Рождество Адриана Моула

Декабрь 1984 г.

С Рождеством творится что-то дико непонятное. Оно стало совсем не таким, каким было в детстве. Откровенно говоря, я до сих пор не оправился от потрясения, которое испытал, когда узнал, что Санта-Клауса не существует и что родители из года в год мне врали.

В одиннадцать лет Санта-Клаус был для меня немножко как Бог, всевидящий и всезнающий, но без этих поганых штучек, на которые горазд Господь, — землетрясений, голодного мора, автомобильных катастроф. Помню, лежал я в кровати под одеялом (и одеял-то таких больше нет, теперь мы спим под импортными стегаными), мое сердце громко стучало, а ладони потели в предвкушении девственного «Бино». Я представлял, как большой веселый Санта-Клаус, сидя на небесных санках, заглядывает в наш тупик и говорит эльфам: «В этом году подарите Адриану Моулу что-нибудь поприличнее. Он хороший парень. Никогда не забывает опустить крышку на унитаз…» Ах, эта детская наивность!

Увы, теперь, в зрелом возрасте (мне шестнадцать лет, восемь месяцев, двадцать два дня, пять часов и шесть минут), я знаю, что в данный момент мои родители, как и прочие одуревшие потребители, бегают по центральному универмагу, выпучив глаза и поминутно спрашивая друг друга: «Что купить Адриану?» Стоит ли удивляться, что Сочельник больше не приводит меня в трепет?

2.15 утра. Только что вернулись со всенощной. Как всегда, еле высидели. И часа не прошло, как муниципальный хор юных жен запел рождественские гимны, а мама уже начала дергаться.

— Мне надо срочно домой, — шептала она, — а то эта чертова индейка до утра не разморозится.

И в который раз интермедия о рождении Христа была испорчена живым осликом. Животное совершенно не умеет себя вести на публике и вечно делает не то, что требуется по сценарию. Так зачем викарий каждый год тащит его в церковь? Ладно, шурин викария держит ослиный приют, но мы-то тут при чем?

Если честно, всенощная получилась жутко трогательной. Даже я это признаю, законченный экзистенциальный нигилист.

Неплохой набор подарков, учитывая то обстоятельство, что отец попал под сокращение. Мне подарили серый кардиган на молнии, какой я и просил.

— Если хочешь походить на шестнадцатилетнего святошу, — сказала мама, — тогда напяливай эту штуковину и вперед!

Оксфордский словарь поможет развить мой литературный дар. Но самый лучший подарок — электрическая бритва. У меня уже три бритвы. Ноги у меня до сих пор лысые, как бильярдные шары. Надо бы подарить такую Леону Бриттену. Неприлично, когда британский министр выглядит словно гангстер, проведший ночь в КПЗ нью-йоркской полиции.

Жуткие Сагдены, мамины кровосмесительные родственнички из Норфолка, заявились в 11.30 утра. Вытащил родителей из постели и удалился к себе читать «Бино». Возможно, я стал чересчур трезвомыслящим, а также всесторонне начитанным, но журнал меня разочаровал: юмор какой-то детский.

В гостиную я спустился точно к рождественскому обеду — и напоролся на Сагденов. Пришлось из вежливости с ними поговорить. Они в мельчайших и зануднейших подробностях расписали жизненный цикл картофеля сорта «Король Эдуард» от пробирки до сковородки. А мой рассказ о норвежской кожевенной промышленности их ни капли не заинтересовал. Вид у них был скучающий. И почему все мои родственники — убогие обыватели! С обедом мать, как обычно, припозднилась. Ну никак она не научится правильно координировать кулинарный процесс! Соус у нее всегда готов задолго до того, как подрумянится картошка. Я направился на кухню, чтобы дать ей добрый совет, но мать, стоя над дымящимися кастрюлями, завопила: «Вали отсюда!» В конце концов обед получился довольно вкусным, но остроумная беседа за столом так и не завязалась, никто не рассказал ни одного по-настоящему смешного анекдота. Откровенно говоря, я бы с удовольствием отобедал на Рождество с Бенни Хиллом. Повезло его родне, они, наверное, животы надорвали от смеха.

