Яд-шоколад

И она сунула руку в карман своей замшевой куртки. Там – ничего. Но пусть они думают, пусть знают, что она готова. Что у нее там табельный пистолет.

– Да, конечно, извините… я там стеллаж наверху собирал. – Роман Шадрин-Веселовский нагнулся и положил дрель на пол.

– Проходите, садитесь, – сказала Надежда Шадрина, указав на диваны в холле.

Катя прикинула: Роман Шадрин старше своей жены лет этак на пятнадцать, а может, и больше. Она уловила исходящий от него запах алкоголя. Вчера он говорил с ней по телефону пьяный, сегодня наверняка опохмелился. Хотя на классического алкаша не похож.

– Как давно вы переехали? – спросила она, включая в сумке диктофон.

– Восемь месяцев назад, – ответила Надежда Шадрина.

Отвечала на вопросы в основном она. Ее муж сел на диван напротив и лишь поддакивал, кивал, не спуская с Кати пристального изучающего взгляда.

– Дети ходят в школу?

– Да, здесь, в поселке, хорошая школа, грех жаловаться.

– Лучше, чем в Дзержинске?

– Тут языкам много времени уделяют, литературе и математике тоже. Фома очень хорошо успевает по математике, а Любочка спортом увлекается.

– Вы ездили в Орел? Вам разрешили свидание с вашим сыном?

– Да было одно, зимой. Мы ездили, – Надежда Шадрина смотрела в пол – модный темный широкий паркет, стилизованный под деревенские доски.

– Вы работаете?

– Нет, я не работаю. Дома детьми занимаюсь.

– А вы? – Катя обернулась к Роману Шадрину.

– Работаю, как же без работы.

– Где?

– На конфетной фабрике, это не очень далеко на машине.

– Кем?

– Ведущий менеджер отдела кадров.

Катя внезапно ощутила приступ тошноты… Отдел кадров, и ты там тоже… Лейтенант Терентьева проработала в своем отделе пять лет, и твой ненормальный сын, этот зверюга…

– Когда ездили в Орел в больницу, как вы нашли сына – лучше, хуже?

– Лучше, гораздо лучше, – сказала Надежда. – Его там лечат усиленно, уколы колят разные, процедуры.

– Значит, когда он жил с вами в одной квартире, он был гораздо хуже?

– Да, намного.

– В чем это выражалось?

– Он же больной у нас, врожденный аутизм.

– Это я знаю, я читала ваш допрос, Роман Ильич, – Катя снова обратилась к главе семейства. Она не собиралась с ними церемониться, о нет! – Я спрашиваю, в чем конкретно это выражалось?

– Ну, он чувствовал себя… нет, он вел себя плохо… ужасно вел себя, – сказала Надежда, ее муж молчал.

– Ужасно вел себя? Дома? С вами?

– Нет, с нами он был тихий. Он вел себя ужасно… ну, вы понимаете, о чем я.

– На нем четыре убийства, четыре жертвы – это вы называете «вел себя плохо»?

– Ужасно, ужасно, – Надежда закивала своей прекрасной головой фотомодели, тонкие пальцы ее теребили косу. – Я его не оправдываю, поймите, я его не оправдываю.

– Не оправдываете сейчас, когда его задержали и отправили в психбольницу? А раньше, когда он все это совершал? Тогда, в мае? Вы оправдывали его действия?

– Мы ни о чем не знали… мы даже подумать не могли, что Родиошечка… он, наш Родиошечка, способен на такое.

Родиошечка… вот значит, как маньяка-потрошителя звали дома его мама и папа. Катя смотрела на Надежду Шадрину.

– Не стоит вам повторять мне всю эту вашу ложь, которой вы кормили следователя на допросах.

– Но я говорю правду.

– Нет, вы лжете. И всегда лгали, – сказала Катя. – Может, тогда, в мае, после первого убийства, совершенного вашим сыном, вы и не заметили ничего такого за ним… Но он совершил второе, убил в третий раз и в четвертый. Я ездила в Дзержинск… От места, где он зверски убил лейтенанта полиции Терентьеву, до вашего дома дворами двадцать минут. Он пришел домой – на нем ее кровь еще дымилась, руки по локоть в крови. Вы открывали ему дверь…

– Да нет же, нет, у него имелся свой ключ. Он приходил поздно, а мы всегда уже спали.

– А его одежда? Вы же стирали его одежду, не могли не заметить, в каком она виде.

– У нас стиральная машина стояла в туалете, он бросал белье прямо туда и включал машину ночью… режим экономии… Он умел это делать – стирать, обслуживать себя, он же не полный был дебил у нас!

