П о л и н а. (Гордо улыбаясь) Да.
      Д о л г о в. (Звонит. Входит лакей) Барыня уходит. До свидания, Полина Григорьевна. (Целует ей руку.) Я хорошо понял вас, очаровательница.
      П о л и н а. Адье. (Идет несколько растерянная, но польщенная.) Хотя я могу... (Косится на лакея.) Же пе ресте.
      Д о л г о в. Не дразните меня, очаровательный демон. До завтра. Вы будете завтра на завтрак у Ардановых?
      П о л и н а. Да. А вы?
      Д о л г о в. Раз вы будете, то о чем спрашивать. (Уходит провожать Полину и тотчас возвращается) О - о. Тяжелая марка. (Потягивается. Звонит телефон. В телефон) А, Евгений Петрович? С приездом. Очень рад снова встретиться. Непременно, Буду ждать вас завтра утром. А когда начнется сессия? Нет, не скучаю... Арданова. Вы ее знаете?... Очень-очень красивая женщина... Значит до завтра... (Вешает трубку).
      Л а к е й. (Входя) Там, барин, еще одна барыня вас спрашивает.
      Д о л г о в. Господи, что же это. Я спать хочу. Если она тут надолго засядет... Ну ладно. Попроси войти. (Лакей уходит. Входит Арданова, очень бледная, глаза широко раскрыты). Вы?
      А р д а н о в а. Я пришла.
      Д о л г о в. Счастье мое. Садитесь скорей. Я прямо не смею верить. Отчего вы такая разволнованная? Вам трудно было уйти.
      А р д а н о в а. (Садится, устало опускает руки и голову) Нет, не очень трудно. Мне помогло маленькое пошленькое приключение. Мне стало противно, я отвернулась и спокойно и смело пошла. К вам.
      Д о л г о в. Но вы ужасно какая-то встревоженная?
      А р д а н о в а. Нет, нет. Теперь мне совсем хорошо Я даже не думала, что я так спокойно смогу уйти. Ушла и не обернулась. Теперь все кончено.
      Д о л г о в. (Садится у ее ног и берет ее за руки). Только не дрожите так сильно. Разве не на радость пришли вы ко мне.
      А р д а н о в а. На радость или на страдание - все равно. Двери сами открылись предо мной. Широко распахнулись большие, широкие двери.
      Д о л г о в. Отчего вы так дрожите, любимая? Ну улыбнитесь мне. Я знал, что вы сами придете ко мне. Без моих просьб и настаиваний. Потому что все, что вы делаете, необычно и красиво.
      А р д а н о в а. Вы знали, что я приду. И вы хотели этого, Андрей Николаевич?
      Д о л г о в. Вы спрашиваете об этом? Красивая моя. (Целует ей руки).
      А р д а н о в а. Знаете, когда я шла к вам сюда, я не боялась, что встречу кого-нибудь на дороге или у вас. Я так спокойно, так честно шла, у меня такое было чувство, точно я домой иду. К себе домой, к нам.
      Д о л г о в. Прилетел, значит, огненный змей?
      А р д а н о в а. (Восторженно) Да. Мне кажется - я всю жизнь ждала его.
      Д о л г о в. Да, любимая. Мы оба ждали его всю жизнь.
      А р д а н о в а. Сегодня был у меня Илюшечка В о р о х л о в. Да, это сегодня было, а мне кажется давно, давно, в какой-то прошлой, забытой жизни. Я говорила ему, что не знала, что счастье так больно чувствуется. Как это все давно было.
      Д о л г о в. Подождите, снимите шляпу, вам удобнее будет. И мне удобнее будет погладить ваши волосы. (Арданова снимает шляпу. Долгов тихо гладит ее по голове) Вот так, как маленькую девочку. Мне все кажется, что вы боитесь чего-то?
      А р д а н о в а. Нет, нет. Я ничего не боюсь.
      Д о л г о в. Вам хорошо со мной?
      А р д а н о в а. Подождите... Я не знаю. Мне безумно, мне единственно, но хорошо ли мне - я не знаю. Счастье - оно так больно чувствуется. (Помолчав) Расскажите мне, как вы полюбили меня. Я теперь все хочу знать. Потом я никогда уже не буду об этом спрашивать. А сейчас это единственное, что я хочу взять с собой из старой жизни в эту нашу, новую.
      Д о л г о в. Мне сейчас трудно говорить об этом. Я слишком весь в настоящем. Я расскажу вам об этом завтра, когда я буду у вас.