Сагдены не одобряют пьянство, поэтому каждый раз, когда мои родители всего лишь бросали взгляд на бутылку, Сагдены поджимали губы и отхлебывали чаю. (Да, и то, и другое можно делать одновременно — я видел собственными глазами!) После обеда играли в карты — бессмысленное времяпрепровождение. Дедушка Сагден обыграл отца на четыре тысячи фунтов. Над отцом подшучивали, предлагая ему написать долговую расписку, но отец сказал мне по секрету на кухне: «Не дождутся! Ничего подписывать не буду! Иначе пикнуть не успею, как старый хрыч потащит меня в суд».

Сагдены легли спать рано на наших ржавых раскладушках. Они уезжают в Норфолк на рассвете; опасаются, как бы воры их картошку не выкопали. Теперь я понимаю, почему моя мать выросла капризной, своевольной и склонной к алкоголизму. В такой форме у нее выразился протест против дебильного воспитания на картофельных плантациях Норфолка.

На рассвете меня разбудило тарахтенье ржавого «форда-эскорта» дедушки Сагдена, машина отказывалась заводиться. Наверное, надо было выйти и подтолкнуть развалюху, но бабушка Сагден, похоже, и одна отлично справилась. Еще бы, накачала мускулатуру, столько лет таская мешки с картошкой! Родители благоразумно притворились спящими, но я-то знаю, что они не спали, потому что слышал грубый смех, доносившийся из их комнаты, а когда двигатель Сагденов ожил и «форд» наконец-то выехал из нашего тупика, я отчетливо услыхал, как вылетела пробка из бутылки шампанского и звон бокалов. Не говоря уж о громких возгласах «С праздником!»

Я опять заснул, но пес в половине десятого принялся лизать мне лицо. Повел его гулять мимо дома Пандоры. «Вольво» ее отца не было во дворе; значит, они все еще гостят у своих богатеньких родственников. По дороге встретил Барри Кента, он пинал мяч об стену дома для престарелых. Барри пребывал в благодушном настроении, что с ним редко случается, и я остановился поболтать. Он спросил, что мне подарили на Рождество. Я рассказал и спросил о его подарках. Он смутился:

— Так, ерунду всякую. Отец ведь потерял работу в этом году.

Я поинтересовался почему.

— Не знаю, — ответил Барри. — Папаша говорит, что работы его лишила миссис Тэтчер.

— Что, самолично? — удивился я.

Барри пожал плечами:

— Ну, папаша так считает.

Он пригласил меня в гости на чашку чая, и я принял приглашение, чтобы показать, что не держу на него зла за то время, когда он угрожал мне, вымогая деньги. Снаружи муниципальное жилье Кентов выглядит мрачно (Барри сказал, что муниципалитет уже лет сто обещает починить ограду, двери и окна), но внутри все оказалось просто волшебно. Повсюду висели бумажные гирлянды, они почти полностью скрывали трещины на стенах и потолке. Мистер Кент нашел в Центре досуга еловую ветку, выкрасил ее белой сверкающей краской и поставил в банку. По-моему, эта ветка с успехом заменила рождественскую елку, но миссис Кент уныло сказала:

— Нет, это не одно и то же, особенно когда обходишься веткой только потому, что не можешь себе позволить настоящую искусственную елку.

Я хотел возразить, мол, их импровизированная елка — настоящий хай-тек, самый авангардный стиль, но промолчал.

Спросил у маленьких Кентов, что им подарили. Они ответили: «Обувку». Пришлось расхваливать их ботинки. А куда было деваться? Они совали их мне под нос. Миссис Кент рассмеялась:

— А мы с мистером Кентом подарили друг другу по пачке курева!

