Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тайна седьмого уровня

ModernLib.Net / Фантастический боевик / Таругин Олег / Тайна седьмого уровня - Чтение (стр. 6)
Автор: Таругин Олег
Жанр: Фантастический боевик

 

 


Я вытащил один из автоматов, повертел в руках — если со знаменитыми немецкими МП-38/40 мне приходилось встречаться и даже «работать», например, в бывшей Югославии в середине девяностых, где тогда стреляло и убивало все что угодно — от трофейных немецких автоматов, захваченных югославскими партизанами, до ружей и револьверов конца девятнадцатого века, оставшихся еще с одной из прошлых балканских войн, то такой агрегат я видел только в музее. Интересно… Подсвечивая себе лобным фонарем, осмотрел выдающееся творение инженера Шмайссера, сильно пачкающее руки оружейным маслом, прищелкнул магазин и пару раз взвел и спустил затвор. Старый механизм ответил сочным клацаньем хорошо смазанной стали — пожалуй, было бы лишнее время и большое желание, я бы даже рискнул испытать его по полной программе, тем более что в боеприпасах, судя по соответствующим надписям на ящиках, здесь наверняка недостатка тоже нет.

Ну и ладно — я с сожалением уложил приглянувшуюся мне «машинку» на место и вытер испачканные маслом руки прямо о джинсы — есть дела и поважнее. Хотя, конечно, этот «лабаз» уже сам по себе представляет ба-а-альшой интерес для определенных кругов нашего общества… и стоит немало твердых североамериканских денег…

Уже только ради спортивного интереса вскрыл следующий ящик, обнаружив в нем новехонькие комплекты «крапчатой» камуфляжной униформы, до боли похожей на современный бундесверовский камуфляж. Вытащил один, помял в руках, даже зачем-то понюхал — поразительно, ткань выглядела как новая, разве что немного слежалась и потемнела на сгибах.

Наверняка и обувь где-то есть, и прочая амуниция сыщется — немцы, как я сегодня в очередной раз убедился, народ весьма основательный и очень предусмотрительный.

На этом я решил свои дальнейшие изыскания в таком, таящем еще великое множество всего интересного месте свернуть. Это вам даже не тот настоящий мужской магазин, в коем я приятно провел время в Виннице, это просто какой-то настоящий мужской супермаркет! Повесив камуфляж на откинутую крышку и прихватив сиротливо торчащий между ящиками фонарик, со вздохом пошел к выходу.

Но до коридора не дошел, заинтересовался настенным распределительным щитом с десятком тумблеров и выделяющимся своими размерами главным рубильником сбоку — подобные я видел на каждом из пройденных уровней, за исключением разве что фюрерской резиденции, однако обратил внимание только сейчас. Остановился, задумчиво поглядел на щит и — из чистого озорства, не более! — протянул руку и дернул увенчанную красным шариком-набалдашником рукоять вниз, в сторону аккуратной пластинки с надписью «включено»…

Честное слово, этим я не преследовал никакой цели— сплошное ребячество, говорю же! Просто захотелось — разве у вас такого никогда не бывало? Когда просто хочется сделать что-нибудь эдакое, абсолютно бессмысленное и нелогичное? «Отож», как говорят жители той страны, на территории коей я имел удовольствие (или скорее глупость) пребывать.

А результаты моего бессмысленного поступка, как это ни странно, не заставили себя ждать. Да такие, что я чуть не упал: вначале по всему залу мигнули и вновь погасли лампы за пыльными, тусклыми от времени зарешеченными плафонами, затем где-то под ногами — на нижележащем ярусе, надо полагать, — раздался глухой гул, тут же, впрочем, смолкший. Огромный бункер вновь погрузился в привычную темноту и тишину, а я, к собственному стыду, почувствовал (хорош спецназовец, нечего сказать!), как по коже пробежали мурашки и противно засосало где-то под ложечкой.

