Ты станешь охранять маленькую принцессу? Вэньи невесело усмехнулась.
      Я не смогу в надлежащей мере утешить ее. На это способны только мужчины.
      Молодые мужчины, уточнил Айбуран. Старики раздражительны и занудны, как бабы.
      Откуда тебе знать? Вэньи взяла его огромную руку в ладони, чуть покачала ее, словно взвешивая, потом быстро поцеловала. Удивляюсь, почему я никак не могу возненавидеть тебя?
      Ненависть примитивное чувство, сказал Айбуран. Она внимательно посмотрела на него. Потом улыбнулась. Кажется она поняла, о чем он хотел сказать.
      ГЛАВА 37
      Вэньи протянула до утра. Не то чтобы она растеряла всю свою храбрость или испытывала сильное отвращение к асанианской принцессе, просто ей очень хотелось какое-то время побыть одной. Она погуляла по лагерю, потом помолилась о смирении собственной гордыни, об отпущении грехов и об упрочении целомудрия жриц Аварьяна. Никакого ответа на свои молитвы она не получила, впрочем, в них и не ставилось никаких вопросов. Потом она уснула и проснулась, не сделавшись скромнее и не ощущая в себе особой тяги к добродетели. Эскорт поднимался, всадники занимали свои места в походных шеренгах. Вэньи подстегнула мерина и подогнала его вплотную к рогатой кобыле из Варяг-Суви. Галия уже сидела в седле, вздрагивая от утреннего холода. Она радостно кивнула жрице, но не произнесла ни слова, возможно, тоже кое-что решив для себя в эту ночь. Эсториан оседлал Умизана последним, как и положено императору двух великих держав. Парадную кольчугу его сменили простые доспехи, чресла опоясывал походный боевой меч. Он выглядел хорошо отдохнувшим, смеялся, отвечал на по клоны, перебрасывался шутками с гвардейцами, приветствовал местных лордов и милостиво кивал маркитантам. Оленеец с золотыми глазами не отставал от него ни на шаг. У Вэньи заломило в затылке. Что-то явно происходило с ним. С ним и с этим, вторым. И вдруг она поняла что. Он вновь стал самим собой, он обрел сущность. Он двигался с прежней грацией, тоска и уныние исчезли из его глаз. Он даже улыбнулся леди Мирейн, хотя Айбурану кивнул очень холодно и, вздернув подбородок, проехал мимо него. Вэньи он не видел. И не мог. Ему незачем было знать, какую заботу взвалил на нее опальный жрец. Он приветствовал Галию теплее, чем требовалось по этикету, придержал Умизана и даже заговорил с ней. Галия держалась спокойно.
      Прекрасное утро, милорд! сказала она. Шел дождь. Эсториан рассмеялся.
      Мне хочется поцеловать вашу ручку, мадам!
      Милорд! Галия сделала круглые глаза. Он вновь рассмеялся, весело, беззаботно.
      Нет ли у леди каких-нибудь распоряжений, просьб?
      Спасибо, милорд, все хорошо. Я ни в чем не нуждаюсь. Он отъехал прочь и занял свое место во главе колонны. Галия не стала провожать его взглядом и даже не вздохнула, как сделала это Вэньи. Взяв в руки поводья, маленькая принцесса сказала:
      Как ты это делаешь? Пожалуйста, научи меня.
      Делаю что? спросила Вэньи. И добавила: Моя леди!
      Я вовсе не твоя леди. Это магия?
      Нет, не магия. Гораздо проще. Но ты не поймешь.