Ты знаешь, дорогой дневник, сколь неодобрительно я отношусь к курению, но желание Кентов хоть немного порадовать себя на Рождество было мне понятно, поэтому я не стал читать им лекцию о вреде табака.

Больше мне не хотелось их ни о чем расспрашивать. Угощение — пирожки с мясом — я вежливо отклонил… С того места, где я сидел, была хорошо видна их пустая кладовая.

По дороге домой я ломал голову над вопросом: на какие шиши мои родители купили нормальные рождественские подарки? Ведь и мой отец, и мистер Кент, оба стали невинными жертвами роботизированной цивилизации, которая людям предпочитает машины.

Войдя домой через черный ход, я узнал ответ на свой вопрос.

— Но, Полин, где, черт побери, я возьму денег на первичный взнос? — спрашивал отец.

— Придется что-нибудь продать, Джордж, — отвечала мать. — Кровь из носу, но у нас должна быть хотя бы одна кредитная карточка, потому что на пособие по безработице и социальные выплаты не прожить!

Выходит, наше рождественское изобилие — одна видимость. Мы получили его в кредит.

Днем по случаю Дня коробочек отправились к бабушке на чай с бисквитом. Прихлебывая и чавкая, она горько жаловалась на Рождество, проведенное в клубе «Вечно молодых»:

— Знала ведь, что не надо туда ходить. Этот вонючий коммуняка, Берт Бакстер, слопал коробку конфет с ликером, окосел и запел похабные песни на мотив рождественских гимнов!

— Пришла бы к нам, я же тебя приглашал, — вставил отец.

— Ты приглашал меня всего один раз, и к тому же у вас были Сагдены.

Последняя фраза обидела маму. Она сама без продыху поливает свою родню, но терпеть не может, когда это делают другие. Чаепитие закончилось катастрофой: я разбил древнюю тарелку с синим китайским узором. Знаю, бабушка любит меня, но должен заметить, что в тот момент она смотрела на меня так, словно убить хотела.

— Вам не понять, что эта тарелка значила для меня! — причитала она.

Я стал было собирать осколки, но она оттолкнула меня ручкой швабры. Отправился в ванную, чтобы успокоиться. Через двадцать минут мама принялась колотить в дверь:

— Вылезай, Адриан, мы уходим! Бабушка только что заявила папе, что он сам виноват в том, что его сократили.

В гостиной угрюмо молчали отец и бабушка, тишина стояла страшнее, чем на кладбище.

Когда мы проезжали мимо дома Пандоры, я заметил, что на их елке в саду горят лампочки. Попросил меня высадить. Пандора поначалу безумно обрадовалась, увидев меня. Вовсю восторгалась моим подарком — увесистым золотым браслетом от «Теско» за 2 фунта 49 пенсов. Но постепенно она успокоилась и принялась рассказывать о том, как провела Рождество. При этом через слово поминала парня по имени Криспин Уартог-Лоундс. Вроде бы он классный гребец, катал Пандору по озеру, цитируя при этом Перси Биш Шелли[2]. А над озером, по словам Пандоры, стоял туман. Я молча и дико ревновал, представляя, как макну Криспина Уартога-Лоундса головой в воду и не отпущу, пока из его башки не выветрится и Пандора, и Рождество, и Шелли. Спать лег в час ночи, совершенно вымотанный пережитым за день. Откровенно говоря, когда я лежал в темноте, у меня по щекам текли слезы, причем поток усиливался, когда я вспоминал о пустой кладовой Кентов.

1 января 1985 г.

От Хэмиша Манчини,

196, Вест-Хьюстон-стрит,

г. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.

Привет, Айди!

