— Я согласен, — твердо сказал он. — Чего бы вы от меня ни хотели, я согласен. Но послушайте. Наш договор должен относиться к этой девушке в той же степени, как и ко мне.

— Хорошо! — Золотой человек достал небольшой мешочек. — Возьми это. Когда они завтра поведут тебя на казнь…

— Эй! Я думал, вы заберете нас из этой ямы. Почему вы не можете просто взять нас с собой?

Гермес нетерпеливо покачал головой. Казалось, он был крайне заинтересован в том, чтобы убраться отсюда как можно скорее.

— Потому что не могу. У вас нет… нет силы. Делай, как я сказал, и все будет в порядке.

— Послушай его, Перси! — убедительно сказала Энн. — Это наш единственный шанс. Сделаем, как он говорит. Кроме того, он бог. Он должен знать, как поступать в этом мифическом мире.

Гермес снова улыбнулся своей мимолетной улыбкой.

— Когда они выведут тебя наружу, начни говорить — так долго, как только можешь — о той неприятности, которая с ними произойдет. В чем бы она ни заключалась, они заставят тебя сражаться…

— Меня не заставят с кем-то сражаться, — заметил Перси. — Меня…

— Сварят на медленном огне, я знаю! Но, можешь мне поверить, тебя заставят сражаться с кем-то или с чем-то. Когда будешь говорить, незаметно сунь руку под одежду, в этот мешочек. Начинай поглаживать зернышки, которые ты там найдешь, сжимай их, три их между ладонью и тканью мешочка. Когда они начнут шевелиться и самостоятельно двигаться, как можно быстрее вступай в борьбу! Все, что ты должен затем сделать — разбросать их по земле вокруг себя и отступить назад. Как только…

Он замолчал и схватился за пряжку. По другую сторону решетки появился факел, и сквозь нее заглянули два бородатых стражника.

— Могу поклясться, я что-то видел, — сказал один.

— Ну что ж, можешь вызвать стражу и спуститься вниз посмотреть. Я пошел на пирушку.

Человек с факелом выпрямился.

— Я тоже. Если я что-то и видел, у меня нет охоты с этим связываться. Пусть разбирается утренняя стража.

Из темноты возник мешочек и сам опустился в руку Перси.

— Запомни, — послышался удаляющийся шепот, — не начинай тереть эти зернышки слишком рано, но и не жди слишком долго. Как только они начнут шевелиться, ты должен сразу же вступить в борьбу.

Решетка быстро поднялась и снова опустилась. Послышалось последнее указание:

— И не заглядывай в мешочек сегодня! Не смей к нему прикасаться, пока это тебе не потребуется!

Они почувствовали, как он бесшумно скрылся над их головами. Энн придвинулась ближе к Перси, и он успокаивающе обнял ее.

— Слишком много запретов, — проворчал он. — Мол, все как надо, но не пытайся выяснить, что это! Как будто француза подвели к ряду аптечных склянок с этикетками, написанными по-китайски, и предупреждают его, чтобы он принял, скажем, аспирин, прежде чем температура у него не поднялась еще выше, но чтобы он не трогал снотворное, которое достаточно сильное для того, чтобы его убить. За кого он меня принимает?

Энн всхлипнула, почти на грани истерики.

— Знаешь, Перси, это первый, самый первый луч надежды, который я увидела с тех пор, как очутилась в этом ужасном мире! А ты ворчишь, что указания не слишком тебе ясны!

«В конце концов, — логично, но про себя, подумал он, — ведь именно мне предстоит сражаться с Горгоной!»

— Я, собственно, не жалуюсь, — сказал он вслух, когда они сели рядом.

— Но непонятные объяснения меня раздражают. Мне все время кажется, что меня хотят одурачить.

— Представь, что ты сидишь в ресторане, — сонно пробормотала Энн. — Или в парикмахерской. Представь, что ты идешь в магазинчик модного платья на Авеню, трогаешь чудесные ткани и представляешь себя в прекрасном новом костюме. И тебе все время кажется, что ты действительно дурачишь продавщицу, заставляя ее верить, что у тебя достаточно денег, чтобы все это купить. И когда человек, который тебе не нравится, пристает к тебе, ты можешь заставить его прекратить. А если он не отвязывается, ты можешь закричать, и помогут тебе, а не ему. О, цивилизация, цивилизация!