      Я из Винигаров. Мы знаем о многих вещах. Галия подхлестнула кобылу, выравнивая строй. Вэньи толкнула доставшегося ей lephm` ногой. Она размышляла. Ее удивило то, как он разговаривал с Галией, Легко. Непринужденно. Нежно, да, даже нежно, но без малейшего намека на страсть, не говоря уже о любви. Он обращался с ней, как верный и преданный друг. Вэньи вновь вздохнула. Ах, если бы она вот так же могла относиться к нему. Весело. непринужденно, словно страсть умерла. Словно разбилась любовь, но дружба все еще помогает кусочкам целого держаться на плаву. Дождь усилился, когда они выехали из южных ворот Индуверрана, Эсториан, казалось, не замечал непогоды. Всадники двигались молча, поторапливаясь, но все-таки с той скоростью, с какой должно двигаться боевое подразделение. Прошел день-другой, и численность императорского войска стала постепенно расти за счет присоединявшихся к ней лордов, приводивших с собой отряды вооруженных людей. Эсториан объезжал пополнение, бойцы приветствовали его, но как-то осторожно, недоверчиво, не вполне понимая, что происходит. Нет, судачили они между собой, это не настоящий император. Настоящий император носит десять мантий и золотую маску и сидит в Кундри'дж-Асане. Настоящий император не может мотаться туда-сюда на сенеле и подставлять ничем не прикрытую голову дождю. Однако Эсториан продолжал делать это. Половина Керувариона ходила в его знакомых, теперь он задался целью приручить Асаниан. Гвардейцы бдительно охраняли своего господина, но не пытались препятствовать ему. Черные воины стали проявлять нетерпение, вертели головами, при каждом подозрительном шо рохе хватались за рукояти мечей.
      Не суетись, парень, сказал как-то командир императорской гвардии капитану оленейцев, и Вэньи слышала их разговор. Все эти грязнули даже не подозревают, кто говорит с ними.
      Эти не знают, согласился оленеец. Но есть другие. И они способны на все.
      Мы не позволим им ничего, сказал варьянец. Вэньи восхищала подобная беспечность. Земли вокруг были спокойны. Чересчур спокойны, чтобы ждать свиста стрелы из-за ближайшего куста. Ходили слухи, что в соседнем районе творятся ужасные вещи. Людей убивают, грабят и режут, лордов раздевают до нитки и стегают плетьми, как рабов. Рядом. Близко. В полутора-двух днях пути от магистрального направления марша. Эсториан хотел повернуть войско, его отговорили. Главный пожар полыхает на юге, надо спешить туда. Но войско двигалось медленно, обтекая селения, задерживаясь возле городов. Эсториан с небольшим эскортом выезжал на центральную площадь, забирался на ограждение фонтана или просто на какой-нибудь рыночный лоток и произносил речи. Люди слушали, качали головами. Многие считали его сумасшедшим. Вэньи же полагала, что он просто по своему обыкновению хватает через край. Следуя за свитой леди Мирейн в конце императорского поезда, она с удивлением поняла, что в ее душе нет не только ненависти к маленькой асанианской принцессе, но даже пренебрежения к ней. Галия казалась ребенком, невинным и беспомощным, заброшенным на дремучие тропы мира. Однако она знала о мужчинах гораздо больше, чем ее белокожая спутница, и Вэньи с нескрываемым изумлением прислушивалась к ее болтовне. Внимай, говорила она себе, и учись. Тут есть что почерпнуть и над чем подумать. Галия смотрела на свою новую подругу с благоговейным трепетом.
      Конечно, мне нужен кто-то, сказала она, когда Вэньи объявила, какую роль она намеревается играть при ее особе, но только не ты.
      Почему? спросила Вэньи. Потому что я чужеземка? Простолюдинка? Соперница?
      Ты маг, ответила Галия с дрожью в голосе. Твоими устами глаголят боги. Ты не должна разменивать себя по пустякам.
      Он считает, что меня следует проучить, мрачно изрекла Вэньи, имея в виду Айбурана. Галия мало что поняла, но храбро продолжала разговор.
      Ты собираешься прислуживать мне? Но ты ведь просто не сможешь. У нас долгие годы уходят на обучение слуг. Хороший слуга, это, во-первых, школа, и, во-вторых, если хочешь, призвание... А ты маг, и жрица, и...
      Ладно, оборвала ее Вэньи, давай попробуем сделать иначе. Будем просто держаться вместе и прислуживать друг другу по очереди день я, день ты. Галия в изумлении приоткрыла рот.
      Но... но это не лезет ни в какие ворота.
      Тогда прощай.