Как ты там, чувак?.. Как прыщи, твоя физиономия все еще напоминает поверхность Луны? Да ты не переживай, я знаю средство. На ночь натри морду лягушачьим трупом. У вас в Англии лягушки водятся? А у твоей матери есть смеситель для коктейлей? Тогда вот что надо сделать:

1) найди дохлую лягушку;

2) засунь ее в смеситель (противно, но смотреть на это не обязательно);

3) жми на кнопку тридцать секунд (слушать тоже не обязательно);

4) полученное месиво опрокинь в банку;

5) вымой смеситель (хотя это по желанию);

6) перед самым сном (сначала почисть зубы) нанеси получившееся месиво на кожу.

Классное средство! Теперь моя рожа гладкая, как задница младенца. Слушай, а дневники твои мне понравились, даже несмотря на кое-какие нелестные замечания в мой адрес. Знаешь, я тебя прощаю, ведь ты, когда всю эту муру писал, был точно не в себе. Но у меня возникли вопросы.

1. Кто такой Малкольм Маггеридж?

2. «Морнинг стар» — это газета коммуняк?

3. Где находится Скегнесс?

4. Детское пособие — это что, разновидность благотворительной помощи?

5. Кто такой Кевин Киган?

6. И что такое «Барклайз»?

7. Из чего сделаны йоркширские пудинги?

8. Сколько будет в долларах 25 пенсов?

9. Батончик «Марса», это сладость?

10. Похоже, я догадываюсь, о чем пишут в журнале «Большие и прыгучие», но не мог бы ты рассказать поподробнее , а, чувак?

11. «Вечно молодые»? Объясни, пожалуйста.

12. Социальная служба?

13. Ты купил матери «Черную магию». Она что, ведьма?

14. Где находится Шеффилд?

15. Радио-4 — местная станция?

16. Стукач — это дятел?

17. А Простофиля — это такой придурок, который ездит на малолитражной машине?

18. Сэр Эдмунд Хилари, он твой родственник?

19. Альма Коган — певица?

20. Ты пьешь витаминизированные напитки. Зачем? Для балдежа?

21. Кто такой Ноэль Ковард или кем он был?

22. Кто такой Тони Бенн?

23. «Арчеры»[3] — это радиосериал про Робин Гуда?

24. Ели чапати? Разве чапати не означает «шляпа» по-французски?

25. Что такое раста?

Отвечай как можно скорее.

Твой верный кореш

Хэмиш.

P.S. Мамуля в клинике Бетти Форд[4]. Идет на поправку; ей вылечили все, кроме клептомании.

Лестер,

1 февраля 1985 г.

Дорогой Хэмиш,

Cпасибо за длинное письмо, но, пожалуйста, в следующий раз наклеивай марки на конверт. Ты богатый, а я бедный и не могу субсидировать твои каракули. Ты задолжал мне двадцать шесть пенсов. Пожалуйста, вышли деньги немедленно.

Мое отчаяние по поводу некоторых шероховатостей на коже не настолько велико, чтобы прибегнуть к пюре из дохлой лягушатины. Откровенно говоря, Хэмиш, твой совет поверг меня в глубочайшее возмущение и отвращение. К тому же у моей матери все равно нет смесителя для коктейлей. Она давно перестала готовить. Мы с отцом добываем себе пропитание сами, как можем. Рад, что мой дневник доставил тебе удовольствие, даже невзирая на то, что многие реалии тебе незнакомы. Я составил небольшой словарик, дабы расширить горизонты твоих знаний.

1. Малкольм Маггеридж — старый интеллектуал, его все время показывают по телику. Немножко похож на Гора Видала[5], только морщин у него побольше.

2. Да, «Морнинг стар» — газета коммунистов.

3. Скегнесс — пролетарский морской курорт.

4. Детское пособие — это очень маленькая сумма, выплачиваемая государством родителям всех детей.

5. Кевин Киган — гениальный футболист, сейчас он на пенсии.

6. «Барклайз» — пластиковая кредитная карта.

7. Йоркширский пудинг — это обычный пудинг плюс сосиска.

8. Сам сосчитай.