Она уснула в его объятиях. Перси нежно погладил ее и начал готовиться ко сну сам. Позади был длинный, утомительный день. Длинный? Всего три тысячи лет или около того!

К несчастью, он еще не успел заснуть, когда началась казнь. Будучи под землей и довольно далеко, он не мог что-либо видеть. Однако он почти все слышал…

Прошло несколько часов, прежде чем Перси наконец задремал и перестал думать о человеке, который появился на склоне холма, утверждая, что он — Персей. Сколько Персеев было в этом мире? Как будто кому-то действительно очень было нужно, чтобы Горгона была убита, и тот посылал сюда одного исполнителя за другим.

Кем был настоящий Персей? Этого Перси не знал, но определенно знал, что это не он. И он был пока что единственным, кому доверили убить Горгону. Но что из себя представляет Горгона? Еще один вопрос…

Утром в их камере оказался третий заключенный, Агесилай.

— За что тебя? — спросил его Перси, когда тот со стоном пошевелился.

— Ни за что, — ответил старик. Он сел, прислонившись к стене, и начал выбирать вшей из бороды. Найдя очередную, он улыбался и шумно раскусывал ее зубами. — Я здесь из-за моего брата.

— Что значит — из-за твоего брата?

— Он совершил великую измену вчера ночью, и ему вышибли мозги в соответствии с законом, который издал царь через несколько минут после того, как он ее совершил. Царь, однако, был все еще очень огорчен, и издал еще один закон, гласящий, что все кровные родственники несут ответственность в случае великой измены. Я единственный кровный родственник, и потому я здесь. Сегодня мне тоже должны вышибить мозги.

— Добрый старый Полидект… «Излишнее расточительство к добру не приводит», — пробормотал Перси. — Что же за измену совершил твой брат, что царю пришлось издавать специальный закон?

Агесилай сосредоточенно изучал нижние спутанные пряди своей бороды. Судя по явному разочарованию, с которым он оставил их в покое, ему не удалось обнаружить в них каких-либо признаков жизни.

— Видишь ли, мой брат был придворным поваром. Естественно, он был и палачом. Вчера ночью он совершил какую-то ошибку. Возможно, забыл смазать котел жиром. Дело в том, что после казни наш большой котел треснул.

— Треснул? Ты имеешь в виду, им больше нельзя пользоваться?

— Именно это я имею в виду. Треснул, как орех. Ты можешь улыбаться, но позволь мне сказать — этот котел был гордостью Серифа! Он был сделан не из бронзы, серебра или золота, но — хочешь верь, хочешь нет — из чистого железа! Всех сокровищ этого острова не хватит, чтобы купить новый такой же котел. В течение многих поколений наш народ собирал небесные камни, которые потом переплавлялись. И, как говорят, окончательную отливку изготовило одно из ходячих пресмыкающихся. Можешь ли ты упрекать царя Полидекта в том, что он так разозлился на моего брата и всю его родню? Я не могу. Да что там, его предшественник, царь Аурион — тот, которого Полидект заколол в спину на празднике летнего солнцестояния, — Аурион распространил бы наказание и на родственников по супружеской линии, и на ближайших друзей преступника.

Перси сидел, размышляя о вчерашнем пророчестве Гермеса. Вероятнее всего, это был не столько пример точного предсказания, сколько явный случай саботажа. Он усмехнулся. По крайней мере одного можно было уже не бояться!

— Что это за ходячие пресмыкающиеся? — спросила Энн. Она молча сидела рядом с Перси, пока он разговаривал со стариком, и сжала его руку, давая понять, что тоже надеется, что и остальные обещания Гермеса станут реальностью.

— Это сложно объяснить, — медленно сказал Агесилай. — Вероятно, они полностью вымерли сорок или пятьдесят лет назад. Во времена моего прадеда их оставалось очень мало, и становилось все меньше. Они напоминали пифий, которые помогают оракулам, или некоторых из мирных морских змеев. Но они были умнее и тех и других. И у них были ноги — некоторые говорят, что даже и руки, — и они ходили везде и творили чудеса. Они учили нас делать горшки, как говорил мой дед, и…

— Эй, Агесилай!

Все трое взглянули вверх и увидели веревочную лестницу, которая, раскачиваясь, опускалась в темницу. Наверху, нетерпеливо жестикулируя, стоял коренастый человек.

— Пора бум-бум. Давай побыстрее, ладно? Сегодня днем будет представление, и нам нужно еще привести в порядок арену.