      Нет! воскликнула Галия, хватая ее за руку. С этой минуты они не расставались. Благоговение Галии перед существом высокого ранга, которым ей казалась Вэньи, выражалось вовсе не в трепете телесном или постоянном заискивании, нет. Асанианская принцесса держалась весьма непосредственно, была любопытна и говорлива, но стоило жрице чуть сдвинуть брови или на секунду задуматься, как Галия мгновенно умолкала, придерживала сенеля и отъезжала на задний план, очевидно, считая, что ее новая подруга вступает в контакт с небесами или про водит сложнейшую магическую работу. Они стали делить на двоих постель, когда им случалось ночевать в небольшом доме, и комнату, если дом оказывался большим. Вэньи опасалась, что утонченной асанианке понадобится нечто большее, чем простое человеческое тепло в холодные зимние ночи. Она краем уха слышала о нравах, царящих в гаремах... Галия не выказывала никаких намерений зайти дальше, чем следует, и вполне довольствовалась дружескими объятиями спутницы. Она спала аккуратно и тихо, но первое время просыпалась, когда Вэньи вставала прочесть молитву рассветным лучам. Впрочем, через день-два она к этому привыкла, только едва шевелилась и что-то сонно бормотала, если соседке случалось потревожить ее. Когда Вэньи возвращалась с утренней службы, Галия обычно бывала уже одета, а если что-то нарушало утренний распорядок жрицы, асанианка не вставала с постели, пока не оставалась в комнате одна. Вэньи не задавала лишних вопросов. Они дни и ночи проводят бок о бок, и девочке надо иногда побыть в одиночестве. Когда в ней проснулись первые подозрения, она не могла бы точно сказать. Бледность ли щек Галии навела ее на мысль, что с ней не все ладно, или то, что подружка почти перестала завтракать, не притрагивалась даже к своим любимым ягодным пирожным. Однажды, вернувшись с богослужения пораньше, Вэньи застала Галию склонившейся над умывальным тазом. Маленькую принцессу тошнило, она виновато посмотрела на жрицу.
      Вчера вечером я выпила слишком много вина. Секунда-другая, и мне станет лучше. Этот робкий дрожащий голосок мог обмануть кого угодно, только не мага. Вэньи стало трудно дышать. Айбуран, сукин сын, вонючий дикарь, северянин, он все знал или догадывался обо всем! Мысленно она загнала его в двадцать седьмой круг ада. Он предвидел такой оборот дел и не нашел ничего лучшего, как взвалить эту обузу на ее плечи.
      Ты беременна, сказала она. Как давно? Галия подняла голову. Она выглядела ужасно, но сердце Вэньи сжалось вовсе не от сострадания к ней.
      Я думаю, шесть циклов, сказала маленькая принцесса. Может быть, семь...
      Ты знала об этом еще в Кундри'дже? Вэньи была абсолютно спокойна. Галия испугалась.
      Я... я сомневалась, пробормотала она, и потом накануне отъезда у меня были месячные, они бывают на ранней стадии, не регулярно, но...
      Ты знала, сказала Вэньи. А он? Принцесса позеленела.
      Ох, нет! воскликнула она. Только не говори ему. Пожалуйста. Он отошлет меня обратно.
      И правильно сделает. Вэньи негодовала. Ей хотелось схватить девчонку за плечи и хорошенько встряхнуть, но она сдержалась. Это могло повредить плоду, завязавшемуся в маленьком, узком, осыпанном веснушками теле.
      Я потеряла ребенка по дороге в Кундри'дж-Асан, но я о нем ничего не знала. Ты знала и все-таки отправилась в путь?
      Все говорят, что это случилось с тобой совсем по другой причине. Твое лоно было заклято. Тебя повредила магия, а не дорога. Она говорила правду. Вэньи перевела дыхание.
      Что же ты думаешь делать теперь? Лгать? Прятаться, пока не подойдет срок? Галия, кажется, стала приходить в себя. Робкий румянец окрасил ее бледные щечки.
      Я не хочу лгать. Я скажу ему обо всем... когда мы вернемся в Кундри'дж... или прибудем в Ансаваар.
      Какой же я была дурой! Мне следовало давно обо всем догадаться!
      Ты ведь не скажешь ему ничего, нет? Я буду предельно осторожна, его сыну ничто не грозит...