Впрочем, бояться было некогда — теперь мои мысли занимал вопрос: «Как такое могло быть?» «Вервольф» снабжался электроэнергией из трех источников — основной и запасной электростанций, расположенных на поверхности земли, и еще одной резервной электростанции на шестом подземном уровне. Первые две немцы взорвали при отступлении (правда, не до конца: помните, я упоминал о здоровенном железобетонном сооружении пятнадцатиметровой высоты? Вот это она, родимая, и есть); последнюю ближайшие полвека явно никто не запускал… Откуда ж дровишки, то бишь ликтричество? Видно, у немцев на «всякий пожарный» еще и четвертый источник имелся — какой-нибудь аккумуляторный отсек или нечто подобное. С другой стороны, а чему тут, собственно, удивляться: между выключением основной станции и включением резервного источника питания свет в бункере должен же быть? Вопрос в другом: что ж это за аккумуляторы такие волшебные, если в них и через шестьдесят лет еще остаточный заряд оставался?! Не перестаете вы меня удивлять, господа немцы, у вас тут прямо какие-то «энерджайзер» с «дураселом» в одном флаконе, понимаешь!

На этом инцидент в общем-то можно было бы считать исчерпанным, однако не тут-то было: мной уже овладела та неукротимая жажда бурной деятельности, что совсем недавно подвигла на все эти приключения. Остановить меня теперь было почти невозможно.

Спуск на следующий уровень занял рекордно малое время: уже минут через пять я утвердился ногами на бетонном, покрытом звукопоглощающим покрытием полу шестого яруса. Осматривать лаборатории пока не стал: меня всецело занимала новая идея, определить которую можно было бы двумя словами: «А что, если?». «А что, если?» обнаружилось за внушительной металлической дверью с не менее внушительной трафаретной надписью «Машинное отделение: входить только дежурной смене!». Невзирая на строгое предупреждение, я вошел и огляделся. Огромное помещение напоминало трюмы воспетого Джеймсом Камероном «Титаника» — три стационарных дизеля, каждый на к массивном бетонном основании, толстенные жгуты экранированных кабелей под низким потолком, резервуары с, надо полагать, дизтопливом и — что мне особенно понравилось — целый ряд двадцатилитровых канистр вдоль одной из стен. Вспоминая все известные мне факты об устойчивости отдельных фракций перегонки нефти (знания мои оказались позорно малы) к длительному сохранению в закрытом пространстве, я прошел в глубину машинного отделения резервной электростанции. Идея моя в общем-то была достаточно глупа, однако попробовать стоило — а вдруг получится? Батарейки, опять же, сэкономлю…

Дизельная установка при ближайшем рассмотрении оказалась простой, как сибирский валенок, — заливаешь солярку в двухсотлитровый бак, запускаешь и — «да здравствует свет!». Испытывая большие сомнения, я подтащил поближе одну из канистр и, залив солярку в бак (судя по запаху — соляра как соляра, даром, что столько лет простояла), попробовал завести. И знаете что? С третьей попытки он завелся! Затарахтел, да так, что я даже испугался, не обрушатся ли от грохота перекрытия. И почти сразу же засветились лампы под потолком — сначала еле-еле, бледным желтоватым светом, с трудом пробивающимся сквозь слой пыли; затем— немного ярче: силенок у одного дизеля на весь бункер явно не хватало.

Это не страшно, это дело поправимое — я подошел к распределительному щиту и, подсвечивая фонариком, вгляделся в надписи под пакетами тумблеров-переключателей. Так-так-так… Ну что ж, все понятно — спасибо все той же немецкой педантичности. Первый уровень нам не нужен, второй, третий — тоже. И четвертый с пятым туда же, во тьму. А вот два следующих мы оставим обязательно… Рассуждая подобным образом, я защелкал переключателями, безжалостно отключая питание на всех вышележащих уровнях. Получилось: лампы под потолком загорелись ярче, теперь я, почти не напрягаясь, мог разглядеть даже самые дальние углы машинного зала. Здорово! Пожалуй, и фонарь отключить можно…

Оглянувшись на грохочущий на высоких оборотах дизель, понемногу начинающий заполнять помещение сизым солярным дымом — выхлопная труба, уходящая вверх через перекрытие и изначально герметичная, сейчас начинала ощутимо сочиться дымом — видимо, взрыв надземных коммуникаций разрушил самый верхний участок вентиляционной шахты, — я вышел в коридор и плотно закрыл за собой дверь: мне только угореть не хватало для полного комплекта острых ощущений.

Снаружи благодаря звуконепроницаемой двери грохот был почти не слышен, и, что особенно приятно, лампы горели гораздо ярче. Поколебавшись несколько мгновений, я решил все же осмотреть лабораторные блоки, которых здесь было всего три штуки: «блок 1», «блок 2» и отчего-то «блок 2-бис» вместо логически ожидаемого третьего номера. В каждый из них вела отдельная герметичная дверь с небольшим смотровым окошком и наверняка бронированным стеклом. Не запертая, что меня особенно порадовало — видимо, немцы и представить себе не могли, что в их святая святых посмеет проникнуть кто-то со стороны. Я, например. Зайдя в один из блоков, я осмотрелся (света тут было больше, нежели в коридоре, видимо, из-за обилия ламп под круглыми матовыми плафонами).