— Их жизнь, похоже, состоит из одних развлечений, — мрачно заметила Энн, обращаясь к Перси. — Все время что-нибудь происходит!

— Поймите нас правильно, — обратился к ним старик, начиная подниматься по лестнице. — У нас на острове очень много народу, и уже два поколения не было войн или серьезных эпидемий. Что может быть лучше для сокращения нашей численности, чем интересные казни? Полидект называет это «Контроль Народонаселения с Улыбкой».

— Ну понятно, — пробормотал Перси. — Вот почему мы называем его Царь-Юморист Полидект.

Чуть позже ему в свою очередь приказали подняться по веревочной лестнице и приговорили к сражению на арене с теми чудовищами, которых сможет предоставить управляющий зверинца. Полидект, видимо, пребывал в слишком мрачном настроении, и его не интересовал даже прием в тронном зале, неизбежный при вынесении приговора. Он сидел развалясь на своем троне в окружении наложниц, хмуро глядя на стену, в то время как один из придворных сообщил Перси, что его ожидает.

Перси с задумчивым видом сидел в камере смертников, время от времени прикасаясь к мешочку, спрятанному под накидкой из овчины, когда туда же втолкнули Энн.

— То же самое, — кивнула она. — Они собираются казнить нас вместе. Будем молиться и надеяться, что Гермес знает, что говорит.

— Но за что приговорили тебя? Что ты сделала? Не могла же ты попасть на скамью подсудимых лишь за то, что совершаешь серьезную ошибку — живешь на этом свете?

— Видишь ли, меня привезли сюда с другого конца острова, чтобы я стала частью гарема Полидекта.

— И как ты из этого выкрутилась?

— Никак. Боюсь, что я просто не прошла конкурс. Царь сказал, что я не слишком пухленькая. Однако, — добавила она, яростно скрипнув зубами, — думаю, эта ревнивая кошка Тонтибби настроила его против меня. О, нет, не пугайся, Перси, — засмеялась она. — Я вовсе не хотела попасть в этот гарем. Но для девушки оскорбительно, когда ей говорят, что она недостаточно хороша, в то время как она видит буквально кишащих вокруг толстых и грязных баб!

Ближе к вечеру им дали горсть сушеных фруктов, и, пока они все еще жевали этот крайне неинтересный ужин, им приказали выходить на казнь.

Увидев наконец Энн при дневном свете, Перси с удовлетворением отметил, что она принадлежит к тем редко встречающимся идеальным блондинкам, светлая кожа и яркие волосы которых создают впечатление несказанной чистоты, под покровом которой, однако, скрываются более темные колодцы их душ.

Крепко взявшись за руки, они шли по тропе, постоянно петлявшей вокруг холма в дальнем конце цитадели. В конце концов тропа привела их к группе каменных строений, которые явно были зверинцем. Их быстро прогнали мимо, чему они были даже рады, успев бросить взгляд на обитателей клеток, и они оказались в небольшой долине, окруженной несколькими невысокими холмами.

На склонах холмов были устроены места для сидения; большинство из них были уже заняты. Перси был почти уверен, что увидит на одном из мест Гермеса. Внизу находилась площадка, окруженная высокой каменной стеной, с тяжелыми воротами с каждой стороны.

Энн и Перси пинками направили к одним из ворот, возле которых стояли двое юношей, держа их слегка приоткрытыми. Перси нервно потянулся к спрятанному мешочку. Все ждали появления царя.

Наконец тот появился, в сопровождении многочисленной свиты.

— Пусть наказание свершится, — произнес он бесцветным, усталым голосом. Видно было, что он уже не ждет ничего от жизни, после того как не стало котла для казней.

Перси сунул левую руку в мешочек, в то время как в правую ему вложили позеленевший бронзовый меч. Двое парней начали открывать ворота.

— Я думаю, тебе пора начинать, — прошептала Энн.

Он кивнул.

— О могущественный Полидект, царь Серифа! — воскликнул он столь неожиданно, что один из юношей уронил кольцо на створке ворот, которое держал, и бросился было бежать, но начальник стражи сердито толкнул его назад. — Умоляю тебя, исполни мое последнее желание! — Зернышки были удивительно мягкими на ощупь.

Полидект мрачно махнул рукой.

— Если твое желание разумно. И если ты сможешь объяснить его в нескольких словах. — Он раздраженно откинулся назад.

Медленно растирая мягкие комочки между пальцами и тканью мешочка, Перси думал, с чего начать. Внезапно он улыбнулся.

