К тому времени оставалась в живых лишь небольшая группа Горгон, которой пришлось встать на защиту человечества. Древние рептилии поспешно вернулись к своему старому, забытому оружию, извлекли на свет такие его разновидности, которые в свое время поклялись никогда не применять, и бросились в битву, чтобы спасти не себя, но молодую расу, которую они оберегали. И постепенно, с течением лет, пока жидкий огонь проливался дождем в одних местах и наводнения захлестывали другие, захватчики были изгнаны, и проходы закрывались один за другим.

Потери Горгон были невелики количественно, но огромны по отношению к их общему числу. Лишь три самки избежали смертельных ран; двое тяжко покалеченных самцов протянули еще столетие, прежде чем умереть, не оставив жизнеспособного потомства. Три оставшихся разумных рептилии не видели иного выхода, как только сосредоточиться в Восточном Средиземноморье и дать возможность хотя бы части человечества пройти ускоренный курс обучения.

Затем, пятьсот лет назад, пришельцы снова дали о себе знать. Некоторые из них, отрезанные на Земле после победы Горгон, вернулись к закрытому проходу на горе Олимп и тайком восстановили его. В одну ужасную ночь они напали на столицу, Кноссос, и уничтожили ее. Горгоны вновь были вынуждены вступить в битву. На какое-то время они прогнали олимпийцев, но уже не в силах были полностью уничтожить расу золотокожих, хотя количество ее представителей, как когда-то и самих Горгон, постоянно сокращалось.

К этому времени все большие города на Крите были опустошены, а Стенно и Эвриала, сестры Медузы, убиты. Теперь ей приходилось в одиночку выполнять двойную работу — передавать человечеству все знания Горгон, которое оно было способно воспринять, и восстанавливать древнее оружие, чтобы предупредить остававшуюся угрозу — попытку олимпийцев прорваться через подпространственную пленку еще раз и вновь обрести контакт со своей родной вселенной.

Постепенно она подготовила множество видов оружия, которое люди этой эпохи, под ее руководством, могли бы использовать против олимпийцев. К несчастью, в процессе обучения Горгоны внушили людям стойкое отвращение к войнам и оружию. Это поколение критян, превосходя по уровню развития большинство людей двадцатого века, вряд ли смогло бы обрести воинственный дух.

Медуза послала жриц, с помощью которых она правила, в ближайшие земли, чтобы найти людей с одной стороны достаточно воинственных, а с другой — достаточно развитых интеллектуально, чтобы их можно было убедить в необходимости присоединиться к последней кампании против олимпийцев. Мысль о том, чтобы силой заставлять людей сражаться — даже ради их собственного блага — для Горгоны была просто недопустима.

Однако олимпийцам, по-видимому, удалось получить какое-то сообщение из их собственного мира, и они посчитали, что, действуя по обе стороны подпространственного барьера, снова смогут прорваться. Вероятно, это была одна из последних попыток (возможно, цивилизация в другой вселенной начала вымирать, неся постоянные потери в войне с Горгонами). Кроме того, они решили ликвидировать последнюю из древних рептилий, чтобы быть уверенными, что им никто не помешает.

Зная, что теперь они слишком слабы и отсталы для лобовой атаки, олимпийцы пришли к мысли использовать Перси в качестве орудия. Очевидно, один из них, затесавшись среди обычных людей в поисках крупиц информации, которые могла обронить Медуза, случайно услышал суеверный миф-пророчество и решил превратить его в реальность. Появление молодого человека из предыдущей пространственно-временной вселенной оказалось как раз кстати, поскольку ни одного человека этой эпохи не удалось бы убедить или запугать, чтобы тот убил Горгону.

Когда Перси понял, зачем был нужен олимпийцам наемный убийца, он чуть не упал на колени.

«Ни одна Горгона, сын мой, не в силах причинить вред человеку, ибо для нее это равносильно самоубийству. Как мать не может заколоть своего младенца, так и я не могла убить тебя, когда твой гарп коснулся моей шеи».

