Убийство на черной лестнице

Татьяна Петрашева

Убийство на черной лестнице

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

I

Эта мысль не давала Геннадию покоя уже несколько месяцев. С тех пор, как он почти случайно узнал, что его соседка по коммунальной квартире в своих двух комнатах прописана одна.

Вообще-то она жила с сыном – четырнадцатилетним Рустамом, и оплачивали коммунальные услуги они почти поровну, – разница была небольшой. Но однажды Геннадий, доставая из почтового ящика счета об оплате, скользнул взглядом по соседскому и удивился: счет Ренаты был намного меньше. Выяснять, что, да почему, Геннадий, конечно, никуда не пошел, но любопытство все же поселилось в нем.

Вскоре у него появились свои дела в бухгалтерии ЖЭКа, и он вспомнил о соседском счете.

– Ох, уж эти соседи, так и норовят в чужой счет заглянуть… – полная добродушная бухгалтерша плюхнула на стол огромного формата сшитые ведомости и стала их листать.

– Но мы раньше практически одинаково платили, – возразил Геннадий. – Нас с женой двое, и соседка с сыном живут вдвоем. Может быть, здесь какая-нибудь ошибка?

– Какая квартира-то?.. Фамилия?.. – бухгалтерша, ловко скользя линейкой по странице, искала нужные сведения. – А потому меньше с нее берут, товарищ дорогой, – вдруг отчеканила она, – что прописана ваша соседка одна!

– Как одна? – удивился Геннадий. – А сын?

– А сын не прописан! Выписала она сына!

– Вот как? – у Геннадия тут же вразнобой заработали мысли, можно ли этот факт как-то использовать для себя. – В таком случае… нельзя ли как-нибудь… у нее одну комнату… – Геннадий подыскивал нужное слово, – …отсудить? А то получается, у нас с женой одна четырнадцатиметровая на двоих, а у нее две изолированные – тридцать метров – на одну.

– Это вам не советские времена, – рассмеялась бухгалтерша. – Теперь живи один хоть в ста метрах, только плати за них исправно. А если ваша соседка… – бухгалтерша еще раз заглянула в ведомости, – …свои комнаты приватизирует, то они вообще перейдут в ее собственность. Попробуйте договориться с ней по-хорошему, может, она вам уступит. – И добродушная бухгалтерша захлопнула свой манускрипт, давая понять, что разговор окончен.

Полученная информация не давала Геннадию покоя всю обратную дорогу домой.

«Значит, Рустамчика своего к бабке прописала… – размышлял он. – У бабки однокомнатный кооператив, а та на ладан дышит. Для подстраховки, так сказать: у бабки-то еще есть сын-пьяница, вот они боятся, что тот претендовать на материну квартиру станет… Интересно…»

Что-то смутное бродило в мыслях Геннадия, будто тяжелые мельничные жернова перемалывали полученную информацию.

«Вот ведь зараза какая!» – не выдержав, обругал он соседку. Здесь у нее тридцать метров, да бабкина квартира к ней перейдет. А они с Тамарой ютятся в четырнадцати метрах, и пока никаких перспектив. Из-за этого и ребенка не заводят. А пора бы: Тамаре тридцать скоро.

Геннадий вошел в полутемный подъезд с разрушенной дверью, с вечной вонью, поднимающейся из затопленного подвала. Раздражение все больше охватывало его.

«Договоритесь по-хорошему… “уступит”… – вспоминал он разговор с бухгалтершей. – Уступит, как же! Удавится скорей, чем добровольно уступит. Своего Рустамчика содержит как принца Уэльского – в отдельной комнате со своим телевизором. Да к себе хахалей водит. Ни за что не уступит».

Геннадий всё выше поднимался по крутой лестнице, привычно морщась от вони: мало того, что несет гнилью из подвала, еще эти сердобольные хозяйки кошек поразвели – вон возлегают на батареях и подоконниках, как драные диванные подушки. Передавить бы всех.

На черную лестницу выходило только пять квартир, – жильцы остальных квартир пользовались парадной. Там был лифт, а лестница – светлая, широкая; большие окна.

Кто купит их квартиру с их «удобствами»? Стоит покупателю хоть раз подняться по их лестнице на их пятый, как пропадет всё желание. Вход со двора, окна во двор-колодец – обычная питерская трущоба.

Геннадий вошел в тесную прихожую, включил свет. Его настроение, пока он поднимался по лестнице, окончательно испортилось. Раздражала каждая мелочь. Даже то, что Тамары опять нет дома, и он должен сам разогревать себе обед.

Как ему всё надоело! Эта коммуналка, теснота, обеды в комнате, горластая соседка со своим дебильным сынком. Порядочных гостей невозможно пригласить. Жену он любит, очень любит, но когда трешься с ней лицом к лицу в ограниченном пространстве, бывает, ночью к ней уже не тянет.

Но, что ни говори, жена у него красивая. Статная, с густыми черными волосами, – ее предки откуда-то из Грузии. С тех пор, как устроилась работать в фирму, дома почти не бывает, приходит поздно. Им нужны деньги, много денег. Им нужна отдельная квартира. Им нужен ребенок. Сначала нужно решить вопрос с квартирой. Заводить ребенка в этой трущобе немыслимо. У них с Тамарой давно всё обдумано. Геннадий тоже хорошо стал зарабатывать – крутится. У него свой маленький бизнес. И он сделает все, чтобы их планы сбылись как можно скорее.

Геннадий почувствовал, что проголодался, – вышел на кухню. Буркнул приветствие хлопотавшей у плиты соседке. Сейчас она ему показалась особенно отвратительной, будто это она была во всем виновата. Виновата, что вместо жены он почти каждый вечер должен лицезреть ее физиономию, слышать ее голос.

– Добрый вечер, – отозвалась Рената. – Жена на работе, самому приходится обеды подогревать? – пропела она.

Геннадию не хотелось поддерживать разговор. Он молча достал из холодильника кастрюлю с супом и поставил на огонь.

Рената была чуть-чуть похожа на его Тамару. Такие же черные глаза, волосы, фигура, только ростом ниже. То же, да не то: то, что в Тамаре он любил, в Ренате – ненавидел. Наверное, за это «чуть-чуть», за то, что посмела быть неуловимо похожей, и ненавидел.

– К Рустамчику опять математичка придирается, – пожаловалась Рената Геннадию, не замечая его настроения. – Снова ему двойку поставила.

Как Геннадия мутило от ее вечных жалоб на учителей, что те обижают ее ненаглядного сыночка. Он старался не слушать, что ему говорит соседка. Прихватив ветчину и хлеб, Геннадий ушел к себе.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.