9. Да, батончик «Марса» — сладость, и весьма питательная.

10. Номер «Больших и прыгучих» я уже тебе выслал. Спрячь его от мамули.

11. «Вечно молодые» — клуб для тех, кому за 65.

12. Социальная служба — государственная фирма, которая помогает неудачникам, невезучим и прочим беднякам.

13. «Черная магия» — горький шоколад.

14. Найди Шеффилд на карте.

15. Радио-4 — канал на Би-би-си, который приобщает массы радиослушателей к новостям, культуре и искусству.

16. Стукач — грязная сволочь, он информирует полицию о преступной деятельности своих ближних.

17. Простофиля — выдуманный персонаж из детских книжек. Я его ненавижу.

18. Сэр Эдмунд Хилари — это тот парень, что первым забрался на Эверест.

19. Альма Коган — певица, увы, уже покойная.

20. От витаминизированных напитков не балдеют. Их прописывают инвалидам.

21. Ноэль Ковард — острослов, певец, драматург, актер, сочинитель песен. Спроси свою мать, она, возможно, его знала.

22. Тони Бенн — бывший аристократ, а ныне ярый социалист.

23. «Арчеры» — сериал на радио про обитателей английской деревни.

24. Чапати — это не французская шляпа, это плоский индийский хлеб!

25. Раста принадлежат к религии растафари. Они обычно черные. Заплетают волосы в косички и курят травку, что противозаконно. И очень замысловато здороваются.

Послушай, Хэмиш, мое терпение уже на пределе. Если ты чего-нибудь еще не понял, загляни в справочник. Или спроси свою мамулю или какого-нибудь прохожего англофила на улице. И пожалуйста — очень тебя прошу! — пришли мои дневники. Вдруг они попадут во враждебные, а то и загребущие руки! Это будет ужасно. Я опасаюсь шантажа, ведь, как тебе известно, в дневниках полно секса и жареных фактов. Пожалуйста, ради нашей давней дружбы, верни дневники!

Остаюсь твоим верным, покорным и преданным слугой и другом,

А. Моул.

Лестер,

14 февраля.

Дорогой мистер Тайдман,

Посылаю, как Вы и просили, мое последнее стихотворение. Пожалуйста, напишите немедленно, прозвучит ли вышеупомянутое стихотворение в эфире. У нас отключен телефон (опять).

Сэр, остаюсь вашим покорнейшим и преданнейшим слугой,

А. Моул.

Я хотел бы поблагодарить Би-би-си за приглашение выступить на Радио-4. Давно пора двигать культуру в массы и по утрам тоже. Но прежде чем начать, я хотел бы воспользоваться возможностью и сообщить родителям, что добрался благополучно.

Привет, мама! Привет, папа! Доехал нормально. Второй класс поезда был битком набит, я пошел в первый, нашел свободное место и прикинулся сумасшедшим. К счастью, у контролера в семье тоже есть душевнобольной, поэтому он отнесся ко мне сочувственно и пересадил на табуретку в купе для проводников. Как вам известно, в обычной жизни я интроверт, так что жутко вымотался, прикидываясь душевнобольным экстравертом в течение целого часа и двадцати минут. И страшно обрадовался, когда поезд на всех парах въехал в монолитную пещеру вокзала Сент-Панкрасс. Если честно, папа, никаких паров не было; как ты знаешь, их давно отменили, от них осталось лишь одно эротическое воспоминание в головах обкуренных вокзальных завсегдатаев.

Ну да ладно… Я взял такси, как вы велели, такое черное, с высокой крышей. Сел и бросил:

— Отвезите меня на Би-би-си.

— На которое Би-би-си? — спрашивает шофер.

Тон у него был довольно гнусный. Я едва не ляпнул: «Не нравится мне твой разговор, парень», но прикусил язык и пояснил:

— Я выступаю сегодня на Радио-4.

— Хорошо, что не по ящику, — с такой-то рожей, — буркнул водитель.