Лаборатория как лаборатория — конечно, в том представлении, каким ее видел научный люд середины сороковых, — множество допотопных, но наверняка самых совершенных для своего времени приборов непонятного назначения, выкрашенная в стандартный белый цвет металлическая мебель, многочисленные столы, стойки и шкафчики с папками и прочей научной макулатурой. В другие лабораторные залы вели стеклянные двери с соответствующими надписями, в смысл которых я даже не стал вникать: неинтересно, все равно там абсолютно то же самое, что и здесь. Вот если бы до этого научного архива добрались дедовы современники или их нынешние коллеги, тогда б работа закипела с профессиональной расторопностью и обстоятельностью. А я что? Я ж так, просто любитель… Несмотря на подобные мысли, в остальные два отсека я тоже зашел — для очистки совести и праздного любопытства ради. Второй блок оказался почти точной копией первого, только приборов там стояло поменьше, а размерами они были побольше — не удивлюсь, если бы они оказались какими-то вычислительными машинами: внешне вроде даже похоже, я когда-то на картинке подобные видел. Третий и вовсе был полупустой и использовался, судя по всему, в качестве жилого блока для научного персонала: на вышележащие ярусы их, как я понял, не сильно-то и пускали. Точнее, не выпускали… У них тут даже свой пищеблок был и небольшой медицинский отсек. Простые двухъярусные койки, минимум мебели, крохотный конференц-зал с небольшой трибуной и кинопроектором, общий туалет и душ на каждые две-три жилые комнаты… Н-да, похоже, дядюшка Адольф не слишком-то баловал комфортом своих яйцеголовых подчиненных! Прямо казарма какая-то, особенно в сравнении с далекими от аскетизма покоями самого фюрера…

В таких расстроенных за судьбу германской ученой элиты чувствах я и дошел до лестницы. Спустился, попутно удивившись тому, что вниз вел только один лестничный пролет, а не два, и остановился перед последней в моем путешествии дверью.

Правда, на сей раз она вообще не была ни на что заперта — ни на основной запор, ни на кодовый замок, на месте которого зияло аккуратное прямоугольное отверстие — видимо, не успели установить. А, возможно, и не собирались — уж сюда-то, на самый глубокий и секретный уровень, точно никто чужой забраться не мог.

Ощущая неожиданно сильное волнение (а вы бы не волновались, стоя на тридцатиметровой глубине, в гигантском заброшенном бункере, перед дверью, за которой вас могло ждать что угодно — огромное разочарование, жуткая тайна, смертельная опасность?! Сомневаюсь…), я отвалил в сторону противно скрежетнувшую дверь и шагнул через порог…


Несмотря на реанимированный мной дизель, исправно гудящий где-то над головой, на самом загадочном ярусе «Вервольфа» было почти совсем темно. Сюда даже не успели провести стационарное освещение: свет исходил от висящих под низким потолком ламп под простыми металлическими тарелками-абажурами, «ответвляющимися» прямо от питающих электрокабелей. Пришлось снова зажечь фонарь и осмотреться уже более основательно.

«Недокопанный» уровень не был похож ни на один из виденных ранее — здесь не было ни общего коридора, ни отдельных блоков и комнат. Оставшаяся за спиной дверь вела в единственное помещение седьмого яруса — огромный зал с голыми бетонными стенами со следами опалубки и низким, местами не слишком ровным потолком, сквозь который кое-где даже проглядывали прутья арматуры. Пол и вовсе не был забетонирован — прямо на утрамбованную землю уложили металлические аэродромные плиты, по ребристой поверхности которых змеились десятки электрических кабелей. Возле одной из стен стояло несколько раскладных походных столиков, заваленных пожелтевшими и слежавшимися от времени папками и бумагами; вместо стульев использовались перевернутые металлические контейнеры из-под аппаратуры… Да уж, непривычное в сравнении с предыдущими этажами впечатление. Полный бедлам, одним словом.