— Вероятно, тебя интересует, было ли то, что случилось вчера с твоим котлом, случайностью или кто-то из недовольных должен нести ответственность за уничтожение святыни Серифа. Лишь я один знаю ответ, и с этим связана моя просьба.

— Он клюнул! — радостно прошептала Энн. — Отлично, Перси, отлично!

Над рядами зрителей пронесся возбужденный ропот.

— Итак, — продолжал молодой человек, растирая и сжимая содержимое мешочка, словно боксер, разминающий кулаки, — давай посмотрим, что произошло с точки зрения основной функции котла — варки. Что мы знаем о влиянии предшествующих ингредиентов на структуру котла? Знаем ли мы что-либо вообще?

Царь, казалось, был в гневе и в замешательстве одновременно, словно чувствовал, что Перси хочет сообщить о чем-то важном, но не знал в точности, о чем именно. Даже у окружавших его охранников был ошеломленный вид людей, стоящих на пороге невиданного открытия. Перси не был уверен, вдохнул ли он уже жизнь в содержимое мешочка; подождав немного, он решил, что еще нет, и продолжал, не останавливаясь:

— Так вот, прежде всего — бутерброды. Самые разные. Очень много бутербродов с сыром. Жареные с сыром, сыр с помидорами, сыр с ветчиной, сыр с окороком. Все их можно жарить вместе или отдельно.

Он замолчал, почувствовав, как маленькие комочки начали пульсировать под его пальцами.

— Если ты хочешь сказать, — медленно и задумчиво сказал царь, — что мои люди незаконно использовали государственный котел, чтобы жарить сыр с помидорами…

— Я ничего не хочу сказать, — отрезал Перси. — Давайте начнем казнь.

— Нет, сынок, — дружелюбно сказал Полидект, — возможно, ты прав. Это, конечно, непросто понять, но что-то в этом есть. Пожалуйста, продолжай.

— Да, продолжай, — крикнул один из зрителей. — Я могу тебя понять.

— Здесь нечего понимать! — срывающимся голосом сказал Перси. Зернышки подпрыгивали в мешочке, словно крохотные лягушки, испуганно выскакивающие из пруда. — Мне нечего вам сказать. Я все придумал. Я просто хотел протянуть время. Теперь вы будете продолжать?

— Не будем! — зловеще произнес царь. — Ты пытаешься кого-то защитить. Кого-то очень важного.

Маленькие комочки уже собрались у горловины мешочка, стремясь вырваться на свободу. Перси посмотрел на встревоженное лицо Энн и увидел, что она поняла, в какое затруднительное положение он попал, но ничем не может ему помочь.

— Послушай, Полидект, — хрипло сказал он. — Почему бы тебе не уступить свой трон более достойному преемнику? Тонтибби была бы во много раз лучшей правительницей, чем ты. Она не только умнее тебя, и не только знает больше о цивилизованной жизни, но она и…

— Открыть ворота, — зарычал Красный от Злости Царь Полидект, — и бросить его чудовищу!

Створки ворот со скрипом раскрылись. Энн и Перси втолкнули в огромное углубление в каменном полу. Энн удалось удержать равновесие, но Перси, державший руку под одеждой, где на груди лежал мешочек, споткнулся и упал, стукнувшись рукой и коленом; он выпустил меч, и тот со звоном ударился о камни.

Он услышал отчаянный вопль Энн и взглянул вверх. Из других ворот к ним мчалось существо, которое могло сойти лишь с мольберта сумасшедшего художника.

Оно было высотой ему по пояс, но свыше двенадцати футов в ширину, чудовищная смесь собачьих, волчьих, змеиных, человеческих и прочих черт — нечто такое, что, как показалось Перси, никогда не могло бы возникнуть на этой планете. Существо опиралось на тела змей, ящериц, собак и волков, каждое из которых казалось живущим самостоятельно, и вместе с тем было связано с главным телом толстыми придатками, напоминавшими хоботы, которые заменяли им задние части. У чудовища было шесть голов, и все они, включая человеческую, кричали что-то друг другу, широко раскрыв пасти.

Оно двигалось невероятно быстро. Перси вскочил на ноги и, выхватив горсть шевелящихся комочков, рванулся к перепуганной девушке.