Он, очевидно, намекал на кусочки зеленой туалетной бумаги, которыми я заклеил порезы после бритья. Я не нашелся что ответить на это чудовищно бестактное замечание и потому промолчал, уставившись на счетчик, как вы велели. Ты не поверишь, мама, но поездка обошлась мне в два фунта и сорок пять пенсов!.. Нет, я, конечно, понимаю, но… это невероятно, правда? Два фунта и сорок пять пенсов! Я дал шоферу две фунтовые бумажки и пятьдесят пенсов монетой и сказал, что сдачи не надо. Не стану повторять, что он мне ответил, потому что это все-таки Радио-4, а не какая-нибудь ночная радиостанция для бродяг. Шофер швырнул пять пенсов в водосток и рванул с места, выкрикивая грязные ругательства. Я шарил в водостоке черт знает сколько времени, но, к нашей общей радости, нашел-таки пятипенсовик.

Тип в генеральской форме преградил мне путь под священные своды Центра радиовещания и спросил:

— А ты кто такой, милок?

Я отвечал холодно (на его тон мне тоже было плевать):

— Меня зовут Адриан Моул, я — автор дневников и юноша-философ.

Он обратился к другому генералу… вот сейчас мне пришло в голову, что тот, второй, был, наверное, генерал-аншефом , потому что вид у него был очень благородный, хотя и потертый. Так вот, первый генерал крикнул:

— Посмотри-ка в списке фамилию Моул!

Второй генерал ответил вежливо и культурно (как и подобает шефу ):

— Да, есть в списке Моул… Студия Б-198.

И не успел я оглянуться, как у моего локтя возник сморщенный старичок и направил меня к лифту, роскошному, как дворец. Потом, когда мы вышли из лифта — а лифт, между прочим, в два раза больше моей спальни, — старичок повел меня по извилистым и запутанным коридорам. Это напомнило мне Министерство Правды из книги Джорджа Оруэлла «1984». Неудивительно, что диск-жокеи все время опаздывают на работу.

Наконец, измученные и задыхающиеся, мы оказались у двери студии Б-198. Я немного беспокоился о пожилом провожатом. Откровенно говоря, я боялся, что мне придется делать ему искусственное дыхание, настолько он ослабел. Думается, Би-би-си обязано снабдить каждый этаж кислородной подушкой для нужд своих престарелых сотрудников, и квалифицированная сиделка тоже бы не помешала. В конечном счете они на этом сэкономят: не придется постоянно искать замену работникам и собирать деньги на венки и прочее… В общем, добрался я сюда нормально, о чем я и хотел вам доложить. Ой, а вы знаете, тот парень с Би-би-си, с которым я переписывался, продюсер Джон Тайдман, так вот, он весь в перхоти! Значит, он действительно писатель — у него борода и очки в тяжелой роговой оправе. Какие еще нужны доказательства?.. Пожалуй, родители, я с вами закончу, а то Джон делает мне непристойные знаки через стекло… А я-то думал, на Би-би-си работают исключительно воспитанные люди!

Ох, чуть не забыл! Вы отправили пучеглазому Скратону объяснительную записку про то, как меня свалил с ног неопознанный вирус? Если нет, то, послушав передачу, немедленно отнесите ее в школу. Заранее спасибо. Вы же знаете, он не отпустил меня сегодня с уроков. Вот сволочь, а? Как можно одного из самых продвинутых школьных нтеллектуалов лишать возможности высказать свое мнение об искусстве и культуре на Би-би-си! Папа, обязательно сделай на конверте пометку «Директору лично», ладно? И не забудь, как в прошлый раз, приписать: «Пучеглазому Скратону».

Что ж, пора начинать… Где-то у меня был конспект моего выступления… (Пауза… шелест бумаги …) О черт… Я оставил его в такси!.. Но это даже к лучшему, потому что мне отлично удаются неподготовленные речи, так сказать, по поводу и без повода… Итак, искусство и культура. Важны ли они?