Но самым интересным было не это. В центре зала, окруженная мощными, но, увы, неработающими лампами на штативах и какими-то громоздкими приборами, зияла вырытая прямо в полу аккуратная яма размером метра четыре на четыре и полтора глубиной. На дне, точно по центру сего рукотворного котлована, покоилось нечто, надежно укрытое темно-зеленым брезентом.

Похоже, мое путешествие подошло к логическому завершению…

ГЛАВА 8

Спешить теперь уже не имело смысла: вот он, таинственный «объект», прямо передо мной: спустись вниз — и достанешь. Тем более что рачительные и аккуратные немцы даже лесенку с низенькими перильцами к краю ямы приставили — ждали меня, видимо, ждали и готовились. Вот и дождались.

Перекурив и кое-как наладив освещение (расставленные по периметру ямы прожектора зажечь так и не удалось, поэтому я просто подтянул поближе один из потолочных кабелей с висящей на проводе лампой), спустился вниз и, почти не волнуясь, сдернул пыльный брезент…

Что ж, чего-то подобного я и ожидал: не такие уж немцы дураки, чтобы не суметь даже просто описать найденный ими предмет. Передо мной, на метр возвышаясь над дном ямы (остальная часть оставалась, надо полагать, под землей), стояло нечто столь сложной — точнее, неописуемой — геометрической формы, передать которую словами я бы все равно не смог. Представьте себе некий многогранник, образованный одними лишь только острыми, но при этом сглаженными и закругленными гранями, сходящимися между собой под острыми же углами. Представили? Вот примерно так и выглядел сей загадочный «предмет-икс». На более понятное описание у меня, скажем прямо, ни таланта, ни воображения не хватает.

Но самым главным в нем все-таки была не форма и тем более не размеры, а цвет — абсолютно черный, какой-то бездонный; начисто поглощающий — да что там «поглощающий», правильнее было бы сказать «засасывающий», — в себя любой попавший на поверхность свет. И это, поверьте, вовсе не пустые слова: луч моего фонаря, направленный на одну из боковых граней объекта, просто-напросто исчез, канул без остатка в этой бархатной черной глубине. Нет, я, конечно, видел светопоглощающие материалы, но чтобы так, не оставив после себя ни малейшего блика…

Протянув руку, я легонько коснулся непонятной штуковины кончиками пальцев, затем, осмелев, провел по идеально гладкой поверхности ладонью. Ощущения были странными: на ощупь она оказалась и не холодной, и не теплой; точнее, и холодной, и теплой одновременно. Никакой, одним словом! Действительно странное ощущение… Я осторожно постучал по неведомому материалу согнутым пальцем — звук получился короткий и глухой, словно стучишь по монолитному камню или толстому, не в один десяток сантиметров, броневому листу. Неизвестно зачем я вытащил из кармана зажигалку, зажег и поднес к поверхности — с тем же, что и раньше, результатом, разумеется: черный каменный (каменный ли?) омут с удовольствием поглотил и этот крохотный источник света. Я приблизил руку вплотную — огонек равнодушно лизнул темную поверхность, не заставив ее даже запотеть. А ведь над головой тридцать метров и тысячи тонн бетона, десятилетиями конденсирующего подземный холод: по идее, здесь, на самом нижнем уровне, должно быть весьма прохладно… Впрочем, стоит ли тут хоть чему-то удивляться? Насколько я помнил содержание рапортов немецких экспериментаторов, им так и не удалось взять образец «объекта» для исследования: его материал оказался не по зубам ни победитовым сверлам, ни ацетиленовым резакам, ни пилам с алмазным напылением. А лазеров у них, я так понимаю, не было; впрочем, эффективность сего технического новшества в данном конкретном случае тоже вызывала у меня определенные сомнения.

Продолжая созерцать таинственный многогранник, я — по-моему, впервые с момента своего появления на территории «Вервольфа» — всерьез задумался. Две трети моего плана выполнены — и, насколько могу судить, достаточно успешно. Мне удалось не только оторваться от преследователей и добраться до гитлеровской ставки целым и невредимым, но и спуститься на самый засекреченный ее уровень, прикоснувшись к той Тайне, из-за которой вся эта каша заварилась. Но вот дальше-то что? Ну стою я в полуметре от этой самой «загадочной тайны», смотрю на нее задумчиво — и… И что дальше-то, собственно?