      Откуда ты знаешь, что это сын?
      Все женщины в нашем роду рожают сыновей-первенцев, Если он отошлет меня в Кундри'дж, я умру. И прекрасно, подумала Вэньи. Вот случай убить двух зайцев сразу. Но тут новое соображение повергло ее в шок, изгнав из сердца демонов мелкой злобы. Вэньи вдруг постигла, что ребенок был зачат именно в ту ночь, когда она прогнала Эсториана от себя. Теперь ей приходится пожинать плоды собственного сумасбродства. Галия, казалось, не заметила новой перемены в состоянии подруги.
      Да, я могла бы остаться во дворце, но я знала, что не смогу рожать, когда его нет рядом, я бы вся извелась, думая, что он покалечен или мертв. Такое может произойти. Его ненавидят многие. Он, словно солнце, освещает свой путь, но мрак вокруг него сгущается все сильнее. Вэньи не была настроена выслушивать подобные измышления, как бы романтично они ни звучали.
      Молись, сказала она, чтобы он не вздумал кликнуть тебя в одну из тоскливых холодных ночей. Мужчины слепы, но не настолько, чтобы не заметить очевидного. Он моментально все поймет.
      Этого не случится.
      Да? иронически подняла брови Вэньи. Ты так уверена в этом?
      Этого не произойдет... по крайней мере в ближайшее время. Галия говорила убежденно. Что-то в ее тоне насторожило Вэньи.
      Что ты имеешь в виду? Галия моргнула несколько раз и прищурилась, разглядывая лицо подруги. Она была близорука, но, пожалуй, несколько перебарщивала, имитируя подслеповатость. Или просто чувствами Вэньи сейчас руководила острая неприязнь?
      Ты действительно ни о чем не догадываешься?
      О чем? О чем еще ей нужно догадываться, когда самый главный секрет раскрыт? Неприязнь Вэньи возрастала. Галия заговорила. Медленно, уставив глаза в пол.
      В ночь прощания с нами он был... очень хорош. Весьма хорош, но... без пылкости. Он продемонстрировал высокое искусство любви, но истощился сразу. Точнее, он был уже истощен и... сильно исцарапан. Такое впечатление, что он перед встречей с нами уже с кем-то был...
      Кто же она? Вэньи гордилась собой, своей выдержкой. Она не закричала, не ударила асанианку. Она сидит и разговаривает с ней спокойно и мирно.
      Какая-нибудь служанка из гарема?
      Это не женщина.
      Что? Что она такое несет, эта конопатая дурочка? Не женщина. А кто же? Юл-кошка или сенель? Эсториан никогда не поглядывал в сторону мужчин, даже в те времена, когда правил Умбросом, а нравы этого княжества славятся своей распущенностью даже в стране Девяти Городов. Лучшие певцы королевства на прасно распевали под его окнами любовные серенады... Вэньи замерла.
      Исцарапан? Ты говоришь, он был исцарапан?
      Не слишком сильно, сказала Галия, уточнив с проклятым асанианским спокойствием: Не опасно для жизни. Просто уйма царапин в интимных местах. И qhmjh... Вэньи помертвела. Она была готова к чему угодно, но к этому нет. О, бог и богиня, что происходит?
      Кто же это? Она не осознавала, что кричит. Галия успокаивающе тронула ее за руку.
      Я тоже ничего подобного не ожидала. Однако он все же пошел по этому пути.
      Кто?
      Черный плащ, сказала Галия. Его оленеец. Разве ты не замечала его? Он строен, высок и, думаю, очень хорош под вуалью. И, наверное, молод. Молодость и красота привлекают мужчин. У Вэньи подкосились ноги, она села на край кровати. Она же все видела. И отвергала то, что видит. Ни одна магия не обнаружит того, чего человек не желает обнаружить. Император и его тень. Они стали любовниками. Это не случайная связь лорда с вассалом. Они никогда не разлучаются. Их объединяет страсть. И что-то еще, чему она пока не находит названия.
      Не стоит переживать, это пройдет. Галия потрепала ее по руке, глаза асанианки светились неподдельным сочувствием. Это совсем не опасно. Оленеец отважен и смел. Он присягал трону. Он уже спас однажды ему жизнь, хотя и явился в покои позже, чем погибший южанин. Он сумеет его защитить, когда придет время.