— Послушай, — в отчаянии сказал он умирающей голове в черной сумке, — может быть, ты не хочешь принуждать людей сражаться за их собственный мир, но я не испытываю подобных угрызений совести. За всю мою жизнь меня уже принуждали делать многое, что мне определенно не нравилось! Я знаю место, где немало достаточно воинственных личностей, — и я знаю, как заставить их добровольно пойти в первых рядах. Я хочу сделать все возможное, чтобы искупить свою ужасную вину!

Медуза задумалась. Он чувствовал, что ей все труднее удерживать свою жизненную энергию, несмотря на огромную способность Горгон к психосоматическому контролю. Жизнь постепенно покидала ее.

«Да, — наконец возникла слабая мысль. — Да, это может спасти планету. Нужно попытаться. Позови Афину, юноша. Позови ее своим голосом».

Он поколебался и облизнул губы. Будет крайне отвратительно, если это лишь очередная ловушка.

— Афина! — крикнул он.

Почти тотчас же, хромая, в зале появилась старая жрица. Она схватилась за голову, и рот ее в ужасе открылся при виде жуткого зрелища, но, получив быстрый телепатический приказ Медузы, она застыла, не успев крикнуть.

«Сейчас не время для горя или гнева. Плакать будем позже. Сейчас же олимпийцы снова пытаются прорвать барьер между мирами. Если им это удастся, некому будет встать между ними и вами. Их нужно остановить! Все прочее должно быть подчинено этой необходимости. Итак, иди, созови своих сестер, и возьмите то, что я приготовила для этого дня. Торопись, Афина, торопись!»

Старуха кивнула и поспешила назад, созывая своих подчиненных.

«Что ты собираешься делать?» — возникла мысль.

Перси сказал. Наступила пауза.

«Пусть будет так. Но помни, сын мой, каковы бы ни были обстоятельства, я не могу причинить вред человеку!»

Вернулась Афина, и с ней около десятка перепуганных, с широко раскрытыми глазами, молодых жриц, которым она отдавала соответствующие распоряжения столь умело и быстро, что они успевали лишь изредка прикусить губу при мысли о том, что находилось в кибисисе. Перси все еще с ужасом думал, что убил не просто их божество, но их мудрого учителя и доброго друга. И почему? Потому что он — вечный неудачник.

Ну что ж, теперь с этим покончено, поклялся он. С этого момента он будет поступать так, как сам считает нужным, а не так, как будут ему говорить другие.

Каждая жрица стояла на большом металлическом ковре, на котором было сложено сверкающее оружие, напоминавшее копья и боевые топоры, но, как он знал, это была лишь маскировка, чтобы оружие выглядело привычно для людей этой эпохи. Афина дала знак, и он встал рядом с ней. Она нажала маленькую кнопку в углу ковра и повернула колесико. Ковер поднялся в воздух и взмыл с балкона, но движения даже не ощущалось.

— Остров Сериф, — сказал он в ответ на вопросительный взгляд Афины. Позади он видел других жриц на их металлических коврах, вытянувшихся в линию по небу.

Они летели над волнами намного быстрее, чем когда он путешествовал с Гермесом. И эту потрясающую науку я погубил, подумал Перси. Целые тысячелетия труда и воспитания — и тут является некто по имени Перси Сактрист Юсс, наслушавшийся хитрых речей, и…

Интересно, а как все было в его собственной, предыдущей пространственно-временной вселенной? Этого не узнаешь. Сейчас его действия не ограничивала легенда — по крайней мере, как сказал ему профессор Грэй. Могло быть все, что угодно.

Они опустились прямо на площадь, как и намеревался Перси, чтобы произвести наибольший эффект. И, пока жители города стояли вокруг, разинув от изумления рты, он направился ко дворцу, вместе с Афиной, спешившей по правую сторону от него.