Э-э… хм… думаю, что важны. Да что там, они дико важны. Без искусства и культуры мы опустимся на уровень животных, бесцельно убивающих время, таскаясь по помойкам и ввязываясь в драки. Людей, что не допускают искусство и культуру в свою жизнь, видно с первого взгляда. Они бледны, оттого что много смотрят телевизор, а их беседе не хватает… как бы это сказать… капельки «Шанели» , если, конечно, они не французы. Бескультурные люди постоянно обсуждают цены на картошку, выясняют, почему бутерброд всегда падает маслом вниз, и вообще несут всякую пошлятину. Вы не услышите от них имен Ван-Гога, Рембрандта, Бэкона (я имею в виду скандально известного художника Фрэнсиса Бэкона, а не свиной бекон, и не датскую ветчину, и не… короче, не то, что едят). Нет, эти имена — пустой звук для бескультурных людей, они никогда не совершат паломничества в Лувр, чтобы увидеть «Мону Лизу» Микеланджело. И не обалдеют от оперы Брамса. Они заполняют свои дни фривольными вольностями и в конце концов умирают, так и не отведав сладкой амброзии культуры.

Посему я считаю своим долгом привносить художество во все, что я делаю или говорю. Встречая узколобых людей, я намеренно завожу с ними философскую беседу. Я спрашиваю их: «Зачем мы здесь?» Часто они норовят отшутиться. Например, на прошлой неделе я задал этот вопрос одному убогому рыночному торговцу и он ответил: «Не знаю, зачем ты сюда приперся, парень, а я здесь, чтобы толкнуть морковку».

Такие люди достойны жалости. Мы, обладатели высокоразвитого интеллекта, не должны судить их слишком строго, но мягко направлять в театры вместо тотализаторной, в художественные галереи вместо залов с игровыми автоматами, в поэтические кружки вместо дискотек. Знаю, найдутся циники, которые скажут: «Англией правят жалкие обыватели, так чего же вы хотите от простых людей?» Я соглашусь с этими циниками по первому пункту: верно, в данный момент нами правят обыватели — и тут самое время рассказать о новой авангардной политической партии, которую я лично основал. Она называется Движение Моула. Пока нас мало, но настанет день, когда наше влияние будет ощущаться по всей стране. Кто знает, возможно, со временем наша партия придет к власти. А я окажусь во главе правительства. Неужели это так уж невероятно? А по-моему, отчего бы мне не стать премьер-министром? Ведь была же миссис Тэтчер когда-то простой домохозяйкой и матерью. Если она смогла, почему я не смогу?

Движение Моула было основано сразу после Дня коробочек 1984 году. Ну вы знаете, что такое День коробочек. Подарки уже рассмотрены, все белое мясо с индейки съедено, а полоумные родственники все бубнят и бубнят про завещание тети Этель и про Нормана, который никак не заслуживает паршивых старинных часов. Короче, всюду царит ennui (между прочим, ennui в переводе с французского означает такую тоску, от которой одуреть можно). Да, тоска пропитала весь дом, как застарелый запах окурков. Так вот, на следующий день моя подруга, Пандора Брейтуэйт, зашла ко мне, чтобы с некоторым опозданием отдать рождественский подарок. Рождество она с родителями праздновала в гостях, ибо миссис Брейтуэйт заявила, что, если ей еще раз придется ковыряться в заднице индейки, им всем не поздоровится.

