Глава восьмая

Джек предусмотрительно набил карманы гостиничными салфетками пастельных тонов, но вскоре понял, что следовало захватить коробку. Слезы из премьер-министра лились, как из прорванной плотины. Его плач был средиземноморским — громким, с открытым ртом. Другие посетители кладбища украдкой косились на них и спешили пройти мимо, к своим могилам. Звуки открытой скорби редко нарушали тишину на этом кладбище, осененном вековыми соснами.

Утром в цветочном магазине премьер-министр прослезился, когда продавщица спросила, кому он покупает цветы.

— Маме, — ответил он.

Продавщица высказала соображение, что пожилым дамам больше нравятся традиционные букеты, а не современная икебана из колючек.

— Моя мать не пожилая, ей всего тридцать семь, — возмутился премьер-министр.

Продавщица отпрянула, предоставив высокому молчаливому мужчине утешать странную блондинку, и принялась ворошить в оцинкованном ведре веточки вербы. Она привыкла к людским срывам и истерикам — иногда ей даже казалось, что на курсах декоративного цветоводства не мешает преподавать психологическую помощь. Цветочница потеряла счет бракам, которые спасла: она всегда уделяла особое внимание букетам, в которые вкладывала карточку с простым словом «извини». В магазине ей случалось и поплакать с людьми по их недавно усопшим. Детские букеты всегда были самым сложным делом — вовсе не просто правильно приделать глазки на венок в форме плюшевого мишки. А свадьбы! Сколько с ними хлопот! Как часто нынче невесты в последний момент идут на попятный. И она их не винит. Зачем молодой женщине на всю жизнь эта обуза — мужчина, — когда можно чуть ли не купить младенца из пробирки, если уж очень приспичит?

— Может, в таком случае, весенний букет? — спросила цветочница, заметив, что клиентка в солнечных очках нюхает полное ведерко синих гиацинтов.

Джек предположил, что хорошо бы добавить несколько прутиков вербы, и втроем они соорудили большой пахучий букет.

По могильным камням катался мужчина на газонокосилке. Джек подумал, не потому ли в здешних краях на могилах пет надгробий — проще ездить, — или таков местный обычай?

Длинная черная юбка премьер-министра развевалась на ветру, который дул с далекого моря.

— Я поступил в Амплфорт[40], мама, — докладывал он над могилой. — Стал юристом, а теперь я премьер-министр. Так что спасибо за… так сказать, за хорошее начало. Я с радостью вспоминаю те годы, когда ты была моей мамой.

Мужчина на маленькой газонокосилке прибавил обороты двигателя, поглядывая на высокую траву вокруг могилы Хезер Клэр. Джек ласково увлек премьер-министра прочь — прежде чем тот опять заговорил с покойной матерью. Такое даже в кино и то неприятно наблюдать. Они зашагали слегка под уклон к выходу.

— Что ж, могилка в хорошем месте, сэр, — сказал Джек.

Они остановились у объявления «Жалобы и просьбы о содержании могил направлять непосредственно на сайт www.mortltd.co.uk".

— Папин прах развеяли в Горбалз[41], — прошептал премьер-министр.

— А почему, сэр? — спросил Джек.

— Свое единственное завещание бедный папа написал, когда был коммунистом и рассчитывал умереть за правое дело. Деньги от продажи его недвижимости получила Компартия Великобритании, всех это шокировало, потому что на момент смерти он был председателем Ассоциации консерваторов Беркшира. Надо было ему обновить завещание.

— Или принципы, — заметил Джек.

— Принципы? — Премьер-министр повторил слово так, будто никогда прежде не слышал.

— Меня несколько смущает, как можно вот так полностью изменить своим принципам, вот и все, сэр, — сообщил Джек. — Полагаю, он и либералом побывал?

— Он переехал на запад страны, — словно оправдываясь, ответил премьер-министр. — Либеральная партия обеспечила ему хорошую социальную жизнь.

— А не было ли пары лет с социал-демократами? — напирал Джек. Для него было загадкой, как человек может так запросто менять взгляды.