      Молись, сказала Вэньи, молись своим желтоглазым богам, чтобы твои слова оказались правдой. Эта маленькая идиотка не понимает ничего. Она думает, что Вэньи снедаема ревностью, чувством, которое асанианским женщинам почти не знакомо. Ревность, конечно, присутствует в ней сейчас, но она лишь скорлупа, под которой разгорается холодное, всепоглощающее пламя страха. Стоп. Ей следует взять себя в руки. Ей следует привести свои чувства и мысли в порядок и попробовать разобраться в том, что произошло. И что происходит сейчас. Итак, что было прежде? С чего это все началось? С нее. С нее и Эсториана. С них обоих. Они любили друг друга, но были слишком глупы. Слишком открыты друг к другу. И били друг друга, больно, наотмашь. Не защищаясь и не сдерживая силу ударов. Оленеец закрыт. И внешне, и внутренне. Он неотступен. Он стережет своего императора... как кот стережет свою жертву. Потеряв ребенка, она поняла, что значит быть полностью опустошенной, но Эсториан продолжал любить ее. Она нисколько не сомневалась в этом, даже прогоняя его прочь. Когда он стал посещать гарем, она чуть не взбесилась от ревности и все же краем сознания понимала, что всех этих желтокожих красоток он тут же бросит, стоит ей только шевельнуть пальцем. Галия носит его ребенка и все же Галия не Вэньи, она уже не сможет стать его первой женщиной, первой любовью. Как и любая другая женщина на свете. Оленеец нес в себе новое качество, и Вэньи боялась его. Но она не могла точно определить причину своего страха. Став любовником Эсториана, черный воин, казалось бы, автоматически выходил из образа холодного, расчетливого убийцы, терпеливо дожидавшегося своего часа, тем более что возможностей совер шить черное дело ему представлялось предостаточно, но он не выказывал готовности воспользоваться ни одной из них. Как член черного братства он присягал на верность императору, а оленейцы не нарушали своих обетов. Он также не мог зачать от объекта своей страсти, равно как и сочетаться с ним браком, чтобы получить право на часть занимаемого им трона, к тому же, поглощая все внимание императора, он оттеснял возможных соперниц Вэньи на второй план. Если вдуматься, ей надо бы радоваться, что все складывается так удачно. Эсториан отнюдь не казался человеком, порабощенным темными силами. Высокий и худощавый, он носился по лагерю, источая волны веселой энергии. Ударил мороз, дорогу сковало гололедицей, приходилось ждать, пока солнце снимет с нее ледяной панцирь. Но холод не отступал, и вынужденный привал затянулся на сутки, потом еще на одни; император коротал время, разгуливая по городку с коротким названием Китаз, возле которого был разбит лагерь. Он, всегда обладавший повышенной чувствительностью, вел себя так, словно не испытывал никакого душевного дискомфорта, и это удивляло Вэньи. Асанианам вовсе не нравилось, что его императорское величество всюду сует свой черный варварский нос. Если ты император, сиди во дворце, затевай войны и взваливай на плечи своих подданных новые непомерные налоги, но не шляйся где попало, не марай ног в сточных канавах, не пей кислое вино и пиво, разбавленное мочой молодых сенелей, не суетись. Его тень следовала за ним. Они не пытались коснуться друг друга, не обменивались взглядами. Они не нуждались в этом. Порой, глядя на него, Вэньи ловила себя на том, что силится различить на его теле следы царапин и синяков, о которых говорила Галия. Идиотизм. Разве может человеческий взгляд проникнуть сквозь слой выделанной кожи и металл доспехов? Он двигался так, словно не чувствовал никакой боли. Она слушала разговоры слуг. Ни о каких особых буйствах в императорских покоях они не судачили. Впрочем, им было известно, что черный король спит не один и, кажется, они одобряли его выбор. По крайней мере не находили в нем ничего странного и противоестественного. Но многие были твердо убеждены, что оленеец не снимает