Итак, я подарил Пандоре глиняную пепельницу в форме рыбки, которую сделал на уроке труда (хотя накануне уже вручил ей массивный золотой браслет за 2 фунта 49 пенсов), а она мне — ваучер в «Маркс и Спенсер», чтобы я мог купить новых трусов. Синтетика горит на моих… да… В общем мы поблагодарили друг друга, а потом минут пять целовались. Я не хотел увлекаться, иначе мы бы кончили родителями-одиночками… только не в выпускном классе школы! Это было бы несправедливо по отношению к ребенку — мы оба учимся, а его куда девать?.. Э-э… так о чем я, собственно?.. Вспомнил. Когда мы прекратили целоваться, я заговорил о моих жизненных устремлениях и планах. Пандора, закурив вонючую французскую сигаретку, слушала меня серьезно и внимательно. Я произнес пламенную речь о красоте и изяществе, которых нам стало особенно не хватать после того, как отменили половину поездов из экономии. Обрушился на многоквартирные башни и центры досуга и закончил словами: «Пандора, любовь моя, ты поможешь мне в деле всей моей жизни?» Пандора блаженно потянулась, лежа на моей кровати, и ответила: "Ты еще не сказал, в чем состоит дело всей твоей жизни, chеri[6]".

Я склонился над ней и произнес: «Пандора, я хочу посвятить свою жизнь победе красоты над уродством, правды над ложью и справедливости над богачами, загребающими все денежки себе в карман». Пандора бросилась в ванную, где ее вырвало, столь сильный эффект произвела моя речь. Откровенно говоря, у меня у самого немного увлажнились глаза. Пока Пандору рвало, я разглядывал свое лицо в зеркале гардероба и заметил явные перемены. Там, где когда-то мелькала неуверенность юноши, ныне просвечивала бычья твердость зрелого мужчины. Пандора вышла из ванной.

— Господи, дорогой, и что с тобой будет, ума не приложу! — покачала она головой.

Я сжал ее в объятиях и заверил, что со мной все будет в порядке:

— Путь мой, возможно, каменист, но я пройду его босиком, если понадобится.

Нашу глубоко символичную беседу прервала моя мать банальным вопросом, сколько ложек сахара положить Пандоре в какао. Когда мама потопала вниз по лестнице, я воскликнул в отчаянии, обращаясь к возлюбленной:

— О, спаси меня от мелких буржуа с их пошлым беспокойством о еде и напитках!

Мы попытались продолжить беседу, но нас опять прервали: теперь мой отец принялся издавать отвратительные рыгающие звуки в ванной. Он такой неотесанный!.. Не может умыться без того, чтобы не вызвать в памяти двух кабанов, спаривающихся в дождевой луже. И как так получилось, что я оказался плодом его чресел, просто уму непостижимо! Если честно, иногда я думаю, что я плод вовсе не его чресел. Когда-то моя мать близко дружила с одним поэтом. Он не зарабатывал поэзией на жизнь; днем он разводил личинок мух, а по ночам, заперев личинок в сарае, клал перед собой стопку дешевой бумаги и писал стихи. И очень неплохие, одно из них даже напечатали в местной газете. Мама вырезала это стихотворение и хранит его до сих пор… разве это не знак любви? Когда мама вернулась с какао, я стал расспрашивать ее об этом личинковом поэте.

— А, Эрни Крэбтри? — с притворной небрежностью произнесла она, будто и думать о нем забыла.

— Точно, — подтвердил я и продолжил с сильным нажимом: — Кажется, у меня с ним много общего, а?.. Поэзия, например.

— Между вами нет ничего общего, — возразила моя мать. — Он был умным, веселым, плевал на условности и смешил меня. К тому же он был метр восемьдесят ростом и неотразимым красавцем.

— Почему же ты не вышла за него? — удивился я.

Мама вздохнула и опустилась на кровать рядом с Пандорой.

— Да потому что я терпеть не могла личинок. В конце концов я поставила ему ультиматум: «Эрни, либо я, либо личинки. Ты должен сделать выбор». И он выбрал личинок.

Губы у нее задрожали, посему я вышел из комнаты и столкнулся на лестничной площадке с отцом. К тому моменту мое намерение прояснить собственную родословную только укрепилось, и я завел с отцом разговор об Эрни Крэбтри.