— Папа поддался ненадолго чарам Ширли Уильямс[42], — согласился премьер-министр.

Низко же должен пасть мужчина, чтобы его загипнотизировала Ширли Уильямс, подумал Джек.

— Значит, принципы — штука временная, да, сэр?

— Послушайте, Джек, ведь принципы не накормят, не приютят, не оденут и не обучат, — сказал премьер-министр.

Это была их первая ссора. На заднем сиденье такси каждый втайне думал о спутнике. И некоторые мысли не отличались доброжелательностью.

У агентов Кларка и Палмера не было друг от друга секретов — что толку? Секретов больше не бывает. Агент Кларк любил гулять по Южным Холмам, в выходные уезжал за город, никому не сказав, куда едет, и бродил по холмам, наедине со своими мыслями. Иногда он распевал гимны, которые помнил со школы. Он держался подальше от оживленных троп, избегал других гуляющих и наслаждался чувством, что он — невидимое пятнышко в пейзаже.

Однажды утром в понедельник он пришел на работу и рассказал агенту Палмеру, что накануне прошел по Южным Холмам.

— Знаю, — сказал Палмср. — Надел новые ботинки, по последние несколько сот метров до Гузхил-Кэмпа со стороны Стоутонского холма дались тебе тяжело.

Агент Кларк спросил:

— А ты где был? Агент Палмер ответил:

— Здесь, в офисе.

Коллега Кларку нравился — он его даже немного любил, — по было ужасно неприятно, что Палмер вторгается в его личную жизнь, и он заставил его пообещать, что больше тот не будет следить за ним. Палмер обещал, но Кларк не был уверен, что Палмер устоит перед соблазном.

Рассматривая премьер-министра в зеркало, таксист спросил:

— Простите, мадам, не сердитесь на мой вопрос, только с чего бы это на вас солнечные очки в такую погоду? Я же вижу, что вы не слепая. У вас что-то с глазами? А может, вы стараетесь выглядеть загадочно? Или пытаетесь скрыть дефект внешности, или еще чего?

Премьер-министр растерянно захлопал слипшимися от слез ресницами. За него ответил Джек:

— Слушай, приятель, просто заткнись на хрен и веди машину.

Остаток дороги в аэропорт прошел в полной тишине.

Перед терминалом Эдинбургского аэропорта собралась разгневанная толпа. Авиадиспетчеры в Суонвике начали забастовку, потому что их лидер заявил: «Мы не в силах гарантировать безопасность самолетов в британском воздушном пространстве. С последнего сбоя нашего компьютера прошло только сорок восемь часов, и мы едва нагнали отставание».

В час тридцать пополудни, когда собирались приземлиться или взлететь девяносто семь самолетов, компьютерная система пришла в исступление и стала показывать старую серию «Звездных войн».

Захваченный духом приключений, премьер-министр предложил сесть на первый попавшийся самолет внутренних линий Великобритании. В кафетерии кончились припасы, поэтому премьер-министр встал в очередь к автомату с прохладительными напитками. Женщина средних лет впереди него зло сказала, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Из-за этой истории с Суонвиком у меня сгорел экспортный контракт на полмиллиона фунтов!

Премьер-министр, всегда следивший за балансом платежей, спросил у женщины, в каком она бизнесе.

— Я поставляю гамбургеры с хаггисом в отели на Коста-дель-Соль, — ответила та. — По крайней мере, пытаюсь, — добавила она с горечью. — Нашему чертову правительству все до лампочки.

— Что вы, это неправда, — возразил премьер-министр. — Нам очень даже не все равно!

Шаркая ногами, очередь едва двигалась. Мужчина свирепо колотил по франшизной машине безалкогольных напитков. Он нечаянно опустил евро, и машина в знак протеста придерживала банку «Фанты».

Несколько раз злобно пнув автомат, мужчина ушел искать кого-нибудь, кто ответит за ущерб.

Джек стоял в очереди за газетами, чтобы купить номер «Эдинбургских вечерних новостей». Его внимание привлек заголовок: «Жена премьера утверждает: бородавка — святыня».