вуали. С человеком, который заглянет ему в лицо, говорили они, произойдет нечто ужасное. Она знала, что ведет себя как шпион или ревнивая жена, но не могла ни с кем поделиться своими тревогами. Даже с Айбураном, потому что тот был мужчиной. Даже с Галией, потому что та не понимала ее. Императрица... может быть, одна только императрица и могла посочувствовать ей, но леди Мирейн держалась теперь холодно с дерзкой жрицей, и вообще, о чем, собственно, Вэньи собиралась ей сообщить? О своих неясных подозрениях и страхах? Однажды утром она не удержалась и побежала в Китаз. Она не собиралась следить за Эсторианом, но городок был слишком маленький. Рынок, окруженный сетью переулков и тупичков, главная улица, выводящая на центральную площадь с фонтаном, пара храмов, холм, увенчанный замком местного лорда. Где хозяин? Убыл на заседание Среднего двора, ответил слуга. Прятки, подумала Вэньи, желание поскорее отделаться от странного визитера. Завидев появившихся на другом конце рынка гвардейцев, она шмыгнула в ювелирную лавчонку. Торговец бросил на нее кислый взгляд, его товар был слишком хорош для покупательницы такого сорта. Однако при всей своей неприязни он не мог выставить жрицу за дверь, и Вэньи, щадя его скромность, накинула на лицо шарф. Пока она томилась, перебирая мелкие украшения и с неудовольствием ощупывала свой тощий кошелек, помещение лавки вдруг озарилось светом. Эсториан возник на пороге магазина и, обернувшись к кому-то из следовавших за ним, сказал:
      Видишь? Тут нет никаких убийц. Он всегда любил поддразнивать свою личную охрану. Она сделала все, чтобы обратить на себя внимание и дать ему возможность уйти. Тяжело задышала. Дернулась. Выронила из рук безделушку, с громким стуком упавшую на стекло при лавка. Он скользнул внутрь лавчонки неестественно быстро, как юл-кошка. Вэньи замерла. Не сейчас, думала она в смятении. Не сейчас, потом, когда-нибудь, пусть он уйдет. Его лицо подернулось холодом. И произошло худшее из всего, что могло произойти.
      Леди, сказал он.
      Ваше величество, ответила она. И взглянула на дверь. Она никогда не считала Эсториана крупным мужчиной. Айбуран и некоторые гвардейцы намного превосходили его. Однако здесь, в замкнутом пространстве, он показался ей огромным, как башня из черного камня, его голова упиралась в потолочную балку, плечи словно раздались, заслоняя дверной проем. Он возмужал и уже не выглядел мальчиком-переростком. Лицо посуровело, черты его обозначились резче. Он не был красавцем, но в его движениях сквозила грация ястреба или степного кота. Ее тело тянулось к нему. Глупое, безрассудное тело. Она все еще любила его. Она сказала первое, что пришло в голову.
      Ты хочешь купить что-нибудь для Галин?
      Для ее сестры, сказал он после затянувшегося молчания.
      Думаю, это может тебя заинтересовать. Она вновь взяла с прилавка вещицу, которую только что выронила из рук. Это была подвеска оригинальной формы, изящно сработанная. Мелкий алмаз сиял, как язычок пламени, и золотая оправа при повороте изделия придавала ему цвет янтаря. Эсториан скованно пошевелился. Он не коснулся пальцев Вэньи, когда принимал кулон.
      Это отлично подойдет к цвету ее волос, сказал он.
      Надеюсь, что так. Эсториан взглянул на нее. Глаза ее вспыхнули, как два маленьких солнца.
      Мне говорили, что ты опекаешь Галию?
      Айбуран приказал мне. Он нахмурился, услышав имя жреца.
      Я рад, что малышка находится под надежной охраной.
      Ты не боишься, что я придушу ее во сне?
      Ты собираешься сделать это? Он становился самим собой. Я освобожу тебя от этой обузы, если хочешь. Милорд жрец может найти более достойное занятие для тебя.
      Милорд жрец наложил на меня епитимью во искупление прошлых и будущих грехов, сказала она. Это послушание не тяжелее других. И я вовсе не собираюсь отказываться от него.
      Даже если я прикажу?