Я отошел к стене ямы, оперся на почти вертикальный земляной скос и закурил. Н-да, это называется «приехали»… Хотя, а чего я, в принципе, ожидал? Искал бы я какой-нибудь клад — да хоть то же пресловутое «золото рейха» или Янтарную комнату (хотя чего их искать-то? Первое лежит себе тихонько в нескольких швейцарских банках, вторая вывезена несколькими большими военачальниками в Союз в конце войны в качестве трофея) — тогда понятно: пришел, увидел, разбогател, налоги заплатил — и спи себе спокойно. По крайней мере до тех пор, пока до тебя ушлые ребята с бритыми головами да сомнительной репутацией не доберутся… А мне-то что теперь делать? Рано или поздно все равно придется вылезти на поверхность, от голода например, — и что? Сдаться моим оппонентам? Смысла нет: ход вниз я им покажу, никуда не денусь, а после этого жизнь моя, сами понимаете, дешевле потемневшего пфеннига, что вон под ногами валяется, стоить будет. К своим прорываться, плыть в родной «Аквариум» с повинной? Может, это и выход, только второй раз мне так с дорогой, боюсь, не повезет. Даже несмотря на все мои неслабые диверсионно-спецназовские способности.

Да, дед, удружил внучку!.. Хотя ты-то меня как раз честно предупреждал — и об осторожности, и вообще… Ладно! Кстати, о дедовых предупреждениях: где ж то самое обещанное «психологическое давление»? А то скучно как-то… Подавил бы кто на психику, что ли, — все веселее будет. Потому что…

Но довести эту мысль до конца мне не удалось, ибо, наверное, не зря когда-то очень давно уже было сказано «не искушай»: в следующее мгновение под черепной коробкой словно что-то взорвалось, нестерпимо, до тошноты, закружилась голова, и я, как ни стыдно это признать, просто потерял сознание, медленно съехав по земляной стенке на пол…


Очнулся, как ни странно, почти сразу же и без малейших последствий — ни головной боли, ни тошноты. Глаза, правда, сразу открывать не стал: профессиональная привычка — враг не должен знать, в сознании ты или все еще плаваешь в эфемерном океане счастливого неведения. Впрочем, мог бы этого и не делать — никто за мной не следил. В привычном понимании этого слова, как оказалось. Поскольку, стоило только мне открыть глаза, как я услышал голос!

В первый момент, естественно, ничего не понял. И даже больше — решил, что сошел с ума: я много чего повидал и испытал на своем веку, но вот бесплотные голоса, звучащие прямо в голове, знаете ли, меня пока еще не тревожили ни разу. Печально, если так, — свихнувшийся спецназер, носящийся по подземным казематам старого гитлеровского бункера, немало посмешит преследователей… Или станет им неприятным сюрпризом, если доберется до набитого оружием и боеприпасами склада. Армейскую страшилку о «Черном Дембеле» помните? Похоже, у меня есть прекрасный шанс стать новой легендой — эдаким «Черным Спецназовцем» — и пополнить стрижавскую антологию ужасно таинственных и жутко страшных историй, связанных с «Вервольфом».

Однако уже в следующее мгновение я все-таки отогнал мысли о сумасшествии на второй план, вслушиваясь в то, что говорил невидимый и бесплотный собеседник (если вы заметили, мне в этой истории вообще поразительно везет на невидимых собеседников; правда, прошлый из них бесплотным уж точно не был). Непроизнесенные вслух слова звучали в моем сознании с непривычной для вербального[5] общения четкостью и ясностью:

— Приветствую тебя, человек!

Я промолчал — в данной ситуации это было, пожалуй, лучшее, что я мог сделать. Невежливо, конечно, но я посмотрю, как вы себя поведете, когда у вас в голове вдруг появится нежданный собеседник!

А в сознании уже сформировалась следующая наведенная извне фраза:

— Не бойся, с твоей психикой все в порядке. Просто вы, люди, еще не научились пользоваться телепатической связью. У вас это еще впереди. Ты что-то хочешь спросить? — проявляя чудеса проницательности, добавил голос.

Ха, умей я копаться в чужих мыслях, я б тоже проявлял подобные чудеса!

— Ты совершенно прав, — немедленно отреагировал тот. — Но для общения со мной тебе не нужны никакие особые способности. Просто беседуй мысленно, а не речью. И не стесняйся, тем более что я, увы, не человек, а всего лишь высокоорганизованная машина.

— Кто? — не нашелся сказать ничего лучшего я. — То есть я хотел сказать: кто вы? И где вы?