– А его обувь – ботинки, кроссовки, там ведь тоже следы крови.

– Он ухаживал сам за своей одеждой, он всегда отличался чистоплотностью, прежде у него имелся даже такой особый ритуал, аутисты… они подвержены ритуалам… он всегда отличался аккуратностью и любовью к чистоте.

– Вы на допросе у следователя, – Катя обернулась к Роману Шадрину, – показывали, что он дома порой все ломал и рвал.

– Это я преувеличил, – Роман Шадрин взглянул на жену, – Надя, скажи, что мы… мы никогда ничего такого не замечали ни на его одежде, ни на обуви. Никаких пятен крови.

– Да, да, но это не значит, что мы его оправдываем, он совершил все эти ужасные вещи, – Надежда Шадрина слегка повысила голос, – Родиошечка приходил домой поздно. Он мало общался с нами, это все его болезнь. Мы делали все что могли, с самого его детства, но ведь в душу-то не заглянешь. Да мы и не пытались заглядывать ему в душу… у нас еще двое детей, маленьких, им забота нужна, ласка, внимание. А Родиошечка… он же вырос, он здоровый мужик… я не могла не видеть, как он возмужал. Ему женщина нужна была, баба нужна постоянно такому здоровому парню. А кто с ним пойдет, кто даст больному? Вы хотите знать, почему он все это совершал? Да потому что это инстинкт у него такой, мужской половой инстинкт. Он вошел в возраст, а возможностей никаких. У него не было девушки, он девственник. А ему очень хотелось. Он не мог себя сдержать, он же больной, у него с головой плохо. Как мы могли его контролировать? Связывать, что ли, по рукам и ногам? Или кастрировать его??

– Надя, что ты такое городишь! – тихо воскликнул ее муж. – Наденька, я прошу тебя, замолчи!

– Но она же из полиции, она хочет знать причины, почему он все это делал, почему вел себя так ужасно!

– Как раз причин, по которым совершал серийные убийства ваш сын, я знать не хочу. Собственно, я их знаю. И самую главную причину – его психическое расстройство, – сказала Катя. – Меня интересует другое.

– Что вас интересует?

– Ваша жизнь с ним. Вы все знали о нем, что он делал. И покрывали его во всем.

– Но мы не знали, мы ни о чем даже не подозревали!

– Если потребуется, я поговорю с вашими детьми, – жестко пообещала Катя.

– Только не трогайте детей, пожалуйста!

– Ради бога, я вас тоже прошу, – Роман Шадрин заколыхался на диване всем своим тучным телом. – Наши младшие тут совсем ни при чем.

Говорил он тихо, но взгляд его из-под блестящих очков словно прожигал Катю насквозь. Ненависть в этом взгляде… Катя встретила его взгляд спокойно: ты, папаша маньяка, ненавидишь меня сейчас вот только за то, что я спрашиваю, задаю вопросы, ворошу снова всю эту кровавую вонючую кучу недомолвок, догадок, укрывательств и тайн.

– Вашего сына задержали дома, в вашей квартире?

– Да, – Надежда Шадрина-Веселовская кивнула.

– При каких обстоятельствах?

– Позвонили в дверь, полиция, мол… я сначала не поверила, а они там на площадке с понятыми, и эти амбалы в черном, в шлемах с ними, сказали, что дают минуту на размышление, а затем выламывают дверь.

Катя поняла, что Надежда вот так описывает операцию по захвату, в которой кроме уголовного розыска участвовал спецназ.

– Ваш сын находился дома?

– Да.

– Вы открыли дверь полицейским или пришлось ломать?

– Я открыла. Я сама открыла! – Надежда повысила голос. – У нас дети. Ваши могли перепугать их до смерти.

– Как ваш сын отреагировал на приход полиции?

– Никак. Он сидел у себя в комнате. Он и в тот, прошлый раз, никак не реагировал.

Катя замерла: это еще что такое? О чем говорит его мать?

– Какой еще прошлый раз? – спросила она.

– Ну, его же на допрос вызывали. В полицию.

– Вашего сына? Когда?

– Тогда же, в мае, где-то после майских праздников.

– О чем шла речь на допросе?

– Я откуда знаю? Нам позвонили, потом прислали нарочного вечером с повесткой. Муж пошел вместе с Родиошечкой. Я дала все его медицинские документы, все карты.

– О чем шла речь на допросе? – Катя повернулась к Роману Шадрину-Веселовскому.

– Я не присутствовал. Я сидел в коридоре, – ответил тот. – Отдал все медицинские документы сначала. Сказал, что Родиоша у нас болен… врожденный аутизм.

– И что?