      А р д а н о в а. (С испугом) У меня?
      Д о л г о в. Что с вами, любимая?
      А р д а н о в а. У меня? Я... я не вернусь домой. Я к тебе пришла совсем.
      Д о л г о в. (Встает и смущенно делает несколько шагов по комнате) Я должно быть не так понял вас.
      А р д а н о в а. Что же вы не поняли?
      Д о л г о в. Вы простите меня, Лизавета Алексеевна, но это... это безумие с вашей стороны.
      А р д а н о в а. Лизавета Алексеевна? Вы сказали Лизавета Алексеевна.
      Д о л г о в. Ах, Боже мой. Ну да, я сказал. Я нарочно назвал вас Лизаветой Алексеевной, чтобы вы поняли насколько серьезно то, что я вам говорю.
      А р д а н о в а. Значит, когда вы называли меня любимой, вы говорили не серьезно?
      Д о л г о в. Ах, Боже мой, вы совсем ребенок, экспансивный ребенок. Вы сказали мужу, что уходите ко мне?
      А р д а н о в а. Нет, я никому ничего не говорила. Я просто ушла.
      Д о л г о в. Сумасшедшая. (Арданова смотрит на него с ужасом) Сумасшедшая. Почему вы так смотрите на меня? Поверьте, что я не за себя волнуюсь. Мне ничего не грозит. Но как я мог думать, что вы выкинете такую штуку? Разве так делают?
      А р д а н о в а. Я не знаю, как делают. Я люблю вас, вы звали меня, и я пришла к вам.
      Д о л г о в. А вы подумали ли, что из этого получится? Какой это будет скандал, какой это грязный скандал будет завтра же?
      А р д а н о в а. Нет, я об этом не думала и теперь не думаю. Скандал и грязь будет там у них, а не у меня. Меня это не касается.
      Д о л г о в. Нет, я вижу, что вы совсем ребенок. Если вы сами не можете позаботиться о себе, то это должен сделать я. Если вы не понимаете, что вы делаете, то я очень хорошо понимаю и объясню вам.
      А р д а н о в а. (В отчаянии) Любимый мой. Что ты говоришь? Что ты делаешь со мной? Ведь ты позвал меня на новую благословенную жизнь с тобой. Ведь я ответила тебе, что не побоюсь и не отрекусь никогда. И когда настал час, я пришла к тебе. Я люблю тебя и ты меня любишь. Я пришла на всю жизнь к тебе. Я ничего не побоялась. И вот теперь я боюсь. Я не понимаю тебя, я слов твоих не понимаю. Я боюсь понять их. Слышишь? Я смертельно боюсь понять их... Не может быть, чтоб ты говорил это. Я не верю тебе.
      Д о л г о в. (Берет со стола графин, наливает воду в стакан и подает Ардановой) Успокойтесь, друг мой, успокойтесь. Ничего страшного я вам не говорю. И если я волнуюсь за вас, то, конечно, только оттого, что я вас люблю.
      А р д а н о в а. Скажи мне... Скажите мне одно: ведь вы звали меня? Ведь не во сне я все это увидела? Господи, я с ума схожу.
      Д о л г о в. Да, я звал вас. Я и теперь зову вас. Но вы как-то странно, по-детски поняли меня. Вы даже удивили меня. Как примитивно вы все берете. Когда полчаса тому назад здесь сидела Полина и предлагала мне удалиться с ней под сень струй, это меня только веселило и забавляло, но когда...
      А р д а н о в а. Здесь у вас была Полина Григорьевна? Она здесь была?
      Д о л г о в. Ах, Боже мой. Ничего подобного я не говорил. Я сказал: "Если бы здесь была Полина (с досадой) вот видите, Лизавета Алексеевна, как вы мало меня знаете. Вам показалось, что я сказал, будто Полина была здесь и вы сейчас встревожились. Точно это могло бы иметь для вас значение.
      А р д а н о в а. Как странно мы говорим. Друг милый. Мы ли это? Мы точно ссоримся. Ведь все так ясно было для меня. Все так красиво, так ярко. Вы помните - вы говорили, что душа моя, как музыка. Вы помните это? Разве вы не слышите, как плачет сейчас эта музыка? Что же случилось, любимый мой? Я ничего не понимаю, ничего не понимаю. (Закрывает лицо руками).