У кассового аппарата происходила перепалка. У Джека было время прочесть всю первую полосу.

Под портретом Адель Флорэ-Клэр, где она выглядела одновременно бестолковой и сумасшедшей, Джек прочел: «См. страницу 3». Джек посмотрел. Там была еще одна фотография Адель, на сей раз с сэром Полом Маккартни. Статья продолжалась:

Джек и премьер-министр достоялись в своих очередях приблизительно одновременно, причем с равно неудовлетворительным результатом. Компьютеризованная касса отказалась брать наличные и требовала только кредитную карту «Суитч». Джек протянул карту и спросил продавщицу:

— Не много ли хлопот из-за какой-то газеты? Та ответила:

— Это ваши проблемы, а мне не нравится деньги руками брать, никогда не знаешь, где они побывали.

Автомат безалкогольных напитков вел себя как деспот в стране третьего мира: одним оказывал милости, другим отказывал. Премьер-министр счел, что это несправедливо, ведь он аккуратно опустил необходимую сумму. Выбрав напиток, он нажал нужную кнопку, но из зева автомата в лоток из нержавейки ничего не выкатилось.

Премьер-министр нарыдался до конвульсий на могиле матери и сейчас чувствовал себя обезвоженным как сухофрукт. Нужно было срочно утолить жажду. Он уже несколько часов не пил. Он нажал кнопку возврата монет, но аппарат не собирался выпускать добычу из своего загадочного нутра. И тут удача: с непреклонным видом и большой связкой ключей к агрегату подошел человек в комбинезоне с вышитым логотипом компании безалкогольных напитков.

Премьер-министр сделал шаг назад, чтобы человек открыл аппарат, а потом попросил у пего банку оранжада без сахара. Человек в комбинезоне произнес заученным топом:

— Если вы хотите приобрести банку оранжада, мадам, надо опустить в аппарат шестьдесят пенсов.

— Я опустила, — запротестовал премьер-министр.

— Почему я вам должен верить, мадам?

— Потому что я вам это говорю, — сказал премьер и улыбнулся человеку в комбинезоне, который ответил ничего не выражающим взглядом.

Такие стычки у человека в комбинезоне случались по несколько раз на дню, а в его краткосрочном контракте указывалось, что возвращать покупателям деньги запрещено. На однодневных курсах подготовки учили, что покупатели — сплошь вруны и жулье и за банку халявного оранжада детей своих готовы продать.

— Напишите по адресу, указанному на аппарате, — сказал человек в комбинезоне.

— Что, искать ручку, бумагу, конверт, стоять на почте за маркой и писать — и все это ради шестидесяти пенсов?

— Вы не поверите, сколько крохоборов так и делают, — ответил человек в комбинезоне, пополняя аппарат свежей партией емкостей с содовой, вкусовыми добавками, подсластителями и красителями.

— Они не крохоборы, а люди, которых обманула ваша компания.

— Эти аппараты принадлежат не моей компании, — торжествующе объявил человек в комбинезоне, — а арендатору.

— А кто арендатор? — вопросил премьер-министр.

— Откуда я знаю? — Человек в комбинезоне развернулся, явно закончив разговор.

Джек и премьер-министр оставили хаос аэропорта и двинулись к длинной очереди на стоянке такси. Они собрались на автовокзал, но, прождав полтора часа в очереди, Джек сказал премьер-министру:

— Давайте пешком.

— Я же на каблуках, — взмолился премьер-министр.

— Только до шоссе, — подбодрил Джек.

Сначала они пытались голосовать вдвоем, но никто не останавливался. Стоять на поросшей травой обочине было неловко и страшновато: мимо, шумя резиной, проносились грузовики, норовя засосать путников под колеса.

Джек решил, что в одиночку у премьер-министра в прикиде Мэрилин Монро больше шансов. Издалека премьер и вправду смотрелся достаточно аппетитно, чтобы заинтересовать дальнобойщика.