– Ничего. Следователь, или кто он там у вас, прочел медкарту и справки. Потом позвал Родиошечку в кабинет. Только разговора не получилось, буквально минут через десять он открыл дверь и сказал, что мы можем идти, все свободны.

– Почему вы думаете, что разговора… то есть допроса, не получилось?

– Родиошечка замкнулся в себе, как обычно. Это когда он с незнакомыми людьми или обстановка ему не нравится. Он не отвечает, он только…

– Что он только? – спросила Катя.

– Барабанит, – вместо мужа ответила Надежда Шадрина. – Отбивает ритм. Его это успокаивает, когда он волнуется или переживает.

– Когда сотрудники полиции пришли к вам домой его задерживать, он что, тоже барабанил?

– Нет, они сразу надели на него наручники… эти ваши полицейские. И начали шарить по всем углам, обыск стали у нас дома делать.

– Это стандартная процессуальная процедура, – беспощадно отрезала Катя. – А вы что думали? Он убил четырех женщин.

– Да я же не оправдываю его! – жалобно воскликнула Надежда. – Я не оправдываю, то, что он сделал – это ужасно. Это бесчеловечно, жестоко! Мы с мужем и подумать не могли, что он способен на такое. Мы не знали ни о чем. И даже когда ваши пришли его забирать, мы не верили. А потом во время обыска они нашли лифчик окровавленный.

– Какой еще лифчик? – спросила Катя.

– Не знаю, женский. Не мужской же… В крови весь. Они достали его из сумки Родиона, он с собой всегда сумку носил. Я ему туда бутерброды клала, когда он из дома уходил, когда ездил в Москву играть в своей группе.

– Во время обыска нашли вещдок, – сказала Катя веско, а сама подумала: надо разбираться со всем этим – с этим непонятным кратким допросом, с этим вещдоком, Гущин ей все, все расскажет!

– Тогда мы с мужем поняли, что Родиошечка… что он действительно делал ужасные вещи… что это никакая не ошибка… Поймите же нас, мы его вырастили, мы заботились о нем, лечили его, берегли, как нам с мужем было все это принять, думаете легко? Сколько слез я пролила! Кто-нибудь сосчитал мои слезы?

– Слез много в этом деле. Не только ваших, – Катя не собиралась тут, в их таком богатом новом доме, ее – эту красавицу с косой, и ее муженька – жалеть.

– Мы не знали ничего, ни о чем не догадывались. Только когда у него из сумки достали эту вещь… мы поняли, что…

– Вы говорите мне сейчас неправду.

Прекрасное лицо Надежды пошло красными пятнами, на висках появились бисеринки пота. Она положила руку себе на сердце, словно готовая поклясться.

– Вы говорите мне неправду. Вы знали, вы догадывались, что это ваш сын убивает. Об убийствах в том мае говорили вся Москва и все Подмосковье. Вы догадывались, вы знали, потому что… он жил с вами в одной квартире, – упрямо повторила Катя. – Я советую вам подумать обо всем этом, хорошенько подумать. Я приду к вам снова и стану задавать вопросы о вашей жизни с вашим сыном. И я хочу честных ответов. Так что подумайте. Программа защиты, которая дала вам все – новое имя, будущее для ваших младших детей, обязывает вас говорить правду. А то ведь можно и лишиться всех этих благ. Детям снова вернут их прежнюю фамилию – Шадрины. Это почти как Чикатило. Пусть ваш сын совершил гораздо меньше убийств, но по жестокости они чудовищны. Так что подумайте обо всем этом и примите правильное решение – сотрудничать и говорить правду.

– Вы нам угрожаете? – спросила Надежда Шадрина-Веселовская.

– Нет, я вам не угрожаю. Я описываю вам реальную ситуацию, – Катя встала с их нового мягкого дорогого дивана. – Я приду к вам в следующий раз. Напоследок хочу спросить – этот ваш красивый дом… откуда он у вас? Вы его купили?

– Мы переехали сюда из Дзержинска. Мы сначала не знали, что делать, там ведь жить невозможно стало нам. Мы боялись. А тут эта ваша программа… новая фамилия, все как с чистого листа… Мы хотели ту квартиру продать и купить что-то не в Москве, где-нибудь далеко, но… Мне помогла моя сестра.

– Ваша сестра?

– Да, моя старшая сестра. Это ее коттедж, то есть ее мужа… Когда тут все еще только строили, он купил здесь дома, как вложение денег, как недвижимость. Они жили богато, но от болезни его это не спасло. Рак… он умер, моя сестра – вдова, она теперь очень состоятельная. И она помогает нам. Вот, подарила мне и моей семье этот прекрасный дом. Она не верит, понимаете, она до сих пор не верит.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.