      Ты не верховный жрец. Он помрачнел, его челюсти сжались, голос стал ровен и сух.
      Да, я не верховный жрец, но ты как-никак... моя наложница. Гадкая радость шевельнулась в душе Вэньи. Он сердится, он теряет точку опоры. Она изгонит это мелкое чувство прочь, но потом, когда вдоволь им насладится.
      Ты боишься, что я могу дурно повлиять на нее?
      Я думаю, что тебе неприятно общаться с ней.
      Почему? Она вполне милая девочка. А ты, она помедлила, ты больше чем следует мнишь о себе. Она хотела, чтобы он ударил ее. Она видела, как он борется с желанием сделать это. Эсториан потер руками виски и рассмеялся.
      Что ж, я признаю это. Я знаю, что порой бываю несносен. Но разве ты не можешь проявить ко мне хоть капельку милосердия? Она промолчала. Потом посмотрела ему в глаза и спросила:
      Что ты думаешь обо мне?
      Ты сама знаешь.
      Нет, глухо сказала Вэньи, теперь я ничего не знаю. Я полагала, что знаю тебя, когда мы были вместе. Теперь все прошло.
      Мы не должны ссориться, вымолвил он тихо, словно самому себе. Не должны. Все еще только начинается.
      Скорее заканчивается.
      Нет, сказал Эсториан с такой уверенностью, словно его императорская воля могла влиять на ход времен и событий. Он стоял перед ней печальный и беззащитный, как прежде. Она могла прикоснуться к нему, могла положить ладони на его грудь и услышать стук его сердца. Одно слово, и он обнимет ее и уже никогда не отпустит. Она чувствовала, что обладает огромной силой, превосходящей магию и даже ту энергию, которая управляет движением миров. Черная фигура встала за ним. Золотые глаза оглядели ее, львиные глаза, не имеющие лица. В них не было ни упрека, ни ненависти. Они улыбались. Эти глаза знали о ней гораздо больше, чем когда-либо мог знать Эсториан. Они видели ее насквозь, с ее слабостями, грешками, тщеславием и непомерным желанием раздвинуть границы возможностей, отпущенных ей природой. Эсториан шевельнулся. Он был уже не с ней, хотя тело его не переменило позы. Он исчез в тени собственной тени. Странная сила Вэньи пропала. Оленеец пожрал ее. Она прекратила борьбу. Малодушие, мудрость она не искала названия своему nrqrsokemh~. Два ребенка, погибший и тот, что только должен был появиться на свет, связывали ее по рукам и ногам. Оленеец знал все о ней, но ничего об этом. Он владел императором. Она владела гораздо большим. Она держала в своих руках жизнь наследника Эсториана, она несла ответственность за будущее обеих империй.
      ГЛАВА 38
      Когда лед на дороге растаял, императорское войско вновь двинулось в путь. Эсториан чувствовал себя великолепно, его сущность расправилась, сила росла. А главное к нему вернулось ощущение земли. Она болела и горбилась по краям, но сердцевина ее оставалась здоровой. Его шествие не несло ей вреда. Наоборот, она расправлялась и тянулась к нему. Он словно очнулся от долгой и тяжкой болезни. Солнце и воздух вливались в него, изгоняя из легких остатки затхлости, он засмеялся, когда понял, что мурлыкает себе под нос какой-то легкий мотив. Разведчики ускакали вперед, войско тянулось сзади. Он обернулся через плечо. Воины, которых он мог видеть, откликнулись на его улыбку. Истые варьянцы, они были рады дороге, они засиделись в Кундри'джАсане.
      Я все думаю, как мне быть дальше? сказал он Корусану, подъехавшему к нему с фланга. Оленеец последнее время держался на некотором расстоянии от него. Он ехал на Чирае, и Умизан скорее дал бы вырвать из своей ляжки кусок мяса, чем позволил бы серо-коричневому ублюдку соседствовать с ним. Эсториан закинул правую ногу на переднюю луку седла, чтобы немного размяться.
      Я понял, что не могу жить в своем собственном дворце. Как мне поступить теперь? Разрушить его до основания и построить на этом месте новый?
      Прежде чем что-то ломать, надо навести порядок в империи, сказал Корусан.