— Послушай, — сказал он уголком рта черной сумке. — Гарп становится все тяжелее. Я не могу идти с тем достоинством, как бы мне хотелось. Не могла бы ты попробовать немного того гипноза…

Печатая шаг, он вошел в зал и остановился возле массивной колонны, где его поставили, когда он находился в этом зале в качестве пленника. Царь Полидект обедал. Он поднялся из-за длинного, грубо отесанного деревянного стола, когда вошел Перси, и начал вытирать губы волосами ближайшей девушки.

— Добро пожаловать, Персей, добро пожаловать домой! — сказал он с притворным восторгом. — Мы ждали твоего возвращения!

— Вы рады?

— О, конечно, мой мальчик, конечно! Со дня той трагической ошибки на арене мы знаем, что ты действительно Персей. Уверяю тебя, я по заслугам наказал того служителя! На самом деле тебя и девушку должны были приветствовать сто украшенных цветами юных дев. Но он что-то напутал и выпустил сциллу. Никак не могу понять, как он мог…

— Ладно. Я здесь по делу. Созови всех, кто может быстро прийти сюда.

Полидект кивнул и двумя руками помахал Диктису. Пока его брат послушно спешил к нему через зал, царь, настороженный взгляд которого был прикован к черной сумке, висевшей на боку Перси, как можно более ласковым голосом спросил:

— Ты не хочешь поздороваться со своей матерью?

Перси попятился.

— Моей… моей матерью?

— Да, она прибыла сегодня утром. Когда она назвала нам свое имя, мы поняли, насколько точно сбылась легенда. Мы стараемся, чтобы она была как можно более счастлива, хотя это несколько… несколько дорого.

Он показал куда-то в сторону стола. Перси вытаращил глаза и тут же истерически расхохотался. Там сидела миссис Даннер в своем грязном домашнем халате с цветочками, обнимая обеими руками огромный бурдюк с вином.

— Бедняжка Мэрибелл Даннер, — всхлипывая, причитала она. — Неужели у них нет ничего покрепче? Даже то, что есть, они разбавляют водой!

Итак, исполнилась и эта часть мифа! Не Даная, но Даннер появилась здесь, и это будет теперь неразрывно связано с ним. А то, что она на самом деле не его мать, — какая, собственно, разница?

Очевидно, если кто-то требовался в этом мире в качестве подтверждения легенды, он тоже «проваливался», независимо от наличия пергамента. Перси очень хотелось расспросить миссис Даннер о том, каким именно образом она попала сюда, — это могло оказаться важным и полезным…

— Позаботьтесь о ней хорошенько, — приказал он. — Диктис!

— Да, господин? — спросил брат царя, входя в зал вместе с существенной и весьма обеспокоенной частью населения города. Он тоже бросал тревожные взгляды на кибисис: похоже, эта часть легенды была всем хорошо известна. — Чем могу служить? Только скажи, и я…

— На южной оконечности острова, — сказал Перси, — ты найдешь старика и с ним девушку, которая убежала с арены вместе со мной. Я хочу, чтобы ты разыскал их и позаботился о них. Ты должен удовлетворять все их желания, пока я не вернусь. Если допустишь где-то оплошность, тебе несдобровать. Понял?

— Уже иду, — заверил его Диктис. — Эй, Менон, Бупал, Патайкион! Идем, быстро! Хвала герою!

Перси усмехнулся, глядя, как трое кланяющихся людей покидают зал. Это было забавно. Но у него было дело, важное дело, о котором напомнил ему вид угрюмой жрицы позади него.

— Полидект, — сказал он, — сейчас ты начнешь первый призыв в военной истории Серифа. Я намереваюсь атаковать олимпийцев, и я хочу, чтобы ты подобрал около пятидесяти хороших бойцов мне в помощь.

Царь утихомирил толпу и нервно повернулся к стоявшему перед ним молодому человеку.