      Д о л г о в. (Подходит к ней, берет ласково за руки). Ну подождите, ну успокойтесь. Обсудим все вместе. Вы не можете вернуться. (Арданова молчит) Но в этом ведь и нет необходимости. Если вы не любите его и вам тяжела ваша жизнь при прежних условиях, вы же можете устроиться самостоятельно... Поезжайте в Москву. Ведь у вас, кажется, есть независимое состояние, вы продали свое имение.
      А р д а н о в а. Нет, у меня нет денег. Муж проиграл в клубе все мои деньги.
      Д о л г о в. Быть не может. Как же это так вышло?
      А р д а н о в а. Неужели мы об этом будем говорить теперь?
      Д о л г о в. Зачем же вы ему дали эти деньги? Это прямо возмутительно с его стороны. Никогда бы не подумал, что он способен на такую низость.
      А р д а н о в а. (С тоской) Неужели мы об этом будем говорить?
      Д о л г о в. Ах, дитя мое, ведь это тоже важно. В этих деньгах была ваша свобода. Ведь у вас больше ничего нет? (Арданова молчит) Вот видите сами.
      А р д а н о в а. (Смотрит в сторону, говорит с тоской) Что мне делать? Что мне делать? (Долгову) Нет, это страшный сон какой-то, Андрей Николаевич. Ведь вы говорили мне об огненном змее?
      Д о л г о в. Лизавета Алексеевна. Разве я отрицаю это. Разве я не повторяю теперь, что люблю вас и счастлив вашей любовью. Только я знаю то, чего вы не знаете. Я знаю, что любовь нашу мы не можем и не должны обставлять скандалом. Любовь священная тайна и пусть она будет тайной. Самый яркий златокованный венец не наденете вы на свою голову, если он затоптан свиньями. Дитя мое дорогое, придется вам вернуться домой.
      А р д а н о в а. (Тихо) Вы душу мою убили, я не могу жить с мертвой душой.
      Д о л г о в. (Сердито) Что это - угроза?
      А р д а н о в а. Как пошло. (Закрывает глаза руками и плачет, потом поднимает голову) Андрей Николаевич. Не бойтесь, я сейчас уйду. Я хочу только, чтобы вы сказали мне, что это было? Что это такое, чего вы хотели от меня? Или просто я не поняла вас? Почему вышла вся эта некрасивая и такая мучительная, смертельно мучительная сцена. Скажите мне все искренно, не как обиженной вами женщине, а как человеку. Можете? Если не можете - лучше промолчите. Я хочу только правды. Ведь имею я право за все свое унижение, за все горе хоть этого потребовать. Раз в жизни правды. (Долгов садится и, стиснув лоб руками, молчит) Я жду, Андрей Николаевич.
      Д о л г о в. (Печально и ласково) Любимая моя, нам вместе приснился сон. Сон о прекрасной стране, называемой "Никогда". В этой стране живут люди и происходят события, которых никогда не бывает. Там прилетают огненные змеи и уносят любящих и любимых к нездешнему вечному огнегорящему счастью. Там бывают и другие прекрасные чудеса, которых никогда не бывает. И если человек, видящий этот сон, не проснется во время, он погибает. Но обыкновенно окружающие замечают такого грезящего и будят его. Ах, много разных снов снится об этой стране. Вот и нам приснился наш сон, прекрасный сон из страны "Никогда". Но, дитя мое, я проснулся первый и хочу разбудить вас нежно, нежно, почти целуя.
      А р д а н о в а. (Закрывая глаза) Я не хочу проснуться.
      Д о л г о в. Лизавета Алексеевна. Поймите меня. Мне сейчас очень, очень больно. Мне стыдно за себя. Вы приняли меня не за того. Вам показалось, что я сильный, яркий человек, что я зову вас на новую, как вы сказали благословенную жизнь. Я, пожалуй, одну минуту и сам показался себе таким. Лизавета Алексеевна, друг дорогой? Простите меня. Я тоже труп, как все они, и также кружусь под шарманку сатаны. Разве вы не узнали меня? Я тот самый "неотразимый" молодой человек, адвокат, доктор, инженер, все равно кто, который разделывает в каждом провинциальном городке подсурдинные романчики, с цветами, романсами и легеньким адюльтером. Разве вы не узнали меня? Я выродок, болтун, пустоцвет, пустозвон.
      А р д а н о в а. Зачем вы так говорите о себе? Разве это правда? Это опять какая-то непонятная рисовка. Вы яркий, вы талантливый, не я одна такого мнения о вас.