      Благодарю за совет, ухмыльнулся Эсториан. Ты становишься занудой. Он опустил ногу и толкнул Умизана в бок. Черный как смоль жеребец, казалось, только того и ждал. Он подобрался и в три прыжка одолел расстояние до гребня холма, на который они взбирались. Далее дорога бежала вниз, опускаясь в чашу долины. Ни разведчиков, ни каких-либо признаков опасности. Дорога казалась пологой и гладкой. Городок, расположенный на другом конце гигантской выемки, купался в солнечных лучах, поля были распаханы под зимний пар, но людей не было видно. Селяне в зимнее время старались без особой нужды не покидать жилищ, и угроза гражданской войны только укрепляла их в намерении отсидеться за крепкими стенами. Он поскакал вниз под веселые возгласы воинов и ржание сенелей: войско переваливало через бугор. Внезапно Умизан замедлил бег и вскинул рога. Эсториан улыбнулся ветру, жалящему лицо. Небо вновь обещало дождик, а возможно, и снег. Что-то вроде пирамиды, сложенной из камней, смущало жеребца. Он закрутил мордой и отпрянул в сторону, потом вовсе остановился. Эсториан сжал бока Умизана коленями, побуждая его к движению. Сенель крутанулся на месте, фыркнул и опустил рога. Эсториан вонзил в неожиданное препятствие свирепый взгляд.
      Ты собирался слишком долго. Он думал, что никогда уже не услышит этот голос.
      Сидани? Он соскользнул с седла, крепко сжимая поводья. Умизан топнул копытом, словно показывая хозяину, кто из них двоих больший дурак.
      Сидани, повторил радостно Эсториан, во имя всех кругов ада, где ты была так долго?
      В Ансавааре. Она пнула ногой камень, лежащий возле нее. Камень шевельнулся, зевнул и открыл зеленые мерцающие глаза.
      Юлия! Грозное ворчание заставило его остановиться. Он задохнулся от возмущения.
      Юлия! Ты позабыла меня?
      Смельчак, усмехнулась Сидани. Она ткнула пальцем в лоснящийся бок рыси. Юлия медленно, словно бы нехотя, выгнула спину. Три плутоватые мордочки высунулись из-под ее живота. Три пары смышленых блестящих глаз. Три пары чутких, настороженных ушек. Один за другим котята выкарабкались на свободу и покатились по жухлой траве. Двоих зеленоглазых, как мать, Юлия тут же поймала и прижала к земле лапами. Третий золотоглазый атаковал сапог Эсториана. Эсториан подхватил маленького нахала на руки, уворачиваясь от острых коготков. Малыш недовольно заворчал, потом, устроившись поудобней, безмятежно зевнул, выставляя на всеобщее обозрение узкую розовую пасть. Он был темнее остальных, почти черный.
      Да, малыш, я такой же, как ты, сказал Эсториан этому котенку, этому славному котенку, потому что это был именно кот. Он с упоением грыз большой палец своего гигантского двойника и начинал мурлыкать.
      Ну, и как ты все это объяснишь?
      Тут нечего объяснять, коротко бросила Сидани. Скиталица закинула одного из пушистых зверьков себе на плечи, второго усадила верхом на мать, малыш тут же вцепился в густую шерсть всеми четырьмя лапами. Она выглядит все так же, подумал Эсториан. Может быть, чуть похудела. Но лихорадка, трепавшая ее в Индуверране, кажется, бесследно прошла. Он поглядел через плечо. Эскорт приближался.
      Оу-хэй, разгильдяи! крикнул Эсториан. Поглядите-ка, кто иге здесь ждет! Гвардейцы при виде Сидани весело загомонили. Скиталица знала много историй. Встреча с ней обещала хорошие вечера у походных костров. Асаниане недоуменно молчали.
      Охраняйте ее получше, сказал он им. Помните, это моя родственница. Хороша родственница! Корусан хмуро косился на странного вида женщину, выбиравшую себе сенеля. Плоскоголовый вздорный кастрат из обоза, похоже, узнал ее. Он взбрыкнул и рванулся вперед, но рога мерина замерли в дюйме от груди побирушки.