— Э… мои люди предпочитают не ввязываться в чужие ссоры. Вот почему они называют меня…

— Я знаю, — сказал Перси. — Я знаю. Но это срочно. Мне действительно очень нужны эти пятьдесят человек. Мы дадим им могучее оружие, о котором они не могли и мечтать, и научим их им пользоваться. Ведь у тебя появляется возможность сократить ту самую чрезмерную численность населения, о которой ты постоянно твердишь. И, как я сказал, это очень важно для меня.

Говоря это, он ласково погладил кибисис.

— О, в таком случае, — сказал царь Полидект, — если это срочно… Ну что ж, ладно. Начальник стражи! Направь все двадцать восемь наших воинов, десять стражников и любых двенадцать из резерва в распоряжение нашего выдающегося, несравненного героя. Если кто-то будет протестовать, скажи ему, что он может выбирать между этой возможностью и медленным огнем.

— Я вижу, вы починили котел, — заметил Перси.

Царь грустно покачал головой.

— Нет, он потерян навсегда. И мы не можем нигде найти подходящую замену. Но с недавних пор мы в порядке эксперимента зажариваем преступников на вертеле. Результаты, может быть, и не столь совершенны, как прежде, но многообещающи. Я надеюсь на лучшее.

Перси вышел из зала, глядя, как собираются пятьдесят человек. Жрицы разбили их на маленькие группы и объясняли им функции нового странного оружия. Мужчин особенно смущал тот факт, что женщины обучают их, как надо сражаться. Но присутствие «героя» и деловой подход молодых женщин успешно удерживали их внимание.

Голова Медузы пошевелилась в открытом кибисисе.

«Торопись, сын мой. Мой конец уже близок».

— Еще чуть-чуть, — заверил ее Перси. Он повернулся к входу во дворец, где стоял Полидект, который жевал истекающую жиром баранью ногу и с интересом наблюдал за происходящим. «Я сделал свое дело, — говорила вся его поза. — Я отдал ему цвет моей страны. Лучшее, что я имел. Никакая жертва не может быть столь велика…»

Перси перевел взгляд с царя на плачущих женщин, прощающихся со своими мужьями и сыновьями, на молодых новобранцев, пытающихся понять своих инструкторов и явно удивляющихся тому, как они угодили на войну с олимпийцами — и обратно на жующего монарха.

— Есть еще одно, о чем я не сказал, — объявил он. — Царь Полидект согласился повести свои войска на битву. Царь Полидект не боится олимпийцев, пока у него есть наше оружие, чтобы использовать его против них. Царь Полидект говорит: «Вперед, гром и молния!»

— Я… я? — Кусок мяса упал на землю; одобрительные возгласы заглушили звук его падения.

— Конечно, — сказал Перси. Он схватил трясущегося монарха одной рукой, и придерживая другой черную сумку, втащил его на металлический ковер, которым управляла Афина. Другие жрицы последовали за ними вместе со своими подопечными.

— Вот почему, — громко сказал он, — они называют тебя Отважный Царь Полидект!

Они взмыли в небо под аккомпанемент громких одобрительных криков.

Пока они плавно летели над материком, Афина начала объяснять действие одного из видов оружия правителю Серифа.

— Ты прицеливаешься в мишень через отверстия, которые идут вдоль этих копий, — вот так. Видишь этот камень? Как только прицелишься, нажми эту кнопочку сзади. Потом все, что надо сделать — отпустить копье. Оно не промахнется.

— Я уже стар, — пробормотал Полидект. — Я беззубый, больной и слабый. На закате моей жизни все, чего я хочу, — лежать возле огня и смотреть, как молодежь веселится и сражается. Ах, молодость, молодость!

Перси по-дружески хлопнул его по спине.

— Ну что ж, мы даем тебе возможность вновь воспрянуть духом! Будь внимателен, ибо когда мы спустимся, мы сразу же вступим в битву. И обратной дороги нет!

Они миновали две больших вершины недалеко от побережья.