Джек присел на корточки за белым кустом боярышника и через несколько минут услышал вой гидравлических тормозов и грубый голос, перекрывший дорожный шум. Джек вскочил на ноги и едва успел вскарабкаться в кабину трейлера.

Лицо водителя помрачнело: блондинистая бабенка, издалека выглядевшая свежей и симпатичной, на деле оказалась залежалым товаром, да еще и этот хрен при ней.

Крэйг Бланделл хотел было вышвырнуть обоих, по его автомагнитола последней модели застряла на Радио-3, и он со злости вырубил ее пару миль назад, до смерти замученный виолончельными сюитами Баха. Теперь хоть есть с кем поболтать, по крайней мере не заснешь за рулем, да и как знать, может, в темноте-то белочка и сойдет.

Сначала заговорили о футболе. Белочка, похоже, знала больше, чем этот пришибленный чувак рядом с ней, хотя у нее явно что-то с головой, раз вступилась за правительство насчет скандала с ремонтом стадиона «Уэмбли».

Крэйг сообщил, что сначала заедет в Лидс сбросить груз.

— Нам в самый раз, — сказал белочкин приятель.

— А что вы везете? — поинтересовалась белочка. Крэйгу почему-то захотелось сказать белочке правду, что у него под брезентом в кузове четырнадцать афганцев едут искать политического убежища. Он надеялся, что афганцы в порядке. Когда он их забирал из дока в Перте, вид у них был не очень. Троих афганцев сородичи перетащили в грузовик на руках. Ему было почти жалко бедолаг; если верить старпому того траулера, переход вышел особенно тяжелый.

Иногда, слыша, как они лопочут по-своему, Крэйг задумывался, о чем это они и кто такие. Он выходил из себя, когда читал в газетах, что он, Крэйг, наживается на чужой беде. Он же им услугу оказывает! Англия, без натяжки, лучшая страна в мире. Ну ладно, цены на горючку тут бешеные, просто бешеные, но он на своем грузовике даже до России доехал и мог по личному опыту сказать, что вся эта болтовня о Европе — чистый бред. Он по себе знал, что французская кухня — дрянь, а шведки все фригидные. И еще знал, что рискует малость, только что еще делать-то? Такие, как он, владелец и водила в одном лице, живут сегодняшним днем; он постоянно ищет груз, а иной раз сутками торчит на складах где-нибудь в Европе. Его добивает, если приходится возвращаться в Великобританию порожняком. В месяц нужно делать чистой прибыли самое малое тысяч десять: закладная на дом, выплаты за грузовик и за «мерс» для Мишель, плата за обучение Эмили и Джейсона, отпуск в Канкуне[43], у Мишель прически по сотне… Иногда его все это доставало, и тогда задавал себе вопрос, а зачем это вообще надо? С Мишель и детьми он почти не виделся, а когда виделся, ему было неловко за себя — и говорит не то, и ест не так. Как там это Эдвард Клэр сказал? «Теперь все — средний класс». Но Крэйг знал, что ему до среднего класса ох как далеко.

Крэйг посмотрел премьер-министру в глаза — риск, потому что в тот момент они обгоняли бензовоз, — и ответил:

— Везу листовую сталь из Польши в Абердин, а еще в Перте забрал груз запальников, в Лидсе скину.

— Как-то глупо, что все время туда-сюда все возят, — заметил премьер.

— Называется — «глобализация», — встрял Джек. Премьер-министр вдруг вспомнил детский стишок Джона Мэйсфилда под названием «Грузовой рейс»:

Просоленный британский кораблик с чумазой трубой По Ла-Маншу шлепает через ненастный март, Он везет английский уголь, чугун и рельсы, Дрова, латунный и скобяной товар.

— Наша страна стала великой державой благодаря торговле, — произнес он.

— Ну, я бы иначе сказал, сэр, — ляпнул Джек, на миг забыв, что обращается к даме. Оп покосился на Крэйга, по тот говорил по мобильному телефону с кем-то по имени Мишель. — Я бы сказал, — продолжил Джек, — что богатыми, но не великими, пас сделала эксплуатация.