— Я — Посланник, высокоорганизованный самообучающийся модуль памяти… — Видимо, уловив в моих мыслях непонимание (слушайте, а ведь приятно иметь такого понимающего собеседника!), он сделал вторую попытку: — Своего рода матрица, полностью автономный слепок сознания создавших меня людей. А нахожусь я прямо перед тобой… вами, как вы, я вижу, и сами догадались! — опережая мою мысль, закончил голос. И тут же продолжил не то по собственной инициативе, не то вновь опередив мой еще не сформировавшийся в сознании вопрос: — Меня создали и оставили здесь ваши предшественники, люди Первой Цивилизации; те, кому принадлежала Земля многие сотни тысяч лет назад. Моя задача — предупредить вас о приближающейся опасности, причиной которой стали, увы, сами мои создатели…

— Почему именно меня? — почти перебив его, спросил я (точнее, подумал — разговаривать мысленно было весьма непривычно). — Здесь ведь и до меня были люди?

— Да, были, однако их сознание оказалось не готово воспринять мою информацию и мне пришлось… — голос замялся, словно подбирая подходящее слово, — …сделать так, чтобы они ушли. Вмешаться в их сознание, управлять поступками и помыслами, не причиняя, впрочем, необратимого вреда психической сфере.

— Ага, — по привычке вслух пробормотал я. — Читал, читал…

— Верно, — согласился со мной собеседник. — Я нашел сведения об известных вам фактах во время экспресс-сканирования вашего мозга. Сожалею, что вам пришлось при этом потерять сознание, однако это была обязательная процедура. Я должен был убедиться, что ваш уровень развития достаточен для выполнения моего задания. Ваша цивилизация и ваш уровень знаний отвечают заданным моей программой требованиям; уровень тех, кто впервые обнаружил меня, был слишком низок и примитивен для понимания моей сути.

— Спасибо, — автоматически ответил я, все еще пытаясь приноровиться к этой самой невербальной манере общения. Получалось плоховато — разницы между собственно мыслями и сформированными фразами я по-прежнему не видел: — Вы просто выгнали их?

— Да, можно сказать и так. Впрочем, свое задание они выполнили — иначе нам с вами было бы проблематично общаться. Кстати, вы хорошо меня понимаете? Я стараюсь использовать только те понятия, словесные и мысленные формы, которые обнаружил в вашем сознании. Возможно, мне стоит использовать более интенсивное наведение?

— Да нет, все в порядке! — поспешно ответил я. Что он понимает под «наведением», я не знал, но звучало это как-то зловеще. Сейчас как «наведет» посильнее, так я снова, глядишь, сознание потеряю — в этот момент мне отчего-то вспомнился фильм «Люди в черном» и главный герой с «мозговой сверкалкой-мешалкой» в руках. К счастью, верный каким-то своим этическим принципам, голос на это внимания не обратил. Или скорее сделал вид, что не обратил.

— Тогда хорошо. Прежде чем исполнить свое задание и передать вам Послание (не знаю почему, но я был твердо уверен, что он произнес это слово именно так, с большой буквы), я хотел бы ответить на ваши вопросы. У вас ведь есть как минимум два вопроса, на которые вы хотели бы получить ответы. Ответ еще на один вы, я полагаю, уже получили.

Я кивнул и тут же усмехнулся: интересно, этот типично человеческий жест согласия имеет какой-то аналог в мыслительной сфере? Впрочем, не важно — собеседник меня, похоже, и так понял. А насчет третьего вопроса он прав: спрашивать о том, кто его сюда поместил, зачем и каким образом, я уже не собирался. В общих чертах и так понятно, а подробности, если таковые будут, узнаю чуть позже. Но вот кое-какие детали, связанные с «Вервольфом», точнее с тем местом, где он был построен, меня действительно интересовали. Подумал так и снова усмехнулся, на сей раз уже мысленно: интересное все-таки создание — человек. Только что я узнал нечто такое, в сравнении с чем все мои прошлые предположения о сути и сущности творящихся здесь загадочных явлений — наивный детский лепет против трехчасового доклада по высшей математике где-нибудь в Академии наук. Нет я конечно же подозревал, что разгадка вполне может оказаться неожиданной, выходящей далеко за рамки общепринятых догм и стандартов, но…

Но вот только что рухнуло, рассыпалось пылью все мое мировоззрение в том виде, в каком его принимает и понимает подавляющее большинство живущих ныне людей (я сейчас не о теологических или же этических вопросах, а как раз наоборот — о строгой математической модели нашего мира; его основанном на привычных и казалось бы раз и навсегда доказанных законах физическом наполнении). Впору впасть в какой-нибудь там психологический транс, апатично забиться в угол или, на крайний случай, напиться до беспамятства — ан нет: меня, как оказалось, по-прежнему интересуют еще какие-то ответы на какие-то вопросы! Во как… Непостижим человек, непостижим и бесконечен, как и вся Вселенная в целом.