      Д о л г о в. Может быть и яркий. Но, дитя мое, гнилушки всегда светятся. Я хитрый мертвец, я притворился живым, чтобы овладеть вами. Но не судите меня очень строго. Я правда очень, очень увлечен вами. И то что я говорил вам, я наверное никогда никому не скажу. И горел я, когда говорил вам об огненном змее, красиво горел. Но теперь, когда вы так смело и ясно пришли ко мне, совсем пришли, любимая моя, я вдруг сразу почувствовал, что не могу, не смею ответить вам. Душа у меня бескрылая. Не взлететь мне с вами, а притворяться - не могу, стыдно. Не сломать мне своей проклятой пружины. Не сломать. Лгать вам только для того, чтобы позабавиться вашим красивым огнем, не могу. Нельзя святой водой полы мыть.
      А р д а н о в а. Так это значит был флиртик? Вы "завлекали" меня, как военный писарь швейку. Ха-ха. Какую глупую роль вы отвели мне в вашем водевильчике.
      Д о л г о в. Лизавета Алексеевна. Любимая.
      А р д а н о в а. Нет, милый мой, я не для водевильчика. Не по мне эта роль. И я выйду из нее хоть бы мне пришлось для этого выйти из жизни. Нет, я не для водевильчика. (Встает и выпрямляется во весь рост.)
      Д о л г о в. Красивая. Какая вы красивая. (Хочет взять ее за руку)
      А р д а н о в а. Перестаньте. А я-то... Ха-ха. Я шла сюда как на подвиг, как на смерть. Не для радости, поцелуев шла я сюда, а именно как на подвиг. Я не знаю. Это, должно быть, действительно безумие, но такое вдохновенное безумие. И вдруг. И все так просто и ясно, как пощечина. (С отчаянием) Что сделала я с собой? Как я уйду, как буду жить дальше? Ведь ни одной минуты, ни одной минуты из тех, которые я пережила здесь, я не хотела. Я не хочу. Как буду я жить дальше? (Поворачивается к Долгову, говорит надменно.) Слушайте, вы. Относительно того, что муж взял мои деньги я солгала, пошутила, словом это неправда.
      Д о л г о в. Я это так и принял. Как шутку. Впрочем мой ответ я сейчас заимствовал у Ворохлова.
      А р д а н о в а. (Удивленно) Что?
      Д о л г о в. Я потом расскажу вам. Забавная история.
      А р д а н о в а. Нет, я думаю, что вы мне потом уже ничего не расскажете.
      Д о л г о в. Милый друг. К чему этот трагический тон. Ведь я все равно не верю. Да и глупо было бы, если бы иметь основание верить. Уж очень было бы пошло. Но я спокоен. Ваша последняя фраза на счет того, что вы пошутили относительно некрасивого поступка вашего мужа, очень успокоила меня за вашу судьбу.
      А р д а н о в а. (Холодно) Я вас не понимаю.
      Д о л г о в. Очень просто, вы вернулись к жизни, к обычной жизни, где все должно быть на своем месте. Ну, а эта ваша откровенность на счет мужа выходит как-то не на месте. Вот вы и устраняете ее, чтобы она не мешала вам жить дальше. Не так ли? Я очень, очень рад.
      А р д а н о в а. Почему вы так глупо жестоки?
      Д о л г о в. (Улыбаясь) Только для того, чтобы вы могли рассердится на меня. Это вам сейчас чрезвычайно полезно. А для меня не очень страшно, это не надолго.
      А р д а н о в а. (Идет к двери. Не оборачиваясь). Я ухожу.
      Д о л г о в. (Догоняя ее, берет за руку). Подождите, я не хочу чтобы вы так ушли. (Заглядывает ей в лицо) Покажите мне ваши глаза. Так. Теперь вы совсем другая. Вы проснулись. Не жалейте. Вам будет хорошо. Вы живая, умная и страстная, вы будете вертеть всеми этими трупами, как вам вздумается. Будете такой... губернской львицей, Царицей марионеток? Право - это забавно. Я рад что разбудил вас. Я не хочу, чтобы вы погибли.
      А р д а н о в а. (Вырывая руку) Оставьте меня. (Уходит. Долгов делает несколько шагов за дверь, провожая ее. Она уходит быстро. Он останавливается, прислушивается. Слышно хлопнула дверь. Он возвращается назад, садится в кресло, закрыв лицо руками. Потом поспешно встает, звонит. Входит лакей).