Он оттолкнул ее назад и швырнул зерна в чудовище. Нависшая над ними крокодилья пасть внезапно отдернулась, когда один из комочков попал в нее. Перси разбросал их широким полукругом, и, толкая вперед Энн и спотыкаясь из-за того, что то и дело бросал взгляды назад, зигзагами побежал к противоположной стене.

Они стояли, ошеломленные стихией, которую выпустили на свободу.

Эти комочки действительно были зернами. Но зернами такого растения, которое мог посеять лишь дьявольский садовник!

Где бы зернышко ни коснулось твердой поверхности, оно начинало обильно прорастать. Прошло лишь несколько секунд, и появились исполинские грязно-белые цветы, покрытые неправильной формы пурпурными пятнами. Их корни продирались сквозь поверхность, словно потоки воды, неутомимо ищущие путь к выходу. Корни должны были быть невероятно голодными, чтобы поддерживать столь фантастический рост остальной части растения, и они действительно были невероятно голодными. Все, чего бы они ни касались, тут же погибало — плоть становилась бескровной, нормальная растительность внезапно желтела, теряя хлорофилл, даже камни рассыпались в пыль под давлением проникавших в них корней.

Зернышки прорастали, сохраняя силу и направление, в котором Перси их бросил. Каждый цветок тут же начинал плодоносить, производя на свет все новые и новые семена.

Чудовище, которое бросилось было бежать, оказалось тут же поглощено и осело на землю бледной бесформенной тушей. Стены стадиона на той стороне, куда Перси бросил семена, тоже обратились в руины. Публика, которая сначала остолбенела, ничего не понимая, повскакала с мест и кинулась прочь от всесокрушающей растительности.

Однако та едва достигла верхних рядов.

Казалось, всего лишь через несколько мгновений после столь бурного начала наступила смерть — словно в своей ненасытной жажде жизни растения не могли уже найти в этом месте ничего, что годилось бы в пищу, ничего, что могло бы и дальше поддерживать их существование. Ко времени, когда первые цветы начали заполнять стремительно опустевшие трибуны, их предшественники на земле почернели и опали.

Через несколько минут не осталось никаких следов оружия, которое Гермес дал Перси — если не считать бесформенных очертаний чудовища, лежащего возле остатков ворот, к которым оно безнадежно стремилось, и полностью разрушенной стены, через которую прокатилась волна растительности. Медленно рассеялся серый туман, и на этом все кончилось.

Внезапно послышался звук удара каблуков о землю. Перси и Энн обернулись. Появился Гермес, с иронической улыбкой на красивом лице.

— Ну как? — спросил он. — Подействовало, Персей?

— Меня зовут Перси, — коротко ответил молодой человек. — И если вы обладаете таким оружием, не понимаю, почему бы вам самому не выступить против Горгоны.

— Пока действует наш договор, друг мой, тебя зовут Персей, по крайней мере для олимпийцев. Что касается оружия, — он пожал плечами, — то оно бывает очень разным. Некоторое столь старо, что победить его можно лишь ценой всеобщего уничтожения. Некоторое столь ново, — он лучезарно улыбнулся им обоим, — что его мощь невозможно даже оценить. И есть сила легенды, предсказание которой должно свершиться, прежде чем нить жизни Вселенной сможет разматываться дальше. — Он самодовольно кивнул. — А теперь, если вы будете так любезны обнять меня за пояс, мы можем отправляться дальше.

На этот раз Гермес показался Перси значительно более холодным и высокомерным, чем прошлой ночью, в темнице царя Полидекта, когда то и дело нервно поглядывал на решетку наверху. Если он располагал таким оружием, то почему его беспокоили солдаты столь мелкого монарха, как Полидект?

Может быть, потому, что количество этого оружия было весьма ограничено, и его можно было использовать лишь в крайнем случае — или для заключения столь важных сделок с людьми вроде него самого? Но почему было так необходимо заключать сделку с неудачливым совладельцем ресторана по имени Перси С. Юсс? Несмотря на всю болтовню Гермеса о различных видах оружия, все же казалось более логичным, если бы олимпийцы справились с Медузой сами, вместо того чтобы снабжать для этого оружием обычного человека.

Если они могли снабдить его оружием. Если могли…

Он в замешательстве тряхнул головой и схватился за пояс Гермеса, последовав примеру Энн. Их руки соприкоснулись. Золотокожий человек слегка пригнулся и дотронулся до пряжки.