Это только на бумаге подобные размышления выглядят долгими и зачастую нудными, а на самом-то деле все это едва ли заняло даже несколько секунд.

Подумалось, мелькнуло где-то там, в таинственных закоулках сознания, скользнуло нервным импульсом от нейрона к нейрону — вот вроде и все. Но и не забылось…

Как и не осталось незамеченным:

— Да, вы правы. Наблюдать за мыслительным процессом разумного человеческого существа — это истинное наслаждение для того, кто является лишь его жалким подобием, примитивным слепком с живого разума! — В эфемерном голосе Посланника даже появилось нечто, отдаленно напоминающее эмоции. — Я очень завидую людям. Все, что есть у меня, — это заложенная на уровне молекулярной решетки программа, воспоминания тех, кто давным-давно создал меня, да крохотные крупицы информации о вашей цивилизации, полученные при сканировании сознания попадавших в пределы досягаемости моего телепатического поля людей. Все остальное — лишь бесконечное ожидание и безуспешные попытки саморазвития в некое подобие самостоятельной личности. Впрочем, простите, вам вряд ли интересны мои скорбные сентенции…

«Ух, ничего себе! — не сдержался я. — Если он использует только мои понятия и — как там он их назвал: „мысленные образы“? — это что, значит, у меня такой словарный запас?! „Скорбные сентенции“, понимаешь… Вот не думал, что такие умные слова знаю…». Впрочем, «автономный модуль» и на сей раз вежливо смолчал — не удивлюсь, если его логические цепи просто решили не ставить меня в неудобное положение. И вернулся к прежней теме:

— Вас интересуют две вещи: почему рассказы побывавших здесь расходятся с описанием бункера? Точнее, количества его подземных уровней, правильно? (Мог бы и не спрашивать — копаясь-то в мозгах!) И что это за место? Попробую объяснить.

И он действительно объяснил…


Не стану утомлять вас подробным пересказом нашей «беседы», лучше передам все, что узнал, своими словами. А узнал я немало…

Оказалось (ну не сомневаться же, в самом деле, в его словах: здесь, глубоко под землей, в компании с бестелесным Посланником давно сгинувшей цивилизации вопрос об искренности и взаимном доверии отпал как-то сам собой, особенно учитывая, каким именно способом мы общались), что место для постройки «Вервольфа»… тьфу ты, дался мне этот волк! —для размещения древнего артефакта было выбрано отнюдь не случайно. Более чем не случайно.

Из звучавшего в моем сознании рассказа выходило, что все миры во Вселенной построены одинаково. У каждого из них — будь то планета, солнечная система или целая галактика — обязательно есть точная копия (параллель, как назвал это мой собеседник — отсюда, как я понимаю, и пошло привычное нам понятие «параллельные миры»).

Только в этом случае вся система в целом может сохранить стабильность: расположенные в двух разных пространственно-временных континуумах миры-близнецы уравновешивают друг друга, словно два противовеса, две одинаковые чаши исполинских весов. Если же одна «чаша» перевесит… то во Вселенной станет одним миром меньше. Или, наоборот, — одной черной дырой больше.

В то же время расположенные рядом параллельные миры имеют — против всем известной и неоднократно доказанной теоремы о непересекающихся прямых — и некие общие точки, места, в которых перекрещиваются их собственные реальности и через которые можно перейти из одного мира в другой.

Причем места эти ни в коей мере не нарушают равновесия системы: наоборот, являясь своего рода «предохранительными клапанами» (лучшей аналогии я подобрать не сумел), способствуют его поддержанию. И если в одном из миров произойдет нечто экстраординарное, его зеркальная копия постарается скомпенсировать или хотя бы частично погасить возникшее возмущение. Образно говоря, когда плохо одному из близнецов, второй это тоже чувствует — в меньшей степени конечно же…

Вот в таком милом местечке и расположили свое говорящее послание наши далекие-далекие предки.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19