      Д о л г о в. Слушайте, Алексей. Скорей бегите... Тут только что ушла от меня барыня. Догоните ее, только так, чтобы она не видала и проводите ее до самого дома. Только, слышите, чтобы она вас не заметила. Пока не войдет к себе в дом, не спускайте с нее глаз. Когда вернетесь, скажите мне. Если я буду спать - разбудите. (Вдруг устало опускает голову на руки) Нет... не надо будить. Все равно.
      Занавес.
      ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
      Декорация первого действия. Утро. Серафима и Луша убирают комнату.
      С е р а ф и м а. Нечего тут вертеться-то. Все равно тебе расчет будет.
      Л у ш а. За что же мне расчет? Барыня очень мною довольна.
      С е р а ф и м а. (Передразнивая) Барыня. Барыня. Теперь, милая, не в барыне дело. Теперь барин сам себе барыней будет.
      Л у ш а. Ой, что же это вы говорите, Серафима Ананьевна. Да разве это такое бывает, чтобы сам себе. А где же барыня-то наша?
      С е р а ф и м а. (Таинственно) Ушла барыня. Совсем ушла, понимаешь. Только если ты, шельма, кому пикнешь, я тебя своими руками задушу. Я сама молчу и никому не говорю, и ты молчи. Я вот сама своими глазами видела, как барыня из дому ушла, а разве я кому скажу. Да, мне пусть скорее язык вырвут...
      Л у ш а. Господи спаси и помилуй. А куда же она ушла-то?
      С е р а ф и м а. Я тебе поспрашиваю. Ты знай свое дело, убирай да молчи. К кому нужно, к тому и пошла.
      Л у ш а. А к кому же нужно ходить-то?
      С е р а ф и м а. К любовнику, вот к кому нужно.
      Л у ш а. Господи прости и помилуй. (Серафима растворяет полуоткрытую дверь, заглядывает в соседнюю комнату).
      С е р а ф и м а. Ишь барин-то до сих пор из клуба не вернулся. Продувает барынины денежки. Обобрал ее до чиста.
      Л у ш а. Ой, что вы это, Серафиима Ананьевна. Ой, страсти-то какие. Неужто обокрал.
      С е р а ф и м а. Что-о? Я тебе покажу такие слова про господ говорить. С этаких лет произносить.
      Л у ш а. И что это теперь будет, Серафима Ананьевна, я ведь никому не скажу, ей-Богу, это к кому же барыня пошла-то? Ей-Богу я никому, только разве Феньке Ворохловых, да Ксюше почмейстеровой. Ей-Богу.
      С е р а ф и м а. Скажите пожалуйста. Она не скажет. Да еще кто тебе позволит ябедничать-то. Тут для ябеды почище тебя люди найдутся. Коли кому нужно рассказать, так я и сама сумею. Тебя не спрошу. Ох-хо-хо. И что теперь будет, и что теперь будет. Ежели меня барин при себе не оставит, ни за что в этой мурье жить не буду. Непременно в Тверь перееду. Ездила я как-то с господами Филимоновыми в Тверь, видела там живые картины на французском языке. Уж действительно можно сказать свету повидала. (Звонок) Господи, это что же? Либо барин, либо барыня. Пошла вон, я сама отворю, не твоего ума дело. (Обе уходят. Входит Арданов в пальто и шляпе, садится, не раздеваясь, на стул. Вынимает бумажник, раскрывает его и снова прячет).
      А р д а н о в. Все. Кончено. (Вытирает лоб платком. Входит Серафима).
      С е р а ф и м а. (Жеманно) Ах, барин, уж и не знаю, как вам сказать... Уж и не смею, уж и руки и ноги, как говорится, к гортани прилипли.
      А р д а н о в. (Раздраженно) Чего вам? Отвяжитесь вы от меня.
      С е р а ф и м а. Уж виновата, барин, а должна я вам все сказать, чтобы вы не подумали, что я потатчицей была... Как цветы все через мои руки проходили и два раза даже с письмами. Писем-то я, виновата, прочесть не удосужилась. Так только уголочком глаза зыркнула, когда барыня читали.
      А р д а н о в. Что вы там мелете?
      С е р а ф и м а. Ей-Богу, только и успела уголочком зыркнуть, а прочесть не смогла. Видела, что как будто "е" и потом "е", и потом опять "е", а больше не разобрала. Конечно, кабы знать, что дело так повернется, так можно было бы эти самые письма выкрасть.
      А р д а н о в. Какие письма? Говорите сейчас же в чем дело. Слышите? Я вам приказываю, сейчас же отвечайте.