Они поднялись в воздух — не внезапно, но как бы влекомые вверх непреодолимой силой. На высоте двух или трех сотен футов Гермес что-то подкрутил на пряжке и, все ускоряясь, полетел на юг. Держаться было не тяжело, и, поскольку вечер был теплый, этот своеобразный полет казался очень приятным.

Перси и Энн улыбнулись друг другу.

— Забавно, правда?

— Это антигравитационный пояс, да? — спросил Перси.

Гермес холодно взглянул на него.

— Не задавай таких вопросов! — подчеркнуто резко сказал он и снова уставился прямо перед собой.

Перси прикусил губу. Этот тип ему определенно не нравился…

Они опустились на небольшой полуостров на южном конце Серифа. Там, возле большого каменного утеса, нависавшего над морем, стояла маленькая, сложенная из плавника хижина. Отпустив пояс Гермеса, оба неуверенно остановились на тропинке.

— Профессор Грэй! — крикнул золотой человек. — Ваши соотечественники-туристы!

Из хижины с важным видом вышел энергичный старичок в сером фланелевом костюме.

— Привет, привет! — прочирикал он. — Заходите, милости просим. Я вас жду, молодой человек. Спасибо, Гермес, вы вернетесь завтра?

— Если удастся привести в порядок сапоги.

Посланец взмыл в небо и исчез на скорости в несколько раз большей, чем когда нес их сюда.

Профессор Грэй взял их за руки и потащил в хижину.

— Садитесь и чувствуйте себя как дома. Обед сейчас будет готов. — Он показал на котелок, булькающий над очагом. Перси вспомнил другой котел и, отметив полную схожесть во всем, кроме размера, криво улыбнулся.

— В чем дело? — спросил старичок. Несмотря на свой возраст, он быстро жестикулировал и нервно подскакивал, словно воробей. — О чем вы задумались? Вы должны все рассказать мне о своих приключениях — вы оба.

Они так и сделали. Это заняло весь обед.

— Сожалею. Искренне сожалею. — Профессор Грэй глубоко засунул руки в карманы. — Я никак не думал — вообще не думал, — что мой небольшой эксперимент может навлечь на ни в чем не повинных людей такие несчастья. Приношу вам обоим мои глубочайшие извинения, особенно молодой леди. И, конечно, я вовсе не собирался обеспечивать миссис Даннер пожизненной пенсией.

— Что за небольшой эксперимент? — поинтересовался Перси.

— Вы хотите сказать, что были первым? — спросила Энн, широко раскрыв глаза.

— Боюсь, что именно так. — Старичок, подпрыгивая, ходил взад и вперед по хижине. — Видите ли, я был деканом отделения классической истории университета, и, когда я ушел на пенсию, я снял эту квартиру, чтобы использовать ее в качестве лаборатории. Мне казалось, что именно там я мог бы провести некоторые эксперименты в подтверждение моей теории субъективного перемещения во времени — теории, основанной в большей степени на учении древнегреческих философов, чем наших современных математиков. Я думал, что там я буду один, по крайней мере, никто не будет надо мной смеяться. Единственным, чего я не ожидал так скоро, был мой успех! Лишь из-за того, что этот период мало известен нашим археологам, я решил поэкспериментировать с так называемой эпохой древних героев. Для этой цели я воспользовался стихами Пиндара, написанными девять веков спустя после периода, который меня интересовал. Я написал английский перевод этих стихов на куске овечьей кожи, для большего субъективного правдоподобия. Однако у меня не было никаких предчувствий в тот день, когда я сел и решил провести очередной эксперимент по мысленному управлению временем…

Он улыбнулся, жестикулируя обеими руками.

— К моему удивлению, я… провалился! Мне повезло больше, чем вам обоим, так как у меня оказался при себе достаточный запас серебряных и медных монет, когда я очутился на южной, менее населенной части острова. Кстати, я неизбежно должен был оказаться на Серифе, поскольку именно сюда вернулся Персей, завладев головой Горгоны — как говорилось в стихах, которые я использовал для межвременной связи. Благодаря моему знанию людей и эпохи я сумел приобрести репутацию местного доброго волшебника, и дела у меня идут достаточно неплохо для ученого, который никогда не имел отношения ни к прессе, ни к бизнесу: я владею этой хижиной и довольно большим участком плодородной земли. По стандартам этого общества я вполне состоятельный человек.