— Гора Пелион, — сказала Афина, указывая на первую. — А это гора Осса. Олимп — следующая.

«Сын мой, — пришла торопливая мысль. — Я уже умираю. Схвати мою голову за длинные волосатые шипы сзади и держи ее перед собой, когда будешь атаковать. И, если почувствуешь, что уступаешь, брось ее в своих врагов. Но ты должен спешить! Я уже чувствую, как рассеивается непрочная подпространственная пленка, которая отделяет наш мир от других. Враги сейчас прорвутся. Помни о своей силе! Помни, что сейчас ты сильнее, чем когда лживый олимпиец вел тебя на балкон моего храма в Новом Кноссосе. Почувствуй свою силу, сын мой, почувствуй, как она растет внутри тебя, почувствуй свою мощь!»

И, когда они приблизились к величественной горе и развернулись полукругом, готовясь к атаке, Перси ощутил, как сила наполняет его мышцы. Теперь он мог безо всякого труда взмахнуть гарпом!

Единственная проблема была в том, что все его оружие дали ему олимпийцы. Наверняка они знают, как ему противостоять.

Перси схватил копье, когда навстречу им из-за склона горы взлетела орда золотокожих людей. Прицелившись куда-то в середину группы, он нажал на кнопку. Копье с жужжанием вылетело из его руки и рванулось вниз, насадив на себя трех олимпийцев, словно шашлык.

Позади он услышал похожий звук — Полидект тоже привел оружие в действие. Успех царя был даже большим — он прикончил четырех летающих пришельцев. Теперь, когда сражение шло полным ходом, Полидект сосредоточился лишь на убийстве, на наиболее эффективном убийстве, как и подобало правителю варваров.

Сгусток огня полетел вниз с одного из ковров, когда кто-то ввел в игру еще одно оружие. Вся группа взлетавших олимпийцев исчезла. Они повернули назад, укрывшись за горой.

Теперь у врага было преимущество. Длинный пурпурный конус из лучемета прошелся по ковру, и тот вспыхнул. Потом запылал второй. Жрицы подняли свои аппараты выше, за пределы действия лучеметов.

— Не сработает, — хрипло сказал Полидект Перси, словно давал ему советы по военной стратегии в течение последних пяти кампаний. — Они будут взлетать по одному и поджигать нас. Чем бы ни были эти штуки, на которых мы летаем, нам придется лететь за ними!

Перси кивнул. Он дал знак Афине, которая, кивнув другим жрицам, быстро повернула колесико. Они стремительно помчались вниз, во главе длинной параболы.

«Возьми меня, сын мой», — мысленно услышал Перси. Пора!

Он выхватил голову, напоминавшую голову ящерицы, из сумки за нечто похожее на зеленые волосы и, выставив ее перед собой, развернулся и вытащил гарп.

Пурпурные лучи погасли. Он слышал доносившиеся снизу крики ужаса:

— Горгона, Горгона!

— Да, — беспощадно сказал он. — Все, что осталось от той, которую я убил, поддавшись вашим уговорам. Теперь она возвращается, вместе с неудачником, сделавшим свое дело!

Ковер коснулся земли, и Перси спрыгнул с него, ударом каблуков включив сапоги. С такой скоростью он сможет с мечом противостоять любому лучемету!

Однако из отверстия огромной пещеры на половине высоты горы появилось около дюжины золотокожих в таких же сапогах, и перед ними вспыхивали пурпурные конусы! И они двигались намного быстрее Перси — видимо, их сапоги были лучше заряжены или лучше сделаны.

Позади него Полидект сбил одного из них. А сгусток огня, упавший с одного из ближайших ковров, уничтожил половину оставшихся. Перси бросился к пещере, отчаянно пытаясь увильнуть от смертоносных лучей.

Перед ним неожиданно возник олимпиец. Перси выругался, понимая, что не успеет достать его гарпом. Противник поднял лучемет.

В этот момент ударила Медуза.