      С е р а ф и м а. Ей-Богу, через преданность мою. Я перед барином своим чиста и противу барина не потатчица. А господин Долгов цветы барыне посылал. Так все не симпатично и два раза с письмом. "Е" только разобрала и "е" и еще "е". Ей-Богу, лопни глаза... Вот образ-то на стене.
      А р д а н о в. (Вставая) Где барыня?
      С е р а ф и м а (Мечется) Она-с, они-с...
      А р д а н о в. (Бросает шляпу на пол) Отвечай сейчас же или я тебе...
      С е р а ф и м а. Ой-ой-ой. Смертынька моя. Ушла барыня, ушла из дому совсем, своими глазами видела...
      А р д а н о в. Что-о? Ушла? Куда?
      С е р а ф и м а. Да уж видно туда... туда... (Арданова раскрывает дверь из своей комнаты. Она очень бледная, в том же платье, в каком была у Долгова).
      А р д а н о в а. (Спокойно) Что здесь случилось? Что за крик?
      А р д а н о в (Изумленно и смущенно). Ты? Где ты была?
      А р д а н о в а. Я? Как видишь дома.
      А р д а н о в. А как же она говорит что ты...
      А р д а н о в а. (Серафиме) Уйдите отсюда. (Серафима, съежившись, уходит) Она видела, как я вечером пошла пройтись, и не видала, как я вернулась - у меня был ключ с собой. Вот и все. Может быть благоразумнее с моей стороны было бы не возвращаться.
      А р д а н о в. (Начиная сердиться) То есть, как это так? И, вообще, что это значит? Эти цветы и записочки от Долгова, о которых вся прислуга знает? Потрудитесь отвечать.
      А р д а н о в а. Потрудитесь не кричать. А теперь слушайте. Совершенно верно, Долгов посылал мне все время цветы и два раза присоединял очень любезные письма. Если бы вы поинтересовались ими в свое время, вы бы их прочли. Но ведь вас никогда не было дома. А теперь вы мне потрудитесь сказать, где мои деньги.
      А р д а н о в. (Растерянно) Деньги... Какая ты смешная. Да я же тебе сказал, что отвезу их... ну и отвезу... Какая ты...
      А р д а н о в а. (Молча подходит к бюро, открывает его и долго молча смотрит на Арданова).
      А р д а н о в. Дорогая... Лизочка... Я и сам не знаю, как это вышло... Я... Прости меня... Я всю жизнь. (Опускается на стул, закрывает лицо руками) Лиза. Ты, конечно, в праве презирать меня и бросить меня... но... Лиза, прости меня. Ведь я же люблю, я люблю тебя, Лиза.
      А р д а н о в а. (Вдруг вспыхивая, кричит вся дрожа) Что ты сказал. Какое ты слово сказал? Как ты смел. Как ты смел огненное слово сказать. Смерть и тлен ваши слова. Смерть и тлен. Как смеете вы. Как смеете вы. (Закрывает лицо и громко рыдает. Арданов бросается к ней.)
      А р д а н о в. Лизочка. Милая. Ты больна. Ты измучилась. Это я такой подлец. Я последнее время совсем не был с тобой. Лизочка, я не мог. Я проигрывал твои деньги и чувствовал себя таким подлецом перед тобой, что нарочно поддерживал в себе эту злобу, это раздражение. Понимаешь. Нарочно сердился, потому что мне уж очень было стыдно... Пожалей меня, Лиза. Сколько раз я был груб с тобой только потому, что боялся расплакаться.
      А р д а н о в а. (Устало) Мне все равно. (За окном начинает тихо играть шарманка, тягучий хриплый вальс.)
      А р д а н о в. Лиза, дорогая, я тебе выплачу эти деньги. Понемногу. Верь мне. Ведь я же тебя... (Спохватившись) Ну не буду, не буду. Только ты верь мне, я тебе верну все.
      А р д а н о в а. Да ты не волнуйся. Сегодня твои именины, считай, что я тебе подарила эти деньги. Это мой подарок.
      А р д а н о в. Нет, Лизочка, милая, ты знаешь, что я никогда не соглашусь.
      А р д а н о в а. (Нетерпеливо.) Ну, хорошо, хорошо. Я пойду переоденусь, ведь сегодня гости. (Уходит).
      А р д а н о в. (Идет за ней) Дорогая. Я всегда знал, что ты святая, а я подлец. Если бы я этого не знал, то наверное не поступал бы так. Ах, я совсем не то говорю. Я так взволнован. (Уходит).