Но самый большой подарок для меня — возможность вблизи, на месте, изучить эпоху, которая всегда интересовала меня. Кстати, я отношу ее ко времени примерно между концом микенского и началом ахейского периода греческой истории, около 1400 года до нашей эры. Эта эпоха отличается тем, что в те времена процветали всевозможные суеверия, религии же — составлявшей существенную часть жизни общества как до, так и после этого периода — практически не существовало. Некоторые ученые даже утверждают…

— Простите, сэр, — перебил его Перси, — но как мы попали сюда?

— Думаю, что ответ очевиден. Пергамент, содержавший английский перевод стихов, послуживших мне чем-то вроде мишени, все еще оставался в квартире. Таким образом, там оставалась и моя субъективная аура. И там также образовалось нечто, что можно было бы назвать психо-хронологической дырой в том месте, через которое я провалился. Вам, молодые люди, не повезло — вы прочитали в этих условиях стихи и таким образом последовали за мной, оказавшись примерно там же, в зависимости от субъективных различий по отношению к психо-хронологической дыре. Думаю, что теперь квартира уже не представляет опасности, поскольку пергамент был у Перси в руке, когда он свалился в Эгейское море.

— Итак, мы здесь, — задумчиво произнес Перси. — В мире греческих мифов.

Профессор Грэй отрицательно покачал головой.

— Прошу прощения, но вы со всей определенностью ошибаетесь. Такого мира никогда не было! Он существует лишь в человеческом воображении. Вы же находитесь в эпохе, которая даст начало тому, что мы называем греческой мифологией. Реальные события этой эпохи станут религией и мифами в следующей. Какую в точности форму они примут, мне неизвестно, поскольку это не наш мир и не наша Вселенная.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Перси, охваченный внезапной паникой.

— Я хочу сказать, что вы вовсе не в прошлом. Вы в будущем, в невероятно далеком будущем! Это эпоха формирования греческой мифологии на другой Земле, в пространственно-временной Вселенной, которая возникла лишь после того, как наша состарилась и погибла. Здесь происходят примерно те же самые события, что и на нашей планете, но, поскольку это не та же самая Земля, их результаты различаются все больше и больше.

— Будущее? — Энн тряхнула головой, пытаясь привести в порядок путающиеся мысли. — Другая пространственно-временная Вселенная?

— Неужели так трудно понять или поверить? Во времени невозможно путешествовать назад, только вперед по отношению к собственной эпохе. Прошлое, которое умерло, умерло навсегда; лишь будущее постоянно простирается перед нами. Поскольку я швырнул сам себя именно в эту конкретную эпоху, которая, будучи в прошлом, прекратила существование, я с неизбежностью материализовался в параллельной эпохе последующей Вселенной. Древний философ Анаксимандр Милетский был одним из первых, предложивших концепцию «неопределенного-бесконечного», из которого возникает все сущее, включая первичные атомы и планетные системы, метагалактики и даже потоки времени. Все сущее рождается и умирает, говорит Анаксимандр, и умирая, воплощается в то, из чего само возникло. Таким образом, в каждой из пространственно-временных вселенных, которые существовали задолго до нашей, была своя Земля, и, развивая теорию «неопределенного-бесконечного» Анаксимандра, можно утверждать, что своя Земля будет и в каждой из многих последующих пространственно-временных Вселенных.

— И в каждой из них, — медленно пробормотал Перси, начиная понимать,

— в каждой из них будет свой Персей.

— Именно! — радостно воскликнул профессор Грэй. — За исключением того, что он не обязательно должен каждый раз делать то же самое и таким же образом. Но хватит метафизики! Вы, молодые люди, устали; позвольте показать вам ваши кровати. Мы начнем занятия завтра, Перси — вам особенно надо хорошо выспаться.

Он проводил Энн в небольшую спальню на чердаке, которую она, после тех условий, в которых недавно находилась, сочла просто восхитительной. Перси и профессор устроились возле очага на мягкой охапке шкур.

— Послушайте, профессор, — спросил Перси, когда старик погасил факел,

— если это — не мир настоящей мифологии, тогда здесь не может быть ни богов, ни чудовищ. Однако я видел на арене такого монстра, что мне хотелось бы как можно скорее о нем забыть, и помню другие вещи, которые еще труднее объяснить.

— Конечно. И если бы эта тварь — кстати, это была сцилла — схватила вас, то… Но, хотя они и реальны, реальны до боли, но они вовсе не из нашей Вселенной.

— Как это?

— Есть вселенные, которые лежат рядом с нашей. Существуют всевозможные типы вселенных, параллельные нашей.