Перси, мысленно ощутив ее агонию, понял, чего ей стоило это усилие. Но олимпиец рухнул вперед, рассыпаясь на куски: он мгновенно превратился в камень!

Значит, еще одна подробность легенды была правдой! Медуза могла…

Он был уже в пещере, и времени на размышления не оставалось. Перед ним стоял ряд непреклонных, вооруженных олимпийцев, около шестидесяти или семидесяти. А выше, над их головами, он увидел замысловатую путаницу проводов и сверкающие приборы, к которым — в задней части пещеры — опускался с каменного свода небольшой красный вихрь.

Они прорывались! Как раз в этот момент они получали подкрепление с той стороны!

Он лихорадочно кинулся в атаку, рубя направо и налево, словно рыбьи головы на разделочном столе ресторана. Сзади слышался рев Полидекта и людей с Серифа, врывающихся в пещеру.

«Брось меня, Перси!» — внезапно послышался в его мозгу вопль Горгоны.

Он размахнулся и швырнул голову прямо в алый круг над головой. В его мозгу прозвучала последняя инструкция, и затем пронзительный ужас агонии, когда голова коснулась красного энергетического вихря и взорвалась.

Олимпийцы отчаянно закричали, когда пыль осела и стало ясно, что проход исчез. Перси знал, что теперь он закрыт навсегда. Они никогда больше не смогут восстановить его с той стороны.

Люди с Серифа завершали бойню. Нескольким олимпийцам удалось вырваться из пещеры и улететь, но те, кто остался, были обречены.

Какие последние инструкции дала ему Горгона? «Стихи! Стихи!»

Какие стихи? Те, что начинаются: «Смелостью дыша, это в их счастливые сборища шагнул, предводимый Афиною, сын Данаи…»?

Он стоял на залитой солнцем вершине холма в северной части небольшого острова. Вокруг никого не было.

Перси тупо осмотрелся. Что…

Потом, когда мысли его прояснились, и он вспомнил последний телепатический совет Медузы, он понял. Это его не обрадовало, но он понял.

Теперь, когда линия Персея в конкретной пространственно-временной вселенной завершилась, можно было попасть лишь в начало той же линии в следующей вселенной. И, хотя пергамент исчез, стихи относились к нему, к Перси-Персею. С этой субъективной аурой и психологическим импульсом, который дала ему Горгона, ему достаточно было вспомнить строки стихов, чтобы переместиться в следующую вселенную.

Ну что ж, на этот раз ошибки не будет. На этот раз он не даст уговорить себя убить последнюю оставшуюся в живых Горгону и лишить человечество источника древней мудрости, который мог бы питать его долгие столетия. На этот раз он уже — наконец-то — не будет неудачником.

Ему стало грустно. Особенно он жалел об утрате Энн, с которой едва успел познакомиться.

Но, если подумать, почему бы в этой вселенной не быть другой Энн Драммонд? А может быть, ему повезет еще больше? Теперь он знал, что делать. Конечно, он поможет Горгоне, но сначала Перси — или Персей, как он с тем же успехом может себя здесь называть — немного прогуляется по окрестностям. У него есть кое-какое оружие, он знает свою силу, и он не собирается играть ни в какие жульнические игры ни с одним человеком.

Нет, на этот раз Сериф услышит о нем прямо сейчас.

Он начал спускаться по склону холма, не заметив молодого человека, который отчаянно греб руками, сидя в ванне, только что материализовавшейся в заливе.

Он не заметил и отряд солдат царя Полидекта, которые ели свой нехитрый ужин в кустах на полпути вниз с холма. Впрочем, даже если бы он их и увидел, он бы не знал, что их командир имеет привычку оглушать всяких праздношатающихся чужестранцев ударом по затылку, чтобы потом забрать себе их одежду.

Особенно если учесть, что командир был не в духе после раздражающе жаркого дня, проведенного в бесплодной охоте за гарпиями в холмах, по приказу царя Полидекта…