      С е р а ф и м а. (Заглядывает в комнату) Ну и слава те Господи. А то уж я совсем расстроилась. И вся дрожу, и вся дрожу. (Зовет) Лушка. Иди стол накрывать. (Поднимает шляпу с полу, обтирает рукавом и сдувает с нее пыль.) Как он шляпу-то швырнул, так у меня прямо в нутре что-то перевернулось. Верно становая жила лопнула. (Слушает шарманку, открывает окно и кричит) Пошел вон. Пошел вон. Чего с утра дудишь? Господа не любят. (Шарманка умолкает) И шарманки-то нынче не подумавши играют.
      Л у ш а (Входя) А как же вы, Серафима Ананьевна, говорили - ведь барыня-то вернулись.
      С е р а ф и м а. (Деланно равнодушным тоном) Ну что же, прогулялись и вернулись, не на улице же им ночевать. А ты бы поменьше разговаривала, лучше было бы.
      Л у ш а. Да разве я...
      С е р а ф и м а. Вот то-то и оно. Ты мне что тут давеча натурчала? Как бы я это господам доложила, так тебя бы в один секунд отсюда помелом вымели.
      Л у ш а. Ой да что вы, Серафима Ананьевна, да что же я говорила?
      С е р а ф и м а. Ладно, ладно. Передо мной хвостом лисить нечего. Все слышала, мать моя. Благодари Бога, что я слышала, а не кто другой. Что не доносчица я и не сплетница. Меня хоть на дыбу поднимай, уж слова из меня не вытрясешь. Уж, видно, порода такая у меня, не болтущая. Звонит кто-то, поди отвори (Луша уходит) О, Господи. И народ нынче пошел: плетут, плетут. Выдумать тоже на своих же, на господ. (Уходит. Входит Ворохлова, встревоженная, шляпка на боку, в рукаве носовой платок комочком)
      Л у ш а. Обождите, пожалуйста, я сейчас барыне доложу.
      В о р о х л о в а. Хорошо, хорошо, милая. Я обожду, обожду. Уж ты только доложи. Скажи на минутку, мол, просят, на однут только минутку. Глафира, мол, Петровна. (Луша уходит) О, Господи. (Вытирает комочком-платком глаза и нос)
      А р д а н о в а. (Входя) Глафира Петровна. Очень рада... Но что с вами.
      В о р о х л о в а. (Косится на уходящую Лушу, ждет, чтоб та ушла) Голубчик, Лизавета Алексеевна. Не сама я шла к вам, материнское сердце повело. Ухватило и повело. Милая Лизавета Алексеевна. (Вытирает глаза) Вы одна можете помочь.
      В о р о х л о в а. В чем дело, я рада всей душой. Глафира Петровна, успокойтесь... ради Бога. Что случилось?
      В о р о х л о в а. Беда, голубчик, беда. Вот зашла к вам узнать, может вы, что знаете. Ведь Илюшечка-то все к вам бегал книжки читать. Так может он вам что и сказал? А? Не говорил ли чего?
      А р д а н о в а. Ничего не говорил. Я даже не понимаю, про что вы.
      В о р о х л о в а. (Оглядывается) Только вы никому... мой-то убьет, если узнает. Не велел никому говорить... Илюшечка ведь ушел. На рассвете ушел. Палочку взял да котомочку и пошел, и где искать-то его, не знаю.
      А р д а н о в а. Господи. Да он может быть вернется еще?
      В о р о х л о в а. Нет, милая, нет, хорошая. Уж когда они этак уходят, они домой не возвращаются. Я думала, может быть, он вам что говорил, а вот и вы ничего не знаете.
      А р д а н о в а. К сожалению, ничего не знаю. Это и для меня совсем неожиданно.
      В о р о х л о в а. (Вытирая глаза) Илюшечка. Кровинушка моя. Младшенький мой. Мизинчик мой маленький. До того мне жалко его, что и сказать вам не могу, выразить не умею. Все надеялась, хоть и видела, что к тому идет, а все, глупая, надеялась, что образумится, отойдет, к делу приглядится и приспособится. А вот оно, что. Илюшечка. (Плачет) Кровинушка моя. Нет, не вернется он.
      А р д а н о в а. Глафира Петровна. Голубчик, не плачьте вы так.
      В о р о х л о в а. (Вытирая глаза) Милая вы моя. Только ради Бога, вы никому. Я ведь и из дому потихоньку ушла, сам-то строго-настрого наказал молчать. Стыдится, верно, людей-то. Что же тут поделаешь. Конечно, ему тоже нелегко.
      А р д а н о в а. Я никому не скажу, Глафира Петровна. Можете быть спокойны.
      В о р о х л о в а. Вот крутили, крутили чего-то всю жизнь. Дома строили, деньги копили, я варенье варила - и для кого это все. Все, прости господи, лысому бесу... (Задумывается) Правду Илья Иваныч говорит, что прынт, али как там, так уж ничего против него не поделаешь. (Вставая) Простите, милая, голубушка, что я к вам так ввалилась. Я думала, что вы что-нибудь знаете. (Вздохнув) Ну да, видно, так Бог решил. (Целует Арданову) Простите, милая. (Идет к двери и вдруг останавливается) А вот еще хотела вас попросить, если к вам еще эта баба с морошкой придет, так велите своим прислугам, пусть они ко мне пришлют. У меня что-то нынче мало морошки наварено. Уж простите меня, что я своими заботами... Сердце-то материнское. (Уходит. Арданова за ней. Входит Серафима и Луша. Несут посуду в столовую).
      С е р а ф и м а. Тихонько, тихонько, не разбей (Роняет чашку). Ах ты, Господи, наказание. Ведь, говорю - осторожно - нет лупит как угорелая. Ушла эта ворона-то? Сын у нее из дому удрал. Бродяжить пошел. Хи-хи-хи. Ох, умора с ними. Я и то за ним примечала уж, думаю, непременно, что он лыжи навострит.
      Л у ш а. А откуда же вы знаете, что он ушел?
      С е р а ф и м а. Я там в комнате убирала, уши ведь не заткнешь, коль она на весь дом раззвонилась. (Передразнивая) Ах, ах материнское сердце. Нет, коли у тебя материнское сердце, так ты должна сына на цепь посадить. А уж теперь поздно. А давно я за ним примечала. Книжки все барыне читать носил. Дураку книжки читать только вред. Дурак книжку почитает, да пойдет отца и зарежет.
      Л у ш а. А как же я - то и дура, и книжки читаю, все Бог миловал.
      С е р а ф и м а. До поры, до времени, матушка, все до поры до времени. А то другие начитаются, так и с ума сходят. Вот в нашем городе, дьячек зачитался, так сам себя искусал. Так и помер. От собственного искушания помер. Видно ядовитый стал. Что смеху-то было. (Звонит телефон. Серафима в телефон) Слушаю-с. Квартира Ардановых. Все благополучно. Дома. И барыня дома. Как же, принимают, гостей ждем. А как прикажете сказать... Ишь ты и трубку повесил. (Проходит Арданов).
      А р д а н о в. Где барыня?
      А р д а н о в а. Они, кажется, к себе пошли. (Арданов уходит).
      С е р а ф и м а. Ну, неси посуду-то. Трещишь, трещишь, у меня от твоей трескотни в голове гудит. (Луша уходит. Звонит телефон. В телефон) Слушаюсь, да. Ардановых. Дома, дома. Барыня? Нет, никуда не уезжали. А как прикажете... Тьфу, ты пропасть. И чего они привязались - куда барыня уехала. Никуда не уехала... Из чего люди бесятся. (Уходит. Входят оба Ардановых.)
      А р д а н о в. А зачем к тебе Глафира приезжала?
      А р д а н о в а. Илюшечка ушел.
      А р д а н о в. Куда ушел?
      А р д а н о в а. Просто так, бродяжить. Это у них в крови.
      А р д а н о в. Вот идиот. Миллионер, а бродяжничает. Правду исправник Ворохлову говорил, что всех их пороть надо.
      Л у ш а. (Входя) Там гости пришли. (Арданова уходит, возвращается с Полиной, Клеопатрой и Иван Андреичем.)
      П о л и н а. (Арданову) И желаю вам бесконечное количество роз без шипов. Чтобы вся ваша жизнь благоухала розами. Чтобы были все только одни розы.
      А р д а н о в. Одни розы? Ну, это пожалуй, надоест. Как вы думаете, К л е о п а т р а Федотовна?
      К л е о п а т р а. Ну нам с вами, пожалуй надоест. А Полина Григорьевна у нас натура возвышенная, она и стихи пишет и рисует прелестно.
      П о л и н а. Ах, что за пустяки. Так только для себя немножко. Хотя многие уверяют, что у меня талант к живописи. Вот земский начальник Рукомоев, тот уверял, что мне непременно нужно ехать за границу, брать уроки живописи. Но я не хочу, я вовсе не считаю, что у меня уж такой необычайный талант. Вот танцам я бы хотела учиться по системе Делькроза.